Текст книги "My December (СИ)"
Автор книги: Nina16
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 48 страниц)
– Конечно! – захихикала девушка.
– Ты слишком сомневаешься.
И он снова опустил глаза в свои бумаги. Снова принялся читать текст для самопишущего пера, который забегал по листку.
Она сидела в декрете вот уже почти пять лет и каждый день сталкивалась с тем, что Драко был до невозможности занятным. Утро ли это, когда он грубый спросонья и пытается собраться на работу, шипя на Гермиону. Днем ли это, когда он бегает по встречам с важными людьми. Вечер ли это, когда он возвращается уставшим, и все, на что его хватает, это поужинать и послушать истории жены про день или же чуть-чуть поиграть с сыном. Выходной ли это, когда Гермиона-это-очень-срочно-дай-поработать.
И не оставалась времени на нее. Хотя, конечно, они выбирались на прогулки, сидели в кафе, ходили к ее родителям и его матери, водили сына в парки или развлекали его.
Но…
…черт, ей не хватало его. Слишком сильно.
Было ощущение, что вот он, совсем рядом. Ты даже можешь дотронуться до него, поговорить. Но, каждый раз, когда ты тянешься к нему рукой, ты натыкался на стеклянную стену.
На чертову стеклянную стену, которую не мог сдвинуть с места. И, кажется, человек, находящийся напротив, вовсе не нуждался в том, чтобы разрушить ее.
Она знала, что Драко любит ее. Это было тем неоспоримым фактом, как то, что она – Гермиона Грейнджер. Однако то, что он не проявлял эти чувства, не давали ей спокойно жить.
Понимания не всегда хватало. И она уже давно перешла тот уровень, что его теплого взгляда было более, чем достаточно.
И, самое обидное заключалось в том, что она тянулась к нему, как только могла. Она давала ему столько внимания, сколько требовалась. Она делала все, чтобы ему было приятно.
И это проявлялось в разных вещах: начиная с приготовления его любимых блюд и заканчивая тем, какие простыни стелить на кровать. Что надеть и куда пойти.
Ей нравилось это – оставлять выбор за ним. Она, тем самым, подчеркивала то, что он мужчина в доме. Однако почему он никак не показывал, что она женщина? Что она мать?
Было безумно приятно получать подарки, видеть благодарный взгляд после того, как она что-то сделала для него, знать, что он дорожит ею.
И все же…
…он никогда не говорил, что любит ее.
Никогда в жизни он не сказал ей этого.
Ни тогда, когда вернулся из Малфой-Мэнора. Ни тогда, когда он делал ей предложение руки и сердца. Ни тогда, когда они женились, одевали друг другу кольца и уединялись в уютном доме. Ни тогда, когда она сказала ему, что носит его ребенка. Ни тогда, когда родила Уильяма.
Ни тогда, когда…
Да никогда.
Словно это слово не было нужным. Будто это что-то вроде “привет”, которое можно говорить, а можно – нет.
Но это было не так. И она отчаянно нуждалась услышать хотя бы раз в жизни это чертово люблю. Хотя сама уже сотню раз говорила это ему и…
– Грейнджер, я знаю.
– Я тоже скучал.
– Моя девочка.
Все, только не ответное “Я люблю тебя”.
И, хоть убей, она не понимала, с чем это связано. А спросить все никак не решалась. Потому что если это говорить не хочется, то смысл человека просить это сделать?
Она не раз слышала, как он, сидя у кровати сына, или играя с ним в саду, говорил: “Я люблю тебя, Уил”. Или: “Самый любимый Уили”. Или: “И я тебя люблю, сын”.
И она была счастлива, что они буквально бредили друг другом, потому что любовь отца и сына очень важна.
Однако чем она не заслужила одно единственное слово?
Она посмотрела на хмурое лицо Драко, который до сих пор диктовал что-то перу, и молча вышла, заметив, что он даже не спросил, куда она пошла.
2017
– Я проверила все десяток раз, – в спешке пробормотала она, косясь на сумку мальчика.
Толпы людей проходили мимо с разными эмоциями: одни смеялись и радовались, другие с печалью смотрели на своих детей, третьи на что-то ругались.
– Да. Если я что-то забыл, то ты пришлешь мне это сразу же, – он закатил глаза, с интересом рассматривая длинный поезд, конца которого не было видно.
Это фразу она повторила ему раз сто, пока те добирались до вокзала. И каждый раз делала серьезное лицо, будто оно могло повлиять на настроение мальчика или сделать его более серьезным. Однако это только больше повышало его желание поскорее уехать из дому в школу, где не будет ни взрослых, ни бабушек с дедушками. Только он и друзья-мальчишки.
– Он же не маленький, Герм. Успокойся, – равномерно проговорил Драко, улыбнувшись мальчику.
– Да, пап! – весело засмеялся тот, когда отец потрепал его по платиновым волосам.
Девушка выдавила улыбку в ответ, строгим взглядом окидывая из двоих, которые делали вид, что все это ничего не значит.
И все же удивлялась, как можно так спокойно относиться ко всему? Скорее даже, равнодушно.
– Вы хоть понимаете, что?.. – строго начала она, но крик сына заставил ее замолчать.
– Мама! Это она, – восторженно дернул он ее за рукав дорогой рубашки.
В глазах пробежал нескрываемый интерес, когда палец в воздухе ткнул на какую-то девочку, шедшую вслед за родителями.
– Это Кристина. Ма, она такая классная, – он с азартом посмотрел на Гермиону, которая была всего на голову выше собственного сына.
Улыбка коснулась ее лица, когда она, хлопнув Уильяма по плечу, услышала его звонкий смех.
– Ты обязательно ей понравишься, – ответила она ему, погладив сына по голове. – Но ты же помнишь, зачем ты едешь в ту школу?
Она повернула сына к себе, который с интересом оглядывался по сторонам, с восхищением рассматривая учеников, которые уже были на старших курсах. Они снисходительно смотрели на малышей, величественно проплывая мимо.
Гермиона нежно посмотрела на сына, чувствуя, что уже через пять минут будет рыдать во всю, наблюдая за тем, как отправляется поезд и забирает ее мальчика на такое долгое время.
У него были платиновые волосы, оттенком точь-в-точь, как у отца. Хотя у последнего они перестали быть такими после пяти лет побега в других странах, мальчику они передались. А все остальное было в нее: такой же маленький носик, тонкие губы, милая улыбка. Правда глаза были смешанного цвета: серо-карие.
Как же она любила его. Она даже представить себе раньше не могла, что такая любовь вообще существует.
Стрелка на часах встала прямо, и по вокзалу прошел оглушительный гудок.
– Кажется, мне пора, – весело сказал мальчик, оборачиваясь к родителям. Улыбка коснулась его белого лица. Азарт блестел у него в глазах, и было видно, как ему не терпелось поскорее пообщаться с новыми друзьями.
– Уил, – нежно начала она, – мы с папой тебя очень любим. Если что-то случится, ты сразу пиши. Ты меня понял? – строго добавила она.
Он коротко кивнул, бросил взволнованный взгляд на поезд, который уже выпускал пар.
Драко смотрел на то, как оживляется Уил перед новыми знакомствами, и невольно вспоминал себя: как первый раз перешагнул через стену, как нетерпеливо поцеловал маму в щеку и, получив нежный пинок по голове от отца, побежал к поезду. Как, гордо поднимая подбородок, шел по коридорам и думал, где бы ему сесть. И как тогда впервые попал к Гойлу с Крэббом.
– Мой мальчик, – она наклонилась в Уильяму, поцеловала его в щеку.
Драко, до этого стоявший с мягкой улыбкой, обнял сына, потрепав по платиновым волосам.
Уильям – был их собственное отражение.Не нужно было проверять ничего, чтобы понять, чей он сын.
Он был уверен, что мальчик будет пользоваться популярностью, что будет прекрасно учиться и заведет друзей.
Уил был самым лучшим.
Он не был похож на собственного отца, который сейчас обнимал сына, смотря на свою жену, что еле сдерживала слезы.
Драко специально воспитывал его так, как не делал это Люциус. Потому что хотел, чтобы его сын вырос совершенно другим человеком.
– Ты помнишь, что я говорил тебе?
Сын быстро закивал головой, подмигнув отцу. Губы расплылись в ухмылке.
– Уметь постоять за себя и не позволять никому меня бить.
– Правильно. А теперь – иди, – Драко хлопнул его по плечу, по-отцовски попрощавшись.
И Уильям, словно только этого и ждавший, побежал в поезд, в который забрались уже почти все ученики. Он несся к нему, чуть ли не падая, еле перетаскивая за собой тяжелый чемодан и клетку с совой.
– И учись! – крикнула ему Гермиона, побежав за сыном к его купе. – Мы тебя любим!
Она так безумно любила этого мальчишку, который был самым дорогим в ее жизни созданием. Самым лучшим, самым любимым, самым красивым.
В ее глазах стали слезы, и она, вытянув платок из кармана, вытерла влагу с щек.
Уильям, водрузив багаж в вагон, поспешил занять места в вагоне, приветливо здороваясь со всеми учениками.
Когда светлые волосы волосы скрылись, она прошептала:
– Каким же взрослым он стал.
Последний ученик зашел в поезд, и тот тронулся, мягко оттолкнувшись. Уильям вышел к окну, расплываясь в улыбке.
Нескрываемое счастье почти искрами светилось в его добрых глазах.
Она взмахнула ему рукой, посылая воздушный поцелуй. Драко, приобняв жену, поцеловал ее в щеку, ухмыльнувшись:
– Не переживай. Все девочки точно будут его.
Гермиона, тяжело вздохнув, улыбнулась, смотря на то, как удаляется поезд с ее единственным сыном.
2023
И снова этот декабрь. Этот вечный декабрь, который стал бесконечностью для нее.
Казалось, что не было ничего, кроме долгой зимы. Что весь год улицы забрасывало снегом, все ходили восторженные перед Рождеством, а она все чего-то ждала.
И все это было в декабре. Начиналось с первого числа и кончалось на рождественской ночи. А потом все заново.
Потому что именно приход этого месяца вызывал у нее судорожные воспоминания и неистовый страх, который поселился в ее душе.
А вдруг все это был сон, и она вновь вернется в Хогвартс? Что, если она снова попадет в Малфой-Мэнор и будет пять лет жить без Драко, не понимая абсолютно ничего.
И от этого сносило голову. Она просыпалась в кошмарах, поливаясь потом и теплыми слезами, почти не слыша, как сонный муж успокаивает ее.
Это заканчивалось, как только декабрь подходил к концу. Все словно снимало рукой, и она снова могла жить.
Жить в ожидании следующего декабря, где будет так же мучаться.
Это было полнейшем бредом. Она совершено и точно понимала, то ничего, что было в том страшном году в Хогвартсе, не повторится. Однако жила со страхом все дни месяца, будто именно он был причастен к событиям в Малфой-Мэноре и их последствия.
И все же…
Она с нетерпением ждала, когда придет январь, чтобы перестать видеть кошмары, выбегать каждый раз на кухню, когда кто-то из семьи готовил на ней что-то, орать на Уильяма, если тот не писал ей каждый день из школы, и ругать маленькую Роузи, если та выходила на улицу сама.
А еще она судорожно проверяла, как там Драко на работе.
Потому что, черт возьми, одно слово декабрь вызывало у нее приступы паники.
Все было в этом ужасном декабре, который никак не заканчивался.
2053
– Вы запомнили все? – спросила она, строго смотря на троих детей.
Все с умным видом кивнули, еле сдерживая улыбки. Мальчики переглянулись, подмигивая друг другу.
– Мы еще с первого раза запомнили, что нужно затопить туалет, полить стул профессору чернилами и ничего не делать на уроках! – с таким же невозмутимым видом протараторил Стивен.
– Да, точно! – прыснув от смеха, подтвердил Карл, как две капли воды похожий на своего родного брата.
Гермиона охнула, смотря на то, как двое стали пускать шуточки по поводу школы и нарушений правил. Успокаивало только то, что все эти разговоры были только на словах, а на деле же они оставались трудолюбивыми учениками, которыми гордились профессора.
По крайней мере, близнецы так говорили.
– Диана, – обратилась она к маленькой девочке, – ты же понимаешь, что они шутят?
– Конечно, бабушка. Я привыкла, – мягко отозвалась та, аккуратно заплетая длинные волосы в косичку.
Карл и Стивен были детьми Роузи, которые были ее копией: серые глаза, длинные светлые ресницы, маленькие носики и пухленькие губы, платиновые волосы. Кажется, что от их отца Адама, мужа Роузи, они взяли лишь выражение лица и фамилию – Гилинские. А вот девочка, Диана, единственный ребенок в семье Уильяма и его жены Кэтрин, была совсем иной. У нее были широкие голубо-серые глаза, доставшиеся от матери, темные густые ресницы и длинные каштановые волосы. Однако нос и губы она взяла от отца. И улыбка у нее до чертиков была похожа на ухмылку Драко.
– Давай я тебе помогу, – Гермиона развернула внучку спиной к себе и расплела неаккуратно собранные волосы.
Хотя сделать аккуратную стрижку было невозможно: у Дианы были очень густые волосы, которые сильно вились. Они были настолько тяжелыми, что было трудно удержать в руке. Поэтому Кэтрин приходилось каждый раз заплетать Диане волосы, чтобы они ей не мешали.
Однако она этим выделялась из их семьи: никто, кроме нее, не имел настолько шикарных волос. Даже шевелюра Гермионы казалась не особо-то и густой.
– Не волнуйся, – нежно начала она, заплетая длинную косу. – В Хогвартсе ты найдешь себе много друзей, знакомых. У тебя будет масса впечатлений и эмоций. Быть может, ты даже найдешь там свою любовь, – она закрепила заколку.
– Как ты нашла дедушку? – улыбнулась она, стоя перед зеркалом.
Гермиона кивнула, проследив за ее взглядом.
– Как я – дедушку.
Она больше не была прежней: старость сказывалась на ее лице, фигуре и здоровье. Ранее молодая кожа стала сморщиваться, и легкие морщины выступали на лбу, виднелись между глазами и в уголках губ. Волосы редели и меняли свой цвет, хотя она старалась вернуть их к прежнему. Ее фигура уже не была старой. Кажется, она похудела еще больше, однако от этого ей не становилось лучше.
Ей ужасно хотелось снова стать молодой. Заплести густые волосы, надеть платье, побежать по Хогвартсу, достать книгу из библиотеки и читать ее без очков, побеситься с друзьями.
Ей хотелось старых приключений, риска и азарта. Однако мирные будни, которые плавно протекали, не предвещали ничего из выше перечисленного.
Хотя, видимо, так и должно было быть, потому что она больше не была маленькой Гермионой, которая рисковала жизнью, чтобы спасти друзей.
Все, что ее ждало, это домик на окраине города, Драко и большая библиотека.
– Спасибо, – Диана поднялась на носочках и поцеловала ее в щеку, с интересом смотря на свою косичку, в которую Гермиона вплела несколько маленьких цветочков.
– Не за что. Вам, наверное, уже пора, – взглянула она на часы.
– А то еще, не дай Мерлин, опоздаем на поезд! – прохрипел Стивен, ударив брата по плечу.
– И как без нас будут наши друзья?
– Да никак! – ответил близнец Карлу.
– Я вам отвечу, отдохнут они от вас. А то за первый курс уже явно устали, – улыбнулась Гермиона, потрепав их за волосы.
– Ой, ба, – махнул рукой Карл. – Ничего подобного. Жить они без нас не могут.
Диана рассмеялась и взялась за ручку своего чемодана. Потянув его вперед, она вышла из комнаты, махнув рукой близнецам, чтобы те шли за ней.
Гермиона, улыбаясь, прошла следом, выходя на солнечный двор.
Там уже стоял Драко, Уильям, его жена, Роузи, ее муж и его мать. Все они собирались отвезти детей на вокзал.
Близнецы уже перешли на второй курс, а Диана шла только на первый. Кажется, что она не особо нервничала, однако держалась гораздо тише в этот день.
– Моя любимая, – сказала Гермиона, когда девочка прижалась к ней. – Все будет отлично. Найди друзей, учись, радуйся жизни, – она поцеловала внучку в макушку.
– Я так хочу на Гриффиндор, – проскулила Диана, смотря своими большими глазами на бабушку.
– И ты обязательно попадешь туда, как и твои братья, – Гермиона с улыбкой посмотрела на близнецов, которые уже, побросав чемоданы, гонялись друг за другом вокруг деревьев. – Только попытайся сделать из них людей.
– Обязательно, – засмеялась она, сильнее обнимая бабушку.
2060
Треск камина успокаивал и даже поднимал настроение, заставляя улыбку появиться на лице. Ведь было так прекрасно – просто смотреть на огонь и понимать, что все настолько хорошо, что даже сам себе завидуешь. Две длинные свечи, стоящие в одном конце стола и в другом, слегка освещали темное пространство. В окне летали снежинки, и было как-то по-рождественскому уютно и спокойно сидеть в теплом доме и наблюдать за тем, какая красота застилает улицы.
– Когда приедут внуки?
Старушка оторвала взгляд от камина и, улыбнувшись тонкими губами, ответила:
– Завтра. Я пригласила их на праздничный ужин.
– Это хорошо.
Гермиона нежно погладила мужа, вытянув руку.
Она так безумно любила его.
Все еще.
До сих пор.
И, кажется, навсегда.
Хотя, это понятие приобрело для некий другой смысл со временем.
Навсегда – это не то, что будет длиться всю жизнь. Навсегда – это не то, с чем ты будешь жить на земле. Навсегда – это не просто пустое слово, которое люди говорят каждый раз и по любому поводу.
Навсегда – это то, с чем ты уйдешь на небеса и все равно будешь с этим там, скрываясь за облаками.
Ее “навсегда” и был Драко. Любимый, родной, дорогой, проверенный временем.
Они уже были в том возрасте, когда громкие фразы, показнушность, походы в дорогие рестораны были не нужным. Было достаточно – сидеть вдвоем за столом и слышать потрескивание камина.
И была тишина. Не та, что преследовала ее все года, пока Драко жил в других странах, а другая, более приятная для нее. Нежная тишина, которая согревала, когда было холодно, и шептала нежные слова, когда было страшно.
Это былаих тишина. И она не хотела делить ее с кем-либо другим.
– Дети, как обычно, приготовили какой-то сюрприз, – засмеялась она краешками глаз.
– Я и не сомневался, – отозвался Драко, хмыкнув.
– Наверное, опять подарят какую-то дорогущую штуку, которой мы даже не будем знать, как пользоваться, – весело продолжала она.
Он в ответ кивнул, смотря на ее лицо.
Как же их поменяло время. Насколько сильно они изменились с тех пор, как встретились после долгой разлуки.
Он каждый день возвращался к той минуте, когда открывал ее дверь дрожащими руками и видел удивленный взгляд Гермионы.
Его мир тогда перевернулся несколько раз. Потому что это была она, его Гермиона. Которую он не видел так долго, о которой думал каждую минуту, которой хотел писать постоянно, к которой хотел приехать, наплевав на запреты.
И, честно говоря, с каждым чертовым годом, когда он был вдалеке от нее, его любовь к ней разгоралась еще сильнее. И это сносило голову. Как и вечные мысли о ней.
Его привязанность душила. Его невероятное желание увидеть ее било в грудь. Его немыслимое чувство, разрывающее все изнутри, от одной только мысли, что он может не увидеть ее.
Все это было страшными мучениями. Которые буквально убивали его каждое утро, когда он просыпался в старом доме, на продавленном матрасе, и не видел ее рядом. И, засыпая каждый раз снова, открывал глаза в надежде, что дотронется рукой до подушки, а там будут раскиданы ее волосы. Будет лежать она в одной пижаме, замерзая от холода. И он накроет ее теплым одеялом, прижимая к себе.
И…
…пять лет это были только глупые мечты. Настолько глупые, что это буквально рушил его мир. Разбивало все вдребезги.
В чертовы дребезги, которые он не мог собрать. Хотя, на деле, даже не старался.
Просто знал – он вернется в Англию любой ценой. Только вопрос заключался в другом: дождется ли она его?
И она дождалась.
Любимая, дорогая.
Сидела напротив него, нежно смотря. Все так же, как и было за многочисленные годы, прожитые вместе.
Все та же безумная любовь, которая возникла между ними. Все те же взгляды, предназначенные только им двоим. Все те же прикосновения, от которых мурашки шли по коже.
Поменялось только одно: они. Больше не красивые и не молодые.
Старый дедушка и старая бабушка. Морщины по всему телу, складки, неровная осанка, подрагивающие руки и ноги, хриплый голос, медленные передвижения.
Но ему было плевать на то, что ее лицо больше не молодое. На то, что кожа больше не гладкая. На то, что волосы больше не каштанового оттенка, и нельзя взять их в толстую копну и высмеивать ее, говоря, что это сено. На то, что больше не было того вкусного запаха, исходящего от нее.
И было действительно все равно.
Хотя бы потому что он сидел около нее и не понимал, как может быть кто-то, кто был красивее ее.
Разве что любимая Роузи и малышка Диана.
– Я связала новый свитер тебе на Рождество.
– Это мой подарок? – улыбнулся он.
– Да. Я сделала его твоего любимого цвета, – радость засверкала в ее глазах.
– Спасибо, – он погладил ее ладонь своей рукой.
Когда она смотрела на него, то все еще видела того красивого парня, который холодно оглядывался на нее и цеплял колкими фразами. Пристальным взглядом, который так сильно манил ее, что сносило голову.
Вспоминала сильные руки, который прижимали ее к стене. Горячие губы, которые страстно целовали ее шею. Тонкие пальцы, которые снимали ее одежду.
И его глаза. Всегда холодные, просто с разными оттенками: грусть, злость, ярость, животное желание, ревность.
Но все такие же холодные и слегка безразличные.
Такими они и остались. И это действительно была его живая частица, потому что тело не было прежним. Однако серые кристаллики выделялись, с такой же прохладной осматривая людей.
Ее милый, дорогой Драко.
С глазами океана, с глазами ее души.
– Я тебя люблю, – мягко говорит она, вновь ощущая приятную тишину вокруг себя.
Такую привычную, ту, которую они пускали в свой дом вот уже пятьдесят пятый прожитый вместе год.
И, кажется, что первые двадцать шесть лет ее жизнь были ни с чем в сравнении с этими, когда она вступила в брак с самым лучшим человеком на земле.
– Очень люблю, – почти шепотом добавляет она, смотря на живые глаза и легкую улыбку на его лице.
И…
…пятьдесят пятый год не получает ответа. Да это уже и не нужно.
Его глаза все итак скажут.
Беззвучно, только для нее.
И я тебя люблю,
Грейнджер.
И в эти минуты она прекрасно осознает, что вот он – ее мир.
Мир, в которым она утонула. И, кажется, на то самое навсегда.
2066
Хотя и стояла зима, ветер был довольно приятным. Да и сам декабрь вышел каким-то не таким, как раньше: намного теплее и дождливее.
Он ходил в легком пальто. И не потому, что солнце светило на небе, а потому что давно перестал ощущать холод.
Может быть, именно поэтому, сидя тут, раскачиваясь на лавочке, он не чувствовал промозглого дождя, который у обычных людей вызывал дрожь и желание забежать в дом поскорее.
У обычных людей. Но ведь он не был таким.
По крайней мере, уже целый год, как.
И его это не особо заботило. Потому что все окружающее потеряло смысл.
Все, кроме нее и любимых внуков.
Кроме нее. И это было главной причиной его отречения от мира. Его резкое отношения ко всему, что является живым.
Ощущение было весьма странное, но привычное: черно-белое. Все вокруг было черно-белым. Даже нет, серым.
Во всех его красивых оттенках, однако ничего не было ни светлее, ни темнее.
Серый. Один только серый. И, кажется, шли только дожди.
То ли на улице, то ли в его душе.
Он еще не знал. Скорее, даже не думал об этом.
Потому что…
Да какой, впрочем, смысл во всем этом? Это было неважно: мир, люди, какие-то цвета.
Просто в одни момент все это оборвалось, и стало слишком тускло.
А еще зияющая дыра внутри, через которую просачивался тот самый дождь.
Он держался рукой за поручень, еле-еле отталкиваясь дряхлыми ногами от земли. Карусель продолжила раскачивать его, поскрипывая.
Он сидел на этом месте круглые сутки, смотря куда-то вдаль. От их дома открывался прекрасный вид на океан, который сейчас спокойно ударял волнами о берег.
Ему нравился шум воды, мокрый песок, птицы, летающие над океаном. Он любил ходить вдоль берега и бросать камушки вдаль, смотря, как далеко они пролетят.
Любил читать книги, сидя на террасе. Пить кофе со сгущенкой, перелистывая одну страницу за другой.
Любил звук дождя, когда тот со всей своей мощью стучит в окна, ударяясь о стены. Он наблюдал за большими каплями, сидя в кресле в пустой комнате.
Любил пение птиц, которые летали над домом, взмахивая большими крыльями.
Любил навещать внуков, принося им бублики или рогалики. Писать им письма, когда те были в Хогвартсе.
Любил бродить по вечернему Лондону, выехав в центр. Смотреть, как веселятся толпы подростков.
Любил вспоминать свое детство, когда он бегал по Малфой-Мэнору, не думая о проблемах.
Любил заходить в тихую кафешку и заказывать горячий шоколад, медленно выпивая его.
Любил читать газеты по утрам, с интересом бегая глазами по строчкам.
Он любил много чего. Но больше всего – ее.
И именно поэтому остальной мир блекнул перед его глазами.
Она.
Единственная.
Та самая.
С которой он прожил так много лет.
Гермиона.
Герм.
Он каждый день пробовал это имя на вкус, качаясь на этой самой качели.
Тихим голосом говоря:
– Грейнджер?..
Скрип качели.
–Гермиона?..
Крик птицы в небе.
– Герм?..
Шелест листьев. Раскачивание веток. Хрустящий снег.
Тишина.
Как бы тихо ты не шептал, как бы громко ты ни кричал.
Отвечало ему что угодно, только не она. Спокойно глядя на него с серой фотографии, вбитую на ее могиле.
Ему не нужно было услышать ответ. Не нужно было знать, что она поняла, что он ее зовет.
Он итак знал это.
Ощущал.
Каждой клеточкой своего тела, пропуская удары сердца. Ощущал, что его слова долетели до нее туда, к небесам. Ощущал, что она говорит ему своим вновь молодым, звонким голосом: “Я люблю тебя, Драко!”.
И, кажется, тогда, на несколько минут, он вновь видел, что океан голубоватого оттенка. Что деревья коричневые, а листья на них – зеленые. Что качель, на которой он раскачивался, была окрашена в темный цвет. Что люди, которые проходят мимо, одетые в цветную одежду. Что фонари, которые освещают улицы, испускают желтый свет.
“Вот как”, – думал он каждый раз.
А затем снова забывал, что в мире есть краски.
Все вымирало без ее присутствия. Без ее лица, без ее волос. Без ее запаха, без ее улыбки, без ее глаз. Без ее смеха, ее улыбки. Без раздражающего характера, ее вечных нотаций.
Боже…
…наверное, он сходил с ума.
Потому что…
…черт возьми, он раскачивался на этой качели сутки напролет, потому что перед ним стояла ее могила.
Он захотел похоронить ее прям во дворе дома, закопав около двух деревьев. И, когда придет время, он ляжет рядом.
И он хотел, чтобы оно пришло. Чтобы он попал на небеса к ней и вновь мог ощущать ее, чувствовать ее.
Чтобы не только призрачный образ стоял перед глазами. Чтобы не только мысли вырисовывали ее улыбку, ее глаза.
Бывало, что он просыпался по ночам, отчаянно надеясь, что смерть пришла к нему. Но это был лишь ветер, бивший в окно.
Бывало, что он просил Господа забрать его, потому что он сделал в жизни уже все, что нужно было.
И не было больше смысла оставаться здесь.
Однако его не слышали. И он не понимал, почему.
– Герми… – хрипло пробормотал он, смотря в ее карие глаза.
Он не говорил с фотографией, он говорил с ней.
Потому что четко видел ее перед собой: молодую, с веселой улыбкой и яркими глазами.
– Привет, – шепчет он.
И девушка, которую он вспоминал каждый день своей жизни, задорно смеялась в ответ, взмахивая длинными волосами.
– Я скучал по тебе, – скрип качели.
Девушка, мягко улыбнувшись, кивает головой, посылая воздушный поцелуй.
– Моя Гермиона…
Он, нахмурив брови, нежно смотрит на ее прекрасный образ.
На его лучшую женщину в мире, его судьбу.
Его жизнь. Его душу. Его мир.
– Моя дорогая… – мягко продолжает он.
Девушка, склонив голову, трепетно смотрит в его глаза. Все та же добрая улыбка застывает на ее лице.
– Я так хочу к тебе.
Она, согласно закивав головой, отталкивается от места. Голубое платьице подскакивает, и она весело смеется, трогая приятную ткань на ощупь.
– Я хочу к тебе.
На мгновение ее взгляд становится серьезным, однако в следующую минуту она все с такой же легкостью смотрит на него.
И…
Господи…
Ее рука протягивается к нему. Он встает с качели, опираясь на длинную палочку.
– Я люблю тебя, – говорит он, смотря на нежное лицо Гермионы. – Я так люблю тебя.
Она благодарно кивает и, развернувшись спиной, бежит вдаль, в конец светлого туннеля.
И он, вдруг понимая, что несется за ней, не чувствуя боли в старых ногах, смеется слегка прохладным смехом, нагоняя ее.
Хватает на руки легкую девушку и целует в губы. Прижимает к себе. Крутит на руках. И…
…старые глаза закрываются на раскачивающийся лавочке, и он испускает последний вдох прежде чем навсегда покинуть землю.
Навсегда.
***
Was a long and dark December
Был долгий и тёмный декабрь
From the rooftops I remember
Я помню, как с крыш
There was snow, white snow
Был виден снег, белый снег
Clearly I remember
Я хорошо помню
From the windows they were watching
Они смотрели из окон
While we froze down below
Как мы замерзали
When the future’s architectured
Когда будущее создано
By a carnival of idiots on show
Толпой идиотов
You’d better lie low
Лучше затаиться
If you love me
Если ты любишь меня
Won’t you let me know?
Не дашь ли мне знать об этом?
Was a long and dark December
Был долгий и тёмный декабрь
When the banks became cathedrals
Когда банки стали соборами
And the fog became God
И туман стал Богом
Priests clutched onto bibles
Священники схватились за библии
Hollowed out to fit their rifles
Сделанные так, чтобы их винтовки пришлись в пору
And the cross was held aloft
И в воздухе был начерчен крест
Bury me in armor
Похороните меня в доспехах
When I’m dead and hit the ground
Когда я умру и уйду под землю
My love’s opposed but unfolds
Моя любовь сопротивляется, но поддаётся
If you love me
Если ты любишь меня
Won’t you let me know?
Не дашь ли ты мне знать об этом?
I don’t want to be a soldier
Я не хочу быть солдатом
Who the captain of some sinking ship
Капитаном тонущего корабля
Would stow, far below
Что сляжет глубоко под водой
So if you love me
И если ты любишь меня
Why’d you let me go?
То почему не отпустишь?
I took my love down to violet hill
Я заберу свою любовь на фиолетовые холмы
There we sat in the snow
Там мы сидели в снегу
All that time she was silent still
Всё время, пока она молчала
So if you love me
И если ты любишь меня
Won’t you let me know?
Не дашь ли мне знать об этом?
If you love me,
Если ты любишь меня
Won’t you let me know?
Не дашь ли мне знать об этом?
Комментарий к Эпилог
Дорогие читатели, это – последняя часть моего фанфика.
И я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы были со мной с самого начала или же присоединились посередине, или же только начнете читать эту историю.
Спасибо.
Мне крайне важно знать, что действительно есть те, кто оценят мое творчество, поймут историю этих Драко и Гермионы, моих. Поймут то, что я пыталась донести.
Спасибо всем большое. И за критику, и за положительные отзывы, и за поддержку.
Я очень вас люблю!
Мы не расстаемся – я все еще продолжаю писать фанфики, стараясь радовать вас.
Спасибо всем большое.
Это и были мои Драко с Гермионой.
