Текст книги "Нет вестей с небес (СИ)"
Автор книги: Сумеречный_Эльф
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 52 страниц)
беру бубен и начинаю шаманские пляски
Отзывы, придите, отзывы, придите!
====== 51-52. Осознай ======
Душа тоски полна.
Ад и Рай. Выбирай —
Осознай.
© Сatharsis «Избранный небом»
Враг в штабе…
Это был тот самый, с перебитыми ногами. Джейс отпрянула, вскидывая оружие, когда увидела в углу на промятом старом матраце человека, который бессмысленно глядел в потолок на лампочку. Сомнений быть не могло – тот самый, за которым она охотилась. А лучше бы выслеживала того маньяка с мачете, может, тогда бы не сверзилась с дерева, отчего тело недовольно гудело. Но по сравнению с тем, что она сделала с телом врага… Вблизи – это не в перекрестье прицела. Вблизи – куски мышц и белесые торчавшие кости. Да, это являлось остатками ног, которые болтались на случайных сухожилиях и ошметках кожи. Это она не пожалела пули, снося их метко и беспощадно, а, главное, совершенно бесцельно, особенно в разгар битвы. Грош цена тогда ее обещаниям. Значит, месть. Охота за людьми. Испугалась. А казалось, никакой вид уже не может напугать. Не может, но уж больно напоминало тело Оливера. Вот они: такие же развороченные мышцы, волокнистые, сочащиеся кровью. И пугал скорее факт: это сделала она. И Джейс отшатнулась, как от зомби, когда враг повернул голову и посмотрел на нее, негромко мучительно застонав, точно догадываясь – это его убийца пришел.
Джейс видела еще одну смерть, очень близко, крадущуюся, спускавшуюся пауком с тусклой лампочки. И главное, видела: это она сделала. Это она охотилась за этим человеком. А он-то что ей сделал? Не больше, чем Оливер Ваасу. Оливер, которого настигла такая же мучительная смерть, незаслуженно. А пират хотя бы пират. Джейс слышала, как он снова тихо заскулил, неизбежно, глухо, не прося о пощаде.
Глаза снайпера расширились, она подошла ближе к врагу, он еще держал в руках револьвер, но уже не стрелял. Тогда Джейс взяла его оружие. Приставила дуло к виску умиравшего. Он не сопротивлялся.
И только тогда в полумраке заметила, что враг-то ровесник Райли, пожалуй, даже младше. Но лицо уж больно отличалось, точно это существо родилось сразу взрослым, по крайней мере, ни детства, ни юности не прошло. Сразу взрослый, озверевший. И ужас от боли отражался в глазах иначе, точно у раненого волка. Не человек? Кто знает.
Она убила, вернее, добила. А если говорить о конкретных действиях без оценки, так просто надавила на спусковой крючок. Звук щелчка, как гром. Отдача. Липкий всплеск.
Мозг вылетел белесыми ошметками на стену вместе с кровью и частью костей. От лица почти ничего не осталось. Возраст уже не сказать. Уже и не важно. Все закончилось.
Кем был при жизни? Наверное, преступником. Достаточно один раз переступить, преступить. Потом можно не остановиться. И кто-то в последний миг без колебаний вот так нажмет на спусковой крючок.
Но ведь она уже тоже переступила черту. Она. Убийца. Но здесь это никто не мог осудить. Это назвалось войной. И между войной и убийством слишком большая разница. Убийство – нарушение правил мирной жизни. Война – новые правила, другой порядок. Только как остаться человеком в этом лабиринте разных правил? Человек разве понятие изменяемое?
– Вот и все, – выдохнула Джейс, обернувшись, заметила, что за спиной у нее стоят ракьят, они не вмешивались.
– Джейсон… – неуверенно начал Дени, глядя на воина, остановившегося вполоборота.
– А? Его надо было допросить? – как будто спросонок спрашивала девушка. И снова руки ее висели, как плети, только она странно улыбалась, а глаза исчезали в тени.
– Нет. Нет… Просто ты побледнел, – ощутил некоторую неловкость Дени, как будто ему и самому не был особенно приятен вид того, что произошло, так что лидер отряда приглушенно продолжил: – Никто не просил добивать этого.
– Так надо, – твердо отозвалась Джейс.
– Точно? – сощурился Дени, искоса глядя на девушку.
И тогда она задумалась: «А кому это надо? Ваасу, который, видимо, решил превратить меня в чудовище?!»
Она снова покосилась на тело врага. Нет, всех она убивала, и не преследовали ее эти образы, только как страх, только от ужаса. А здесь. Сначала выслеживала, потом добила. Нечто липкое и тягучее, как плотная мерзкая слизь вдруг ощутилось вокруг шеи, точно это нечто заползало в глаза, в уши, в сам мозг.
– Не знаю… – выдохнула девушка, понимая, как легко запутаться. Вот он штурм, вот оно – воодушевление, вот оно – противостояние. А это что? Жестокость ради жестокости? Жестокость от причиненной боли?
Джейс вышла наружу, вдохнула немного более свежий к вечеру воздух, глядя на небо. Кровавая пелена уже не застилала глаза, понемногу спадала. Небо виделось ясным, яснее, чем обычно, и солнце не слепило.
Месть? Гнев? Бессмысленно. Это были люди. И она знала, что ей придется убивать еще не раз этих людей, чтобы выжить самой. Но охотиться за ними… Нет, не для этого она потребовала оружие. Мерзкая зеленая слизь сгинула прочь. И кровавые крылья тоже. Лучше бескрылым быть, чем лететь на огненных.
Джейс сидела возле порога захваченного штаба и глядела на небо. Падать в небо не больно, наверх смотреть необходимо, иначе не останется ничего, кроме грязи под ногами.
– Ну, вот, синяк уже вышел, – подошел к ней один из ракьят, бесцеремонно повернув ее лицо к себе, рассматривая правую щеку, сочувственно вскидывая брови, наверное, намереваясь разговором отвлечь ее, посмеиваясь. – Неправильно, что ли, целился?
– Джейсон, намотал бы заранее перевязочный пакет на щеку. Он мягкий. Все ж так делают, – беззлобно улыбался широкими губами второй.
И не верилось, что только сегодня они убивали людей. Нет, они боролись за свой дом. А потом они могли вернуться к свои женам, к детям, обнять их, совершенно искренне, и не стать чудовищами, несмотря на убийства. А то, что сделала она… Остановилась на грани, над бездной. И из этой бездны сквозил взгляд главаря, Вааса, демона Рук Айленда. И он смеялся: она подтверждала его теорию. Вот он, взгляд бездны. Вот оно – значение знаменитого выражения Ницше. Если смотреть в бездну, то бездна и вправду взглянет в тебя. Нет, становиться частью этой темноты. Не для нее! И не с такими мыслями она набралась смелости приказать Денису идти на штурм.
– Так там не рана, – отвечала пространно Джейс, ощупывая щеку, не зная точно, получила ли удар при падении с дерева или при неудачном выстреле.
– Балбес! Чтобы не было синяка, – улыбнулся ей третий воин. – Да ты как будто боли не ощущаешь.
«Боль ощущают только живые», – не высказала свою мысль девушка, но мысли растворилась в тишине. Ведь она ощущала, словно живая, как воздух проникал в легкие, и каждый вдох, спокойный, размеренный, глубокий, не стесненный ни заломленными руками, ни пробежкой в бешеном темпе, казался прекрасным и умиротворяющим. Нет, живые – это не мертвые, и невозможно быть мертвым при жизни. Даже если Ваас считал себя мертвым, он тоже еще был живым. Даже если бы она посмела объявить себя мертвой для себя, она оставалась живой.
– Спасибо за совет, – улыбнулась в ответ Джейс.
– Так, ночуем здесь. Завтра в деревню. Расставляем караулы.
«Это сильнее тебя, но ты должна преодолеть это. Все это», – наутро думала Джейс, уставившись пустым взглядом на темный потолок аванпоста. Привычное подташнивание при пробуждении, казалось, что голову напитали свинцом, особенно, когда она вставала.
Привычно болели ноги и вообще все мышцы, зудела кожа. Уже все привычно. Оказывается, это все мелочи. Мелочи, подтачивающие, выводящие из себя, но незначительные, потому что нет необходимости их оценивать и понимать. Вот то, что она делала накануне и чуть ранее отчаянно требовало объяснения. «Становишься, как Ваас? Все-таки играешь ему на руку? Он пытается превратить тебя в себя. Или это тебе только так кажется. Джейс, а почему ты обращаешься к себе так? А кто такая Джейс? Ты сходишь с ума?».
Но оценивать свою нормальность не оставалось времени, ракьят уже суетились с караулами, к счастью, на аванпост пока не пытались нападать, а ведь могли и обратно отбить.
– Собирайся, Джейсон! – гордо констатировал Дени, с довольной улыбкой подходя, как только Джейс, пошатываясь, вылезла из штаба аванпоста.
А за забором поднимался дым, ночью копали яму, чтобы не устроить пожар, а теперь сжигали трупы. Труп того, с перебитыми ногами, видимо, оказался там же. И жалко его не было, жалость отломилась, хрустнув вместе с перешибленными позвонками на шее Оливера. Просто не хотелось опускаться до уровня охоты за людьми, потому что это оказалось увлекательным. А от этого можно и об осторожности забыть, и о союзниках, и о цели, если бы у нее еще оставались цели, ведь ноутбук в штабе не дал никакой информации, только узнала, где и как циркулируют глобальные сети торговли наркотиками, в которых остров оказывался узловой точкой. Но для Дейзи и Лизы это ничего не меняло, только вносило в душу Джейс еще больше смятения: если активно прибывали покупатели, то девушек уже вообще могло не оказаться на острове. А кого тогда и где искать? Самой выбираться? Нет, некуда, невозможно. Она поклялась уничтожить Вааса, даже зная, что он сильнее нее. Может быть, она просто желала смерти, потому что Ваас и Танатос сливались каким-то единым образом. Неудивительно, ведь за ним всегда следовала смерть.
– Сегодня настало время показать тебя Цитре! Я считаю, ты отлично сражался! – продолжал говорить Дени, а имя некой женщины он произнес с невероятным благоговением.
– Цитра – это ваша жрица? Да? Ох… вы опять сделали мне новые татуировки, пока я спал? – увидела свое левое запястье Джейс. Она надеялась, что Дени уже знает о том, что она не парень и уже разрешил ей носить татау. Зачем эти татау, конечно, непонятно. Но раз уж так было принято в племени, девушка соглашалась мимикрировать.
– Татау! – исправил на неправильное Дени, кивая. – Да! Жрица, духовный лидер ракьят! Она дает силу татау, заговаривает знаки, как делали предки ракьят, как те, кто победил Великана. Но это расскажет Цитра, если сочтет тебя достойным. Спал? Хм, это вчера было вечером, ты не спал.
«Уже провалы в памяти. Отлично. Начинается. Не просто так мне выписывали антидепрессанты. Ну, и пошли они все! Сойду с ума, значит, сойду. Что вы все мне пытаетесь навязать? И кто я? Послушная кукла с душой чудовища?» – сжала зубы Джейс, нехорошо ожесточенно щурясь, едва не выпуская на лицо пренебрежительную ухмылку. Да-да, такую же, как у врага. Насмешку над всем святым и верным, над друзьями и врагами, издевку. Над собой.
В горле встал ком, холодный и неприятный ком, больше ничего. Она и вправду ощущала, как ее несет течением жизни, а она подчиняется каждый раз, будто повторяет в надежде на изменение, но, конечно же, ничего не менялось.
Она просто плыла по течению, в то утро, например, бездумно принимала пищу, которую уже приготовили ракьят, хотя вечный предел нервов должен был, по идее, мешать этому, но голод иногда оказывается сильнее стресса. Организм как будто заботится о своей сохранности помимо головы, потому что на одном энтузиазме, на одних оголенных нервах долго не протянуть. Но вкуса еды она не ощущала. И почти ничего не чувствовала, только невероятное желание долго и бессмысленно смеяться, а потом срываться и орать на всех не своим голосом. И ей вдвойне становилось смешно и мерзко, что она все-таки позволила себе… понять врага.
Хотя до природы его насмешек, до истоков этой ненависти еще пролегала целая бездна непонимания, в которую не хотелось глядеть, чтобы не упасть, чтобы ни понимать еще больше. Понимание без строгой оценки опасно. Но строгая оценка опасна безосновательным судом. Вот предатель – и все. И убить. Растерзать, утопить, вонзить по рукоять нож… Кстати, мачете убитого накануне пирата девушка забрала себе, совершенно бездумно, почти на уровне инстинкта. И мощное широкое лезвие пока не особенно находило место на узком истрепанном поясе.
А на небе все еще меркли звезды, едва задетые рассветом. Звездный свет – это, наверное, послание из тех времен, когда мы были чисты душой и духом сильны. И, может, еще понимали ценность того света, что преодолевает сотни километров просто, чтобы светить, ценность тех звезд, что отдают тепло, обреченные однажды сгореть до горького пепла, только бы отдать хоть крупицу тепла. Словно хрустальные осколки, плавились звезды. И в свете зари тревожный кровавый рубин в лучах заиграл, и мир вместе с ним, не солнцем упоенный, а искаженным лучом чрез красный, как воронов глаз, камень…
Джейс неловко себя ощущала в обществе ракьят, они казались ей настолько сплоченными, особенно трое молодых парней, которые держались всегда рядом и понимали друг друга без слов, точно братья-близнецы. Другие воины понимали их не хуже, говорили на одном языке, явно не совсем близкие родственники, если вообще родственники.
Джейс снова вспомнила отца. Да, с отцом они понимали друг друга почти без слов. Райли… Она его понимала, как ей казалось, а понимания с его стороны не просила. Райли. Ласковый теленок в детстве, казалось, совсем не изменился, мягкий, наивный. Казалось, он всегда будет рядом с ней, никогда не сбежит, даже если путь ведет в тупик, но она не посмела бы завести его в тупик. Но почему же он так… Он умер. Умер ни за что. Только от того, что человек с издевательской усмешкой и глазами, смотрящими сквозь пустоту, хотел себе что-то доказать. Вот так жестоко.
Как и она хотела утолить хоть часть своей боли, перебивая ноги выстрелами снайперской винтовки. И Джейс съеживалась, складываясь почти пополам, так, что ребра впивались в мышцы. И все от мысли этого внезапного и страшного сходства с кровным врагом.
Может, она слишком верила, что Райли дорога свобода… Может, прожив столько лет под одной крышей с младшим, так и не смогла понять, что это за человек. Она опекала его, она наставляла, даже когда уехала, беспокоилась и звонила каждый день, к чему последний год даже Лиза привыкла, хоть поначалу это ее раздражало. Да, опекала…
А вот ракьят общались на равных, вернее, по старшинству, естественно, матерые мужи с обветренными лицами наставляли и понукали молодых парней. Но все они действовали слаженно, без бессмысленных споров, с единой целью. И добычу с убитых врагов делили без жадности и зависти. Зависть – первый шаг к предательству. Жадность – второй. Предательство – смерть. Все оказалось просто. В единстве содержался единственный способ выживания. А когда кажется, что жизнь безопасна, люди легко разобщаются, да так и ведут целые цивилизации к гибели.
– Что смотришь, Джейсон? – послышался голос Дени, и Джейс поняла, что сидит на пороге штаба и без зазрений совести рассматривает в упор утреннюю трапезу воинов. Дени же понимал ее интерес, ведь сам он был пришлый, откуда-то из Африки или той же Америки, но ему были яснее сокровенные смыслы. – После посвящения у них все общее, пока не женятся.
– А часто у вас тут вообще… женятся? – неуверенно спрашивала Джейс, ощущая острую потребность хоть с кем-то поговорить, чтобы не оставаться один на один со своими мыслями.
– Как везде. Как положено, – улыбнулся ей Дени, но в улыбке его застыла грусть. – Понимаю, ты скажешь «война». Но если мы будем жить только войной, никто не придет на смену убитым воинам, и не для кого станет защищать каждую пядь земли.
Дени достаточно бегло и складно говорил по-английски, но все-таки с акцентом, который, пожалуй, только добавлял некую значимость его словам. Джейс улыбнулась, задумываясь. Ни о себе, и даже в кои-то веки не о горестной судьбе друзей. Просто о жизни, о природе того, что надо защищать. О том, кто такие дети, почему в них продолжение жизни, почему ради них не жалко и жизнью пожертвовать. И не находила словесных ответов, но на душе становилось теплее.
Но тревога пронзала новыми ледяными играми, тревога, сомнения, Джейс вопросительно и умоляюще глядела на темнокожего воина:
– Дени… А как же убийства? Разве это не ожесточает? Как им… как им хватает сил улыбаться? Надеяться? Раз уж вы повезете меня к вашей жрице, я хочу знать… Может, есть какой-то секрет? Я убивал. И уже много. А вы, наверное, еще больше… Так как мириться с тем, что это – необходимость?
– Приходится мириться. И кого-то это ожесточает. Но знаешь, Джейсон, чтобы не потерять различий между своими и чужими, между захватчиками и освободителями… Попробуй ощутить разницу между сражением со злом и сражением во имя добра.
Джейс улыбалась, зная, что когда-нибудь у нее появятся силы понять эти похожие высказывания как два разных полюса. Она только заклинала себя не уподобляться врагам в их методах. И верила, что больше не позволит себе охоты на людей ради мести, а то и ради развлечения.
«Даже если я умру, крошечный атом человеческого единства, то родятся новые, и обетованная земля не останется пустой», – вмешиваясь в странный сон наяву пролетела легкая фраза, давая понимание, за что сражаться, ради кого. И умирать тогда даже не так страшно, потому что страх бессилен там, где есть смысл.
Но все-таки что-то еще мешало пониманию, что-то маячило противоречием.
– Собирайся, сначала долг за винтовку отдашь, потом к Цитре! – вскоре помахал рукой Дени из-за руля джипа.
Путь в деревню пролегал через дорогу, между двумя отвоеванными аванпостами, и пираты пока не пытались туда соваться, даже причал не подвергался атакам, но ракьят подозревали, что очень скоро за него начнется ожесточенный бой.
И сколько еще неженатых парней так и не найдут своих избранниц, уйдя прежде времени на небо тропой павших воинов… И сколько еще престарелых матерей да молодых жен завоют от горя, а женский плач одинаков в каждом уголке планеты. Крошеной планеты по имени Земля. Планеты, согретой крошечной звездой по имени Солнце. Но горе больше Вселенной. И человек мерой вещей дальше всех звезд друг от друга, когда чужд сам себе, и ближе всех атомов, когда един. А по пиратам, видимо, никто не плакал. Стал бы кто переживать от гибели Вааса… Гибель предателя… Предатель…
«Хромоножка, тебя предали!»
Предатель…
Гладкий и стройный поток мыслей вмиг смялся кайнозойской складчатостью, взмыл ввысь острыми, как бритва, пиками гор.
====== 53. В веках ======
И дней и ночей нескончаемый вечный бег
Не нарушит этот завет,
Что свято хранили пророки в веках…
© Catharsis «Мы победим»
Джейс почти дремала в дороге, хотя подозревала, что делать так нельзя: враги могли появиться откуда угодно, но она почему-то знала, что не появятся. И все противоречия в мыслях снова запутывали и бередили едва-едва сформировавшуюся корку на свежих ранах души. Нет, все равно ничего не понятно. Кто предатель! Кого предатель…
Вот снова показалась деревня. Девушка нервно глядела на лавку старухи-оружейницы, отдать долг ныне являлось последней по важности задачей. Джейс понимала, что просто обязана узнать все о своем враге. Не чтобы понять, а чтобы как раз отмести всякий намек на понимание его бесчеловечных мотивов. Да еще узнать бы, отчего он трудился вести с ней такие длинные диалоги перед каждой попыткой убийства. Она еще надеялась узнать ответ.
Старуха снова стояла за прилавком, не покладая рук трудилась, простаивая каждый день в душном сумраке хижины-магазина.
Джейс мрачно поздоровалась, с опаской, точно перед ней предстала настоящая ведьма из сказок.
– Вот деньги, – положила на прилавок все, что удалось собрать, девушка, брякнув тяжелым рюкзаком.
– Ладно, я не в убытке, – приняла все вещи старуха, хотя половина из них казалась совершенно бесполезными. Но для оружейницы, которая привередливо рассмотрела каждую мелочь, все оказалось эквивалентно деньгам.
Джейс медлила, пока старуха перебирала хлам.
Девушка напряженно ждала, когда ей хватит смелости заговорить, а между тем сумрак в магазине оружия точно вплавлялся под кожу. Нет, атмосфера царила здесь ужасающая, и каждая покупка несла за собой смерти.
– Ты говорила, что враг жил раньше с ракьят, – начала издалека девушка, оборачиваясь, убеждаясь, что Дени не следит, осмелилась спросить, так что глаза ее блеснули живым пронзительным интересом. – А что случилось потом?
– Разве тебя это должно интересовать? – впилась в нее стальным взглядом старуха, но только на миг, потом опустила глаза, начиная делать вид, как ей тяжело перемещаться за прилавком, кряхтя каждый раз, когда приходилось нагибаться, чтобы убрать рассортированный хлам и выручку наличными.
– Да, – твердо ответила Джейс, надеясь получить ответ во чтобы то ни стало, тем более весь вид продавщицы говорил, что ответ где-то близко, ближе оружия под мутным стеклом. – Мне этот предатель говорил о предательстве!
– Предатель… – глядя мимо девушки, медленно поводила отстраняющейся рукой старуха, точно погружаясь в далекие времена, когда еще солнечный край обретался на земле, глухо и гулко доносился, как из глиняного кувшина, ее низкий осипший голос. – Иди, Джейсон. Все не так уж просто. Иди, кажется, тебя собираются показать Цитре. Ох, Джейсон, зря ты затеял эту игру. Цитра – это Цитра… Ну, а Ваас… Здесь его каждый осудит. А в Бедтауне, например, не все так думают. Но я уже просто стара, торгую и помалкиваю. Иди.
Джейс трясло от возмущения, сомнения все больше пульсировали в виске:
«Почему старуха говорит загадками? Если не предатель, тогда кто? Для меня просто враг… Но что тогда не просто? Может, она хочет мне помочь? Думаешь, все так просто, Джейс, думаешь, так просто?»
Если она хотела разговором отмести всякий намек на понимание врага, то эффект вышел совершенно обратный. И только еще больше сомнений и противоречий в названии вещей своими именами.
Но Дени уже милостиво пригласил в машину. Джейс на прощанье поглядела на старуху, которая, точно изваяние или механизм, теперь стояла за прилавком, машинально протирая грязной тряпкой плоское стекло деревянной витрины. Старуха уносилась в прошлое быстрее, чем джип перемещал Джейс к храму Цитры по извилистой ухабистой дороге.
– Дени, а почему люди не ушли от войны? – порывался сквозь дорожный грохот голос девушки.
– Куда уходить? Кто трусливый – сбежал, что уж там с ними стало… А ракьят не сдаются! Ты бы сбежал с условием, что потеряешь все, станешь безликим ничем? – пытливо глянул на нее Дени, блеснув стеклами квадратных очков, но снова глядел на дорогу, хотя водили здесь все отвратительно. Но ведь и правил не существовало. В этом мире-острове не существовало никаких правил, ни вождения, ни норм жизни. Вернее, так казалось только попавшему недавно в этот раскаленный котел страстей и человеческих драм. А постоянным жителям все ж приходилось придерживаться правил, может, в чем-то более строгих, чем законодательства всех стран. Ведь строгие правила нужны, чтобы оставаться человеком.
«Если ты еще не видел, как живут люди в аду, посмотри на них. Они считают это место домом, землей обетованной» – рассматривала спутников Джейс. С ней отправилось человек пять, включая Дени.
И машина перепахивала рефренными шинами прах дорожный.
«Враги все, враги. И что делать, когда враги людьми оказываются? А все тоже – убивать их, иначе не ровен час самому поймать кусок металла».
Джейс одолевала невероятная сонливость пока машина пробиралась по достаточно спокойной извилистой дороге между зеленеющих каменистых холмов. Сонливость накатывала волнами, застилая все прочие желания. Последних осталось не так уж много, от встречи с Цитрой девушка не ожидала ничего хорошего, а после слов старухи так и вовсе побаивалась, оттого, наверное, и клонило в сон: последняя защитная реакция перед неопределенностью.
Вот так уснуть, потому что целей больше не оставалось. Дейзи и Лиза… Но какие же это цели, когда их след потерялся? Великая война с врагом? Да шутка ли. Шутка заявлять такое. Мелких задач не осталось, вот и клонило в сон, пока от нее ничего не зависело.
Машина вскочила на кочке, а в сознание ни с того, ни с сего метнулся образ Оливера, вернее, его развороченного тела, кровавой раны с черной коркой. Хорошо разглядела эту рану в лодке, разве только смотреть было не на что – нелетальная, но на острове от заражения крови или еще чего умер бы, не дотащила бы, даже в случае освобождения. А освобождения не случилось, помощь тоже не пришла. Вот эти люди. Сами не пришли тогда на подмогу, своих потеряли. Да только могла ли она их осуждать…
Джейс помотала головой, стараясь понуро сосредоточиться на разглядывании снайперской винтовки – вот собственно и все, чем ей компенсировали смерть товарища.
Дени загладить, что ли, пытался так свой промах? Просила же раньше. Ан нет, учись, старайся, тогда и заслужишь. А не было у нее времени на науку, не было, а они-то все не слушали!
Но все-таки свои, все-таки люди, а пиратов наркотики и вседозволенность давно уже освободили от такого звания. Человек вроде, но какой же человек, если ни смысла ему не надо, ни норм, ни сострадания он не знает?
Вот за спиной люди переговаривались. Один парень молодой, другой мужчина постарше, в кузове сидели возле пулемета. Хороший джип на этот раз попался, именно армейский с оружием и боеприпасами. Похоже, с «Ржавого Двора» угнали. И это уже ничуть не смущало, хотя она подозревала, что стоит только немного отвыкнуть, стоит только попасть обратно к цивилизации, и ей станет снова невероятно дико думать, что где-то возможно и даже необходимо обирать трупы и угонять машины, не говоря о том, что убивать людей. Только как туда попасть-то? Так что все здесь казалось уже даже привычным.
– Как они поперли, не остановить, – вздыхал тот, что постарше, судя по звукам поскребывая редкую щетину. – Вот были времена. Я-то родом вообще с южного острова. А теперь, где мы все? Сбились в одну деревню, только аванпост и смогли отбить.
– Уже два! И причал, – воодушевленно говорил молодой парень, явно не помнивший дни былого величия. Так что и малый успех казался ему достижением. Он даже радовался в отличие от товарища постарше, в голосе которого проскользнула небывалая горечь, точно вина перед этим парнем, который так радовался столь небольшой победе:
– Два… Их полсотни еще. А как все начиналось… Думали, легко будет.
– Ничего! Нас всегда пытались выставить людьми второго сорта, вот дед мой о колонизаторах рассказывал, так, может, они еще и хуже пиратов были. Все навязывали, как правильно жить.
– Они хоть жить давали, а эти ни переговоров, ни условий… Смерть, – фыркнул с отвращением человек.
– Ничего, получат они смерть, но не нашу, а свою. Ничего не определено заранее. Да еще верь в легенду о победителе Великана! – еще умел во что-то верить молодой.
– Верю, да где же тот герой из легенды? .. – почти с насмешкой сомневался собеседник.
Голоса доносились через грохот дороги и гул мотора, так что половина интонаций терялась, но разобрать общий смысл вполне удавалось. Джейс не удивило, что они говорили по-английски, судя по всему, еще колонизаторы отняли родной язык этого острова, а свидетельств их активной работы на острове обреталось предостаточно. Правда, потом наступила какая-то разруха, лет, наверное, тридцать-сорок назад началась. Видимо, остров утратил свое стратегическое значение и о нем стали понемногу забывать, а у местных ни ресурсов, ни власти не оставалось уже, чтобы что-то восстанавливать или тем более начинать заново. Да им, кажется, и немного надо было. Если бы не враг…
– Да вот хотя бы Джейсон. Нет, ну, а вдруг? Пришелец из страны богов! – придумал теорию молодой воин, так что Джейс совсем проснулась, поворачивая голову, улавливая, что речь идет о ней. И становиться героем из легенд она как-то совсем не желала, понимая очевидный провал своей кандидатуры. Но отвернулась, а воины, сочтя, что их больше не слушают, продолжали, старший приглушенно недобро говорил:
– Богов? Самое ужасное, что мы в отличие от предков, знаем, что там, за морем, такой же мир, которому на нас наплевать. Но ничего. Да, ничего. Выживем. Всегда выживали, – а потом устало выдохнул, желая прекратить постылый разговор. – Эх… Красиво в этом году орхидеи цветут…
– Да, красиво. Но белые красивее алых, – понимал его намек молодой.
– Раньше хоть раненых с собой не брали, – тем не менее не мог не вернуться старший, Джейс ощущала его взгляд на своей спине, беззлобный вроде бы. – А теперь так обложили, что если хоть немного живой – уже в строю. Вот и Джейсон этот пришел к нам ни жив ни мертв, а сразу его и потащили.
– Сам же говорил. Эти сволочи нас так обложили со всех сторон, что-либо сразу умирай, либо сражайся до конца.
– А не хочу я до конца! Жить-то оно лучше, чем конец! – оказалось, что больше цепляется за жизнь, чем молодой парень, воин постарше.
– За то и боремся, – показалось, улыбнулся ему товарищ, точно меньше боялся опасностей вокруг и всеобъемлющей неопределенности будущего, если оно вообще хоть когда-то определено.
Да ведь с возрастом и к жизни больше человек прилипает, привыкает, что есть такая штуковина нелегкая, но хорошая, и сомневается, есть ли еще что-то кроме нее. Оттого и боится, ведь там еще обычно ответственность, дом, жена, дети. Их на кого оставлять? А каждый раз приходилось уходить из деревни с тревогой, что либо сам не вернешься, либо в деревню без тебя кто чужой нагрянет. Чужой здесь творил такое порой, что рассказывать боялись. Рассказывать боялись, а Джейс уже видела.
– Ну что ты такой всегда мрачный! – посмеивался молодой.
– Ты зато всегда веселый, – недовольно осаживал его старший товарищ.
– Да что мне невеселым быть? – нарочито беззаботно продолжал собеседник. – Буду невеселым, девушки разлюбят.
– Ты еще о девушках думаешь?
– Ну, а как без них?
– Хотя что это я, действительно.
Мужчины еще перекинулись парой подбадривающих фраз и замолчали. Вроде и легче стало.
Вот только Джейс ощущала такую усталость, что с недоумением поняла: ей не приносит восстановления сил даже отдых и вполне сносная пища. Она словно устала навечно, на ближайшую сотню лет вымоталась.
====== 54. Лишь ошибка ======
Нет во мне судьбы, лишь ошибка я.
© Кукрыниксы «Мастер-киллер» .
Еще до появления из зарослей масштабного сооружения, отдаленно напоминавшего зиккурат, Джейс завладела тревога. Пространство казалось липким, а реальное – малозначительным. Все происходило слишком быстро и точно вовсе не с ней. Ей не нравилось такое ощущение, означавшее предчувствие чего-то нехорошего, она всегда ощущала подобную вымотанную сонливость и отсутствие реальности, когда обещало произойти что-то нехорошее, что-то, на что она повлиять физически не могла.
Вот и теперь ее подвели к торцу храма, вроде бы Дени и подвел. Каменные ворота с узорами, покрытые мхами, разъехались в разные стороны, стало быть, автоматические, были снабжены лучшими технологиями, ведь не могли же до такого в древности додуматься. Сам зиккурат (или как его назвать) нес тяжелый отпечаток давней старины. Вокруг храма высился каменный забор. В целом, типичная архитектура Таиланда, Камбоджи. Такие комплексы с изображениями лиц различных божеств нередко обнаруживали в джунглях археологи. Но это святилище не выглядело заброшенным, хоть стыки потемневших серых камней покрывали обильно влажные лишайники, кое-где свешивались лианы. Но они скорее являлись частью общей системы в единстве человека и природы. Эту гармонию нарушали только огненные светильники в чашах, расставленных по обе стороны длинной лестницы-туннеля, распростершейся за раздвижными воротами. Оттуда дохнуло некоторой затхлостью, глаза едва привыкли к полумраку, а процессия, точно на похоронах, притихшая в молчаливом торжестве, вывела девушку вновь на свет.