Текст книги "Черная река (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 54 страниц)

Она встала у окна, прикоснулась к краям узкой прорези, закрытой цветными стёклами, – и камни зашевелились под её пальцами, расползаясь в стороны. Стеклянная ширма поднялась наполовину, и в лицо Кессе ударил сырой холодный ветер. Она увидела поодаль синевато-серые базальтовые стены с узкими щелями окон, тёмно-зелёные черепичные крыши, поливаемые дождём, и ветви с серебристой листвой, вознёсшиеся надо всеми строениями. Что внизу, Кесса не видела, – там смыкались, закрывая двор от дождя, лиственные навесы, и под ними что-то шуршало, звякало, изредка фыркало и взрёвывало. Небо тонуло в серо-белосой хмари, и просвета в тучах не было. Кесса вдохнула холодный воздух и растерянно замигала.

– Почтенный Риланкоши! Скажи, какой сейчас месяц?

– Первый день Маринни, – отозвался эльф, перебирающий склянки и камешки. – Ты проспала тринадцатый Семпаль.

– Маринни?! – Кесса опустилась на скамью, ошеломлённо качая головой. – Была же середина Айкени!

– Да, помню, – Риланкоши с трудом сдерживал смех. – А ещё было начало Дикерта, и конец Олэйтиса был тоже. Довольно много разных дней прошло с тех пор, как Миннэн Менкайхизгу пришёл сюда. И вот новая зима на пороге… Хорошее время для сна.

– Первый день Маринни, – прошептала Кесса. – И Речник Фрисс уже пришёл в Кигээл, и все, кто погиб, снова живы… и все они вернулись в Фейр… все, кроме меня!

Она всхлипнула и сердито провела по глазам рукой. «Фрисс, наверное, подумал, что я разбилась насмерть! Как же он расстроился…»

Тканая завеса с шелестом откинулась, пропуская незнакомого авларина, растрёпанного, перемазанного кровью и напуганного до полусмерти. Влетев в залу, он упал на пол – так быстро, что Кесса решила, будто он споткнулся – и опустил рядом с собой шевелящийся свёрток из огромного листа. Наружу торчал плоский оперённый хвост, а с другой стороны норовила высунуться узкая зубастая морда.

– Беда! – выдохнул авларин, рывком разворачивая лист. Лежащее в свёртке существо испуганно забило крыльями. Их было четыре – два побольше, два поменьше – и на каждом – по три изогнутых когтя. Оно рванулось, приподняло окровавленную голову и снова рухнуло на ковёр.

– Вот даже как? – нахмурился Риланкоши, быстро ощупывая крылья и спину существа, и осторожно подул на его шею. Клок кожи вместе с перьями отделился от головы и висел на тонком лоскуте, обнажив мясо, но от дуновения боль, причиняемая раной, как будто стала слабее. Существо повернуло голову набок, слабо заскребло когтями по листу, и он порвался на части. Кесса вздрогнула. «Харайга!» – теперь она вспомнила, на что похоже это создание. «Харайга о четырёх крыльях! Какой демон научил их летать?!»

– Все кости целы, как ни странно, – сказал Риланкоши, поднимаясь с пола и открывая сундук. – И раны неглубоки. Сегодня полежит у меня, потом отнесёшь его в башню, но к соплеменникам не выпускай. Кто так с ним поиграл?

– Он влетел в загон к алайгам, – поморщился молодой авларин, склонившийся над зверем. – Наверное, ему хотели откусить голову.

– Следить надобно за своей живностью, – покачал головой Риланкоши. – Держи, пока я перевяжу его…

Кесса подобралась поближе и присела на скамью. Пернатый ящер снова повернул голову – его сверкающий глаз неотрывно следил за странницей, и дружелюбия в его взгляде не было.

– Отпускай, он уснёт, – сказал Риланкоши, сжимая пасть существа с двух сторон и переворачивая его на спину. Второй эльф посмотрел на вымазанные кровью руки, хмыкнул и пошёл к водяной чаше.

– Вот оно что, – Риланкоши перевёл взгляд на Кессу. – Ещё один поселенец, которому нужно выжечь печать. Этим же вечером и сделаю. Ты уже достаточно окрепла, чтобы вынести немного боли.

– Выжечь? – Кесса поёжилась. – А иначе никак? У меня были рисунки, но стёрлись…

– Поэтому мы печати выжигаем, – эльф оттянул ворот рубашки, показывая небольшой, но витиеватый узор чуть пониже ключицы. – Тут много разных созданий, Чёрная Речница. Лесные шонхоры – не самые опасные среди них.

– Шонхор – так называется этот зверь? – Кесса решилась подойти к спящему существу. Риланкоши положил его в маленький кокон, подвешенный к стене, и ящер, не просыпаясь, убрал голову под крыло.

– А это птица или ящерица? – спросила Кесса на всякий случай. – Оно не сродни харайге?

– Сродни, – кивнул эльф. – И летает прескверно. Однако этот лес не слишком хорош для птиц. Это лесной шонхор. Говорят, они водились и в ваших землях. Но знорки питали к ним такую ненависть, что от них не осталось и пёрышка. Не трогай его – он, как и ты, ранен и напуган.

«Это всё наяву,» – Кесса украдкой ущипнула себя, но зелёные стены, папоротниковые ковры и спящий ящер с четыремя крыльями остались, где и были. «Я в настоящем эльфийском замке, и тут меня знают. И это настоящие авларские эльфы, те, кто говорит со всеми живыми… Река моя Праматерь! Даже Речник Фрисс этому не поверит!»

За окном что-то взревело, Кесса бросилась к нему, но увидела внизу только навесы, а на стенах – лишь струи дождевой воды и серебристые листья. Риланкоши едва заметно поморщился.

– Надобно соблюдать осторожность, – пробормотал он. – Холодный ветер за окном, знорка. Прикрой его. Там закололи алайгу, ничего страшного в этом нет.

В коконе, почуяв чужую смерть, зашевелился шонхор, открыл зубастую пасть, попытался высвободить крылья. Авларин легко подул на него, издав несколько щёлкающих звуков. Ящер затих.

– А большая у вас крепость? – спросила Кесса. – Я видела из окна много стен и башен.

– Тут многим хватает места, – кивнул Риланкоши. – Даже зимой.

– А зимой вас становится больше? – слегка удивилась «Речница».

– Многие из лесных жителей зимуют у нас. Тут теплее… и спокойнее, – усмехнулся авларин. – Лесные дома по зиме пустеют. И ты, судя по всему, тоже будешь зимовать у нас.

«Зимовать…» – Кесса растерянно усмехнулась. Ей было не по себе – настолько, что по коже ползли мурашки. «Я всегда зимовала только в Фейре… А тут даже не пещера!»

– Мне надо вернуться на Реку, – нерешительно сказала она. – Там мои родичи… и Речник Фрисс. Я не думала, что уйду… так надолго.

– Холодные дожди уже идут, – пожал плечами Риланкоши. – А за ними с неба потечёт хашт, и он же поднимется из земли. Пятнадцать или двадцать дней – и явятся Хелигнэй, воины льда. Куда ты пойдёшь, и куда успеешь уйти? Ты не шонхор, чтобы перезимовать в дупле.

…Холодный дождь всё лил за окном. Кесса сквозь дрёму слышала, как стекает по стенам вода, и как колышутся за башнями широколистные папоротники. Завеса снова качнулась, пропуская в залу эльфа, одетого в чешую.

– Риланкоши! Когда мы увидим тебя в Зале Чаш? – усмехнулся пришелец, ставя на сундук большой круглый сосуд на четырёх лапах и выкладывая рядом пару коротких двузубцовых лезвий. – Питья не принёс. И вот ещё кое-что, для тебя и для раненых. Вот бы ты чаще выбирался из норы!

– Зачем бы? Вы, Дети Намры, без меня уже и с алайгой не справитесь? – нахмурился Риланкоши. – Даже здесь был слышен крик. Кто не уследил?

– Всему сразу не научишься, – пожал плечами чешуйчатый эльф. – Чёрная Речница! На ногах и в полном здравии? Скажу княгине Миннэн. Тебя-то мы увидим в Зале Чаш? Я зову тебя за стол Детей Намры. И еда, и питьё там хороши!

– Благодарю, – склонила голову странница. – Меня зовут Кесса.

– Иллингаэн, – авларин, согнув пальцы, легко прикоснулся ими к груди. – Угощайся. Свежайшее мясо, сам хотел съесть!

Шонхор, выбравшийся из кокона, перепрыгнул на край водяной чаши – свёрток, брошенный Иллингаэном на её дно, сочился кровью, и ящер с хриплым криком потянулся к нему. Риланкоши схватил существо за бока и затолкнул обратно в кокон.

– От Иллингаэна всегда шум и переполох, – поморщился он. – Всё их семейство такое – хоть внуки, хоть правнуки.

Кесса, забыв о кровавом свёртке, удивлённо присвистнула.

– Сколько же ему лет?

– Да немного, – проворчал Риланкоши. – Держи. Тебе сейчас надо есть!

Он протянул ей кусок тёмного окровавленного мяса, не тронутого ни огнём, ни кипятком. Кесса едва не выронила его на ковёр.

– Это кусок алайги? – спросила она, обнюхивая полученное. – Вы… едите мясо сырым?

– В ваших краях мы так делать не стали бы, – хмыкнул авларин. – Но тут не гостила сияющая смерть, и земля чище. Ешь, это печень алайги. Достаётся не каждому.

Шонхор, жадно проглотивший остатки мяса, теперь терзал окровавленные листья и вылизывал чашу. Рана, протянувшаяся по его шее и голове, почти уже закрылась, но кожа осталась голой – перья и не думали проклёвываться. Кесса сосредоточенно накручивала на двузубцовую вилку «белесую тину» – авларскую лапшу. Кусочки рублёного папоротника норовили упасть на пол, тёмно-розовая жижа, пахнущая рыбой и яртисом, плескалась на дне горшка, нарисованные на нём листья и существа притягивали взгляд, отвлекая от еды. Риланкоши уже насытился и ушёл к окну, в зале повеяло мокрым моховым лесом. Дождь так и шёл, не затихая ни на миг.

– Кесса Скенесова, Чёрная Речница?

Негромкий голос послышался за спиной, и странница обернулась. У двери стояла жёлтоволосая эльфийка, и её одежды были расшиты серебряными листьями.

– Силы и славы! – кивнула Кесса. Она хотела встать, но отвлеклась на лапшу, намотанную на вилку, махнула про себя рукой и осталась, где сидела.

– Всё так, как написано в книгах, и как рассказывают очевидцы, – покачала головой авларинка, опускаясь на скамью. – И верится с трудом… Говоришь, ты искала Ксилию Болотный Огонёк?

– Её оружие… Она сама не вернулась за ним, – Кесса немного робела. – Мастер Звигнел просил отдать лук ей. Жаль, что я опоздала…

– Навряд ли лук добавил бы Ксилии желания жить, – вздохнула Миннэн. – Радостно видеть, что у тебя его с избытком. Столько пройти, увидеть столько странного… В Зале Чаш все ждут твоих историй.

– Иллингаэн приглашал за стол своего клана, – кивнула Кесса. – Он – ваш воин?

– Он – один из старших в Детях Намры. Да… можно назвать его и воином, – кивнула авларинка. – Твой наставник… Мы знаем его?

– У меня нет и не было наставника, – призналась Кесса. – Я думала, у вас кого-нибудь найду… Это одежда Ронимиры Кошачьей Лапки, она – мой предок… далёкий предок. А оружия у меня нет.

– Значит, Чёрная Река иссякла, – склонила голову Миннэн. – Мы надеялись на иное… Тут есть один чердак, мы собирали там интересные вещи, бесполезные для нас. Похоже, твой лук тоже займёт там место. Если хочешь, тебя отведут туда. Что-то, бесполезное для нас, принесёт тебе пользу. Чёрные Речники любили там бродить… А что слышно о Вольферте Кейне? Он не преследовал тебя за странные намерения?

Кесса удивлённо мигнула.

– Король Вольферт? Он умер, и давно. Сейчас Великой Рекой правит Король Астанен, и он – мудрый властитель. Он не выгоняет своих воинов вон!

– Да, это мудро, – во взгляде авларинки Кессе почудилась усмешка. – Ты знаешь что-нибудь о Стеклянном Городе? Может быть, ты жила там, или видела, как делают стекло?

– Стекло? – мигнула странница. – Не-а.

– Жаль, это было бы очень кстати. А чем ты занималась, пока не надела эту броню?

– Мы – мирные жители Фейра… это на Правом Берегу, там, где пещеры, – пояснила Кесса. – Мы платим налоги, ловим Листовиков, собираем травы… А воинов у нас никогда не было. У дедушки есть кузница, а ещё он – жрец.

– Огненные ветви! Ты – ребёнок из посёлка рыбаков, дочь старейшины? И ты прошла до самой Тарнавеги всего с парой шрамов?! – Миннэн странно усмехнулась. – Похоже, спрашивать надо не тебя, а того, кто тебя привёл. Но я боюсь, что его намерения прозрачнее родниковой воды. Идёт Волна…

– Нет! – Кесса испуганно замигала. – Я ничего не знаю о Волне…

– Зато Кот знает, – Миннэн, сведя вместе ладони, прижала их к груди. – И Меланнат ему благодарен. Что же, дитя… Устраивайся в замке. Скоро с неба польётся хашт, и все дороги будут закрыты. Тот, кто зимует у нас и ест наши припасы, помогает нам посильной работой – так уж заведено. Я попрошу Детей Намры найти для тебя место и занятие. И если есть что-то, что ты хочешь узнать или увидеть в Меланнате, – спрашивай сейчас.

– Я хочу стать Чёрной Речницей, – тихо, глядя в пол, сказала Кесса. – Знать и уметь то, что знали и умели они. И ещё… мне сказали, что есть каменный круг, где Чёрные Речники выбирают покровителя.

– Меланнат перед тобой, – склонила голову Миннэн. – Каждый день до конца зимы – твой. Мы не знаем, что было бы полезно для Чёрной Речницы. Осматривайся по сторонам, слушай и запоминай. Боги спят сейчас, и круг закрыт. Дети Намры покажут тебе, где он. Приходи туда весной.

…Авларин-провожатый шёл быстро, и Кесса то и дело отставала – все стены и своды Меланната, все ковры под ногами и все завесы в дверях были покрыты прихотливыми узорами, листья и побеги сплетались на них, в ветвях парили пузатые фамсы, яркие медузы и хохлатые птички, а на других рисунках между собой сражались причудливые звери… Замерев у расписной стены, странница долго водила пальцем по ярким завиткам узора.

– Хаэй! Ты идёшь? – молодой авларин, потеряв терпение, тронул её за плечо. – Эта картина тут не вчера появилась, и до завтра она не растает!

– Иду, – кивнула Кесса, подняла взгляд – и снова остановилась. Толстая ветка выходила прямо из стены и врастала в просвет меж камнями, приняв его форму. Из неё торчали тонкие побеги, а на них поблескивали серебристые листья.

– Отсюда начинаются Залы Сна, – пояснял на бегу авларин, кивая на прикрытые и отворённые двери. Они тянулись вдоль широкого прохода, и за ними Кесса видела полутёмные комнаты. Оттуда пахло сухими листьями, слышался шорох, шум крыльев, возгласы, состоящие из щелчков и клёкота, на полу громоздились рядами пустые спальные коконы, а на звук шагов выглядывали из-под завес чешуйчатые создания. Одни из них были едва по пояс Кессе, другие – на голову выше, крупные серо-зеленоватые щитки покрывали их тела, короткие перепончатые крылья, сложенные за спиной, казались странным украшением – слишком малы они были, чтобы поднять владельца в воздух. Круглые выпученные глаза смотрели на Кессу с недоумением.

– Мирного сна! – пожелал, коснувшись ладонью груди, авларин, и существа закивали.

– И вам не замёрзнуть, – ответил самый рослый из них и провёл лапой по глазам. – Отчего вам не спится, тонкокожие?! Я бы до весны не просыпался…

Он развернулся и потопал в сумрачную залу. Кесса уткнулась взглядом в его спину – полосы сросшихся чешуй тянулись от бока к боку, прикрывая хребет, как обломки панциря анкехьо. Только шипов на них не было, и толстый хвост существа не завершался костяным молотом.

– Яймэнсы спят крепко, – прошептал авларин. – И уснут они очень скоро. Мы смотрим за ними… но навряд ли это поручат тебе.

Он вошёл в последнюю из зал. Коконы лежали и тут – большой грудой их свалили в углу. Никого из Яймэнсов в комнате не было. Тусклый желтоватый церит горел над дверью, освещая большие чаши, вмурованные в стену. Над одной из них склонялась, едва выступая из камня, кованая змеиная мордочка.

– Возьми себе любой кокон, возьми верёвки, – авларин махнул рукой на канаты, змеями свившиеся в другом углу. – Я помогу привязать его. Вон там, на потолке, есть крючья. Ты спала раньше на весу?

– А можно спать на земле? – спросила Кесса, глядя на едва заметный в темноте крюк. – У нас, в Фейре, висеть на ветках не принято.

– Яймэнсы бродят в полусне, – покачал головой авларин, выбирая канат попрочнее. – И как будто нарочно выбирают самое глухое время. Если заблудятся, ложатся спать где попало. Могут и наступить. Ты не упадёшь, не бойся. На наши верёвки никто ещё не жаловался.

…Дождь ненадолго утих, только крупные капли падали с серебряных листьев, и ручейки сбегали по водосточным жёлобам. Вода, спускаясь по проложенным во дворе руслам, возвращалась в реку. Кесса слышала её плеск – река была совсем рядом.

Выбравшись из-под первого навеса и тут же нырнув под другой, она остановилась – те, кого она искала, были здесь. Семеро авларинов собрались у скамьи под вырастающей из стены серебряной веткой. Их ушастые шлемы напоминали звериные маски. Доспехов у них не было – лишь кожаные куртки, и оружие на виду держал только один. Короткое копьё с широким наконечником было пристёгнуто за его плечом. Сам он, присев на корточки, почёсывал за ухом крупного полосатого зверя с тонким хвостом. Существо растянулось на булыжниках и снисходительно терпело ласку, время от времени щурясь на тучи. Морда у него была тонкая, почти лисья, и полосы тянулись по бокам, обрываясь на рыжеватом брюхе. Кесса присвистнула и опустилась на мостовую, не замечая воды на камнях.

– Агюма! Это же агюма – водяной волк!

– А? Правда, есть у них такое название, – степенно кивнул эльф. – Хаэй! Руки!

Агюма не шелохнулась от чужого прикосновения, только прижала уши, но Кесса на всякий случай спрятала руки за спину.

– Они живут тут, в лесах? Настоящие агюмы?! Видел бы их мой дед! А можно погладить его? На удачу…

– Один раз, – нехотя разрешил эльф. – В лес они не ходят. Ловят крыс и змей в замке. Но зубы у них не игрушечные.

Кесса осторожно провела пальцем по рыжей шерсти. Свежая печать, выжженная под ключицей, берегла её от любых зубов. «Водяной волк… Их привезли сюда с Реки, не иначе! Кто-то из Чёрных Речников. И теперь я глажу его,» – думала она. «И иду в поход с настоящими авларинами. А Речник Фрисс ничего этого не видит, и Сима тоже, и даже Эмма Фирлисова… Вот досада!»

…Река струилась совсем рядом – за склонившимися до земли папоротниками и поникшими узколистными травами, там, где качались на волнах потемневшие листья Мекесни. Дождь не унимался, и вода под ударами капель вскипала серебром. Широкие ветви зелёного холга не мешали идти – расступались от тропы. Авларины шли бесшумно, мягко ступая по мокрой земле, и Кесса старалась не шуметь, хотя в этом не было нужды – весь лес шуршал и шелестел, заливаемый холодной водой. Вот что-то захрустело над головой, и странница взглянула наверх – и увидела, как лист огромного папоротника, судорожно вздрагивая, скручивается в тугой клубок и прижимается к стволу. Другой лист – большой, слегка пожелтевший по краям – не шевелился, только вздрагивал под ударами капель.

– Листья прячутся, – прошептала Кесса и усмехнулась. – Верно, так им будет теплее.

Предводитель отряда поднял руку и жестом направил младших эльфов к берегу реки. Они разбрелись по кустам, не подходя к воде, что-то тихо захрустело, и Кесса, изумлённо мигая, воззрилась на пруд. Берег обрывался не в стороне, за кустами, а у самых её ног, тут была заводь с каменными стенами, тёмная и глубокая. Старший авларин коснулся ладонью воды, и серебристая тень скользнула под его рукой.

Кесса, вытряхивая из мешка последних личинок, остатки вчерашней лапши и дроблёные корневища неизвестных трав, смотрела, как огромные рыбы кружат у поверхности воды. Одна из них поставила мощные плавники на каменный бортик и приподнялась на них, глядя прямо на Кессу. Та вывернула мешок и развела руками – «больше нету!». Рыба не шелохнулась – так и стояла хвостом вниз, немигающими глазами глядя на пришельцев.

– Твоя тень лежит на воде. Отойди, и они успокоятся, – усмехнулся один из эльфов, хлопнув Кессу по плечу. – Хвала Намре и отцу его, у рыб пока нет разума!

Толстые, неповоротливые создания с плавниками-лапами в последний раз выглянули из воды и ушли в темноту, в прибрежные норы. Над заводью затрещали ветки – мхи и кустарники, выросшие вокруг как будто случайно, сплетались в прочный навес. Дождь обрушился на него – и скатился на берег серебряным градом.

– Мирного сна! – старший авларин погладил воду на прощание и выпрямился. – Хватит мокнуть, Дети Намры.

– Хочу рыбной лапши, – прошептал один из эльфов за плечом Кессы. – И чтобы рыбы и лапши было поровну.

– Вот бы дождь утих, – качнул головой другой авларин, пробираясь по моховым зарослям. – Ведро варёных рачков – вот что мне сейчас нужно.

– И печёная чайка, – прошептала Кесса, изо всех сил сдерживая ухмылку. – И пирог-глазастик.

«Река моя Праматерь! Стоило ли уходить на год из Фейра, чтобы снова слушать те же речи?! И где – в авларском замке!» – хихикая про себя, она брела вслед за эльфами, косилась на сворачивающиеся листья папоротников и радовалась, что дождь загнал летучих медуз в дупла. А может, они и вовсе передохли от холода, – ни одно щупальце не свисало с ветвей…

В небесной дымке качнулся желтеющий лист, и водопад обрушился Кессе на макушку. Отряхнувшись, она посмотрела на громадный папоротник, укутанный моховой шубой. В полутора десятках локтей от земли мохнатый покров был содран, и три глубоких рубца протянулись по коре. Кесса вздрогнула и поспешила за эльфами, но холг, расступившийся перед ними, уже сомкнулся и переплёл ветви. Налетев на него с разбегу, странница едва не упала – серебристый мох спружинил и отбросил её в сторону. Она потянула за ветки, но они не спешили поддаться. Мелкие отростки сцепились между собой так крепко, будто тут от века не было никаких троп.

– Хаэй! Ещё зима не началась, а ты уже не можешь наглядеться на лес? – хмыкнул один из авларинов, лёгким движением ладони отталкивая мох с дороги.

– Ты это видел? – тихо спросила Кесса, указывая на следы огромных когтей. – Это пернатый холм, да?

– Это дерево, – ухмыльнулся эльф. – Идём, лапша остынет.

Кесса шла за Детьми Намры след в след, и мох покорно расступался, не смея мешать им. Она ждала, когда он сгинет, и над лесом вознесутся лилово-серые стены, но их не было. Очертания пологих холмов, поросших мхами и оплетённых лианами, виднелись сквозь ветки холга, и ничто не напоминало о Меланнате.

Она не заметила, в какой проём среди кривых стволов они нырнули, отвлеклась на моховинку, упавшую на ресницы, а когда оглянулась – мокрая стена темнела за спиной, над головой сомкнулись дощатые навесы. Эльфы, снимая с курток и шлемов прилипшие листья, негромко переговаривались, из приоткрытой двери ближайшей башни пахло яртисовым взваром и квашеной рыбой, агюма, подобрав лапы, разлеглась на скамье и задумчиво смотрела на дождь.

«Лапша…» – Кесса покачала головой, вспомнив распоротую ребристую кору. «Видно, эльфов такой мелочью не удивишь…»

В Зале Чаш было шумно, причудливые огненные бабочки и змейки летали над столами, иногда в полёт отправлялись и кубки, а то и огромные каменные котлы. Но ни терпкий папоротниковый настой, ни горячая лапша не падали на пол, словно каждый сосуд был прихлопнут невидимой крышкой. Кесса большим серебряным черпаком вылавливала из разукрашенной чаши розовую гущу – пряный обжигающий ун, лучшую из знакомых ей приправ. «Вроде бы похоже на цакунву, а вкус совсем другой,» – думала странница, макая в ун лапшу. Рубленый папоротник – а может, невиданные коренья – никак не держались на вилке, падали в миску.

– Второй день за нашим столом никто ничего не рассказывает! – громко посетовал Иллингаэн, отодвинув опустевший кубок. За столом Детей Намры его услышали, озадаченно переглянулись; чуть дальше – его голос утонул в общем гомоне. За другими столами уже затянули песни, кто-то постукивал пальцами по краю чаши, отбивая ритм.

– Ты, Кесса, знаешь какую-нибудь историю? – спросил один из авларинов.

– Да… кое-что знаю, – задумчиво кивнула она. – Есть хорошая история – о Речнике Кирке и когтистых чудищах. Странная история… Тут, вокруг Меланната, водятся большие ящеры – пернатые холмы, я видела их следы у самых стен. Говорят, Речник Кирк смог поладить с ними, и они понимали его речь и помогали ему в битве. Я думаю, что-то в этой истории напутано. Ведь пернатые ящеры злы и свирепы, и вечно жаждут крови, и рвут всех на части. А у этих созданий такие огромные когти…

Она поёжилась, не замечая, как разговоры вокруг стихли, и эльфы настороженно переглянулись. Потом Иллингаэн дотянулся до её плеча и легонько хлопнул по нему.

– Звери тебя напугали? Вот морока… Пернатые холмы не едят то, что не влезает к ним в пасть за один раз. А ты туда точно не влезешь.

– И не нападают на тех, кто не угрожает им, – добавил другой авларин, счищая шкурку с незнакомых, но сочных на вид ягод. – Ты, Чёрная Речница, не будешь же угрожать мирному зверю?

Кесса несмело улыбнулась.

– Так рассказать вам историю о Речнике Кирке?

– Давай, – кивнул Иллингаэн. – Хаэй! Тихо! Слушайте, Дети Намры…

…Шонхор – иссиня-чёрный, только на хвостовых перьях кончики серебрились – беспокойно озирался и царапал когтями перчатку. Перья на всех его крыльях топорщились. Кесса с трудом удерживала недовольного ящера на весу, радуясь, что перчатка сшита из толстой кожи – не то разодрали бы ей руку до кости.

– Улла-а, улла-аш, – старательно повторила она за Риланкоши. – Улла-аши… Ну что ты? Разве тебе больно?

Шонхор скосил на неё блестящий глаз и впился зубами в палец.

– Чувствуешь что-нибудь? – спросил Риланкоши, обходя Кессу по кругу. Его ученики, предоставленные сами себе, весело перебрасывались комком сухой травы. На лету солома прорастала, выпуская зелёные усики и покрываясь бутонами.

– Не-а, – качнула головой Кесса.

– И он не чувствует, – кивнул Риланкоши. – Если нет дара, то и возиться не с чем. Давай его сюда.

Кесса едва сдержала облегчённый вздох – шонхор, тяжёлый, как упитанный кот, и такой же когтистый, успел растянуть ей запястье и крепко прищемить палец. Риланкоши осторожно принял ящера и усадил себе на предплечье. Существо, оглядевшись, сложило крылья и прижало перья к телу.

– У тебя есть дар Воды, – сказал Риланкоши, пересаживая шонхора на деревянный столб. – Небольшой, но надёжный. Вот и займись его развитием. Магия Жизни не всем даётся…

…Ветка серебристого дерева торчала из стены, и под потолком распластались живые побеги. Вторая ветвь, поменьше, пробилась сквозь кладку недавно и выпустила в пролом лишь несколько листочков. Кесса потрогала камни, надавила на них ладонью – они держались крепко, ни один не сдвинулся.

Лестница, вьющаяся вдоль стены, сделала ещё один виток, и Кесса спустилась за ней – туда, откуда слышен был негромкий стук, свист и скрежет. Тёмная, окованная медными листьями дверь преградила путь. Странница удивлённо мигнула, встретившись взглядом с зубастой мордой на створке. Вырезанный из тёмного дерева зверь с длинным, приплюснутым на конце рылом и торчащими зубами был похож на хургу, красноватые камешки в его глазницах светились нехорошим огнём.

Кесса осторожно приоткрыла дверь и заглянула в потайную залу. Запах гари и окалины коснулся её ноздрей. За дверью шипели меха, гудело пламя, жалобно повизгивала, врезаясь в камень, зачарованная пилка, маленькие молоты звонко стучали по металлу.

– Нашёл? – спросил кто-то, и в ответ ему громко захлопнулась крышка ларца.

– Всё не то, – вздохнул другой эльф. – Один камень тёмен, другой – слишком красен, третий – серый, как зимнее небо. Может, на срезе будет другой цвет?

– Не мешало бы съездить в верховья, – заметил третий голос. – Поискать там пёстрых камешков. Наверное, соберусь после купаний. Кто из вас поедет со мной?

Кесса переступила порог и огляделась по сторонам.

Кто-то заметил её – звуки затихли. Зала была освещена ярко, но в паре шагов от двери воздух как будто мутнел, и Кесса не видела ни горна, ни наковальни, ни инструментов, – только силуэты авларинов в золотистом тумане. Она протёрла глаза, сделала ещё шаг вперёд – и воздух вокруг неё сгустился, стремительно превращаясь в вязкую жижу. Ещё шаг – и Кесса завязла, не в силах шевельнуться. Она шарахнулась назад и облегчённо вздохнула – тут, у двери, никакой жижи не было, и воздух не пытался её расплющить.

«Ух ты… Защитное поле, прямо как у сарматов!» – Кесса вытянула руку, попыталась нащупать прозрачную стену, но пальцы прошли насквозь. Она снова шагнула вперёд – и снова воздух превратился в колышущуюся преграду.

– Хаэй! Знорка, тебе сюда не надо, – недовольно сказал один из авларинов. Мастера, отложив работу, сердито смотрели на Кессу.

– А какие камешки ищут в верховьях? – робко спросила она. Кто-то из эльфов хмыкнул.

– Яркие и гладкие, знорка, – он повертел в пальцах что-то невидимое, придирчиво это рассмотрел и поморщился. – Красные, и зелёные, и с рыжиной. Ступай-ка своей дорогой, знорка, и дверь закрыть не забудь.

…Лестница поднималась вдоль стены виток за витком, мимо запертых дверей, мимо узких окон, закрытых мутными стекляшками – а может, шлифованными камешками. Авларин-провожатый взбирался по высоким ступеням проворно, Кесса, даже не отвлекаясь на узоры на стенах, едва за ним поспевала.

– Это здесь, – эльф ткнул пальцем в медный лист – один из множества кованых листиков на тёмной деревянной створке – и узкая дверь распахнулась, едва не сбив пришельцев с ног. За ней начиналась темнота – тут не было окон. Колпак, прикрывающий светильник-церит у двери, упал, повиснув на тонкой цепочке, и серебристый свет наполнил комнату, уставленную сундуками. Кесса присвистнула.

– Прямо как в кладовке у родни!

Авларин поднял одну из крышек, довольно кивнул и протянул руку к Кессе:

– Здесь деревянное оружие. И твой лук тоже будет лежать тут. Подойди, не бойся. Смотри и трогай. Это не наши вещи, и мы о них ничего не знаем.

Кесса заглянула в сундук и увидела ещё два промасленных свёртка, пустые колчаны и две стрелы с зелёным оперением, лежащие у дальней стенки. Лук Ксилии опустился на мягкое дно, и крышка захлопнулась за ним.

– Я подожду тебя у двери, – сказал авларин, равнодушным взглядом окинув комнату. – Можешь выбрать себе что-нибудь полезное. Так всегда было – что-то сюда приносили, что-то забирали…

Кесса, затаив дыхание, заглянула в другой сундук. Ни засовов, ни хитрых чар, – ничто не удерживало резную крышку. Внутри на мягком войлоке лежали, прикрытые небольшим круглым щитом, ребристые кованые палицы, а между ними – меч из тёмного речного стекла.

– Чьё это оружие? – спросила Кесса. Эльф пожал плечами.

– Уже никто не помнит, Чёрная Речница. Когда мы поняли, что никто не придёт… наверное, были записи учёта, но куда их дели – сам Кетт не разберётся.

Кесса открыла третий сундук и радостно усмехнулась – там лежал аккуратно свёрнутый доспех Чёрного Речника, такой же, какой носила она сама. А рядом с ним – ещё один, но не чёрный – красновато-рыжий, в узких чёрных полосах, без бахромы, с высоким жёстким воротником. У воротника поблескивали странные кованые клёпки. Между двумя свёртками сверкал янтарными глазами полосатый клыкастый шлем.

– Ой! А что это за броня? Совсем другая… – Кесса потянула рыжую куртку на себя и охнула – этот доспех был куда тяжелее чёрного!

– Кто теперь скажет?! – авларин бросил на вещи скучающий взгляд. – Если понравилось – возьми себе. Не думаю, что за ним кто-то придёт.

Кто бы ни носил рыжую куртку до Кессы, он был невелик ростом и не слишком широк в плечах, – на «Речницу» она села, как будто на неё и шилась. Затянув все ремешки и застегнув костяные пряжки, Кесса обхватила себя за плечи. Под тонкой крашеной кожей прощупывались твёрдые бляшки – как броневые щитки в шкуре Двухвостки.