Текст книги "Good Again (СИ)"

Автор книги: titania522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 50 страниц)

– Хеймитч, как думаешь, можно мне позвонить Китнисс?

– Телефон-то прямо тут. Я ей уже сказал, что мы добрались.

У меня началась паника.

– Ты же не сказал ей, что у меня был приступ?

Судя по тому, что Хеймитч не спешил мне отвечать, он все-таки ей сказал.

– Зачем? Она ведь ничего не может с этим поделать! – орал я.

– Не собираюсь я ей врать, – сурово ответил он. – Я здесь ради тебя, но и ради нее тоже. Если что-то пойдет не так, она тоже пострадает, и я не буду это покрывать. Лги ей сам, если считаешь нужным.

Разумеется, он был прав. Начать с того, что мы вообще дошли до этого, потому что я не был с ней предельно честным, и не смог вовремя сказать, что мне стало так хреново, и что пора немедленно лечиться. Я поднял трубку, и Хеймитч понял это как сигнал к тому, чтобы выйти из комнаты, но когда я набрал номер, линия оказалась занята. Взглянув на часы я припомнил, что она договаривалась созвониться в это время с Доктором Аврелием.

Чтобы унять тревогу, я встал и принялся раскладывать в шкафу одежду и принадлежности для рисования, а потом отправился в душ. Когда же вышел из ванной, то обнаружил поднос со своим ужином, но не спешил на него набрасываться. От усталости у меня кружилась голова, и меня невыносимо тянуло сразу же лечь. Но еще сильнее мне хотелось все же услышать голос Китнисс, так что я стал упорно ей дозваниваться, и с третьего раза у меня это получилось. Уже после первого гудка она сняла трубку. От звука её голоса я чуть не всхлипнул – она была, казалось, так близко, и все-таки так далеко. А для меня всё равно что на Луне.

– Хеймитч сказал, что у тебя был приступ, – выдала она без обиняков. Ее голос был тверд, но от меня не укрылись нотки беспокойства.

– Прям в шаттле, а чего тянуть, – ответил я, пытаясь разрядить обстановку.

– И как ты? – спросила она.

– Как будто на меня сел планолет, – я грустно улыбнулся, ведь я всегда именно так описывал то, насколько раздавленным я ощущал себя после приступа.

– Я не хочу повторять: А я тебе говорила… – суровости в голосе не было уже и следа, он задрожал.

– Но ты все-таки это сказала, – ответил я, вдруг становясь серьезным. – А ты как?

Она немного помолчала, а когда заговорила, голос выдавал ее с головой.

– Ох, знаешь, утром ходила на охоту, после обеда – в пекарню.

– Какая же ты отвратительная лгунья, – мягко проговорил я. Она, конечно же, не выходила из дому. Уж мне ли было этого не знать.

– Ну, я была… —, но ее голос упал я мне ничего не стоило представить себе какие неимоверные усилия она прилагает, чтобы справиться с собой. – То есть, я оделась… на охоту, вот…

– Китнисс, прошу, выслушай меня. Если тебе так плохо, я тут же сяду в поезд и прискачу домой. Буду таким же двинутым, стану жить над пекарней, стану твоим чокнутым соседом, но не покину тебя ни на один день, если что-то случится. Ты должна быть сильной ради меня. Должна каждый божий день разговаривать с врачом, если это так надо. Тебе сегодня ведь назначили сеанс, ведь так?

– Угу, – буркнула она.

– И это помогло? – в моем вопросе крылась бесконечная надежда.

– Слегка, – сказала она еле слышно. Она была сама не своя, и это едва не переломило мою решимость оставаться здесь, в Капитолии. – Сегодня только первый день, могу я хоть чуть-чуть побыть несчастной? – она явно встала в защитную стойку, и я не вольно улыбнулся – вот это уже была моя Китнисс.

– Ага, побудь. Я тоже тут такой же. И я скучаю по тебе. Очень-очень, – теперь уже мог голос сорвался. – Мне хочется тебя поцеловать, обнять, слышать твое сонное дыхание и не бояться, что когда проснусь, окажется, что я сделал тебе больно. Просто звук твоего дыхания – и мне этого будет довольно.

– Тогда побудь со мной, – сказала она так, что я ради нее готов был сделать все на свете. – можешь не класть сегодня ночью трубку? – спросила она.

Я уже клевал носом после наполненного переживаниями дня, приступа и прошлой ночью в поезде, когда вообще не мог сомкнуть глаз. Но вдруг оказалось, что я не в силах прервать наш разговор.

– Ладно, побуду, – сказал я.

На том конце провода зашуршало одеяло, когда она устраивалась поудобнее.

– Я уже в постели. А ты? – спросила она.

– Я тоже, – ответил я, нажимая на тумблер, чтобы приглушить свет в комнате.

– Скучаю по тебе, Пит, – прошептала она, ее голос уже стал сонным, и я был уверен, что она тоже не спала прошлой ночью, хотя и не сказала мне этого.

– Скоро я буду дома. Клянусь, я вернусь к тебе, – выпалил я убежденно.

– Знаю, вернешься, – слова звучали уже совсем тихо, дыхание ее стало ровным. И я чувствовал, что не имею права не выздороветь. Если она считала, что я могу поправиться, то я обязан был сделать все, что в моих силах, чтобы так оно в итоге и оказалось.

–

* «Погряз в черных днях» – перевод мой по подстрочнику 2big из Новосибирска. Полный перевод песни доступен на: http://www.amalgama-lab.com/songs/s/soundgarden/fell_on_black_days.html Музыкальное видео https://www.youtube.com/watch? v=ySzrJ4GRF7s

** Альтер эго (alter ego) – В переводе с латыни означает «второй я». Распространенным это выражение стало благодаря обычаю, принятому некогда в некоторых государствах Европы, когда король передавал всю свою власть наместнику и награждал его званием «королевского второго я» – «альтер эго регис». Первым же, кто употребил выражение в письменных источниках, считается греческий философ Зенон, живший в III—IV веках до н.э. От латинского «эго» («я») произошло и распространенное слово «эгоист» – себялюбец.

Комментарий к Глава 39: Черные Дни (POV Пит) Часть 1

Комментарий переводчика: Огромная благодарность pinkdolphin (и ее помощнице mrakoziabra) за неоценимый вклад в перевод данной главы, а также за моральную поддержку.

========== Глава 40: Черные дни (POV Пит) Часть 2. Особый вид безумия ==========

Комментарий к Глава 40: Черные дни (POV Пит) Часть 2. Особый вид безумия

Комментарий автора: Эта глава много дней висела неоконченной в моем компьютере, но мне все же пришлось сделать этот следующий шаг, дописать ее согласно логике произведения. Мне было так сложно ее писать еще и потому, что я недостаточно подкована в вопросах психических расстройств, которые мне пришлось здесь описывать. Поэтому я благодарю bubblegum1425 за ее бесконечно ценный фидбэк по этому поводу и помощь в качестве беты…

Хорошее время для перемен

Знаешь, такая удача, как у меня,

Может хорошего человека

Взять и испортить.

Так пожалуйста, пожалуйста

Дайте мне, дайте мне, дайте мне,

Дайте мне получить, что хочу,

На сей раз

Я уже давно бросил мечтать,

Знаешь, жизнь, что у меня была,

Может превратить хорошего человека в плохого.

Так хоть раз в жизни

Дай мне то, что я хочу,

Бог знает, это будет в первый раз,

Бог знает, это будет в первый раз,

Из песни Please Please Please, Let Me Get What I Want

Прошу, дай мне то, что я хочу) группы The Smiths*

Предупреждения: Описание жестокости по отношению к детям.

Когда на следующее утро я открыл глаза, сероватый свет скорого рассвета пробивался сквозь тонкие больничные занавески. Но проснулся я вовсе не от этого блеклого свечения, а от звуков, что доносились из телефонной трубки: там бормотали и вздыхали так громко и знакомого, что ошибиться было невозможно. Такие звуки могла издавать только лишь спящая Китнисс. Они были предвестником кошмара, который пока лишь подбирался к ней, и я лежал и ждал, бессильный пересечь разделявшее нас пространство и прогнать своим прикосновением ее страхи. Возле трубки завозились, возможно, она даже свернула телефон, потом раздались еще какие-то шорохи, а затем повисла тишина. Я уже решил, что она снова заснула, когда из телефонной трубки до меня послышалось:

– Пит?

– Китнисс! – отозвался я, наверняка более нарочито, чем сам того хотел.

Ответом мне было лишь мягкое скольжение руки по одеялу и тихий, похожий на мурлыканье ропот. Он перешел в долгое сонное бормотание, смысла в котором уже не находилось, а потом она вновь затихла. Не знаю отчего, но ее короткий, украдкой вырвавшийся смешок в ответ на то, что я назвал её по имени, когда она блуждала в закоулках своих далеких грез, преисполнил меня безграничным чувством надежды. Я замер, надеясь снова услышать этот волшебный звук, и вновь и вновь прокручивал его в голове, пока ее сонное ровное дыхание в трубке не убаюкало меня.

***

Когда же она стала просыпаться, я сам пребывал в полудреме и только смутно сознавал где нахожусь. Мне было слышно как она медленно зевает и потягивается, и я отчетливо мог себе представить ее смуглые руки, закинутые за голову в сладкой истоме, и разведенные на миг пальчики на вытянутых на простыне ступнях. И мне до боли хотелось сейчас взять и прижать ее к себе, зарыться носом в её волосы, втянуть в себя запах ее неги. Мои желания простирались и дальше: скользить губами по гладкой коже, местами иссеченной шрамами, которые были мне так хорошо знакомы. Я мог бы проследить траекторию её ожогов с закрытыми глазами. Мне хотелось слышать ее блаженные стоны, вздохи и обрывочные фразы, которые срывались с ее губ по мере того, как я все больше её заводил, пока она не становилась вся как натянутая тетива, так что одним движением пальца, одним касанием языка, одним нежным нажатием я мог превратить ее шепот в громкие крики, заставить ее стонать в сладкой агонии мое имя. Я так скучал еще и по этому – возможности растворяться в ней, не боясь в процессе перестать быть самим собой, превратившись прямо в ее объятьях в кого-то совсем другого.

***

– Никаких кошмаров? – спросила она, когда услышала, что я тоже проснулся.

– Нет, похоже никаких. А у тебя?

– Было много разных снов, но ничего очень ужасного, – она помолчала, а затем прошептала. – Сегодня пойду поохочусь. Мне помогает. Ненавижу торчать одна в этом большом дурацком доме.

Я лишь прикрыл глаза – она была на грани, и изо всех сил пыталась не ухнуть с обрыва.

– Звучит неплохо. Звякну в пекарню, хочу знать, все ли там в порядке.

– Зачем? То есть звони, конечно, если хочешь, но я тоже туда собираюсь наведаться перед охотой, – сказала Китнисс.

Я улыбнулся про себя. Это был добрый знак.

– И это тоже здорово. Проверь там, не разнесли ли они ещё всё в пух и прах.

Китнисс засмеялась, и мое сердце пропустило один удар.

– Вряд ли. Астер хорошо справляется, а Айрис тебя чуть ли не боготворит. Там все просто отлично. Но им тоже порой не повредит хозяйский глаз, верно? Ну, Эффи не в счет.

– Возможно, – я помолчал и сменил тему разговора. – Сегодня меня собираются тестировать. Позвоню тебе вечером и расскажу, как все прошло.

– Ладно, я буду дома. Тем более что мне Доктор Аврелий тоже должен звонить, – она запнулась. – Мне помогают наши с ним разговоры.

Когда я повесил трубку, щелчок прерванной связи громом отозвался у меня в ушах. С ней все будет в порядке. Я знал это. И повторял все время – с одной стороны, чтобы себя успокоить, но и потому, что и впрямь в это верил. Китнисс сильная; она уже не та сломленная девушка, какой была год назад, хотя до нормальности ей еще ох как далеко. Нам обоим до нее ох как далеко. Но мы не сдаемся. Я понимал, что она старается меня успокоить, уверить, что сдержит обещание не опускать руки, пока меня нет рядом. Хотя говорила она мне это не словами, а по-другому, по-своему, но смысл был все тот же. Мы справимся. И я поднялся и начал приводить себя в порядок перед еще одним тяжелым днем, чтобы тоже быть её достойным.

***

Тесты, казалось, никогда не кончатся. Анализ крови. Опросные листы. Пятна Роршаха**, головоломки, сканирование. Все это утомляло и напрягало неимоверно. Хоть Хеймитч и утверждал, что не собирается торчать возле меня, однако же на самом деле он не отходил от меня ни на шаг и всюду следовал за мной как верный страж.

В больнице была своя библиотека, и в редкую свободную минуту, когда в меня никто ничем не тыкал и ни о чем не спрашивал, я отправлялся туда, дивясь обилию книг. Откуда у человека может сыскаться столько времени и терпения, чтобы все это прочитать? У нас в Двенадцатом книги были редкостью. В моей семье всего и было что несколько фолиантов с рецептами, да рукописные альбомы с семейной историей, которые все сгинули в огне, за исключением того, что Тому далось найти на пепелище. В других семьях – ну, может, кроме семьи мэра – и того, верно, не было. Прошлый режим не поощрял чтения чего попало. Теперь же теоретически люди могли читать, что хотели, но, если, честно, я все равно почти не видел книг за исключением тех, что мне присылала Эффи.

Вскоре я отыскал в библиотеке раздел художественной литературы и так увлекся сборником страшных сказок, что я даже перестал пытаться разговорить Хеймитча, полностью отдаваясь чтению в перерыве между тестами. Доктор Аврелий явился к нам, чтобы извиниться за задержку и причиненные неудобства.

– Нам нужно составить полную картину. Обещаю, скоро все это закончится, – Доктор внимательно посмотрел на обложку книги у меня в руках, – Вижу, ты наслаждаешься Сказками братьев Гримм***. Увлекательно заглянуть на темную сторону коллективного бессознательного.

– Темную сторону, а? Похоже, это как раз по твоей части, – сострил Хеймитч, а я вернулся к одной из захватывающих сцен в этой книге. И расслышал, как Доктор Аврелий, уходя, тихонько хмыкнул.

Еще через час, когда у меня уже начало урчать в животе, Доктор вернулся и сказал мне:

– Мы скоро проведем консилиум и обсудим на нем результаты сегодняшних тестов. Когда закончим, я к тебе приду поговорить. Но есть кое-что насчет яда ос-убийц в твоем организме, что я должен сказать тебе прямо сейчас.

Я выпрямился на сидении. Когда я в прошлом году уезжал из Капитолия, сколько-то яда во мне еще оставалось.

– Его еще много во мне осталось? – испуганно спросил я.

– Напротив. Уровень яда в крови и тканях, кажется, существенно уменьшился, хотя последствия его воздействия еще в течение года могут проявляться в той или иной форме. Я склонен полагать, что твои приступы более не являются результатом в полной мере результатом прежнего химического воздействия на твой организм. Иными словами, не яд их вызывает. По крайней мере, в последнее время, – слова так и сыпались из него, так он был взволнован.

– И что, это хорошо? – поинтересовался Хеймитч, а я лишь растерянно покачал головой.

– Ну, это значит, что лечение Пита теперь находится в уже изученной нами области: посттравматическое расстройство, навязчивые воспоминания, неврозы, даже временный психоз – все это то, с чем мы можем справиться и даже успешно излечить.

– Теперь мы хотя бы знаем, что у тебя не какой-то особый вид безумия, – выдал Хеймитч, вытягивая перед собой ноги.

Я смерил его пронзительным взглядом, который ментору не так-то легко было намеренно проигнорировать, прежде чем сказал:

– Так нам надо ждать окончания вашего консилиума?

– Да. Вам скоро принесут обед, или, если хотите чего-то более разнообразного, чем наше унылое больничное меню, на первом этаже есть кафе с весьма широким выбором недурственных блюд, – Доктор Аврелий улыбнулся нам обоим. – А я вам назначаю наш будущий «разбор полетов» на три часа.

– Так меня можно вылечить? – спросил я, охваченный вдруг душевным восторгом.

– Не могу ничего добавить к уже сказанному, пока не посовещаюсь с коллегами. Однако все это означает, что большую часть произошедшего можно списать на проявления обычной человеческой нестабильной психики – ничего такого, что нельзя было бы подлатать пилюльками и длительной терапией, – и он улыбнулся собственной шутке, которую и я сам на удивление счел довольно забавной – не иначе это тоже было проявлением зарождающейся в моей душе надежды. – Теперь позвольте откланяться. Увидимся после обеда.

– Пошли-ка отсюда, – сказал я Хеймитчу с чувством весьма напоминавшим радость. – Проверим что там у них за кафе.

***

В кабинете Доктора Аврелия мне не доводилось бывать уже год. В обстановке мало что изменилось – позади большого деревянного стола из вишни на полках громоздились ряды книг. Хозяин кабинета указал мне на одно из двух удобных, обитых темной кожей кресел. Вся обстановка говорила о тщательном выборе деталей интерьера: прочные полки вздымались до самого потолка, фалды винно-красных штор прикрывали металлическую отделку окон, причудливые, экспрессивные изображения экзотического вида людей выглядывали из затененных уголков. Казалось, здесь боролись холодные, ультрасовременные и старинные, основательные, непреходящие формы. И мне показалось, что вся эта комната как нельзя лучше отражала характер и самого Доктора Аврелия.

Хеймитч решил вздремнуть после того, как сторожил меня во время тестов и замеров, так что в кабинет своего психиатра я пришел один. Пока я устраивался в кресле поудобнее, Доктор Аврелий достал несколько носителей информации и, сгребая со стола бумаги, водрузил их перед собой. Потом повозился с аппаратом, в котором я распознал голографический проектор, пока из прорези в его основании не появился островок света в форме трапеции. Когда он добился желаемого эффекта, и все было готово, Доктор Аврелий повернулся ко мне.

– Все твои физические показатели в норме. Важно исключить возможность заболевания – скажем, развитие опухоли может иметь самые печальные последствия для психики человека, – он продемонстрировал мне серию проекций, на которых были отражены различные мои органы. – А ты, к счастью, вполне здоров.

– Уровень яда ос-убийц в твоем организма тоже заметно снизился. Это значит, что твой гипоталамус и нервная система больше не травмируются ядом. Тем не менее, ты демонстрируешь некоторые признаки диссоциативного расстройства****, которые абсолютно уникальны в твоем случае.

Я был совершенно растерян, и это должно быть, у меня было написано на лбу крупными буквами, потому что он прервал свою напыщенную речь, чтобы сказать попросту:

– Дай мне минутку, и я тогда смогу ответить на все твои вопросы.

Прочистив горло, он продолжил в прежнем духе:

– Диссоциативные расстройства, как правило, поражают людей, которые пережили тяжелую травму. Пациенты отделяют себя от источника этой травмы, пытаясь справиться с ситуацией. Когда это происходит многократно, диссоциация может воплотиться в альтернативной идентичности. Эта идентичность на профессиональном языке психиатров зовется «альтер эго», «другое я». Ты, кажется, создал себе такого вот «другого», однако необходимо определить: было ли это результатом пыток и охмора, которым тебя подвергли, или же копинг-механизмом*****, способом решения психологических проблем, который изначально был в тебе заложен. Это могло бы объяснить, отчего ты в обычном состоянии больше не пытаешься причинить боль Китнисс – эту проблему мы решили во время твоего предыдущего здесь пребывания. Однако все иначе в ситуации высокого эмоционального напряжения, когда проявляется твой «другой» – он пытается прикрыть собой твою истинную личность, чтобы ты мог защититься от страха и негативных эмоций. И это различается с тем, что с тобой было вчера, когда на тебя обрушился пост-травматический стресс. В этих случаях ты заново переживаешь свой травмирующий опыт, который испытал во время войны и на Играх. Это другое проявление травмы, более схожее с тем, что Китнисс переживает во время своих ночных кошмаров. Неудивительно, что у тебя проявилась и эта патология, учитывая все ужасы, которые ты пережил, когда пытались разрушить твой разум и стереть твою идентичность, – Доктор Аврелий печально покачал головой.

Я чувствовал себя ошарашенным и несколько подавленным известиями, которые на меня обрушились.

– А отчего мне казалось до этого, что мы довольно оптимистично настроены на мой счет? Сейчас же выясняется, что у меня, оказывается, еще один сдвиг по фазе, – сказал я недоверчиво.

– Потому что, Пит, они оба лечатся сходным образом. Оба они являются реакцией на стресс – это своего рода эмоциональные шрамы, которые достались тебе на Играх и после пребывания в Капитолии. У нас есть четкие подходы и понимание, как тебя лечить. В отличие от случая с твоим охмором, когда мы все равно что палили по движущейся цели в темноте. Для этого у нас есть и инструменты, и методы. Диссоциативное расстройство может быть излечено, если заново познакомить твою доминирующую идентичность с этим конкретным «другим» и устранить тенденцию к подмене, хотя это в основном происходит непроизвольно. Это также положит конец тем приступом, которых ты так боишься, которые проявляются у тебя в интимные моменты с Китнисс, – он замолчал, чтобы все это получше улеглось у меня в голове.

– Отчего же у меня посттравматический стресс проявился только сейчас, а не год назад, как это было у Китнисс, когда она впала в депрессию? – спросил я немного погодя.

– Все люди разные. У Китнисс ведь помимо кошмаров еще множество симптомов устойчивых расстройств – депрессия, эмоциональное онемение, негативные чувства по отношению к себе, чувство безысходности. У тебя все иначе. Твое посттравматическое стрессовое расстройство – иной природы. К примеру, что случилось в шаттле: ты снова пережил те события. Снова увидел огонь, бомбы. Подобные симптомы нередко проявляются даже много лет спустя после подобной травмы.

Я прокрутил в голове то, что сказал Доктор Аврелий: что у меня и у Китнисс по-разному проявляются одни и те же травмы. Если это можно вылечить тем же способом, это может означать, что у меня есть шанс скорей отправиться домой.

– Если мы с Китнисс страдаем от одних и тех же психических расстройств, это значит, что вы можете лечить меня по телефону, и я могу ехать домой? – выдал я несколько оптимистично.

– Да, но сначала нам надо справиться с диссоциативным расстройством. Я не отпущу тебя, пока мы не примирим этого «другого» с твоей личностью. В этом состоянии ты наиболее опасен для Китнисс. Однако я питаю надежду, что когда мы справимся с этой проблемой, и симптомы твоего посттравматического стрессового расстройства тоже смягчатся.

– Так, и каков план? – спросил я.

– Мы используем классическую психотерапию – будем очень много разговаривать, Пит, – тут Доктор Аврелий улыбнулся. – Кроме того, обратим на пользу твой талант художника и используем арт-терапию. И, кроме того, опробуем на тебе кое-какие экспериментальные методы…

– Нет, пожалуйста. Не надо таблеток. По крайней мере, только когда других вариантов уже не будет. Я хочу выправить это навсегда. Когда я поеду домой, я хочу быть уверен, что ни при каких обстоятельствах опять не причиню вреда Китнисс, – заявил я категорично, абсолютно убежденный, что не покину этих стен, пока не добьюсь своей цели.

– Очень хорошо. Но не стоит недооценивать значение хорошо продуманного медикаментозного лечения. Встретимся завтра утром и приступим к работе. Скоро я буду созваниваться с Китнисс. Хочешь, чтобы я поделился с нею своими открытиями, после нашей с ней сессии?

– Да, пожалуй. У вас лучше получится растолковать ей все, чем у меня. Я и сам-то все еще пытаюсь понять что тут к чему, – но, прежде чем я успел уйти, меня посетила еще одна мысль, и я спросил. – Как вы думаете, в этой библиотеке есть книги о том, что со мной происходит? Ну, об диссоциативном расстройстве или посттравматическом стрессе?

– Вот тут несколько названий, которые могут тебя заинтересовать. И обязательно зайди в раздел документальной прозы и посмотри книгу последнего автора в списке.

– Спасибо, – сказал я. И я уже знал, как проведу сегодняшнюю ночь, сразу после того. как поговорю с Китнисс и попытаюсь вместе с ней все это понять. Я не был уверен, что разделяю оптимизм Доктора Аврелия, но мне очень хотелось верить, что мне удастся скорее перевернуть эту страницу своей жизни и снова оказаться рядом с Китнисс.

Вернувшись в свою комнату, я обнаружил там Хеймитча, который уставившись в окно прихлебывал что-то из больничной чашки – я мог лишь предполагать, что это была вода. Мне пришло в голову, что Хеймитч напивается, но только чтобы не чувствовать ничего и прогнать своих демонов, но еще и чтобы занять чем-то руки. Я мысленно пометил себе обдумать эту мысль когда-нибудь впоследствии, пока шел к нему.

– Думал, ты решил вздремнуть?

Он лишь пожал плечами, прежде чем ответить.

– Тут не то, что дома. Мне никогда толком не спалось в Капитолии, не только от того, что это обитель зла, но просто потому, что шумно. Все болтают, машины бибикают. Не могу тут долго спать. – он повернулся ко мне, и теперь мы оба стояли у окна бок о бок. – Что сказали мозгоправы?

Я выдал Хеймитчу краткую версию нашей с доктором беседы, и он в конце кивнул.

– Звучит неплохо.

– Вот уж не знаю, – сказал я. – Охмор у меня прошел, а в итоге в меня вселился этот «другой», да еще постстрессовый синдром по полной. Ты шутишь? И ты был не прав – у меня именно что особый вид безумия. – я прислонился лбом к подоконнику, чувствуя, что готов рухнуть под бременем всего этого.

– Посмотри на это так. У Китнисс вообще-то то же самое, а она как-то держится, что-то делает. У нас всех что-то такое. Если ты сам научишься с этим справляться, может, и ей лучше сможешь помочь. Потому что ее лечение совсем не такое плотное, как твое, – Хеймитч опять уставился в окно.

Я как следует обдумал его слова, и меня осенило, что, поскольку Китнисс пока нельзя покидать Двенадцатый, ее доступ к необходимой ей такого рода помощи заметно ограничен. И это показалось мне самой несправедливой вещью на свете.

***

– Так сколько ты там пробудешь? – спросила у меня Китнисс тем вечером.

– Не могу точно сказать. Как только смогу, вернусь к тебе. Доктор Аврелий настроен весьма оптимистично, но он не может назвать точные сроки, – сказал я, нервно потирая лицо.

– И у тебя нет никаких предположений на этот счет? – выпалила она раздраженно.

Ее чувства была понятны, более того, совпадали с моими собственными. Может быть это было от усталости, но я чувствовал, что тоже начинаю кипятиться.

– Не думаешь же ты, что я нарочно стараюсь зависнуть здесь подольше, Китнисс, – выпалил я, и на том конце провода повисло молчание.

– Китнисс, прости меня! Мне так ужасно жаль. Я не должен был так с тобой разговаривать.

– Нет, все нормально. Наверняка ты весь на нервах. Возможно, нам надо поскорее заснуть, – проговорила она уныло.

– Нет, еще нет. Знаешь, что бы я сделал, будь я сейчас рядом с тобой? – я старался бодриться, ради нас обоих.

Она глубоко вздохнула, но подыграла мне.

– Ну, скажи.

– Сейчас бы мы с тобою ужинали. Я бы приготовил тебе что пожелаешь. Сырные булочки, жареный картофель…

– Печеная рыба, – вставила она, – Умираю, до чего хочу свежей рыбы, так как ты ее делаешь – когда кожица хрустит, а внутри все нежное и лоснится от жира, – простонала она едва дыша.

– И много чеснока, да? – добавил я, довольный опускаясь на подушку.

– Ммм, и я бы хотела сегодня получить десерт, после такой-то паршивой недели, – добавила она.

– Я мог бы приготовить пирог. Как раз созрели вишни.

Она хихикнула.

– И горячий шоколад. Мы же отмечаем.

Я улыбался, потому что самые обыденные вещи приобретали совершенно невероятный смысл лишь оттого, что я делал их вместе с ней. Мне хотелось ее поцеловать. В нашей маленькой общей фантазии одного поцелуя хватило бы поджечь фитиль, чтобы потом не отрываться от нее много часов. Но я подумал о моем внутреннем «другом», и все желание пропало.

Все еще не выйдя и задумчивости, я услышал в трубке её «Спасибо».

Я пожал плечами, но тут же вспомнил, что она не может меня видеть.

– Я приготовлю тебе все, что захочешь, как только вернусь.

Ее голос был хрипловатым, от переполнявших ее чувств, но она постаралась казаться легкомысленно:

– Ты уж постарайся, а то…

Наши сонные шорохи только острее заставляли чувствовать до чего же мы одиноки по обе стороны телефонной линии. Я заснул с одной из книг из списка Доктора Аврелия на груди и трубкой возле уха, хотя тупая боль все никак не отпускала мое истосковавшееся сердце.

***

Следующие несколько дней оказались весьма изнурительными. Мы с Доктором Аврелием говорили об Играх и о том, как меня пытали, хотя, казалось бы, уже более чем подробно все это обсудили за время наших бессчетных бесед. Я не ощущал никаких откровений, прозрений, от которых бы захватывало дух, хотя мои кошмары множились, становясь все более жестокими. Я был рад, что не бужу ее своими криками, хотя сам от ее кошмаров страдал даже, когда слышал их по телефону. Доктор Аврелий указал мне на то, что я стараюсь оттолкнуть от себя негативные переживания, чтобы не оказаться с ними лицом к лицу, отсюда и усилившиеся кошмары. А кроме этого мы пока не могли отыскать причины, отчего я, вероятно, пытаюсь превратиться в кого-то другого, ассоциировать себя с ним.

– Ты очень хорошо справляешься с описанием того, что с тобой случилось, но не особенно щедро делишься чувствами, которые эти события у тебя вызывают, – сказал он мне однажды после обеда. – Интересно, когда такое происходит с кем-то, кто славится своим красноречием, как ты. Вернемся к тому моменту, когда начались твои приступы диссоциации наедине с Китнисс. Что изменилось тогда в вашей жизни?

– Это просто. Первый приступ случился в тот вечер, когда я узнал, что Гейл Хоторн возвращается в Дистрикт Двенадцать.

– Да, у меня есть запись нашего разговора после того приступа, но не повредит снова все повторить. Какие чувства тебя переполняли, когда ты услышал, что он приезжает?

Я усмехнулся. Не нужно было иметь медицинскую степень, чтобы связать мой приступ с мыслями о Гейле Хоторне.

– Ревность, конечно. Мне вовсе не хотелось, чтобы он снова оказался поблизости.

– Почему же?

– Это не очень реалистично, я знаю, но…

– Не нужно давать оценок, Пит. Просто говори все как есть, – осторожно подтолкнул меня Доктор Аврелий.

Я набрал в грудь воздуха.

– Я боялся, что она вдруг вспомнит, какие чувства когда-то к нему питала. Особенно когда понял, что он предложил ей возможность уехать из Двенадцатого. Она могла отправиться к матери в Четвертый, или к Хоторнам, во Второй. Почему она должна была оставаться со мной в полуразрушенной деревне, где полно дурных воспоминаний? У нее когда-то была семья, те, кто о ней заботился, и ей не приходилось прежде страдать там от одиночества.

– Она как-то давала тебе понять, что хочет покинуть Двенадцатый?

– Нет. Она не говорила: «Я хочу отсюда уехать», – ответил я нетерпеливо.

– И что, она давала тебе повод думать, что она несчастна? – продолжал Доктор Аврелий.

– «Счастье» – странное слово, когда речь идет о нас с ней, но она выглядела довольной. У нас с ней были нелегкие моменты, но хорошего было больше, чем плохого.

– Это, как правило, лучшее, что можно сказать о хороших взаимоотношениях, – я задумчиво кивнул ему в ответ. – Так значит, ты ревновал к Гейлу из-за того, что их прежде связывало, но у тебя не было зримых подтверждений, что сейчас ей нужен Гейл или же переезд.