Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)
– Ты о чем? – прямо спрашивает он, щурит глаза и наклоняет голову, “что за херня”, хотел бы спросить он.
– Если бы ты шел через весь город, то опоздал бы на вечеринку. И заставил бы Зейна и Лиама ждать, – спокойно объясняет он. Окей, все, достаточно, Луи совсем не понимает, как работает мозг Гарри. Он лишь знает, что ход его мыслей – это самая настоящая театральная дорожка.
– Что ж, эм, – говорит Луи, Гарри проверяет свой телефон, – спасибо, что ли.
Гарри кивает.
– Скажи парням, что я не приду. Я встречаюсь кое с кем.
Кое с кем. Разумеется.
– Обязательно, – резко говорит он, не в состоянии сдержаться. – Следовало догадаться, – бормочет себе под нос.
Гарри никак не отвечает, кликает по клавишам телефона и засовывает его обратно в карман.
Луи хочется разорвать что-нибудь в клочья, кинуть осуждающую обидную фразу или прокомментировать его действия, прежде чем уйти. Потому что Гарри всегда такой холодный, независимо от того, сколько времени они проведут вместе, сколько прогресса будет наблюдаться в их взаимоотношениях, он разозлен, раздражен и устал.
Но он вспоминает телефонный звонок матери (о да, ему бы лучше включить телефон обратно), слышит слова Гарри “идем за мной”, видит, как тот направляется в сад, когда Луи боится возвращаться, и он не может злиться. Не сильно. Не в полной мере.
Луи выходит из машины, руки покалывает, в груди печет, а Гарри ждет и молча смотрит куда-то вперед. Но прежде чем захлопнуть дверь, Луи поворачивается к нему, пытаясь успокоиться. Он знает, что Гарри не повернется, потому что он уже сделал то, что было нужно, забыл про ситуацию и прямо сейчас готов ехать на следующее представление, более важное.
Будь что будет.
– Спасибо, Гарри. Правда, – искренне говорит он, самое искреннее, что Луи когда-либо говорил Гарри, он стоит снаружи в простой одежде, с запутанными волосами, напряженной челюстью.
Как и ожидалось, в ответ лишь тишина.
Но Луи это не особо беспокоит, он сказал то, что хотел (и больше ничего ему не должен), закрывает дверь после паузы, поворачивается и направляется в свою квартиру, уже подготавливаясь к приветственной речи Найла. Тот наверняка ударит его по лицу, потому что ему пришлось иметь дело с его мамой.
И когда Луи идет, погрузившись во внутренний монолог, он слышит:
– Пожалуйста, Луи.
Он останавливается.
Его сердце начинает стучать чуть быстрее, нервозность покрывает тело, он медленно поворачивается, совершенно озадаченный тихим искренним шепотом Гарри, предназначенным прямо… Луи.
Гарри смотрит вниз, руки на коленях, плечи ссутулены и кажутся маленькими, Луи продолжает смотреть, пока Гарри не поднимает глаза.
Такой чистый взгляд смотрит на Луи, такой открытый, зеленый, сверкающий из-за луны, что он делает резкий вздох. Взгляд нельзя назвать счастливым, ласковым – черт, да даже нежным нельзя. Лишь честным. На него смотрит настоящий Гарри, раздвинув стены неприступности, заменив их на хрупкую открытость, и это так незнакомо, так откровенно, так искренне, будто Луи видит Гарри обнаженным.
Гарри смотрит, не моргая, но Луи, чувствуя бушующие, выбивающие из колеи, рвущиеся через грудную клетку эмоции, улыбается под их натиском, улыбается Гарри, обрушивает на него свое состояние, после коротко, вежливо кивает.
Глаза Гарри загораются удивлением и чем-то незнакомым, Луи поворачивается, медленно шагая в свою квартиру.
Он чувствует, что что-то изменилось, что-то изменилось между ним и Гарри, он проходит мимо ворот, впускает себя в стены старинной школы и думает, что, может быть, Гарри Стайлс как друг это не так уж и плохо.
Комментарий к Глава 13.
От автора:
Итак, если вы все же заинтересовались, что это за чертов цветок полюбил Гарри – это Такка, абсолютно ужасающий и прекрасный (я правда не знаю, как он попал в эту историю)
Песня для этой главы – Adrian Johnston – Orphans Of The Storm. Я писала главу, на повторе слушая эту песню. Она ТАК ИДЕАЛЬНО сюда вписывается. Лучше всего мне видится момент, когда они вечером едут в машине и ветер обдувает их волосы. Так же хорошо представляю ту сцену, когда они ходили в мрачных тенях дома.
Спасибо за чтение этой долгой, скачущей и запутанной истории. Вы мне дороги <3 [вот под этим подписывается и переводчик]
========== Глава 14. ==========
Луи подходит к квартире как в тумане – голова гудит от мыслей и событий сегодняшнего дня, особенно, связанных с Гарри, но хаос в голове быстро сменяется волной суровой реальности, и из-за матери, и из-за того, с чем ему придется смириться завтра утром.
В том, что она ушла, он почти уверен. Но она была здесь, Луи знает об этом, и Найл был тем, кому пришлось разбираться с проблемой.
Черт, Найл будет в ярости. По-ирландски бушующим, кидающим-бутылки-виски-в-стену яростным.
Запихивая надоедающие и сбивающие с толку мысли о Мистере Стайлсе в глубину сознания, Луи глубоко вздыхает и открывает дверь, полностью подготовленный к бессвязным гневным речам.
На всякий случай закрывает глаза.
– А вот и ты! – приветствует его оживленный голос сразу же, как захлопывается дверь, это будто голос Найла, но слишком добрый для такого, который должен быть после произошедшего, Луи подозрительно смотрит, прислоняясь спиной к двери.
– Да, я здесь, – тихо говорит Луи, почти со страхом, с ожиданием, что вот-вот Найл кинется на него и наорет. Но парень сидит за пианино, наполовину одет к вечеринке, потому что, видимо, был чем-то отвлечен, на нем черные штаны, незастегнутая рубашка, жилет, по все еще влажным волосам стекают капли воды. Он плавно нажимает на клавиши и смотрит в телефон – видимо, набрал онлайн ноты какой-нибудь симфонии. Музыкант долбанный.
– Вы с мамой разминулись, – небрежно добавляет он, путешествуя умными пальцами по клавишам, Луи понятия не имеет, что происходит, он думал, что подозрительная общительность и хорошее настроение Найла вызваны тем, что мама все-таки не приехала… похоже, дело не в этом.
Тогда в чем?
– И? – тянет Луи, медленно подходя к Найлу, будучи готовым к любой атаке.
Найл смотрит на него, легко улыбается и пожимает плечами, не прерывая музыки.
– Она милая. Мы поужинали.
Луи приходится с силой сжать зубы, чтобы не выдать всего удивления и не поднять свои брови слишком высоко.
– Что, прости?
– Я поужинал с твоей мамой.
– Что-Зачем ты это сделал?– слишком резко говорит Луи, его тон будто оповещает о том, что они говорят на разных языках и совершенно не понимают друг друга.
Практически так и есть.
– Она была очень расстроена, когда пришла. Мы мило поговорили, потом я пригласил ее съездить на ужин. После него ей стало лучше, она перестала плакать и звать тебя, на десерт у нас был шоколадный мусс. Потом она поехала домой. Я поцеловал ее в щеку, обещая позвонить. Думаю, она скучает по сыну, который будет над ней хлопотать, – проговаривает Найл, и он сказал это так спокойно, так быстро и легко, что Луи лишь продолжает удивленно смотреть и переваривать информацию.
Блять, кто, как не Найл, пригласит его маму на ужин. Кто, как не Найл, найдет к ней подход. Как и к любому другому человеку.
– Она сказала тебе, почему приходила? – устало спрашивает Луи, идет в сторону кухни за стаканом воды.
– Частично. Что-то про то, что скучает по тебе, беспокоится, ну в таком плане.
Найл возвращает внимание к пианино, Луи хочется надавить на него вопросами (в самом-то деле, что за херня), узнать больше, но он не поддается искушению, чувствуя себя слишком эмоционально истощенным.
– Ты сегодня вечером идешь? – взамен спрашивает он, выпив большой глоток воды, разглядывает гладкие брюки Найла и его чистую блестящую кожу.
– Конечно, – громко отзывается он, преувеличивая тон веселья. – И будто ты бы разрешил мне остаться здесь.
Луи допивает стакан, мыслями в другом месте, глаза сосредоточены на дальнем предмете комнаты.
– Ты прав, ты бы здесь не остался, – он вытирает рот рукой.
Над ними оседает умиротворенная тишина, клавиши пианино приятно позвякивают (почему Найл не может играть так же спокойно по утрам, нет же, в гребаных шесть утра по всей квартире обязан разноситься звук орга́на), и несмотря на комфортную атмосферу, чувство безопасности в запертой квартире с Найлом, дорогой мебелью и звуками пианино, мысли Луи становятся все громче. Достаточно для того, чтобы вызвать в нем паранойю, что Найл, каким-то образом, может услышать их.
– Где ты был, кстати? – спрашивает Найл, продолжая играть, теперь Луи не уверен, один ли он может читать свои мысли, или они просто настолько громкие, что каким-то образом дошли до Найла, он чуть не роняет стакан. – Все это время? Я думал, ты пошел на урок к Гарри.
Вот же дерьмо.
– Ну я пошел, ты же сам помнишь, Ирландец. Но потом, эм… – Луи смотрит на бутылку ликера, стоящую в импровизированном баре в дальнем конце гостиной. – Потом позвонила мама. Ну а дальше ты понимаешь.
Найл с любопытством смотрит на него.
– Нет. А должен? Что случилось?
– Она же просто как с катушек съехала. Не хотел разговаривать с ней в таком состоянии, – Луи кладет руки в задние карманы брюк, старается не закусывать губу и не ерзать, пытается выглядеть холодно и непринужденно.
– И? – давит Найл, путешествуя пальцами по клавишам и наигрывая мелодию. – Что случилось-то? Ты остался у Гарри? Он тебе позволил?
– Нет. Он, эм, – Луи убрал волосы с лица. – Он отвез меня в свой дом.
Музыка останавливается.
– Что?
– Он отвез меня в свой дом. Просто велел мне следовать за ним, а сам искал… что-то. Кого-то.
Найл смотрит на него, на лице у него отображается то смятение, что Луи чувствует внутри.
– Он кого-то искал?
– Да. Но найти его не смог.
– Его?
– Да. Наверное. Не знаю.
– Дес? – с любопытством спрашивает он, Луи чувствует холодок, пробежавшийся по коже.
–Правда не знаю, – он делает паузу. – А что? Ты что-то слышал?
Найл пожимает плечами, поглаживая пальцами клавиши.
– Недавно звонил отец, сказал, что сегодня мне в студию приходить не нужно. Сказал, что записывание записи откладывается, пока они не свяжутся с Десом. Но он не говорил ничего про то, что тот пропал. Это все объясняет.
У Луи сжимается живот, переворачивая там все, что есть.
Так они и молчат какое-то время, Луи стоит на кухне, прислонившись к длинному столику, и безэмоционально смотрит в пол, Найл гладит пианино, как котенка.
Мысли Луи тянут его в темный тоннель, его попытки удерживать их и не давать выскользнуть с крахом рвутся.
Почему Гарри был так напуган, когда искал что-то безымянное? Особенно, если это был его отец?
– Я думал, вы друг друга ненавидите, – внезапно прерывает его внутренний монолог Найл.
Луи встряхивает головой, избавляясь от наваждения.
– Ну. Да, – он поправляет волосы, больше из-за нервозности, чем по надобности. – И нет. Я думаю, с ним что-то не так.
– Так странно слышать от тебя такие отзывы о Гарри, ты такого никогда раньше не говорил.
Луи закатывает глаза от его сарказма и улыбается.
– Я правда так считаю. Что-то в нем серьезно не так.
Найл пожимает плечами и возвращается к произведению, которое он играл, по-видимому, хочет довести его до идеального звучания.
– Ну а чего ты хотел? У него было очень необычное воспитание.
– Это всего лишь громкие слова.
– Громкие, не громкие, нет разницы, мои слова от этого менее правдивыми не становятся.
Предложение застревает в разуме Луи. Необычное воспитание.
Так ли это? Да, папаша “рок-звезда” с прибабахом, который постоянно куда-то исчезает (это у них, видимо, семейное). Да, наркозависимая сестра-супермодель. Да, куча “мам”, одна из которых погибла по неизвестным причинам, скорее всего, из-за наркотиков.
Необычное воспитание.
Гарри Стайлс построен из безумия, выращен на нем же. Блять. Тогда как…
И нет.
Нет.
Луи не собирается путаться в психологической ловушке, созданной Стайлсом. Он провел с ним целый день, ходил рядом, терялся, смотрел на страшные цветы и смотрел в глаза, где металось напряжение, а после – едва уловимая искренность.
– Ладно, – заканчивает Луи, вытряхивая мысли из головы. – Неважно. Плевать. Нам надо собираться или опоздаем. А ты знаешь, как Лиам к этому относится.
Не давая сказать Найлу и слова, он поворачивается и исчезает в своей комнате, посвящая все свое внимание шкафу с одеждой и размышлениям, что надеть на предстоящую ночь.
***
Вечеринка как вечеринка.
Найл скользит через толпу сверкающих людей, его громкий смех слышно даже сквозь кричащую музыку, льющуюся из динамиков, половину лица закрывают очки. Неподалеку пытается протиснуться Лиам, ликующе улыбаясь и восторженно поднимая руки вверх, чужие руки хватаются и слабо тянут его из стороны в сторону. Луи с нежностью замечает, что Зейн всегда рядом, в защищающем действии выставляет руки, не давая Лиаму упасть и ничьим другим рукам не обнять его слишком сильно. Эти чудесные действия и подмигивание Зейна заставляют Луи улыбаться, они пробираются внутрь.
Здесь приличная музыка, хорошие наркотики и красивые люди, Луи застревает в тягучем разговоре с молодым симпатичным парнем с широкой улыбкой, который смотрит на его промежность так, будто она полита золотом (но Луи не может винить бедного мальчика, эти штаны действительно подчеркивают все нужные места), мимолетом, сквозь затуманенный травкой и алкоголем разум, пробегает мысль, что, может, стоит утащить безымянную симпатяшку в угол, и, если тот захочет, трахнуть его или отсосать так, что у него в голове станет пусто, ну или хотя бы оказать услугу и засунуть руку ему в трусы и сделать приятно. Но он не чувствует того, что должен, не может заставить себя, и вскоре начинает скучать и изучает бокал из-под вина, чтобы хоть как-то себя развлечь. Потом его спасает Найл, требующий показать ему парня, который “выглядит как гребаная ожившая картинка того пиздюка Шекспира”. И он действительно похож; так странно.
Ко всему прочему, в течение всей ночи Луи думает о Гарри.
А как он может не думать? После сумбурного дня, будучи узником особняка-дома-замка Гарри, вынужденный смотреть на страшный цветок в саду, потеряться в черных тенях комнат, страдать от давящей тишины, слышать его мягкое, тихое бормотание “Пожалуйста, Луи”, как можно о нем не думать?
Он всего лишь размышляет, где Гарри, что делает, и почему, почему, почему. Думает слишком о многом, связанном с Гарри.
К концу ночи во рту чувствуется лишь вкус спирта и несвежести, живот неистово крутит (кто вообще заикался, что шоты – это весело?). Луи наваливается, хватается за Найла, чтобы его ненароком не оставили здесь одного – не в таком состоянии, радуется, что они наконец-то собираются валить домой, несмотря на протесты Лиама. Тот настаивает, выпучив глаза и размахивая руками, об очередной потенциально отпадной вечеринке какого-то старого друга из начальной школы.
Они игнорируют его просьбу, приезжают в свою квартиру и заваливаются на свои кровати. Луи слишком пьян, и вместо надоедающих весь день мыслей его голову заполоняет темнота, он засыпает.
***
– На завтрак у нас Моцарт? – зевает Луи, проходя мимо наигрывающего музыку Найла.
– Теперь ты лучше распознаешь песни!
– Это знак, что мне нужно переезжать от тебя, – ворчит он, наливая воду в чайник.
– Сегодня к Зейну , – напоминает Найл.
– Ах, да. Знаменитый дом ‘для весенних вечеринок’.
Найл кивает, одновременно исполняя какую-то сложную часть симфонии.
Луи вздыхает и кладет чайный пакетик в кружку.
– Я так от всего устал, Ирландец. От домов для весенних вечеринок, для летних вечеринок, от богатеньких пап, и безупречных манер, и фальшивых улыбок, и—
Он прерывает себя, его мысли стали опасно крутиться возле кое-кого конкретного. А ведь всего лишь половина десятого, нельзя начинать день с такого.
– Ладно, забей. В каком часу они нас забирают?
– Примерно через час.
– Значит, через три?
– Ага.
– Прекрасно, – улыбается Луи и направляется в ванную.
***
Мальчики прибывают почти в полдень, одетые в твидовые костюмы, шарфы, шляпы, пахнущие сигарами и eau de toilette в праздности осенней погоде.
Прибывают все вместе, Гарри возглавляет компанию, на нем серый в клетку блейзер, кремовый свитер, соответствующая серая бабочка, и он держит что-то, напоминающее зонтик… С рукоятью в виде собачьей головы. Что раздражает Луи еще сильнее, он и так на пределе своего эмоционального спокойствия, изо всех сил старается не пялиться пристально в глаза Гарри (они сегодня тусклее, чем вчера? Сегодня в них есть жизнь? Они хоть как-то изменились?), поэтому вместо этого он рассматривает извращение в его руках.
– Это Беркли, – мурлычет Гарри, искусственно улыбаясь всей комнате, благоговейно держит штуку с вырезанной из дерева собачьей головой.
Луи смотрит на нее с неприкрытым отвращением.
– Это самая уродская вещь, которую я когда-либо видел, – вырывается у него, заставляя Гарри посмотреть на него и прожигать взглядом. Он тут же делает себе выговор, ведь он пытается подружиться, правда пытается, и, насколько Луи знает Гарри, тот тоже пытается, поэтому он быстро добавляет, – но она очень своеобразная, – и улыбается.
Гарри продолжает хмуриться, но не холодно и колко, как обычно, а, как бы странно это ни звучало, дружелюбно, при этом, все равно держит зонт подальше от Луи и поворачивается к Найлу.
Возможно, в их отношениях действительно прогресс. И, возможно, проблема, из-за которой Гарри вчера был сам не свой, решилась. Потому что его улыбка уже не так фальшива, как раньше, настроение у него приподнятое, и он очень даже наслаждается своим зонтиком. Хоть что-то.
– Простите, что опоздали, – произносит Лиам, но звучит это не как извинение, будто сказано просто для галочки, одной рукой он схватил Зейна за запястье, второй поправляет его волосы. – Наше совещание затянулось чуть более обычного, – и он нисколько не расстроен по этому поводу.
Зейн раздраженно закатывает глаза и незаметно качает головой.
– Благодаря ему, – указывает на Лиама.
– Эй, – отвечает Лиам, надувая губы и хмуря брови. – Ты сказал, я могу делать, что хочу. В списке было много дел, и это не моя вина.
Зейн кивает, его рот растягивается в улыбке.
– Вы расскажете, о чем говорите или…? – встревает Луи, ожидающе на них смотрит, немного подняв брови.
– Студенческий Союз? – предполагает Найл с другого конца комнаты, поправляя кремовый джемпер, Гарри наблюдает за ним, расположив собакообразную ручку на уровне глаз. Ну пиздец.
Зейн кивает, и Луи подавляет в себе желание закатить глаза.
Зейн – президент Студенческого Союза. А как иначе. И раз в неделю он “проводит” встречи, на которых сидит в большом кресле, смотрит, как другие отчетливо произносят речи, обсуждают происходящее в школе, словно профессоры, планируют дела и любезничают с, так называемой, “элитой” университета. Разумеется, Лиам тоже в этом союзе.
Потому что разлучить Зейна и Лиама невозможно, разве что, расколоть Землю надвое.
– Несмотря на то, что я вице-президент, сегодня Зейн разрешил мне самому провести встречу и сделать всю остальную работу, – сияет Лиам и смотрит на Зейна так, будто тот сделан из золота. Лиам также редактор студенческой газеты, потому что он чертов трудяга. Для него работа – это развлечение. Точнее, престижно выглядеть и контролировать все в своих руках – его развлечение.
– Разве так не всегда? – мягко интересуется Гарри, теперь рассматривая стеклянный глаз Беркли.
Лиам улыбается, абсолютно невозмутимый высказыванием.
– Всегда, но сегодня весь союз был в моих руках, я мог созвать всех и в ту же секунду распустить его навсегда, – весело злорадствует Лиам, поглаживая спину Зейна большим пальцем, и обожаемо смотрит в его глаза. – Он сказал, что на следующей неделе я смогу разослать всем письма.
– Оу, это… очень мило, – бормочет Луи, закатывая глаза, из угла доносится смех Гарри, но быстро прекращается, если бы Луи не обратил внимания, он бы подумал, что это просто фырканье.
Но Луи заметил. И это заставило его собственные губы дрогнуть в улыбке.
– Я готов, – вдруг внезапно объявляет Найл – абсолютно не посвященный в тему их разговора – непонимающе оглядывает всех взглядом и ожидающе смотрит на дверь.
– Ты должен взять сменную одежду. Мы будем играть в крокет, – замечает Гарри, блуждая пальцами по учебникам Луи на столе.
– Зачем тебе сменная одежда для крокета? – фыркает Луи, заставляя Лиама непонимающе на него посмотреть.
– А тебе она не нужна? – восклицает он, искренне удивленный, Зейн ухмыляется из-за появившегося выражения лица Луи.
Луи старается сохранить нормальный тон голоса и не швыряться едкими словами.
– Я, пожалуй, останусь в этом, спасибо.
– Делай, как хочешь, – выдыхает Гарри, теперь он в кухне, бесстыдно открывает ящички и заглядывает внутрь них, оглядывает содержимое всей квартиры.
Ну уж нет.
Он может и потеплел к Гарри, может даже у него в долгу, но Луи не собирается терпеть парня, который думает, что весь мир в его руках, и что он спокойно может нарушать чужое личное пространство. С суровым взглядом, решительным шагом он подходит к Гарри и захлопывает дверцу настенного шкафа прямо перед его лицом.
– Не суй нос в чужие дела, это грубо. Разве твоя мама не научила тебя хорошим манерам?
Глаза Гарри темнеют после сказанных слов.
В комнате становится тихо, слишком тихо, Луи анализирует свои действия, ищет, в чем мог ошибиться (он же прав, козел открывал дверцы без разрешения), краем глаза замечает, что на него смотрят, Найл кусает ноготь, Зейн откровенно смотрит на него, даже не стесняясь настойчивости, Лиам рассматривает пальцы, практически нервно.
Но Луи продолжает смотреть на Гарри, строящего в своих глазах стены неприступности, его идеальные брови выгибаются в отвращении, малиновые губы сжимаются.
– Она не могла, – кратко говорит он и делает шаг назад, холодный и от всех себя ограждающий.
Что?
Луи хочет развить тему, он, наконец, хоть за что-то зацепился, в нем кричит любопытство, но прежде, чем он успевает открыть рот, Зейн, поправляя шляпу, говорит:
– Ладно, парни. Пойдемте. Я не могу держать машину на парковке вечно.
Нет, блять, он же Зейн Малик, еще как может.
Луи не обращает внимание на напряженность Зейна, но того, что собирался спросить, не говорит.
Они выходят из квартиры друг за другом, Луи – самый последний, разум покалывает от вопросов, возникающих в голове. Прыгающие перед лицом чужие кудряшки делают только хуже, Луи сильно кусает губу, лишь бы не потянуться и не спросить интересующее.
***
Их обдувает холодный осенний ветерок, загоняющий в голову Луи мысли о том, что лучше, даже если машина просто очаровательна, они бы поехали на чем-то другом, чертовски ледяной ветер бьет в лицо и раздувает волосы, которые он пытается пригладить.
Найл замечает беду друга, притягивает его к себе на колени и портит прическу еще сильнее, громко смеясь. Луи мечется между ‘сильно побить Найла’ или ‘обвить его как коала еще сильнее, чтобы впитать в себя большее количество тепла’. Лиам фотографирует их с пассажирского сиденья, улыбаясь так, что сужаются глаза, Зейн пытается дотянуться до них и пощекотать Луи, одновременно ведя машину, его жемчужные зубы поблескивают в зеркале заднего вида.
Атмосфера слащавая, комфортная, наполненная смехом, ругательствами и ветром, Луи отчетливо ощущает потребность быть любимым.
И Гарри ни разу на него не смотрит, хотя сам вовсю веселится – смеется, кричит, подмигивает Зейну, нежно касается плеча Лиама, пожимает руки Найлу. Он проскальзывает глазами мимо Луи, будто не замечает его, хоть его взгляд и не наполнен злобой, Луи не нравится чувство игнорирования и брошенности, неприятно отдающееся в животе. Не тогда, когда их дружба, вроде бы, начала давать хоть какие-то ростки.
Но он ничего не может поделать, поэтому решает, что лучше о Гарри забыть, поудобнее зарыться в Найла и смеяться в его шею, наслаждаясь теплом.
***
– Это маленький милый коттедж, – объясняет Лиам, пока они едут по узкой дороге возле озера, колеса машины натыкаются на гальку и камни. – Тебе понравится.
– Думаешь? – ухмыляется Луи, щуря глаза от солнца и любуясь просторами полей, в траве которых запутались дикие цветы.
– Я видел его пару раз, – комментирует Найл, тоже смотрит на что-то вдалеке. – Довольно милый.
– Больше, чем милый, – критикует Зейн, поворачивая руль, как только они доезжают до закрытого заросшим забором прохода. – Лучше, чем все ваши дома вместе взятые.
Лиам улыбается, кладет руку на колено Зейна.
– Конечно лучше, милый.
Зейн ловит взгляд Луи в зеркале заднего вида и подмигивает.
– Сейчас увидим. Я не люблю, когда люди говорят, что мне что-то понравится, мне нужно решить самому. Более того, – добавляет Луи, обнимая Найла за плечо, – теперь я намеренно его не люблю.
– Ты принципиально ненавидишь его? – поднимая брови, интересуется Найл.
– Именно, Ирландец. Принципиально ненавижу.
Лиам думает, что это забавно и заходится в полуистерическом хохоте, хлопая руками.
– Принципиально ненавидит! – сквозь смех повторяет он.
– Буду ненавидеть на пару с тобой, – говорит Зейн, встречаясь со взглядом Луи в зеркале.
– Но это твой дом, – протестует Гарри, удивляя Луи – он думал, что тот вообще не обращает внимания на их разговор. А еще думает о том, что он лицемер, ведь сам он вчера не особо переполнялся любовью к своему дому.
– Поэтому я могу его ненавидеть, – кротко отвечает Зейн, его голос веселый, светлый, он пожимает плечами, заставляя рот Луи расплыться в широкой улыбке и кивнуть в знак согласия.
– Ты на пару со мной, Малик.
– С тобой.
Они въезжают.
***
Луи, вроде как, нравится.
По крайней мере, снаружи. Он меньше, чем особняк Гарри, но коттеджем его тоже никак не назовешь.
– Тебе больше не позволено описывать вещи, – говорит он Лиаму, идущему впереди и подносящему зажигалку к сигарете, зажатой между губами Зейна. – Это не коттедж.
– Мы дома! – выразительно произносит Гарри, широко улыбаясь – будто рот сейчас порвется – вылезает из машины, руки готовы обнять здание, он блаженно закрывает глаза.
– Ты жил здесь? – удивленно спрашивает Луи, поворачиваясь к нему.
Гарри не открывает глаза, как и не показывает вида, что слышал вопрос.
– Пойдем, – зовет Лиам и тянет за руку, прежде чем Луи успевает сказать что-нибудь. – Я хочу поиграть в крокет.
– Сначала покажи нам дом, – предлагает Найл, Зейн шагает вперед, затягиваясь сигаретой, движениями пальцев указывает следовать за ним.
– Сюда, парни.
Они поднимаются по ступеням к каменному зданию, стены которого обвиты плющом и пурпурным вьюнком. Большое количество огромных окон нараспашку открыты, встречают прохладный ветер. Множество балконов, патио, гараж с блестящими автомобилями, их окружают просторы зеленой травы, мини-садики, беседки, и ивы, чьи длинные ветви щекочут почву.
Этот дом не такой как дом Гарри. Здесь действительно уютно, пусть и та же самая роскошь изобилует до краев, Луи ощущает легкость, заходя внутрь через массивную входную дверь; Найл открыл дверь и пропускает его внутрь, руки Луи тянутся к холодной гладкой поверхности. Он оказывается посреди главного входа с высокими потолками и множеством вешалок, здесь, к счастью, гораздо, гораздо теплее, чем в доме у Гарри. Солнце льется через открытые окна, отражается от кремовых стен, попадает на стекло ваз со свежими цветами, воздух наполнен свежестью, теплым хлебом, травами и чистящими средствами. В соседней комнате он замечает телевизор на всю стену, у него вырывается смех, другие толпятся и медленно заходят.
– Ох, пафосная жизнь, – шутит он себе под нос, засовывает руки в карманы, осматриваясь вокруг.
– Тебе не нравится? – хрипло произносит голос, Луи отпрыгивает, не ожидая, что рядом есть кто-то еще.
Это Гарри. Это всегда Гарри. Гарри, подошедший к нему, смотрящий глазами, почти наполненными любопытством. Почти.
– Мне не не нравится. Просто… без разницы. У меня нет привязанности к дому, которая, уверен, есть у тебя. – Он не стал договаривать “Что я могу только предполагать, ведь когда я спросил тебя об этом, ты проигнорировал мой чертов вопрос”.
– Но тебя такое не впечатляет? – допытывается Гарри. – Все эти… вещи, – заканчивает он, жестом указывая на импортные шторы и полы из вишневого дерева.
Теперь очередь Луи смотреть на Гарри с любопытством.
– Почему это должно впечатлять меня?
Гарри смотрит в ответ, долго молчит, прежде чем апатично слегка поджать губы.
– Я бывал здесь, когда Мира была замужем за моим отцом. Так что, да, я жил здесь, – говорит он, и Луи чувствует тяжесть и натянутость, появляющуюся в его груди. Гарри говорит. Делится личным. Он… вау.
Серьезно, на него не должно так сильно влиять какое-то крохотное предложение. Для любого другого это было бы просто бесполезной информацией, которую можно рассказать первому встречному прохожему. Но для Гарри…
Луи ждет, что будет дальше, незаметно для себя задержал дыхание, осматривает миниатюрные канделябры и гобелены.
– Я любил этот дом, – продолжает Гарри. – Все еще люблю. – Он отрывает свой взгляд от Луи, смотрит куда-то между, позволяя Луи изучить его, дать возможность понять настроение, атмосферу, его всего.
Вчера Гарри выглядел очень устало и напугано. А сегодня? Он сияющий, честный, немножко очаровательный. Да, его нефритовые глаза полны равнодушия, а улыбка больше для видимости, чем от сердца, но ему лучше по сравнению с вчерашним днем, и Луи не понимает, почему, абсолютно не понимает.
Луи принимает это за хороший знак. Ему, вроде бы, лучше, их возможная дружба становится лучше, все становится лучше.
Гарри выжидающе на него смотрит.
– Мы должны присоединиться к другим. После тебя, – говорит он, любезно указывая жестом, куда идти.
Луи в ответ улыбается, кивает и проходит вперед.
Может, хотя бы этот день выдастся хорошим.
***
Они играли в крокет очень долгое время.
Очень долгое.
Поначалу было весело, они рассказывали шутки под ярким солнцем, кидали свои молотки (почти всегда попадая друг в друга), им предложил множество напитков добрый и услужливый персонал. Луи очень смутился, когда узнал, что здесь содержат горничных и лакеев. Лиам объяснил, что они уже давным-давно друзья семьи, поэтому не о чем беспокоиться, но все равно было жутко неудобно, поэтому Луи чаще всего сам наливал себе напитки и сам клал еду себе на тарелку. Очень некомфортно, когда тебя обслуживают. Даже уже родной Рори, предлагающий помочь, вызывает дискомфорт.
Но общая атмосфера была легкой, и, на удивление, Гарри смог сохранить хорошее настроение. Он мило и умно шутил, смеялся в нужное время и вспоминал с Зейном об их совместно проведенном здесь времени – иногда пролетали какие-то шутки, понятные лишь им двоим, даже Лиам иногда поглядывал на них с настороженностью и вежливым любопытством – они рассказывали историю за историей их необычайных проворачиваемых махинаций.
– Нам многое сошло с рук, – сказал Зейн, с любовью глядя на Гарри, наклонившего голову.
