Текст книги "My December (СИ)"

Автор книги: Nina16

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 48 страниц)

Глядя на парня можно было подумать, что ему никогда не было холодно. Он словно сам состоял изо льда: идеальные манеры, чересчур правильные и сдержанные для простого человека; высокомерный взгляд. Он будто был вампиром с этой болезненно белой кожей и острыми, хищными чертами лица. Сейчас Драко выглядел более живым, похожим на простого студента Хогвартса. И без того стройное тело немного осунулось, шелковистые платиновые волосы были уложены не так, как всегда, но это не делало парня менее привлекательным. Искрящиеся хрустальные глаза выжидающе смотрели вперед, а губы были поджаты, придавая Драко насупленный вид. Собственно, он зачастую бывал чем-то недовольным.

Он уже не знал, как к ней относится. Как вести себя с Грейнджер. Все так же холодно или чуть мягче? Или совсем не обращать на девушку внимание? Или же стоит проявлять ненависть и презрение? От мыслей голова шла кругом, и Драко просто не мог понять, зачем так зацикливается на проблеме, которую создала гриффиндорка. Малфой был очень расчетливым человеком, не менявшим свои принципы и правила. Парень всегда просчитывал последующие шаги своих врагов и друзей с точностью до каждого процентика. Но Гермиона не входила в этот список. Девушка была ходячей неожиданностью. Она поступала так, как считала нужным. Она была умна и расчетлива, почти также, как и сам слизеринец. И это пугало парня. Никто не может быть более хитрым, чем он сам. Потому что человек, который будет более изворотливым, чем сам Драко, станет самым умным на земле.

Порой Малфой ее недооценивал. Парень думал, что никому не подвластно заглянуть в его сердце, увидеть его эмоции и слабости. Но Грейнджер это удавалось. Она была первым человеком, знавшим о Малфое больше, чем ему самому хотелось бы. Она знала слишком много для простой грязнокровки. Слишком много секретов даже для друзей. Что уж говорить о гриффиндорке.

Малфой боялся находиться рядом с девушкой, потому что его голова отключалась. Она упрямо не хотела думать, уступая место телу. И нет, он не любил Гермиону, она ему даже не нравилась и не была симпатична. Общение с гриффиндоркой не приносило Драко никакой выгоды, а напротив – загрязняло его знатное имя. Но что-то в грязнокровке влекло его, заставляя возвращаться, страстно целуя ее. Отчаянно желать и хотеть. И он ненавидел эту гадкую и непристойную часть себя. Ведь в нем не должно быть ни единой слабости, которая сможет убить парня. Но девушка открыла ее в нем – что-то кошмарное и противное.

Мерлин, Драко так хотелось растянуть это мгновение. Насладиться одиночеством сполна. Чувствовать, как камень впивается в спину, причиняя боль. Выдыхать прохладный воздух и смотреть на блики, которые кидает красавица-луна. Такое умиротворенное состояние, которое было не в силах никому испортить, редко посещало Малфоя. Парень слышал лишь стук своего сердца, приглушенные непонятные звуки, которые эхом летали по всему замку. Было так тихо, так спокойно.

Он закрыл глаза, делая глубокий вздох. Ощущая, как веки медленно становятся тяжелыми… Захотелось спать. Спать… Драко не хотел возвращаться в пустую постель, не хотел вновь бороться с ночными кошмарами. Со снами, в которых погибает она, его мать. Где он становится причиной ее смерти. Это хуже самой изощренной пытки. И он боялся прихода того мгновения, когда глаза закроются, чтобы опустить его в вечный танец ужасов.

Время. Как же он ненавидел это гребанное время, которое отнимало у детей родителей, которое забирало жизни и лишало счастья. Миг, секунда, час… Смерти не удалось избежать никому, но ее боялись больше всего на свете. Потому что она приходила неожиданно и безвозвратно. Раз, и человека, которого ты любишь больше жизни, нет в живых. И ничего нельзя предпринять или изменить. Это и было самым ужасным. То, что нельзя повернуть вспять прошлое, предугадать будущее и подготовиться к тому, что может случиться. Неизвестность, в которую канули люди, пугала парня и заставляла настораживаться на каждом шагу. Будто он ждал явление живого существа с косой прямо в школе. Будто он готовился убить это, защищая мать.

Стук каблуков, сладкий запах шоколада, перемешанный с кофе, и пронзительный взгляд. Расправленные плечи и гордая осанка. Ровная спина, похожая на тонкую иголку.

Не издавая ни звука, становится рядом, вопросительно смотря на парня. Тот едва заметно кивает, даже не взглянув на сокурсницу. Просто делает очередной шаг после остановки, не нарушая мертвую тишину. Грациозно и гордо, словно лев во время охоты.

Идут, ступая в унисон, украдкой кидая взгляды так, чтобы другой не увидел. Но тот замечает, следя за каждым движением своего спутника, вслушиваясь в любой шорох. Пристальный взор не может оставаться незамеченным, и это слегка тревожит обоих. Они прекрасно понимают все, но продолжают идти, путаясь в своих мыслях. Быть может, это и к лучшему. Нет очередных истерик, криков и драк. Просто обычное дежурство. Такое, каким должно быть.

Девушку раздражает молчание и темнота. Она хмурит брови, прикусив щеку почти до крови. Чувствует себя неуютно рядом с ним, еле переставляя ноги. Или усталость дает о себе знать, или желание гулять ночью со слизеринцем настолько велико, что ноги отказывают.

А парень с волосами цвета платины, претенциозно шествовал вперед, делая вид, что ничего вокруг его не интересует. Так оно и было – ни одна вещь, ни одна трещинка не привлекала внимание Драко. Только она, такая неуклюжая и растрепанная, в этой широкой мантии, с ореолом темно-каштановых волос. Она словно стояла перед ним, размахивая факелом и крича что-то, чего он был не в состоянии понять. Не прочитать по губам, не услышать ушами.

Ведь они такие разные.

И безмолвие. Для нее такая надоедливая и действующая на нервы тишина, которую нарушает лишь свист ветра за окном. И упоение ею для Драко.

Мимолетный взгляд, руки, сжатые в кулачки. Снова взгляд, еще один и еще. Всего на мгновение, на долю секунды. И она различает его темные ресницы, загнутые на концах, острые скулы, тонкую шею. Серые глаза, что ненадолго останавливаются на ее лице.

Но этого мало. Гермиона хочет прикоснуться к парню, провести рукой по худому телу. Ощутить то, что просыпалось каждый раз, когда Драко дотрагивался до нее: холод, желание, страсть, страх… Такие контрастные вещи, сводящие девушку с ума. Она могла бы зарыться в его светлые волосы, поцеловать каждый миллиметр шеи, вдыхать аромат карамели. И ничего тогда не смогло бы помешать ей или испортить настроение. И Гермиона даже не пытается отогнать эти мысли, а наоборот: принимает их, как должное.

– Еще не надоело рассматривать меня, Грейнджер? – безучастный голос. Драко все так же смотрит перед собой, улыбаясь краешком губ.

Всего одна фраза, и сердце девушки пропускает удар, замирая в теле. Слова комом застревают в горле. Ей уже тяжело дышать и легкая паника охватывает девушку. Пробирающий до костей озноб не дает сосредоточиться.

Но это же просто Малфой. Зачем волноваться?

– Я не… – руки задрожали, и Грейнджер попыталась заправить прядь волос за ухо. Но она лишь стучала костяшками по лбу, теряя точность.

Карие глаза бегали из стороны в сторону, останавливаясь то на стенах с картинами, то на сводах и лестницах, то на спине парня и платиновых волос. Едкий привкус железа появился во рту, и Гермиона нахмурилась, чувствуя, как он пропитывает желудок.

Она снова глянула на худые плечи парня, прикусив губу. Соленая жидкость придала еще больше вкуса, и девушке даже почудилось, что она – вампир.

– Да, я вижу, как “ты не”, – на этот раз насмешливые нотки едва ли растапливают лед.

Обычно безразличное лицо озаряет нахальная, самодовольная усмешка. Драко на секунду оборачивается к девушке, выгнув линию губ и сощурив глаза. Он вынул одну руку из кармана, поправляя волосы, которые и так идеально лежали.

Гермиона закатила глаза, увидев это действие. Он же специально показывает, что ему на все наплевать. Что он все тот же человек, которого ничего, кроме его собственности и чистокровности, не волнует. И девушка смогла бы поверить в сказку, которую он играл, если бы не узнала его за эти недели. Его прекрасную актерскую игру, наигранные жесты, которые слизеринец, наверное, часами репетировал перед зеркалом. Она различала его обычно холодные и презирающие глаза с теми, что были сейчас, когда он говорил.

– Знаешь, Малфой, иногда людям мерещится то, что они хотят увидеть, – проговорила Гермиона, сложив руки на груди.

Сейчас она была несказанно рада тому, что у нее густые волосы, ведь за ними было почти не видно покрасневшего лица. Ее пальцы слегка подрагивали, выбивая какой-то ритм в голове.

Спокойно. Спокойно. Спокойно.

Драко заметно напрягся, придумывая в голове очередное оправдание. С каких это пор Грейнджер такой изворотливой сделалась?

Затем его грудь сотряслась от смеха. Он остановился, вынуждая девушку сделать тоже самое. Парень медленно обернулся, сверля Гермиону веселым взглядом. Но в нем ясно читались злые нотки, которые он просто не мог скрыть.

Девушка не поняла причину его неудержимого смеха и насупилась еще больше. Она пыталась выглядеть безразличной, но это плохо удавалось, и Гермиона корила себя за это. Их триумфальная игра, кажется, сегодня переставала ей удаваться.

Грейнджер отступила на шаг назад, в голове отмечая, что дальше лестница. И, как всегда, идти ей будет некуда, потому что скатиться вниз она не желала.

– Мир не крутится вокруг тебя, грязнокровка, – сказал он наигранным, сладким голосом. – И перестань смотреть на мои губы.

Гермиона открыла рот, то ли от удивления, то ли от возмущения. И это ей говорит Малфой? Он что, забыл о том, что делал утром? Как его руки блуждали по телу девушки, забирались под мантию, как он прижимался к ней всем телом, впивался в губы, пробуя на вкус.

– Пф, кто бы говорил! – фыркнула Гермиона, театрально закатив глаза.

Ранее насмешливый взгляд сменился холодным. Недобрые искорки пробежали в серых глазах, упрямо наставленных на девушку.

Да как она смеет препираться? Эта грязнокровная дура решила возомнить из себя королеву Англии, преподавая другим какие-то уроки. Этот ее брезгливый тон, презрительный взгляд, выгнутые губы ужасно раздражали парня. Она не имела права вести себя так с ним. Она – никто.

– Грейнджер, – Драко тяжело вздохнул, будто устал от бессмысленного разговора. – Ты делаешь все возможное, чтобы не смотреть на меня, не пересекаться со мной. Ты даже голос мой боишься услышать. А почему? Потому, что я значу для тебя значительно больше, чем ты это показываешь, – иронично сказал Малфой, подходя к бледной как смерть Гермионе.

Он прожигал девушку взглядом, изучая каждую родинку на ее лице. В глубине себя он отметил, что в этот день веснушек почему-то стало меньше, чем их было обычно. Губы казались еще тоньше, дрожа при каждом слове. Ключицы красиво выпирали, переходя в тонкую шею. Драко медленно опустился вниз, рассматривая каждую складку на одежде, каждое пятнышко. Он долго рассматривал талию, бедра, маленькие ножки, останавливаясь на острых коленках. Подняв глаза на ее лицо, парень уловил эмоцию, которая застыла на ее гримасе. Страх, боль.

Голову что-то сдавливало, и девушка поморщилась, испытывая боль. Голову все еще тянуло куда-то вниз после схватки с Паркинсон. Девушка просто не могла выкинуть мысли о ней. Почему эта сумасшедшая накинулась вдруг на гриффиндорку, что-то выкрикивая? Схватила ее за волосы с такой силой, что девушка потеряла дар речи на минуту. Но больше всего ее волновало одно: почему Малфой даже не попытался остановить свою подругу? Не пришел на помощь к Гермионе, оттащив Пэнси назад? Он лишь стоял, скрестив руки на груди, в изумлении глядя на происходящее. Или ему было совершенно все равно, что эта дура может покалечить Грейнджер, нанося непоправимый вред ее здоровью?

Как же девушка опозорилась. Подраться с другой девчонкой прям посреди коридора школы. Да хуже и придумать нельзя было! Гермиона всегда считала, что рукоприкладство никогда не должно применяться в обществе здравомыслящих людей. Никто не может без наказания ударить другого. Это всего-навсего показывает слабость человека и неумение решать дела словами. Неужели гриффиндорка показала, насколько глупой она является? А что будет, если профессора узнают об этом? Что будут говорить учителя и дети после всего этого? За такое поведение и значок старосты могут запросто снять…

Мурашки пронеслись по всему телу, заставив гриффиндорку вздрогнуть. Страх не давал дышать, не давал думать. Драка засела в голове, нанося вред ее мыслям. Драко занял все сознание, придавая еще больше ужаса этому дня. Некое безумие сводило с ума, делая речь и мысли неразборчивыми.

Малфой снова это делает: растаптывает Гермиону, превращает все хорошее в пыль. В пыль, которую безвозвратно уносит ветром, все дальше и дальше, пока та не растворяется в воздухе, навсегда исчезая. Он убивает все хорошее и доброе в девушке, делая из нее изверга. Она постепенно забывает о друзьях и уроках, перестает писать родителям, пропускает обязанности старосты. Гермиона теряет самоконтроль, который, казалось, никто не мог разбить или разрушить.

Малфой, как всегда, знал, что человек думает, что его гложет. Хищник, который подкрадывается к жертве, без раздумий нажимает на курок, убивая добычу одним ударом. Затаившаяся убийца в кустах, готовая лишить жизни в любое мгновение.

Застигает врасплох и уничтожает.

Так было и сейчас. Одно предложение, и он ее раздавит, сломает. А девушка не сможет воспротивиться, потому что стала слишком слабой. Слабой, беспомощной и жалкой. Это произошло только из-за него.

А что она? Что она для него значит?

Гермиона устало смотрит на него, смыкая руки за спиной. Совершенно открытая, не скрывающая своих чувств. Маленькая девочка, которой никогда не смогут подарить то, о чем она так мечтает.

Любовь.

Она испытывает надежду, злость, грусть и обиду. Чувства перемешиваются в ее голове, сливаясь в одно целое – страх. Именно его она ощущает каждый раз, когда стоит около парня. Он не помогает ей, не утешает. Он пугает до дрожжи в коленках, до потери пульса и расплывчатости мыслей.

Открывая мир своих эмоций, показывая уязвимые места, она делает новый шаг к нему. Новую попытку для парня, чтобы убить ее.

А Драко все так же холодно, с презрением смотрит на гриффиндорку. И, словно прочитав ее мысли, он криво улыбается, прищурив свои глаза цвета грозового неба:

– А ты для меня просто подстилка, Грейнджер, не более… – брезгливо говорит слизеринец.

Взмах рукой, разлетающаяся мантия, волочащаяся по полу. Уходит. Уходит, оставляя Гермиону одну, слыша ее всхлипы. И опять был виноват он. Драко знал, что причиняет боль, но продолжал идти по коридору. Не желая остановиться и извиниться. Поцеловать и провести рукой по густым волосам. Она, как всегда, осталась одна стоять в мрачном углу. Но он также был погребен в своих чувствах и мыслях. Один в огромной школе.

Он и его ложь.

Комментарий к

Принимается критика в любой форме.

========== Часть 12 ==========

– И что? – девушка зло глянула на друга. – Сколько раз я говорила тебе, что не следует верить всем слухам!

Гермиона сидела за длинным столом в Большом зале на короткой перемене между зельеварением и нумерологией. Ее лицо было нахмурено, а брови приподняты вверх. Гриффиндорка старательно вчитывалась в текст книги, которую держала тонкими пальцами рук. Она закрывала древней литературой лицо, покрасневшее от возмущения и стыда.

– И что? По-твоему, мои братья мне же соврали? – нахмурился Уизли, положив ягоду в рот. Он внимательно глядел на подругу, которая еще сильнее скрылась, натянув волосы на глаза. – А?

– Нет, Рональд, они всегда говорят правду, – она вдруг стукнула книгой по столу, от чего Гарри, сидящий напротив, подскочил, вылив на себя яблочный сок. – Прости, – Гермиона слегка улыбнулась, глянув на Поттера быстрым взглядом, который изумленно вытирал салфеткой кофту. – Твои братья, – продолжила Грейнджер, обращаясь к другому человеку, – никогда не врут, – она скривила лицо, закатив глаза.

– Пусть и бывает, что они выдумывают что-либо, – старательно принялся защищать семью Рон. – Но в этот раз я уверен в них на сто процентов.

– И почему же? – девушка окончательно потеряла терпение и теперь даже не могла сделать вид, что читают какой-то важный-преважный урок. Она ощущала, как краска приливает к голове, но уже не из-за стыда. Ее сполна охватила необоснованная ярость. Ведь Уизли говорил чистейшую правду – она действительно целовалась с Малфоем тем днем в коридоре.

Нет, это Драко ее целовал.

– Да потому! – вскипел он. – Я не дурак! И сам вижу, что между вами что-то происходит. К тому же, об этом частенько ходят слухи, – произнес менее громко Рон, наклонившись к подруге. Гарри, который наконец покончил с облитым напитком, преклонился через весь стол, чтобы расслышать каждое слово.

– Вот! – вскинула руку Гермиона, притопнув ногой. – Опять! Слухи. Ты веришь каким-то слухам, а не мне, – тараторила она, цепляясь за последнюю соломинку. Каждое предложение было всем миром для девушки, потому что именно от них зависело все. – Так поступают друзья?

– Что? Это сейчас ты мне говоришь? – сорвался на крик Рон, но опустился на октаву ниже, заметив заинтересованные взгляды на парочке. – О друзьях? О, Гермиона, не в твоем положении так рассуждать. Именно ты отдалилась от нас, и мне приходится верить хоть чему-нибудь, чтобы узнать, что происходит с тобой! – парень стукнул кулаком по столу от досады.

Девушка слегка опустила глаза, понимая, что он абсолютно прав. И на это не найдешь даже крошечного оправдания, которое помогло бы ей в данной ситуации. Больше не оставалось ничего, что смогло бы выгородить ее прямо сейчас.

Гермиона провела взглядом по столам с учениками, словно пытаясь найти в них какую-то помощь. Словно эти неугомонные дети могли подсказать ей хоть что-то.

– Если бы ты хотел… – медленно произносит девушка, уже взвешивая каждое слово, – то интересовался бы, как я и что. Но тебя, видимо, это мало волнует.

Тут уж нервы у Уизли совсем не выдержали, и он со злостью опрокинул рядом стоящий стакан. Он с грохотом упал на стол, разливая содержимое по нему. Красный напиток медленно полился по поверхности, сгущаясь в некоторых местах. Сок пролился на юбку Лаванды, и она подскочила, громко ругаясь.

– Рон! Ты совсем уже? – негодовала гриффиндорка, бросая уничтожающие взгляды на Уизли, который понурился. – Еще раз это повторится, и я, клянусь, убью тебя на месте.

– Прости… – промямлил парень, опустив плечи.

– Не прощаю, – заявила она, подергивая ногой. – Слышать тебя не хочу! – шикнула гриффиндорка в последний раз и побежала из зала, закрывая пальцами пятно.

– Вот видишь… – задумчиво сказала Гермиона, мирно сложив руки на коленях. Она сделала милейшее лицо, которое придавало ей невинность.

– Что “вот видишь”? – зло пробормотал Рон, кидая вопросительно-яростные взгляды на друга, будто именно Гарри был виновен во всем. Но парень решил не замечать настрой Уизли, внимательно слушая девушку.

– А то, – Грейнджер закрыла книгу, словно собралась куда-то уходить. То, что она всегда спешила по делам – привычное дело, и друзья не станут останавливать ее. – Ты совершенно не умеешь обращаться с девушками.

– Что, извини? – с вызовом спросил рыжий, внезапно покосившись на женский пол, сидящий за их столом. Они переговаривались между собой, бросая соблазнительные взгляды на парней, которые могли быть из другого факультета. Некоторые посылали воздушные поцелуи, пока их подруги строчили за них домашнее задание. – По-моему, не тебе судить в этом деле.

– Что значит “не мне”? То есть, по-твоему, я ничего не понимаю в такого рода вопросах? – Гермиона смахнула волосы назад, чтобы лучше видеть друга. Ее терпение сходило на нет, и девушка не могла обуздать свой пыл.

– А ты как думаешь? Будто у тебя когда-либо кто-то был! – закричал Рон, совсем потерявший суть разговора, запутавшись в эмоциях гриффиндорки. Если пару минут назад он еще пытался разгадать ее, то сейчас ему просто все надоело. – Не тебе судить.

– Ах, значит, не мне! – Грейнджер подскочила на месте, ударившись лодыжкой об лавочку. Она тихонько вскрикнула от боли, но лицо моментально приобрело возмущенный вид. – Слушай ты, женский сердцеед! Не смей говорить со мной в таком тоне! И вообще…

Девушка не закончила фразу, потому что прям ей в руки упало письмо. Она отпрянула назад, выронив бумагу от неожиданности. Испепеляя Уизли грозным взглядом, Гермиона подняла с пола упавшую посылку, недовольно разворачивая ее.

Текст написан неаккуратно, явно наспех законченный. Девушка на секунду глянула вниз, разглядев кривую печать, которую ставила ее мать. Сердце мгновенно забилось с возрастающей силой. К голове пошел приток крови, а пальцы уже дрожали. Гриффиндорка медленно присела обратно, забыв обо всем.

Мама никогда не писала криво.

Закрыв на мгновение глаза, девушка принялась за чтение. В некоторых словах не хватало букв, а предложения клонились то вниз, то вверх. Иногда все сбивалось в одно целое, и было очень трудным для прочтения.

“Гермиона,

Случилась беда. Отец поехал в другой город за твоим подарком, как мы и договорились. Но случилась страшная авария, его машина врезалась в чужую. Я не знаю еще точно, что и как произошло, но отец виновен в этой аварии – это точно.

Я в больнице, у отца – критическое положение. Состояние здоровья наихудшее за всю жизнь. Случилась беда с позвоночником. Из-за этого отказали ноги. Он никогда не сможет ходить.

Поездка отменяется. Ты можешь приехать домой на пару дней, если хочешь. Но отец все равно не очнется, так говорят врачи.

Я посчитала нужным отослать тебе подарок. Папа купил его и уже возвращался обратно.

Будь сильной, мама”

***

Бег – это, наверное, то, что спасает людей. От посторонних звуков, от ненужных людей. От проблем и боли, которые могут навалиться на тебя в одну минуту и задавить своими же силками. Ты словно летишь в неизвестное пространство, закрываясь в себя. Зарываясь в свои мысли. И полет не лишает тебя трудностей, лишь останавливает их на мгновение. На долю секунды, но и от этого может стать легче. И ты радуешься тому, что хоть какая-то вещь приносит радость.

Длинные волосы развевались на ветру. Мантия тянулась позади, словно огромные крылья. Они могли защитить ее, укрыть своими огромными перьями. В такой опеке нуждался каждый, но не все могли получить ее. А она – могла, но не понимала этого, потому что совсем потеряла голову.

Метр, еще один. Затем километр и еще. Стремительные шаги и углубление вдаль. Закрытие себя для других, но внезапное сближение с природой. Иногда девушка оборачивалась назад, зарываясь лицом в кудри.

Она бежала в глубь леса, касаясь руками деревьев. Ладони были разодранными в кровь, но девушка не чувствовала боли. Ноги ужасно ныли, но она не обращала на это ни малейшего внимания. Все страдания были строго посаженными внутри ее тела, закрытые под большой замок. Но слезы будто давали им надежду – один малюсенький шаг к выходу, к свободе.

Гермиона останавливается у огромного ствола, прислоняясь спиной к нему. Ступни не выдерживают веса, и тело бесшумно опадает на землю. Оттуда веет холодом, который окутывает ее всю. Пожирает сполна, не желая отпустить. Ветер помогает ему, дуя со всех сторон. Юбка и кофта девушки поднимаются вверх и ложатся обратно на туловище, как красивые бабочки, оседающее на деревья. Холод сковал полураздетую Гермиону. Внутри и снаружи. Мурашки бегали по коже, а зубы стучали друг о друга на весь лес. Но она не замечала ничего, кроме своей боли. Такой неистовой, затмевающей голову. Такой нежеланной и невозможной.

Маленькие снежинки плавно падали на одежду, красиво располагались на руках, ногах и животе. Грациозно украшали ресницы и губы. Маленькая книга с письмом внутри, которую родители собирались подарить ей, лежала рядом. Страницы дрожали под напором ветра, раскачиваясь из стороны в сторону. Беленький снежок словно пытался помочь девушке, как-то приободрить ее. Тона природы успокаивали ее, и Гермиона была благодарна этому. Единственному моменту для уединения. Для того, чтобы побыть одной в окружении ее новых друзей: деревьев, кустов и земли. Пусть это и звучало смешно, но Грейнджер впивалась пальцами в мягкую тропинку, впитывая ее запах. Запах зимы, снега и зверей, что недавно проходили здесь. Гриффиндорка не чувствовала себя одинокой тут – в километрах от школы. В лесу, где тебя поджидали опасности на каждом шагу. Где любой зверь может обернуться смертоносной тварью. Но она ощущала, что находится в своей тарелке. Что именно этот лес напоминал ей ту поляну, на которую она приходила со своими родителями. Где они устраивали пикники, собирали грибы и ягоды. Где веселились и кидали друг в друга листьями. Где маленькая девочка с каштановыми волосами пряталась за широкими ветвями, играя в “Прятки”.

Родители…

Слезы уже давно высохли, но они все равно остались в ней. Липкостью на лице, несуществующим запахом. В красных глазах и пересохшем горле от криков и воплей. Она орала, звала на помощь. Но никто не приходил, и девушка углублялась в темноту. Ноги несли еще сильнее, а рот не закрывался от всхлипов. Она не переживала, что может нестись навстречу своей смерти – она была готова. Убить, уничтожить палочкой. Да голыми руками. Только бы перекрыть те мучения, что зарождались в ее сердце.

Какой там Драко, какая учеба? Какие разборки с Роном? По отношению с тем, что произошло с ее отцом, все это было детским лепетом. Который, казалось, был так давно. Все переживания по поводу парней, ее красоты.

Гермиона засмеялась на всю рощу, чувствуя приход новой истерики. Раньше она волновалась из-за неудачных оценок или разборки с друзьями, а сейчас все осталось так далеко, позади. Было ощущение, что до того старого, веселого детства, можно было пройти не одну и не сто миль, но все равно она не смогла бы вернуться в то время. Не смогла бы вернуть время вспять, пробежав миллион километров. Не смогла бы сделать что-либо, что бы этого не произошло…

Хорошо, что друзья потеряли ее далеко сзади. Они застряли где-то на опушке с деревом, что опало и не давало прохода. Но Гермиона пролетела над ним, словно маленькая птичка с красивым оперением. С израненной душою и сердцем. Будто ее подстрелил какой-то охотник, попав в цель. И ничто не смогло бы спасти крошечное животное от гибели. Душевной, эмоциональной.

Длинные ресницы медленно смыкаются, и девушка погружается в страшный, дикий сон. Сон, где она опять бежит вдаль, позабыв о том, что есть в этом мире что-то, кроме ее горя. Что-то, кроме ее мучений и слез. Что-то, о чем ей следовало бы заботиться. Гриффиндорка оставляла все это за спиной, не желая оборачиваться. Не желая хоть один раз взглянуть на свое прошлое. Она покидала его, перемещаясь в новый мир. Мир, где не будет ничего. Лишь легкое заблуждение и удрученность. Быть может, надолго, но Гермиона справится. Сможет жить с этим. Все будет казаться намного проще, чем жить на чертовой земле и знать, что отец может умереть из-за тебя.

Грейнджер резко открывает глаза, по инерции схватив палочку. Она беспокойно вертит головой в разные стороны, пока не находит книгу в метре от себя. Подняв ее к себе, прижимает и гладит пальцами, про себя прося прощение за вчерашнее издевательство. Пару минут Гермиона отходит ото сна, с которым еще долго не может покончить. Он был таким реальным, таким прекрасным. Девушка и вправду подумала, что поднялась в небеса и отпустила проблемы в ее жизни. Что будет просто сидеть на белых облаках и охранять своих родителей, как ангел с длинными крыльями и красивым оперением…

Но все это ложь. Новая затея мозга. Голова будто специально играла на нервах гриффиндорки. Будто показывала – смотри, так для тебя было бы лучше, да. Но ты не получишь ничего из того, что только что появилось в твоей фантазии. Потому что это твоя кара – нести огромный груз за спиной, ни разу не присев на землю. Ни разу не дотронувшись до коры деревьев, не проведя пальцами по траве. Не заговорив с людьми, не присев около них. Одиночество – вот, что ожидало ее, и Гермиона была готова принять все, что угодно, лишь бы только отец пришел в себя. Лишь бы его ноги смогли ходить, а сердце продолжало умерено биться. Лишь бы он снова улыбался и дарил им радость. Смеялся, бегал, ходил на работу. Приносил цветы для мамы и маленькие конфетки для своей девочки с каштановыми волосами.

На шатающихся ногах она поднимается и бредет обратно. Легко было вернуться в школу – тропинка настолько протоптана, что не понятно: почему ее не нашли до сих пор? Почему не забрали в палату к мадам Помфри, посчитав сумасшедшей?

Хотя… Ведь это всего лишь Грейнджер. Никто, наверное, даже и не шелохнулся, чтобы искать ее. Наверное, никто даже не знает, что девушка пропала. Или знает. Но ему просто все равно.

С ватной головой она доходит до главных дверей. Мозги плавятся, создавая впечатление не из лучших. Ощущение, что Гермиона упадет прямо на месте, не покидало ее ни на секунду. Голова кренилась в бок, а колени подкашивались. Руки безвольно свисали по бокам, стуча по костям. Она выглядела, как приведение: уставшие, израненное и почти убитое.

На дворе стоял полдень, когда девушка зашла в свою гостиную. Медленно Гермиона прошла внутрь, падая на диван. Сил совершенно не было, и все, о чем она могла мечтать, – поскорее забыться. Поскорее уйти из этого мира, что бы все закончилось побыстрее.

Она все лежала, пока солнце меняло свое положение. Освещало лес и озеро, дарило легкие лучи ученикам, которые гуляли на улице, веселясь от души. Радуясь снегу осенью. Вопли доносились до ушей девушки, и она снова кричала. Вопила, прислоняя ладони к лицу. У нее не оставалось сил, чтобы закрыть окно. Чтобы закрыть это чертово стекло.

Людской смех раздражал ее с невероятной силой. Как кто-то мог радоваться жизни, когда ей так плохо? Когда она почти умирает от бессилия и своей провинности? Когда она – страдалица в этом идиотском мире.

И как только он устроен? Ты растешь, взрослеешь. Появляются друзья, отношения. Ты строишь свои планы, выстраивая их по кирпичику, и складываешь их постепенно, делая из них дом. Сначала нижнее этажи в начало жизни, а потом – крышу под конец судьбы. Когда уже есть дети, работа. Любящая семья, здоровье и счастье. И ты думаешь, что все неприятности, которые приключается с людьми, – не твоя забота. Что они затронут любого, но тебя обойдут стороной. Что не посмеют причинить тебе боль, забрав родных, работу или счастье. Почему? Да ответа и нет. Лишь твердишь себе простое: “Это же я”, успокаивая себя тихим шепотом. Такой легкой отмазкой, не являющейся действительностью. Потому что в один прекрасный день смерть постучится в твою дверь, и неизвестно – придет она за тобой или за твоими близкими. И неизвестно, сколько горя оставит после себя. Просто заберет чье-то тело, не задумываясь о последствиях. Просто оставит страдающих родных оплакивать жертву. Это – ее работа, вот и все.