Текст книги "Нет вестей с небес (СИ)"

Автор книги: Сумеречный_Эльф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 52 страниц)

– Польщен, – опустив голову, говорила она глухо. После избиения ногами и угроз «быть разделенной» появление пиратов мало утешало. Из огня да в полымя. Чего ожидать от ненормального, никогда не знаешь, тем они и опасны. А от Вааса не приходилось ожидать ничего хорошего.

– Ха… Ха-ха! Какие мы вежливые и тихие. А знаешь, мне нравится такой тон! – одобрительно придвинулся он своим лбом к ее ледяному лбу, точно намереваясь забодать, разве только рогов не хватало, но резко отстранился. – Теперь… Убей предателей, убей. Чего тебе стоит теперь повторить? Уже знакомо, а? Главное – начать, все верно? Верно, я спрашиваю?! – снова взвился грохотом голос, но потом на выдохе плавно продолжились рассуждения. – Да, парень, ты скоро поймешь, сейчас поймешь… Это все безумие. А что такое безумие… Безумие – это… – он требовательно мотнул головой. – Давай, ты уже в курсе. Ты, ***, в курсе, что такое безумие! Потому что оно вокруг тебя, каждый ***ый раз. И вот ты снова перед выбором… Кого ты выберешь… Кого выберешь… ***! Не о том, – прошипел он недовольно, точно останавливая себя, нависая над пленницей. – Так вот, безумие…

– Бессмысленное повторение одних и тех же действий в надежде на изменение… Это безумие… Ты прав, – проговорила она, и ей было все равно, какую истину признавать.

Она запуталась, окончательно запуталась. И почти сломалась. Но никого это не интересовало. Все жгло в груди от боли изгнания. Как-никак, она считала ракьят союзниками. Мир до недавнего времени делился на добро и зло. Но вот оказалось, что нет добра и зла, а есть только большое и малое зло. И малое зло часто называется добром, когда нет последнего. Но от такого «добра» не легче, нет правды, нет вестей с небес от такого добра, ведь в нем ложь, в нем обман. И какое же это добро, если обделенные милостью жрицы могут подвергаться избиениям и уничтожению?

А она всего лишь желала отстоять честь несчастной девушки, оградить ее от дальнейшей боли. Они не понимали, они считали, что от изгнанника теперь только зло может исходить. Тем более, чудовища. Не знали они, что чудовище в каждом… Или не хотели знать. Они разделили мир на черное и белое, даже если белым являлась черная Цитра. И с каких небес она слышала вести? Вести подземных глубин ей шептали истины и заповеди. А Ваас ничего не слышал, потому что хаос не нуждается в словах, хаос замкнут на себе, и в этом его ужас. Хаос все смеялся, даже довольно кивая:

– ***! Мне определенно это нравится! Я, было, подумал, что ты безнадежен!

Он порывисто развернул ее к себе спиной, отдал ей револьвер и не позволял стрелять куда бы то ни было. Схватил за руки, вплотную прижавшись к ее лопаткам своей твердой мускулистой грудью. Казалось, что заковал в кандалы, а всего-то сдавил предплечьями ее плечи, вдобавок не позволяя упасть и, естественно, не давая ни единого шанса использовать оружие против себя.

Только слышался смех над ухом, короткий лающий хохот ненормального. Длинные цепкие пальцы держали ее запястья так, что не вырваться. Но ей было все равно, ей было слишком больно, но не физически. С физической болью можно как-то мириться, можно искать пути ее преодоления. А от боли предательства некуда бежать и, главное, ей нет объяснения. Что сделала не так? Один ответ – появилась на свет. В этом состояла ее ошибка.

Но она же появилась! И была человеком! А ее объявили чудовищем. И вот ракьят повели себя не лучше, чем пираты, может, показали свое истинное лицо, оказавшееся оскалом.

Главарь навел вместо нее пистолет на двоих воинов, которые хватались за раны на перебитых ногах, не шевелясь под прицелами других пиратов. Куда-то делся их боевой пыл. Оружие у них забрали, они не пытались драться голыми руками. Еще говорили, что ракьят не сдаются. Нет, такие же люди, ничем не лучше и не хуже. Слишком похожие на обитателей большой земли, точно не царство теней обреталось на острове, а лишь часть огромного и никому не нужного мира. Мира, что отвергает истины светлые, потому что темным проще следовать. Проще до тех пор, пока не приходит осознание своей замкнутости в повторении бессмысленных действий.

Ваас ухмылялся, довлея над пленницей, слишком много его оказывалось вокруг, точно весь остальной мир он сгреб и погрузил в тьму первозданной ночи.

Джейс окутывал неприятно слишком знакомый запах табака, пороха и пота, к которому теперь примешивался еще какой-то едкий одеколон. Не иначе черную бородку-эспаньолку поутру подправлял…

Снова кружилась голова, девушку начинало подташнивать, в особенности от этого мерзкого одеколона. Хотя, скорее всего, от побоев и неизбежности того, что предстояло совершить. И еще от того, что эта неизбежность ничуть не пугала в противовес случаю с Оливером. При одном воспоминании о Райли и Оливере хотелось любой ценой вырваться из таких «объятий» и всадить пулю между глаз главарю, как он когда-то вышиб мозги человеку, который говорил ему о безумии. Правду говорил.

Но не вырваться. Хоть накачанные мышцы, хоть ярость, хоть ненависть, а Ваас оказывался сильнее. И только двое ракьят маячили перед ней.

– Не делай этого! – прошелестел голос одного.

Смиренный, тихий. Но ведь он объявил ее врагом. Так чего же ждал? Убийца собственной жены – друг, а изгнанник – враг. Хороши воины, хороши. Добрые, великодушные, умеющие прощать.

Значит, пощады у нее просил? Пощады для себя, даже не прощения. Почему не делать? Она ведь уже изгой, она ведь уже враг. А враги убивают. Джейс поняла, как теряет все, что делало ее человеком, все, что делало ее нормальной.

Она не ведала, что сломалось, что произошло. Но что-то необратимо исчезло:

«Я же всю жизнь знала, что такое добро, знала, что такое зло. Зло. Безумие».

Но теперь этот воплощенный образ безумия преследовал ее, сводя с ума. Он преследовал ее еще с тех пор, как посадил в клетку, с тех пор, как позволил сбежать, как будто знал, что немного от нее вреда случится пиратам. А ее выживания раз за разом определенно забавляли его. Чем еще заняться в повторенной бессмысленных действий? Смотреть, как такие же слепцы надеются раз за разом на изменение результата и гибнут, сгорают, как мотыльки у безоболочной лампы. Той самой с картины Пикассо «Герника», злой лампы допросных, что сильнее живого света, неотраженного в округлившихся глазах раненной лошади. А на территории дурного черного света властвует только бесконечность, уходящая в пустоту. И ни единого ориентира.

Для Джейс понятный мир рухнул второй раз, сначала низвергся в пропасть понятный мир большой земли, а с изгнанием исчез и понятный – едва понятый – мир острова. И не проходило никакой черты между добром и злом. Ваас и Цитра… Что в них различалось? Что делало их людьми? Цитра еще смела считать себя человеком. Ваас уже не считал. И, если нет добра и зла, если все дозволено, то зачем сопротивляться воле течения? Зачем отстаивать какие-то идеалы, которых, вероятно, и нет? Зачем ждать спасения, если никто не приходил на помощь? Раз за разом бессмысленно ждать спасения. Называть себя волной, что однажды подточит острые рифы, скроет их в глубине. Только пройдут сотни веков. И слишком краток век человека для монотонного повторения одного и того же действия. Человек. Древо и волна, металл и вода. Полюса-полярности, противоречия-ярости. А здесь сожженное древо и отравленная вода…

Цепкие пальцы, подобные ядовитым лианам, сдавливали запястья, а девушка держала револьвер уже почти без принуждения. Проводя языком по окровавленным своим зубам, рассматривала тех, кто бил ее ногами.

Она подозревала, что пираты, скорее всего, снова попытаются убить ее и, вероятно, им это даже удастся. Но никакой солидарности с ракьят или жалости к ним Джейс не испытала. Пальцы уже совершенно привычно нащупали спусковой крючок. Ваас, как ни странно, молчал, точно давал время осознать ей переворот, случившийся в душе, вернее, не переворот, а разрушение.

Вершина башни оказалась на самом дне, испещренном обломками плит. Без выбора смерти не мил гранит. И «на дне мирового колодца» даже проклинать себя не за что. Сброшенный с башни летит без крыльев дольше упавшего по воле своей, глядит в небо, не в бездну, но разбивается о скалы одинаково, но все ж немало от Икара в таком падении на сотни лет. И окровавленные крылья восковыми оказались. Достаточно обжечь…

Два хлопка. Раз выстрел. Два выстрел. Отдача от револьвера практически не ощущалась, ведь его держали четыре руки. Все закончилось быстро, слишком быстро. Два прострелянных возле сердца тела. Темные багровые круги на бедняцкой одежде. Искривленные смуглые лица. Конец скоротечен и понятен.

Она их убила. Хладнокровно и быстро, не закрывая глаз. Убила того, кого защищала когда-то. Слишком давно. Тогда она еще являлась человеком. Убила того, с кем штурмовали аванпост. Убила того, кто обвинял теперь ее во всех своих неудачах. А легко же выбрать «чудовище» и травить его, и давить…

Но она убила своих. Союзников.

Это чувство словами не описать. И только в душе стало совсем пусто.

«Вы обманули меня… Все, кто нас предают, все, кто обманывают… Ты был прав. Я тоже вижу теперь это везде, безумие. Как мерзко нас предали. Ну, вот! Вот! Предали, обманули, изверги».

Обмерло сознание, под полет воронов выронив судьбы легкую нить предначертанного, запрещенного, разграниченного.

– А… Союзники… – глухо и рассеяно пробормотала она, но волна за волной накрывал ее бешеный смех. – Как это было легко. А-ха-ха-ха-а-а-а! Как это легко! ***! Это же невероятно легко, – она забилась в истерике, задыхаясь от этого смеха. – ***! Я чудовище? Да? Не человек! Я, , чудовище?! Пошли вы! Пошли вы все на!

Она впервые так мерзко и долго ругалась бранными словами, но других не теснилось в изъеденной болью душе, утопающей в полном бессилии и тщетности: ее слова столь малозначительны, что никто их не услышит, не желает услышать. И голос просил выхода, и исходил бранью, точно голос Вааса. Главарь… Все из-за него. Оказалось, не все.

Последний ее не отпускал и ухмылялся, только встряхнул так, что пришлось успокоиться, обвиснув безвольной марионеткой, сотрясаемой ознобом, а то показалось: так душу и вытрясет. И все он ухмылялся, точно доказал себе еще какой-то страшный и необратимый пункт собственной теории хаоса.

Вокруг была пустота. Никого вокруг. Никого не жаль, в душе ничего, только руки холодели. И хотелось смеяться и плакать одновременно. Она знала, что сходит с ума, что это конец всего, вернее, какое-то непонятное уродливое продолжение после конца. И ничем не искупить это чувство.

– Ты сделал выбор, Хромоножка, ты сделал выбор, ***! – говорил Ваас над ухом, точно обжигая ушную раковину не дыханием, но словами. Мерзкими снами, искореженными головами.

– Нет… Я просто убил их, – стала внезапно спокойной и холоднокровной она, замирая с опущенной головой, пожимая нервно плечами. – Просто убил.

– Ок, просто убил, – скалился, точно варан, главарь рядами белых крепких зубов. – Просто убивать тоже выбор. Это нормально, брат, это нормальное безумие. Главное, что результат не меняется и не должен меняться. Тот ***к был прав, как же он был прав – ничего не меняется… – но снова обрывал поток своих мыслей. – О’кей, о’кей, все нормально, нормально… Так что там с татау? А?

– Откуда мне знать, не просил я их, – бросила Джейс, не пытаясь уже даже вырываться.

Бежать? Куда бежать? Она решила объявить войну Ваасу. Когда-то давно, еще там, на вершине башни. Но все не могла его найти, все пряталась за громкими призывами о твердости духа. Вот и враг, ближе некуда. Воюй! А нечем. Револьвер уже забрали, удар головой не сумела бы осуществить, да и не имело смысла.

– Цитра, значит, навязала? Цитра?! Как тебе она? Горячая ***, да? – перемежая речь с лающими смешками, продолжал главарь.

– Сволочь она! – невольно сорвалось с губ, точно вся боль выплеснулась.

Это ведь все из-за жрицы, все из-за Цитры. Частично все. Что-то из-за Вааса. Но кто был сначала тьмой? Цитра? Ваас? Вот еще маячило какое-то имя Хойт… Но те двое хотя бы являлись врагами. Вааса все считали предателем. И чуть ли не смех навзрыд разбирал: оказывается, Джейс тоже стала предателем теперь.

Ваас ухмыльнулся, довольно склонив голову набок, глянув искоса. Брови его на миг удовлетворенно приподнялись, подернув мимическими складками высокий смуглый лоб. Видимо, слышать такое определение Цитры ему нравилось. А Джейс было все равно, что и кому говорить. Пусть даже кровному врагу. Складывалось ощущение, что он слышит ее лучше, чем жрица. Но он оставался врагом. Впрочем, Цитра теперь тоже стала врагом, как и все ракьят. Или не все? Или напоролась на таких? Изгой и предатель… Сжечь ведьму, убить самозванку.

– Это была она?.. Это было из-за нее? Все из-за нее? – подняла Джейс глаза, сурово и вопросительно посмотрела на него, обернувшись, насколько позволяли сдавленные в тиски сильных рук запястья. Она желала узнать ответ, уловить хоть какой-то намек на ответ. Это бы не изменило ненависти, ничего не изменило бы. Но указало бы на первопричину. А знать первопричину порой опасно, но все же необходимо, балансируя между бессмысленным судом и пониманием.

Впрочем, в плену, снова в плену, ей только ненависть владела. Но не теперь, потому что она убила своих, вернее, бывших своих. Она потерялась. Одно дело – ничейная странница, которую готовы принять в свои ряды гордые воины племени после испытаний. Другое дело – изгой, которого считается почти добродетельным пинать и унижать почем зря. Поэтому просила ответа, не желая становиться такой же. Но мог ли он ответить…

Улыбка вмиг слетела с его лица, он хладнокровно непроницаемым тоном приказал, покосившись мельком на четырех пиратов вокруг:

– Захлопни варежку, – а потом снова растянул узкие губы в довольной ухмылке, беспрестанно посмеиваясь так, что крупные скулы ходили вниз-вверх. – Но *** с этими татау, ты правильно сделал, что послал их на***. Цитра отпустила тебя, какая щедрость с ее стороны! ***! Хромоножка, а ты живучий, да, слишком живучий. В самом деле, не загибаться же тебе от тупых пинков этих ***? – он задумался на миг. – Сыграем лучше в покер, пока я не придумал казнь поинтереснее. Знаешь, как Хойт любит играть в покер? Не знаешь. Садишься за стол, все, как обычно. Только за каждый проигрыш тебе отрубают палец. Отлично он, придумал, мать его южноафриканскую, отлично? Так что, играем?

– Я не умею, – не соврав, ответила первое, что пришло в голову Джейс. Она слишком редко врала в своей жизни, чтобы научиться скрывать что-то, отвечать недомолвками. Впрочем, был один секрет, которым она ни с кем не делилась. Всего один, но для нее безмерно страшный, запретный… Но никто не спрашивал, так что не приходилось врать.

– ***! Это риторический вопрос! – не понравилась правда главарю, он раздраженно твердил. – Ты опять тупишь, парень, опять тупишь. Не стоит. У тебя маловато времени, чтобы быть тупым. Давай, Хромоножка, пошли, ты ведь послушный. Ты послушный?

Он отпустил, направив теперь на нее револьвер, но едва расцепилось кольцо пальцев, и довлеющая громада человеческих мышц немного отодвинулась, как Джейс медленно осела на землю, не упала, а просто осела из-за подкосившихся ног. Еще пару пинков со стороны ракьят и, видимо, она бы отдала концы. Несколько секунд сидела в прострации, раскачиваясь из стороны в сторону, размазывая кровь по замызганному лицу.

Главарю такое «неповиновение» явно не нравилось…

Комментарий к 60-61. По инерции дышит тело Появился, не запылился... Это я про Вааса

====== 62. Нa линии зaпpeтa ======

Ужe нe вaжнo, ктo нa чтo пocтaвил.

Кoгдa живeшь нa линии зaпpeтa,

Кoгдa нe пoмнишь вcex, кoгo ocтaвил.

© Би-2 «Война».

– Сейчас будут бить… Снова бить, – бессильно пробормотала она. Ей уже было все равно. Порог вытерпленной боли оказался пройден, сознание уже не готовилось ни к чему хорошему.

– ***! Да ты какой-то слишком послушный! – недовольно прицыкнул Ваас, глядя, что объект игры не намерен сопротивляться. – Я приказал тебе бороться? У тебя еще и с памятью плохо? Ок, ладно, брат, ладно… Пока не борись, карты все решат.

Но, видя, что она не готова вообще куда-либо двигаться, главарь снова восклицал:

– Вставай, ! Помнится, ты бегал, как в конец шибанутый, из-за своего братца и его дружка? Все верил в чистые идеалы родства и дружбы. Да ни ты в них не верил, раз предлагаешь пристрелить тебя, как бешеную собаку!

Гнев ударил в голову. Цитра. Да кто такая Цитра? Цитра просто изгнала ее, а она, Джейс, малоценна и незначительна, всегда себе казалась такой, человеком второго сорта. Может, и первого, но не для себя. Райли! Оливер! Их Ваас убил, а не Цитра! Адреналин заставил дрожащие подкосившиеся ноги подбросить, как на пружине. Джейс попыталась рвануться вперед, ударить врага в бессмысленном порыве ненависти, впрочем, ее выпад тут же напоролся на мощный блок левой руки главаря, а правая ударила под дых, едва снова не свалив наземь.

– Я сказал – карты, – отозвался стальным тоном он, поморщившись, сверкнув недовольно злыми глазами исподлобья, отчего его и без того вечно пугающий образ становился еще более устрашающим.

Обхватив себя руками под дулом револьвера, ткнувшегося в спину, Джейс поплелась, куда ее вели. Сопротивление снова оказывалось бесполезным. Хотела она отомстить за Райли и Оливера или не хотела. Хотела найти Лизу и Дейзи или не хотела, а сопротивление не имело смысла в присутствии Вааса. Он оказывался сильнее, он всегда оказывался на голову выше и на шаг впереди. Если бы на шаг, а, может, и на сто шагов. Сто. Слишком много. От масштабов своей слабости захватывало прежнее безразличие.

Ей было все равно, все плыло в тумане, снова ее сковывала сонливость, такая сонливость, от которой можно невзначай умереть, потому что нет различий между жизнью и смертью, засыпал сам инстинкт самосохранения. Все равно. «Что воля, что неволя». Различия между добром и злом таяли. Она ощущала себя мертвой при жизни, уже убитой. Все обессмысливалось и замыкалось в повторении бессмысленных действий. И почему-то она догадывалась, что главарю отнюдь не чужды подобные же ощущения, точно умер в нем человек и разлагался в недрах его бесчеловечности, отравляя сознание и существование. Существование, а не жизнь, повторение, а не жизнь.

Спускались с холма, Джейс бросила взгляд на домишко у края деревни: пустой, дверь распахнута. Успела ли девчонка сбежать или нет… Уже не узнать, но хотелось верить в лучшее, хотелось верить, что хоть кому-то помогла. Вот только какой ценой… Но кто же виноват, что она и вправду приносила несчастья? Кто же виноват, что за ней по пятам бродил Ваас? Или не бродил. А просто так судьба складывалась. Не узнать, не понять, нет времени размышлять.

Процессия из пленницы, главаря и четырех пиратов забрела в разваленную хибарку возле реки. Джейс владело безучастие.

Но все-таки когда сели за стол под темную лампочку, стало не по себе, потому что за ее спиной встал охранник с пистолетом и ножом, готовый рубить пальцы.

Напротив нее за столом развалился по-королевски Ваас. Раздавали карты. А девушка не представляла, что с ними надлежит делать, паника снова охватывала ее вперемешку с тотальным непониманием сложившейся ситуации. Если ей давался какой-то шанс на спасение, то было бы крайней неприятно его так глупо упускать только из-за незнания каких-нибудь дурацких правил.

«Это такая казнь, оставить меня без пальцев и смотреть, как я истеку кровью? Джейс, почему ты всегда была такая тупая? А-а… Так бы удалось выиграть немного времени, ну, хоть немного! Что тебе мешало научиться играть в покер? Они правила не объяснят!».

Но если шанса не существовало, то и борьба не имела смысла.

Она пыталась делать то же, что и пираты. Похоже, они и правда играли в покер. Только один сторожил пленницу и еще один остался снаружи стеречь с винтовкой. Притом ее винтовкой!

Джейс поглядывала по сторонам, понимая, что они оказались в разбитом ветхом домишке. Дверь. Окно. Окно без стекла, просто дыра в стене…

Нет, Ваас, что пристально наблюдал за ней из-за карт, не оставил ни единого шанса для побега. И откуда он только взялся! Вообще-то логично предположить, откуда. Едва достигли его ушей новости о захваченных аванпостах и причале, как он направил свои силы возвращать утраченное, и, выходило, заодно отправился и сам. Или не лез в ближний бой лично? Трусливым был?

Но разве пойдут за трусом… Да и путь становления главарем не так уж прост, о чем свидетельствовал шрам вдоль головы от левой брови. Да еще один то ли след когтей, то ли ожог на затылке… Это удалось рассмотреть недавно…

И все вокруг летали карты, а руки Джейс дрожали, для нее эти карты ничего не могли решить. Более жалко она себя ощущала только когда ракьят повалили на землю. Нет, лучше уж карты, лучше враги, чем бывшие друзья. Врагов хоть судить можно одним определением из четырех букв: враг. Какие короткие и понятные слова. Как понятен мир для тех, кто идет дорогой света. Но если бы знать, которая из них свет. Из всех «правд» истина одна.

– Что-то не нравится, Хромоножка? – вдруг послышался голос Вааса, но тут же он навис, вскочив. – Что-то, ***, не нравится?! В карты смотри, идиот! Играй!

– Я не умею! – рявкнула она в ответ. Непроизвольно. Отчаянно до крика. Вновь отказываясь играть по его правилам. Нет, она отказывалась от безумия, она отказывалась от зла. Нет, не уподобляться же тому, кто уничтожил ее брата, ее друзей.

И Цитра – это Цитра, она стояла во главе целого народа, правила, может, не всегда верно, но не с самоцелью уничтожить как можно больше людей.

– Ну, так сообщаю тебе, ***, – ты проиграл! – пожал плечами Ваас самодовольно, кивая тюремщику.

Джейс только успела зажмуриться, когда блеснуло лезвие мачете. Ее же мачете! Вот подлость!

А потом захлебнулась вскриком. Что произошло? Боль. Мысли спутались. Что произошло? Где именно? Кто…

Мизинец на левой руке… Точно… Левая рука. Мизинец.

Отрубили… Отрубили! Кажется, не весь. Там все загорелось огнем.

Одну фалангу отрубили… Терпеть это дальше? Да лучше смерть! Быстрая и в борьбе!

Девушка не мыслила, тело ее дернулось вперед, вернее, сначала она дернулась назад, ударив затылком в нос своего стража, а потом вскочила на стол, перемахнула через него, пока пираты вспрыгивали со своих мест.

За ней даже Ваас не успел, не схватил. Снова вырвалась, снова!

Окно! Окно! До двери далеко! И она нырнула в пустое без стекла окно, выкатившись на улицу, а там как раз стоял страж с ее винтовкой. Едва успел он обернуться, как девушка выхватила у него нож из-за пояса, перерезала горло, схватила свою винтовку. Уже знакомый жест. И правда – достаточно начать, а когда еще боль и ужас застилают инстинкт самосохранения. Если так подумать, то нередко люди от него и гибнут.

Нет! Только вперед! Хотя из-за спины послышались выстрелы. Ваас стрелял, не иначе. Джейс бросилась к реке, а за ней снова пустились в погоню, и главарь стрелял следом, но то ли не мог попасть, то ли не целился.

Впрочем, очень скоро девушка начала понимать, что ни река, ни ближайший аванпост ее не спасут. И едва не остановилась, ощущая, как медленно впадает в ступор. Но в этот миг возле разваливающегося домишки, оглушая джунгли, раздался взрыв. Притом не гранаты, а чего-то мощного.

Взметнулся красным пламенем, отзываясь звоном в ушах, отсекая пиратов, выигрывая время для побега. Только сквозь копоть мелькнуло перекошенное яростью лицо главаря. Еще бы! Что-то пошло не по плану его «игры», а он, вероятно, только придумал какую-то казнь, мерзкую, долгую.

Но Джейс ничего уже не интересовало, не интересовали враги. Она бросилась в воду, винтовка тут же потянула на дно, но ей удалось всплыть. Все ничего. Если бы левая рука не горела огнем, как и все тело. Но остановиться от боли – обречь себя на еще большую боль, тем более утонуть в узкой мелкой реке. Девушка выбралась на другом берегу, даже не думая, что могло взорваться возле хибарки.

Все тело дрожало. Конец. Неужели снова конец? Вот такой конец? Сознание едва держалось в теле. Пираты, конечно, искали подрывника, но от нее бы тоже не отстали. Девушка попыталась встать, опиралась на винтовку.

«Не могу… Я не могу!» – панике обессиливала, не позволяя двигаться дальше.

Никому не нужная. Пустота… Дейзи и Лиза… Эти имена мелькнули лучиками, слабыми, закатными.

Вдруг кто-то схватил за шкирку, поднимая. Неужели снова Ваас? Лучше бы убил сразу.

====== 63. Пережить и простить ======

Пережить и простить

Слабость, ложь и яд измены,

Раны сердца обнажить

И открыться переменам.

© Артерия «Небо ждет».

Вдруг кто-то схватил за шкирку, поднимая. Неужели снова Ваас? Но над ухом раздался довольный до идиотизма незнакомый голос:

– Ого, в кои-то веки сработало!

– Что сработало? – подняла голову девушка, увидев перед собой толстоватого мужика с довольным красным лицом, которое частично скрывала рыжая щетина, частично бандана хиппи. Впрочем, на хиппи он не тянул, не носят потому что хиппи автоматов и взрывчатку поверх камуфляжа неизвестной страны.

Этот человек потащил за собой, резко закинул Джейс на пассажирское сидение джипа и вдавил педаль газа, сначала чуть не въехав в близлежащее дерево, а потом, запылив по дороге так, что только и видели его пираты. Девушка только вцепилась в винтовку и в сидение, беспокойно оглядываясь —, но погони за ними не успели снарядить, да и мостик через реку был узкий для машин, в безымянный городишко на машинах попадали каким-то другим путем.

– Бедный Герк-младший, но дело того стоило. Еще бы чуть-чуть, – улыбался водитель, унося все дальше от страшного места. Многовато страшных мест отмечалось на карте острова.

– Ты… Т-ты… убил своего сына? – едва не теряя сознание, спрашивала Джейс, пока не зная, к кому она попала. К врагу, к другу… Но раз уж ее увозили прочь от Вааса, значит, не к пирату.

– Окстись! – вздрогнул мужчина, не прекращая улыбаться. – Нет у меня сына. Герк-младший – один из моих партизан-мартышек.

– Значит… Ты взорвал мартышку? – спрашивала девушка, ища в бардачке джипа аптечку без спроса, машинально, лишь бы двигаться, лишь бы не замирать, потому что остановка бессмысленной суеты в данный момент означала почти смерть. Да и аптечка оказывалась жизненно необходима. Уж очень горел обрубленный мизинец. Кровь из него не прекращала хлестать, заливая брюки и майку, без того заляпанные кровавыми пятнами и грязью. Водитель, увидев, какие с пассажиром неполадки, не сбавляя скорости, помог открыть бардачок, привычным жестом доставая оттуда желанную аптечку.

– Сам справишься? Заматывай давай! – приказал не-враг, уж точно не враг, продолжая. – Значит, так… Короче. Я шел по следу Монтенегро, наблюдал за ним, хотя, знаешь, признаюсь честно, сердце в пятки уходило. Но мартышки выполнили свой долг! Впервые! Я решил: все или ничего! – объяснил подрывник, резко поворачивая, едва не налетая на валун, но все-таки не налетая, не переставая довольно ухмыляться.

– Но это не убило главаря, – мрачно заметила Джейс, наконец находя перекись водорода и жгут-бинт. Все старое, измятое. Вскоре оставшийся кончик мизинца посинел, зато кровь перестала идти. Боль почти не ощущалась, разве только где-то глубоко подсознание не признавало, что от тела оттяпали кусочек, протестовало. Адреналин иссякал. Рановато.

– Ну, хоть что-то, – пожимал плечами водитель.

– Ты больше никогда, слышишь, никогда, не посмеешь так обращаться с животными! – вдруг взвилась Джейс, сама не понимая, что на нее нашло.

– Эй, приятель, ты чего это мне приказывать вздумал? – нахмурился мужчина.

– Я сказал: никогда! Потому что это отвратительно! – прохрипела она, дрожа от гнева.

– Это еще не самое отвратительное по сравнению с тем, что творят пираты. Какая шлея тебе под мантию попала? – пытался обратить все в шутку подрывник.

– Если продолжишь, однажды мартышки-шахиды заменятся людьми, – мрачно отвернулась Джейс, понимая, что и вправду время для разговора она выбрала не самое подходящее.

– Я сам разберусь, кто там и чем заменится, – недобро заметил мужчина сквозь дребезжание металла зеленого кузова джипа, но потом закатил на миг глаза и признал, ухмыльнувшись примиряюще. – Ладно, признаюсь – х***вый способ, они все равно *** поймешь куда бегут. Но я же во благо общего дела с ракьят! И вообще, я спас тебя… Постой, а не ты ли тот самый Джейсон, который не Джейсон, а Джейси?

Отличное ей дали определение. И снова она испугалась, что стоит ей раскрыть свою личность, и начнутся мучения. Человек мог выкинуть ее на полном ходу из джипа.

– Да… Значит ты, Герк? – догадалась Джейс, рассматривая рыжего лже-хиппи.

– Да. Ну привет, Джейси, – бросил ей почти радушно Герк, вздохнув невесело. – Походу, ты крупно влип, Дени не врал насчет того, что ты теперь – объект игры. И чего эта сволочь от тебя добивается…

– Говорит, что я живучий, – содрогнулась при мысли о Ваасе Джейс, еще не догадываясь, что он теперь не догонит, ибо Герк знатно запутал след, свернув на какие-то одному ему ведомые горные тропки, вряд ли предназначенные для машин, но джип по ним как-то проехал, вылетев вскоре на широкий тракт. Но по-прежнему казалось, что главарь повсюду, каждый уголок острова пропитался его безумием.

– Живучий – это хорошо! – ухмыльнулся Герк. – Тут главное – быть живучим, остальное приложится. Ну, что, возвращаемся в Бедтаун? Это надо отметить!

– Ладно… Герк, – неуверенно назвала его по имени Джейс, какое-то время ехали молча, а потом, дабы не отключиться, девушка спросила, вызвав новую волну нервов. – Не видел ли ты двоих пленниц? Блондинку и шатенку.

– Красивые небось, я блондинок люблю, их тут мало, – грустно протянул Герк. – Не видел, а то бы ни за что не забыл.

– Даже никакой информации у тебя нет? – опустила голову девушка, скорбно сощурив глаза. В глазах и в носу вновь защекотало чем-то соленым. Бессилие… Но все-таки… Не судьба ли, когда даже враги появляются, чтобы ей не умереть? Когда вдруг возникают новые друзья? Друзья ли только… Робкая надежда снова зажглась в сердце. Если этот Герк такой же, как Дени, то, быть может, они бы сумели бы договориться, а, может, и послать сигнал о помощи. Ведь Герк явно не принадлежал ни к племени, ни к безвольным рыбакам. По виду, он много где побывал. И, очевидно, отовсюду сумел выбраться, если еще держался на плаву, и выдумывал какие-то адские изобретения с мартышками.

– Информации. Хм, признаться, есть в Бедтауне один человек сомнительной наружности… Что-то мне подсказывает, что у него может быть информация! Он все в белом костюме бродит. Параноик старый на вид, а там – кто его знает, вроде человек из Штатов. Ну, ты понял? – хохотнул Герк, теперь совсем уж напоминая гнома-переростка.