Текст книги "Good Again (СИ)"

Автор книги: titania522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 50 страниц)

– Да, – он был озадачен, но усмехнулся. – Взять мою фамилию.

– Китнисс Мелларк? – я пробовала имя на вкус как множество капель горячего шоколада.

– Китнисс Мелларк, – прошептал он благоговейно.

– Ладно, – прошептала я в ответ.

– Ладно? – он смотрел на меня сверху вниз с недоверием, но оно испарилось, стоило ему увидеть мою улыбку.

– Ладно, Пит. Я выйду за тебя. Возьму твою фамилию. И буду с тобой все время до конца моей жизни. Я в любом случае планировала это сделать, – я взвизгнула, когда он вдруг опрокинул меня на кровать, толком не дав мне закончить, вжал меня в матрас и принялся бесконечно целовать.

– Я заготовил целую речь, – и его голос, когда он это сказал, сорвался. – Я был уверен, ты так просто мне не дашься, – он разом и смеялся и всхлипывал, в его голубых глазах стояли слезы – волнения, радости, вперемешку. Видя, что с ним творится, я и сама не могла сдержать потока слез, они так и бежали по лицу, капали на постель, мешаясь с его слезами, пока он покрывал мое лицо поцелуями. Мы были спутанным шумным клубком всхлипов, поцелуев и смеха.

И я вдруг поняла, что же пытался сказать мне Финник, что означают и невероятная радость на той картине Пита, и буйный калейдоскоп красок на подаренном Эффи платке, и свежесть вечера, проведенного в дружеской компании, и моя беспредельная любовь к этому мальчику, который явился однажды в дождь, чтобы дать мне жизнь.

Мой весенний одуванчик. Обещание, что жизнь продолжается, что снова все будет хорошо.

Именно так. Это счастье было нам открыто, если у нас достанет храбрости шагнуть ему навстречу. Демоны еще могли до нас добраться – через поток нахлынувших воспоминаний, кошмары, приступы скорби. Но мы были вместе и могли с ними бороться, ведь нам доводилось противостоять жестоким обстоятельствам и прежде.

Все это были знаки, случайные ли, или намеренно мне ниспосланные некой высшей силой, которая плетет нить нашей жизни. Но не брать то хорошее, что предлагает жизнь, по доброй ли воле или против нее, было бы лишь актом трусости. Я чувствовала, как что-то, некая парализующая сила, пытается потянуть меня назад, но мысленно оттолкнула ее щупальца. Я не боюсь. Не сегодня.

Мысленно поблагодарив Финника, я взяла лицо Пита в ладони и поцеловала.

– Я солгала. Чувствую себя ужасно храброй.

__________________________________________________________

*Стихотворение П. Неруды в эпиграфе приведено на английском. Перевод с оригинального, испанского М. Алигер, 1977. Полный текст стихотворения на русском здесь http://www.litmir.co/br/? b=86489

** Шпатлевать и красить – Прошу прощения за автора и ее ляпы! Она явно не знакома с последовательностью ремонтных работ. Кто же устанавливает мебель и оборудование до того, как закончится отделка? Это же потом все отмывать, если вообще удастся это сделать! Эх, американцы. Общество потребления…

*** Сахарные мишки, в оригинале Bear claws (медвежьи когти) – традиционная датская выпечка, миндальные печенья, перекочевавшая в США в 1920-х годах. Имеют форму неправильного полукруга или прямоугольника с зазубренными краями с одной стороны, оттого и получили свое название. В них добавляют миндальную пасту, иногда изюм. https://en.wikipedia.org/wiki/Bear_claw_ (pastry)

Комментарий к Глава 23: Возможности и обстоятельства. Часть 2

Комментарий переводчика: Относительно названия пекарни. Мне в этой связие вспомнился разговор персонажей в другом фике из моего профиля https://ficbook.net/readfic/3461062 “А как насчет Эверларк?” :)

========== Глава 24: Оглашение ==========

– Мы опять опоздаем! – фыркнула я раздраженно, быстро выскакивая из душа и второпях одеваясь. Пит же являл собою полную мне противоположность и двигался нарочито медленно. Больше всего я ненавидела опаздывать, так же как терпеть не могла, когда меня заставляли ждать. Обычно Пит был столь же пунктуален, как и я, если не больше, и то, как он сейчас копался, вдвойне бесило.

– Пит! – выпалила я.

– Какая. Ерунда, – пожал он плечами, не расставаясь с широченной улыбкой на лице, и крайне неспешно натягивая на себя одежду.

– Что значит “ерунда”? Они доставят плитку в девять, и, вероятно, этой плитки мы заказали мало, ее может не хватить на второй этаж…

– Да, так-то оно так, – отозвался он нараспев.

– Но, даже если ее хватит, им там никто не отопрет, когда они приедут…

– Тогда им придется подождать, – сказал Пит. Он едва сдерживал смех, наблюдая, как я дергаюсь и нервно ерзаю на месте, сидя у зеркала. Я ожесточенно сражалась со своими волосами с помощью щетки, когда он подошел ко мне сзади и принялся растирать мне спину. – Успокойся. Тебя так удар хватит, – он снова ухмыльнулся, глядя на меня, забрал щетку и сам заплел мне волосы.

Но мне было трудно успокоиться, даже от этих его прикосновений, которые всегда – и он это прекрасно знал – превращали меня в мягкое масло в его руках. Я ведь согласилась выйти за него, ради всего святого! А меня так и подбрасывало от смеси страха, тревоги и волнения, которая во мне бурлила. Вроде бы вокруг ничего с прошлой ночи не изменилось – я была все той же Китнисс, он все тем же Питом —, но теперь между нами была особая, новая связь, и мое спутанное сознание пыталось одновременно и функционировать, и переварить это новое положение вещей.

Будто прочитав мои мысли, Пит поднес губы к самому моему уху.

– Ты понимаешь, что теперь ты моя невеста, – прошептал он, обнимая меня сзади.

Я вздрогнула от вдруг охватившего меня ужаса, в душе уповая на то, что он примет эту дрожь за проявление страсти. Меньше всего мне хотелось его разочаровывать. Сейчас он был таким, как будто даже если весь мир вокруг рухнет, он все еще останется стоять посреди обломков с этой вот «его дурацкой сияющей улыбкой», как зовет её Хеймитч. Пит был на седьмом небе от счастья. Едва не лопался от гордости. Меня же здорово мутило, и вряд ли я смогла бы сейчас что-нибудь съесть. Ночью, в нашей постели, согласие выйти за него замуж показалась мне единственно верным решением – таким оно все еще и оставалось. Я любила его и не хотела с ним разлучаться. Брак для людей, которые и так уже живут вместе, был следующим логичным шагом. Но при свете дня я вдруг почувствовала, что этот сдвиг в наших отношениях влечет за собой кучу других, не столь приятных, мелочей, к тому же огласку и нежелательное внимание. Меня все вполне устраивало в той жизни, которую мы вели, и мне совершенно не хотелось никого туда впускать, даже для того, чтобы эти люди пожелали нам счастья.

– Это значит, что и ты теперь мой жених, – улыбнулась я в ответ, пытаясь поймать за хвост ту ускользающую радость, что владела мной прошлой ночью, и отогнать свой страх. Его сияющая улыбка так и зацвела у него на лице, глаза так и заблестели.

– Верно подмечено, – усмехнулся он, потянувшись, чтобы взять меня за руку. – Теперь ты можешь ходить с вытянутой вперед рукой, чтобы все видели кольцо, – он засмеялся, зная наверняка, что я буду последней девушкой на свете, которая станет так делать.

После того, как он сделал мне предложение, а я его приняла (и перерыва на омытые слезами, лихорадочные объятия со всеми вытекающими), он достал черную корочку и робко протянул ее мне. Как же отличалось это предложение от того, что он делал когда-то перед капитолийскими зрителями, разодетый в пух и прах, стоя на одном колене. Теперь же мы были голые, с припухшими от слез и поцелуев лицами, сытые после вдохновенных занятий любовью, и, закутавшись в одеяла, мы нависали над этой бархатной коробочкой. Когда я ее открыла, я обнаружила, что он поместил ту самую свою серую жемчужину в оправу белого золота. Я была потрясена его красотой, но, в конце концов, меня опять до слез, до всхлипов и рыданий от всплеска чувств, довела надпись на внутренней стороне ободка: «К.и П. Всегда». Может, это и стоило снимать на камеру, но это был один из самых прекрасных моментов моей жизни.

И при мысли о том, что люди будут разглядывать кольцо на моем пальце, нашу жемчужину, мне захотелось забраться на самое высокое дерево и прятаться там до морковкина заговения. Жемчужина все еще была для меня ощутимой частицей Пита, которая сопровождала меня даже в самые темные дни в Тринадцатом. У меня дико застучало сердце, сбилось дыхание. Я сжала руку в кулак, накрыв кольцо другой рукой, будто уже скрывая его от любопытных рук, которые хотели его коснуться. Для меня это было отнюдь не просто украшение.

Я потянула его за руку – мол, мы торопимся – вниз по лестнице, на улицу в сторону пекарни, но у Пита явно были свои планы на сей счет. И он потащил меня к дому Хеймитча.

– Мне нужно кое-кому сказать, – сказал он вызывающе радостно. Он даже не потрудился оповестить о своем приходе стуком в дверь, просто поплыл внутрь, как большой линкор, а я все пыталась не потонуть в его кильватере. Хеймитч, восседавший за столом, поднял на нас глаза и сказал спокойно.

– Доброго вам утречка и спасибо, что постучались. Однажды вы ко мне ворветесь, а я буду тут с какой-нибудь девчонкой зависать. Тогда и посмотрим, будете ли вы вот так скалиться, – проворчал он.

Даже в моем нынешнем состоянии, представив себе Хеймитча с женщиной, я выдавила:

– Да уж, ты прав. Мы с ходу примемся блевать.

Пит от души рассмеялся, а Хеймитч смерил меня недобрым взглядом. Он уже совсем было готов ответить мне очередной колкостью, но Пит сбил его, выпалив:

– Мы обручились, старый ты пердун!

Вид шокированного Хеймитча стоил того смущения, которое я испытала от подобного объявления, и я ухмыльнулась, хотя и была вся на иголках. Однако он довольно быстро пришел в себя – все-таки это был Хеймитч – и его лицо приняло столь знакомое саркастическое выражение.

– Каким макаром, черт возьми, у тебя вышло ее уломать? Ты что, ей заплатил?

Пит замотал головой.

– Не-а. Просто старые добрые мольбы, – я игриво шлепнула его, когда он, обхватив меня за талию, смачно поцеловал меня в щечку.

– Я удивлен, что она сейчас не сидит на дереве, не стреляет по зверью или типа того. Впечатляет, малыш, – он посмотрел на нас с искренней улыбкой. У меня от этого скрутило желудок. Если бы он только знал. – У тебя есть кольцо?

И, взяв мою протянутую руку, он внимательно осмотрел то, о чем спрашивал. Вообще-то в нашем Дистрикте раньше помолвочные кольца не носили – мало кто мог позволить себе такую роскошь. Но он, выпустив мою руку, одобрительно кивнул. И в этот момент снаружи раздался пронзительный визг. Хеймитч приподнялся, пошатываясь, и выглянул в окно.

– Чертовы гуси! Пора запечь этих проклятых птиц с яблоками. Опять парочка сбежала, – он попытался шагнуть к двери, но споткнулся.

– Эй, слушай, я с ними разберусь. А ты оставайся тут и постарайся не убиться, – сказал Пит, выскакивая из дому, чтобы поймать непоседливых пернатых.

Хеймитч проводил его глазами.

– Вечно он на такое ведется, однако, – усмехнулся он и с полным самообладанием, уже на твердых ногах, вернулся на свое прежнее место, не замечая моего шокированного вида. Я все никак не могла привыкнуть к тому, каким же хитрым был этот старый плут.

– Ну, и каково тебе теперь? – спросил он, пристально глядя на меня. – Только честно.

Я глубоко и шумно вдохнула.

– Напугана до чертиков.

Хеймитч кивнул.

– Да ты вся дрожишь как осиновый лист. А он в таком восторге, что и не замечает. И отчего ты согласилась?

Вопрос застал меня врасплох.

– Потому что люблю его! Отчего еще я могла согласиться выйти за него замуж? – меня нервировало то, что он подозревал еще какую-то причину. Это больше не было шоу – и некому было пялиться.

– Хорошо, хорошо. Тогда что так тебя пугает? Он хороший, самый лучший парень из всех, кого я знаю. Он будет о тебе заботиться – и столько раз уже это доказал. Да вы уже живете вместе, как женатые. И что подсказывает тебе твой смущенный разум?

Даже истошному гоготу за окном было не под силу заглушить его вопрос.

– Я просто… столько всего, – словa застревали у меня в глотке. – Я… он хочет, чтобы все об этом знали, а я боюсь всего этого внимания. Не хочу, чтобы возле нас опять крутилась толпа народу, – я поежилась, представив себе все эти разукрашенные лица, снова сующие свой нос в мою жизнь. – Больше я этого не вынесу.

– Ну, раньше ты не позволяла страху остановить себя, если уж ты решила что-то сделать. Угадай, если тут разница, а?

– Нет, – из-за владевшего мной напряжения я стала обидчивой. Да, я была счастлива, в самом деле была. Но это не отменяло того, что в основе своей я была подкошена, и ни одна сторона моей жизни не избежала разрушения. – Я правда этого хочу, – прошептала я, чуть не плача.

– Просто тебе надо дать ему знать, что если ты сомневаешься – это вовсе не оттого, что не разделяешь его желаний и чувств. Это правда важно Китнисс, понимаешь? Я вас обоих неплохо знаю. Если тебе нужно что-то прояснить с ним – сейчас самое время это сделать, – он вел себя прямо как отец, когда взял меня за руку и сжал ее. – Пообещай мне вести себя по-взрослому в этом смысле.

Я нерешительно кивнула, тронутая его словами. Мне было ясно, насколько весома эта просьба, и стало легче лишь оттого, что я высказала свои страхи вслух в присутствии того, кто так хорошо нас обоих знал. Когда же Пита вернулся после возни с гусями, мы уже дружески молчали, ведь, по большому счету, мы и без слов отлично понимали друг друга. И я чувствовала себя уже гораздо лучше, чем когда пришла сюда.

– Твои птицы в загоне. Мы готовы? – Неужто он заметил, что мы опаздываем?

Я встала, чтобы последовать за Питом, и тут Хеймитч нас окликнул.

– Эй! – мы обернулись и увидели, как он неловко встал, и всплеснул руками, будто не зная что с ними делать. Сделав к нам несколько нетвердых шагов, он протянул Питу руку, и тот взял ее, но потом в порыве чувств обнял его, и похлопал по плечу.

– Ты все хорошо сделал, малыш. Правда хорошо.

Пит закрыл глаза, как будто пытался взять себя в руки и прошептал:

– Спасибо.

Мне вдруг пришло на ум, что окажись жизнь к нам добрее, Пит обнимал бы сейчас своего отца, и мысль о том, чего Пит лишился наполнила мое сердце невыносимой печалью.

Выпустив Пита, Хеймитч повернулся ко мне и чмокнул меня в щеку.

– Ага, я, да, горжусь вами обоими, – сказал он просто, снова взял со стола свой стакан и поднял его за нас обоих, но смотрел при этом только на меня. – Вы оба получаете мое благословение, – он залпом допил все содержимое и хлопнул стеклянным донышком по столу.

***

К счастью, день вышел таким насыщенным, что у нас просто больше и времени не нашлось говорить о нашей помолвке. Мы продолжали добавлять в нашей пекарне «последние штрихи» и даже вернувшись домой занимались вопросом найма хотя бы одного помощника. Мы принялись изучать заявки от желающих – их нашлось несколько, ведь, хоть жить стало и полегче, но людям по-прежнему приходилось трудиться, чтобы прокормить семью. К вечеру у нас уже голова шла кругом – я и понятия прежде не имела по каким критериям надо брать людей на работу. В итоге мы сдались и стали готовить ужин, оставив вопросы такого рода на потом, что только подбросило дровишек в топку моего стресса. Я могла бы помогать Питу в пекарне, но меньше всего мне хотелось самой выходить к покупателям. Я была не создана для такой работы, контактов с людьми, хотя если приходилось, прежде я могла себя заставить. У меня живот крутило, стоило мне представить себе кучу толпу клиентов, которые ждут, чтобы их обслужили.

Мои размышления прервал стук в дверь. Оставив Пита начинять фаршем пироги, я открыла дверь и обнаружила на пороге Эффи во всем ее модном великолепии. Вид облегающую ее стройную фигуру сочно-зеленого платья заставил меня вспомнить сказки о лесных эльфах, которые я слышала в детстве. На этот раз на ней была телесного цвета обувь и подходящий к ней ремешок, который смягчал смелый колер ее наряда.

– Эффи! – я старалась быть приветливой, но мне было трудновато скрыть усталость в голосе.

Она вся была порхание и полет, легка, как колибри, когда влетела в дом, излучая волны восторженной энергии.

– Я была сегодня в городе и ходила на рынок. Чего там только нет! Такая огромная разница в тем, что было раньше! Привет, Пит! – прощебетала она, когда он высунулся в дверь, чтобы узнать, кто пришел. – Вы заняты, так что я просто на секундочку, занести это вам. Я вам тут принесла черники – можно ее засушить и заваривать в чай. У него получается такой густой, насыщенной вкус, – восклицала она.

Я ощутила, как Пит оказался рядом со мной.

– Мы собирались после ужина тебя проведать, – он посмотрел на меня многозначительно, так как мой ответный взгляд, должно быть кричал: мы собирались? – Но раз уж ты здесь, это упрощает дело. У нас тоже есть для тебя маленький сюрприз, – его улыбка была широкой, что я невольно поддалась его настроению. Эффи глядела на нас выжидательно.

Я сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки.

– Он сделал мне предложение, Эффи. Мы обручились. На самом деле обручились, – сказала я настолько ровным голосом, насколько только могла. Она же расцвела в невероятно радостной улыбке. И я приготовилась к неизбежному взрыву.

– О, надо же! Поздравляю, мои голубки! – завизжала она, выделяя каждое сказанное ею слово и сжимая нас в невероятно жарких объятьях. – Помолвлены! Как это невероятно чудесно! О, помню, я сразу же сказала Хеймитчу, еще только как приехала, что вы должны отпраздновать свадьбу в знак всех своих огромных достижений, – она так растрогалась, что по щекам у нее уже катились слезы. – Вы уже назначили дату?

– Э-э, нет, – замялась я. – Нам сначала нужно открыть пекарню…

– Мы не торопимся. Но когда назначим дату, дадим тебе знать, – сказал Пит.

– О, да! Столько людей захочет вас поздравить. Это будет как в дивной сказке…

Почувствовав, что меня вот-вот стошнит, я ее перебила:

– Мы пока не обсуждали никаких деталей, но не думаю, что у нас будет большая свадьба. Мы предпочитаем традицию Двенадцатого, с очень скромной церемонией в присутствии только самых близких.

Эффи благоразумно поумерила свой энтузиазм и просто нам улыбнулась.

– Отчего бы вам не заглянуть ко мне после ужина – мы бы выпили шампанского. Чтобы отпраздновать? Я даже позову этого чертова Хеймитча, если хотите, – предложила она в знак мира.

Пит покачал головой.

– Как-нибудь в другой раз. Нам нужно еще кое-что сделать на завтра перед сном, Просто порадуйся за нас. Этого довольно.

– Я уже радуюсь! Ох, все ваши друзья будут так рады услышать о…

Я аж застыла на месте от этих слов.

– Прошу, Эффи, не говори никому из Капитолия об этом, – вообразив себе папарацци, осаждающих наш дом, я так и затряслась от ужаса. – Мы очень не хотим шумихи. Только толпы репортеров на нашей лужайке нам и не хватало. Хорошо? – попросила я жалобно.

Эффи взглянула на меня покровительственно, как будто только что сунула мне печенье перед обедом.

– Конечно! Мой рот на замке! – потом она еще раз нас расцеловала и удалилась.

Стоило двери за ней захлопнуться, как я вся внезапно затряслась. Прижавшись к Питу, обвив руками его шею, я вцепилась в него, пытаясь впитать его надежную поддержку, чтобы успокоиться. Это чуть-чуть помогло, но полностью стряхнуть напряжение мне не удалось. Я стала медленно дышать, касаясь губами его шеи. Хотелось убежать прочь, куда-нибудь подальше, на край земли. Он тоже меня сжал, ощущая, что со мной творится нечто, но не подозревая, наверное, что я из последних сил борюсь с собой, чтобы сейчас не смыться. Мне нужно было побыть с собой наедине, в лесу, но кто знает – как бы он сейчас воспринял мое исчезновение?

– Эй, ты меня придушишь! – сказал он, глядя на меня и наморщив лоб. – Ты в порядке?

– Да, конечно. Я просто – ух ты – мы женимся, – мой смех звучал неестественно даже для меня самой.

Он улыбнулся, но уже не так широко.

– Ну, на самом деле мы помолвлены. Поженимся, когда будем к этому готовы. Ты ведь это понимаешь, да? Не позволяй Эффи пугать тебя и заставлять думать, что тебе придется делать что-то, чего ты не хочешь, – теперь он больше не улыбался, как будто кто-то спустил всю его радость в водосток. – Разве что, ты не хочешь…

Глаза у меня стали круглыми от изумления.

– Нет, вовсе нет! Конечно, я хочу выйти за тебя! – и я увидела, как по его лицу пробежала волна облегчения. Я не собиралась его обманывать, да и в принципе лгунья из меня была никудышная. – Пит, я просто хочу, чтобы наша помолвка касалась только нас двоих. Хочу выйти за тебя без помпы, чтобы у нас была маленькая традиционная церемония, а потом, может быть, ужин для самых близких – человек на десять от силы. Я в ужасе оттого, что наша свадьба может превратиться в цирк. От одной мысли о том, что толпа народу придет поглазеть на то, как мы женимся, мне плохо. Ты понимаешь что я имею ввиду?

Пит нежно погладил мое лицо тыльной стороной ладони.

– Да, я понимаю, и сам хочу того же самого. Наша Эффи из тех мест, где все принято выставлять на показ. Они понятия не имеют, что такое частная жизнь, все у них годится для шоу. Но мы-то не такие. Так что не бойся, что это произойдет с нами. Я не позволю этому случиться. Пожалуйста, не переживай, успокойся. Ты весь день как на иголках. Ведь это, по идее, должно делать нас счастливыми, а не напрягать.

Я прислонилась лбом к его груди, и постепенно задышала ровнее, почувствовав, что так сегодня вымоталась, где впору уснуть на месте.

– Хочу позвонить маме и сказать ей. Она наверняка будет ужасно рада, но прямо сейчас у меня уже нет сил. Ты не против, если я сразу пойду спать? – и я широко зевнула.

Пит усмехнулся.

– Нет, я-то не против, но разве ты не хочешь сперва поесть?

Я помотала головой.

– Я не голодна. Хочу только в теплый душ и спать.

– Ладно, я тоже скоро приду.

Я потащилась в душ, накинув после него одни из теплых фланелевых рубашек Пита – вечер был весьма прохладным. Дрожа, я забралась под одеяло, пытаясь унять поток лихорадочных мыслей. Заснув же, я увидела вокруг нас ревущую толпу, изголодавшуюся, жаждущую поживы. На мне было то самое свадебное платье, которое меня заставили надеть на интервью перед Квартальной Бойней, и она ужасно давило на меня, даже больше, чем в тот далекий вечер. Тяжелая ткань сковала меня, не давая двигаться. Странные капитолийские создания принялись срывать с меня проклятое платье, пока не оставили меня голой. Я озиралась в поисках Пита, но он куда-то исчез, бросив меня наедине с тысячами жадных глаз и рук. Каждый из это толпы хотел себе урвать кусок моей обнаженной плоти. Отчаянно выкрикивая его имя, я бежала через толпу, искала его, пытаясь вырваться из лап тех, кто меня хватал. И не могла, пока не почувствовала на себе его знакомых рук, которые гладили мои волосы, баюкали меня. Лишь тогда я поняла, что кричала во сне, пока он меня тряс, пытаясь разбудить, звон от этих криков еще стоял у меня в ушах. Когда я наконец смогла открыть глаза, я снова очутилась в безопасности, в нашей спальне, и тепло его тела согревало меня как уютный кокон.

– Я здесь, детка. Все хорошо. Это был просто сон, – мурлыкал он в мои волосы, пока видение и шум страшной толпы не рассеялись, и не остались лишь его тихие слова и звуки моего хриплого дыхания.

– Они рвали меня на части, я не могла тебя найти. Они все время меня касались, – дрожа, я прижималась лицом к его груди, все ближе и плотнее, будто пытаясь слиться с ним, отгородившись от всего зла этого мира. Я целовала его везде, куда только могла дотянуться губами, цепляясь за него, как за соломинку. Сейчас я была той самой жалкой и полностью уповающей на него Китнисс, отбросившей всякую независимость, израненной, измученной, больной. Я стала этим жалким существом и, видимо, могла им оставаться еще надолго.

Так мы с ним и сидели на постели долго-долго, я жалась к нему, а он ласково гладил меня по волосам и по спине. Лишь сейчас я заметила, что на нем были футболка и длинные пижамные штаны – видимо, я все-таки немного поспала, ведь я даже не заметила, когда он пришел в спальню. Убедившись, что мучительное видение не собирается немедленно вернуться, я вместе с ним снова вытянулась на кровати, примостив голову у него на плече и обхватив его руками за пояс.

– Прости, – грустно сказал он.

Я приподняла голову, чтобы взглянуть на него.

– Тебе-то за что извиняться?

Он тяжело вздохнул.

– Неудачный я выбрал момент. Мне нужно было еще подождать, прежде чем делать тебе предложение. У нас пока такой напряженный период. Но просто, ты была так прекрасна, открыта, что мне показалось – сейчас самое время… – он сделал паузу и, явно нервничая, набрал в грудь побольше воздуха. – Я пойму, если ты захочешь еще подумать и отложить помолвку на потом, – прошептал он.

Я села на постели, сна уже ни в одном глазу.

– Не смей так делать, Пит! Не ты ли сказал мне однажды, что мне нужно перестать брать на себя ответственность за то, что мне неподвластно? Теперь это относится к тебе. Я никогда не пожалею, что ответила тебе «да», что мы обручились, что поженимся, как и обо всем остальном, – он так мрачно пялился в пространство и так сжимал зубы, играя желваками, что я снова запаниковала. – Послушай же меня, не упирайся как баран, – завопила я, и он невольно повернул ко мне голову, ведь он совсем не привык, чтобы я повышала на него голос. – Я была никакая, еле живая, когда ты вернулся. Теперь же у меня есть дом, и ты, твоя любовь. Ты заботишься обо мне, как никто не заботился с тех пор, как умер мой отец. Ведь ты же сам сказал: разве не удивительно то, что мы с тобой вместе создали. Как я могу пожалеть о том, что ты – мой муж? – я снова ужасно расчувствовалась. – Сделай ты предложение сейчас или через десять лет, у меня были бы все те же страхи. Дело вообще не в тебе, как ты не понимаешь?

– Ты уверена, Китнисс? Потому что я ни за что не стал бы на тебя давить. Ты должна делать такие вещи, потому что сама хочешь, а не потому, что думаешь, что чем-то мне обязана, – он произнес это очень серьезно, но в глубине его глаз я видела страх того, что я и вправду выхожу за него из подобных побуждений.

Мне ужасно захотелось взять и как следует его встряхнуть, а может еще и дать в придачу хороший подзатыльник. Я снова тяжело задышала, но все же заставила себя сказать вслух:

– Пит, я просто хочу, чтобы ты был теперь весь мой, и не желаю делить тебя больше с почтенной публикой. Хочу, чтобы мы жили своей жизнью на своих условиях. Дело только в этом. Отнюдь не в неуместном чувстве долга, – подчеркнула я, не прекращая злиться.

Он притянул меня для поцелуя, глубокого, ищущего, от которого, несмотря на ночной кошмар и мое внутреннее напряжение, у меня перехватило дыхание.

– Хорошо, я понял, понял. Так ты хочешь, чтобы я был весь твой? – рассмеялся он, и все следы его прежнего дурацкого раскаяния исчезли без следа. – Меня может оказаться многовато для такой крошки, как ты.

– Знаешь, с тобой я справлюсь! – я потешалась над его дуракавалянием. – Мне просто остальные не сдались, вот и все. И хочу тебя предупредить, что если ты откажешься от своего предложения, кольцо назад ты не получишь. Я с ним не расстанусь, так что если не хочешь терять деньги – не разрывай помолвку.

Он засмеялся и замотал головой.

– Ну, раз так, то ты права. Терпеть не могу попусту разбрасываться кольцами.

– Вот-вот, – сказала я и снова примостила голову у него на груди, сплетя пальцы двух наших рук. Я все еще была измотана, и страшный сон еще сильнее меня измочалил. Мне хотелось сказать ему больше: что мне нравится, как моё имя сочетается с его фамилией, и что когда люди будут видеть вывеску «Семейная пекарня Мелларков», они будут знать, что я тоже принадлежу к этой семье. Хотела поблагодарить его за все чудесные дары, которыми он наполняет каждый мой день. Но когда его вторая рука нежно принялась гладить меня по волосам, я тут же уплыла в сонное царство, так ничего из этого и не сказав.

***

Следующие несколько недель мы были заняты под завязку. Даже почти не бывали дома, и мне пришлось позвонить Сальной Сэй и попросить навести там порядок, чтобы мы не погрязли в домашнем хаосе. Эффи оказала незаменима в процессе отбора потенциальных наемных работников: она встречалась с ними и рассматривала заявки, как всегда демонстрируя редкостные точность и компетентность. Организация всего и вся явно была ее сильной стороной, как и умение разбираться в людях, и в результате у нас появился не один, а сразу два помощника: Астер, сильный и ловкий молодой человек родом из Шлака, и Айрис, славная, закаленная жизнью женщина средних лет – её муж раньше тоже работал в шахте, а теперь развозил со станции посылки. Пит и Эффи предложили платить за её труды, но она и слышать об этом не желала, ссылаясь на то, что ей «все равно времени некуда девать», и говоря, что она «невероятно огорчится», если он будет и дальше настаивать.

– Для меня совершенно неприемлемо брать деньги за то, что мне самой доставляет такое удовольствие. Разве что тот пальчики оближешь хлеб с ягодной начинкой – вот ради чего я готова трудиться день и ночь! – в итоге они сговорились, что Эффи будет нам помогать при условии предоставления ей на регулярной основе ее любимой выпечки.

Когда я позвонила матери, чтобы рассказать ей о нашей помолвке, Пит настоял на том, чтобы формально попросить у неё моей руки. Все же она была моим единственным ныне здравствующим родителем, а у нас в Двенадцатом было принято обращаться по такому вопросу к отцу будущей невесты. Хотя мы жили вместе с ним уже так много месяцев, и я сама уже согласилась на его предложение, он все еще нервничал, и его голос дрожал, когда он просил у мамы позволения жениться на мне.

– Я люблю ее, миссис Эвердин, и обещаю заботиться о ней до конца своих дней.

И в его словах было столько нежности, что я не устояла против искушения обнять его и тихонько поцеловать. Когда же я взяла трубку, моя мать на том конце провода уже вовсю всхлипывала, не в силах справиться со слезами:

– Теперь я знаю, что о тебе теперь есть кому позаботиться. Он ведь любил тебя всю свою жизнь, – я была оглушена ее реакцией и невольно задалась вопросом: плачет ли она оттого, что верит в то, что я буду счастлива, или оттого, что вспоминает о своем ярком, но коротком семейном счастье с моим отцом.

– Прим была бы так бесконечно за тебя рада, Китнисс. Я знаю, она гордилась бы тем, что есть теперь у тебя и Пита. Моя дорогая Прим! Она была такая романтичная, ты же знаешь, – тут уже и я не смогла сдержать слез и остаток нашего разговора был бесконечным плачем о Прим, и новость о моей помолвке затерялась на фоне нашей скорби. Она должна была бы присутствовать и на обряде поджаривания хлеба, и на подписании брачного свидетельства. Она бы помогала надеть мне свадебное платье, заколоть волосы, выбрать ночную рубашку на первую брачную ночь. Когда я положила трубку на рычаг, внутри меня разверзлась сосущая, болезненная яма, и я немедленно отправилась в постель. Всю ночь мне снились пропитанные кровью свадебные платья и горящие заживо маленькие девочки, а на следующий день я физически не смогла встать с кровати. После того, как я целый день пролежала, бездумно пялясь в одну точку, где-то в районе оконной занавески, терпение Пита лопнуло. И он забрался ко мне в постель, как был, в одежде и обуви, чтобы уговорить меня вернуться в мир живых.