Текст книги "Good Again (СИ)"

Автор книги: titania522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 50 страниц)

– Какого черта…? – пробормотал он недовольно, но я уже ускользнула от него, чтобы схватить трубку, и у меня мурашки побежали по всему телу от соприкосновения кожи с холодным воздухом. Ведь было воскресенье, единственный день. Когда мы могли поспать вволю, ведь все остальные шесть дней в неделю мы трудились в пекарне. Хотя я порой не уходила туда с Питом, если чувствовала, что хочу побыть одна, собраться с мыслями, поохотиться, но обычно я всегда составляла ему компанию на работе. Так что в воскресенье было священным днем – мы отсыпались.

– Алло, – прошептала я в телефонную трубку, отодвинувшись подальше от Пита, чтобы окончательно его не разбудить.

– Безмозглая! – услышала я джоаннин голос и искренне пожелала, чтобы у нее, в Седьмом, как минимум случился пожар, иначе не было достойного оправдания столь бесцеремонному звонку.

– Джоанна… – простонала я. – Посреди ночи! Все в порядке?

– О, прости, я и забыла о разнице во времени. Здесь у нас полночь, – сказала она, но в голосе её особого раскаяния не прозвучало.

– И это все равно чертовски поздно, Джо! – пробубнила я, потащившись вместе с телефоном за теплым халатом, и даже как-то умудрилась его натянуть не отрывая трубки от уха.

– Ага, ну не суть. Слушай, мне тут птичка на хвосте принесла, что кое-кто надумал пожениться, и я вот тут интересуюсь, отчего мне не сообщили об этом первой? – отчитала она меня. В этом была вся Джоанна – названивать посреди ночи оттого, что мы ей не доложили о нашей помолвке. Я все больше и больше убеждалась, что у нее не все дома.

– Джоанна, серьезно, я рассказала только своей маме. Ты не могла подождать еще несколько часов, чтобы меня этим доставать?

– Нет, не могла, потому что мне об этом рассказала вовсе не твоя мать, – вот теперь она и впрямь взяла меня за живое. Я была вся внимание. И я быстро переместилась вниз, в темную гостиную, и свернулась калачиком под брошенным на диване пледом.

– Больше никто не знает. Клянусь! – опустившись на диванные подушки, я снова оказалась была готова задремать.

– Ну, Гейл знает. Он был у нас тут в Седьмом по своим правительственным делам и обронил между делом. Я от него узнала.

Весь сон с меня как рукой сняло.

– Откуда он мог узнать? Кто ему сказал? – спросила я ошарашенно.

– Думаю, твоя мама сказала его маме, а та – ему, – она сделала паузу, чтобы до меня дошло. – Он объезжает все Дистрикты, доберется в конце концов и до Двенадцатого. И я не удивлюсь, если он явится к тебе с визитом. Он много говорил о тебе, пока был здесь – ну, сравнительно много для такого немногословного парня.

Я сидела уже как на иголках – от переживаний у меня болезненно стеснило грудь – и не могла произнести в ответ ни слова. Что такого хотел бы узнать обо мне Гейл, что ему не выяснить по официальным каналам? На некоторые время повисла тишина, пока Джоанна снова не заговорила:

– Китнисс, ты в норме? У тебя там как-то ужасно тихо!

Я умудрилась выдавить:

– Что ему нужно? – прохрипела я. Пусть я и скучала по тому Гейлу, каким он был до войны, но теперь между нами было слишком много отравляющих чувств, и вряд ли им двигало что-то большее, чем легкое любопытство, как там поживает старинный друг. Но раз он говорил обо мне с Джоанной, зная, что это до меня дойдет…

– Он хотел, чтобы я знала, что он приедет, – прошептала я.

– Ну, это-то как раз ясно. Иначе бы он ко мне не явился, – выпалила она нетерпеливо. – Он вроде тебя – не очень-то разговорчив, но он явно собирается с тобой встретиться, и не без причины. Явно не только для того, чтобы поболтать о старых временах, поверь.

– Черт, а все шло так хорошо, – пробормотала я, взволнованная мыслью, что Гейл однажды покажется у меня на пороге.

– Ага, я не столько волнуюсь за тебя, как за…

– Пита, – закончила я за неё.

– Слушай, я знаю, как ты не любишь обсуждать все, что случилось в Капитолии, но позволь мне сказать, что твои отношения с Гейлом были… одним из ключевых моментов его охмора, – осторожно произнесла Джоанна. – Как бы я хотела, чтобы эти коновалы уже меня отсюда выпустили!

– Ты так сильно беспокоишься? – спросила я, чувствуя, что и сама беспокоюсь ужасно, и нуждаюсь в словесном подтверждении, что появлении Гейла не сведет на нет весь прогресс, которого Пит достиг по возвращении из Капитолия.

– Да, я так сильно беспокоюсь. Капитолий использовал против нас наши же страхи. Со мной им пришлось повозиться, но они использовали сексуальное прошлое Финника против Энни, и твои отношения с Гейлом против Пита. Мерзкие ублюдки! – сказала Джоанна, больше себе самой

Я потерла глаза, чтобы побороть головокружение, которое сопровождалось бешеным стуком сердца под ребрами. Вовсе не это было нам сейчас нужно.

– Может, мне просто позвонить ему и попросить отступиться, как думаешь, это поможет? – спросила я.

– Смотри, безмозглая, я свою задачу выполнила. Уже поздно и я собираюсь на боковую. Жаль, что ты никому не станешь названивать посреди ночи.

– Я бы сказала тебе спасибо, не будет ты такой мерзавкой, – проворчала я, но без настоящей злобы. На самом деле я уже начинала паниковать. – Я чувствовала бы себя посмелее, будь ты поблизости. Но ты же знаешь, мне не разрешено пока покидать Двенадцатый, – прошептала я, в надежде, что она меня все же расслышит.

– Ой, да ты никак разнюнилась? – язвительно заметила она, но и по голосу было слышно, что она тронута. Мы общались по телефону минимум раз в неделю, и наше общение было больше похоже на перепалку двух злобных сестер, чем на болтовню закадычных подружек, но за этим крылось нечто гораздо большее, чем могли выразить слова. В этом была насущная потребность общаться с человеком, который действительно понимает кто ты есть, потребность быть принятым, несмотря на внутренний надлом и нашу страшную общую историю. Победители, такие как мы, были в этом смысле уникальны. – Однажды я отсюда вырвусь, и тебе придется прятать меня и мириться с моими закидонами, – сказала она озорно, стараясь разрядить тяжелую атмосферу.

– Прятать у себя беглянку? Звучит заманчиво, – ответила я, но попытка рассмеяться провалилась.

– Возможно, это тебя развеселит, – сказала Джоанна тихо, прежде чем закончить разговор.

И я зарылась лицом в диванные подушки. Что мне было делать с предстоящим визитом Гейла? Я его отпустила, но, видно, не до конца. С моей точки зрения дело было не только в его визите – я просто хотела, чтобы он отошел в прошлое, безо всяких дальнейших страданий и вражды. Иметь дело с Гейлом значило для меня вновь и вновь горевать о нашей потерянной дружбе и о смерти моей сестры.

Когда эти мысли по кругу несколько раз прокрутились в голове, меня вдруг осенило, что есть и еще одна неразрешимая загадка:

Как я собираюсь сказать об этом Питу?

*** (Окончание следует)

Умей я как следует лгать, я бы отложила изложение такой новости на некоторое время. Но, к сожалению, Пит знал меня, как облупленную, всегда чувствовал мое настроение, и он бы сразу распознал ложь. И я все так и же лежала под толстым пледом на диване в полудремотном состоянии, ломая голову над этой дилеммой, когда он спустился вниз, едва только первые лучи солнца показались из-за горизонта.

– Эй, что ты тут делаешь? Возвращайся в постель, – сказал он, вынимая меня из моей норки.

Я полусонно последовала за ним в спальню и как была, в халате, нырнула под одеяло рядом с ним, трясясь от холода.

– Кто звонил? – спросил Пит, пристраиваясь рядом.

– Джоанна, – ответила я.

– У нее все хорошо? – уточнил он, прижимаясь к моей спине, так что я прочувствовала его слова каждым позвонком.

– Да, знаешь, кое-что личное, – неубедительно заливала я.

– В три часа ночи?

– Ты же знаешь Джо – она живет по своим внутренним часам, и плевала она на всех с высокой колокольни, – я рассмеялась, но смех прозвучал неискренне даже для меня самой.

Пит перевернул меня – я оказалась на спине – и заглянул мне в лицо.

– Китнисс, ты совершенно не умеешь врать. И я даже не могу представить, что тебя так беспокоит, – сказал он, улыбаясь лишь уголками губ.

Я шумно выдохнула, досадуя на себя.

– Ладно, она звонила, потому что выяснила, что мы обручились.

– Ты ей не говорила? – спросил Пит и выражение его лица так переменилось, что мне стало не по себе.

– Я думала, мы не хотели поднимать лишнего шума, – ответила я, будто бы защищаясь.

Ну лбу у Пита появилась хмурая складка

– Верно, но она же твоя лучшая подруга, по крайней мере, я так думал. Почему ты не сказала я о нашей помолвке?

Меня охватила легкая паника. Уже по его глазам я могла судить, что он уже не в восторге от такого расклада. А мы еще даже близко не дошли до самого главного.

Внезапно я села – мне вовсе не хотелось расстраивать Пита, и я уже предчувствовала, что если не возьму ситуацию под контроль, или сделаю все кое-как, это может стать нелегким испытанием для нас обоих.

– Мне казалось, что раз мы не хотим, чтобы о нашей помолвку узнали в Капитолии, нельзя говорить никому, включая Джоанну.

Пит слегка расслабился, но продолжал хмурится.

– И как же она узнала?

Я набрала в грудь побольше воздуха.

– Моя мать сказала Хейзел Хоторн, а та рассказала Гейлу. Тот, видимо, приехал в Седьмой по делам и увиделся с Джоанной.

Пит лишь кивнул, услышав это, его реакция была настолько сдержанной, что мне показалось, что все не так уж плохо.

– Понятно, – сказала он, проявляя полнейшее спокойствие.

Я посмотрела на него с опаской.

– Еще он ей сказал, что скоро будет в Двенадцатом. По работе, – я сделала паузу. – и хочет нас повидать.

Складка на лбу у Пита стала еще заметнее, когда он услышал эту новость, рот слегка приоткрылся от удивления. Он внимательно изучал меня, так же, как и я его, и мне стало даже забавно, что мы так пристально следим за реакцией друг друга.

– И что ты об этом думаешь? – спросил он в итоге.

– По правде говоря, я даже и не знаю что думать. Мы расстались с ним вовсе не по-дружески, – прошептала я, опустив взгляд на одеяло.

– Может, он хочет с тобой помириться?

– Может, – пробормотала я. – Вот только не знаю, хочу ли с ним помириться я сама. Не уверена. – я вспомнила, что Пит ничего не знал о бомбах, которые убили мою сестру. В противном случае ему, наверняка, было бы проще меня понять. – А ты что думаешь?

– Я? – Пит усмехнулся, но мне его усмешка показалась чересчур сухой. – Мне-то о чем беспокоиться? Гейл – часть твоей жизни. Он все равно объявился бы рано или поздно.

Пит застал меня врасплох тем, что так упорно старался сохранять спокойствие. Однако, в отличие от меня, Пит был весьма искусным лжецом.

– Ты уверен? То есть, ты ведь не всегда проявлял такое понимание в отношении него.

– Но я тогда был под действием охмора. Он спас мою жизнь, знаешь ли. И раз твои чувства на его счет прояснились… – он сделал паузу, и его напускное спокойствие и безмятежность как будто дали маленькую трещину. – если ты уже не хочешь с ним больше ничего, то я не вижу в чем может заключаться проблема, – он посмотрел на меня и я разглядела в его взгляде уязвимость, которую он изо всех сил пытался скрыть. Мне так хотелось успокоить и защитить его, пусть даже я сама и была причиной его слабости. – Ведь ты же не испытываешь к нему больше ничего, верно?

– В смысле романтических чувств? Нет. – ответила я, и повторила, уже с нажимом. – Нет! Пожалуйста, можешь сомневаться насчет меня в чём угодно, только не в этом. Ладно?

Он кивнул, но как-то для меня неубедительно, и я, схватив его лицо обеими руками, стала осыпать его легкими, словно прикосновения клювика колибри, поцелуями.

– Ладно? – повторила я.

Озабоченное выражение на лице Пита слегка смягчилось под моим натиском, и даже, словно солнышко из-за туч, выглянула улыбка. И вскоре он уже и сам обнял меня.

– Ладно, – сказал он в промежутке между моими поцелуями, которые теперь уже стали более настойчивыми. Его рука потянулась к поясу моего халата, и я почувствовала, что она подрагивает. Я чуть отстранилась, схватившись за нее, и многозначительно на него посмотрела. Он выдержал мой взгляд, хотя лицо и исказилось от вспышки боли. Готовая еще что-то сказать, не поскупиться на новые уверения, я была рада, что он сам вдруг сократил расстояние между нами. Его рот овладел моим с такой удивительной нежностью, что мое сердце забылось где-то в горле. Казалось, он дегустирует меня, чтобы сохранить мой вкус и ощущения не память. Вскоре поцелуй стал глубже, а рука, которую я сжимала, выскользнула и стала ласкать мою грудь, показавшуюся из-под распахнутого халата. Его большой палец поглаживал набухшую бусину моего соска, и я издала стон, жалобный звук, который знаменовал собой рождение знакомой сладкой боли, которая рождалась в моем теле благодаря его рукам.

Это было самый лучший момент воскресного утра: поспав подольше, заниматься тем, чем нам хотелось, и не спешить: просто валяться в постели, каждый раз заново знакомясь с телом любимого, и порой это продолжалось добрую половину дня. Порой мы к концу недели так выматывались, что приползая из пекарни, были в состоянии лишь перекусить, наскоро помыться и завалиться в постель. Охотиться на таком морозе тоже было весьма выматывающим занятием, да и недавняя снежная буря сделала даже ее невозможной. Так что воскресенье становилось временем, когда мы возвращались друг к другу, отринув все прочее, что требовало нашего внимания и наваливалось в остальные дни недели.

Халат полетел прочь, но холода я не ощущала наоборот, мне было жарко от его ласк. Он прижимал меня к себе отчаянно, и его уже восставшая, твердая плоть тыкалась мне в живот. Солнце уже встало и теперь посылало свои яркие лучи к нам в окно, бросая огненные оранжевые отблески на все поверхности в спальне. Его светлые локоны тоже теперь сияли мягким, будто нездешним светом. Он уже не просто дразнил мои груди, он мял их, а потом, встав на колени, стал их посасывать и прикусывать так, что я стала даже тихонько взвизгивать. Затем без предупреждения он вновь принялся меня целовать, да так, что я не могла даже дышать. Его пыл меня удивлял, и когда он вдруг резко раздвинул мне ноги и вошел, я была не готова к проникновению, оно оказалось слегка болезненным, хотя я и уже и намокла. Прежде ему уже доводилось брать меня будто в лихорадке, жестко, грубо, шлепая или покусывая. Такая его версия было мне не в новинку и не шокировала, и, хоть я и удивилась на миг, во мне все запульсировало от того, как он в меня врезался, широко разведя мне колени. И я потянулась рукой, чтобы отыскать и потискать его мошонку.

Он этого он издал громкий звук, стон пополам с рыком, его гнев разом пугал и распалял меня, ведь он как раз был в новинку. Схватив мои руки, он завел их мне за голову и с легкостью крепко закрепил там одной своей большой ладонью. Сердце у меня уже бешено забилось, я чувствовала, как болезненно налились и затвердели мои соски, что-то внутри меня жаждало подобного обращения, и я была близка к тому чтобы умолять его пойти дальше, взять еще больше. Он громко застонал и потянулся другой рукой вниз, между нами, чтобы потрогать мой клитор, и ощутил прилив влаги у меня между ног.

– Не останавливайся! Пит, пожалуйста… – стонала я, превращаясь в живое воплощение похоти, и все ощущения в мире в этот миг для сконцентрировались в точке, где мы были с ним соединены.

Он вновь меня поцеловал и затем, уронил голову возле моей на подушку, пробормотал что-то нечленораздельное. И что-то в его облике, в том, как он брал меня, заставило волосы у меня на затылке встать дыбом, и я почувствовала как в животе завязывается тугой узел напряжения. Я была встревожена, но оказалось, что страх оказывал на меня странное действие, я ощущала еще большее возбуждение, и я среагировала, выгнувшись под ним, в отчаянном стремлении оказаться еще ближе к нему, хотя он уже толкался в меня с мощной силой. И тогда я почувствовала это, жалящий удар по бедрам, острая боль пронзила меня прежде, чем до ушей долетел звук шлепка. Я громко выдохнула:

– Ахх, Пит! – от шока и боли от шлепка, и от взрыва темного удовольствия, который он мне доставил.

– Ты думаешь, что кто-то еще может сделать это с тобой? – свирепо зашипел он, и его гнев вылился в неумолимом его вторжении в меня и в новом болезненном шлепке по моим бедрам.

Его слова смутили меня. Он смотрел на меня сверху-вниз с пьянящей смесью ярости и похоти, от которой у меня снова бешено заскакал сердечный ритм. И лишь тогда я заметила какие у него глаза – совершенно черные, голубой радужки не видно и следа, и поняла, что Пит выглядит совершенно так же, как и во время одного из своих приступов. И это наполнило меня безумным ужасом, когда я поняла, что мне не вырваться: я была распростерта под ним, он яростно, со всей силы меня имел и останавливаться не собирался.

– Пит? – прошептала я.

– Тсс… – предупредил он, схватив меня за лицо рукой, чтобы заставить меня посмотреть на него. – Я собираюсь выебать из тебя все мысли о Гейле без остатка, – прошипел он, прежде чем грубо впиться в меня губами, а потом выпустил мой подбородок, чтобы дать мне короткую пощёчину, от которой все мои мысли разлетелись на все четыре стороны. Его действия возмутили меня и они же еще жарче разожгли огонь, который полыхал внизу моего живота.

У меня перехватило дыхание, когда он потянулся вниз и ущипнул мой клитор. Не погладил круговым движением, не потер его, а умудрился схватить этот крошечный комочек нервных окончаний большим и указательным пальцами и именно что ущипнуть. Улыбка на его лице, когда я заорала от равно сладострастного и болезненного ощущения, выражала одну беспримесную похоть, и я вскоре кончила так сильно, что позабыла и о его охморе, и о его глазах, и о Гейле, потерявшись в жестоких корчах освобождения, спусковым крючком которого стало его такое вот со мною обращение. Я развалилась на кусочки в результате его агрессии и, что самое ужасное, наслаждалась каждой секундой происходящего.

– Пит! – кричала я снова и снова, и он, в конце концов, выпустил мои руки, чтобы обрести рычаг, который был ему нужен, чтобы бешено молотя по мне бедрами, закончить то, что он начал. Я подумывала о том, чтобы сбежать, начать сопротивляться, но мое тело меня предало, и я не просто не вырывалась, но даже упивалась его над собою властью, полным господством. И я все еще пытаясь решить для себя, что же это все говорит обо мне, что это говорит о нас обоих, позволила ему заездить себя до следующего дикого оргазма, в который мы рухнули вместе, свалившись в безумную кучу от изнеможения. Пит лежал рядом, тяжело дыша мне в плечо, его кожа вся блестела от пота. Когда я повернулась к нему лицом, он взглянул на меня полусонно, и взгляд его сверкнул прежней, небесной синевой, прежде чем его веки затрепетали, сомкнулись, и он погрузился в сон.

Я лежала в постели совершенно ошеломленная, пытаясь осмыслить что же только что между нами произошло.

***

Когда он проснулся на исходе утра, я уже хлопотала внизу, приняв душ и натянув на себя теплый свитер и штаны. Растопила камин в гостиной, чтобы выгнать из дома промозглый холод, и принялась крошить сосиски и колоть яйца на шипящую маслом сковороду. Я могла бы просто включить обогреватель, но даже сейчас не вполне доверяла тем хитроумным устройствам, создающим комфорт, которыми напичкал дом Капитолий, не желая от них полностью зависеть. В любом случае, треск горящих поленьев успокаивал мои растрепанные нервы, и мысли носились в моей голове по кругу, со скоростью штормового ветра, но найти ответа на свои вопросы я так и не могла. Вскоре я услышала, как наверху шумно завозился Пит, и я чуть было не выронила чашку, которую держала в руках. Схватившись за край столешницы, я шумно втянула в себя воздух. Пит не давал мне повода себя опасаться. Он был лишь немного более… пылким, наверное, … чем обычно, но он не причинил мне боли, во всяком случае не так, чтобы я стала возражать.

Я пыталась уговорить себя не поддаваться панике, рассматривать ситуацию такой, какая она есть, но, когда он появился на пороге кухни, голова его была виновато опущена. Ему было стыдно. Моё беспокойство тут же забылось, я покачала головой и решительно шагнула к нему. Он стал бы терзаться еще больше, заметь он мой невольный страх, так что я бросилась к нему, раскрыв объятья, и обхватила за шею. Такой уж была теперь наша с ним реальность, и мне пришлось активно соображать, как жить в ней дальше.

– Китнисс, – простонал он, прижимая меня к себе.

– Что такое? – замурчала я ему на ухо. – Что не так?

– Прошлой ночью… – выдавил он.

– Все было удивительно, – вздохнула я, потому что так оно и было. Именно такой она и была. В извращенном, нездоровом смысле, от этого срывало крышу и болело все тело, ведь он меня здорово измочалил, но меня одолевало чувство, что мне подходит то, что творилось между нами. Хотя в нашем сексе и была сегодня тьма противоречий.

– Я тебя ударил, – сказал он.

– Да, несколько раз.

– Я так приревновал… – сказал он мне куда-то в волосы.

– Знаю, – я отстранилась, чтобы взглянуть на него. – Но тебе не следовало этого делать. Я люблю только тебя.

Руки Пит бессильно упали, как плети.

– Умом я это понимаю, – он постучал пальцем себя по голове. – тут никаких вопросов. Но здесь, – и он указал на сердце. – все по-другому. Там, в Капитолии, они такое делали, такое мне показывали… – он вздрогнул, и мое сердце облилось кровью оттого, что он из-за меня перенес. – Стоит мне только вообразить, что он может явиться и уговорить тебя вернуться к нему…

– Этого не будет! – воскликнула я.

– Я знаю! – ответил Пит с тем же ожесточением. – Но я не могу убедить в этом некоторую часть своего сознания.

Мне оставалось лишь со вздохом отправить этот момент в категорию других неразрешенных вопросов моей жизни, и вместо того, чтобы ломать над ним голову дальше, заняться завтраком. Пока мы ели, я смогла наконец произнести вслух то, что не давало мне покоя.

– Прошлой ночью было хорошо. Более чем. Но мне нужно знать, что ты держишь себя в руках, что ты – все еще ты, даже если тебя куда-то заносит. Если это происходит, ты должен меня предупредить. И только на таких условиях то, что было прошлой ночью, может снова повториться, потому что я знаю, что ты был где-то там… – я вздрогнула при этой мысли. – Думаешь, это возможно?

Пит посмотрел на меня с восхищением.

– Тебе это понравилось, да? Тебе нравится, когда я с тобой бываю грубым, – он усмехнулся, и мне захотелось стереть эту самодовольную улыбочку с его лица.

Но вместо этого я невольно испытала возбуждение, что окончательно вывело меня из себя.

– А ты нет? – выпалила я в ответ.

– Да, – прошептал он. – Очень. Больше, чем я мог предположить.

Я опустила глаза в тарелку, не жалея продолжать этот разговор, потому что он явно заметил мое волнение и я чувствовала себя по-дурацки оттого, что все это меня так распалило.

– Это мне не впервой. Но прошлой ночью ты был сам не свой, вообще не ты… – мне вспомнились его огромные темные зрачки и притаившаяся в них порочность.

Пит кивнул.

– Ночью я и был, и не был самим собой. Я понимал, что происходит, и мог это контролировать, но импульсы приходили откуда-то извне, – сказал он.

– Мне просто нужно чувствовать себя в безопасности. В противном случае, мне совсем не по себе, – прошептала я. – Это случилось из-за Гейла, а не потому что ты собирался насладиться такими вот вещами, – мой голос сломался, от чего я еще сильнее почувствовала себя не в своей тарелке. – Мне нужно чувствовать себя защищенной, Пит.

Он оказался рядом даже прежде, чем у меня с губ слетело последнее слово. И опустился возле меня на колени.

– Никогда не допущу, чтобы ты была в опасности, клянусь. Ты мне доверяешь? – спросил он, нежно касаясь моей щеки.

Я кивнула, он заключил меня в объятья, и на этом беседа и впрямь была окончена.

***

В тот вечер я пошла и позвонила матери. Мы уже давненько с ней не разговаривали: мне не хотелось говорить о Прим, а ей – напротив. Такие разговоры затягивали меня в яму темной тоски, откуда мне было невыносимо тяжко потом выбираться.

Так что, когда она ответила, и мы обменялись первыми приветствиями, я сразу перешла к делу.

– Зачем ты рассказала Хейзел о том, что мы с Питом обручились? – строго спросила я.

На пару мгновений повисла тишина, и лишь потом она ответила вопросом на вопрос:

– А почему это надо было держать в секрете?

– Потому, что я не хочу, чтобы об этом пронюхали в Капитолии, и здесь принялись сновать репортеры, как это было на открытии пекарни! – выплюнула я с заметным раздражением.

– Ну, Хейзел – не сплетница, – принялась защищаться она.

– Хейзел – мать Гейла, и она всем делится с сыном! А он – в правительстве, мам! – отрезала я, – И теперь он едет сюда.

Снова повисла тишина. Это же надо, отчего она не думает о последствиях, когда нужно, а не тогда, когда уже слишком поздно?

– Мне так жаль. Я не подумала, что она может ему рассказать, – прошептала она.

– Ты не подумала? – парировала я язвительно, обхватив голову руками. – А она вот сказала, так что спасибо.

– И как там Пит? – спросила она.

– Он в порядке, – сказала я как отрезала. – Но не благодаря тебе. В следующий раз делай, пожалуйста, делай то, что тебя просили! Мы пока еще даже дату не назначили. Ладно?

Я слышала, как на том конце провода мама пытается взять себя в руки. Возможно, теперь, пожив в Четвертом, она перестала быть таким бесхребетным созданием, как прежде.

– Ладно.

– Хорошо. – ответила я, и повесила трубку. И, обернулась как вовремя, чтобы заметить какое удрученное выражение лица у Пита, который, так и не войдя в комнату, тут же затопал прочь.

***

Удивительная вещь: что бы ни происходило в стенах твоего дома, какие бы драмы ни разыгрывались на личном фронте, снаружи жизнь идет свои чередом. Это порой даже успокаивает, что все в мире остается на своих местах, и продолжает двигаться по заведенному порядку, что бы ни случилось персонально с тобой. Так оно и должно быть, верно?

Пит был раздавлен. Он изо всех сил старался ничем не выдать этого обстоятельства. Ходил на работу, пек, обслуживал покупателей, возвращался домой, в наше маленькое уютное царство, и даже рисовал что-то, когда был еще в состоянии держать кисть после изнурительной работы и не менее выматывающей ходьбы по сугробам.

Но я слишком хорошо его знала – возможно, лучше, чем себя саму, тем более что глубокий самоанализ никогда не был моей сильной стороной. Однажды ночью он метался во сне так сильно, что мне даже пришлось его разбудить, чтобы он ненароком не спихнул меня с кровати. Порой он видел такие ужасные кошмары, что от скрипа его зубов, напоминающего звук ломающихся костей, у меня дрожали поджилки.

Особенно тяжкими наши ночи стали после того, как в вечерних новостях мы с ним увидели как герой революции Гейл Хоторн, ныне Министр Обороны, инспектирует Дистрикты и говорит на камеру как продвигается реконструкция нашей великой страны, что «важнейшим приоритетом для правительства являются безопасность и благополучие граждан Панема». Пока шла трансляция, у Пита был такой вид, будто он проглотил здоровенный кактус. И это стало последней каплей в ту изнурительную неделю. Мы были оба так измотаны, и эмоционально, и физически, что по вечерам с трудом могли что-нибудь запихнуть в себя из еды, быстро помыться и сразу отправиться на боковую.

Так что я была удивлена, когда посреди ночи, или, может, рано-рано утром, почувствовала сквозь сон, что на мою спину и плечи обрушился дождь нежных поцелуев. И так было приятно просыпаться от этого изысканного ощущения, что меньше всего мне хотелось, чтобы оно исчезло. Когда я повернулась к нему, то едва различила в сумерках лицо Пита, а его руки переползли на мои бедра стали ласково их гладить.

– Прости, что разбудил, – произнес он странным голосом, чуть-чуть насмешливо, как будто вовсе не сожалел об этом. И, не дожидаясь моего ответа, он впился поцелуем мне в губы, завладел моим ртом и подмял меня под себя. Сонно проведя руками по его горячей коже, я запустила ему в спину ногти, и наши языки сплелись в страстном танце. То, как он дернулся от моего жеста, заставило меня еще раз провести ему по спине ногтями, опасаясь даже, что потом останутся красные полосы. Его рот побежал в лихорадочном безумии по моей шее, прихватывая ее, посасывая, и каждый сантиметр кожи уже горел от его сладостного натиска, и легкие уколы боли от того, как его губы терзали мою плоть, у меня уже болезненно пульсировало внизу живота.

Он покрывал этими жаркими, липкими поцелуями мою шею и грудь, пока не добрался до нежного пика, который тоже уже налился сладкой болью, и не атаковал его, посасывая его, а потом и второй. И одобрительно застонал, чувствуя, что у него во рту сосок еще больше заостряется, твердеет, и наградил его небольшим укусом, от которого я выгнулась под ним всем телом. Жадные прикосновения губ и зубов вскоре спустились мне на живот, щипки и колючие поцелуи сопровождали его атаку на меня, пока он не забрался в местечко промеж ног. Когда я посмотрела вниз и встретилась с ним глазами, то в утренних сумерках различила, что это были уже не нежно-голубые очи моего возлюбленного, но темные как ночь зрачки того, другого, который обитал внутри Пита, порой пылая ненавистью и желая меня истязать. Дикий взгляд необузданного зверя и голодная ухмылка на распухших губах.

Мое сердце заскакало, как с цепи сорвалось. Меня должен был напугать жадный блеск в этих глазах, интенсивность того взгляда собственника, каким он на меня смотрел, раздвигая мои складки, забавляясь со мной. Когда в меня вторглись его пальцы, толкаясь в меня, я должна была попытаться бежать, ведь знала, что играю с огнем, но где-то глубоко внутри я признавалась себе, что хочу и такого Пита тоже. Такого, кто иногда сгибал меня и брал то, что ему было нужно. Того, что щипал меня, кусал, шлепал по бедрам, до боли раздвигал ноги, дергал за волосы и впивался пальцами в кожу. Мне этого хотелось и я призналась в этом наконец себе, и отбросила страх и внутренний трепет. Резко села и крепко поцеловала его в губы, не отводя взгляда от этих бездонных озер черноты, благодарная задернутым шторам за то, что комната погружена в полумрак, за то, что мы пребываем сейчас в затемненном, ином, отгороженном от нашей обычной жизни мире. Я знала, что-то, что творилось меж нами сейчас не выдержало бы яркого света дня.

– Я люблю тебя. Я – твоя. Делай, что хочешь, – прошептала я.

Его глаза слегка сузились, скосились на меня.

– Знаю. И сделаю. – и он резко опрокинул мня на постель и потащил за колени, пока мой зад не оказался на краю матраса. Он опустился на колени и зарылся лицом у меня между ног – только так и можно было описать то, что он делал носом, губами, зубами, подбородком. Я ощущала бархатное тепло его языка везде, и я обратилась в стонущую массу распаленной плоти, и его имя оглашало стылый воздух. Я жестко кончила от прикосновения его рта, потом еще раз – вокруг его пальцев, пока он прикусывал нежную кожу на внутренней поверхности моих бедер, пока я больше была не в силах свести ноги вместе.