Текст книги "Черная река (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 54 страниц)

– А её родичи? – спросила, не вытерпев молчания, Сит Наньокетова. – Они-то что говорили?

– Кто знает, где её родичи, – пожал плечами Речник Айому, одним глотком допил всё, что оставалось в желудёвой чаше, и потянулся завязать ремешки на голенище сапога. – Чёрные Речники не сильно-то привязывались к родне. Ронимиру называют Кошачьей Лапкой, но кто помнит её родовое имя? Его не найдёшь и в Архивах Астанена…

– Кимеи должны помнить, – нахмурилась Сима, искоса поглядывая на Кессу. – Они помнят всех.

– Не хотел бы я быть кимеей, – Речник Айому отдал Кессе чашу и поднялся на ноги. – Солнце уже высоко. Ступайте, найдите себе занятие.

Сима и Сит, разочарованно хмурясь, встали с нагретых солнцем коряг. Полдень близился, и солнце стояло над самой Рекой, выглянув из-за белых скал Правого Берега и травяных дебрей востока. Притихшая Река лениво плескалась, перекатывая камешки и обломки тростника, мелководье казалось тёплым и манящим, и Ота Скенесова уже бродила по колено в ледяной воде, разыскивая на дне цветные камешки и обломки земляного стекла.

– Речник Айому! – окликнул гостя Конен Мейн, едва ли не бегом выскочив из приоткрытой холодной пещеры. От него пахло рыбой, прошлогодним и свежим рассолом, пряной рыбной жижей, – там, откуда он вышел, стояли солильные чаны и бочки. Холодные кладовые тянулись вдоль берега, вперемешку с жилыми пещерами, сейчас все они открылись, и едва ли не весь участок проводил там дни. И сама Кесса потратила утро, разрезая и потроша рыбу, слой за слоем разделанное ложилось в чаны и бочонки, в соли не было недостатка, откуда-то взялись и пряности. Всё, что можно было выловить из прошлогоднего рассола, было выцежено и выбрано до последней уловимой крупинки, вскрылись и тайные ларцы с пряными травами, запасёнными осенью. Конен не резал рыбу – он ссыпал её в чаны, прижимал и пересыпал солью, ворочал тяжёлые наполненные бочки, его руки покраснели от рассола, а лицо – от натуги.

– Бездна! Вымой тут же руки, – покачал головой Айому. – Разве же нету в Фейре пары старых рукавиц?!

– Неудобно в рукавицах-то, – буркнул, смутившись, Конен. Он окинул недовольным взглядом троих девиц – похоже, он был им не очень рад.

– Речник Айому, Сьютар хочет говорить с тобой, – сказал Конен.

– Так почему он не пришёл? – Речник с тоской покосился на заброшенные удочки. Этим утром ему никак не удавалось порыбачить и подумать о делах Великой Реки в тишине и покое.

– Он… Речник Айому, ты всё-таки зайди к нему в пещеру, – потупил взгляд Конен. – Это важное дело.

– Если речь о большом свежем «глазастике», то дело и впрямь важное, – без тени усмешки сказал Айому, шумно вдыхая пропахший рыбой воздух. – Хотя редкий пирог нельзя принести на берег, раз уж он так жаждет быть съеденным…

Конен даже не улыбнулся. Быстро он пошёл к пещере, и грузный Речник скоро отстал. Кесса и Сима, переглянувшись, поспешили за ним, Сит пошла было следом, но её окликнули из холодной кладовой.

Тяжёлые зимние завесы ещё висели в дверях, и жители медлили перебираться из зимних спален в летние, – эта весна выдалась холодной, и ветер, налетая с Реки, порой пронизывал до костей, даже если в небе сияло солнце. Завеса опустилась за Речником Айому, и Кесса и Сима остались на пороге.

– Отчего у твоего деда вечно какие-то секреты? – пожала плечами Сима и приникла щекой к белому камню. В щель между завесой и скалой мало что можно было рассмотреть, но слышно было отлично.

– Дел у нас по горло, – с тяжёлым вздохом сказал Сьютар. – И беготня по степи совсем не ко времени. Трава ещё толком не высохла, собирать там нечего, а от охоты одна трата стрел. Но эти обормоты просятся в степь. Если им запретить, так они ещё додумаются удрать, ищи потом их.

– Эх-хе, – вздохнул и Речник. – Кто в этом году обормот?

– Затеял дело Конен Мейн, ну и все остальные… Хельг Айвин, Вайгест Наньокет, Нуук с Каэном, Эра Мейнова… с десяток наберётся.

– Десять – это много, всю дичь распугаем, – протянул задумчиво Речник. – Шестерых я возьму. За день рыба не протухнет. Бочки не ворочайте, надорвётся кто-нибудь – одним днём не отделаетесь. Посмотрим, как растёт трава, и не пора ли вылетать за сушняком. Может, подстрелим сурка или крота – как повезёт.

– Сейчас от этих зверей ни мяса, ни меха, – проворчал Сьютар. – Не тратил бы ты время попусту, Речник Айому! Припугни лучше юнцов, чтобы о деле думали.

– Это уж мне виднее, что лучше, – нахмурился Речник. – Скажи парням, чтобы готовились. Пойдём на рассвете, едва небо позеленеет.

Кесса и Сима еле успели шарахнуться от пещеры – их едва не сбила с ног тяжёлая завеса. Айому, не оглядываясь, брёл к берегу, к оставленным в кустах удочкам. Все, кто бегал по прибрежной тропе и мочил ноги на мелководье, проводили его удивлёнными взглядами.

– Охота на сурка! – Сима усмехнулась. – Три года – и мы пойдём весной вместе с ними. А сейчас – я бы от мяса не отказалась. Как думаешь, кого они добудут?

Вечером из-под причала Фирлисов слышно было фырканье, смех и стук зубов – охотники отмывались от рыбы и пряных рассолов, и холодная Река была к ним неласкова. Уже в сумерках Нуук и Каэн перебирали стрелы, а Сьютар ходил туда-сюда по очажной зале и укоризненно вздыхал.

– Пора, пожалуй, доставать кованый котёл, – сказала Ауна, мать Кессы, в очередной раз проводив его взглядом. – Опять все сойдутся к нам, так у нас и будем готовить.

– О Мацинген, повелитель травы и тех, кто по ней бродит, – прошептала Кесса, набирая в ладонь несколько сухих былинок, и запнулась, не зная, о чём ей просить. – Ну… пусть никому не будет большого ущерба. У тебя ведь много зверей в норах? А у нас тут одна только рыба…

И Кесса истосковалась по тушёному мясу. Не так часто жителям Фейра доводилось его есть – по осени, когда сурки жирели, травяные дебри так густели, что продираться по ним приходилось с треском, и самый ленивый зверь успевал добежать до норы. Где-то на востоке бродили стада, сотрясающие землю, сталкивались колючими панцирями тяжёлые Двухвостки, рогатые товеги фыркали, оставляя клочья шерсти на листьях, и дикие килмы перебирались от оврага к оврагу, живой волной прокладывая в степи дороги. Сюда, к Реке, долетали только птицы…

Незадолго до рассвета Нуук и Каэн тихо поднялись и спустились вниз, в очажную залу. Их вещи были сложены там. За ними спустился Снорри – его не отпустили в степь. Он еле слышно что-то рассказывал Нууку и Каэну, стоя у погашенного очага. Кесса, прижавшаяся к стене у входа в залу, ничего не слышала и мало что видела – свет едва сочился сквозь щели между камнем и дверными завесами. Потом парни ушли, впустив в пещеру холодный утренний ветер, и Снорри со вздохом пошёл наверх. Кесса нырнула в ближайшую кладовку – Снорри, углубившийся в свои мысли, не заметил ни шорох, ни мелькнувшую тень.

Что-то тускло светилось на стене залы, и Кесса подумала сначала, что это лунное сияние отражается от воды, но свечение не рябило, и лунные лучи не дотягивались туда, где Кесса видела неясный блик. Она подошла, вгляделась и вздрогнула – светилось Зеркало Призраков.

Она поднесла ладонь к матовому стеклу – свет не стал тусклее, он сочился сквозь пальцы. В глубине Зеркала мелькали неясные длинные тени – одна за другой, словно люди шли вереницей по ту сторону стекла. Одна из теней остановилась и будто приблизилась, заслонив большую часть Зеркала, другие оказались за неё спиной и истончились, отдаляясь. Кто-то стоял на той стороне – Кесса не видела ни лица, ни одежды, только серые и чёрные пятна.

– Ты меня видишь? – прошептала Кесса, поднося палец к стеклу. – Кто ты?

Тень шелохнулась, её верхняя часть качнулась – как будто кто-то склонил голову.

– Ты жил в Старом Городе, да? – еле слышно спросила Кесса. – Ты стоял у этого окна, когда оно было целым? Это был твой дом?

Из зеркальных глубин уже наползал синевато-серый туман, и все тени таяли в нём. Ещё один миг – и Зеркало почернело.

«Речник Фрисс говорил, что в том доме никто не жил,» – думала Кесса, на ощупь пробираясь в спальню. «Там была… кладовая, наверное. Что-то вроде кладовой. Туда приходили, но не жили там. Река-Праматерь! Верно, призрак подумал, что я совсем глупая.»

На рассвете Сьютар Скенес был не в духе, и семейству Скенесов недолго пришлось спать – ещё солнце не выползло из-за обрыва, как все выбрались на берег. Вода притихла и больше не прибывала, но в любой момент могла взъяриться и разлиться до самых пещер – и тогда Река уволокла бы все обломки, вынесенные на мелководье. Жители спешили подобрать их и растащить по пещерам, им годилось всё – и ветки, и тростник, и обломки коры, и чьи-то пожитки, унесённые волнами. А чуть поодаль, у тростников, кустов Ивняка и в тени причала Фирлисов, стояли верши, и следовало проверить, что в них попалось.

Верши оказались не пустыми, и ближайшие полдня Кессе было чем заняться, как и её сёстрам. Солильные чаны и бочки понемногу наполнялись. Старшие, добыв с мелководья большую ветку Высокой Сосны, рубили её на части и раскладывали обрубки на солнце, из-за толстого комля даже возникла ссора – Гевелс думал, что это слишком хорошее дерево для дров. Он победил и ушёл с комлем в сторону кузницы – сушить его там.

Выйдя из кладовой, Кесса наткнулась на Симу – та волокла с мелководья веточку с пучком хвои. Для Высокой Сосны эта ветка была невелика – так, самый кончик тонкого побега – но иглы на ней были длиннее самой Симы.

– Ну вот, ветка для пахучего дыма, – сказала Сима, отпустив пучок хвои. Отсюда, с береговых камней, он уже никуда не мог уплыть.

– Хорошая ветка, – кивнула Кесса. – А я видела ночью, как в Зеркале шевелились тени. Кто-то смотрел на меня оттуда.

– Ох ты! – Сима покачала головой. – Он был с оружием? Они, эти древние люди, бывали злыми.

– Я думаю, ему тоже было плохо видно, – вздохнула Кесса. – Всё как в тумане. Думаешь, призрак с той стороны может мне навредить?

– Кто его знает, – поёжилась Сима. – Мы видим их, и это странно, но интересно. А вот чтобы они нас видели – это ни к чему. Ты же слышала, что Речник Фрисс рассказывал о тех людях. И Речник Айому тоже…

– Но ведь они строили, а не только убивали, – нерешительно сказала Кесса. – И их было так много! Как они умножились бы настолько, если бы рвали друг друга, как дикие крысы?

– Так же, как умножаются крысы, я думаю, – поморщилась Сима. – Хотя это странно. Люди не множатся так быстро и легко. Посмотрим, вернулись ли те призраки? Пока тебя нет, они могут вылезти и натворить дел…

…Охотники вернулись на рассвете, и Кесса проснулась от шума и беготни под лестницей.

– Идём! – Кирин сдёрнула её с постели и сама вприпрыжку помчалась в очажную залу. Она, как и все Скенесы, ложилась спать одетой – охотников ждали до поздней ночи.

Когда Кесса догнала сестру, в очажной зале никого уже не было – все толпились у входа в пещеру. Проснулись не только Скенесы – все жители Фейра собрались на узком берегу, и в толпе Кесса увидела Фирлисов, помятых и хмурых спросонья. Эмма, не желая толкаться, взобралась на экху.

– Долго вы там бродили, – покачал головой Сьютар, подходя к огромному – едва ли не больше человека – свёртку из циновок, запятнанному чёрным. Конен Мейн развернул его и поднял что-то над головой, показывая всем. Кесса увидела широкую розовато-серую лапу, словно покрытую мелкой чешуёй, с огромными плоскими когтями.

– Это крот, которого ты видела! – Сима толкнула Кессу в бок. – Они нашли его!

Эрнис Мейн и Сьютар Скенес одновременно взялись за сложенную шкуру и потянули её в разные стороны. Чёрный мех, поредевший с зимы, блеснул на солнце. Жители загомонили. Амора Скенесова, хмыкнув, поймала за шиворот Нуука, второй рукой ухватила за плечо Каэна, и втроём они скрылись в пещере, откуда тут же донёсся стук котелков и плошек. Каннур быстро пошёл в кладовую, на пути окликая помощников. Шкуру уволокли быстро – и её, и разрубленную на куски тушу понесли в пещеру Скенесов. Речник Айому задержался на берегу – подобрав циновки, измазанные кровью, он понёс их к кустам и опустил в воду.

– Подкормка, – буркнул он, проходя мимо Кессы. Она вздрогнула.

– Речник Айому! Что вы видели в степи? – спросила она, догоняя его. Он отмахнулся.

– Вечером, Кесса. Вечером.

Он вошёл в пустую пещеру Мейнов и опустил за собой завесу. Кесса с недоумением смотрела ему вслед.

– Спать пошёл, – хмыкнула Сима, поравнявшись с ней. – Река-Праматерь! Они добыли гигантского крота, а он идёт спать.

На закате из пещеры запахло варёным мясом, и все кошки, гревшиеся на солнце на уступах скал, сбежались к ней. Они вертелись у входа, путаясь под ногами у жителей, но внутрь зайти не осмеливались. Все рыбьи потроха и головы, брошенные им рыбаками, достались чайкам. Выгнали из пещеры не только кошек, но и всех юнцов и девиц, там остались только старшие, и то они не подходили к очагу и дымящемуся котлу близко. Сьютар сам открывал бочонки с кислухой, и Окк Нелфи пробовал её.

– Интересно, призраки видят людей в пещере? – Симе не давало покоя Зеркало.

– Если выглянут – увидят, – отозвалась Кесса. Она думала о Ронимире. Чёрная куртка со странными узорами лежала в тайном сундуке, и никто, даже Речник Айому, ничего не мог рассказать о ней.

– Если бы Речник Айому думал не только о рыбе… – вырвалось у неё, и она поспешно прикрыла рот ладонью. Сима сочувственно хмыкнула.

– Он же Речник. Вокруг него всю жизнь разные странные дела и штуковины. Он к ним привык. Теперь ему рыба в диковинку.

Кесса усмехнулась.

– Я бы не привыкла, Сима, – помотала она головой. – Думаешь, те, кто живёт в Хессе… у них весь мир – под землёй! И везде чародейство и чудища… Думаешь, они тоже… привыкли? И им ничего не странно? Живи я в Хессе, я с зимы до зимы искала бы всякие странности!

Этим вечером Сьютар не сидел на своём обычном месте у очага – там устроился Речник Айому, а рядом с ним усадили охотников.

– В степи вы сделали всё как положено? – запоздало встревожился Сьютар, опуская черпак в котёл.

– Да, и Мацингену не за что на нас гневаться, – кивнул Речник и украдкой протёр глаза. – Разливай.

Некоторое время все молчали – только слышалось чавканье, плеск кислухи и стук обглоданных костей, падающих в большой горшок. Всем охотникам налили по полной чаше, другим юнцам – по половине, и Снорри долго вздыхал, доливая до краёв воду.

– Часто у вас охотятся? – шёпотом спросил он Кессу.

– Редко. Обычно других дел хватает, – так же тихо ответила она. – А в ваших краях?

– Мы осенью ходили на килмов, – мечтательно прикрыл глаза Снорри. – Загоняли их в ямы. Это большие звери, мясо ели три дня. Вот, посмотри, это мой первый нож – такие рукоятки мы делаем из килмовых рогов.

– Красиво, – Кесса потрогала рукоять широкого ножа. – А что говорили вам олда, степные люди? Это ведь их килмы. Нам запрещают ходить так далеко на восток, чтобы не ссориться с олда.

– А, мы охотимся в межречье. Олда редко туда заходят, это земли Реки, – ответил Снорри. – Правда, и килмы там бывают не каждый год. Но то, что вы на них вообще не охотитесь… Олда много на себя берут. Это звери Мацингена, как и все звери в мире.

От внезапно наступившей тишины Кесса вздрогнула, и Снорри растерянно мигнул – его слова прозвучали чересчур громко. Он не заметил, как все доели и отставили пустые чаши, и как последняя кость упала в горшок. Жители сидели, разомлев от тепла и сытости, кто-то из охотников уже дремал, прислонившись к очажным камням. Сьютар поднялся с места, протягивая руку к горшку с костями.

– Благодарим тебя, Мацинген, за то, что ты послал зверя под наши стрелы, за мясо, которым мы насытились, за шкуру, которая нас согреет. Не тревожься – мы вернём тебе кости, пусть они прорастут, как семена прорастают в земле. Пусть звери в твоих степях умножатся!

– Что нового в степи? – зашевелился на шкурах Эрик Айвин. – Не пора ещё лететь за дровами?

– Трава высохла, – кивнул Речник Айому, протягивая ему длинный жёлто-серый лист. – Теперь медлить нельзя. Новая растёт по её следам.

На его ладони лежал маленький зелёный росток – всего в палец длиной, белесый и двулистный. Никто не взялся бы угадать, чем это будет, когда вырастет, но это уже проросло.

– Хвала богам! Земля проснулась, – облегчённо вздохнул Эрик. – Слышали? Завтра я подниму корабль, и мы полетим за сушняком. А что думаешь ты, Сьютар?

– Думаю, что Реке и её существам пора дать передышку, – кивнул тот. – Мой корабль полетит вместе с твоим. Кто возьмётся вырубить то, что растёт над обрывом?

– Найдётся кому, – отозвался Син, старший из Эса-Югов. – И не забудьте о Фирлисах. Кто возьмёт их на корабль?

Эрик, Эрнис, Окк и Сьютар переглянулись.

– Где, кстати, Фирлисы? – спросил Речник Айому. – Я видел их утром на берегу. Их позвали?

– Все знают, что вы принесли крота, и все пришли, – нахмурился Сьютар. – А где их носит, я знать не хочу.

«Река-Праматерь! Надо было оставить мяса для Эммы,» – Кесса закусила губу от расстройства. «Что же я сразу по сторонам не посмотрела…»

– Я загляну к ним, – едва не своротив боком очажный камень, поднялся с места Айому. – Оставьте для них траву над самым обрывом.

Он направился к зимнему ходу – эти коридоры ещё не закрыли решётками, до летней жары и тщательного сбережения прохлады было далеко. Сьютар стиснул зубы. Кесса, поймав ненароком его взгляд, вздрогнула и спряталась за спиной соседа.

– Корабль! – прикрыла глаза Кирин. – Мы давно не летали. Интересно, куда двинемся? К Терновому Оврагу или к Стрякавной Пади?

– Да как и в том году – сначала Синие Взгорки, потом – овраги и пади, – нехотя отозвалась Кесса. – Трава в степи та же, холмы там те же. Нечего менять.

«Речник Айому, верно, почуял неладное,» – Кесса смотрела в пустой коридор, и ей было неспокойно. «Не случилось ли чего?»

…Хиндикса, выдыхая лишний дым, медленно опускалась на Синие Взгорки. Гевелс подбросил в печь золы, чтобы сбить огонь, корабль чихнул сажей. Распластанные плавники не держали толстобрюхую деревянную «рыбу», и она неспешно, клонясь с боку на бок, скользила вниз. Единственный парус давно был спущен, теперь на ветру хлопали только опознавательные флажки. Такой же флажок трепетал внизу – на обломанной ветви Золотой Чаши. Больше Кесса не видела ни единого яркого пятна – только серое, белое и жёлтое море, от края до края земли.

– Левее, – буркнул Сьютар, склоняясь над бездной. – Там просвет.

Корабль ещё раз качнулся в воздухе – и, будто решившись на отчанный шаг, рухнул в травы. Сухие стебли затрещали, пропуская его к земле, в воздухе свистнули канаты, и хиндикса, пролетев ещё немного, замерла в трёх локтях от земли, раскачиваясь на двух тросах. Гевелс и Каннур бросили ещё два шипа – корабль перестал раскачиваться. Сьютар облегчённо вздохнул. Каэн и Нуук бросились к бортам, по склонённым веткам перебрались на сухие «деревья», и несколько мгновений спустя хиндикса была привязана прочно. Кесса и Кирин взялись с одного края за спускаемый шар – он сопротивлялся, вырываясь из рук, словно живое существо… словно летучая медуза – канзиса, которыми кишит небо над южными странами.

– Отсюда и начнём, – сказал Сьютар, убедившись, что шар спущен, и все его слушают. – Делимся по двое – один рубит, один клонит. Девицы режут и подбирают листья. Ауна, Нуук, вы накрываете корабль – погода переменчива. Вечером растопим печь. Жуя траву, знайте меру – тут полно Золотой Чаши.

– Как он её отличает? – шёпотом удивилась Ота, разглядывая землю. Вся почва, ещё недавно безжизненно-чёрная, топорщилась ростками, и все они были похожи, как две капли воды.

– А спать будем на весу? – спросил Каэн, глядя на тросы. – Положить бы корабль, упадёт – плавники переломает.

– Ты ума лишился? – нахмурился Каннур. – Видишь, как зелень лезет из земли? Ты и не почуешь, как она пронижет тебя насквозь. На три локтя в ночь она не поднимется, а положим корабль – прирастём.

Словно подтверждая его слова, маленький стебель у борта зашевелил парой сложенных листьев и приподнялся на пол-ладони. Чешуя, прикрывавшая листья, свалилась, и они, помедлив, развернулись. Рядом с ним второй росток показался из земли и чуть привстал над ней, набираясь сил, чтобы распрямиться.

– Хватит глазеть. Вперёд! – Сьютар шагнул на покосившийся стебель Руулы и спрыгнул с него на землю. За ним спешила Кега – они уже присмотрели, откуда начинать вырубку. Жители выбирались из корабля и расходились по травяным дебрям. Кесса отступила на шаг от хиндиксы, посмотрела вверх – сухие стебли тесно обступали её, заслоняя небо.

– Ой! – Кирин убрала ногу с земли – наружу пробивался ещё один росток.

– Эмма говорила, что всё это выдумки, – тихо сказала Кесса, потрогав растение. – То, что они прорастают сквозь тела и корабли. Они мягкие – они огибают препятствия. Эмма много раз ночевала в степи весной – она ведь ходит сюда за кореньями…

– Тихо! – Кирин опасливо огляделась – вроде никого из старших поблизости не было. – Только при дедушке это не повторяй.

С громким треском наклонилась высоченная соломина – сухая Руула, не выдержав ударов топора, пошатнулась и упала, сбивая с Золотых Чаш листья и веточки. Кесса подобрала ту, что упала рядом с ней.

– Пойдём, а то дед рассердится.

Ночь выдалась тихой – даже ветер ненадолго унялся. Только сопение спящих разносилось над кораблём. В сухих травах перекликались ночные птицы. Кессе чудилось сквозь сон, как потрескивает земля, выпуская на волю ростки. Она высунулась из-под полога и посмотрела вниз – молодые листья поблескивали в темноте.

– Вот это – Высокая Трава, – прошептала Кесса, доставая из-под куртки Зеркало Призраков и поворачивая его «лицом» к степи. – Сейчас тут равнина. Но Эмма, копая землю, находила ракушки. Такие же, как в нашем обрыве. Тут было русло Великой Реки. Она тогда была ещё шире. Смотри, это восточные степи.

Зеркало осталось чёрным – ничего не отражало и ничего не показывало. Кесса, помедлив, спрятала его под одеждой и вернулась в спальный кокон. «Ничего,» – тихо вздохнула она. «Ничего, оно вспомнит. Надо показывать ему разные вещи. Оно вспомнит.»

Травяные дебри преграждали путь ветру; на земле Кесса его не замечала, только слышала, как шелестят наверху тонкие сухие листья. Теперь она взлетела высоко над ними, и вихри кидали её из стороны в сторону. Хрупкая халга, собранная из соломы, верёвок и огромной пушинки, едва держала направление. Хвала богам, ветер был не встречный – дуло с юга, а Кесса летела на восток, к Стрякавной Пади – к одному из её «притоков», узкому и глубокому оврагу. Лес пожухшей травы обступал Падь со всех сторон, высоченные кусты Кенрилла цеплялись за её края, на каждом из них уместился если бы не город, то хотя бы большой дом. Мёртвые стебли Стрякавы ощетинились шипами длиной с ладонь, яд за зиму выветрился, но налететь на них Кесса совсем не хотела – ни зимой, ни летом.

Ветер сдувал все пушинки на одну сторону, и халга постоянно валилась набок, еле-еле поднимаясь над травяным лесом. Среди поваленных друг на друга стеблей уже блестела вода – узкий бурлящий ручей сбегал по камням на дно пади. Кесса дёрнула за верёвки, прижимая пушинки к остову, и халга пошла вниз, уворачиваясь от колких веток.

Чья-то тень колыхнулась у воды, Кесса растерянно мигнула, ожидая увидеть замешкавшегося зверя, но существо встало на две ноги и выпрямилось, глядя на небо. Это была Эмма Фирлисова – в плаще мехом наружу, с вороньими перьями в светлых волосах. Её щёки были вымазаны сажей.

Халга, трепещущая на ветру, даже на дне оврага ещё дергалась и порывалась взлететь – Кесса пробежала десять шагов, прежде чем она замерла. Схватив в охапку пушинку и обмотав её ремнями, чтобы уж точно не улетела, Кесса подобрала отвязавшийся мех для воды и подошла к Эмме. Та не спешила уходить, хоть по её глазам видно было, что девица из Скенесов тут не ко времени.

– Стены прочны, и надёжен дом! – кивнула Кесса. – Эмма! Ты… тебя сюда на корабле привезли?

– Этот день – белый, – пробурчала Эмма. – Я хожу по земле, дочь Гевелса.

– А почему ты в саже? – спросила Кесса, пытаясь разглядеть, что Эмма держит в руках, спрятанных под плащом.

– Я иду от олданцев, – нахмурилась Эмма. – Была работа. На той стороне пади олда жгут погребальные костры. Скажи своим, чтобы туда не ходили.

Кесса изумлённо мигнула.

– Ты колдовала для олда? Как ты узнала, что они пришли? И… что за беда у них?

– Большой беды нет, но у людей горе, и тебе там бегать незачем, – насупилась Эмма. – Слышишь?

Кесса замерла – и за шелестом трав услышала басовитый рёв, а за ним – громкий треск, будто камень упал на камень и разлетелся на части.

– Двухвостки бесятся – гон у них, – пояснила Эмма, вглядываясь в заросли. – Это за падью, в дальней низине. Сюда они не побегут – Стрякава помешает. Но ты к ним не лезь. Им даже ночью не спится. Один дурной ящер метнулся и раздавил шатёр, четверым олданцам поломал кости. Одного, задавленного насмерть, сожгут на закате. Скажи Сьютару, если хочешь… А, лучше не говори.

Эмма завернулась плотнее в меховой плащ и пошла вверх по склону, по едва заметной звериной тропке в зарослях Стрякавы. Кесса, вздрагивая от тревоги и любопытства, вглядывалась в дебри. Двухвостки топотали, ревели и толкались, ветер приносил на дно оврага треск тяжёлых панцирей и гневное фырканье, и Кессе чудилось, что вот-вот кто-нибудь из ящеров примчится к воде.

«Олда их не отпустят,» – с сожалением вздохнула Кесса, поглядев на отвесные склоны. «Тут крутой спуск, легко расшибиться. А взглянуть было бы любопытно…»

Молодые ростки без устали вырывались из земли, те, которые Кесса, прилетев, увидела совсем крохотными, уже поднялись на три локтя. Травы, примятые поваленными сухими стеблями, выпрямлялись и снова тянулись к небу. Гевелс и Каннур срубили высоченную Золотую Чашу и теперь ходили вокруг неё, отсекая малые ветки и не решаясь подступиться к толстому стволу. Кесса, подбирая сухие листья, нашла на земле полупрозрачный, бесцветный лепесток размером с ладонь и долго смотрела на его, вспоминая, каким золотым он был летом.

– Не так уж плохо, – сказал, присев передохнуть, Каннур. – Пока Сьютар летает, мы нарубим сушняка ещё на один полёт.

Ауна недовольно хмурилась, глядя на южное небо. Полянка, расчищенная в сухой траве, пока не заросла свежей зеленью, и видно было сизую хмарь на горизонте.

– Вот эти тучки, – поморщилась она и повернулась к мужчинам. – Они идут точнёхонько сюда. И если глаза мне не врут, они выльют нам на голову небольшое озерцо.

– Воля Макеги, – пожал плечами Каннур, поднимая топор. – Может, и правда нам пора в Фейр. Гевелс, помоги…

Невнятный вопль донёсся из-за травяного леса, и все вздрогнули. Кесса посмотрела на восток – над сухими травами быстро мчалась пушинка Акканы.

– Хаэ-э-эй! – крикнул, снижаясь, Хельг Айвин. Его халга едва не повисла на сухой Золотой Чаше, но в последний миг пролетела мимо, и он спрыгнул на поляну. Не связанная вовремя пушинка дёргалась и раздувалась на ветру, порываясь утащить за собой Хельга.

– Держи! – крикнул ему Гевелс и сам шагнул вперёд, хватая халгу и собирая пушинки в плотный нелетучий комок. – Где твоя голова?!

– Хэ-эх, – судорожно выдохнул Хельг. Он был бледен и храбрился, как мог, но в глазах плескался ужас.

– Что случилось?! – Каннур схватил его за плечи. Все, кто был на поляне, побросали дрова, те, у кого не было топоров, похватали длинные и крепкие палки. Кесса стояла в толпе, окружившей Хельга, и сжимала стеклянный нож.

– Мертвяк! – выдохнул наконец Хельг, мотнув головой на восток. – В Стрякавной Пади… сам только что видел… наши все уже летят к Реке! Бегите!

Каннур растерянно мигнул и посмотрел на Гевелса. Тот недоверчиво хмыкнул.

– Без корабля не побегаешь, – проворчал он. – Рассказывай, кого видел?

Жители зашептались, с опаской глядя то на восточные заросли, то на Хельга. Кесса застыла на месте. «Мертвяк?! Настоящая нежить, как в легендах?!» – сердце билось где-то в горле, словно хотело выскочить наружу. «Прямо тут, в Стрякавной Пади?!»

– Я подумал сначала – он живой, – Хельг вздрогнул и оглянулся, но всё было тихо – только ветер шелестел в травах. – Он шёл по дну пади, вдоль воды. Наступал на камни, на воду, будто глаз лишился. Он – олда… мех на рубахе, красные нитки в волосах, а лицо всё чёрное… и… кости сломаны, одежда разорвана, а крови нет… и он идёт на сломанных ногах… и мухи над ним, а в глазах зелень.

Жители загалдели, перебивая друг друга, и шумели, пока Гевелс не рявкнул на них так, что вокруг пригнулась трава.

– Вокруг пади – спутанная Стрякава, – сказал он, взвешивая в руке топор. – Склоны крутые. На сломанных ногах не взберёшься. Если подойдёт сюда – обездвижим и разрубим. Разожгите костёр и сидите тихо!

Хельг поёжился и снова оглянулся. Кесса неотрывно смотрела на травяные дебри, но мертвец-олда в лохмотьях, окружённый мухами, не спешил подойти к поляне. «Вот бы выбраться в падь,» – она покосилась на забытую всеми халгу.

– Этого олданца задавила Двухвостка, – тихо сказала Кесса, подойдя к Хельгу. – Что ему от людей надо? Мы ему зла не делали.

Житель вздрогнул и взглянул на Кессу полубезумными глазами.

– Ты не понимаешь? Это мертвяк – Квайет, неживая тварь! Будет он спрашивать, кто ему что делал…

Сухая трава загорелась быстро. В иное время старшие не позволили бы палить такой большой костёр понапрасну, но сейчас они сами стаскивали в кучу сушняк. Огонь поднялся высоко, стеной отделив жителей от опасных восточных зарослей.

– Дожили, – пробурчал Каннур. – Хорошо хоть, никто этому мертвяку не попался. Вернёмся в Фейр – много о нём не болтайте. Как бы туда не притащился.

– Речнику Айому надо сказать, – Ауна, хоть и сидела у огня, зябко поёжилась. – Пусть бы он узнал, что там за тварь!

– Речник Айому сюда будет месяц прорубаться, – покачал головой Гевелс. – Хиндикса его не поднимет. Поставим зубцы на тропах, будем смотреть в оба. Если там олданец – он уйдёт к своим.

Глава 06. Что оставила вода

Ночь выдалась светлая – пять из семи лун выстроились в небе, и вода блестела в их сиянии. Груды водорослей темнели на камнях, свисали с ветвей – берег, оставленный отступающей Рекой, обнажился, и всё, что приплыло сюда за весну, вышло на сушу. На мокрой белой плите у края воды стояли двое, и Кесса в полумгле видела перья, поблескивающие в волосах, и рыжие меховые хвосты за плечами.

– Мы благодарим вас за щедрость, мирные существа, – Сьютар говорил негромко, но в ночной тиши Кесса слышала каждое слово. – Пусть эта еда придётся вам по вкусу. Мы всегда рады вам, и мы помним все обещания и все клятвы. Да хранит вас Река-Праматерь!

Он поставил на камень большой горшок, и Амора положила рядом большой свёрток, развернула листья и отступила на шаг. Кесса шмыгнула носом, уловив запах пирога-глазастика.