Текст книги "Нет вестей с небес (СИ)"

Автор книги: Сумеречный_Эльф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 52 страниц)

– Оказалось, что нет. Ракьят считают меня проклятой. Вы же не суеверны? Док! У вас есть телефон? – из последних сил просила Джейс, успокаивая себя, что если прошла столько времени, не падая, то и сейчас выстроит пару минут, особенно если держаться левой рукой за косяк двери, а правой поддерживать ремень волокущегося по полу автомата.

– Прослушивают его, наверное… Это заговор… Мы все под колпаком.

– Док! Я обязана узнать, что с моими друзьями! Они считают меня мертвой!

– Что делать… Все мы мертвы по-своему, – пожал плечами мистер Алек, глядя на свои растения. – Пурпурные, зеленые…

«Проклятье! Опять он грибов обкурился», – раздраженно думала Джейс, но вспомнила то, что рассказал ей Уиллис про погибшую дочь доктора. Да, последний, видимо, умер вместе с ней, как Джейс вместе с Райли и Оливером. Но еще ровно половина оставалось живой. Дейзи и Лиза, да еще, может быть, Герк. Их судьба волновала, что позволяло остаться наполовину живой, да вторая половина уже не смущалась при убийствах любыми способами.

– Э… Аптечку бы тебе сначала, – постучал по своей дурьей голове мистер Алек, и скоро повел неожиданную едва плетущуюся гостью на второй этаж. В той комнатке с фиолетовыми обоями и белой мебелью ничего не изменилось. Даже кубики на столе лежали в том же углу, а еще деревянные солдатики… Выцветшие смешные королевские гвардейцы в черных шапках и красных мундирах. Но Джейс-то теперь знала, что значат для свихнувшегося дока все эти бестолковые игрушки, на которых оставила отпечаток смерть.

Вещи трагически погибших вообще спустя много лет ранят и ранят сердце воспоминаниями. Потому кто-то от них стремится избавиться, забыть эту боль, сохранив только светлую память о человеке, а кто-то бережет, будто эта память и есть эти вещи.

Девушке становилось все более жутко и тоскливо в окружении игрушек мертвой девочки. Она знала, что где-то там, дома, остались такие же вещи Райли, наверное, и Оливера… Но она-то помнила именно вещи Райли, его игрушки, его футбольный мяч, его велосипед… И много-много фотографий, где они все вместе. Она, отец… И фотографии с соревнований, где она улыбалась или немного разочаровывалась, если проигрывала. Но она-то знала, что каждый проигрыш – тоже шаг к победе. Теперь каждая победа казалась шагом к пропасти. А от одного воспоминания о фотографиях, где они все вместе, где все хорошо, щемило сердце до безотчетного воя. И не знала, что теперь с этими вещами. Вроде вещи как вещи, но на них ныне тоже лежал отпечаток страданий. Впрочем, они остались там, в прошлой жизни. А док вот на остров сбежал от этой прошлой… Но утащил ее с собой.

Но Доктор Эрнхардт по-прежнему знал свое дело, даже под грибами не забывал. Девушка ощущала, что снова ему доверяет, его помощи. А мистер Алек бубнил себе под нос, шепча ласково:

– А ты так похожа на нее… Может, ты – она?..

И девушка едва догадывалась, что несчастный старик видит в каждой молоденькой девушке с пшеничными волосами свою дочь, которой не посчастливилось вырасти. Но его расколотый рассудок, исключая звено смерти, изменяя на что-то другое, порой выдавал новую невероятную историю, будто его дочь потерялась, убежала, была похищена и еще много небыли, сводившейся к тому, что она может вернуться однажды. Она вернется, надо просто подождать.

И Джейс становилось почему-то стыдно, когда Эрнхардт улыбался ей, хотя понятно, что для всех остальных он не такой уж добрый старик, потому что не каждый будет торговать контрабандой, не каждый согласится сотрудничать с пиратами. А он согласился, наплевав на то, сколько чужих драм произойдут косвенно по его вине. И от осознания, кем является ее союзник, тоже делалось совестно. Понять можно всех. Но не простить и не оправдать.

Совершенно всех понять. И Джейс осознала, что поняла даже Вааса, особенно четко мысли выстроились, промелькнув перед невольным провалом в забытье на пружинной кровати. Тогда ей казалось, будто она снова летит с обрыва, снова видит его лицо, которое вдруг отделалось от маски самодовольства…

«Ты предал, ты сбежал… А я… Разве могла я бросить младшего, даже и с предательствами? Иногда хотелось, так хотелось уйти, а, скорее, просто исчезнуть. Исчезнуть, чтобы не думать, какой во мне дефект, что каждый раз напарываюсь на предательства. Но что бы я сказала тогда отцу? А себе? Но ты выбрал другое, ты выбрал ответить на предательство предательством, выбрал побег. У кого на сердце больший камень – еще вопрос… Какой же тварью ты стал из-за всего этого. И в кого превращаюсь я?»

И то ли четкие мысли, то ли яркие пятна образов, то ли обрывки фраз:

«Я никогда не пойму твои злодеяния, но я понимаю твою боль»…

Злость, растерянность – все кануло, хотя она желала немедленно разыскивать друзей, но она верила Герку, верила мистеру Алеку наперекор разуму, который не позволял доверять, но когда усталость его отключает, приходится слушать сердце, которое порой намного четче передает порядок всех вещей…

Комментарий к 85. Все пули у нас “Я никогда не пойму твои злодеяния, но я понимаю твою боль” – кредо автора, который пишет о злодеях.

====== 86. То ли радость, то ль беда ======

Судьба моя —

То ли радость, то ль беда…

© Йовин «Судьба моя».

Вокруг холма расстилался до верха налитый светом лес. Или только снился, вечно зеленый, наполненный голубым и золотым дивным светом…

Джейс приоткрыла глаза, сквозь ресницы видя беленый деревянный потолок с ржавым вентилятором, от которого не шел ветер в душную комнатку. Девушка ощущала, что мир вокруг несколько плывет, колеблется волнами. То ли была без сознания, то ли спала – без разницы, вроде бы отдохнула немного, да снова док наколол ее антибиотиками и анальгетиками, не иначе. Только двигать левой половиной лица было больно, там ощущалась словно ватная подушка на посиневшей скуле, отчего и глаз немного заплывал. Выглядело, наверное, ужасно, но зеркала здесь являлись редкостью, так что не столь важно. Джейс попыталась встать – удалось. Уже хорошо, значит, можно продолжать путь, пока ноги носят.

Она несколько секунд недоуменно рассматривала свои босые ступни, ощущая кончиками пальцев нагретый деревянный пол. После пары дней в сырых промокших сапогах это тоже казалось достижением. Она уже давно ненавидела эти душные сапоги, которые нельзя снимать, потому что это только ракьят бродили босыми, не боясь змей и насекомых. Конечно, змеи их меньше не кусали, но они верили в свою избранность, что ли… Что они – дети джунглей, принятые духам предков на этой обетованной земле.

Джейс пару минут просто сидела на кровати, обняв стеганую жесткую подушку, спустив ноги, и словно не совсем проснувшись. По крайней мере, она не могла вспомнить, что ей необходимо немедленно делать, она не чувствовала себя в опасности. Она вообще мало ощущала, и все перед глазами виделся наполненный светом лес, а, может, сад.

Но за окном расстилались разномастно зеленые джунгли, сумрачные, с гнильцой пересыщенных ароматов роста и разложения, но, тем не менее, безумно прекрасные. Безумие… Ваас… Безумие Вааса. Безумный Ваас…

Понять. Ненавидеть… Убить.

Девушка встрепенулась, едва только вспомнила это имя, вновь к ней вернулась ее прежняя суетливость, граничащая с паникой, с которой она отрубилась накануне. Собственное тело казалось чем-то отдельным от нее, от реальности, которая воспринималась через смазанные контуры обессиленности. Ощущение тревоги не помогло собраться.

«Только бы не наркотики!» – отчаянно подумала девушка, опасаясь, что док применил свои эксперименты на ней. Но соображала она вроде ясно, даже лестницу вниз преодолела без происшествий, правда, балансируя руками, точно плывя сквозь толщу воды. Да еще неприятным холодом отдавала по коже жара и сводило живот от вновь пробудившегося голода.

– Никто не приходил? – хрипло спросила девушка, прислоняясь к дверному косяку, когда застала Доктора Э. сидящим в длинном плетеном шезлонге возле витражного окна.

– Нет. С пробуждением!

Мистер Алек то ли делал вид, что читает, то ли на самом деле листал книгу с видом человека трезвомыслящего, даже его вечно сальный халат-роба не выглядел так устрашающе неряшливо. Он напоминал в тот момент почтенного признанного ученого на отдыхе, который после работы в саду решил сделать короткий перерыв и приобщиться после физического труда к духовному. И ничто в тот миг не раскрывало в его величественной полулежащей спокойной позе с вытянутыми скрещенными ногами его ненормальность.

– Спасибо… Чем я могу отплатить за спасение? – помотала головой девушка, поняв, что невежливо так начинать важный диалог.

– Тебе есть чем платить? – пожал плечами мистер Алек, и Джейс осознала, что на данный момент и вправду нечем, но док и не просил, вновь отстраненно бормоча, как можно тише, как будто все-таки понимая, что это бред его больного сознания:

– Может, ты… она…

А потом он продолжал снова каким-то не своим слишком теплым голосом, указывая Джейс на обширную столовую богатого заброшенного дома:

– Ты там много не ешь… Плохо может быть.

Девушку нешуточно коробил тот факт, что вся его доброта из-за того, что он принимает ее за свою дочь… мертвую. И тревожной птицей в клетке билось сердце, удар за ударом продолжая жизнь тела, которое не воспротивилось долгожданной пище, словно вновь пришло из другого мира и теперь обязано приобщиться к пище этого, чтобы не стать бестелесным духом.

В доме доктора молчали о своем старые вещи, расписанные под китайский фарфор предметы утвари в столовой: декоративные тарелочки, большая супница. Все расставленное по полкам из темного дерева, аккуратное, покрытое налетом пыли. Холодильник, плита – все такое привычное, похожее на квартиры стариков, которые не расстаются с привычной мебелью и устаревшей техникой. В зале возле плетеного старинного шезлонга покоились немного беспорядочно распластанные книги, от которых доносился приятный загадочный запах ветхих страниц. А сквозь витражное окно солнечный свет распадался на сотни радужных осколков, точно в соборе.

– Телефон… Мне нужен телефон! – просила вскоре Джейс, растирая виски. Просить она не умела, так же, как убеждать. Да ничего она не умела, только стрелять. Страшно было ловить себя на мысли, что стреляла она, и правда, почти без промаха, что на острове оказывалось более важным умением, чем всякая риторика, ведь пафосные бессмысленные речи Вааса тоже всегда подкреплялись его умением стрелять, его сворой пиратов. И весь его ужас крылся в этих подгнивавших джунглях, напитанных влажным тяжелым воздухом.

Как же Джейс ненавидела его в тот момент, невольно легонько прикасаясь через матроску к своей груди, вспоминая, как там прошлись наглые пальцы главаря. И еще больше ненавидела, когда понимала, что ее это ничуть не шокировало. Но, видимо, не до того было. Когда грозит смерть, то стыд почти как у покойников – неуместен.

– Прослушивается же… Или нет… – пробормотал Доктор Э., рассматривая старый-престарый мобильный с антенной. Джейс озадаченно вспоминала номер Герка, который предусмотрительно спросила, хотя каждый раз думала, что не вернется. Но возвращалась и в какой-то миг вдруг понимала, что дико хочет жить. Просто жить, не потому что обязана ради кого-то… Странно, а там, в прошлой жизни, чуть не прописали антидепрессанты из-за ее тотальной апатии к жизни. Выходит, слишком мало рисковала ею тогда, чтобы научиться ценить. И сейчас она вдруг поняла, до чего же может быть прекрасна жизнь, даже мимолетная и неустойчивая в когтях вечной опасности, до чего могут радовать солнечные брызги на сморщенном лице старика, простая еда на столе… Но из сознания неприемлемой эйфории буквально выбивал обоснованный стресс: она так и не узнала судьбу Лизы и остальных.

Вечностью показались сбивчивые гудки в трубке. Дозвониться с первого раза не удалось. Тогда Джейс полезла на второй этаж, вышла на балкон, видя остров почти как на ладони. За рекой на холме маячила колокольня без храма, значит, рядом, внизу, лежала деревня Аманаки. Эта часть острова казалась понятной и изученной. Впрочем, стоило только сойти с холма – снова лес, снова непонятное блуждание среди сотен опасностей.

На холме связь ловила приемлемо. И вновь гудки казались вечностью. Один, второй, третий… А если не тот номер? А если телефон не работает? А если… Нет! Друзья просто не могли быть мертвы. Гудки, гудки… От них до тошноты скручивали волны стресса. Гудки… В глазах темнело, точно она не дозвониться пыталась, а сигнал SOS подавала с тонущего корабля. Но для нее этот звонок и правда являлся последним сигналом бедствия между радостью жизни, спасению и темной долиной безумия.

И за короткие несколько секунд, отмеченные как ударами плети, короткими возгласами безликих гудков у правого уха, осознала, что, если не дождется ответа, не выдержит и прыгнет вниз прямо в пропасть, хотя балкончик не выходил на крутой склон, но мысли страшно путались, точно все сознание парализовали эти долгие секунды ожидания. Абонент… Абонент недоступен. Только не это молчание. Как много всего может сплестись в одном звонке, который следовало совершить еще накануне, но ей не хватило сил. И контуры острова расплывались перед глазами, и на фоне джунглей проступал иной мир, населенный зверями, наполненный доверху светом синим, лучами золотыми, и птицы под полет роняли крылья, пока воздух сливался с бессильем, пока муравьиные песни переводили на язык человечий. И звук летел по воздуху волнами бесконечной печали, разверзая бурю, стремясь в другие дали.

Но вот снова джунгли – зеленая трава, воздух, звенящий от зноя. И голос на том конце, который точно выдернул из бездны, точно пошел на дно бетонный блок, а путы слетели с ног:

– Эм… да?

Герк! Это был Герк! Его вечно развязный аморфный голос, спокойный, но на этот раз несколько виноватый.

– Прием, прием! – закричала в тусклое шипение пропадавшей связи Джейс, схватив телефон двумя руками, складывая левую ладонь рупором. – Дейзи! Герк! Вы меня слышите?!

– Джейс! Жива! – раздался на той стороне не менее взволнованный женский голос, такой знакомый, такой счастливый и отчаянный, как в день их первой встречи после плена, но женщину тут же перебил снова Герк, очевидно, недовольно возвращая себе телефон. – Вот, Дейзи! Ну, что… Дейзи! Ну, хватит! Прием! Привет! Прости, тут одна твоя подруга второй день закатывает мне истерику, а другая как-то неважно себя чувствует.

С лица Джейс мгновенно слетела едва проявившаяся несмелая улыбка, руки задрожали, девушка нервно сглотнула, проведя по волосам:

– Лиза, что с Лизой?

– Джейс! Ты жива! Жива! – все еще ликовала, кажется, не услышав вопроса, Дейзи, обрушивая свой гнев на мужчину. – Герк! Как ты мог! Я же говорила…

– Да-да, виноват, – отмахивался по-свойски, как старый супруг, от нее укротитель мартышек. – Дейзи, ну, я уже сто раз извинился! Видишь, я говорил, что она выберется!

– Герк! Где Вы? Что с Лизой? – повторила обеспокоенно свой вопрос Джейс, переступая с ноги на ногу, точно готовясь бежать, прямо так, с балкона босиком. Хотя уже знала, что это только на вид колокольня в дымке кажется близкой.

– Лиза… – замялся Герк, протяжно вздыхая, виновато причмокивая подбирая слова. – Плохо ей что-то, а что – понять не можем, – затем лаконично доложил. – Мы в деревне Аманаки. Но нас тут как-то не оставляют, боятся навлечь отряд пиратов, а то еще Ваас расправу устроит.

– А ты бы больше расписывал, кто мы и зачем! – даже сквозь помехи проступал отчетливо голос разъяренной Дейзи. Она явно испытывала смешанные чувства. Вероятно, гнев на Герка за то, что ушли, не подождали, гнев на себя. И одновременно невероятную радость, от которой и гнев этот тонул. Но и тревогу за Лизу…

– Дейзи! Ну, помолчи ты уже! – деланно плаксиво и сурово просил Герк, очевидно, наслушавшись за два дня. – Прием, Джейс!

– Да, слышу… – ждала информации о Лизе девушка.

– Так вот что-то не знаем, куда дальше… В Бедтауне врачей не наблюдается, один пиратский «хирург» не в счет – логично? Да и в деревне с этим делом тоже негусто, – растерянно вещал собеседник.

– Я сейчас у Доктора Алека Эрнхардта! Лизу надо доставить к нему! – спохватилась Джейс.

– Нет, этот старый дурак ненадежен! – сморщился Герк.

– Я все слышал! – вдруг возник за спиной Доктор Э. Оказывается, он уже какое-то время находился в мансарде, с сильнейшей обидой пожилого человека угрожая. – На порог теперь не пущу, пока не извинится!

– Герк! Послушай меня! – повысила на укротителя голос Джейс.

– Ничего не знаю, надо обсудить, – поражал своим разгильдяйством Герк. – Приезжай, если есть на чем. Если нет, тоже приезжай. Мы пока почти на осадном положении сидим, катер спрятали у лагуны на севере.

Через пару секунд он совершенно безответственно отключился, оставив наедине с гудками.

«Проклятье! Герк! Мне лично еще тебя убеждать! А что с Лизой будет? Герк! Идиот! Мартышка!» – озлобленно думала Джейс, спешно вновь влезая в сырые сапоги.

И, конечно же, машины у дока не наблюдалось. Он же сидел на своей горе, как на вулкане, ожидая при открытой двери, когда за ним придут, каждый миг проверяя теорию вероятности. Но другого варианта Джейс не видела, в кои-то веки ощущая, какая ответственность сваливается на ее плечи: ведь она, возможно, вела друзей прямиком в западню, и ей предстояло убеждать в том, в чем сама не была уверена.

Комментарий к 86. То ли радость, то ль беда Помню, что в игре доктор воспринял девушку со светло-русыми волосами, судя по всему, как свою дочь, поэтому и помог героям. По одной из версий. Заметно, что он не является положительным персонажем.

====== 87. Контуры мира иного ======

И проступали контуры мира иного.

© Flёur „Оборвалось“.

У дока обнаружился старый пистолет с одной обоймой.

Только где-то за горизонтом сознания остались контуры мира иного: вечной реки, что отгораживает миры, птиц, что уносят за грань, лодок крылатых, мостов, где суждено сразиться со змеем. Рожденный рыбой побеждает змея…

И все кажется сумасшествием, что не является кругом очерченных знаний. Зато безумие в действиях каждого без осознания безумия автоматов, ведь роботы не умеют переживать, ведь одномерные не страдают. Но гибли люди, и это не оправдывало ничьей многомерности, ничьего осознания безумия, ничьей красоты, оставляя лишь уродство. Убить главаря… Для чего эта мысль? И Джейс развернулась к жизни: спасти друзей – вот ее цель, настоящая цель, вытащить из царства страшных превращений. И вновь она шла с холма, вниз, в джунгли, на восток через северо-восток вдоль предвечного океана.

До доктора недавно дошли слухи, что ракьят сумели захватить аванпост, который назывался „Доки Валсы“, видимо, там и правда в мирное время размещались доки. Джейс побаивалась идти в то место. Ракьят… Для нее ракьят в последний раз оказались хуже Вааса. Она теперь это не побоялась признать. В тот раз хуже. Правда, отрубленный мизинец, как вечное напоминание о своей жестокости, он оставил, перечеркнув сразу же тот факт, что своим появлением случайно спас от ракьят. И Джейс не могла понять, чего он, в конце концов, от нее добивается, если даже в предпоследний раз, как она и подозревала, видел ее в саже вопреки всем остальным, точно у него глаза с рентгеновским зрением…

Кровавый след, проклятье… Лишь бы оно не задело ее друзей. Да и все проклятья острова распространялись только на его территории. А вчетвером у них появлялся шанс выжить, да еще катер Герк спрятал, хотя вряд ли на этом транспорте можно было пересечь океан, но хотя бы выйти из зоны глушения сигналов бедствия. Как оказалось, у Хойта на южном острове стояла огромная спутниковая тарелка, охраняемая наемниками. Еще Хойт владел огромными запасами топлива. Где-то там, на этом загадочном южном острове.

А на северном оставалась свалка ржавых машин, ржавых судеб, вдоль которых, спотыкаясь и хромая, шли, не разбирая дороги, позабыв печали и тревоги, ломая руки и ноги, чужие и свои, как коротая дни вечного лета без небес над головой, где вместо облаков – одна пустота, и космоса черная дыра, бездна одна. Караулит без дна, безумьем полна, вторя реальности из себя, реальность безумия без бытия. И все по горизонтали, в хаосе лиан, без пения бамбука. Кто разорвет плен языческого временного круга повторений и жертвоприношений, предубеждений? И люди везде одинаковы. И враг есть враг, а семья есть семья. И друг есть друг. Вот только являлись ли для нее друзьями ракьят?

Группы пиратов могли караулить где угодно, так что Джейс шла по краю дороги, готовая в случае чего нырнуть в джунгли; рука нервно приросла к пистолету. Боль от ран ощущалась как нечто отдельное, ноги не подкашивались, а остальное можно стерпеть. Уже много стерпела.

Она направлялась в доки, надеясь, что там найдется какой-нибудь транспорт. Путь туда можно было бы срезать по воде, минуя изрезанную береговую линию, но лодку испортила проклятая рептилия. Вечно они все портили, эти хтонические твари – крокодилы, вараны, Ваас… А умели ли что создать… А она разве создавала?

Одно девушка осознала ясно: на острове все пришло в движение, словно люди поверили в победу, в надежду на изменение. И сумели перейти в наступление. А еще не так много времени назад Дени сетовал, что у них остался последний рубеж – деревня. Дени… Дени… Зачем он только подчинялся Цитре? Он любил ее, это Джейс поняла по одному его взгляду на жрицу, он растворил свою личность в ее власти, считая, что все его верные решения – продолжение ее духовной связи с верхним миром.

Но не все ли равно, кто вел этот измученный народ, если он наконец переходил в наступление. Если наконец зверь начинал беспокойно шевелиться в своей берлоге. Однако его пробуждение могло принести еще много крови. Если раньше Ваас убивал для развлечения и устрашения, то теперь, скорее всего, уничтожал много людей, чтобы местные боялись поддерживать ракьят, еще больше боялись эти трусливые потомки гордых колонистов. Хотя, казалось бы, куда дальше…

Но не всем дано умение стрелять. Джейс это понимала. Вот Лиза, к примеру, вообще недолюбливала старшую сестру своего парня за странное сходство с мужчинами в привычках и облике, хотя Джейс специально не создавала такой образ. Лиза порой говорила, как Цитра: не женское дело держать винтовку. С той только разницей, что Лиза не предполагала, что стрельба равна кровопролитию. Лиза вообще всегда умела осуждать, иногда торопясь с выводами, иногда обоснованно. Зато именно она не позволяла Оливеру спаивать Райли. Да и вообще, как могла помогала своему будущему мужу, как она надеялась. Но с бизнесом у них обоих ничего не вышло. Сбережений у Лизы не было, она только недавно получила высшее образование, так что и работу не могла толком найти около года. Строгая хорошая девочка – так ее видела Джейс, за это и любила, поэтому и переживала, зачем Лиза отправилась в это путешествие.

Конечно, из-за отца-алкоголика девушка многого натерпелась и к жизненным трудностям относительно привыкла. Но никакие трудности не могли сравниться с длительным пребыванием в клетке в лагере пиратов. И Джейс ужасалась, выныривая из воспоминаний к настоящему: это уже какая-то другая Лиза. Как и другая Дейзи. Может, даже Герк когда-то был совсем иным. Только Райли и Оливер не изменились, не успели. А здесь не изменишься – не выживешь…

Райли… Старшая сестра осознала, что уже научилась вспоминать о нем, не ощущая влаги в глазах. Уже слишком много времени прошло, по островным меркам, где каждый день – вечность, уже много, где каждый час – потомок сотен ожиданий и наслоенье впечатлений. А пока только трава колыхалась у обочины, и пираты не смели встречаться на пути возле освобожденного аванпоста. Вскоре показались эти самые доки некого Валсы.

Трое молодых воинов ракьят стреляли по мишени на аванпост, возле забора. Четвертый, старший наставник, их обучал, говоря, когда лучше целиться.

При появлении незнакомки они делали вид, будто не замечают ее, по крайней мере, наставник, молодые парни слишком сосредоточились на том, чтобы попасть в центр самодельной мишени или близко к нему.

Джейс неуверенно подошла к ним, с опаской держа наготове оружие. Она знала, что пираты – всегда враги, а остальные… Местные вообще не пойми кому помогали, как приходилось, а ракьят… После того случая она их ненавидела.

Она их ненавидела и желала убить. Страшно было это осознавать, вновь проступали контуры иного мира, на этот раз темного, страшного, разодранного когтями чудовищ. Она решила, что, если попытаются снова унизить ее, кинуть камень или убить – выстрелит на поражение и скроется в джунглях. Да, она как будто ждала этого выстрела в своих. Зачем? Тогда бы точно не осталось различий между ней и Ваасом. Ничем не лучше.

Но сознание той причиненной боли жгло больше, чем все те мучения, которые выпали на ее долю по вине врага, ведь враги не предают. Здесь сбился код общения. С друзьями по-доброму стараются, с врагами – по-злому. А как с этими теперь следовало, когда они травили изгоя? Цитра обвиняла: проливает кровь, как воин, являясь женщиной. Да с радостью она бы не стала этого делать! Но не нашлось никого, кто позволил бы ей ощущать себя женщиной, а не воином.

Убить… Они так удобно стояли для выстрела, она щурила глаза, пока на нее косился наставник. Но парни выстрелили из автоматов, двое неумело, получив, вероятно, сильную отдачу в плечо, третий довольно растянул широкие губы в победной улыбке – он попал ближе всех к центру, и обернулся раньше остальных, заметив странницу:

– Привет!

– Друг! – помахал ей рукой второй парень, мерцая ясными миндалевидными глазами.

И только эти их приветствия с улыбками остановили ее. „Не все ракьят виноваты, не все. Хватит, Джейс. Не смей убивать своих. Не все они виновны, не все“, – вдруг послышался голос, точно не ее, а голос ангела-хранителя, спокойный, грустный, но мягко убеждающий. Может, так Он и говорит с человеком, а человек думает, что это его внутренний голос.

И она выстрелила в мишень, делая вид, что так изначально и планировала, попадая прямо в цель.

– О, да ты настоящий воин, – похлопал ей наставник, уже не делая вид, что не замечает.

– Ваша жрица посчитала иначе, – нахмурилась Джейс, таким образом проверяя тех, кто встретился ей.

– Не дрейфь, – по-дружески хлопнул ее по плечу один из парней. – Ты же Джейсон? То есть, как его… Джейси…

– Стрелок ты все равно меткий, брат Джейсон! – разводил руками второй.

Джейс улыбнулась:

– Спасибо.

Как же она ждала этих слов! Как же потеплело на душе, точно грязный снег городских свалок вдруг растаял, уйдя с весной. Не все виновны. Они все еще являлись друзьями. Может, и не все. Но и виновны не все!

От человека к человеку разнится восприятие. Для кого-то приказ „не чинить препятствий, но и не оставлять в деревне“ позволяет бить ногами, для кого-то означает, что можно по-прежнему помогать. И человека единым судом не оценить, не подогнать под рамки дозволенного.

Ее проводили на аванпост, бывшую рыбацкую станцию починки лодок, позволили передохнуть и поесть, и у них даже нашелся транспорт – ржавый-прержавый седан, „пятиколесный“ из-за вываливающегося через дырявый багажник запасного колеса. Но эта находка показалась небывалой роскошью. Девушка впервые за долгое время радовалась, перед ней забрезжил вполне реальный луч надежды. Она еще не думала, что ждет ее после возвращения, но она уже надеялась вернуться. И едва не плакала от радости, видя, как тепло приветствуют и провожают ее воины ракьят. Они не боялись гнева Вааса, они не боялись проклятья. В конце концов, они боролись с одним врагом. За жизнь, против безумия.

Она попробовала завести машину – удалось, тормоза тоже вроде работали. Путь до деревни уже не мог занять много времени, она уже не боялась возвращаться, размышляя, пока представилась возможность, точно слыша тот же голос ангела-хранителя:

«Как же наивны и слепы те, кто не переживал ничего подобного… Мир огромен. И порой кажется, что горе этих людей, людей откуда-то издалека, людей, непохожих на нас… Кажется, что это совсем чужое горе. А потом оказывается, что это точно такие же люди. И им больно, и им страшно, и им хочется жить. Они такие же точно, как мы. А, может, и лучше, в чем-то честнее и чище духовно. В них нет декадентства и поисков утраченного смысла. Они хотят просто жить, собирать урожай, растить детей. А не считать потери, не перевязывать страшные раны. И не испытывать этот вечный озноб, к которому невозможно привыкнуть… Да… Особенно по ночам, когда приходят кошмары.

Почему нельзя просто жить? Жить, не уничтожая друг друга? С какой целью все это несоразмерное человеку зло? И этот странный мир… Где есть „хойты“ – правители закулисной игры, не знающие иной истины, кроме денег. И есть люди… Кто-то преданный друзьям, кто-то предавший. И только внешнее несходство обществ и образа жизни заставляет культурных невежд воспринимать сообщения о далеком горе почти как кино, будто это не на их планете, будто это не рядом с ними, будто никогда не может их коснуться».

Воины помнили ее, может, с момента ее появления в деревне, может, вместе с ними она брала аванпост. Но они проводили ее до моста, а дальше машина тоже не рисковала наткнуться на вражеские аванпосты, разве только бандитские засады все еще случались на всей территории острова. И неизвестно, когда бы закончилась эта война. Но отныне становилось ясно – она закончится. И закончится не полным истреблением целого народа. Но сколь еще стерпеть предстояло… И как мало понимают люди в настоящем мирном небе над головой, когда включают это пожелание в свои тосты. А здесь каждый прожитый миг мог считаться достижением и праздником. Жаль, что для осознания ценности мира и жизни порой необходима война и гибель. Может, умели бы ценить, не было бы и войн.

А так Джейс только стремилась вперед, к друзьями, снова в деревню. И странные мысли возникали в голове, мысли понимания и протеста:

„Есть этот мир. И небо над ним. Небо, почему ты молчишь? Неужели настают последние дни, что ты позволяешь совершаться такому беззаконию? Неужели человечество подошло к краху, если вокруг столько черствости и непонимания? Неужели назло стали говорить добро, если в лицо можно кричать об истине, но лица стали ничтожны пред глобальным экраном? И душа, и человек слишком слабы пред машиной денежных роботов? И все меньше людей видит небо“.

И она вдруг отчетливо увидела, что крошечный остров – это весь мир в миниатюре, в страшной миниатюре. Уже даже не реальности, а чего-то, что страшнее реальности, еще более реального, несущегося вокруг острыми осколками. Быть может, снова резануло ощущение собственного бессилия.

Комментарий к 87. Контуры мира иного Как бы ни нагло это звучало, но автор снова видит, что до этой главы добрались отдельные герои! Понимаю, настоящий герой должен быть немногословен. Но хоть пару фраз он может сказать.