Текст книги "A Beautiful Lie (СИ)"
Автор книги: tekis
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)
Ребекка прервала размышления Делии, толкнув ее локтем в бок. Профессор МакГонагалл встала из–за стола, и нестройное, скорбное перешептывание, наполнявшее зал, мгновенно стихло.
– Пора, – вздохнула профессор. – Пожалуйста, выходите из замка следом за своими деканами. Гриффиндорцы, за мной.
Все покинули свои скамьи почти в полном молчании. Во главе колонны слизеринцев шел Слизнорт, одетый в величественную зеленую мантию с серебряным шитьем. Да и профессора Стебль, декана Пуффендуя, она никогда еще не видела так чисто одетой: ни единого пятнышка не сидело на ее шляпе. В вестибюле они обнаружили мадам Пинс, стоявшую рядом с Филчем, – она в густой черной вуали до колен, он в стареньком черном костюме и галстуке, от которого веяло нафталином. Выйдя из парадных дверей на каменное крыльцо, Делия поняла, что направляются они к озеру. Теплый свет солнца ласкал ее лицо, пока все безмолвно следовали за профессором Слизнортом туда, где были рядами расставлены сотни стульев. Посередине ряды разделял проход, а перед самым первым возвышался мраморный стол. День выдался самый что ни на есть прекрасный, весенний. Половину стульев уже заняли люди самые необычайные – старые и молодые, кто в сильно поношенном, кто в щегольском платье. Большинства Делия не знала, но были среди них и знакомые, в том числе члены Ордена Феникса: Кингсли Бруствер, Грозный Глаз Грюм, Нимфадора Тонкс, чьи волосы чудесным образом превратились в ярко–розовые, Римус Люпин (он и она держались, кажется, за руки), мистер и миссис Уизли, Билл, которого осторожно поддерживала Флер, а сразу за ними Фред и Джордж в куртках из черной драконовой кожи. Здесь были и мадам Максим, занявшая сразу два с половиной стула, и Том, владелец «Дырявого котла», и соседка Гарри с Тисовой улицы, сквиб Арабелла Фигг, и волосатый басист из волшебной группы «Ведуньи», и водитель автобуса «Ночной рыцарь» Эрни Прэнг, и мадам Малкин, торгующая в Косом переулке мантиями, и еще какие–то люди, которых Делия знала только в лицо – бармен из «Кабаньей головы» или волшебница, возившая по Хогвартс–экспрессу тележку с закусками. Присутствовали и замковые привидения, едва различимые в ярком солнечном свете, увидеть их можно было, лишь когда они шевелились, нереально мерцая в сверкающем воздухе.
Не отыскав места в первых рядах, Делия оглянулась назад, беглым взглядом оббегая дальние ряды в поисках трех свободных мест. Внезапно она замерла, кажется, перестав дышать. Глаза отыскали еле проглядывающие платиновые волосы сквозь капюшон черной мантии и опущенное лицо.
Малфой.
Его она узнает из тысячи волшебников.
Блэк подавила в себе желание пробраться к нему и врезать как следует по аристократической морде и… и расспросить.
Черт, Делия, возьми себя в руки.
Девушка шумно сглотнула. Ничего не сказав своим друзьям, она просто заставила себя отвернуться, чтобы не созерцать поблескивающие на солнце белесые волосы. Лица его она не видела.
Толкнув Рона, они побрели дальше.
Наконец Гарри, Рон и Делия уселись в конце одного из рядов, ближе к озеру. Люди перешептывались, отчего казалось, будто легкий ветерок ворошит траву, однако громче всего звучало пение птиц. Толпа продолжала разрастаться; Гарри заметил Невилла, помогавшего усесться Полумне, и почувствовал прилив нежности. Направляясь к передним рядам, мимо прошел Корнелиус Фадж – лицо жалкое, в руках его обычный зеленый котелок; следом Гарри увидел Риту Скитер и с отвращением отметил, что ее пальцы с красными ногтями привычно сжимают блокнот; а затем – Гарри даже вздрогнул от гнева – на глаза ему попалась Долорес Амбридж с притворно горестным выражением на жабьей физиономии, с черным бархатным бантиком на отливающих сталью кудряшках. Даже кентавр Флоренц, застывшей, точно часовой, у кромки воды, пришел попрощаться с директором школы. Наконец расселись и преподаватели. Гарри увидел Скримджера, который с мрачным и достойным видом сидел в первом ряду рядом с профессором МакГонагалл, и подумал: так ли уж сожалеет Министр да и все эти важные шишки о смерти Дамблдора? Но тут заиграла музыка, странная, неземная, и Гарри, забыв о неприязни к Скримджеру, огляделся по сторонам, пытаясь понять, откуда она доносится. Не только он – многие беспокойно вертели головами, отыскивая источник звуков.
– Вон там, – шепнула ему на ухо Делия.
И тогда он увидел их: в нескольких дюймах под поверхностью чистой, зеленоватой, просвеченной солнцем воды хор водяного народа, жутко похожего на инферналов, пел на странном, неведомом ему языке. Мертвенно–бледные лица певцов были подернуты рябью, вокруг плавали лиловые волосы. От музыки у Гарри волосы встали дыбом, однако неприятной она не была. Музыка ясно говорила об утрате и горе. И, глядя в нездешние лица певцов, Гарри понимал, что уж они–то, по крайней мере, о гибели Дамблдора горюют. Тут Делия снова толкнула его локтем, и он оторвал от них взгляд. По проходу между стульями медленно шествовал Хагрид. Лицо его блестело от слез, он безмолвно плакал, неся в руках, как сразу понял Гарри, тело Дамблдора, завернутое в темно–фиолетовый с золотыми звездами бархат. От этого зрелища горло Гарри сдавила острая боль; странная музыка и сознание того, что тело Дамблдора находится от него так близко, казалось, на миг лишили весенний день всякого тепла. Рон побелел, выглядел потрясенным. На колени Делии падали слезы. Что происходит впереди, Гарри ясно не видел. Вроде бы Хагрид осторожно опустил тело на стол. Потом отступил в проход и громко высморкался, заслужив несколько возмущенных взглядов, одним из которых, заметил Гарри, наградила Хагрида Долорес Амбридж. Гарри знал, что Дамблдор на него не обиделся бы. Гарри ласково кивнул Хагриду, когда тот проходил мимо, возвращаясь назад, но глаза лесничего опухли настолько, что оставалось лишь удивляться, как он вообще что–нибудь видит перед собой. Поттер обернулся – взглянуть на задний ряд стульев, к которому направлялся Хагрид, – и понял, кто служит ему путеводным маяком: там сидел великан Грохх, которого однажды лесничий показал Гарри и Рону. Грохх был облачен в пиджак и брюки размером с большой шатер; он смиренно, почти по–человечески склонил огромную, уродливую, похожую на валун голову. Когда Хагрид примостился рядом со сводным братом, и Грохх похлопал его по голове, ножки стула под лесничим провалились в землю. Гарри подавил на миг охватившее его желание рассмеяться. Тем временем музыка смолкла, и он обратил взгляд к мраморному столу. Маленький человечек с клочковатыми волосами и в простой черной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Дамблдора. Что он говорит, Гарри расслышать не мог. Лишь отдельные слова долетали к нему поверх сотен голов.
«Благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «величие души»… – все это мало что значило для Поттера. К Дамблдору, которого знал он, слова эти почти никакого отношения не имели. Гарри вспомнил вдруг, как волшебник попросил однажды разрешения произнести несколько слов: «олух», «пузырь», «остаток», «уловка» – и снова с трудом подавил улыбку… да что это с ним сегодня?
Слева донесся тихий плеск, и Гарри увидел, что водяной народ повысовывался из озера, чтобы тоже послушать прощальное слово. Он вспомнил, как Дамблдор два года назад присел у кромки воды, совсем рядом с местом, где сидел сейчас Поттер, и по–русалочьи беседовал с предводительницей водяных. Интересно, где Дамблдор выучил их язык? Как много осталось такого, о чем он ни разу не спросил старого волшебника, как много не сказали они друг другу. И тогда, без предупреждения, на него навалилась страшная правда, полная и неоспоримая: Дамблдор мертв, его больше нет.
Гарри с такой силой стиснул холодное кольцо, что поранил ладонь, но и это не остановило горячих слез, которые брызнули из его глаз. Он отвернулся от Делии, от всех, и смотрел поверх озера на лес; человечек у стола все еще лопотал, а Гарри заметил вдруг какое–то движение среди деревьев. Кентавры… они тоже пришли проститься с Дамблдором. Из–за деревьев кентавры не вышли, но Поттер видел, как они тихо стоят, опустив луки и глядя на волшебников. И ему вспомнился его первый, похожий на ночной кошмар поход в лес, первая встреча с существом, которым был тогда Волан–де–Морт, лицо этого существа и произошедший вскоре затем разговор с Дамблдором о том, что сражаться необходимо, даже потерпев поражение в борьбе.
«Главное – сражаться», – сказал тогда Дамблдор, – «снова и снова, только так можно остановить зло, пусть даже истребить его до конца никогда не удастся».
И, сидя здесь, под жарким солнцем, Гарри вдруг совершенно отчетливо увидел, что рядом с ним стоят люди, которым он был необходим: мать, отец и Дамблдор; каждый был полон решимости защитить его, однако теперь с этим покончено. Теперь он никому не позволит встать между ним и Волан–де–Мортом, пора проститься с иллюзией, от которой ему следовало отказаться еще годовалым, отбросить веру в то, что руки родителей способны оградить его от любой беды. От этого ночного кошмара пробуждения не будет, не будет утешительного шепота, уверяющего, что он в безопасности, что все это лишь плод его воображения. Последний и величайший из его защитников мертв, и теперь он одинок, как никогда прежде.
Человечек в черном наконец–то умолк и вернулся на свой стул. Гарри ожидал, что кто–то еще встанет у тела, кто–то еще, быть может, Министр произнесет речь, но нет, никто не двинулся с места. Потом вскрикнуло сразу несколько голосов. Яркое белое пламя полыхнуло, охватив тело Дамблдора и стол, на котором оно лежало. Языки пламени вздымались все выше и выше, заслоняя собой тело. Белый дым винтом поднялся в небо, создавая очертания странных фигур. Сердце Поттера словно остановилось на миг. Ему показалось, что он увидел радостно уносящегося в синеву феникса, но в следующую секунду огонь погас. Там, где он только что бился, стояла белая мраморная гробница, укрывшая в себе и тело Дамблдора, и стол, на котором оно покоилось. Снова испуганные крики – целая туча стрел взвилась в воздух, но все они упали на землю, не долетев до толпы. То было, понял Гарри, последнее прощание кентавров: повернувшись к волшебникам спинами, они уже уходили в древесную прохладу. И подобно им, водяной народ тоже медленно опустился в зеленоватую воду и скрылся из глаз. Гарри взглянул на Рона и Делию: Рон морщился, словно ослепленный солнечным светом, лицо Делии блестело от слез. Она смотрела на Гарри таким же пронзительным, горящим взглядом, какой он увидел, когда Блэк обняла его после того, как Слизеринцы выиграли Кубок по квиддичу, и Гарри осознал: в это мгновение они понимают друг друга до конца. И он наконец собрался с духом, чтобы сказать ей то, что был обязан сказать с той самой минуты, когда погиб Дамблдор.
– Делия, послушай, – негромко произнес он под все нараставший шумок разговоров, которые уже заводили поднимавшиеся со стульев люди. – Ты такая умная и хорошая, но я должен пойти один. Найти крестражи и уничтожить их. Сразиться с Волан–де–Мортом. И никто больше не погибнет, я не допущу этого.
Ее губы задрожали, и она всхлипнула так громко, что Поттер невольно зажмурился. Что–то внутри сломалось с этим всхлипом. Что–то, что было надломлено уже давно. Что–то, что держало мысли в порядке, перекрывало путь к хаосу и беспорядочным метаниям. Делия сглотнула, чувствуя, как по коже бегут мурашки, а внутри ревет и бьет в ребра что–то большое и колючее, перехватывающее дыхание. Блэк прикусила губу, переводя взгляд с Поттера на ошеломленного Уизли. Рон вытер рукавом покрасневшие глаза, а Слизеринка лишь печально сказала:
– Я ждала от тебя этих слов. Но что ты собираешься делать?
– Загляну еще разок к Дурслям, так хотел Дамблдор, – ответил Гарри. – Но не надолго, после этого я покину их навсегда.
– И куда ты отправишься, если не в школу?
– Нужно с чего–то начать. Если Дамблдор был прав – а я в этом не сомневаюсь, – где–то еще спрятаны четыре крестража. Мне нужно найти их и уничтожить, а после взяться за седьмой обломок души Волан–де–Морта, за тот, что сидит в его теле, потому что именно я должен его убить. И если по пути мне подвернется Северус Снейп, – прибавил он, – тем лучше для меня и хуже для него.
Наступило долгое молчание. Толпа уже почти рассеялась, последние из скорбящих, уходя, по широкой дуге огибали монументального Грохха, по–прежнему обнимавшего Хагрида, горестные стенания которого разносились эхом над озерной водой.
– Разве ты еще не понял, что мы будем с тобой, Гарри? Это задание Дамблдор дал нам троим, – решительно кивнул Рональд.
– В доме твоих дяди с тетей, – тихо добавила Делия. – И потом, куда бы ты ни отправился.
– Нет, – быстро возразил Поттер. На это он никак не рассчитывал, он хотел внушить друзьям, что собирается идти своим опаснейшим путем в одиночку.
– Ты говорил нам когда–то, – промолвила Делия, – что у нас есть время отступиться, если мы того захотим. Мы этим временем не воспользовались, верно?
– Мы с тобой, что бы ни случилось, – заверил Рон. – Но только, дружок, прежде чем отправляться куда–то, даже на поиски крестражей, тебе придется заглянуть к маме с папой.
– Зачем?
– Ты про свадьбу Билла и Флер, случаем, не забыл?
Гарри ошеломленно уставился на него – то, что на свете еще существуют такие нормальные вещи, как свадьба, казалось ему и невероятным, и чудесным.
– Да, уж ее–то мы пропустить не вправе, – усмехнулся он. Его ладонь машинально сомкнулась на крестраже, но несмотря на все, несмотря на темный, извилистый путь, ожидавший его впереди, несмотря на последнюю встречу с Волан–де–Мортом, которая, знал Гарри, состоится наверняка – через месяц, год или десять лет, – при мысли о том, что ему еще предстоит провести с Роном и Делией последний счастливый и мирный день, на сердце у него полегчало.
– У меня есть идея, – вдруг всполошился рыжий. – Проведем все лето в Норе. И никаких Дурслей. Будем веселиться и забудем о проблемах хоть на некоторое время.
Гарри удивленно взглянул на Делию и осторожно поинтересовался:
– Разве ты не хочешь вернуться в манор?
– Конечно – нет, – тоже улыбаясь, махнула рукой Слизеринка. – Отправлю матери письмо и делу конец. Не хочу домой.
– Тогда решено – отправляемся в Нору, – обрадовался Уизли. Он крепко стиснул в объятиях своих лучших друзей. – Нас ждет незабываемое лето. И пусть наступают темные времена, мы не должны забывать о таких простых вещах, как каникулы.
Гарри и Делия, согласно кивнув, засмеялись, обнимая Рона в ответ. Они медленно шли по широкой каменной дороге к платформе. Алый паровоз выпускал большие клубы пара и громко пыхтел. Некоторые ученики недоуменно поглядывали на них: некоронованная принцесса Слизерина шагала под руку с Гарри Поттером и Рональдом Уизли. Но девушка не обращала на них абсолютно никакого внимания. Все ее принципы давно потерпели крах. И в этот момент Делия Блэк поняла: что бы не произошло, она не одинока. Рядом ее лучшие друзья. Возможно, к Гарри она чувствовала нечто большее, но сейчас она об этом не думала. И, улыбнувшись самой себе, она ускорила шаг. Клетка с Гермесом громыхала впереди, и, кажется, это лето обещало быть гораздо приятнее предыдущего.
Комментарий к Chapter XIX. White Tomb
с огромной радостью сообщаю, что первая большая часть моего фанфика закончена. далее Вас ждет *барабанная дробь* ( осторожно, спойлер!) вторая часть, то есть седьмой курс. и если вдруг по каким–то причинам первая часть показалась Вам скучной, то обещаю, что вторая часть будет более интересной, Вас ожидает много экшена!
при всем при этом я напоминаю, что жду Ваших отзывов, которые невероятно бодрят) хочется услышать общее мнение как и обо всей части, так и по данной главе. жду с нетерпением! спасибо, что читаете, кто–то оставляет оценки/отзывы, очень приятно, честное слово! оставайтесь со мной, совсем скоро раскроются все тайны :) приятного чтения!)
p.s. хочу сказать отдельное спасибо моим постоянным читателям, а так же поблагодарить потрясающую рок–группу Би–2, что последний месяц остается для меня источником вдохновения.
========== Chapter XX. Course 7 ==========
Смерть пересекает наш мир подобно тому, как дружба пересекает моря, – друзья всегда живут один в другом. Ибо их потребность друг в друге, любовь и жизнь в ней всесущи. В этом божественном стекле они видят лица друг друга, и беседа их столь же вольна, сколь и чиста. Таково утешение дружбы, ибо хотя о них и можно сказать, что им предстоит умереть, все же их дружба и единение существуют, в наилучшем из смыслов, вечно, поскольку и то и другое бессмертно.
Уильям Пенн. Новые плоды одиночества.
***
Лето 1997 года
Ничего не могло быть лучше, чем провести летние каникулы в Норе – стареньком доме семейства Уизли. Раньше Делия Блэк и представить себе не могла, что ее лучшими друзьями станут национальный герой Британии Гарри Поттер и рыжеволосая неуклюжесть Рональд Уизли, вытеснив собой абсолютно все мысли о товарищах со Слизерина. Но жизнь девушки круто повернулась, и теперь с теми, кого она презирала долгие годы, приходилось идти рука об руку, чтобы противостоять темным силам.
***
Почти весь июнь неразлучная троица веселилась: каждое утро гуляли по саду и выдворяли гномов, после полудня ходили на речку, а к вечеру миссис Уизли кормила их отменным ужином и изо всех сил старалась уговорить ребят, чтобы они взяли в руки учебники и немного позанимались. А седьмого июля с шумом отпраздновали семнадцатый день рождения Делии.
– Один ты у нас остался мелким, Гарри, – от души смеялся Рон тем вечером, немного переборщив со сливочным пивом.
Но чем меньше оставалось дней до нового учебного года, тем больше времени Гарри, Рон и Делия проводили дома. В один из таких вечеров друзья решили разобрать свои школьные чемоданы.
Блэк выбрасывала то, от чего никакой пользы уже точно не будет, складывала в две кучки вещи, которые еще могли, хотя бы теоретически, пригодиться. Школьная форма, костюм, в котором она выходила на игру в квиддич, пергамент, перья и большая часть учебников грудой легли в углу комнаты, где им и предстояло остаться. Свою магловскую одежду, набор для приготовления зелий, кое–какие книги, пачку писем и волшебную палочку Делия уложила в старый рюкзачок. В наружный карман ее пошел конверт с запиской от Р. А. Б. Это почетное место он получил не по причине его ценности, которой он, собственно говоря, и не обладал, но по причине цены, которую пришлось за него заплатить. В итоге осталось разобраться лишь с объемистой кипой газет, лежавшей на столе рядом с белой совой Гарри Буклей и филином Гермесом. Газет было ровно столько, сколько дней провела она этим летом в Норе.
Делия поднялась с пола, потянулась, подошла к столу. Гермес не шелохнулся. Она начала перебирать газеты, отбрасывая номер за номером на груду ненужного мусора. Филин спал или притворялся спящим – он сердился на хозяйку за то, что в последнее время она выпускала его из клетки лишь ненадолго. Когда газет осталось совсем немного, блондинка начала перебирать их с несколько большим вниманием – ей нужен был номер, пришедший почти сразу после ее приезда сюда, тот, на первой странице которого коротко сообщалось об отставке преподававшей в Хогвартсе магловедение Чарити Бербидж. И наконец она этот номер нашла. Открыв его на десятой странице, Блэк снова уселась на пол, чтобы перечитать статью, которую искала. Поттер, встревоженно кивнув Уизли, тоже присел рядом.
«Элфиас Дож
ПАМЯТИ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА
Я познакомился с Альбусом в одиннадцать лет, в первый наш хогвартсовский день. Приязнь, возникшая между нами, несомненно, объяснялась тем, что в школе мы оба ощущали себя чужаками. Я перед самым приездом туда переболел драконовой оспой, и, хотя был уже незаразен, моя рябая, зеленоватого оттенка физиономия популярности мне среди учеников отнюдь не прибавляла. Что касается Альбуса, он появился в Хогвартсе обремененным нежелательной известностью. Едва ли не за год до того отца Альбуса, Персиваля, посадили в тюрьму за жестокое, подробно описанное в прессе нападение на трех молодых маглов. Альбус никогда не пытался отрицать, что его отец (которому предстояло скончаться в Азкабане) повинен в этом преступлении. Напротив, когда я набрался храбрости и спросил его о случившемся, он сказал, что считает отца повинным в преступлении. Однако рассказывать что–либо об этом прискорбном инциденте Дамблдор отказывался, хоть многие и пытались втянуть его в такой разговор. Кое–кто склонен был восхвалять поступок его отца, полагая, что и Альбус тоже ненавидит маглов. Но они сильно заблуждались. Всякий, кто знал Альбуса, подтвердит, что он не питал к маглам даже малейшей неприязни. На самом деле из–за решительных выступлений в защиту прав простаков Альбус нажил в дальнейшем немало врагов. Впрочем, прошло лишь несколько месяцев и известность, приобретенная Альбусом, затмила известность его отца. К концу первого учебного года его уже называли не сыном магло–ненавистника, но ни больше ни меньше как самым блестящим учеником, какого когда–либо видела наша школа. Те из нас, кому выпала честь стать его друзьями, приобрели очень многое, всего лишь наблюдая за ним, – не говоря уж о помощи и поддержке, на которые он никогда не скупился. Намного позже он признался мне, что даже тогда считал работу учителя величайшей радостью в жизни. Альбус не только получал все почетные награды, какие были учреждены школой, очень скоро он вступил в деятельную переписку с самыми знаменитыми волшебниками того времени, включая прославленного алхимика Николаса Фламеля, известного историка Батильду Бэгшот и теоретика магии Адальберта Уоффлинга. Несколько написанных им статей были приняты к публикации такими научными журналами, как «Трансфигурация сегодня», «Проблемы Чароведения» и «Практика Зельеварения». Все полагали, что Дамблдора ожидает блестящая и стремительная карьера, единственный вызывавший споры вопрос состоял в том, когда именно он станет министром магии. В последующие годы часто ходили разговоры, что он вот–вот займет этот пост, однако подобного рода амбиций Дамблдор никогда не имел. Через три года после нашего поступления в Хогвартс в школе появился и брат Альбуса, Аберфорт. Особым сходством они не отличались. Аберфорт не был большим книгочеем и, в отличие от Альбуса, предпочитал разрешать разногласия не разумной беседой, а дуэлью. Было бы, однако, совершенно неверным полагать, как делали многие, что дружбы между братьями не существовало. Они ладили друг с другом в той мере, в какой это возможно для столь несхожих юношей. К тому же, если говорить со всей прямотой, жизнь в тени Альбуса была для Аберфорта испытанием не самым простым. Неизменное превосходство Альбуса даже для его друзей оборачивалось своего рода травмой, а уж для брата оно было тем более неприятным. Выйдя из Хогвартса, мы с Альбусом собрались отправиться вместе в традиционное странствие по белому свету – посетить заграничных волшебников, понаблюдать за их работой, а уже после этого начать наши собственные карьеры. Однако нам помешала трагедия. Перед самым началом задуманного нами путешествия скончалась мать Альбуса, Кендра, оставив его главой и единственным кормильцем семьи. Я отложил свой отъезд на срок, достаточный для того, чтобы почтить память Кендры присутствием на ее похоронах, а затем отправился в странствие, теперь уже одиночное. О том, чтобы не получивший в наследство сколько–нибудь значительных средств Альбус, на попечении которого остались к тому же младшие брат и сестра, сопровождал меня, теперь не могло быть и речи. В ту пору мы с ним общались мало. Я писал Альбусу, рассказывая и, быть может, тем самым раня его, о приключениях, которые мне случилось пережить во время путешествия – начиная с чудесного спасения от греческих Химер и кончая экспериментами египетских алхимиков. Его же письма мало говорили мне о повседневной жизни Альбуса, бывшей, догадывался, угнетающе–тусклой для такого блестящего волшебника. Поглощенный новыми впечатлениями, я уже в конце своего, занявшего целый год странствия, с ужасом узнал о новой, происшедшей в семье Дамблдоров трагедии: о смерти Арианы, сестры Альбуса. Ариана давно уже не отличалась особым здоровьем, однако кончина ее, наступившая спустя столь недолгое время после смерти матери, стала ударом, который оставил глубокий след в душах ее братьев. Все близкие к Альбусу люди – а я считаю себя одним из этих счастливцев – согласны в том, что смерть Арианы, в которой Альбус считал повинным себя (хотя, разумеется, никакой вины на нем не было), оставила на его личности неизгладимый отпечаток. Возвратившись домой, я встретился с молодым человеком, пережившим страдания, которые нечасто выпадают на долю и людям более зрелого возраста. Вдобавок к прочим его несчастьям, смерть Арианы вовсе не сблизила Альбуса и Аберфорта еще сильнее, но, напротив, привела к их отчуждению. Со временем оно сгладилось, в последующие годы им удалось восстановить отношения, если и не самые близкие, то, по крайней мере, сердечные. Однако с тех пор Альбус очень редко говорил и о своих родителях, и об Ариане, да и друзья его осознавали, что о них лучше не упоминать. Найдется немало других перьев, которые опишут его последующие триумфы. Неизмеримым вкладом Дамблдора в сокровищницу магического знания (здесь довольно упомянуть об открытых им двенадцати способах применения крови дракона) будут пользоваться себе во благо еще поколения и поколения чародеев, как и мудрыми решениями, которые он принимал, исполняя обязанности Верховного чародея Визенгамота. Многие и по сей день считают, что в истории не было дуэли волшебников, способной сравниться с той, что состоялась в 1945 году между Дамблдором и Грин–де–Вальдом. Те, кто был ее свидетелями, описывают ужас и благоговение, которые они испытывали, наблюдая за битвой этих несравненных чародеев. Победа Дамблдора и ее последствия для всего волшебного сообщества считаются поворотной точкой магической истории, сравнимой только с введением Международного статута о секретности или падением Того–Кого–Нельзя–Называтъ. Альбус Дамблдор никогда не был гордецом или тщеславцем, он умел находить нечто ценное в любом человеке, сколь бы незначительным или жалким тот ни казался, и я думаю, что утраты, которые он пережил в ранние годы, наделили его великой человечностью и способностью к состраданию. Я не стану даже и пытаться описать, до чего мне будет не хватать его дружбы, однако моя потеря – ничто в сравнении с той, которую понесло волшебное сообщество. Не приходится сомневаться в том, что Дамблдор был самым ярким и любимым из всех директоров Хогвартса. Он умер, как и жил: трудясь во имя общего блага, и до последнего своего часа сохранил способность протянуть руку помощи мальчишке, переболевшему драконовой оспой, – способность, которая была присуща ему еще в тот день, когда я впервые встретил его.»
Гарри и Делия дочитали некролог до конца, но так и продолжали вглядываться в сопровождавший его портрет. Дамблдор улыбался с него знакомой доброй улыбкой, однако его глаза, смотревшие поверх полукружий очков, казалось, просвечивали Гарри – даже глядя с газетной страницы – насквозь, и оттого печаль соединялась в юноше с ощущением униженности. Он думал, будто хорошо знает Дамблдора, но уже при первом прочтении некролога вынужден был сказать себе, что не знает о нем почти ничего. Ни единого раза не попытался он представить себе, каким был Дамблдор в детстве или в юности. Директор словно бы и родился таким, каким знал его Гарри, – почтенным старцем с гривой серебристых волос. Вообразить его подростком – это казалось столь же странным, как вообразить Делию дурой, а соплохвоста исполненным добродушия. Поттеру никогда и в голову не приходило расспрашивать Дамблдора о его прошлом. Конечно, такие расспросы представлялись ему, мальчишке, странными и даже дерзкими, но ведь все же знали о легендарной дуэли Дамблдора с Грин–де–Вальдом, а между тем Гарри и не подумал спросить старика ни о том, на что она походила, ни об иных его прославленных достижениях. Нет, они всегда разговаривали о Гарри – о прошлом Гарри, о будущем Гарри, о планах Гарри. И теперь ему казалось, несмотря на всю опасность и ненадежность его будущего, что он упустил невозвратимую возможность, ни разу не попросив Дамблдора побольше рассказать о себе – даже при том, что на единственный личный вопрос, какой он задал старику, тот, как подозревал Гарри, дал ответ далеко не искренний:
«Что вы видите, когда смотрите в зеркало?»
«Я? Я вижу себя, держащего в руке пару толстых шерстяных носков».
Проведя несколько минут в таких размышлениях, Поттер, не глядя на Делию, вырвал из «Пророка» некролог, аккуратно сложил его и засунул в первый том «Практического руководства по магической защите от Темных Искусств». Потом он бросил газету в кучу мусора и обернулся, чтобы еще раз оглядеть комнату. Теперь, когда друзья в ней прибрались, она выглядела намного опрятнее. Единственный непорядок составлял в ней сегодняшний номер «Ежедневного Пророка», лежавший вместе с некоторыми книгами на кровати. Под удивленный взгляд Рона и сдавленный вздох со стороны блондинки, Гарри пересек комнату и развернул газету. Получив сегодня утром от почтовой совы свернутый в трубку номер, он лишь взглянул на украшавший первую страницу заголовок и отметил про себя, что о Волан–де–Морте в нем ничего не сказано. Гарри был уверен – Министерство старается не допустить распространения новостей о Волан–де–Морте и «Пророк» помогает ему в этом. И только теперь он обнаружил то, чего не заметил с первого взгляда. Поперек нижней половины страницы над фотографией снятого на ходу Дамблдора шел заголовок:
«ДАМБЛДОР. НАКОНЕЦ–ТО ВСЯ ПРАВДА?
На следующей неделе выйдет в свет шокирующий рассказ о небезупречном гении, которого многие считают величайшим волшебником его поколения. Срывая привычную всем маску невозмутимого седовласого мудреца, Рита Скитер описывает его тяжелое детство, беспутную юность, пожизненную вражду далеко не с одним человеком и позорные тайны, которые Дамблдор унес с собой в могилу. ПОЧЕМУ человек, которому предлагали пост министра магии, предпочитал оставаться простым директором школы? КАКИМ было подлинное назначение секретной организации, известной под названием «Орден Феникса»? КАК на самом–то деле встретил свой конец Дамблдор? Ответы на эти и многие другие вопросы исследуются в новой сенсационной биографии «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора», написанной Ритой Скитер. Читайте на странице тринадцать эксклюзивное интервью, которое она дала Бетти Брейтуэйт».
