Текст книги "Good Again (СИ)"

Автор книги: titania522

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 50 страниц)

– Что же с ней случилось?

Миссис Айронвуд погрузилась в задумчивость.

– Когда упали бомбы, она шла с родителями домой. Ее нашли под руинами – ноги ей придавило большой балкой. Она бы погибла, если не планолеты, которые забрали всех в Тринадцатый. Они собрали ее ноги, но, возможно, она все равно больше не сможет ходить.

Я снова почувствовала удушье. Как же я была глупа, что решила, что в силах вынести близость такого количества горя. Закусив губу, я изо всех сил держалась, чтобы не осрамиться и не зарыдать перед этой женщиной. Я отодвинула от себя опустевшую чашку и резко встала, и миссис Айронвуд, соблюдая этикет, встала вслед за мной. По пути домой мне нужно будет как следует поработать над собой, чтобы успокоиться.

– Обязательно держите мясо в холоде до того, как будете его готовить, – выпалила я поспешно. – Из него получится отличное рагу, – сказала я, еще раз оглядев поношенные шторы и обшарпанные стены.

– Спасибо за чай. Покажете мне, где выход? – я уже повернулась в сторону коридора.

– Конечно, – сказала она, и на ее лице отразилось смущение от моего внезапного намерения удалится. Проводив меня до парадной двери, она повернулась ко мне. – Спасибо за вашу щедрость. Это так важно для детей, – она протянула мне руку, и я, едва ее пожав, пулей вылетела наружу, в яркое сияние зимнего дня.

========== Глава 30: Куда приводят мечты (POV Пит) ==========

Ты гордо держала голову,

Ты выстояла в своей битве,

Ты носишь шрамы,

Ты своё выстрадала.

Послушай меня,

Ты слишком долго была одинока.

The Civil Wars Dust to Dust (Прах к праху) **

Я смотрел на то, как Китнисс уходит поохотиться в лес и испытывал невероятную смесь восторга и беспокойства. Восторга оттого, что она наконец очнулась от своего кататонического забытья и даже нашла в себе силы поохотиться. А беспокойство – оттого, что, хотя я и был рад видеть как она возвращается в свою стихию, в лес, но с трудом мог сдержаться и не побежать за нею следом, чтобы снова овладеть ею, хотя я раз за разом проделывал это минувшей ночью. Каждое прикосновение к ее смуглой коже, каждый наш поцелуй, каждый миг, когда она была вокруг меня, а я в ней, служили подтверждением, что она на самом деле вернулась ко мне из своего путешествия по темным уголкам безумия. Каждый раз во время ее приступов парализующей депрессии я до смерти боялся, что она уже никогда не станет снова прежней. Когда она лежала в кровати, раздавленная скорбью, мои собственные кошмары тоже всегда становились сильнее оттого, что я видел ее в подобном состоянии.

Мне уже доводилось влачить такое существование: днем грезить наяву о прошлом и настоящем, а ночью лицезреть в кошмарах, как оживает все то, о чем я вспоминал. Я даже привык к тому, что мои самые ужасные кошмары порой выползают из сна в реальность, но научился обрывать связующую их нить, живя «здесь и сейчас», погружаясь в то, что я делаю: иду в пекарню, замешиваю тесто, ощущаю аромат Китнисс, вернувшейся после обеда с охоты. Это возвращало меня из мира, где страшные грезы неотличимы от реальности и смешиваются с ней. Однако сегодня ничто не в силах было до конца изгнать мрачную тень моих недавних ночных видений.

Мне снилось, что мы снова на арене Квартальной Бойни. Китнисс заманили в джунгли с помощью криков маленькой Прим, и она тщетно пытается выбраться из ловушки с дьявольскими сойками-говорунами, убегая от них со всех ног – своих стройных, быстрых, легких ног. Она бежит ко мне. Сколько раз я становился скалой, за которую она цеплялась, тем человеком, на которого она могла положиться? Сколько раз мне хотелось, чтобы она питала ко мне хотя бы десятую часть тех чувств, что я к ней испытывал? И в этот миг я снова был той скалой, она неслась ко мне со скоростью кометы. И в этот раз я должен был ее поймать.

Поэтому, когда между нами возникла прозрачная стена, я выругал ее последними словами, и погрузился весь в безмолвную боль Китнисс. Безмолвную для меня, ибо, хотя и видно было, что Китнисс воет и кричит, до меня не долетал ни единых звук. Но все было написано на ее искаженном страданием лице. Я знал, что она бьется в агонии, но не мог до нее добраться.

Я был не в силах ее спасти.

Целую вечность длился этот час соек-говорунов, прежде чем прозрачная стена исчезла, и я смог подхватить Китнисс на руки и успокоить. Это был один из самых долгих часов в моей жизни. Она рвалась ко мне, я был ей нужен, но не мог положить конец ее страданиям. Я даже не слышал звуков, которые доносились из крошечных птичьих клювов. И вынужден был лишь наблюдать за тем, как она идет ко дну под грузом своего ужаса. Смотреть и ждать. Когда же я очнулся от этого навязчивого ночного кошмара, оказалось, что наяву все еще хуже – и мой страх во сне и в реальности наложились друг на друга.

Последний приступ Китнисс был все равно что ужасы арены.

Когда она вышла из своей депрессии, я все равно не смел обманывать себя. Я был так же бессилен, как и на тех Играх. И мои ночные кошмары просто отразили вновь поднявший голову застарелый ужас. Я все еще был по ту сторону прозрачной стены, пока Китнисс корчилась в муках.

И я ничего не мог с этим поделать.

Доктор Аврелий с присущей ему добротой учил меня не опускать руки, несмотря на тщетность всех моих попыток. Он пытался научить меня ждать. Но ожидание меня убивало. Я попросил Хеймитча поговорить с ней, вызвал недавно присланную к нам в Дистрикт Доктора Агилар, чтобы и она взглянула на Китнисс как врач, и, в конце концов, обратился Эффи. Было ли это совпадением или нет, но именно в присутствии Эффи Китнисс вернулась в наш мир. А пока она была далеко, я каждую ночь лежал рядом – уговаривая, умоляя, торгуясь с безучастным партнером —, но это было все равно что разговаривать со спинкой кровати. Я был настолько бессилен и напуган, что от этого все остальное в моей жизни грозило ухнуть под откос.

Когда же она в итоге спустилась вниз по лестнице, я все равно что призрака увидел. Мир вокруг вдруг перевернулся, и я оказался будто во сне, будто грезил наяву о том, что с ней все снова хорошо, пока она бродила где-то по темным закоулкам своего разума. И в этот миг ко мне вернулись все замороженные страхом ощущения. Когда-то давно, на пляже, я не преувеличивал, говоря, что если ее не станет – я никогда снова не буду счастлив. В эти дни я сполна испил горькую чашу этой нехитрой истины, и обнаружил, что мне и впрямь уже никогда не хватит сил жить дальше без нее.

***

Шагая в пекарню я изо всех сил пытался вернуть себе свой природный оптимизм. Усилием воли я пытался сосредоточиться на том, что меня окружало. Кто знает, что ждет меня в пекарне, – думал я. И был приятно удивлен, когда обнаружил, что Эффи феноменально хорошо потрудилась над обустройством новой булочной. Она глубоко вдавалась во все детали, в то, как все должно работать, и высокая эффективность ее работы просто ошеломляла. В офисе я обнаружил, что все квитанции и накладные на поставку товаров в полнейшем порядке. Она, оказывается, очень внимательно слушала, когда я натаскивал Астера и Айрис, и теперь это положительно сказалось. В противном случае мне пришлось бы просто закрыть пекарню, не мог же я оставить Китнисс одну в ее недавнем состоянии. Уже одна мысль об этом повергала меня в мрачное уныние, и мне пришлось бороться с отчаянным желанием побежать тут же обратно, хоть бы мне и пришлось в поисках Китнисс рыскать по лесу.

В угрюмом настроении вошел я в переднюю комнату, где был магазин, и обнаружил там стоящего у прилавка мэра, болтающего с Эффи. Хоть мы с Китнисс и потешались за глаза над их интрижкой, но правда была в том, что мне приятно было смотреть на то, как эти двое мило общаются друг с другом, особенно после всего ада, что я пережил в последние дни. Они совершенно естественно, а вовсе не глупо, льнули друг к другу, и Гринфилд бросал на Эффи томные взгляды, стоило ей слегка отвернуться, чтобы достать что-то с витрины. Он явно был готов сцапать ее и утащить отсюда, лишь бы она дала ему знак, что и сама не прочь, но Эффи пока держалась стоически и почти ничем не выдавала своих чувств, если не считать полного тоски и томления взгляда, которым она проводила мэра, когда тот выходил из булочной.

Я помедлил в дверях, боясь прервать их трогательное расставание, и пошел проверить хлебопечку на предмет чистоты внутри. Вытянув руку, я заметил, как она дрожит, и лишь тогда почувствовал насколько внутренне напряжен, я весь вибрировал как туго натянутая струна. Прислонившись к печи, я просто изучал свои руки, искаженные контуры моих пальцев отражались в начищенной до блеска металлической миске. Мне вдруг остро захотелось израсходовать всю скопившуюся во мне за прошедшие дни энергию, и я направился к бельевому шкафу, где лежал мой фартук. Я собирался как следует замесить тесто.

Только тогда Эффи обратила на меня внимание.

– О, Пит! Как приятно тебя видеть, – защебетала она. Она заулыбалась свой обычной сияющей всеми зубами улыбкой, но в глазах читалось беспокойство. – Полагаю, Китнисс идет на поправку?

Что мне было скрывать от Эффи? Ведь, хотя она и осторожничала, учитывая присутствие Айрис, которая катала роллы, я не видел смысла ей лгать. Она знала насколько плохо было Китнисс, и я не хотел, чтобы она уловила мое странное сегодняшнее настроение.

– Китнисс отправилась на охоту. Добрый знак, верно? – я выдавил улыбку, и почувствовал, что мне ужасно стыдно. Да ей было памятник в пору ставить за то, что она тут делала без меня. Обычной похвалы было явно недостаточно.

Склонив голову на бок, Эффи внимательно на меня посмотрела. Она уже собиралась что-то произнести, когда колокольчик на дверью объявил о наплыве покупателей, положившем конец нашей беседе. Некоторые из горожан, которым удалось мельком меня заметить, спешили меня поприветствовать, и я в ответ им широко улыбался и махал рукой. Они и знать не знали, отчего я так бешено мешу тесто и припечатываю его к столу, отчего так энергично запихиваю противень хлеб в печь.

Астер зашел на кухню, когда я уже вынимал противни, чтобы их остудить. Они были полны длинными багетами и темными буханками, хлебом с орехами.

– Хорошо, что пришел. Ну как, Китнисс уже отходит после простуды?

Я мрачно ухмыльнулся про себя. Возможно, Китнисс никогда не побороть её недуга.

– Ей теперь намного лучше, спасибо, – и, страстно желая сменить тему, сказал. – Вы, ребята, классно потрудились, пока меня не было.

В ответ на комплимент Астер заулыбался.

– Я бы принял это на свой счет, но дело в том, что мисс Бряк – тот ещё надсмотрщик. Никому тут спуску не давала, – он сделал паузу. – Хочешь я дальше сам разберусь с этими батонами?

Одного взгляда на часы оказалось достаточно, чтобы понять – мне и впрямь пора. Было уже за полдень. Наконец-то.

– Ага. Я пойду. Завтра возьму себе первую смену.

Астер кивнул.

– Ну, увидимся.

Я со всех ног ринулся в заднюю дверь. Эффи я мог отблагодарить и позже.

***

Когда я вернулась из пекарни домой, единственное, чего я хотел – это увидеть ее живой и здоровой. Я жаждал, чтобы в доме раздавались ее шаги, потому что видеть ее пассивно лежащей в постели мне было невыносимо – я еле пережил эти ужасные дни. Порой мой мозг все еще путался: что – реально, а что мне привиделось, и мне постоянно приходилось напоминать себе что же было на самом деле, чтобы держать себя в руках. А для этого мне было нужно самолично убедиться, что с ней все в порядке.

Поэтому когда я пошел по дому и обнаружил, что никого нет, я откровенно запаниковал. Мой охморенный мозг корил меня за то, что я так сильно от нее завишу. Вместо того, чтобы посочувствовать, темная сторона моего сознания осуждала ее – за слабость, меня – за то, что она так мне нужна. Мозг морочил меня, подбрасывая пугающие образы – как Китнисс смеется над моей отчаянной любовью, притворяясь хуже, чем она есть на самом деле, чтобы держаться от меня подальше, так как она меня не любит —, но я игнорировал этого злобного тролля внутри меня. Она охотится. Вот и все. Чтобы еще раз в этом убедиться, я отправился в прихожую, есть ли на обычном месте ее лук и стрелы. Конечно, сейчас их там не должно было быть.

Но когда я углядел там их – самодельный лук и полный колчан стрел – я остолбенел, полностью обескураженный. Если она охотится, отчего здесь лежит ее оружие? Я ни на что не мог решиться, просто стоял и пялился на ее охотничье снаряжение, не в силах собраться с мыслями.

Когда же я вышел из ступора, я встряхнулся и медленно направился к лестнице. У меня в голове запульсировала, набухая, тягучая головная боль, возвещая приближение очередного приступа. В своей мастерской я упал на мягкие подушки оттоманки, зажав голову руками, и стал делать всё, как учил меня Доктор Аврелий, чтобы отогнать надвигающееся безумие. Я снова и снова повторял свое имя, кто я, где я, и то и дело щипал себя, пока, наконец, вспышка неконтролируемого гнева не утихла и я не растекся как желе. Пульсация крови, прилившей к голове, и той, что бежала в жилах, все еще оставалась такой мощной. И я подумал: а что, если я на минутку прилягу…

***

Я проснулся оттого, что ее руки нежно гладили меня по волосам, и ее голос напевал:

И мы сможем зажечь спичку и спалить ее дотла.

Позволь мне держать тебя за руку и танцевать с тобой вокруг огня

Перед нами.

Прах к праху…

На миг я опешил. Счет времени был безвозвратно потерян, но мне было все равно, для меня не существовало ничего, кроме этой ее песни. Пусть я и был полностью дезориентирован, но я позволил себе роскошь просто лежать и слушать ее, качаться на волнах ее знойного и при этом такого женственного голоса. Этот голос покорил меня еще когда я был ребенком, и туман, с которым мне пришлось бороться, медленно растаял, уступая месту глубокому чувству облегчения. Китнисс была здесь.

Когда я был готов, я приоткрыл глаза и встретился с мягким взглядом ее серых очей. Она смотрела на меня с нежностью, лежа рядом на оттоманке. Её тело было таким податливым и теплым в сравнении с задеревеневшим, негибким моим.

Не дожидаясь пока я заговорю, она сказала:

– Тебе приснился дурной сон.

Я лишь потупился в смущении.

– Должно быть, я заснул…

Она провела пальчиком вдоль моей щеки и коснулась губ.

– Я пришла домой и даже не поняла, что ты тоже здесь, пока не услышала шум наверху. Я думала, что это Лютик, – она тихонько хихикнула.

Я пододвинулся, освобождая ей побольше места на диванчике, и привлек ее к себе. Сегодня она благоухала морозом и сосновыми иголками. Я глубоко вдохнул этот аромат, испытывая невероятное чувство облегчения.

– Хочешь об этом поговорить? – спросила она.

Я тяжело вздохнул.

– Нет, все было как обычно. Но теперь, когда ты здесь, я в порядке.

Китнисс посмотрела на меня изучающе, так пристально, что мне даже показалось – она видит меня насквозь.

– Мне придется позвонить сегодня Доктору Аврелию. И ты должен быть в этот момент рядом.

Обычно мы никогда не разговаривали с Доктором Аврелием на пару. У каждого из нас душевные травмы проявлялись по-разному. У Китнисс они выливались в депрессии, панические атаки, кошмары по ночам, фобии. В моем же случае охмор все так запутал и усугубил, что моя психика теперь требовала совершенно особого врачебного подхода и терапевтических методов. Мы оба были сломлены, но несколько по-разному.

– Ладно, но разве мы не можем еще чуть-чуть побыть здесь? – умолял я.

Она чмокнула меня в нос, но на вопрос не ответила.

– Отдыхай. Я пока схожу вниз…

– Нет, – отреагировал я мягко, но настойчиво. – Не уходи. Побудь со мной, – и забрался рукой под ее теплую рубашку туда, где выступала идеально круглая грудь.

Она сверкнула на меня глазами, и я прочел в них глубинное понимание.

– Всегда, – ответила она, позволяя крепче себя обнять.

***

Голос Доктора Аврелия – мягкий, спокойный – так хорошо был слышен по громкой связи, которую мы включили в мастерской, как будто бы он был прямо здесь, с нами. Китнисс беспрестанно ерзала на своем месте рядом со мной, хотя очень старалась выглядеть безучастной. Она в общем-то неплохо справлялась, разве постоянно теребила помолвочное кольцо с жемчужиной, и это выдавало ее нервозность. Я поспешил взять ее за руку и принялся нежно поглаживать её ладонь большим пальцем, и она благодарно мне улыбнулась уголками губ.

– Очень приятно поговорить сразу с вами обоими. Китнисс, я обсуждал с Питом то, как протекал у тебя последний эпизод, и я бы хотел сперва поговорить с тобой. Как ты себя чувствуешь? – начал он доброжелательно.

– Мне лучше, – тихо ответила она.

– Ну, это, определенно, хорошо. Тебе удалось поспать прошлой ночью? – и мы услышали шелест перебираемых бумаг на столе. Я взглянул на нее и заметил, как зарделись ее щеки, и сам не удержался от улыбки, припоминая, до чего же я был прошлой ночью жадным.

– Хм, ну, никаких проблем, – она застенчиво взглянула на меня.

– Очень хорошо. Пит, как бы ты описал свое нынешнее ментальное состояние?

Я вдруг занервничал оттого, что при этом моем разговоре с врачом присутствовала Китнисс. Обычно я вел себя с ним очень открыто и ничего не скрывал. Но раз уж она сидела рядом, а говорил я о ней, мне приходилось тщательно взвешивать каждое свое слово.

– Сегодня был странный день. По правде говоря, я то и дело пытался понять, где же я нахожусь, – я взглянул на Китнисс, которая явно напряглась от этих моих слов. – Как будто бы я отсутствовал очень долго, а сейчас вернулся к нормальной жизни. Я просто был сбит с толку.

Доктор Аврелий помолчал, как будто обдумывал сказанное мной.

– У тебя был сегодня приступ?

– Почти… ну, да, был. Я просто применил кое-что из методов, которые мы обсуждали, и в итоге просто заснул, – я опустил глаза, а Китнисс сжала мою ладонь.

– Вообще-то это нормально, что после сильного стресса ты становишься более уязвим для своих ложных воспоминаний. Даже у людей, которые не прошли через то, с чем пришлось столкнуться тебе, в стрессовом состоянии наблюдается резкое повышение уровня кортизона и адреналина в крови. А после того, как стресс проходит и уровень адреналина снижается, кортизон все еще остается в крови, и со временем оказывает разрушительное воздействие на нервную систему. Прибавь к этому воздействие яда ос-убийц и твою повышенную чувствительность к стрессу. Ничего удивительного, что у тебя случился приступ.

Китнисс сидела рядом со мной с убитым видом.

– Эй, – я взял ее за руку. – Разве у меня не было приступов прежде? Ничего нового, правда?

Она коротко покачала головой, и на ее лице отразилось недюжинная внутренняя борьба. И лишь тогда я понял, что она пытается не расплакаться. Я тут же притянул ее напряженное тело к себе.

– Что такое?

Она лишь снова помотала головой, отказываясь говорить. После долгого молчания, из динамика раздался мягкий голос Доктора Аврелия:

– Китнисс, ты сейчас в безопасности, с людьми, которые желают тебе лишь добра. Тебе не нужно смущаться, стыдиться проявления своих чувств, даже если они негативные.

Она пробормотала что-то, что я даже я не смог толком разобрать.

– Я не понимаю тебя, Китнисс. Поговори со мной, прошу тебя, – прошептал я.

– Это все моя вина. И что я делаю – неважно… – и по ее щеке скатилась огромная слеза.

– Нет. Не говори так… это неправда, – я обнял ее за плечи, прижал к себе.

– Китнисс, мы уже обсуждали твое чувство вины. Не находишь ли ты, что и в этом случае берешь на себя больше персональной ответственности, чем того требует ситуация? – задал вопрос Доктор Аврелий.

– Возможно, – она громко задышала через нос, вот же упрямая!

– Почему? – бросил он пробный камень.

– Потому что не я виновата в приступах Пита. В этом виноват только Сноу, – отвечала она механически, как ученица, дающая тот ответ, который хотел бы слышать от нее учитель.

– Ты искренне так считаешь? – произнес Доктор Аврелий с легким смешком.

Уголки ее губ слегка поползли вверх.

– Не очень. То есть, я знаю, что все эти слова – правда, но ничего не могу поделать со своими ощущениями.

– На самом деле, ты можешь кое-что сделать со своими ощущениями. Мы это уже обсуждали, – Доктор тяжело вздохнул. – Вам обоим очень важно пристально следить за тем, что вы ощущаете и даже это документировать. По мере изложения негативной информации о себе возможно новые приступы депрессии. Но мы можем переписать историю вашей жизни, отделив правду от домыслов и лжи. Пит, ты уже делаешь это через свои картины. И наши более счастливые, более реалистичные картины бытия в итоге и сами станут реальностью, и вы так излечитесь. Мы Ненастоящие, пока вы сами за них не взялись» – так они это называют, – и он усмехнулся своим словам.

Китнисс выпрямилась и взглянула на меня.

– Я сделала сегодня кое-что важное.

– Что же, скажи мне, – я улыбнулся резкой перемене ее настроения.

Голос Доктора Аврелия тоже казался удивленным.

– Да, скажи же нам.

– Сегодня на охоте я подстрелила оленя. И я все никак не могла перестать думать о детях-сиротах из приюта, которых видела перед тем, как это все со мной случилось. Так что вымыла мясо и отнесла им. Пожертвование. Я пожертвовала им мясо, – она запнулась.

Меня переполнила гордость за нее. Пока я не знал куда себя деть и хныкал, как ребенок, она пошла и позаботилась о сиротах. Я лишь покачал головой.

– Ты меня просто поражаешь.

Доктор Аврелий тоже не скрывал потрясения.

– Ты хочешь, сказать, отнесла в детский дом? Но это же чудесно, Китнисс!

– Прямо перед тем, как впасть в депрессию, она говорила мне об этом приюте, – вставил свое слово я.

– Спасибо, Пит. Так что же ты чувствовала, когда принесла мясо в детский дом?

Китнисс перестала улыбаться.

– Печаль. Там была маленькая девочка, – она повернулась ко мне. – Она не может ходить – ей переломало ноги во время бомбежки, и вся ее семья погибла, – ее голос дрогнул. – Она так сильно напомнила мне Прим, – и Китнисс уставилась на свои руки. – И все эти дети напоминают мне трибутов на Играх. Я просто хотела…

Мне уже стало понятно. К чему она клонит.

– Что ты задумала?

Она помотала головой.

– Я пока не знаю точно. Но я хочу что-нибудь для них сделать. У них никого нет, Пит. И их забрали в Тринадцатый, а потом прислали обратно, как гору грязного тряпья. Они не заслуживают такого обращения, – она вдруг распалилась, а я почувствовал себя намного лучше, чем еще недавно. Никто с таким несгибаемым, мятежным духом не может пребывать в тенетах депрессии действительно долго. Она никогда не перестанет вдохновлять.

Даже такой опытный врач, казалось, был искренне тронут ее порывом.

– Китнисс, когда ты научишься всегда следовать движениям души, своим инстинктам, тебе точно уже не нужен будет такой человек, как я. И именно к этому я бы хотел тебя подвести. Не заслоняйся от мира. Попытайся отыскать смысл там, где, как тебе кажется сейчас, смысла никакого и нет, – он снова зашелестел бумагами. – Я хотел бы задать вам обоим кое-какую работу на дом.

– Что именно вы от нас хотите? – уточнил я.

– Ну, некоторое время назад я просил вас завести журнал. И вы превратили это в Книгу Памяти, которая, уверен, была вам необходима, чтобы справиться с утратой дорогих вам людей. Но вам бы стоило каждому вести нечто вроде дневника, и записывать туда то, что с вами происходит и как вы ко всему этому относитесь. На наших индивидуальных сессиях я буду просить вас зачитать выдержку оттуда, и мы будем это более пристально рассматривать. Китнисс, в твоем случае важно было бы установить что спровоцировало у тебя приступ депрессии, мысли, которые были у тебя в тот момент. Пит, нам с тобой нужно изучить причины стресса в повседневной жизни и «спусковые рычаги», провоцирующие твои приступы.

– Я знаю, что спровоцировало мою депрессию. Скоро будет год как… моя сестра… Прим… с тех пор, как она умерла, – медленно проговорила Китнисс.

– Да это ясно, но важно, чтобы ты могла себя поймать до того, как тебя захлестнет спираль скорби, до того, как она выйдет из-под контроля. И для этого тебе нужно записывать, – сказал он.

Мы оба обещали начать это делать и обсудить наши записи на следующей неделе.

– И еще кое-что, – Доктор Аврелий замялся. – Есть одна очень деликатная тема, которую мне нужно обсудить с вами обоими.

Она взглянула на меня, нежно потирая мою ладонь.

– Ну, давайте. У нас нет никаких секретов.

– Ладно, хорошо. Ну, Пит говорил, что пока у тебя был приступ депрессии, ты вообще не ела. Из чего я могу сделать заключение, что ты вряд ли принимала и свои противозачаточные пилюли. Я прав?

Я был готов надавать себе тумаков. Как я мог об этом забыть? Тем временем лицо Китнисс побледнело как полотно.

– Да, – еле-еле выдавила она.

– Ну, перед тем как вы снова ступите в интимные отношения, вам нужно следовать моим инструкциям, чтобы таблетки не утратили своей эффективности. Скорее всего вам нужно пока пользоваться альтернативными противозачаточными средствами, пока таблетки не начнут снова действовать в полную силу, – продолжил он, царапая на бумаге какие-то пометки.

– Хм, Доктор? – произнес я дрожащим голосом. – А что если мы, ну, уже вступили в интимную связь? – Китнисс спрятала лицо у меня на плече, растеряв всякую способность что-либо говорить.

Повисла пауза.

– Ну, это может создать проблемы. Гормоны все еще присутствуют в теле Китнисс, так что шансы, что она забеременеет после трех-четырех дней отмены препараты довольно невелики, хотя всегда есть некая математическая вероятность. Однако, от одного раза вряд ли что-то будет.

Я прочистил глотку.

– Это было не один раз. Несколько раз… где-то… в общем, много, – стал запинаться я. Китнисс только страдальчески пискнула где-то возле мое груди – от страха ли забеременеть или от смущения, что мы так откровенно обсуждаем подобные вещи с Доктором Аврелием.

Тот же как будто боролся с собой. Он что, смеется над нами?

– О, молодость, молодость… В общем, это может немного увеличить шансы, но в принципе есть только некая статистическая вероятность зачатия, и я не очень-то беспокоюсь по этому поводу. Если вам от этого станет легче, я договорюсь о том, чтобы вас приняла Доктор Агулар, ваш новый местных терапевт. Она была полевым хирургом во время войны, а до этого работала в Тринадцатом. Вы сами убедитесь, насколько она компетентна. Вас устроит встретиться с ней завтра вечером?

Китнисс кивнула с отсутствующим видом.

– Да, хорошо, – сказал я.

– Ну, вот и славно. А возьму результаты напрямую у Доктора Агулар, но если вам что-то понадобиться обсудить со мной до нашей следующей нашей плановой встречи, не стесняйтесь, пожалуйста, и сразу звоните мне.

После этого в трубке раздались короткие гудки, и мы снова остались с Китнисс наедине.

__________________

* Название главы совпадает с названием нашумевшего голливудского фильма 1998 года (и книги, по которому он снят) http://baskino.club/films/dramy/4093-kuda-privodyat-mechty.html. Однако традиционный перевод названия на русский язык игнорирует то обстоятельство, что фраза «What dreams may come» – это цитата из знаменитого монолога Гамлета «Быть или не быть…»; более правильным и соответствующим смыслу фильма переводом его названия было бы использование этой фразы в переводе Бориса Пастернака – «Какие сны в том смертном сне приснятся…» (или следующей за ней фразы «Когда покров земного чувства снят»).

** перевод текста песни «Прах к праху» Софии Ушерович. Полный текст доступен на: http://www.amalgama-lab.com/songs/c/civil_wars/dust_to_dust.html

========== Глава 31: Шепот в ночи ==========

Минуту между нами висела напряженная тишина, прерываемая лишь моим тяжелым дыханием – я была в панике. Отцепившись от Пита, я засунула голову между коленей, чтобы совладать с очередным приступом страха.

Я не должна была этого допустить, ни в коем случае. Как будто один кошмар тут же сменился другим, и это было для меня уже совершенно невыносимо. Пока я судорожно хватала ртом воздух, дрожа всем телом, он меня гладил, разминал мне шею и спину.

– Все будет хорошо, – мурлыкал Пит мне на ухо. Он пытался сделать так, чтобы я расслабилась, но я все равно была скована диким напряжением. Меня стало подташнивать, и я тут же припомнила об утренних недомоганиях беременных, от чего меня лишь больше замутило. В конце концов мне все же удалось справиться с прерывистым дыханием, а он все бормотал как заклинание слова «Все наладится».

– Ничего не наладится, Пит! – взорвалась я, застав его врасплох. – Я не готова заиметь ребенка; мы к этому не готовы, – я одним прыжком вскочила с дивана и принялась мерить шагами комнату, – мы и о себе-то с трудом можем позаботиться. Как мы собираемся заботиться о ребенке? – воскликнула я. – Представь себе – у меня приступ депрессии, у тебя твоё очередное затмение. А что если – и это самое потрясающее – они у нас случатся одновременно? Тогда что, Пит? Хеймитч придет и временно поработает нянькой?

Пит сделал глубокий вдох, явно пытаясь сохранять спокойствие.

– Я согласен с тобой, что время сейчас не самое подходящее, но и тебе не помешает включить голову. Доктор Аврелий сказал, что шанс ничтожно мал. Не стоит лезть в бутылку: если удача на нашей стороне, скорее всего ты не беременна.

Я резко развернулась к Питу, неосознанно сжав кулаки.

– И когда это, черт побери, удача была на нашей стороне, Пит? Хоть раз, ну хотя бы раз… Скажи, когда это все складывалось в нашу пользу?

Пит весь будто помертвел.

– Не знаю, Китнисс. Мы попытали удачу в эти последние несколько месяцев, и она нам улыбалась. И все складывается в нашу пользу, ну, по крайней мере, в мою. А ты что – считаешь, что удача тебе не улыбается? – парировал он резко.

Его сарказм пресек мои напыщенные речи, и я, наконец, заметила, что он уже кипит от злости. Он был прав – правильный, рассудительный Пит. Но я уже была не в силах объективно смотреть на вещи и видеть во всем одно хорошее. Ребенок совершенно не вписывался в мои планы, и мысль, что он вот-вот может у меня появиться, не вызывала у меня ничего, кроме ужаса.

– Ну, вот он – самый яркий пример того, что все не в нашу пользу. Рождение ребенка стало бы катастрофой!

После этих моих слов повисла тревожная, напряженная тишина. Я сама была шокирована своей опрометчивостью, и тут же пожалела об этой вспышке. Лицо Пита окаменело, и он сложил руки на груди в оборонительном жесте.

– Дети никогда не становятся катастрофой, Китнисс. Как бы мы с тобой ни были надломлены, но, появись у нас ребенок, я любил бы его бесконечно, сделал бы все, что в моих силах, чтобы защитить его, если нужно, даже от себя самого. Ведь что я люблю тебя, и он бы был твоей частичкой. Я никогда не назвал бы его появление катастрофой, – и он прошел мимо меня, направляясь к двери.

– Куда ты? – спросила я, вдруг перепугавшись.