Текст книги "Good Again (СИ)"

Автор книги: titania522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 50 страниц)

– Свидетели не должны оставаться по окончании церемонии, солнышко. Мы, конечно, команда, но все же не настолько еще близки.

– Молчи! – зашипела я, смущенная его намеком. И мысленно пожелала ему заблудиться по дороге домой и проплутать несколько дней, хотя вовсе не хотела, чтобы такое же испытание выпало на долю Эффи. Однако, несмотря на свою досаду, я была вынуждена признать, что Хеймитч, наверно, более осведомлен в некоторых вещах, чем я полагала.

– Но не приходите скопом! – в двадцатый раз повторяла я им накануне. – Он не должен знать, что вы вообще там, иначе он просто обалдеет. Так что оставайтесь в домике, пока мы не придем.

– Ладно, детка. Мы появимся когда будет надо, – отрезал Хеймитч. – Прекрати кипятиться по поводу и без, иначе у тебя весь пар уйдет в свисток.

– Я с ним согласна, Китнисс, – вмешалась Эффи. – Не волнуйся! Все готово. Давай еще раз пробежимся. Твое платье?

Я сделала глубокий вдох.

– Есть.

– Его костюм?

– Да.

– Скатерти?

– Есть.

– Ореховый хлеб?

– Есть

– Спички? Дрова? Вино? Все для пикника?

– Да, да, есть, есть. – отвечала я раздраженно. – Все есть.

Эффи улыбнулась и потянулась погладить меня по щеке.

– Все подозрительное я принесу туда сама, твоё дело доставить Пита и свой обычный набор на такой случай, чтобы он ничего не заподозрил. Не волнуйся. Все пройдет чудесно! – и она забила в ладоши, сверкая глазами от восторга. Повернувшись к Хеймитчу, Эффи обменялась с ним редкой для них заговорщицкой улыбкой. Хеймитч вообще на моей памяти еще ни разу так на нее не глядел.

– Что это вы лыбитесь? – спросила я настороженно.

– Ничего… Что, уж и улыбнуться нельзя? – парировал он с деланным возмущением.

– Вы что-то задумали, – я подозрительно прищурила глаза.

– Конечно! Вместе с тобой и Эффи. И что?

Но даже самый мой суровый взгляд был не в силах заставить Хеймитча раскрыть его секреты. Может когда-нибудь мне все же удастся его расколоть, когда он этого не хочет? Но не теперь.

– Ладно.

Тряхнув головой, я обратилась к другим вопросам, требовавшим обсуждения.

***

– Гляди под ноги, – то и дело дергала я Пита, пока мы шли с ним по лесу.

– Я и гляжу! – повторял он бессчетное число раз. Я была совершенно не в духе, нервы натянуты до предела. Но если Пит это и заметил, то не подал виду. Он вообще был непривычно молчалив, так что я даже ломала голову, не в моем ли настроении тут дело.

Чтобы как-то загладить то, что я так его доставала все утро, а он это безропотно терпел, я взяла его за руку и нежно ее поцеловала, отчего он стал как вкопанный.

– Прости, – прошептала я.

Пит смотрел на меня недоуменно.

– За что? Это я должен извиняться – все время витаю в облаках.

– Ну, я нервничаю и дергаю тебя весь день, – произнесла я, оправдываясь.

– Правда? Я и не заметил, – нежно сжав мою руку, он снова зашагал по направлению к озеру. Тропа уже стала шире и вдалеке виднелась синяя водяная гладь. Трава вокруг него была высокой, но по берегам тут и там проглядывали белесые цветы стрелолиста, моего тезки. Вдруг Пит снова остановился и оглянулся на меня.

– Китнисс, я должен тебе что-то сказать.

Я замерла, сердце чуть не выскочило из груди.

– И что же?

– Знаю, ты терпеть не можешь сюрпризы… Но я тут кое-что подготовил, – его рука в моей ладони задрожала.

– Пит! Я начинаю нервничать. Что такое? – спросила я мягко, накрывая его запястье второй ладонью.

– Нет, не переживай. Ничего плохого, во всяком случае, я на это надеюсь. Я… мы пропустили в этом году твой День рожденья, верно? – он впился в меня взглядом, и я едва смогла его выдержать, столько в нем было чувства.

– Ты поздравил меня по телефону. Я ж говорила, мне больше ничего не нужно.

– Знаю, Китнисс. Ты никогда ни от кого ничего не ждешь. Никогда ни о чем не просишь. Если тебе всего довольно, то ты и счастлива. Вот что делает тебя такой бесценной и удивительной. Ты стоишь всех чудес и всех сокровищ этого мира, но вовсе их не жаждешь. А порой даже думаешь, что вообще ничего не заслужила.

От этой страстной речи я опешила: и что это его вдруг так пробрало? Погладив его по лицу, я улыбнулась.

– Я еще только привыкаю к такому положению вещей. Хеймитч как-то мне сказал, мол, проживи я еще хоть тысячу жизней, мне не заслужить такого парня, как ты.

– Хеймитч идиот! – взорвался Пит, но потом заговорил уже спокойнее. – Ты как никто заслуживаешь того, чтобы тебя любили всем сердцем. И я хочу кое-что тебе показать. Пойдем…

Он повел меня по тропинке, и внезапно его походка стала совсем другой – уверенной. Он знал, куда и зачем идет, а я уже таяла в предвкушении.

– Что ты задумал? – у меня перехватило дыхание.

Пит резко остановился и обернулся.

– Только не злись, ладно? Знаю, что это было особое место, куда тебя привел отец. Я таким его и считаю – вашей с ним священной землей.

– Теперь оно твое тоже, Пит! – вставила я.

– Тссс… Слушай. Это такое важное для тебе место. Я очень благодарен, что открыла его для меня. Мне просто хотелось, чтобы мы чаще могли здесь бывать. Идти-то далеко, а ты так его любишь, – он замялся, от чего я еще больше растерялась. – Но если тебе не понравится – ты только скажи, я сделаю все как было.

Мое любопытство уже плескалось через край, и я последовала за ним, ломая голову, что же он такого мог сотворить.

Стоило сойти с тропинки, и под ногами у нас оказался большой валун, уходящий в озеро – прошлым летом мы часто валялись на нем после купания, обьсыхая. Перед уступом росли несколько деревьев и стояла маленькая хижина, и все казалось таким знакомым и вместе с тем изменившимся. Я глядела и с трудом здесь все узнавала. И даже заморгала, не веря собственным глазам.

– Пит, эта хижина… Мне кажется или – она совсем другая? – подозрительно спросила я, подходя ближе.

– Ну, по сути это все та же хижина, что и прежде, – пробормотал он. – но несколько парней из Дистрикта… тут поработали, и я даже заплатил им сверхурочные за то, чтобы они сюда каждый раз добирались…

Подойдя вплотную, я убедилась, что Пит говорил чистую правду. Хижина оказалась вовсе не такой, как на моей памяти. Трещины в камнях зацементированы. На окнах деревянные рамы с карнизами. Из-под конька крыши выглядывает металлический желоб водостока с аккуратно скругленным носиком. Здание просушили и привели в порядок, сделали пригодным для жилья, оно теперь даже стало казаться больше. Позади его красовался новенький навес. Домишко был теперь чистенький и даже практически сиял. И, приблизившись к гладким старым камням, я тут же их коснулась. Чтоб убедиться – они все еще крепки. По ходу я еще заметила: снаружи, на веранде, хватит места для пары стульев. А узкая каменистая дорожка ведет к парадной двери.

Я затрясла головой, все еще не веря собственным глазам.

– Как ты это все устроил?

Пит кивнул на еще одну дорожку, которой раньше просто не было – примерно в тридцати метрах от домика.

– Мне помогли наши работяги, Том с Гленом, ну, и их бригада, конечно. Они приходили сюда все обустраивать. Пришлось получить специальное разрешение от мэра, потому что юридически эта земля не относится к муниципальной, и на нее не распространяется право собственности… Вот зачем нужна была дорожка, которая напрямую ведет в Дистрикт. Им нужен был самый прямой путь. И если есть дорога – то этот дом теперь в юрисдикции Дистрикта… – запинаясь, объяснял он, пока я осматривала дом. И тут меня вдруг осенило.

– Мы же можем тут остаться! – вставила я, прерывая его объяснения.

Пит улыбнулся с облегчением.

– Так и было задумано. Я подумал, что тебе захочется побыть тут подольше, а не возвращаться каждый раз в спешке домой. Хотел сделать что-то такое для тебя, для нас. Но если тебе не нравится, я сделаю все как было…

Он еще даже не закончил говорить, а я уже была в его объятьях и крепко его целовала.

– Мне очень нравится! Для меня никто и никогда не делал ничего подобного, – от этих моих слов его нервозность заметно спала. Он тоже меня обнял, и я кожей ощутила его облегчение.

– И как ты умудрился все это провернуть так, чтоб я не заметила? – задала я вопрос, все еще поражаясь, как он смог держать подобное в секрете.

Он ухмыльнулся.

– Поверь, это было непросто. Мне самому удалось здесь побывать с рабочими всего разок, когда ты была в приюте. И после этого оставалось только уповать на ребят и на Хеймитча.

– Хеймитча? Хочешь сказать, что он все знал? – переспросила я.

– Ага, Хеймитч и Эффи. Думаю, полдистрикта было в курсе, что я тут затеял.

И ту как по команде на дорожке, ведущей теперь в Дистрикт, послышались голоса. Пит опасливо туда воззрился, уже готовый утянуть меня под деревья, подальше от чужих глаз, но я лишь покачала головой.

– Нет, это просто Эффи с Хеймитчем. – сказала я.

– И что они тут делают? – он явно был сбит с толку, судя по его лицу.

В подтверждение моих слов со стороны новой тропинки раздался пронзительный писк Эффи:

– Все, что тебе нужно делать, это просто идти по тропинке. Не понимаю, неужто это так сложно!

– Ну и что тут такого. Они были буквально у обочины, – возражал ей Хеймитч, тяжело дыша то ли от долгой пешей прогулки, то ли от накала их перепалки.

– Это были ядовитые грибы, болван! Как бы ты меня ни бесил, я не очень-то жажду, чтобы ты от них подох. И совершенно точно не намерена тащить твой труп обратно в Дистрикт на себе! – распаленная спором Эффи наконец показалась из лесу. В несвойственной ей манере она вытирала запачканные руки о штаны. За плечами у новоприбывших болтались среднего размера рюкзаки, а на ногах были прочные ботинки, как у завзятых походников. Завидев нас, Эффи просияла.

– О чем это вы спорите? – поинтересовалась я.

– Ох, – вздохнула она, – мне пришлось выбить у Хеймитча из рук парочку поганок, а то бы он их сожрал. И он еще смеет злиться на меня за то, что я спасла ему жизнь!

– Это было отменные, вполне съедобные грибы! – буркнул Хеймитч, доставая фляжку и делая глоток. – А тебе просто жмет корсет, вот ты и вредничаешь, верно?

– Ты, как всегда, ошибаешься. Я могу определить ядовитые грибы за милю, и, если бы ты их съел, то уже валялся бы мертвый, а я причитала бы над твоим бездыханным телом. Хотя нет, не стала бы я плакать по такому идиоту, – прошипела она.

Пит потряс головой, совершенно ошарашенный.

– Что вы вообще тут делаете?

– О! – воскликнула Эффи и вдруг захихикала, прикрывшись ладошкой. – Китнисс, ты ему так и не сказала?

– Ну, я понятия не имела, что хижину привели в порядок. Мы как раз это обсуждали. Хотя вы давно могли бы сами все мне рассказать!

– А, этот домик! Мы знали о нем, конечно. Но, видишь ли, это тоже было частью сюрприза..

Пит поднял руки вверх, выпучив глаза от удивления.

– Так, замолкните! – сказал он твердо, и все на него обернулись. – Чтоб я знал, что здесь происходит. Едва я успел показать Китнисс ее подарок на День рождения, как явились Эффи и Хеймитч – и Китнисс отчего-то была в курсе, что они придут. Может мне кто-нибудь объяснить, к чему все это?

У меня вдруг пересохло в горле, когда я поняла, что же вот-вот случится.

– Хеймитч, Эффи, отчего бы вам, не знаю… не привести себя в порядок. А мы с Питом пока немного прогуляемся…

Они согласно закивали, все еще раздраженно стреляя друг в друга глазами в память о стычке из-за проклятых грибов. Бросив рюкзаки возле дома, они потопали к озеру, в противоположном от нас направлении, все еще перебрасываясь колкостями.

А мы направились туда, где впервые вышли к озеру больше года назад. Водная гладь была тиха и неподвижна, у берега дрейфовали зеленые листья и цветы водных растений. Мне вспомнился тот далекий день, когда мы впервые здесь искупались, и Пит впервые показал мне план будущей пекарни. Тогда все было для нас так ново, и мы упивались каждым счастливым мигом наедине. Оглянувшись на Пита, я обнаружила, что он терпеливо ждет, пока я заговорю, растерянность все еще все еще читалась на его лице.

– Китнисс, я чувствую себя как в тех дурацких телевизионных шоу, когда все вокруг знают, что происходит, кроме бедолаги, которого разыгрывают… Так что же тут творится?

– Я попросила Эффи и Хеймитча сюда прийти, – и мне стало смешно, ведь от меня не укрылось, что пока я хранила секрет от Пита, Пит хранил секрет от меня, а Эффи с Хеймитчем хранили секреты от нас обоих. – И я ничего не знала о домике, честно!

– И зачем же ты это сделала?

Усевшись на большой камень, я дала ему знак присесть рядом.

– Ну, я вообще-то собиралась сделать это у нас дома, но Эффи предложила устроить это здесь, у озера. Теперь-то я понимаю, почему она так настаивала. Она ведь знала, что ты обустроил здесь нам маленькое гнездышко, – продолжила я, смеясь, и даже и сама толком не сознавая, что говорю. – Пит, мы столько с тобой преодолели вместе, и ты ведь знаешь, я никуда не собираюсь сбегать…

Пит улыбнулся и ободряюще стиснул мою ладонь.

– Знаю, и я тоже вообще-то.

Взглянув ему в глаза, я снова в них потерялась – они завораживали меня даже сейчас, когда мы были посреди леса, и столько всего должно было вот-вот случиться.

– Знаю. Но я хотела сделать это, хотела… – закрыв глаза, я сделала глубокий вдох, а потом медленно снова их открыла. – Я хотела, чтобы мы поженились. Сегодня. Как наши родители. Так, как у нас в Дистрикте заключали браки с незапамятных времен. – и я отвела взгляд от его лица, когда его глаза расширились от изумления. – Я хотела, чтобы мы сделали это здесь, в уединении, и пригласила Эффи и Хеймитча стать свидетелями… нашего поджаривания хлеба… если ты согласишься сделать со мной этот шаг…

– Китнисс? – спросил он так, как будто так и не понял, о чем я говорила. – Ты хочешь, чтобы мы поджарили хлеб? Здесь? С-сегодня? Прямо сейчас?

Я быстро кивнула, вдруг ощутив, что именно этого хочу больше всего на свете и отчаянно надеясь, что он не ответит «нет».

– Хотела преподнести тебе сюрприз, – я взглянула на него и криво улыбнулась. – Но ты, конечно же, меня уже переплюнул, подарив мне дом! – и засмеялась, испытав облегчение, когда он поддержал мой смех. И на его губах заиграла самая счастливая улыбка, какую мне доводилось видеть в жизни.

– Да это всего лишь лачуга, правда. Но, конечно же, ничто на свете не может с ней сравниться, – пошутил он, но потом друг резко стал серьёзным. – Да. Я согласен сделать с тобой этот шаг, и все последующие шаги, которые нам предстоит сделать… – притянув меня к себе, он меня поцеловал так сладко, что я едва не растаяла. И когда я, наконец, отстранилась, и увидела, что в его глазах пылает огонь безмерной радости. Такой же, как и во мне самой. И я не знала, смеяться мне или плакать, причитать или улюлюкать. Не в силах сделать этот выбор, а может – выбрав и то, и другое разом, я бросилась ему на шею и принялась хохотать со слезами на глазах, уткнувшись ему в грудь. И успокоилась, только когда из высокой травы показались Эффи и Хеймитч.

– Вам бы, ребята, стоило отлипнуть друг от друга хоть ненадолго, если вы вообще собираетесь сегодня это сделать, – проворчал наш ментор.

– А ты! – воскликнула я обвиняющее. – Ты так и не бросил морочить мне голову и плести интриги у меня за спиной! – но, учитывая характер его обмана на этот раз, я не могла разгневаться на него как следует.

– Не надо все валить на меня! Если хочешь знать, это все наша сладкая пироженка замутила, это она всем рулила с того самого момента, как ты собралась замуж.

Эффи оживилась, ее заметно распирало от гордости.

– Ну, я с радостью возьму всю ответственность за происходящее на себя. Это чистая удача, что Пит решил отреставрировать этот ветхий домишко. И лишь уговорила тебя не устраивать обряд у себя дома, – я кивнула, соглашаясь с ней, ведь она впрямь была очень убедительна. – После этого оставалось только продолжать партию, не раскрывая карт.

– А теперь давайте подготовим вас обоих. Пусть Хеймитч поможет облачиться Питу, а я позабочусь о красавице-невесте! – она принялась радостно порхать, и на миг моим глазам предстала прежняя капитолийская Эффи, которая испытывала детскую радость по поводу нарядов, косметики и новейших мод. Глубины в ней на наблюдалось, но в ее бесхитростном кокетстве был и свой шарм, и она, увы, утратила все это после войны, когда ее безопасный мирок взорвала революция. Но порой было приятно видеть отблеск этой былой легкой и беззаботной Эффи, вот как сейчас, когда и у меня самой от радости кружилась голова. Пит шагнул в сторону домика, но Хеймитч его остановил, придержав за рукав.

– Не забывай прежних обычаев, малыш, – одернул он его и отступил, встав возле Эффи. Пит вопросительно на меня посмотрел, прежде чем его лицо озарилось пониманием.

– Свадебная Песнь, – прошептал Пит мне, когда Хеймитч с необычной для него серьезностью вдруг прочистил горло.

Хеймитч наклонился к Эффи и громко прошептал:

– Слова выучила?

– Конечно! – ответила она восторженно, разминая шею перед тем, что, как я знала, за этим последует. Хрипловатый баритон Хеймитча и пронзительное сопрано Эффи слились в традиционном свадебном песнопении Дистрикта Двенадцать:

Пусть дорога ведет прямо к встрече с тобой,

Ветер счастья пускай шелестит за спиной.

Солнца блики цветут у тебя на лице,

На полях пара капель дождя на пыльце;

И пока наша встреча не произошла,

Мне навстречу тебя Божья воля вела.

Пусть союз наш с тобой будет благословлен.

Пусть сегодня поймем мы, что это не сон.

Будем вместе и в счастье, и в горе – с тобой,

Пусть тоска и беда обойдут стороной.

Нас дорога навстречу друг другу вела,

Наша встреча с тобой наконец-то пришла,

Руку друга, любимая, нежно прими,

И кольцо обручальное твердо возьми.

По зеленой траве мы отправимся в путь,

И с него нам уже никуда не свернуть,

В синеве поднебесья пусть трубы трубят.

Знай – есть сердце, которое любит тебя.***

Припев еще звучал, когда Пит вдруг сгреб меня в объятья, подхватив на руки. Я даже взвизгнула от неожиданности, но его улыбка погасила мою панику. И я инстинктивно оперлась о него, прикорнув головой на изломе его плеча, который, очевидно, специально был для этого приспособлен, так идеально мы здесь совпадали. Конечно, он собирался нести меня через порог. Это было частью традиции, и хотя мы отчасти ее нарушали тем, что сперва не сходили подписать официальные бумаги. Хотя бы эта часть прежней лжи Пита оказывалась истиной – мы были с ним больше женаты, чем могла нам сделать какая-то бумажка. И я в душе благословила эту ложь, когда он внес меня под темный свод маленького дома.

Эффи поспешила отдернуть занавески прежде, чем Пит спустил меня с рук. Не смущаясь присутствия посторонних, Пит поцеловал меня – глубоким, затяжным поцелуем, от которого у меня даже помутилось в голове. Когда же он меня отпустил, то повернул так, чтобы мне был виден интерьер домика. Он оказался прав – места тут и впрямь было немного, в крошечной комнате нашлось место только для кухонного столика и угольной печки. Кроме того, там был умывальник. Очаг выглядел абсолютно нетронутым, хотя в нем уже лежали дрова, – он как будто ожидал, что его впервые растопят. В углу же стоял еще один небольшой столик на четыре персоны, накрытый белой скатертью с голубой каймой – скатерть казалась слишком праздничной, чтобы пользоваться ею каждый день. Кроме того, на столе была ваза со свежими полевыми цветами, и воздух в доме наполнял их аромат. Бледно-голубые и желтые занавески на маленьких окнах приятно гармонировали с букетом.

В противоположной стене виднелась дверь, за которой я обнаружила крохотную спальню. А там были простая кровать, зеркало и подзеркальник – все деревянное. Окошко обрамляла белая занавеска. Все было таким незамысловатым, но при этом милым и уютным, что мое сердце невольно растаяло.

– Ведь это же ты все организовал, да? – спросила я Пита.

Он кивнул.

– Не без помощи Эффи. Тут все простое, но…

– Но идеальное. Чистое, – и я потянулась, чтобы его погладить, упиваясь тем, что, хотя он уже был моим, и я была – его, мы вот-вот закрепим эту принадлежность навеки, и не через боль и страдания, а благодаря целительному старинному ритуалу и традиции. Как хорошо и правильно быть связанной с ним воедино не только всепожирающим пожаром, насилием и смертью.

– Ты – самое чистое, что у меня есть, – ответил он просто.

И я закрыла глаза, пытаясь удержать себя в руках и тут же не распасться на кусочки от счастья. Скольких людей я убила, скольких невольно обрекла на страдания. И то, что он до сих пор видела меня такой, наполнило меня разом и трепетом и надеждой. Вот что он дарил мне всегда – твердую веру в неколебимость и доброту, заключенную во всем на свете, в том числе и во мне.

Эффи оказалась рядом со мной и перешла на торжественный шепот:

– Я помогу тебе переодеться в спальне. А Пит переоденется здесь с помощью Хеймитча. Все остальное уже готово. Мы вернемся, когда невеста и жених облачатся, чтобы лицезреть зажжение огня.

Пит кивнул и неожиданно заключил Эффи в объятья.

– Спасибо, – прошептал он, склоняясь к ее волосам.

– О, мой дорогой! – она уже стирала с лица слезы, а потом, когда он ее отпустил, проводила меня обратно в спальню.

Закрыв позади себя дверь, Эффи тут же подошла к встроенному в стену шкафу.

– Боюсь, это еще один последний маленький обман: хотя это не столько ложь, сколько упущение.

– Что ты имеешь ввиду? – спросила я с искренним любопытством. Я уже и представить себе не могла, что же еще она могла от меня скрывать.

Не говоря больше ни слова, Эффи достала из шкафа непрозрачный чехол, в котором шелестело платье. Аккуратно положив его на кровать, она расстегнула на нем молнию и бережно, будто младенца, вынула оттуда платье, но вовсе не то, которое я сама выбирала для этого дня.

– Нет, ты не обязана это надевать. Ведь это же твоя свадьба, в конце концов, имеешь право быть в чем тебе вздумается. Но я должна тебе сказать, что это платье следовало за тобой по всему Панему, дожидаясь дня, когда ты будешь готова его надеть.

Растерянно взирая на внезапно явившееся мне платье, я пристально его разглядывала: оно было белым, да, но совершенно не походило на те платья, которые Цинна некогда создал к нашей фальшивой свадьбе на потеху капитолийской публике. Те платья были гламурными и вычурными, это же – простым, даже несколько старомодным. Те были украшены камнями и перьями, а это – простого силуэта на тонких бретельках. Материал был собран только под V-образным горловым вырезом. Он спускался до талии, а затем летел вниз каскадом почти невесомой ткани, напоминающей материал для занавесей.

Платье было простым, но выдавало своего создателя в элегантном совершенстве линий, и гладком сладострастии обманчиво незамысловатого лифа. У меня все в животу вздыбилось, когда я поняла, кто его сделал, от лавины охвативших меня чувств: узнавания, радости, тоски и горя – всего сразу. Я так разволновалась, что мне пришлось сеть на кровать, чтобы совладать с собой.

– Цинна, – произнесла я, и мой голос сломался.

Эффи кивнула, ее губы сжались в полоску, когда она пыталась взять под контроль собственные непослушные эмоции.

– Капитолийские платья – это было на показ, – она присела возле меня, и взяла меня за подбородок, чтобы поймать мой взгляд. – Но это… Думаю, он знал, что в день, когда ты решишься поджарить с кем-то хлеб – это будет вовсе не для Капитолия и не для шоу. Что ты сделаешь это. Когда будешь уверена, что действительно кого-то любишь, что не можешь без него жить. Это платье Цинна создал для настоящей Китнисс, той, что принадлежит лишь самой себе. Той, что избегает фальшивого гламура и излишеств. Той, что, решившись всецело отдать себя кому-то, сделает это с открытой душой, раз и навсегда. И он мог бы поспорить, что этим человеком, которого ты полюбишь, будет Пит. А Цинна никогда не проигрывал пари.

Мне вспомнился Цинна, нежный Цинна, которого забили насмерть за то, что он сделал из меня символ. Он умудрился одно из моих свадебных платьев поджечь на глазах у всей страны, превратив меня в Сойку-Пересмешницу. Он знал, что я никогда бы не пошла в нем под венец. И теперь снова нашлось подтверждение тому, что он знал меня от и до, потому что, хоть я и принесла с собой простой светлый сарафан, но теперь и представить себе не могла, что надену на своей свадьбе что-то, кроме этого платья. И мои глаза стали набухать от слез, когда мне открылось, что и мой стилист, как и многие другие, видел… что я влюбилась в мальчика с хлебом – задолго до того, как я сама это поняла.

– Оно невероятное, – прошептала я, лаская рукой белую ткань. Это платье было и будет проявлением любви во всех своих ипостасях: и когда его создавали, и когда дарили, и когда наденут, и, наконец, когда снимут.

Вволю на него насмотревшись, я повернулась, чтобы Эффи помогла мне привести себя в порядок. У меня сердце кровью обливалось, так мне не хватало в эту минуту моей сестры и моей матери. Эффи расчесала мне волосы, и ее пальцы уверенно задвигались, когда она принялась заплетать мне сложную косу, которую мать мне плела в особых случаях. Когда-то давным-давно ее научила этому моя подготовительная команда, и Эффи оказалась способной ученицей. Глядя на нее в зеркало я с благодарностью и грустью размышляла о том, что заботиться обо мне ей вообще-то необязательно: что единственной причиной, почему она это делает, стала наша общая тяжелая история, и что она теперь заняла место тех, кто больше не может быть со мной.

Эффи заметила, как я на нее пялюсь, но отреагировала вовсе не так, как я могла бы ожидать. Она наградила меня такой милой улыбкой, что я еле-еле сдержала и без того близкие слезы. Ей явно нравилось возиться с моими волосами – косу она не просто заплела, но и ловко приподняла, сделав из нее высокую прическу – подобного новшества моя мать никогда себе не позволяла. Но оно визуально сделало мою шею длиннее и привлекательнее, даже несмотря на россыпь розовых шрамов, которые ее покрывали до самой линии роста волос.

Эффи помогла мне залезть в платье и как следует его расправила. Оно было бесконечно легче, чем памятное платье с жемчугами, которое на меня надевал Цинна. Этот гладкий материал как легкие ветерок касался моей кожи. Стоило Эффи осторожно вжикнуть молнией, и я ощутила, как же близок миг, к которому мы готовимся. Обувшись в серые сандалии, я поняла, что, выйдя в эту дверь, безвозвратно переменюсь. Прежде я была девчонкой из дальнего Дистрикта, которая стала добровольцем, трибутом, Победительницей, Огненной Девушкой, половинкой в паре Несчастных Влюбленных из Дистрикта Двенадцать и Сойкой-пересмешницей. Но я совершила полный круг, вернулась к истокам. Теперь я должна была стать женой Пита. И эта роль больше всего мне импонировала. Однако, как бы меня не называли, какие бы прозвища и определения мне не давали, я все равно останусь собой, Китнисс Эвердин, девушкой, которая хотела бы быть одной из многих, но стать такой ей было не суждено.

– Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне двадцать лет. Я из Дистрикта Двенадцать. Я была на Голодных Играх. Дважды. Я совершила Революцию. Стала Сойкой-Пересмешницей. Мой дом разрушили. Сестру убили. Я потеряла своего лучшего друга. И чуть не потеряла Пита. Но мы выжили. Порой я думаю, что такого и случиться не могло. Но мы это сделали. И я думаю, что все теперь у нас будет хорошо. Лучше, чем я когда-либо надеялась. Потому что мы любим друг друга.

Мой взгляд упал на собственно отражение в зеркале, и оно меня пленило. Нечасто мне доводилось чувствовать себя красивой, особенно с тех пор, как мое тело было покрывали шрамы, но сегодня я была ослепительна. И когда я шагнула к двери, Эффи поймала мою ладонь и пожала ее.

– В тебе всегда была эта природная красота. Он просто остолбенеет, – она суетилась вокруг меня, как наседка, кудахтающая над своим цыпленочком. – Не бойся.

Остановившись, я посмотрела прямо ей в глаза.

– Эффи, у меня не осталось ни малейших сомнений.

Она поправила мне своевольную прядь, молча кивнула и распахнула передо мной дверь. Солнце за окном ярко светило, но его приглушали легкие занавеси на окнах. В маленьком домике было прохладно. Лето уже клонилось к своему закату, и по ночам в воздухе уже чувствовалось дыхание близкой осени. Хотя сейчас, напоследок, можно было еще даже поплавать в озере, и я была бесконечно рада, что мы собрались это сделать именно здесь. Вдали от всех и вся, если уж на то пошло.

– Ты ведь все это подстроила, да? – внезапно выпалила я, поддразнивая Эффи.

Она слегка зарделась.

– Ну, я сделала это совершенно бескорыстно, чтоб ты знала, – мы обе молча усмехнулись, и от незамысловатой шутки мое волнение улеглось.

Мой взгляд наконец упал на Пита, и вдруг я с облегчением поняла, что и он не надел тот костюм, который я выбрала для него заранее – он выглядел бы слишком формальным. На нем были светлые льняные брюки – их серый цвет гармонировал с бретелями на моем платье. А рубашка оказалась белой. И я поняла, что мы совпадаем, сочетаемся друг с другом, но Цинне удалось достичь этого эффекта отнюдь не банальными средствами. И то, как мой жених был одет, подчеркивало его глаза, цвет лица и золото волос. Пит выглядел восхитительно, и, несмотря на расшалившиеся нервы, у меня мурашки по коже побежали при виде него.

Он оглядел меня, прежде чем встреться со мной глазами. И его взгляде читались нежность и трепет, и его рука потянулась к моей руке. Я практически слышала в этот миг его мысли, преисполненные счастья и благодарности, с которыми он встречал этот момент. И этому я тоже у него училась: как быть благодарной, как сбрасывать с себя оковы чувства вины и кошмаров, как принимать и радоваться тому, где ты и с кем ты прямо здесь и сейчас. Вспоминать о хороших вещах, которым я была свидетельницей, и думать именно о них даже в минуты мрачной тоски.

Нас ждал очаг, пока еще не согретый живительным огнем, и рядом с ним стоял молчаливый Хеймитч. На меня внезапно нахлынула нежность к нашему ментору, и благодарность за то, что он сделала для нас – тем более, что он был и мне, и Питу сегодня заместо отца. Отойдя от Пита, я благодарно чмокнула Хеймитча в колючую щеку, и он от этого даже слегка прибалдел.

– Ты ведь и впрямь к нам обоим крепко привязался, да? – прошептала я, а он лишь грустно улыбнулся и кивнул, отправляя меня обратно к моему будущему мужу.

Хлеб, прикрытый полотенцем, лежал на столе на видавшей виды деревянной разделочной доске. Эффи встала рядом с Хеймитчем. И я, взяв трясущимися руками коробок спичек, зажгла одну. Пит заключил мои ладони в лодочку своих рук, и вместе мы поднесли огонь к поленнице в очаге. Заранее подложенный под нее сухой трут занялся с треском, медленно разгорелся, рождая уютное, утешительное пламя. Меня омыло его тепло, и, в отличие от разрушительного пламени, в котором мы оба побывали, этот огонь был желанным, ибо всегда напоминал о сытости и сильных заботливых руках. Склонившись к Питу, я вместе с ним любовалась огненной красотой, которую мы сотворили вместе.