Текст книги "Good Again (СИ)"

Автор книги: titania522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 50 страниц)

– Нет, – я резко вскочила, – Я сама. Отдыхай, – собрав две тарелки, чашки, ложки, я тут же бросилась их мыть. Он стоял всего лишь в паре метров, но меня все равно не покидало ощущение, что нас разделяет гигантская пропасть, до краев наполненная страхом. Ожесточенно скребя посуду, я ощущала, что меня так и подмывает срочно разобраться со всем этим – с собой и с ним. Напряжение в воздухе можно было уже резать ножом, а я могла пока разве что энергично тереть губкой тарелки. Прежде он встал бы рядом со мной и принялся вытирать посуду. Теперь же он остался сидеть за столом, и был наверняка до крайности смущен, хотя я знала, что он смотрит на меня. Когда я поставила на сушку последнюю тарелку, я снова чувствовала себя разбитой.

Отбросив влажное кухонное полотенце, я повернулась, чтобы посмотреть прямо ему в глаза. Его бездонный взгляд бестрепетно вбирал меня всю, с ног до головы, и меня вдруг перестало заботить то обстоятельство, что я тоже напугана. Мной овладело непреодолимое желание его коснуться, и я приблизилась к нему вплотную.

Очевидно, он тоже принял для себя подобное решение, судя по тому, что, когда я, поддернув платье, села ему на колени – точнее, верхом на него, обхватив его бедрами – протестовать он не стал. Тем не менее, он так меня и не касался, его руки застыли в воздухе как парящие над морем птицы, не ведающие, куда им приземлиться.

Его лицо было всего в нескольких сантиметрах, и я, набравшись храбрости, выпалила:

– Мы ведь всегда были честны друг с другом, верно?

– Да, в основном.

Я провела кончиком пальца вдоль его мочки, в тайне упиваясь тем, как это заставляло его трепетать.

– Скажи, ты так же испуган, как и я? – прошептала я, и места, где мы друг друга касались пылали будто кипятком ошпаренные.

– Я в ужасе, – ответил он слишком откровенно, как будто он был слишком обескуражен нашей близостью, чтобы уклоняться и смягчать свои слова. Его руки наконец легли мне на бедра, он касался меня легко, но без нажима.

Я наконец-то выдохнула.

– Хорошо. По крайней мере, на данном этапе, – я позволила своим губам коснуться его, и в его горле раздался тихий звук, больше всего похожий на хныканье, эхо его боли, желания и тоски. Руки Пита скользнули вверх, кончиками пальцев он захватывал и разглаживал нежную кожу у меня под юбкой. Я закрыла глаза и подарила ему нежный целомудренный поцелуй, приглашая к большему, желая большего. Ох, если бы он только отпустил свой страх и поддался мне.

– Китнисс! – сказал он и в его голове сквозила паника, – Что если… – он попытался отстраниться, но я его не отпускала.

– В каком смысле «что если»? Ты что, не хочешь меня? – уверенности в моем голосе было намного больше, чем я ощущала на самом деле.

Мои руки очутились в его больших ладонях и он по очереди расцеловал на них костяшки.

– Конечно же, я тебя хочу! Ты же знаешь! Но что если я сделаю тебе больно? – он тяжело сглотнул. – Что если… я превращусь в другого?

– Китнисс! – сказал он, и в его голосе закипала паника, – Что, если..? – он попытался оттолкнуть меня, но я крепко держалась за него.

– Что «Что, если»? Ты хочешь сказать, что не хочешь меня? – спросила я в голос, что звучал гораздо увереннее, чем я себя ощущала.

Он взял мои руки в свои, более крупные, и поочередно поцеловал кончик каждого пальца.

– Конечно же, я хочу тебя! Ты знаешь это! Но что, если я сделаю тебе больно? – он с трудом сглотнул, – Что, если я… другой?

– Мы не узнаем, если не попробуем, – произнесла я одними губами, уткнувшись носом ему щеку, – Мне так не хватало этого. Пожалуйста, Пит. Попробуй. Ради меня, – я знала его страхи и не нуждалась в том, чтобы проговаривать их вслух снова и снова. А еще я знала, что именно я должна сделать первый шаг. И поцеловала его снова, уже настойчивее, чуть раздвигая его губы. Призывно обхватила руками его лицо, нежно погладила скулы. Спустя несколько мгновений он отдался на милость моих губ. Когда он осторожно поцеловал меня, я утонула в ощущении его неповторимого вкуса, была так же поражена, как в нашу первую ночь год с лишним назад, когда он снова целовал меня.

Он сдерживал себя, но все равно мне поддавался, как медленно ползущий вперед ледник, его желание постепенно пересиливало страх.

Неожиданно для меня он резко встал, и я инстинктивно обхватила его ногами, чтобы не оказаться на полу. Широким движением ладони он смел все со стола позади меня: салфетки и солонку, которая, жалобно звякнул, улетела куда-то в угол и там со звоном разбилась на множество острых осколков. Он поднял меня и усадил на край столешницы, всю робость будто ветром сдуло. Схватив меня за ягодицы, он ощутимо их стиснул и притянул меня к себе, так что я даже сквозь ткань его брюк ощутила как дергается и напрягается его твердый и в полную силу восставший член. Его губы блуждали по моей шее, руки тянули край платья. Я опасалась, что в своем бурном порыве он сейчас разорвет тонкую ткань, так что поспешила, подавшись назад, расстегнуть пуговицы спереди, а моя грудь, выскочив из бюстгальтера, оказалась в его нетерпеливых ладонях.

Он спустил верх моего платья до талии и стянул с плеч лямки бюстгальтера, не потрудившись его расстегнуть, и его ладони занялись моими колышущимися грудями. Уложив меня спиной на стол, он прилип губами к моим набухшим соскам, жадно атакуя их ртом, с усилием посасывая и полизывая, так что я невольно резко выгнулась ему навстречу в мощном приливе сладострастия. Когда его губы снова накрыли мой рот, он судорожно завозился с ремнем на брюках. Я помогла ему снять их, как и трусы, то и другое оказалось на полу. Он же просто сдвинул мое белое в сторону, натруженные кончики сильных пальцев принялись тереться о мою влажность, и у меня по позвоночнику забегали разряды тока. Не успела я свыкнуться с этим сильным ощущениям, когда он схватил меня за бедра и одним уверенным движением погрузился в меня.

– К-Китнисс! – выпалил он. – Как же мне тебя не хватало…

Слова сорвались с его губ прямо в мой рот, когда он смял меня бешеным поцелуем. Он снова опрокинул меня на стол, и, нависая надо мной стал в меня ожесточенно врезаться, и горячая волна прошивала мне уже не только низ живота, но и грудину. Желание владело им так сильно, что он изменился от него в лице, и силился войти в меня так глубоко, как только мог. Каждый его толчок вызывал у меня протяжный вздох, я вращала бедрами, все мое тело очень скоро ответило ему, забившись в конвульсиях внезапного сладостного освобождения, сжимая его внутри, не отпуская. Я растеряла все мысли без остатка, забыла и думать о том, что нам предстоит снова постепенно узнавать друг друга, ведь наши тела отринули малейшую опаску и нам ничего не оставалось, как отдаться захватившему нас урагану страсти.

Его обычно голубые глаза сейчас стали синевато-серыми, кожа лоснилась от пота. Волны моего оргазма ласкали его, затягивали на глубину, и он подался назад, чтобы еще раз в меня с разгона глубоко врезаться. Вдруг изо всех сил зажмурившись, Пит хрипло задышал и выдавил протяжный, невыносимо болезненный стон, в котором слились мое имя и низкий страдальческий звук. Все еще двигаясь, он вздрогнул и открыл глаза, посмотрев на меня сверху-вниз с бесконечной нежностью. По его лицу побежали слезы, и я принялась ловить их и утирать с его щек кончиками пальцев.

– Китнисс… – простонал он, уронил голову и, спрятав лицо в изгибе моей шеи, захлебнулся рыданиями и всхлипами. Он еще раз сильно в меня толкнулся, прежде чем и его настиг оргазм, от которого дрожь пробежала по всему его телу, по всем рельефным мышцам, вплоть до его массивных плеч, которые я теперь крепко обхватила обеими руками. Я чувствовала влагу, результат его сладкой мучительной боли, у себя между бедрами, и его слезы у себя на шее, в тот миг, как все его тело обратилось в один бесконечный плач. И я отвечала ему, и сама толкаясь бедрами вверх, вбирая в себя всю эту тоскую и жажду, накопившуюся за время, что мы провели в разлуке. Держась за него, я забирала его боль, пока он, опустошенный, не повалился на меня.

***

Когда силы к нему вернулись, он на руках отнес меня наверх. Я протестовала, что, мол, прекрасно могу дойти и сама, но он закрыл мне рот поцелуем, заставляя замолчать. Его лицо все еще было припухшим от слез. Признав поражение, я позволила ему донести меня до постели, в которой мы освободили друг друга от остававшейся на нас одежды, и оказавшись под одеялом, принялись целовать каждый сантиметр кожи любимого человека. Не осталось ни пяди нетронутой территории после того, как мы вновь застолбили границы тел друг друга, безмолвно провозглашая – это по-прежнему мое и навсегда таким останется. Когда мы закончили заново знакомиться с тем, что и так прекрасно друг о друге знали, я снова была готова его в себе принять, и на этот раз, когда он взял меня, в нашем слиянии не было и намека на неумолимую свирепость нашего предыдущего акта. Теперь все происходило неспешно и размеренно, его глубокие толчки были полны сдержанности и обожания. Держа мое лицо в ладонях, не давая мне двигать головой, он пристально и неотрывно на меня глядел, как будто наверстывая все то время, когда был далеко и не мог меня лицезреть. Теперь, когда безумный порыв нашего первого слияния улетучился, он задавал свой весьма неторопливый темп.

– Я могу это сделать, – прошептал он, увеличивая свой темп, когда наши разгоряченные тела уже заблестели от пота.

– Мммм. Сделать что? – почти что простонала я, в душе уже догадываясь, что он имел ввиду.

Он приостановился, изучающе на меня глядя, и его взъерошенные волосы, за которые я нещадно его тягала в порыве страсти, так забавно торчали, что я не смогла сдержать улыбку. Хотя серьезных наших обстоятельств к улыбкам вовсе не располагала.

– Я могу это делать, не причиняя тебе боли, – сказала он, следя за мое реакцией.

– Никогда и не сомневалась, – прошептала я, приподнявшись с подушки, чтобы схватиться губами за мочку его уха и поощрить его возвратиться к прежнему ритму, который доставлял мне столько удовольствия.

Он отпрянул, и на его лицо набежала мрачная тень.

– Я раньше в этом сомневался, но теперь, думаю, я уже уверен. Мне нужна будет твоя помощь… Но я никогда не сделаю тебе больно.

Я усмехнулась, больше всего желая, чтобы все это осталось в прошлом, чтобы нам не надо было по этому поводу дергаться.

– Да, я знаю, – я потянулась и прикусила его за плечо, да так, чтобы наверняка остались следы зубов. – Вот только это я могу сделать тебе больно, если ты сейчас не продолжишь.

И впервые с тех пор, как Пит вернулся, на его лице появилась улыбка, такая сияющая и счастливая, и в ней сквозило не только веселье, но и что-то еще – облегчение? Я судорожно схватила ртом воздух, мое сердце пропустило удар. Мне захотелось остановить это мгновение и жить в нем вечно: его растрепанные волосы, спадающие ему на лоб, то, как он нависал надо мной, его блестящая от пота кожа, след от моих зубов у него на плече, и эта его улыбка, вместе с которой в нашу спальню вернулся солнечный свет. Прежде чем я поняла, что происходит, следы уже струились у меня по лицу, и я поняла, прочувствовала всем своим существом, что это значит – быть счастливой. Это было ошеломительное ощущение, такое непривычное, что я испугалась, что сердце этого не выдержит и я погибну. Но вместо этого я улыбнулась ему в ответ, и привлекла его к себе, прижала в крепком объятии к своей груди. Он был растерян, и ритм нашего с ним соития окончательно сошел на нет. Однако я знала, что я нас еще впереди весь день, и вечер, и завтрашний день, и все дни до конца нашей жизни, чтобы снова восстановить этот любовный ритм. Теперь же мне хотелось лишь крепко-крепко обнимать его и никогда больше не отпускать.

***

Солнце уже давно спускалось к горизонту, когда голод наконец выгнал нас из спальни. Сидя за кухонным столом, я наблюдала, как Пит взбивает яйца для омлета с овощами. В рецепт входили помидоры, лук, чеснок и зелень – и все это, собранное на нашем огороде буквально нынче утром, лежало возле меня.

– Смотри, не порежься, – промурлыкала я игриво, когда он принялся строгать лук. Пальчиком я в это время водила по его голой груди, наслаждаясь зрелищем занятого готовкой Пита без рубашки.

– Оно того стоит. Мне приходилось все время ходить одетым три месяца подряд. Порой так хотелось скинуть все с себя и походить нагишом, но как вспомню, где я… – я он наморщил нос, когда в него ударил едкий луковый запах.

Склонив голову, я провела языком по мужественным изгибам его плеча, от чего его мускулы резко напряглись.

– Ну, тебе не обязательно ходить одетым в моем присутствии.

Взглянув на меня искоса, он вдруг резко повернул голову, чтобы запечатлеть у меня на щеке смачный поцелуй, а его пальцы меж тем заскользи ли вдоль отворота рубашки – его рубашки – которая теперь была уже на мне.

– Только если и на тебе будет минимум одежды, – он потянул за нижний край и его пальцы легонько погладили внутреннюю сторону моего бедра, прежде чем он вернулся к своему основному занятию.

Чувствуя себя слегка порочной и отвязной – наверняка от обилия оргазмов и общего ощущения счастья – я, не переставая ухмыляться, выскочила из-за стола и, стянув его рубашку через голову, осталась стоять в чем мать родила.

– Так лучше? – спросила я с деланной скромностью.

Пит вскинул на меня глаза, судорожно втянул в себя воздух и чуть не уронил нож.

– Ты… ты собираешься есть… в таком виде?

Пожав плечами, я повернулась к холодильнику, чтобы достать оттуда что-нибудь попить. Я наклонилась – возможно, больше, чем было нужно – и даже вильнула бедрами. Когда я повернулась обратно, Пит уже преодолел расстояние между нами и тут же перекинул меня через плечо – я даже и сообразить не успела, что происходит.

– Ты, похоже, вообще не собираешься сегодня есть, да? – проворчал он в притворном раздражении.

Его ладонь с резким хлопком опустилась на мой зад. Я взвизгнула и продолжала вопить всю дорогу, пока он нес меня в гостиную, где в прямом смысле швырнул меня на диван. Стянув с себя пижамные штаны и отшвырнув их подальше, он развел мои ноги и воткнулся в меня с протяжным вздохом облегчения.

Я громко ахнула от его вторжения, но вскоре уже и сама пыталась угнаться за его ритмом. Пит забросил мои ноги себе на плечи и сильно в меня врезался, а его светлая кожа приобрела тот розовый оттенок, который еще сильнее меня заводил, свидетельствуя о его усиленном старании. Рукой он принялся тереть меня внизу так, что вскоре я уже забилась в конвульсиях вокруг него, громко выкрикивая его имя, от чего он лишь задвигался быстрее. Он сам тоже скоро кончил, и ощущение теплой жидкости затопило низ моего живота. Повернувшись на бок, он обхватил меня руками сзади, и дальше уже сонно целовал мои волосы плечи. В этом облаке счастливого насыщения мы лежали с ним несколько минут, прежде чем он вновь заговорил:

– Когда я ехал Капитолий, то думал, что никогда больше не буду счастлив, – сказал он тихо. – Казалось, все безнадежно.

Он повернул голову, чтобы взглянуть на меня, его голубые глаза взволнованно блестели.

– Только перспектива вернуться домой к тебе и заставляла меня двигаться дальше. Я хотел поправиться, чтобы дать тебе все лучшее, что только могу. Китнисс – я хочу до последнего вздоха отдавать тебе только самое лучшее.

Он еще не закончил говорить, а я уже снова была в слезах. Взяв его руку в свои, я принялась целовать его костяшки пальцев, гладить выступающие на тыльной стороне ладони вены.

– Я тоже очень убивалась. Но где-то глубоко в душе, – ладонью я обхватила разом его указательный и большой пальцы, мы были с ним всего в каком-то сантиметре друг от друга. – …глубоко в душе я знала, и ни секунды не сомневалась, что ты ко мне вернешься, – я поднесла эти его пальцы к губам и поцеловала.

– И знаешь откуда взялась эта уверенность? – спросила я его, и он помотал головой, внимая каждому моему слову. – Все дело в тебе. Когда ты начинаешь верить хоть во что-то, это становится привычкой, и ты постепенно начинаешь верить и в другие вещи. Эта надежды подпитывается изнутри и растет, растет, – я улыбнулась ему сквозь слезы, в глазах все по-прежнему расплывалось от влаги. – И вот ты здесь. Так что стоило питать эту надежду, верно?

Пит шмыгнул носом и утер его рукой.

– Ты самый удивительный человек на свете из всех, кого я знаю. Известно тебе это?

Я ухмыльнулась, тоже вытирая слезы с глаз, носа и щек.

– Если ты меня считаешь удивительной, тебе надо свести знакомство с моим женихом, – тут он прервал меня обжигающим поцелуем, и я еще долго потом не могла вновь обрести дар речи. – Может быть, если до этого дойдет, он даже сготовит нам ужин.

В ответ ресницы Пита затрепетали, когда он сказал:

– Он попытается. Но твои шансы поесть резко возрастут, если ты сможешь оставаться в одежде.

Я сжала его руку, пытаясь еще хоть на миг удержать его подле себя.

– Ну, если честно, я не могу ничего обещать наверняка.

***

Когда зазвенел будильник, за окнами еще было темно. Сквозь сонное марево я его вырубила и инстинктивно потянулась на мою сторону кровати. Но то, что я там обнаружила вместо привычного холодного пластика телефонного аппарата, заставило меня дернуться и резко сесть на кровати. Там, в складках теплого одеяло, был Пит: большой, сильный, пышущий жаром, он все еще спал, не потревоженный резким звуком будильника. Пару мгновений то, что он может быть рядом, никак не желало доходить до моего еще не отряхнувшегося ото сна сознания – мне все еще казалось, что это сон. Но н был настоящий – такой же реальный, как и легкое дуновение ветра из приоткрытого теперь окна, как свет луны, висящей в небе. Обвив руками его за пояс, в порыве нежности я прижалась грудью к его широченной спине.

Он был здесь. И он был мой.

В этой сумрачной комнате, где единственным слышным мне звуком оставалось его мерное дыхание, я будто бы парила над землей, ощущала себя легкой, как перышко, практически свободной. На один лишь безумный миг я стала совсем иною девушкой. Той, что никогда не голодала, чье имя никогда не называли на Жатве. Как будто не было Игр, сделок со смертью, не было войны и невыносимой душевных мук. Я была невесома, пуста, как в своих снах о Финнике, но теперь порожнее судно моей души медленно заполнялось радостью и счастьем. Вместилище это было с прорехами, и часть драгоценного груза могла расплескаться по дороге, с течением времени, но это было ожидаемо, я была к этому готова. Но как в тот миг, когда он мне улыбнулся, я нечто бесконечно хрупкого, едва уловимое, но бесценное: это был тот миг, когда все сходится в одной крошечной точке и тебя постигает нечаянное озарение, когда ты вдруг оказывается в гармонии с миром и с собой. Тебе приоткрывается совершенство, и я достигала такого состояния уже во второй раз меньше чем за сутки. Это и задевало меня и грело: то, что после всего, через что мы прошли, все свелось к тому: к тому, что мы с ним вместе, он улыбается мне сногсшибательной мимолетной улыбкой и обнимает во тьме глухой ночи. Это было более чем достаточно, чтобы мне снова захотелось жить.

Но вместо того, чтобы излить невероятную глубину и силу постигшего меня открытия в истерике или широком жесте, я лишь поцеловала один из его выступающих позвонков. Пит завозился, издал короткий стон и повернулся ко мне. Не разлепляя век, не просыпаясь, он привлек меня к себе, прижав еще и мои икры ногой, прежде чем снова затих. Примостившись щекой у него на груди, я позволила себе вместе с ним погрузиться в прозрачные воды безмятежных снов.

_________________

*В оригинале глава называется «The Start of Thing»

**Песня «Я люблю, ты любишь» Джона Ледженда – подстрочник здесь http://tekstanet.ru/37/John-Legend/tekst-pesni-I-Love-You-Love Музыкальное видео: https://www.youtube.com/watch? v=-uyXLU_MfyM

Комментарий к Глава 43: Начало начал

Комментарий автора:

Знаю, эта глава чересчур коротка, но мне казалось, что Китнисс и Пит уже столько всего перенесли, что одну главу можно отдать под абсолютный флафф. И ведь мы уже так близки к окончанию этого фика все-таки.

И оставляйте комментарии! Я люблю обсуждения :).

Комментарий переводчика: Спасибо pinkdolphin за помощь в переводе главы. Мы уже на финишной прямой.

Голосование среди англоязычных читателей показало, что самой сильной сценой фика они считают воссоединение Пита и Китнисс в 42 главе (Reunion). По итогам голосования была создана иллюстрация к этой сцене. И хотя размещенная автором в оригинальном тексте ссылка теперь не работает, у нас с вами есть возможность все-таки увидеть иллюстрацию, сделанную Loving-mellark. titania522 лично прислала мне рабочую ссылку. Прошу http://i610.photobucket.com/albums/tt187/titania522/Fanfiction%20Fanart/Chapter%2042%20Reunion%20Scene%20Good%20AGain_zpsupxf5n6f.jpg Кстати, она написала также, что, помучив google translator, прочитала ваши отзывы здесь. И очень благодарна и впечатлена. Она очень дотошная, как вы могли заметить :)

И для тех, кто просил о переводе “Пять слов, которые Пит говорит только ночью”. Вот он, свеженький, в исполнении моего экс-сопереводчика https://ficbook.net/readfic/3798041

========== Глава 44: Молчать с твоею тишиной (POV Пит) ==========

Люблю твоё молчанье, когда ты так далёка

Что голос твой дрожит, словно бабочки крыло.

Так далеко отсюда, что мой потерян голос

В молчанье твоих улиц: что было, то прошло.

Позволь и мне доверить тебе своё молчанье,

Пусть ярким светом лампы, простое, как кольцо,

Оно расскажет тайну галактик и созвездий,

Где звёзды молчаливо хранят твоё лицо.

Из стихотворения «Люблю твое молчанье» Пабло Неруды (пер.Артура Кальмеера) *

Когда я снова открыл глаза, было еще темно. Обычно по воскресеньям я спал подольше, вымотанный после рабочей недели в пекарне. Однако сегодня еще до рассвета я понял, что больше мне не заснуть, и вскоре уже был на ногах. Китнисс все еще спала, и я терпеть не мог ее будить в такие редкие ночи, не омраченные кошмарами, так что почел за лучшее тихонько выбраться из постели и ретироваться из спальни.

Помедлил только чтобы взглянуть в окно. Прижавшись лбом к оконной раме, я оглядел наш разросшийся сад и вдохнул свежего воздуха нового дня.

Он совсем не был похож на атмосферу внутри нашего дома – это был густой влажный аромат леса на рассвете, который всегда сопровождал гомон просыпающихся в листве птиц, мешался с иногда благоуханным, а порой и резким запахом огородных растений в разных стадиях своего жизненного цикла. Китнисс всегда благоухала лесом. Вот почему я всегда оставлял на ночь окно открытым – потому что лесной дух напоминал мне о ней. Это было одной из тысячи вещей, по которым я тосковал, пока был в Капитолии. Чтобы быть в мире с самим собой мне нужно было дышать этим воздухом, питаться этим запахом, который означал для меня то, что я там, где должен быть – с Китнисс.

Тихонько обернувшись, чтобы взглянуть на нее, как я полагал, все еще спящую, я был удивлен, поймав на себе взгляд двух ее блестящих, как драгоценные камни, глаз.

– Я не хотел тебя будить, – сказал я, и, вернувшись к кровати, присел возле неё, все еще окутанной дремотной пеленой.

– Ты и не разбудил. Был даже тише, чем обычно, – принялась она меня подкалывать. И протянула руку, чтобы призвать к порядку своевольный локон, упавший мне на лоб.

– Это оттого, что я не двигался, – ответил я, упиваясь прикосновением ее теплых пальцев.

– Возможно, – сказав это, она села на постели, и одеяло соскользнуло с ее плеч, приоткрывая ее четко очерченные руки, голые плечи, и упругие, округлые груди. И я не мог удержаться, чтобы не поглазеть на них, не в силах отвести взгляд, в то время как пружина неуемного желания сама собой сжималась внизу моего живота. Я был не в силах оставаться рядом с ней и не испытывать к ней страстного влечения. Все в этом смысле стало только хуже после моего возвращения, являясь очевидным следствием нашей долгой разлуки. Но я все еще колебался – и как я мог этого не делать?

Ведь я мог причинить ей боль, или даже сделать кое-что похуже, намного хуже, и никогда теперь об этом не забывал. И воспоминаний о ней, жалко забившейся в угол после того, как я её ударил, от которых я неизменно вздрагивал, было достаточно, чтобы в зародыше убить любую инициативу с моей стороны.

Однако Китнисс по-прежнему была упряма как осел, и если уж на что решалась, то не отступала. И в этот миг она уже приняла решение. Это читалось во взгляде её полуприкрытых глаз, и в том, как ее пальцы, перебравшись уже с моей ключицы вниз, на живот, скользнули под резинку моих трусов. Я сидел совершенно неподвижно, внутренне раздираемый боязнью, рождающей желание отпрянуть, и невыносимой потребностью раствориться в ней.

Китнисс сама притянула меня к себе – я не устоял, позволив её губам прижаться к моим. Она откинула одеяло, и передо мной предстало все ее поджарое, смуглое тело. Шрамы украшали ее оливковую кожу как прожилки шершавую кору лесных деревьев. Ее кожа сияла, когда она притянула меня к себе поближе и оседлала мои бедра. Я еще не успел одеться, и тут же ощутил ее теплую влагу у себя на животе, когда она об меня потерлась, прилаживаясь к моим бедрам. И все барьеры, что я нагородил между нами, рухнули, когда она придержав рукой за мой член, тут же плавно на него опустилась, как туман на воду.

Она неспешно, томно целовала меня, ее язык осторожно, изучающе, вторгался в мой рот, и я почувствовал, что меня уносит разбуженный ею селевой поток, когда мои бедра едвали не сами собой дернулись, и я резко вошел в неё. Она глотнула воздуха от неожиданности и протяжно застонала от удовольствия, и мне этого оказалось достаточно, чтобы схватив ее за бедра, еще больше в неё углубиться. Китнисс тут же подхватила мой ритм, мы соударялись в такт, вместе, и оба сейчас вели в этом танце. Я мог бы двигаться так целую вечность, наблюдая за тем, как подъемы и спуски её бедер перетекают в колыхание ее спины, плеч и завершаются нежным покачиванием головы.

Мои руки пробежались по её груди: соски были твердыми в моих ладонях. Она одобрительно промычала что-то не открывая рта и положила свою руку поверх моей, а потом засунула себе в рот кончики моих пальцев, каждый по очереди, так же вздымаясь надо мной и опадая. Я запрокинул голову от невероятного ощущения, которое меня захватило. Она же, приподняв свои груди руками, поощрила меня на то, чтобы я их покрепче сжал, и направила мои теперь влажные пальцы так, чтобы набухшие соски были зажаты между большим и указательным. И я принялся их нежно пощипывать, играть с ними.

Её ладонь скользнула вниз по телу, и она стала себя ласкать. Я ощущал, как волна жара поднимается из моего живота до кончиков ушей от взгляда на ее разметавшиеся волосы, блестящую от пота кожу и налитые, заострившиеся груди. И я болезненно напрягся, сдерживаясь, чтобы она успела меня догнать, чтобы сперва ее наслаждение достигло пика. И я был вознагражден, когда она откинула голову, купаясь в своем оргазме, и ее мышцы судорожно стиснули меня. И я с силой толкнулся вверх, в нее, тоже кончая, полностью теряясь в невероятных ощущениях. Когда она рухнула на меня, то едва могла дышать и дрожала от того, как это было интенсивно.

Я чувствовал как ее сердечко, стучавшее рядом с моим, забилось медленнее по мере того, как она приходила в себя. Хотя я лишь недавно стряхнул с себя сон, сейчас я снова был готов уплыть по его тягучим волнам, лишь бы все так и оставалось – ее теплое гибкое тело прижато к моему, а на наших телах и на постели еще не остыли влажные следы нашей близости. Чуть шевельнувшись, Китнисс заговорила, и ее слова эхом отдавались у меня в груди.

– Тебе не нужно ждать моего разрешения, чтобы меня коснуться. Я знаю, когда ты меня хочешь.

Я посмотрел на нее сверху-вниз, наблюдая за тем как блики занимающегося рассвета играют и переливаются в её темных волосах.

– Это настолько очевидно?

На усмехнулась, и этот горловой низкий звук прошил мне грудь и ухнул где-то в глубине моего живота.

– Немножко.

Помолчав, я сказал:

– Ты знаешь, в чем тут дело.

Она подняла голову, поймала мой взгляд и пристально на меня уставилась.

– Не-а. Так запросто ты не отделаешься. Скажи мне сам.

Я крепко сжал губы, прежде чем заговорить:

– Порой я бываю ужасно напуган. Не могу избавиться от этого твоего образа… как ты съежилась в углу. От этого я столбенею, и не могу заставить себя до тебя дотронуться, из-за боязни, что я все ещё не до конца излечился. Думаю, мне нужно еще немного времени чтобы… снова начать себе доверять.

– Тебя это, вроде бы, не сильно волновало, когда ты вернулся две недели назад!

– Ну, тогда у меня крышу срывало от радости, что я вернулся домой. Мне море было по колено.

– Ага, вроде того, – усмехнулась она. Положив голову мне на грудь, она принялась теребить пальцами едва заметный там светлый ворс. Пожалуй, при другом раскладе мне было бы щекотно, но сейчас я был так перегружен пережитыми ощущениями, что все, что мог почувствовать – тепло ее руки. – Полагаю, мне просто нужно быть с тобой повнимательнее, – сказала она, и я кожей почувствовал как она улыбнулась, прижавшись ко мне.

***

– Я должна тебе кое в чем признаться, – сказала Китнисс, когда мы опять проснулись с ней в то утро.

– В чем? – спросил я, не скрывая любопытства.

Она приподнялась на локте и взглянула на меня серьезно, а ее щеки заливал румянец.

– Когда тебя не было, я приходила в твою мастерскую.

– Ясно… – сказал я, ожидая более детальных объяснений.

– Ну, я об этом и говорю… я приходила в твою мастерскую… и видела там портрет Прим, – она нахмурила брови. Мы редко говорили с ней о Прим. Для Китнисс было слишком сложно вслух упоминать имя своей маленькой сестренки, и я всегда был очень внимательно относился к тому, чтобы она лишний раз не была упомянута.

– Я… Ты в порядке? Я неправильно ее нарисовал? – в моем вопросе сквозило беспокойство.

– Нет! – воскликнула она, наверняка громче, чем собиралась, потому что после этого сразу заговорила уже гораздо тише. – Нет, я… смотрела… на картину несколько раз, пока тебя не было. Это было нелегко. Когда я впервые ее увидела, думала, меня кондрашка хватит, – она издала звук, полный горькой иронии. – Я пыталась проверить так себя, понимаешь. Пыталась смотреть на нее, чтобы увидеть… смогу ли я. И я смогла. Смогла на нее смотреть.

Я понимал, о чем это она. Она пыталась примирить факт безвременной гибели своей сестры со своей обычной жизнью. До сих пор Прим была для нас чем-то надмирным, запредельным, обсуждаемым только в контексте ночных кошмаров, вторгающихся в сон Китнисс. Воспоминаниям о смерти Прим не было места при свете дня, слишком силен был страх, что Китнисс снова впадет в депрессию от мыслей об этой невосполнимой утрате. И то, что она вот так вот сама заговорила со мной о Прим было для нее огромным шагом вперед.