Текст книги "Черная река (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 54 страниц)

– Я посмотрю, что с ним, – кивнула Кесса, глядя на медальон с тёмным камнем на груди Варкина. «Если он прикажет, чтобы Горка не нападал…» – она оборвала бесполезную мысль. «Он и так не нападёт. А если случайно махнёт лапой или хвостом, я костей не соберу, – приказывай, не приказывай…»

Копейщики посторонились, глядя с Кессу с уважением и суеверным страхом. Зурхан чуть скосил на неё мутный глаз. Чем ближе Речница подходила, тем огромнее казался ящер. «У него одна голова с меня длиной,» – подумала она, останавливаясь в пяти шагах от приоткрытой пасти. «А ухо – вон та прорезь под рыжими перьями? Не сразу найдёшь…»

– Горка! – тихонько окликнула она ящера. «Речник Кирк говорил с зурханами, и они понимали его, – а этот зверь выпил зелье ума, он ещё умнее тех! И… может, он встречал эльфов, пока жил на свободе? Не с рождения же его держали в Тзараге… Может, он помнит эльфийскую речь?»

– Горка, тебе больно и страшно, наверное, – сказала она по-авларински, и перья над ухом зурхана чуть приподнялись… должно быть, от ветра. – Но ты не бойся. Ты ел камни, и теперь они выходят из твоего брюха. Когда ты все их выплюнешь, тебе станет легче.

Голова существа шевельнулась, он положил её ровно на нижнюю челюсть. Перья на шее колыхались. Чуть прояснившийся взгляд был направлен на Кессу, и ей померещилось, что зурхан смотрит на неё с надеждой.

– Ал-лийн! – Кесса раскинула руки, и водяной шар затрепетал между ними, быстро заполняя прозрачную плёнку. Сама Речница поместилась бы в него, даже не пригибаясь.

– Я смешаю с водой горькие листья, – сказала она, растирая в кашу тёмные растения, отнятые у Нингорса. Вода слегка помутнела, резкий запах долетел до ноздрей ящера, и они затрепетали, а существо шумно фыркнуло.

– На вкус они гадкие, но так и нужно, – Кесса, взяв шар двумя руками, приблизилась ещё на шаг. – Выпей. Я буду гладить тебя по брюху, чтобы камни нашли дорогу.

Шар коснулся кончика носа ящера, и зурхан, недоверчиво его обнюхав, открыл пасть. Водяной сгусток втянулся в неё и лопнул, большей частью расплескавшись по траве. Горло зурхана дрогнуло – кое-что всё же попало внутрь. Ящер тяжело вздохнул, вяло шевельнул хвостом, снова повернул морду к Кессе, следя за каждым её шагом. Она, миновав бессильно свисающую лапу с длинными когтями, прикоснулась к светлым перьям на брюхе.

Когти и впрямь были в два локтя длиной, и их загнутая кромка была заточена – так, как затачивают мечи, Кесса видела, как она блестит на солнце. Если бы кто-то смотрел на Речницу из-за спины ящера, он не увидел бы даже её макушки. Кесса несмело надавила на светлые перья, и брюхо под её рукой судорожно дёрнулось. Оно было не мягким и не жирным, – сплошное сплетение мышц, твёрдых, как сталь, горячих и трепещущих. Зурхан, изогнув шею, взглянул на Кессу из-под лапы.

– У тебя, Горка, мышцы – как броня, – пропыхтела Кесса, разминая дрожащий «панцирь». «Перья-то я ему взъерошу, а вот глубже не промять… Ладно, лишь бы не повредить ничего…»

– Когда не сможешь терпеть – привстань, наклони голову и открой пасть, – сказала она, прервав ненадолго своё занятие.

– Сссу-урх, – отозвался Горка, содрогаясь всем телом, и перекатился на брюхо – так быстро, что Кесса едва успела отпрыгнуть. Он выгнул шею, что-то в горле заклокотало, и на траву вылетел круглый камень, покрытый липкой жижей. Зурхан взревел, судорожно втягивая брюхо, и выкинул целую груду булыжников, с тяжёлым вздохом выпустил из пасти последний и замер, уткнувшись мордой в траву. Слюна липкими нитями свисала с жёстких губ, бока вздымались. Копейщики, осмелев, поддевали булыжники и оживлённо переговаривались. Подошёл Вуа, тоже потрогал копьём один из камней. Кесса покосилась на них и пожала плечами – ничего интересного в обломках гранита не было.

– Тяжело, должно быть, таскать столько булыжников, – покачала она головой. – Теперь тебе легче будет, Горка. Отдохни.

Ящер снова улёгся на бок, подёргал головой, поднёс к ней лапу. Что-то мешало ему, хотя брюхо уже не содрогалось, и стонать он перестал. Кесса присмотрелась и поспешно подошла к пасти зурхана. Второй водяной шар лёг на её ладонь.

– Выпей, Горка, и полежи смирно, – подтолкнув сгусток воды к приоткрывшейся пасти, она сотворила ещё один и сорвала пучок травы. Липкая зловонная жижа засохла на перьях зурхана, оттиралась с трудом.

– Ссссу-у-урх, – выдохнул Горка и качнул головой, слегка толкая Кессу в грудь. Она от неожиданности пошатнулась, но устояла. Зурхан фыркнул, подталкивая её носом. Светло-зелёные глаза очистились от мути и весело засверкали. Кесса, удивлённо мигнув, прикоснулась к носу Горки.

– Теперь тебе не больно, да?

Голова зурхана приподнялась и качнулась вперёд, и Кесса повисла на ней, двумя руками обхватив длинную морду. Горка покачал её, наклонился, опуская Речницу на землю, и перекатился на спину, запрокинув голову. Огненно-рыжие перья с пурпурными кончиками засверкали на солнце, – от края пасти они бахромой спускались вдоль шеи на широкую грудь, и там два ряда яркого оперения смыкались. Горка, покосившись на Кессу, тихонько зашипел и переложил голову к её ногам, подставив полосатое горло. Речница мигнула.

– Тебе почесать шейку?! Река моя Праматерь…

Перья шелестели под рукой. Шкура под ними была не холодной и не едва тёплой, – по жилам Горки текла горячая кровь, горячее, чем у любого человека. Кесса гладила длинную шею, сверкающие перья на груди и светлое брюхо, с опаской притронулась к широкой трёхпалой кисти – каждый палец, даже без когтей, был длиннее её ладони! Зурхан пошевелил когтями, зашипел, зарокотал. Он смотрел за спину Кессы, и она обернулась и увидела Вуа. Он длинным копьём подталкивал что-то к пасти Горки.

– Ещё мяса! Да шевелитесь же! – крикнул он, повернувшись к кораблю. – Тот Венгэт что говорил? Когда превращение пойдёт, скормить зверю много мяса! Тащите сюда, или вы сами всё сожрали?!

Горка перевернулся набок, принюхался и отвёл морду в сторону, и Кесса не удивилась – кусок мяса, шмякнувшийся перед его пастью, смердел на всю опушку. Запах был Речнице знаком, да и чешуя, обрывки которой налипли на мясо, тоже.

– Вуа Матангофи! Ты что, отрезал кусок от тухлого ящера? – спросила она. – Кто же будет его есть?!

Нингорс насмешливо фыркнул. Варкин набрал воздуху в грудь, чтобы разразиться руганью, но Алгана, повернувшись к нему, рявкнул, и Вуа нехотя выдохнул.

– Нет у меня корма на такую тушу! – сказал он, подтолкнув к ящеру ещё один кусок мяса. – Ничего тут не тухлое. Пусть он жрёт и растит броню, – что нам, тут до ночи сидеть?!

Горка понюхал мясо, посмотрел на Кессу и вздохнул. Речница удивлённо мигнула, не сводя глаз с Варкина.

– Хаэй! Тот, кто стал хозяином зверя, должен накормить его с рук, – сказал Нингорс, недобро скалясь. – С рук, а не с копья. Ты плохо слушал того Венгэта.

– Вот ещё, с рук, – щёлкнул зубами Вуа. – Может, мне в пасть ему залезть? Ты видишь эту тварь? Она меня целиком в рот запихает. Авлар’коси, уйди от зверя! Что он вертит мордой?!

– Не обижайся, Горка, – прошептала Кесса, гладя зурхана по перьям над глазом. – Он тебя боится так, что разум теряет. Я тебя покормлю. Вот, возьми…

Ящер склонился над её рукой, обнюхал зловонное мясо и нехотя откусил немного. С шумным вздохом он опустил голову на траву, поддел носом жёсткие стебли, прихватил их пастью, снова вздохнул и прикрыл глаза.

– Что же ты, Горка? Так ты ослабнешь, – прошептала Кесса и повернулась к Нингорсу. «От Вуа помощи не дождёшься,» – с досадой подумала она. «Что же едят зурханы? Непохоже, чтобы он мясу радовался…»

– Нингорс! Поищи большие листья и ветки! Горка хочет папоротника!

– Так сходил бы в лес, – фыркнул Алгана, отбирая у Варкина опахало из пожелтевшего листа. – Это сгодится? Держи!

– Он очень слаб! – крикнула Кесса, подобрав ветку, и поднесла её к носу зурхана. Ящер слегка шевельнул головой, и Речница едва успела выпустить черенок, – жёсткий лист весь оказался в пасти Горки и захрустел на зубах.

– Вот ещё, – Нингорс, приземлившись рядом с ящером, высыпал перед Кессой охапку ветвей и листьев. – Нет тут папоротника, одни хвощи и сухая трава.

Речница подобрала лист, но отдать его зурхану не успела – пернатый холм, учуяв еду, перекатился на брюхо и сел. Ветки одна за другой исчезали в его пасти, только хруст раздавался. Покончив с грудой зелени, Горка с шелестом выдохнул и поднялся на лапы. Кесса невольно попятилась – макушкой она не доставала ящеру и до колена.

– Стой, дрянь пернатая! – закричал Вуа, и непонятные, но очень недовольные возгласы послышались с палубы корабля. Горка, небрежно оттолкнув куски мяса, склонился над грудой камней и принялся глотать их. Подобрав последний, он с шелестящим вздохом подошёл к ближайшему дереву, пригнул его к пасти и отхватил сразу полкроны.

– Да, Дзуул своих зверей знает, – прошептал Нингорс, ухмыляясь. – За полтысячи кун, или за две, – кто не превращается, тот не превращается.

– Не очень-то смешно, – нахмурилась Кесса. – Горка измучался, и без толку. И что, если Вуа теперь…

Послышался гулкий вздох и треск веток – Вуа со всей силы огрел ящера по задней лапе древком копья, и зурхан, выпустив недоеденный хвощ, развернулся к нему. Второй удар не достиг цели – древко просвистело мимо оперённой лапы, и Вуа едва не упал. Зурхан с недоумённым шипением наклонился к оброненному копью и понюхал его.

– Хаэй! Потише! Что он тебе сделал?! – недобро оскалился Нингорс. Вуа, пинком отшвырнув копьё, развернулся к нему.

– Две тысячи кун – и за что?! За эту гору перьев и жира?! Отродья Элига обманули меня, и что мне теперь делать?!

– А я говорил, что зверь больной, – вмешался один из копейщиков. – Слушать надо было.

Вуа бросил на него свирепый взгляд, воздел руки к небу, испустил невнятный возглас и подобрал копьё.

– Кто ел мясо таких тварей? Их шкуры на что-нибудь годны? Две тысячи, пожри меня Бездна, две тысячи… Кто мне их теперь вернёт?!

Перехватив копьё за древко, он замахнулся на Горку – тот, забыв о всех хесках, спокойно объедал деревья. Нингорс сердито рявкнул, протянул руку к плечу Варкина. Тот, попятившись, несколько раз глубоко вздохнул и, передав копьё другому хеску, сжал в ладони медальон с тёмным камнем.

– Ко мне, никчёмная тварь!

Кесса громко фыркнула, ожидая, что Горка даже не взглянет на «хозяина». Но ящер, вздохнув, выпустил из пасти недоеденную ветку и приблизился к Вуа, опустив лапы и наклонив голову.

– Ложись! – Вуа крепче сжал медальон, и зурхан, подобрав под себя лапы, покорно вытянулся на траве, опустив голову до самой земли. Его морда была повёрнута к Варкину, но один глаз всё время смотрел на Кессу, и Речница, встретив его взгляд, вздрогнула, как от ожога.

– Что встали?! Рубите шею! – крикнул Вуа, обращаясь к копейщикам. Горка не шелохнулся, но и Варкины, опасливо переглядываясь, не спешили к нему подойти.

– Элиг вас побери! – Вуа, отобрав у копейщика оружие, замахнулся, целясь в горло ящера.

– А ну, не смей! – Кесса прыгнула вперёд и вцепилась в его руку. – Не трожь его!

– Уйди! – Вуа попытался её стряхнуть, но тут вмешался Нингорс и мягко перехватил его руку. Копьё упало на траву, слегка задев перья на шее Горки.

– Ты думаешь, Горка – не воин, если у него нет стальной шкуры? – Кесса хотела крикнуть ящеру «беги!», но понимала, что это бесполезно. – Зурханы – могучие существа! Горка и в мягких перьях сумеет защитить и себя, и свой дом…

– А мне что до его дома? – фыркнул Вуа. – «Боевой ящер» – сказали они. «Зверь, противостоящий Волне» – сказали они. Кто теперь выдерет им перья?! Кто вернёт мне две тысячи кун?!

– За мясо и шкуру ты и трёх сотен не выручишь, – сказал Нингорс, сложив руки на груди. – Бери, что есть. Горка драться умеет, три года учили.

– Я не буду позориться, – помотал головой один из копейщиков. – Торговать мясом и говорить всем, чьё оно, и как это вышло. Сам стой. И тушу сам разделывай.

Вуа огляделся по сторонам, заглядывая хескам в глаза, махнул рукой и вновь прикоснулся к медальону.

– Разжигайте печи! А ты, куча перьев, иди на корабль и там ложись!

Горка поднялся, отряхнулся и побрёл к хасену. Там засуетились, открывая широкий проход в ограждении, сбрасывая второй трап. Пустой пятачок среди сундуков и брёвен мигом опустел. Зурхан забрался на него и улёгся там, спрятав голову под когтистой лапой. Хвосту места не хватило, и он растянулся на брёвнах. Горячий ветер устремился в шары хасена, и они нестройно зашипели, раздуваясь в потоках дыма. На корабле спешно подбирали трапы, кто-то, отвязав канаты, едва успел ухватиться за фальшборт и выбраться на палубу. Горка приподнял лапу, выглядывая из-под когтей, нашёл взглядом Кессу и со вздохом закрыл глаза. Хасен, шипя и переваливаясь с борта на борт, поднимался в небо.

Нингорс, проводив резную корму взглядом, фыркнул и пригладил шерсть на загривке.

– Летим?.. Ты чего, детёныш?

Кесса мотнула головой. Её трясло.

– Надо было отнять у него зверя! – выдохнула она, вцепляясь в крыло Нингорса. – Раскидать их, отбить его…

– Чего ради? – пожал плечами хеск. – Вуа – хозяин зверя, заплатил честно. Не бойся, он Горку не зарежет. Считать он умеет, позора – не хочет. Летим, Шинн. Тут ждать нечего…

Небесные корабли сновали над Ратом, как мальки на мелководье, – вереница мчалась в одну сторону, стая летела ей навстречу, и небо темнело от угольного дыма и сажи. Чтобы не мешать кораблям и драконам, охраняющим их, Нингорс поднялся выше, к полупрозрачным облакам и летучим полям небесной тины. Равнина, изрезанная реками и каналами, таяла в белесой дымке, дороги сверху казались тоненькими нитками – но Кесса, прищурившись, видела, как спешат по ним караваны вайморских повозок, и как сверкает на солнце стальная броня боевых зверей, как гонят стада жёлтых ящеров, и как волокут вороха широких мясистых листьев. Солнце неуклонно ползло к горизонту, а город так и не показался из-за кромки неба. Он должен был тут быть – может, чуть правее, а может, левее, но только переполненные дороги и напоминали о нём.

– Нингорс! – Кесса, растянувшись на спине хеска вдоль колючего гребня, выглянула из-за его плеча. – Говоришь, ты загрыз зурхана? Зачем?

– Еда нужна была, – буркнул Алгана. – Мор упал на все стада. Ели всё, что не успело сбежать. Не хотел бы я ещё раз такое увидеть.

– А как ты с ним справился? – не отставала Кесса. – Они же очень сильные…

– Да уж не так, как этот… – начал было Нингорс, но осёкся и громко фыркнул. – Двое отвлекали, двое вцепились в лапы, я добрался до горла. Он был не очень крупный…

Кесса осторожно пригладила вздыбленный мех на загривке хеска.

– Ты тоже думаешь, что Вуа поступил скверно?

– Эррх! Я не хочу думать о Вуа, – мотнул головой Нингорс. – Тебе снова нужен город, Шинн? Снова ночуем за стенами?

– У меня кончаются припасы, – вздохнула Кесса. – Почти ничего не осталось, а падаль я не ем.

Нингорс фыркнул.

– Будь я знорком, я бы из норы не выбирался! Как вы вообще осмеливаетесь куда-то ходить?

…Экамис встретил их после заката, в кромешной мгле, – луны едва показались из-за края земли, и небо было чёрным. Во мраке тонула и долина, только город сиял россыпью алых и золотых огней, и зыбкий свет серебряного пламени, дрожащего над стеной, отражался в сонной воде широкого рва. Ров протянулся вдоль городских стен, опоясал их серебрящимся кольцом, в полумраке поскрипывали мосты, поднимаемые на ночь. Тяжёлые створки больших ворот уже сомкнулись, но рядом с ними, в стене, темнели небольшие лазы. Белый свет дрожал на широких наконечниках копий и острых зубцах палиц, – двое стражников стояли на виду, но Кесса чувствовала на себе настороженные взгляды из темноты и не сомневалась, что на стенах полно лучников.

– Быстро, быстро в город! – стражник отделился от стены, нетерпеливо помахал пришельцам копьём. – Где вы днём были?!

– А пошлина? – приостановилась под аркой ворот Кесса. Стражник подтолкнул её в спину.

– Так идите. Быстрей, ворота закрываются!

С той стороны прохода кто-то взглянул на них, и Речница вздрогнула, – один его глаз был обычным, зато второй – мутный блестящий диск – множеством граней и уступов отражал свет. Приглядевшись, она облегчённо вздохнула, – кристаллы кварца были вставлены в шлем, странную маску, закрывающую пол-лица. Стражник зажмурил открытый глаз, посмотрел на пришельцев сквозь кристалл и отступил в сторону, пропуская их в город.

– Что видно через склеенные камни? – тихо спросила Кесса. Сквозь большую кварцевую линзу, как сквозь мутноватую стекляшку, она ещё взялась бы разглядывать чужаков, но множество маленьких камешков, склеенных вместе…

– Оборотней, – буркнул стражник, смерив пришелицу подозрительным взглядом.

– Оборотней? – удивлённо мигнула она. – А разве их так не видно?

– Акаи, – пояснил Нингорс, приобнимая её крылом и утаскивая из-под арки на тускло освещённую улицу. – Акаи оборачиваются.

– А-а… – протянула Речница, вспоминая обрывки увиденного и услышанного. – Это я знаю. Акаи и Варкины, между ними вражда… Что, снова война?

– Да ну, – фыркнул хеск. – Никакой войны. Видишь, город украшают для Мирного Пира?

Окон в домах Экамиса не было – свет скупо сочился сквозь стены, сплетённые из ветвей, коры и листьев, тусклые огоньки мерцали под навесами, где на циновках сидели жители, пили пахучие отвары и негромко переговаривались. Только на перекрёстках горели прикреплённые к стенам цериты – по кристаллу на маленькую площадь, по паре на большую – а в трёх десятках шагов всё тонуло во мраке. Но город не спал – шелестящие тени то и дело проносились мимо путников, кто-то беседовал под навесами, сновал по переулкам и хрустел соломой на крышах. Кесса смотрела по сторонам и видела ограждённые дворы – за оградами поблескивала резьба на бортах больших кораблей, тёмными ворохами лежали на палубах спущенные шары; длинные и широкие дома под травяными крышами стояли наособицу, между ними могла бы пройти Двухвостка, и у каждого дома был свой двор с кораблём, свой навес с расстеленными циновками, а где-то в закоулках пофыркивали засыпающие животные. Кесса различала голоса хург и белоногов, раскатистый рёв хумраша и вибрирующий горловой рык панцирного ящера. По краям каждого навеса свисала бахрома, по углам домов пристраивали странные плетёные украшения. Четверо жителей перешли дорогу, бережно неся в руках длинную полосу бахромы, выкрашенной в белый и пурпурный.

– А скоро будет пир? – спросила Кесса. «Где я была, когда наступил Праздник Крыс? Вайнег разберёт…» – с досадой вздохнула она. «Хоть бы Мирный Пир не прозевать!»

– На днях, похоже, – Нингорс огляделся, пересчитывая гирлянды и плетёные шары. – Скрепят мир перед Волной. Это хорошо…

За очередным поворотом Кесса увидела чуть более ярко освещённую террасу под навесом и спальные коконы, разложенные на ней. Варкин-домовладелец был недалеко – вышел на оклик, пошевелил усами, глядя на диковинных гостей, и кивнул на груду коконов и циновок.

– А под крышей места не осталось? – спросил Нингорс, окинув взглядом террасу. Чужеземцы, едва различимые в тусклом свете церита, лежали вповалку вплотную друг к другу – только головы торчали.

– Какое место? Вся долина тут, в Экамисе. Всем сюда надо, – вздохнул Варкин. – Выпей чашку суавы – быстрее уснёшь.

Горьковатый запах суавы струился по улицам – в эту ночь не спалось многим, и Кесса долго ворочалась на жёстком ложе, завидуя Нингорсу – тот, завернувшись в крылья, уснул мгновенно, только размеренное сопение доносилось из-под кожистой перепонки. Свет выбравшихся из-за горизонта лун блестел на листьях папоротника, укрывающих крыши. Из-под навеса Кессе был виден край поднимающегося лунного диска – огромного, яркого. Прикрыв ладонью глаза, она свернулась клубком и попыталась заснуть.

Зыбкая дремота, едва сгустившись над ней, развеялась, и Кесса привстала, растерянно мигая. Между освещённой лунами улицей и спальной террасой стояла спиной к Речнице крылатая тень – Нингорс, выбравшись из кокона, спустился на мостовую и остановился там, оглядываясь по сторонам и настороженно рыча. Его грива вздыбилась, на пальцах горели зеленоватые огоньки. Услышав шорох за спиной, Алгана развернулся, слегка пригибаясь, и Кесса увидела оскаленную пасть и горящие янтарным огнём глаза. Осмотрев террасу, Нингорс с глухим рыком шагнул вперёд, что-то прикинул в уме и резким движением поднял вспыхнувшую ладонь. Ноющая боль сжала запястья Речницы – магия пробуждалась в крови.

– Нингорс! – Кесса прыгнула вперёд, едва не запнувшись о край террасы, и повисла на руке хеска. – Нингорс, постой! Ты чего?!

Она вцепилась в жёсткую шерсть, дёрнула что было сил – пучок остался в руке. Алгана вздрогнул, шумно выдохнул, помотал головой и опустился прямо на мостовую. Его крылья мелко дрожали.

– Агаль… – прошептала Кесса, обнимая мохнатое плечо. – Держись, Нингорс, держись…

Сияющий диск, выскользнув из-под навеса, приближался к зениту, но он больше не был совершенно-круглым: недоставало куска, будто другой диск, чернее ночи, закрыл его кромку.

– Он зовёт, детёныш, – безжизненным голосом прошептал Нингорс. – Так громко… Ни-шэу!

Он прижал ладонь к боку, скрипнул зубами от боли, запахло палёной шерстью. Алгана, отряхнув обожжённую шкуру от пепла, встал, пошатываясь, взобрался на террасу и лёг поверх кокона. Его глаза закрылись, но янтарный свет пробивался из-под век.

– Он замолчит, – пообещала Кесса, положив руку на жёсткую гриву. – Я его заставлю.

Суава была горькой, как ивовая кора, и пряные листья на дне чаши эту горечь лишь усиливали. Кесса с трудом отпила глоток и отодвинула чашку.

Рассвет ещё толком не разгорелся, но город уже ожил – загромыхали по улицам вайморские повозки, с рёвом помчались куда-то осёдланные анкехьо в стальной броне, зафыркали в загонах хурги – им принесли корм. На крышах засверкали пурпуром и золотом сплетённые из крашеной травы цветы, кисти и веера, жители оттирали резные украшения на коньках крыш от серой летней пыли. Издалека тянуло влагой – где-то ночью прошёл ливень, но сейчас небо очистилось.

– Ты говоришь, Нингорс, в Рате речные камешки в цене? – Кесса запустила руку в потрёпанный лиственный мешочек, перебирая холодную тяжёлую гальку. Алгана кивнул, опрокинул в себя вторую чашку суавы и поднялся на ноги.

– Идём.

…Полосатые семена-монеты были куда легче камешков, и Кессе было легко, когда она, рассовав их по карманам, выбралась из лавки. Одна яшмовая галька осталась при ней – зеленовато-серая, под цвет ила со дна древней реки.

– Вот дела – яшму покупают на вес! И столько её пород – я половину уже забыла! – усмехалась она, вдоль стены выбираясь из оживлённого переулка на шумную улицу. Варкины, Акаи, крылатые кошки, – все спешили куда-то, и непросто было устоять на ногах и выбраться из толпы. Нингорс шёл чуть позади, прикрывая Кессу крылом, и хески почтительно огибали его, но никто не пугался. Некоторые даже норовили пощупать крыло – и, дотянувшись, отдёргивали руку с удивлённым возгласом.

Кесса опасалась, что не найдёт ни лавок, ни лотков, но в Экамисе они были везде – у каждого дома, под каждым навесом кто-нибудь сидел, зазывая покупателей. Даже сторожевые ящеры, угнездившиеся на крышах, вопили, подражая крикам торговцев. «Нуску Лучистый! Здесь каждый житель – ткач, а кто не ткач, тот плетельщик,» – думала Кесса, старательно отводя взгляд от товаров. «А кто не плетельщик, тот продаёт плоды или листья…»

Она рискнула спросить цену у торговца тканями – и выбралась из-под его навеса с добрыми напутствиями и ворохом новеньких набедренных повязок. На их «хвостах» были вышиты жёлтые и алые узоры – цветы, листья и перья.

– Ратское тряпьё! – ухмыльнулся Нингорс, пощупав ткань. – Мимо ещё никто не прошёл. Это на весь твой посёлок? А это куда?

Кесса наполовину развернула узорчатое покрывало – такие повязывали на голову Варкины, а кто-то накидывал поверх «скелета летучей мыши» – причудливой конструкции из тонких планок.

– Это для Эммы, – сказала Речница, бережно сворачивая платок. – Ей понравится.

Она покосилась на «шляпу» проходящего мимо Варкина, прикидывая, не добавить ли к покрывалу «мышиный скелет»-опору, – такая странная штуковина в самый раз для колдуньи…

– А это тебе, Нингорс, – Кесса расправила полосу чёрной ткани с багряными извивами по краям.

– Эррх… – Алгана подозрительно помял в лапе тряпицу. – У меня есть повязка, Шинн.

– Будет ещё одна, – сказала странница. – Нравится цвет?

…Из-под дверной завесы тянуло жаром, кипящим рассолом и пряностями, – жители дома, не покладая рук, набивали бочонки солениями. Но близился полдень, и свирепая жара загоняла Варкинов и чужеземцев под навесы, в тень и прохладу, – и двое обитателей дома, позвав на помощь детей, взялись разливать по чашкам суаву и густое огненно-рыжее варево, пахнущее рыбой. Вдоль циновок, разложенных под навесом, рассаживались гости, места ещё было много – и Кесса, смахнув со лба мокрые волосы, нырнула в тень и примостилась на низеньком сидении.

– Солнце выпаривает воду, – покачала она головой, глядя на дрожащее знойное марево над дорогой. – Вечером будет ливень.

Новые гости зашуршали циновками, усаживаясь в тени.

– Гляди! – удивлённо воскликнул один из них. – Кто-то из твоей родни, под личинами Алгана и авлар’коси!

Второй хмыкнул.

– Нет, это не личины. Это настоящие, – сказал он. – Хаэй! Это маленькая чашка, нет ли побольше?

Кесса скосила глаз на беседующих и увидела Варкинку и невысокую Акаи безо всяких личин, но в двух длинных накидках, выглядывающих друг из-под друга, и двух покрывалах поверх них. Не меньше нарядной одежды было и у Варкинки, и с её крылатой шляпы свисала яркая бахрома.

– Жаль, завтра уезжать, – шевельнула усами Варкинка. – Впрочем, ты тут не заскучаешь.

– Да и ты немного потеряешь, – усмехнулась Акаи. – Что тут у вас – крашеная трава на крышах? Пшш! Вот Фальхайн украсили, так уж украсили!

– Ишь ты! – усмехнулась и Варкинка. – Но с угощением вам нас не догнать.

– Где же вы взяли такое стадо куманов? – фыркнула Акаи.

– Куманы… Вот диво-то – куманы! – бахрома на шляпе Варкинки весело закачалась. – Такого зверя вы ещё не ели. И такую большую тушу вам не найти во всех фальхайнских стадах.

– Что за зверь такой? Хумраш, или куза, или ящер-трубач? – удивлённо мигнула Акаи.

– Больше, – качнула головой Варкинка. – Такого в Экамисе ещё не ели. И в Фальхайне тоже!

Кесса вздрогнула, растерянно посмотрела на Нингорса. Хеск, навострив уши, вглядывался в пыльное марево над дорогой. Ветер всколыхнул бахрому из крашеной травы, бросил в лица пыль и принёс издалека еле слышный рокочущий вздох. Речница, отставив чашку с недопитой суавой, поднялась на ноги.

– Нингорс, ты слышал? Найдёшь, где это?..

…Плетёная крыша опасно похрустывала под ногами, но её удерживали прочные балки – и под весом Нингорса, притаившегося за багряными «крыльями» на её гребне, она лишь слегка проседала. Кесса осторожно выглянула из-за «крыла» и увидела двор, со всех сторон окружённый глухими стенами домов. Узенькие переулки, выходящие на этот перекрёсток, перекрыли высокой бревенчатой оградой. У открытых настежь ворот стояли копейщики, и под их пристальными взглядами Варкины в простых светлых накидках разгружали повозку с дровами. Поленницы, прикрытые циновками, громоздились вдоль стен, в тёмном углу виднелся ларь с углём, а посреди двора, в десятке шагов от ближайшего дома, выстроился частокол из толстых стволов, покрытых шипами. Варкины, разгружающие дрова, косились на него с опаской – огромному зверю в дымчато-серых перьях явно было там тесно.

«Горка!» – Кесса от волнения прикусила палец. «Значит, его они надумали сожрать… Нуску Лучистый! Чтоб им самим зажариться живьём!»

Зурхан задумчиво бродил по загону – шаг в одну сторону, шаг в другую, и снова обратно, иногда останавливался и разглядывал колючую ограду, особенно пристально присматриваясь к воротам. Он подходил вплотную, обнюхивал верёвочные петли, почти касаясь их носом, протягивал к ним коготь – и пурпурные блики, блуждающие по частоколу, тут же слетались к нему, и ящер, вздрогнув, отшатывался и мотал головой.

– Настойчивый, – прошептал Нингорс, выглянув из-за плетёного украшения. – Знаю я это заклятие. Сколько раз он обжёгся? Я бы уже лежал пластом.

Потеревшись носом о пернатое плечо, Горка сел и опустил голову к засовам, глубоко впившимся в брёвна. Роскошный кованый замок закрывал ворота, Кесса таких не видела даже в эльфийском замке. Ящер протянул лапу к засову – багровые сполохи сплелись в ослепительную молнию, и Горка с рёвом отшатнулся и едва не опрокинулся на спину. Один из копейщиков, подойдя к загону, постучал копьём по ограде и сердито прикрикнул на ящера. Тот, встряхнувшись, принялся приглаживать взъерошенные перья.

– Бедный Горка, – прошептала Кесса, высматривая в ограде бреши. Но колючие колья стояли часто и вкопаны были глубоко.

Зурхан встрепенулся, поднялся на лапы, принюхиваясь и крутя головой. Кесса не успела нырнуть в укрытие и встретилась с ним взглядом. С гулким вздохом Горка вскинул лапы и бросился на ворота.

Ограда дрогнула, брёвна захрустели, но выдержали. Шипы глубоко впились в грудь ящера, перья потемнели от крови.

– Горка! – вскрикнула Кесса, но едва ли ящер её слышал – лапа Нингорса зажала ей рот. Алгана затолкал её в укрытие и сам распластался на крыше. Во дворе загомонили Варкины, повозка, отплевавшись от сажи, поползла прочь со двора, те, у кого не было оружия, вылетели за ограду ещё раньше. Сквозь просветы в плетёных украшениях Кесса видела, как стражники, встревоженно озираясь, подходят к загону, просовывают копья сквозь ограждение, резкими криками отгоняют зурхана от ворот. Ящер не замечал их – он смотрел туда, где недавно была Кесса, часто мигал и шипел, встряхиваясь всем телом. Речница подалась вперёд, но Нингорс ухватил её за плечо и вдавил в крышу.

– Он узнал меня, – прошептала она еле слышно.

Горка с тяжёлым вздохом опустился за землю. Перья на хвосте были взъерошены – он не стал складывать их. Понюхав окровавленную грудь и лизнув ранку, он лёг и закрыл глаза. Стражники, недоумённо переглядываясь, отошли.

– Нингорс, ты видел? Горка узнал меня и попросил о помощи! – прошептала Кесса. – Нельзя его тут бросить!

– Тут самое время прилететь праматери зурханов, – на миг стиснул зубы Нингорс. – Видел я всякое, но такого…

– Нет праматери зурханов, – вздохнула Кесса. – Прилетели только мы. Эти проклятые шипы… Как подло!

– Тише, – прошептал хеск, выглядывая из укрытия. – Надо подумать.

Зурхан лежал, не шевелясь, и ветер колыхал его перья. Кесса испугалась, что шипы воткнулись слишком глубоко, но разглядела, что бока ящера слегка вздымаются.

– Петли на дверце разорваны, – заметил Нингорс с широкой ухмылкой. – Они Горку не выдержали. Остаётся замок… он один, засовов два. Если убрать заклятие и обуглить дерево, дверца вылетит от лёгкого толчка. Вон там ещё одно заклятие той же природы… и печать-ловушка сразу за воротами… ничего неодолимого, но дома закоптятся.