Текст книги "Young and Beautiful (ЛП)"
Автор книги: Velvetoscar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 45 страниц)
Вообще не думать о нем.
– А где Гарри? – спрашивает он, как только вдыхает наркотик, пьянящий его мозг.
– Он пропал, – хладнокровно сообщает Лиам, отпивая чай.
Луи сильно жмурится, пытаясь избавить от слишком громкого звука пианино в его голове.
– Что? Пропал?
– Ммхм.
– Что значит ‘пропал’? В смысле, уехал куда-то или…?
– Нет, куда-то сбежал. Он постоянно это делает.
– Сбежал?
– Да. Он уезжает обычно на пару дней, не больше.
Луи смотрит на Лиама с открытым ртом.
– Дней? Я думал, ты имеешь в виду на час или два!
– Все нормально. Он вернется, – наплевательски добавляет Зейн, сужает глаза, рисуя что-то белой краской в углу холста.
Что за херня?
– А если не вернется? – громко спрашивает Луи, даже Найл поднимает глаза от пианино.
– Что случилось? – интересуется он, не сбиваясь с нот, пристально смотрит красными блестящими глазами.
– Ничего, – бормочет Луи, слегка краснея. А Луи никогда не краснеет. – Просто-
– Ты о нем беспокоишься? – Зейн спрашивает, смотрит прямо в глаза, даже будто ухмыляется.
– У меня нет причин ни для беспокойства, ни для заботы о его благополучии, Зейн. Мне, наоборот, кажется странным, что ты не беспокоишься. Вы разве не должны быть лучшими друзьями? Попробуй хотя бы позвонить ему.
Лиам пожимает плечами.
– Он выключает свой телефон. Если вообще берет его с собой.
Просто прекрасно.
– Он делал так всегда, как мне помнится, – продолжает Лиам. – С ним все будет в порядке, Лу. – Он улыбается, встает со своего места, и подходит к Луи, садясь в кресло рядом с ним. Ярко улыбаясь, он скользит руками вдоль подлокотников кресла, откидывается назад и наклоняет голову в сторону Луи. – Чем займемся сегодня?
Луи не понравилось, как быстро была сменена тема разговора, но он подавляет в себе колющее любопытство и, может, заботу.
– Мне нужно заниматься, – бормочет он, звуки клавиш внезапно стихают и наполняют комнату тишиной.
Три головы поворачиваются к Найлу, он сидит, обняв голову руками – это, наверное, самая драматичная поза, которую Луи когда-либо видел.
– Только не говори, что сегодня мы будем делать домашнюю работу, – грубым, но умоляющим тоном просит он, прижав ладони к глазам.
Лиам поворачивается к Луи, ожидая ответа.
– Найл, ленивая жопа, клянусь богом, я-
Он не успевает договорить, его на полуслове прерывает Зейн:
– Луи. Подойди на секунду?
Луи все еще сидит с открытым ртом, желая высказать Найлу крутящиеся в голове оскорбления и предупреждения. Он поворачивается к Зейну, стоящему возле мольберта и ожидающему мнения Луи, скрестившего руки. Встает с кресла, Найл снова начинает играть на пианино, победно улыбаясь.
– Хочу знать твое мнение, – тихо говорит Зейн.
С любопытством, Луи подходит к нему, Зейн кладет ему руку на плечо, двигая ближе к себе и картине перед ним. Он пахнет сигаретным дымом, гелем после бритья и акрилом.
– Скажи, что думаешь.
Луи рассматривает работу перед ним.
Картина Зейна? Великолепная. Самое подходящее слово.
Ночное небо окрашивают широкие багровые, кроваво-оранжевые и жжено-желтые мазки, поглощающие мягкие изгибы ивы, ее пучковатые темные ветви. Языки пламени вплетаются в замерзшую кору и перемешиваются с мокрыми зелеными листьями, создавая причудливые тени. Ветки хватаются за крошечные мерцающие звезды ночного неба, усыпанного золотой пылью. В середине огненной ивы ветки сплетены очень густо, будто прямо посередине дерева сотворилась кровать; ракита мерцает под луной черными как смоль ответвлениями, серыми и темно-зелеными зубчатыми прилистниками.
Гибкие, густые и темные ветви путаются между собой будто волосы.
Будто шоколадные кудрявые волосы.
А зелень листьев играет роль темной мономерной пары зеленых глаз…
Черт. Да что с ним не так? Это же просто картина, ничего больше.
– Потрясающе, Зейн, – произносит Луи под глубоким впечатлением.
– Ты вдохновил на ее написание, – Зейн слегка улыбается, сжимая его плечо.
Луи смотрит на Зейна, снова на картину.
– Я? Зейн, это дерево, охваченное пламенем. Пламя, поглощающее мир. Что ты пытаешься сказать?
Зейн шире улыбается, самодовольно изучает лицо Луи, возвращает взгляд обратно к своему творению.
– В тебе есть некая… огненная стихия, – объясняет он.
Черт.
Это картина о Луи, но ему она напоминает лишь о Гарри.
О Гарри. Который пропал. Который пропал, а его друзья даже не пытаются искать. Гарри.
Гарри, чьи кудри как толстые, острые ветви, причиняющие вам боль при ударе. Чьи глаза как теневатые зеленые листья, стремящиеся постичь звезды.
Гарри.
– Ты действительно не знаешь, где он? – вырывается из Луи, разрушая штилевое спокойствие в комнате. Луи не говорит его имя, но Зейну, видимо, это даже и не нужно, чтобы понять, о ком речь. Он просто знает.
Он смотрит на Луи, едва улыбаясь, и пожимает плечами.
– Он гораздо умнее, чем ты о нем думаешь.
– Не говори чушь, – бубнит Луи.
– Почему ты продолжаешь спрашивать? – внезапно спрашивает Лиам, видимо, услышав разговор. В его глазах нет никакого обвинения, лишь любопытство.
Луи топчется на месте и отводит взгляд. Ему некомфортно говорить об этом.
– Просто… вы все же должны беспокоиться о нем, вот и спрашиваю.
– Поверь мне, если бы мы тратили наше время на беспокойство о Гарольде, мы бы и дня не прожили свободно, – Зейн усмехается и освобождает руку Луи из слабой хватки. – Я собираюсь выставить картину на благотворительном вечере своего отца, – Зейн берет тряпку и вытирает ей руки. Краска стирается с карамельной кожи и остается на драповой ткани.
– Ты от нее избавишься? – удивленно спрашивает Луи.
Зейн кивает:
– Я ее для этого и писал.
– Она прекрасна, правда? – воркует Лиам, подходя к Зейну и обнимая его сзади за талию – Ты такой талантливый, моя любовь, – он самодовольно ухмыляется в шею Зейна и обхватывает его как спасительный круг, глаза блаженно закрыты.
Зейн сияет и целует его ладонь.
Луи и Найл, только что вставший из-за пианино, громко зевнув, одновременно закатывают глаза.
– Иисус милейший, – Найл качает головой, засовывает руки в карманы и поворачивается, чтобы пройтись по комнате, подальше от этой сцены.
– Они отвратительны, да, Ирландец? – спрашивает Луи, скрестив руки, сморщив нос в наигранном отвращении.
– Я так рад, что мы с тобой не трахаемся.
Луи усмехается.
– Ох, вот только не надо. Ты по-любому хотел этого.
Найл смеется.
– Что ж, парни, – внезапно говорит Лиам, убирая руки с талии Зейна. – Обед?
– А потом в библиотеку?– с ужасом спрашивает Найл.
– А потом в библиотеку, – подтверждает Лиам, Луи мучительно стонет.
– Тебе нужно учиться ради оценок, – напоминает ему Зейн, и Луи отмахивается рукой.
– Я уже смирился со своими недостатками, дорогой Зейн. Я никогда не сдам экзамены.
– Но ты обязан сдать! – восклицает Лиам, широко открыв глаза.
– Если это и есть список дел, которыми вы решили сегодня заняться, я пас, – прерывает их Найл, пятясь к двери.
– У тебя тоже есть домашняя работа, ребенок. Хватит вести себя как неженка, – ругает его Луи.
– Я не делаю домашнюю. Для этого есть ассистенты.
– Что?? Ты заставляешь РОРИ делать твою домашнюю? – в неверии спрашивает Луи, но лампочка зажигается, колесики начинают крутиться. Он прищуривает глаза в подозрительной манере. – А мою он сможет сделать? – Луи медленно вытаскивает из себя слово за словом, подняв брови.
– Конечно же сделает! – восторженно отвечает Найл, вскакивая с трона, на который он только что сел. Все стулья в комнатах Зейна похожи на троны. Это потрясающе.
Лиам сильно улыбается, ожидающе смотрит на Луи.
– Раз уж так, то?
– В таком случае-
– Луи сделает свою домашнюю работу сам, да, Луи? – улыбается Зейн, пытаясь убрать черный мазок краски на щеке тыльной стороной руки. Меж спокойных черт лица и ясных глаз мелькает ободряющая гордость или воодушевленность.
– Эм.
– Наш Луи умный, – заканчивает Зейн, и, многозначительно кивнув Луи, возвращается к своим рукам и попыткам очистить их.
Луи вздыхает.
– Да. Да, окей, – его тон неубедителен, но он хотя бы заставил себя выдавить слова.
Найл тут же никнет.
– Блять, прекрасно. Застрянем в гнилой библиотеке на весь день.
– Это же весело, – Лиам поправляет запонки.
– Посмотрю, как ты повеселишься, если он завалит все экзамены, и все потраченное время уйдет в никуда, – ворчит Найл, надув губы.
– Найл! – ругает Лиам, заставляя Зейна засмеяться.
– Я не завалю, – резко заявляет Луи. – Что-нибудь придумаю. Но сейчас давайте сосредоточимся на том, чтобы Зейн пошел переодеться в что-нибудь надлежащее, и мы могли пойти ПОЕСТЬ.
– Я такой голодный, – соглашается Найл и достает неидентифицируемое ваяние, напоминающее растаявший шоколад.
Зейн кивает и смотрит на Луи.
– Я сейчас приду. Лиам?
Бросив последний взгляд – содержащий в себе слишком много необъяснимой тайны и сопутствующий беде – на Луи, Зейн исчезает в своей комнате, Лиам идет за ним и закрывает дверь.
– Сегодня не день, а дерьмо. Надо было остаться дома и нормально покурить, – вздыхает Найл.
– Ты меня не оставишь. За двадцать четыре часа ты и так уже успел один раз меня бросить.
– Но они тебе нравятся! Я тебе здесь не нужен.
– Ты мне тоже нравишься. Так что оставайся и перестань вести себя как павлин.
Устрашающе широкая улыбка Найла медленно расплывается на лице.
– Я тебе нравлюсь?
Луи фыркает, убирая волосы из глаз.
– Ты никогда не сможешь доказать, что я сказал это. Замолчи, лучше давай подумаем, что будем есть.
Луи забывает о Гарри Стайлсе и об остальных заботах, фокусируясь на громких словах Найла, рассказывающего, где и какую еду подают, при этом все время улыбаясь жемчужно белыми зубами. Может, забыть о существовании Гарри будет не так уж и сложно, думает Луи.
***
Остаток выходных и пару дней учебной недели Луи проводит как и всегда, в новой версии 2.0.
Мальчики гуляют и пререкаются, выбирают лучшее из лучших, попирая гедонизм всеми возможными способами. На самом деле, это просто прекрасно.
В воскресенье они посещают какой-то пафосный вечер, устраиваемый мужчиной с избытком зубов и сальными волосами, наполненный людьми, которых Луи никогда не ожидал увидеть вживую. Он чувствует себя немного не в своей тарелке, но все равно смеется с Найлом, умудряющимся обсуждать каждую и каждого, лукаво шепчется с Лиамом, делясь сплетнями, и обменивается хитрыми взглядами с Зейном, с удовольствием наблюдающим, как Луи кидает кубики сыра в бокалы ничего не подозревающих, отвернувшихся гостей.
В ночь на понедельник, после трех прилежных часов в библиотеке (которые Найл проводит переписываясь и слушая в наушниках Every Rose Has Its Thorns bу Poison на полную мощность, мешая каждому живому существу на планете), Лиам предполагает, что их старания нужно поощрить и пойти на тихую вечеринку к Эдварду. Которая, оказывается, не такая уж и тихая – стриптизеры, фургончики с мороженым, маскарадные костюмы, Луи не переставая смеется, попивая “розовый сок”, на вкус похожий на конфеты и жалящий как аккумуляторная кислота, игнорирует любого, спрашивающего “а где же Гарольд?”. Кто такой Гарри Стайлс? Луи не помнит, потому что он не думает о нем, не беспокоится за него и не признает тот факт, что учебная неделя уже началась, а Гарри все еще пропащий, до сих пор не подавший и знака.
Нет, он игнорирует все. Он крутится вокруг Лиама, шуточно дерется с Найлом, потом они падают на группу девушек, одетых как распутные кролики, Зейн поднимает их, подает сигары и бокалы вина, поправляет куртку.
Они рано уходят, надевают на себя все, до чего смогли добраться руки и что свободно валялось на полу, странствуют по пустынным улицам с бутылками вина. Найл обернулся в вельветовую накидку и настаивает, чтобы его называли “Драко Малфой” – и, видимо, сразу же об этом забывает, потому что, когда парни зовут его, он не откликается: “– Драко!” Ничего. “– ДРАКО!” Ничего. “– НАЙЛ!” “– А?”. Зейн надел королевскую корону (потому что настаивал Луи), золотую, инкрустированную камнями, Лиам нацепил черную маску, вечно падающую с его смеющегося лица. Луи украсил свою голову большим париком с кудрявыми афроамериканскими волосами, даже прихватив гребень, и надел джедайскую робу.
Сделано очень много фотографий, выпито слишком много вина, Луи ничто не беспокоит, он закидывает голову, подставляя лицо ночному небу, и смеется. Его ничто не волнует, он поет Призрак Оперы во все горло, качаясь от столба к столбу, пропускает слова, потому что нихрена не знает этой песни. Ночь удалась.
Приходит вторник.
Обыкновенный тихий день.
Луи посещает лекции, навострив уши – иногда пролетают слухи, где мелькает имя Гарри – в надежде услышать какую-либо информацию о его местонахождении. Зейн и Лиам лишь повторяют мантру “Он будет в порядке, он всегда возвращается.”
Как-то он проходит мимо группы красивых девочек, все в шарфиках от McQueen, они болтают о том, что вытворяли предыдущими ночами вместе с Гарри (и это полнейший бред, потому что Луи, возможно, петлял вокруг квартиры Гарри и ни разу не видел зажженный свет, шевелящиеся занавески, хоть какие-то тени внутри – намеки на присутствие. Гарри не появлялся), и Луи хочется засунуть девушек в их же модные сумочки. Зачем выдумывать такие истории.
Несмотря на это, день довольно мирный, у Луи хватает терпения посетить лекцию, курсы который он считает, что завалит, поэтому так неистово ненавидит.
Луи приходит домой с курса, открывает дверь и видит Найла, сидящего за барабанами посередине комнаты, что застигает его врасплох.
– Что за нахуй здесь происходит? – невозмутимо спрашивает он, закрывает дверь и полноценно сталкивается с ужасной картиной – рука Найла вместе с барабанной палочкой поднимается вверх, готовая ударить.
– ТЧЧЧЧШШШШШШ! – металлический звук отражается от не звукоизолирующих стен квартиры, Луи кидает свой рюкзак на пол, чтобы закрыть уши.
– КАКОГО ЧЕРТА?!– кричит он, Найл улыбается и сжимает тарелки большим и указательным пальцами, чтобы прекратить шум.
– Я купил ударную установку, – гордо объясняет он, откидываясь на стул как маленький мальчик в первый день школы, широко и самодовольно улыбаясь. Его новый чистенький костюм, как и всегда, позорит своей великолепностью футболку и джинсы Луи, и безупречный аромат одеколона (который Луи часто наносит на себя в тайне, несмотря на то, что Найл ему сам разрешил пользоваться) наполняет комнату.
– Я вижу. Нет, здесь ты это не оставишь, – декламирует Луи, закрывая входную дверь, и снимает обувь.
– Мне придется. Мой папа хочет, чтобы я немного оживил музыку барабанами в новом треке Деса Стайлса.
Луи будто оказывается примороженным к месту.
– Дес Стайлс? У него выходит новая песня? Значит, с ним все в порядке?
– Ох, да! Да, папа звонил этим утром. Дес пишет совместную песню с Ником Гримшоу, и он очень взволнован, потому что они попросили продюсировать песню. В прошлый раз Дес сказал, что будет сам себе продюсер, тогда отца это буквально в ярость привело.
Луи медленно кивает.
– Кто такой Ник Гримшоу?
– Тот парень, который поет в группе – как ее? Электролиты?
– Электра, – поправляет Луи, впечатленный информацией. – Мне нравится пара их песен, – их необычные энергичные мелодии довольно часто наполняют темные сомнительные клубы, которые Луи любит посещать; под них отлично пить коктейли типа космополитена.
– Да. Он очень смешной, а сейчас еще лучше. Он тебе понравится.
Луи закатывает глаза
– Мило. Значит, с Десом все хорошо? – Луи не может объяснить, почему ему так много нужно знать о Десе Стайлсе, и как это относится к Гарри, но ему любопытно – он спрашивает. Он берет бутылку воды, запрыгивает в ближайшее кресло и смотрит на Найла, крутящего в руках палочки.
– Эээ… – начинает Найл, перестает вертеть и смотрит на кончик одной из палок. – Не думаю. Он уже дважды разгромил студию.
Луи чуть не выплевывает воду.
– Что? Он разгромил гребаную студию? Его арестовывали?
– Неа. У него есть влиятельные связи и все такое. – Найл оставляет палочки в покое, полностью поворачивается к Луи, сверкая розовыми щеками. – Но приходилось пару раз вызывать охрану. Он довольно вспыльчивый и жестокий.
– Ох, – выдает Луи, чувствуя неприятное подташнивание.
– Папа сказал, что его новый трек крутой. Но… Я думаю, у него рецидив, – продолжает Найл, встает и идет к импровизированному бару в другом углу комнаты, наливает бокал виски.
– Это алкоголь … или героин или что-то похожее?
– Если слухи верны, то и то, и другое. Я знаю лишь, что у него были проблемы с кокаином. Я сам лично видел, что он курит крэк… – Найл прочищает горло, залпом опрокидывает виски и наливает себе еще бокал. – Это пиздец просто, если честно.
– Он опасен? – спрашивает Луи, пристально смотря на Найла.
– Не знаю. Наверное.
– Тогда какого хера ему позволено жить вместе с Гарри? – возмущаясь, Луи встает, чувствует, как по венам бежит негодование. Да, вероятно, Луи бы тоже превратился в бушующий кусок дерьма, если бы ему пришлось жить с таким человеком как Дес Стайлс, легендой, блять, мирового масштаба.
– Луи, я не знаю, – пожимает плечами Найл. – Единственное, что мне известно, это то, что я должен сыграть на барабанах для трека, и все же, если Ник Гримшоу решил с ним поработать, значит, он не такой уж и безнадежно пропащий, логично?
Нет, нет, это вообще не имеет смысла.
Но Луи не чувствует, что готов на долгий и бесполезный спор, поэтому садится обратно, потирая виски; голова болит, перед глазами плывет.
– Я скучаю по временам, когда у меня не было друзей и мне суждено было умереть в одиночестве, – бормочет он.
Найл смеется.
– Ты опять драматизируешь.
Луи смотрит на него испепеляющим взглядом.
– Ладно, я пошел в студию, – говорит Найл, прыгая через диван, и направляется в комнату. – Надо поработать с отцом над кое-чем. Через пару часов вернусь.
– Ох, посмотрите-ка. Восходящая звезда продюсирования, – дразня, кричит Луи.
Найл выходит, подмигивая, из своей комнаты в большом джемпере, серых спортивных штанах и кепке.
– Что я могу сказать? Я хорошо обучен, – смеется он и обхватывает Луи сзади за шею.
– Мои волосы! – кричит Луи, отталкивая его, Найл лишь смеется и, постучав кончиками пальцев по его голове, направляется к двери.
– Увидимся позже. Держись подальше от проблем. Если что-то понадобится, пиши мне. Или Рори.
– Напишу, Ирландец. Разгроми за меня барабаны.
Дверь закрывается.
Луи нужно делать домашнюю работу, особенно по этому долбанному курсу, который грозится завалить его и всю усердную работу, что он делал этот семестр.
Но ночь прекрасна, а Луи нужен свежий воздух, поэтому он, больше не думая, берет айпод и выходит наружу, нуждаясь в успокоении своих мыслей.
***
Прогулка была замечательной. Заходящее солнце, приглушенные на улицах разговоры, огни города просыпаются, озаряя все светом. Пабы, магазины, стены школ – все залито вечерней дымкой, теплый летний воздух перемешивается с прохладным бризом, вызывая мурашки.
И Луи, наконец-то, наконец-то чувствует себя лучше, голова чиста от тревожных и накрученных мыслей, он возвращается домой, когда его посещает ненавязчивая мысль – пойти в квартиру длинным путем. Он прекрасно понимает, что делает, куда идет, но не знает, зачем.
И теперь он здесь.
Стоит в саду, смотрит в окна квартиры Гарри. Свет включен. Иногда он видит мелькающую кудрявую макушку, появляющуюся то в одной части комнаты, то в другой. Он видит руку, ладонь, жакет, соскальзывающий с плеч.
Гарри дома.
Гарри дома, и Луи приходится игнорировать нахлынувшую панику, любопытство, может, волнение и множество других эмоций, появившихся из ниоткуда. Его буквально шатает от переполняющих эмоций, и он понятия не имеет, почему. Потому что он ненавидит Гарри, он вполне уверен, что так оно и есть, но сам же понимает, что не в состоянии сойти с мощенной тропинки, окруженной хризантемами и ромашками, мускусный аромат роз витает в воздухе, он смотрит на смутно освещенные окна, ищет мальчика, который едва существует.
Он стоит так, пока не вырубаются огни и не прекращаются движения; луна висит тихой тенью над миром, освещает Луи тропинку до дома.
Теперь все, о чем он думает – это завтрашний день.
И Гарри Стайлс.
Комментарий к Глава 11.
От автора: Угадайте, что? Я нашла песню, подходящую для Луи: “11th Dimension” by Julian Casablancas на данный период времени. А также нашла песню для Найла! “This Boy” by Franz Ferdinand. (Не знаю, как вы, но мне нравится привязывать героев истории к песням, чувствуется какая-то особая атмосфера, понимаете?)
Вы можете пройти по этому тегу mizzwilde.tumblr.com/tagged/this-is-inspiring-me и посмотреть, что вдохновило меня на написание.
И спасибо за чтение, дорогие <3
========== Глава 12. ==========
Среда началась паршиво.
Луи проснулся совершенно разбитым, потому что, как обычно, поздно лег спать. Он доставал Найла вопросами, был ли Дес в студии – его не было – пытался вытянуть любую информацию, касающуюся этой ситуации – то есть, никакой – долго сидел и курил, слишком долго сидел у телевизора, пусто смотря в экран; его мысли блуждали в голове, сердце сильно билось, и он пытался заполнить ее закусками, которые принес Найл.
Он пытался не думать о том самом свете в том самом окне, где мелькал тот самый силуэт.
Подняв истощенного себя с кровати, открыв глаза, синяки под которыми больше, чем сами глаза, и поставив ноги на пол, Луи пошел на лекции и опоздал на каждую из них. И не усвоил ни грамма информации, сказанной лекторами, не трогал ручку, не прикасался ее стержнем к бумаге, оставляя листок чистым, мысленно он просто был в другом мире и думал о двух вещах.
1. Его кровать с мягкими простынями и одинокими подушками
и
2. То самое окно.
Среда началась очень паршиво.
Луи брел на лекцию по самому ненавистному курсу – Изучение Прозы Драматургов Викторианской Эпохи – и врезался в Синди, единственного человека со всей аудитории, который его не раздражает.
– Луи, – здоровается она, улыбаясь, поправляет ткань, похожую на одежду Хогвартса.
Он старается не осуждать ее выбор в одежде (ему нравится Гарри Поттер, да и кто он такой, чтобы судить человека?), но сопротивляться сложно и глаза непроизвольно осматривают одеяние, брови поднимаются выше, поджатые губы расплываются в издевающейся улыбке.
– Синди, – счастливо кивает он, но смотрит не в глаза, а на ее рукава, такие же большие и широкие, как корпус церковного колокола.
Она, к счастью, этого не замечает, удивленно спрашивает:
– А где твоя мантия? – наклоняет голову в сторону, осматривает, будто он прячет ее в кармашке.
– Ты о чем? – с насмешкой спрашивает он, поправляет сумку на плече и поднимается на одну ступеньку – шаг назад от нее.
– О твоей парадной форме. У нас сегодня экзамен, ты же знаешь правила – необходимо надеть университетскую форму на время проведения экзаменов, иначе тебя выгонят. Помнишь?
Блять.
Нет, конечно, как он должен помнить, если он даже не знал, что у них сегодня экзамен? О какой парадной форме (черных тканевых мешках мусора, если быть точнее) может идти речь? На самом деле, он смутно припоминает такое правило, но тогда эта информация была отброшена на второй план сразу же, как только была получена.
Без всяких объяснений Луи на полной скорости устремляется в противоположном направлении, кричит “Прости!”, пробегая по каменным коридорам и оставляя Синди в недоумении.
Луи заходит на экзамен – по курсу, которого он боялся больше всего, который грозился затянуть Луи за собой на дно океана – с опозданием, в еле как накинутой на себя академической регалии (Найл пытался помочь стремительно собирающемуся Луи, но он поедал пиццу, поэтому Луи потратил больше времени на то, чтобы отгонять его от себя и своей одежды) и со смертельным страхом, спирающим его грудную клетку.
Он приступает к сдаче экзамена, пытается ответить на вопросы настолько правильно, насколько позволяет его воспаленный мозг и относительное незнание предмета, заканчивает с болезненной нерешительностью, сдает бумаги и выходит, чувствуя, что завалил экзамен по полной.
Среда – полнейшее дерьмо.
“У Зейна. Приходи после урока.” – прочитывает он.
Очень удобно, он как раз хотел пожаловаться Найлу на свое страдающее состояние и огромную проблему.
Мозг помутнился от собственных выговоров и отругиваний самого себя, от горького вкуса проклятий, посылающихся обществу – кому вообще нужны экзамены? – Луи бредет в сторону комнат Зейна, сняв и скатав мантию, глаза невидяще смотрят в землю, в голове лишь мысли о глупом гребаном экзамене, который, он почти уверен, завален.
***
Он подходит к комнатам Зейна как в тумане, отрешенный ум думает об ответе на вопрос двадцать пять (он абсолютно уверенно подчеркнул ответ А, но мог и С, теперь же он думает, что ответом было D. Он почти уверен, что ответом была буква D), видит, но едва осознает группу красивых девушек и двух красивых мужчин, выходящих через огромную деревянную дверь на площадку лестницы с балюстрадой, улыбающихся как павлины и кудахтающих как курицы, спускаются вниз по ступенькам, твердо игнорируя Луи, и смотрят в свои айфоны.
Это должно было ему на кое-что намекнуть.
Но мозг все еще занят вопросом двадцать пять, поэтому когда он толкает дверь, встречаясь с восторженным голосом Найла: “Луи, друг! Как прошел экзамен?” и отвечает, вкладывая все сожаление: “Я его завалил, блять, че радуешься”, он совершенно не ожидает язвительное замечание, сказанное монотонным голосом:
– Ну, это не удивительно, – вибрации голоса пробегают по его позвоночнику словно патока.
В его голове что-то щелкает, а вот и он.
Одетый в костюм эбонитового цвета и бабочку, кудри торчат, кончиками мерцая при дневном свете, губы неприлично малиновые (мудачила точно носит помаду, по-другому и быть не может). Гарри Стайлс собственной персоной, держа в руке бокал шампанского, ухмыляется, из-за чего появляются ямочки, но улыбка не касается глаз – они все такие же темные и безжизненные.
Блять, день стал еще хуже. Вот он, прямо перед ним, Луи абсолютно забыл, что он вернулся. Абсолютно забыл, что прошлой ночью стоял у его окна.
– Ну и ну. Шейди вернулся, – бормочет Луи, глаза не отрываются от Гарри, ступни не отрываются от пола. Во рту сухо, он прячет руки в карманы, нервно мотает головой, поправляет волосы. Когда вообще начался период, что ему неловко рядом с Гарри блять Стайлсом?
Ох да, может после того, когда он видел его плачущим в его комнате? Или когда он видел его почти не реагирующее тело, облепленное дюжиной гарпий? Или когда он держал его за руку, пока тот мирно спал? Или ничто из этого, никто не знает.
Луи примерз к месту, смотрит на него, не уверенный, что делать дальше, чувствует, что каждая пара глаз смотрит на него.
– Я же говорил тебе, что он вернется, – ухмыляется Зейн, развалившись на своем троне с сигаретой, Лиам стоит рядом с ним, на Зейна сразу же смотрят и Луи, и Гарри.
Луи не может сказать ни слова. Был бы рядом кирпич, он бы бросил его прямо в голову Зейна – ну спасибо тебе огромное, теперь Гарри знает, что Луи интересовался его местонахождением. И последнее, что ему нужно – это чтобы Гарри думал, что Луи хоть как-то беспокоится о нем, эти знания будут использованы лишь против него и лишь в интересах Гарри.
На самом-то деле Луи плевать.
Он чувствует глаза Гарри на себе, никак не реагируя, не смотря в ответ, лишь пытается придумать, как выйти из неловкого положения, и пялится на Зейна взглядом яростного Халка. Зейн мирно курит и водит длинными пальцами по узорам скатерти, не обращая внимания на настрой Луи.
К счастью, не обращающий ни на что внимания Найл и невинный Лиам всегда придут на помощь.
– Ты завалил экзамен? – одновременно произносят они, вот только Лиам открывает от удивления рот, а Найл выдает со смехом, улыбается во все тридцать два.
– Эм, да, – подтверждает Луи, прочищает горло и концентрируется на вопросе и двух парнях, задавших его. Стаскивает сумку с плеча и игнорирует прожигающий взгляд Гарри. – Я даже не знал, что у нас сегодня экзамен. Просто огромная удача, что я столкнулся перед этим с Синди.
– Синди которой? – спрашивает Гарри, Луи не хочет смотреть на него, вместо этого смотрит и тянется к ремню, который срочно понадобилось поправить и затянуть.
– Джонс, – бормочет он, затягивая кожаную пряжку потуже, беспокойными пальцами двигает железную застежку на одно отверстие вперед.
– Я спал с ней, – тянет слова Гарри, Луи может поклясться, что слышал, как Гарри отпивает шампанское и растягивает губы в наглой улыбке.
– Прекрасно, – он давится вздохом, закатывает глаза, чувствуя на языке отвращение. Это действительно нужно было гласно сообщать всем присутствующим?
– Ты спал со всеми, – издевается Найл, Гарри от его слов ухмыляется, Найл смотрит на Луи и закидывает руку на его плечо. – Итак, Томмо. Что случилось?
– В смысле “что случилось”? Блять, я завалил экзамены. Как еще это можно объяснить? – Луи огрызается. Ему нужно извиниться, ведь Найл ничего плохого не сказал, но сейчас не до этого. Если Гарри может вести себя по-мудацки двадцать четыре часа в сутки, то и Луи в кои-то веки может это себе позволить.
Найл, кажется, на это даже не обратил внимания, он хлопает рукой по плечу и сильно сжимает.
– Ну, со всеми бывает. В следующий раз удача тебе улыбнется.
– Тебе этот курс трудно дается, – мягко замечает Зейн, смотрит на Луи, отвечающего кивком и разглядывающего свои руки – старается не смотреть в глаза и не кривить лицо в недовольной гримасе.
– Тебе должен кто-то помочь, – искренне предлагает Лиам. – Джордж – замечательный репетитор. И Эдвард. И тот парень, который с нами в Студенческом Союзе – А́ртур – его отец раньше преподавал этот предмет. – Он смотрит на Зейна, одобрительно кивающего в ответ, затем на Луи.
– Мне никогда не требовался репетитор, – Гарри делает бесполезное замечание, пальцами скользит по бутонам цветов на столе, взгляд потерялся в бессметном количестве лепестков.
Все, кроме Лиама, закатывают глаза, Гарри этого не замечает. Или делает вид.
– Точно. Ты же хорошо знаком с Викторианской литературой, – улыбается Зейн.
Гарри вздыхает, улыбка без лишнего энтузиазма, смотрит в ответ на Зейна.
– Да. Хорошо, – соглашается он и возвращает взгляд к розам.
– Ты должен быть репетитором Луи.
Комната полностью погружается в тишину, все смотрят на Луи. В его глазах – властвующий над ним ужас.
Гарри выглядит так, будто его публично и глубоко оскорбили.
– Нет, – сразу же отвечает он, хватается рукой за живот, как если бы внутри развели пылающий высокий огонь, пальцы впиваются в богатую ткань пиджака.
– Но тебе нравится предмет, – Зейн выдыхает дым, замечая взгляд Лиама, пытающегося угадать мотивы.
– Здесь я имею право голоса и тоже скажу нет, – добавляет Луи, щедро наливая себе бокал шампанского, он чувствует, как розовеют его щеки. Что за нахер случился с Зейном? Когда здесь стало так жарко?
