Текст книги "My December (СИ)"

Автор книги: Nina16

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 48 страниц)

Как же быстро могут измениться обстоятельства. Еще вчера Гермиона думала о том, как сдать зельеварение и придумать себе отговорку для друзей, а сегодня ее жизнь меняло русло с такой стремительностью, что, казалось, пройдут года, как один день. Маленький, но такой удручающий. Маленький, но приносящий столько боли, что думается: “а не прошла ли неделя, пока я лежал здесь, рыдая над своими ошибками или проблемами?”

Когда приходит закат, в комнату заходит парень. Как всегда, бесшумно и гордо. Со своей коронной осанкой, долгим взглядом и кривой ухмылкой. Он хочет сказать новую язвительную фразу, но обрывается на первом же слове – замечает, что девушке плохо. Она ничком лежит на диване, свернувшись калачиком. Юбка порвана, а кофта скомкана. Губы дрожат, а веки подергиваются, хотя Гермиона спит. Ее руки до крови впились в колени, словно что-то могло разъединить их. Каштановые волосы изрядно потрепались: виднелась разная длина в некоторых местах. Создавалось ощущение, что на девушку напал какой-то дикий зверь, и ей пришлось год скрываться в пещере, потому что остальная стая поджидала ее у входа.

Первая реакция у парня: разбудить. В обычной манере нагрубить, предъявив наказание – она прогуляла дежурство. Но что-то в ее виде останавливает даже такого холодного, как Малфой, человека. Второе, что думает сделать: просто пройти мимо, сделав вид, что не видел ее. Закрыться в своей комнате или пойти в холл, к Забини. Сделав вид, что никакой Грейнджер и ее проблем не существует.

Он так и поступает, повернувшись к двери. Делает пару шагов, но замирает на месте. Бросает короткий взгляд на Гермиону и подходит ближе. Садится около нее, протягивает теплую руку, чтобы вытянуть ее изо сна, но резко отдергивает, не успев дотронуться до кожи. Она была покрыта ссадинами, царапинами и ушибами. Раньше худые руки, стали более широкими. Кожа натянулась и слегка вздулась. Одна щека опухла, и глаз уменьшился.

Драко только сейчас заметил книгу, которую девушка сжимала второй рукой. Гермиона всем телом лежала на ней, словно боялась, что кто-то может отобрать у нее эту ценную вещь. Парень медленно вытягивает книгу в новой обложке. Он почти переложил ее в свои руки, как гриффиндорка резко просыпается и с криком вырывает свой подарок. Будто обезумевший зверь, прижимает ценную вещь к груди и выкидывает руку с палочкой впереди себя. Когда сонные глаза привыкают к свету и различают удивленного Драко, девушка медленно опускает пальцы на живот. Она снова ложится на диван пластом, еще сильнее прижимая книгу.

– Совсем уже с ума сошла? Да?

Совсем не холодный голос, не обвиняющий. Спокойный и слегка равнодушный. В его взгляде можно было прочесть маленькую заинтересованность происходящим, но не более. В этот день слизеринец был настроен положительно. Даже к таким, как Грейнджер.

Девушка промолчала, поджав губы. Она слышала голос где-то вдалеке. В конце длинного тоннеля, через который невозможно расслышать речь. Да ей и не нужно было все это. Какие-то мелкие проблемы ее не волновали. Ни что не могло огорошить Гермиону сильнее, чем то, что ее отец – инвалид. И это, скорее всего, на всю жизнь. И не понятно еще: придет он в себя после комы или нет? И сможет ли его голова работать? Или же головной мозг так же задет из-за спины?

Драко опустил взгляд на пол, где лежало небольшое письмо. Он, хмыкнув, глянул на девушку, которая лежала с приоткрытыми веками. Он медленно приподнял письмо, смотря, не видит ли Грейнджер. Но она пустым взглядом смотрела куда-то прямо. Наверное, на камин.

Костер успокаивал нервы и приводил девушку в состояние транса. Она непрерывно наблюдала за тем, как огоньки прыгают по бревнам. Они плясали в бешеном танце, характеризовавшие ее жизнь: невероятно быстрый темп, который не всегда приводил к хорошим последствиям. Неудачно прыгнешь, и все. Ты умираешь на черном дереве, который поглощает тебя. Да, ты убиваешь его, но и твоя жизнь уходит. Незаметно и очень быстро.

У Гермионы всплыли перед глазами образы маленьких фей, которые перелетали с дерева на дерево. Они были такими маленькими, почти не заметными. Существа дарили радость всем людям, в том числе и ей – бедной гриффиндорке. Грейнджер потянулась рукой к одной ветке, где сидела улыбающаяся фея в голубом платьице, но вместо этого пальцы наткнулись на что-то твердое. Гермиона моментально открыла глаза, отпрянув назад.

Новая волна гнева окатила ее с головой, будто на нее обрушилось ведро, которое висело над головой девушки не один час. Раскачиваясь из стороны в сторону, готовое вылить все содержимое наружу, облив при этом незащищенную Гермиону. И сейчас она кричала и метала за это. За то, что Драко посмел взять ее письмо и прочесть. За то, то его кошмарные глаза бегали по строчкам, адресованным ей. За то, что этот мерзавец влез в ее жизнь. Со злостью, она вырывает бумагу, порвав ее по краям.

– Теперь мы квиты, – спокойно бросает парень, выкинув кусочек листика в камин. – Ты же тоже…

– Как ты посмел?! – вдруг заорала девушка, подскочив на диване. Это было настолько резким движением, что она повалилась обратно. Голова сильно закружилась, и перед глазами появились черные пятна.

– Ты что делаешь? – возмутился Драко, на всякий случай отползая от нее подальше.

Гермиона действительно походила на ненормальную: запутавшиеся волосы, вырванные в некоторых местах; безумные глаза, испепеляемые каждый сантиметр, пуская снопы искр; дрожащие руки и подкашивающиеся колени.

– Зачем ты сделал это? – повторила она, смотря на парня ненавидящим взглядом. Грейнджер не моргала уже пару минут, и Малфоя это очень смущало.

– Что? Прочел?

Он совершенно не напуган, наоборот: в коем роде заинтересован. Не каждый день увидишь, как гриффиндорка теряет контроль над всем и просто поддается внезапному потоку эмоций. К тому же, его немного радовала подобная ситуация – сейчас он был нормальным и уравновешенным. И именно Гермиона раскрывала свои секреты эмоциями и поведением. Именно она открывала парню новые места, на которых можно было надавить при нужных ситуациях.

Драко прочитал письмо от начала до конца. Даже принялся за повторный круг, но эта истеричка заметила нежеланное действие, проявленное со стороны парня. Пусть она и была ненормальной, но Малфой помнил себя в этом состоянии: когда узнал, что его мать на грани смерти. Поэтому осуждать или презирать не мог ни в коем случае. Оставалось только проявить понимание и сочувствие. Помочь словами и успокоить бедную девушку. Так было бы правильно, и смогло бы уравновесить человека. Так сделал бы каждый, не будь он Малфоем.

Какой-то процент его сущности он понимал девушку и сожалел о произошедшем. Но это было настолько мизерным проявлением чувств, скрывающихся за безразличием и насмешкой… он был рад.

Тому, что Гермиона поняла, каково это, когда твое личное читают без спроса. Что поняла, каково это, когда лезут в проблемы, не касающихся других. Когда понимает, что такое знать, что одного из родителей может не стать в одну секунду – пусть только Господь распорядиться. Драко не хотел смерти ее родственникам, не подумайте. Просто легкая нахальная улыбка появилась на лице парня. Ведь мы никогда не поймем страдания других людей, пока не почувствуем то, что испытали они. Пока не окунемся в ледяную воду, в которую сует их жизнь. Такая несправедливая и суровая. Не подкупаемая и безжалостная. Убийственная.

– Прочел, – сказала она дрогнувшем голосом, сильнее прижавшись к подушкам.

– Ну-ну, – задумчиво ответил Драко, прокрутив в руках палочку. Очередного нападения Гермионы желательно остерегаться. Никто же не знает, что взбредет ей в голову снова. – Ты ведь сделала так же.

В здравом рассудке девушка бы согласилась. Но не сейчас. Не тогда, когда отец находится за чертой: жизнь или смерть. И все может решиться в одно мгновение. Не тогда, когда девушка тратила свои часы в пустую, когда могла бы проводить их с отцом или матерью. Не тогда, когда она готова была разрыдаться при любом неправильно обращенном к ней словом или взглядом. Теперь все без исключения гриффиндорка принимала в штыки.

– Зачем ты вообще пришел?

– Зачем? – он хмыкнул. – Я живу тут. И прошел бы мимо, если бы ты не разлеглась на весь диван, как бомж на лавочке.

Гермиона медленно спустилась на подушке, чуть ли не касаясь волосами пола. Ее рука скатилась вниз, но девушка быстро спохватилась, хватая письмо и книгу. Аккуратно положив их вместе, она смотрит на парня.

– Я не просила тебя помогать мне.

Драко долго смотрел в ее карие глаза. Зрачки быстро расширялись и уменьшались, словно придаваемые какому-то гипнозу. На лице застыла странная гримаса: ни то ярость, ни то горе. Но больше всего было заметно отрешенность. Потому что во взгляде не читалось осмысленных речений или планов, которые всегда находились в голове у Гермионы.

– А я что, помогаю?

– Не нуждаюсь в твоей компании. Можешь быть свободным, – проговорила она так холодно, что, казалось, огонь в камине прекратил свое движение. Замер на месте и не шевелится, ожидая, когда Снежная Королева вернет его к жизни.

Девушка поправила волосы и не сдержалась. Из глаз полились теплые, почти горячие, слезы. Они стекали в рот, слегка смягчая горло, что ужасно болело. Глаза закрывались и открывалась, словно все тело ужасно болело. Грудь вздымалась и опускалась. Вся ее сущность предалась огромной боли, и ничто не смогло бы излечить ее. Никакая мазь или лекарство не помогло бы заживить раны, ставшие размером с мужскую ладонь.

– Нет? Не нуждаешься? – Драко почти засмеялся.

Он прекрасно помнил свое состояние: это ужасное чувство, что все выходит из-под твоего контроля. Что все мысли несутся в неизвестность, и ты не можешь их остановить. Что все вокруг раздражает, и ты готов убить это все. Но, говоря по правде, Малфой нуждался в понимающем друге тогда. В том, кто смог бы прийти и успокоить. Пусть на это и ушел бы битый час, но парень бы знал, что есть кто-то, кто любит его в независимости от ситуации. Что в произошедшем виноват не сам парень – просто так сложились обстоятельства. Он просто хотел обнять кого-то и услышать: “Ты не виновен”. И, быть может, это успокоило бы слизеринца. Тихий шепот, приятное звучание слов. Но никто не дал это Драко, и он понимал, насколько Гермиона нуждается в этом. Хотя и бежала куда-то, скорее всего. Точно так же, как сделал сам Малфой: скрылся ото всех, не желая видеть никого. Зарываясь в свои мысли, погружаясь в свою проблему с каждой секундой все глубже. Ведь именно тогда, когда ты одинок, есть время, чтобы поразмышлять и подумать. И это убивает изнутри. Сначала больно царапается, о чем-то предупреждая. Затем уже дерет тело, разрывает на части. И тут уж убивает одним выстрелом в висок. Бум, и тебя нет. След простыл.

– Уйди, – хрипит она, тяжело вздыхая.

Девушке так больно и одиноко, что от присутствия парня становится еще хуже. Пустота внутри ее расширялась все сильнее, и Гермионе казалось, что еще чуть-чуть – и живот разорвется на части. Такая зияющая дыра, что смотри внимательнее: раз, и что-то проникнет внутрь. Чьи-то грубые слова, дурные вести. Все теперь ходуном проходило сквозь девушку, и она скручивалась на диване, пытаясь заслонить себя от этого мира.

– Ты же не хочешь этого, – прохладно отзывается Драко, но не спеша поднимается на ноги. Бросает быстрый взгляд на старосту и уходит к себе в комнату.

Гермиона продолжает смотреть на камин, слушая громкий стук каблуков парня. Он отдается в ее голове ужасным грохотом, и девушка мечтает, чтобы он поскорее закончился. Но эта мука продолжается так долго, что Грейнджер кричит в сотый раз за этот день, заслонив уши ладонями. Книга выпадает и опускается на пол, раскрыв страницы.

– Нет! – срывается на ор гриффиндорка.

Она не хотела открывать подарок. Она боялась читать этот текст, боялась вообще прикасаться к ней. И было бы лучше выбросить ее, но Гермиона просто не могла отодвинуть ее хоть на сантиметр от себя. Девушка бросается на пол, как умалишенная, закрывая листы телом. Она свисает головой вниз, пока звук от каблуков продолжает отдаваться в ее голове. Хотя обладатель “музыки” давно замер у лестницы, смотря на сожительницу.

– Хватит! – кричит она, сползая на красивый коврик.

Гермиона совсем одна – в этой огромной башне с открытым окном. Ветер ласкает кожу. Он намного теплее, чем был в лесу, и девушки приятно ощущать его прикосновения. Дуновение слегка успокаивает, возвращая в реальность. И гриффиндорка с радостью бы поддалась этому напору и вернулась бы в свою обычную жизнь: уроки, друзья, дежурства, уроки. Так по кругу, день за днем. И она была бы счастлива и стала ценить каждое мгновение. И перестала бы гоняться за какими-то идеалами – просто жила себе в радости, не забывая о родных. Гермиона смогла бы восстановить утраченное время. Смогла бы возвратить уют в их семью. Но просто не могла. Просто было невозможно больно от того, что случилось с отцом.

– Я ничего и не делаю, психованная, – спокойно произносит Драко, держась рукой за холодную стену.

Он внимательно наблюдал за тем, как девушка лежит на полу. Ее волосы шевелятся, закрывая то шею, то лицо, то плечи. Кажется, что Грейнджер похудела за эти два дня: ключицы выпирали сильнее обычного, лицо уменьшилось в размерах, а ноги стали совсем худыми и маленькими. Она выглядела, как незащищенный ребенок, нуждающийся в помощи. Ясно же, что Гермиона сама не придет в себя после некой потери. Что сама не сможет восстановить себя – для этого понадобиться другой человек.

“Ты – аристократ. Чтобы очистить свою и без того чистейшую кровь, нужно слова доказывать поступками. Если человек нуждается в деньгах – помоги. Покажи остальным, что лишение грошей на тебя никак не повлияет – у тебя итак их предостаточно. Если человек нуждается в твоей помощи – помоги. Даже если потребуются слова – ты докажешь всем, что знаешь, как вести себя в подобных ситуациях. У тебя имеется все нужное для успокоения пострадавшего, и ты – знаешь, как правильно применить все правила и манеры…” – голос матери отчетливо звучал в голове у Драко, и парень быстрым шагом вернулся в центр комнаты.

Он не хотел помогать Гермионе, не собирался это делать. Да и протягивать руку помощи было не в его вкусе. Говоря по правде, он не особо умел это делать. Потому что если кому-то из слизеринцев было плохо душевно, появлялись другие, и Малфою просто не приходилось делать это. Его раздражали слезы других людей, их ненужные истерики и крики. Драко всегда думал, что это пустая трата времени – уходить в себя и нагнетать проблемы. Думал до того времени, как сам не оказался в подобной ситуации. Именно то состояние, что испытывали его сокурсники, пережил он и на себе. Только в его случае никто не пришел на помощь, словно где-то сверху решили отомстить младшему Малфою за то, как насмехался над теми, у кого было горе.

– Эм… – начал парень. – Есть явный плюс.

– Что? – Гермиона подняла заплаканные глаза на старосту.

Только его ей не хватало. Этого дурного голоса и взгляда. Именно сейчас гриффиндорку он не пронизывал на сквозь, не заставлял мурашки бегать по коже. Даже присутствие аристократа никак не волновало девушку. Она сама стала той холодной глыбой, которой был Малфой.

– Ну, ведь отец не умер.

Секунда для того, чтобы схватить подушку и бросить ее с размаху. Чтобы парень пошатнулся на ногах, наткнувшись на стол. Который впоследствии опрокидывается, и на полу оказываются миллионы осколков с разорванными книгами. Со стеклами, которые долетают до голых ног девушки и крепко впиваются.

– Ты дура, что ли?

Гермиона со злостью выдирает два осколка из лодыжек, проскрипев зубами. Пятна крови появились на пальцах, но девушка лишь сильнее прижала к себе подарок, кладя голову обратно на ковер.

– Ты не смеешь разговаривать о моем отце. Никогда. Ты понял меня?

Парень усмехнулся, взяв палочку покрепче. Произнеся заклинания, он восстановил столик и стеклянную вазу, которая до этого красовалась на нем. “Заживляет” книги, прикрепляя страницы. Но некоторые все же угодили в камин и теперь безжалостно сгорали там дотла.

– Ты же посмела говорить о моей матери. Так что не стоит здесь условия ставить, – ответил Драко, закончив с починкой гостиной.

Голубые тона больше не успокаивали ее, а лишь нагнетали обстановку. Гермиона вспомнила, что темно-голубой – это любимый цвет ее отца. Влажные глаза потратили еще тонну слез, которые разрезали ее щеки. Попадали в рот, и девушка почти захлебывалась от них, глотая против своей воли. Ее организм еще никогда не терял столько воды и соли, так что ощущение слабости с каждой минутой наваливалось на нее с новой силой. Давило на голову, уменьшая ее размерах. Еще чуть-чуть, и Гермиону сдует тем ветром из окна, как крошечную птичку с красивым оперением.

Она закрыла лицо руками, лишь бы не видеть эту комнату цвета неба. Цвета моря, который опять напоминал ей о родителях. Как они ходили по берегу, как бросались с отцом песком друг в друга. Как затем бежали в соленную воду, чтобы смыть с себя теплые ракушки. И затащить маму в холодное море, пока та будет кричать и ругаться, что не хочет еще окунаться.

Воспоминание о том, как отец учил ее плавать, врезалось в голову девушки. Стоял теплый день, и они впервые поехали на море. Честно говоря, Гермиона не могла припомнить, где именно это было, но главное все же осталось – там был отец. Он держал девочку большими руками, пронося над голубой водой. Она барахталась и смеялась, еле касаясь телом моря. Медленно мужчина отпускает ребенка, и девчушка начинает быстро грести руками и ногами, пытаясь удержатся на плаву. И – о, чудо – у нее выходит достаточно быстро. Потому что через неделю, когда они покидают белый пляж и зеленые пальмы, Гермиона уже может проплыть метров десять без поддержки отца.

– Мне так плохо… – вдруг произносит она. Скорее себе, чем Драко, но тот все слышит и думает, что это адресовано ему.

Впервые в жизни Малфой понимал второго главного старосту. Не дело объединяет людей, а общее горе. Кто, как ни он, мог знать, что такое пережить подобное? Когда сидишь без дела и знаешь, что ничем не поможешь своему родному. Но Гермионе было еще хуже, наверное. Из письма парень понял, что девушка попросила подарок, и отец попал в аварию, когда поехал за ним или уже возвращался. Соответственно, гриффиндорка испытывала сильнейшее чувство вины, а у Драко этого не было. Ведь не он виновен в том, что яд проник в организм Нарциссы. И все же… девушка слишком сильно убивалась из-за происшествия.

– Говоря по правде, я не знаю, что делать в подобных случаях, – бросает тот и приближается на один шаг ближе. Парень садится около нее, смотря в пустые глаза.

Девушка пару раз моргает, словно только что вспомнив, что не одна в башне. Она хмурится, не понимая, кто сидит перед ней. Когда голова наконец вспомнила человека, Гермиона говорит:

– Ты все равно не поможешь мне. Никто не сможет сделать этого. Но ты – особенно.

– Почему это? – удивляется парень, приподняв брови.

– Потому что ты никогда не переживал то, что чувствую я, – Грейнджер ткнула пальцем в грудь и ощутила боль от этого жеста. Даже легкое прикосновение расширяло дыру в ее теле сильнее.

– Я не понимаю? Ты что, серьезно сейчас? Вообще-то, хочу напомнить тебе: моя мать умирает. И, в отличии от твоего отца, ей осталось жить недолго, – почти обвиняющее ответил Драко, сложив руки на груди.

Даже сейчас они были разными. Она лежала, свернувшись в калачик, а он восседал с ровной спиной, будто царь. Она готова была разрыдаться от любого слова, а он сам делал эти грубые предложения. Она сжимала книгу в руках, думая, что это – самое важное в ее жизни, ее подарок; а он и не думал, что может быть что-то лучше и ценнее, чем он сам.

– Пусть так, – безразлично соглашается девушка, продолжая, – но ты не виновен. А я – только я и никто другой – заказала этот дурной подарок. Я сделала своего отца инвалидом, понимаешь? – ее голос задрожал, как натянутая струна. В горле появился ком, и оно заболело с новой силой. – Я виновата! Понимаешь?! – девушка сорвалась на крик, наконец отбросив книгу от себя. – Если бы не я и мои невероятные замашки на эту жизнь, все было бы хорошо! Сейчас бы родители сидели у бабушки в Швейцарии и ждали меня! Понимаешь?! Господи… – она приподнялась на локтях, принимая сидячее положение. Только сейчас до Гермионы дошла одна мысль. – А что, если бабушка… если бабушка не сможет пережить эту аварию. У нее слабое сердце, очень слабое. И она может так переживать за сына, что сердце может не выдержать и… – безумная гримаса застыла на лице Грейнджер, и она испуганно глядела на Драко. – Такое ведь может быть?

Она отчаянно хотела услышать от парня: “Нет. Бабушка сильная и переживет”. Так хотела поверить в это, что почти умоляюще смотрела в серые глаза. Почти просила в голове, чтобы он сказал именно это. Но он кивает головой, тихо проговаривая:

– Может.

Гермиона подскакивает на ногах, возвышаясь над парнем, как гора. Она испепеляюще смотрела на него, сжигая на месте. Теперь именно девушка убивала его на месте такими жестокими глазами, выгнутой линии губ и рук, расставленных по бокам.

Драко знал, что в Грейнджер боролись разные эмоции ранее: то она его не любит, даже ненавидит, затем испытывает легкую симпатию. И снова не любит, а потом смотрит на каждом уроке, пытаясь скрыть это. И ненавидит. И каждый день в ее голове не могла появиться одна четкая мысль, что же все-таки Гермиона испытывает по отношению к парню. Но сейчас все было по-другому. Девушка готова была разорвать его на месте. И не из-за личной обиды или каких-то причин в ее сознании. Лишь из-за неправильно сказанных слов. Неправильного взгляда, адресованного ей. Точно так же, когда она пришла к Малфою. Говори девушка в другом тоне, с другими эмоциями, реакция была бы иной. Но, когда ты в таком состоянии, любое замешательство со стороны человека, любая провинность воспринимается, как ужас. Как истинная несправедливость, которую немедленно нужно исправить.

– Как твой поганый рот вообще может говорить такие вещи? Кто тебя вообще просит? Кто?!

Гермиона закричала, ударив руками в грудь. Надеясь, что так боль сможет уйти. Но ничего, конечно же, не произошло. Только тоска пришла и привела с собой своих друзей – слез. Девушка заплакала, подбегая к книге. Схватив ее на руки, гриффиндорка разорвала листы на маленькие бумажки, забрасывая в камин. Она все рвала и рвала страницы, ругаясь на подарок.

– Это ты виновата, идиотская книга! Ты!

Когда не осталось живого места от литературы, Гермиона осела на пол, закрываясь руками. Она прижала колени к груди, тяжело всхлипывая. Мокрое лицо было опухшим, глаза красными, а губы дрожали.

– Не стоило этого делать, – подумав, сказал Малфой. – Все-таки отец попал в аварию, когда ехал за этой книгой. Значит, хотел подарить ее дочке, потому что пришлось направиться в другой город.

– Закрой свою пасть! – крикнула в ответ Гермиона и снова поднялась.

***

Горгулья молчаливо смотрела на девушку, что посмела ее потревожить. В коридоре иногда шастали другие ученики, но их было очень мало, и Гермиона не обращала на них внимания. Она стучала руками и ногами по статуе, требуя, чтобы она впустила ее немедленно. Отсутствие пароля не волновало девушку. Да и горгулью, в принципе, тоже. Та лишь грозно глядела на ученицу, не пуская к директору. Она не поддавалась никаким уговорам: ни тому, что Гермиона нуждается в профессоре, ни тому, что случилось с ее отцом. Гриффиндорка даже попыталась пригрозить статуе, но та почему-то не испугалась и не пропустила наверх.

Девушка осела на пол, зарываясь пальцами в спутанные волосы. Ей нужно было поговорить с Дамблдором, чтобы тот отпустил ее на пару дней домой. Гермионе ужасно хотелось увидеть отца, сжать его руку и попросить прощения. Хотелось сказать, что все будет хорошо, потому что его вылечат. И еще одно – девушка отчаянно надеялась, что профессор сможет излечить ее отца. Пусть на это уйдет много лекарств из школы, но ее отец сможет снова ходить. Потому что городские врачи не помогут – тут уж и сомневаться нечего. А магия – это то, что нужно было.

Взяв себя в руки, Гермиона почувствовала, что немного приходит в себя. План созрел в ее голове и, собравшись, она поспешила по бесконечным ступенькам к другому профессору.

В ее голове крутились действия вчерашнего и сегодняшнего утра. Да уж, проблема с отцом дала о себе знать: почти на целый день Грейнджер полностью отключилась и действовала каким-то животным рефлексам. Вместо того, что бы немедленно поехать к отцу, поддержать мать, позвонить бабушке из дому, она понеслась в лес, убегая от друзей и проблем. Ее волновало лишь то, что больно Гермионе. И совершенно забыла, как там матери, которая сейчас, наверное, сидит около койки мужа и плачет горькими слезами.

Огромный груз вины еще сильнее стал давить на спину девушки. “Спокойно, соберись. Сейчас же!” – приказывала она себе, пробегая по коридорам школы. Картины возмущенно смотрели на нее, потому что Гермиона позволила себе вечером разбудить их. Но девушка не смотрела в их сторону даже секунды. Перед ее глазами четко застыл образ того, как ее матери сейчас тяжело.

Добежав до нужной двери, без стука отворяет ее. Профессор сидит в своей черной мантии, перебирая бумаги. Как всегда, около нее лежит перо и он что-то быстро строчит. МакГонагалл удивленно смотрит на ученицу, проводя взгляд снизу вверх. Она снимает очки, устало спросив:

– Мисс Грейнджер? Вы решили прийти в школу? Ваши друзья обыскались вас.

– Я была в гостиной, – перебила ее Гермиона, без разрешения присаживаясь на ближайший стул. Профессор выгнула линию губ, внимательно наблюдая за поведением старосты. – У меня проблема, профессор.

– Я вас слушаю.

Девушка без промедлений поведала о письме и отце, не рассказывая в красках. Она так же опустила тот момент, что сама попросила родителей купить эту книгу и то, что Гермиона провела ночь в лесу, а весь следующий день таскалась по школе, будто приведение. Ну, и про горгулью так же решила забыть.

– И мне нужно увидеть отца. Мне нужно домой хоть на пару дней, – умоляюще проговорила девушка. Конечно же, в таких просьбах не отказывают. Особенно в такой ситуации.

– Конечно, мисс Грейнджер, – мягко ответила Минерва. Она махнула палочкой, и перо перестало писать на листе. – Мы сейчас же двинемся к директору.

Весь путь они шли молча. Гермиона ощущала холод, бегающий по ее спине, и закрывала глаза. В ее голове крутилась лишь одна мысль – поскорее увидеть больного отца. Посмотреть в его уставшие глаза и прочесть в них любовь. Заметить легкую улыбку, которая всегда смеялась в любой ситуации. Поговорить с матерью, успокоить ее. Ведь поддержка дочери – это то, в чем нуждалась мать. И девушка чуть ли не прыгала на месте, думая, что поможет ей. Но внезапно поднятое настроение быстро развеялось, когда они подошли к знакомой горгулье. Гермиона вдруг поняла: виновата она. А что, если отец не захочет ее видеть? Что, если мать обвинит в случившемся? И вообще откажется от такой ужасной дочери? Что, если состояние отца уже ухудшилось, а с ее появлением все пойдет наперекосяк?

Девушка замерла перед ступеньками, открывшимися для входа в кабинет. Неуверенными шагами она ступила на них, поджидая декана. Плавно они поднялись вверх, ступая на порог красивого и, в тоже время, странного кабинета. Добродушный старец сидел за столом, встретив их тревожной улыбкой.

– Что-то случилось, Минерва?

Дальше девушка отключилась. Не слышала пересказа МакКогнагалл, сочувственных слов. Не видела, как они они договариваются о том, как переправить девушку в другую часть мира. Она думала только о том, что ее не рады видеть дома. Что ей не следует ехать туда. Что было глупой ошибкой – прийти к МакГонагалл. Потому что груз ответственности навалился на нее снова.

– Нет… – пробормотала она. – Я не хочу… – медленно проговорила девушка, поднимая глаза на Дамблдора. – Я не поеду.

– Простите, мисс Грейнджер? – Минерва удивленно застыла около стола директора, опираясь рукой о стену.

Маленькая птичка перелетала на руку к Гермионе, клювом уткнувшись в волосы. Животное пару секунду сидело без движения, но затем холодные слезы полились из глаз. Они капали на расцарапанные руки и не зажившие ноги. Раны затягивало, и зуд постепенно пропадал. Девушка ощутила облегчение во всем теле, и легкий вздох вырвался из ее уст.

– Спасибо, – девушка слегка улыбнулась, поглаживая Феникса по крыльям. – Профессор Дамблдор, – гриффиндорка в миг посерьезнела, наклоняя голову в сторону. – Я… мне тяжело, – Гермиона сомкнула губы, еле сдерживаясь слез. Расплакаться в кабинете у директора – не лучшая перспектива.

– Мисс Грейнджер… – ласково позвал ученицу Дамблдор, протягивая стакан с каким-то напитком. – Присядьте и попробуйте эту настойку. Очень успокаивает. В свои годы, когда времена были не лучшими, бывало по пять кружек выпивал, – усмехнулся добродушной улыбкой он.

Девушка приняла чашу с благодарностью кивнув головой. Жест получился не таким спокойным, как ей хотелось бы, потому что волосы выбились из-за ушей, падая на глаза, и Гермиона смахнула их. И, конечно же, содержимое чаши слегка вылилось, но гриффиндорка сделала вид, что этого не было, сжав зубы от боли – уж больно горячим был отвар. Девушка подносит к губам теплую жидкость и пьет, прикрыв глаза. Действительно – помогает, и очень сильно. Тело приятно согревает чай, обволакивая горло. Боль быстро проходит, и Гермионе становится немного легче, не считая того, что зияющую дыру в ее теле никакой отвар не закроет.

– Я знаю, это против правил, – сказала девушка, выпив почти половину предлагаемого напитка, – но… ведь исключения можно делать, так?

Профессор Дамблдор внимательно смотрел на девушку, нахмурив брови. Белая борода свисала вниз, раскачиваясь при каждом его шаге. Старец шагал по кабинету, сложив руки впереди. В его голове крутились какие-то мысли. И Гермионе оставалось надеяться, что они направлены на то, как спасти ее отца.

– Продолжайте, – ответила Минерва, которая продолжала стоять у стола, словно статуя.

– И… мой отец, он… наверное, не сможет никогда больше в жизни ходить, – ком вернулся в горло, и Грейнджер сделала еще глоток, боясь сломаться на месте. – Врачи обычные не помогут, я знаю, в каком состоянии медицина сейчас, – говорила девушка, сжимая пальцами кружку. Она была еще теплой и согревала порядочно замерзшие руки. Оставалось непонятным, как девушка до сих пор не заболела, проведя столько времени на улицы без куртки и теплых вещей. – Поэтому я прошу помощи у вас. – Дамблдор понимающе кивнул головой раз, затем еще один и остановился, готовый что-либо сказать, но девушка сделала это быстрее его. – Если бы врачи – маги могли помочь одному магглу, ничего бы не случилось. Вылечить единственного маггла.