Текст книги "My December (СИ)"
Автор книги: Nina16
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 48 страниц)
Слова пролетели по воздуху, с треском разбившись о сознание Гермионы. Она стояла в ступоре несколько секунд, будто бы слизеринка сказала эту фразу на древнеегипетском. Сердце бешено стучало, алкоголь заставлял кровь циркулировать быстрее. Глаза запекло, но не от обиды, а от ярости, которую ей было так несвойственно испытывать. Тошнота подкатила к горлу, виски болезненно сдавило.
Грейнджер с шипением ринулась вперед, действительно походя на кошку. Злость бурлила в ней с неистовой силой. Все, чего хотелось гриффиндорке – расцарапать Паркинсон лицо.
Крепкие руки схватили ее за плечи, с силой оттащив назад, а в следующую секунду дыхание Драко защекотало кожу:
– Грейнджер, ей же только этого и надо. Успокойся, тебе же не нужны неприятности.
Девушка открыла рот от удивления, ядовито глазея на парня. Какой же идиоткой была гриффиндорка, считая, что одна ночь с ней хоть что-то изменит!
Ей захотелось плюнуть ему в лицо, убрать его руки и убежать, куда подальше, хотя, в таком состоянии староста была не способна даже на это.
Дальше все было, как в тумане. Она брыкалась, шаталась, ноги не слушались, тело потяжелело. Гермиона не различала ничего вокруг, она видела лишь чьи-то руки, лица, приглушенный свет и серые стены. Кто-то, пахнущий кофе и карамелью, держал ее под руку, ведя за собой.
– Эй, ты как? – знакомый голос вывел ее из оцепенения, заставив вздрогнуть. Грудь тяжело вздымалось, а лицо стало влажным от пота.
– Нормально, – сухо ответила гриффиндорка, оглядевшись. Она стояла в гостиной рядом с Забини и Малфоем, которые обеспокоено переглядывались. – Да нормально все! – рыкнула она, плюхаясь на ковер, где была разбросана еда.
– Ух, полегче… – театрально воскликнул слизеринец, присаживаясь рядом.
Глаза Гермионы недобро сверкнули.
– Заткнись, Малфой, – выплюнула староста, пытаясь испепелить того взглядом.
Драко холодно посмотрел на девушку – волосы растрепались, челюсть была сжата.
– Ты думаешь, она бы отпустила тебя, если бы я не подыграл? – ровным тоном сказал блондин, всё так же не отрывая глаз от девушки, сидящей напротив.
Гермиона опустила глаза, посчитав нужным промолчать. Конечно же, она догадывалась, почему Малфой вел себя именно так. И да, она знала, что, если бы не он, то со значком старосты можно было попрощаться. Но Грейнджер было плевать – ревность с такой силой сжимала легкие, что девушке показалось, что сейчас она вздохнула впервые за этот день.
Она не понимала, почему Драко бесится из-за Ленни и Рона, но, кажется, теперь это стало доступным для ее сознания. Более того, девушка прочувствовала на своей собственной шкуре. Но ведь это разные вещи, Малфой – собственник, а Гермиона любит его и не хочет делить ни с кем другим.
– Ладно, ребятки, хватит устраивать тут Санта Барбару, – пролепетал Блейз, легший рядом с другом. – Предлагаю продолжить игру на желания.
Малфой неуверенно кивнул, а гриффиндорка нехотя пожала плечами. Она до сих пор не могла отойти от той перепалки с Паркинсон, которая протрезвила ее в одно мгновение. Мысли были, как никогда, ясными, но вот голова трещала по швам.
Забини толкнул бутылку, и та пару раз, прокрутившись на поверхности, остановилось на Гермионе, которая закрыла глаза ладонями, громко простонав.
– Ну, валяйте, – убито выдохнула девушка.
Драко еле заметно усмехнулся, открывая новую бутылку огневиски, забыв о том, что сегодня они потратили половину годового запаса алкоголя, который был у Блейза.
– Знаешь, Грейнджер, ты тут часто воешь по утрам, не давая мне спать. Может, исполнишь для нас какую-то магловскую дребедень? Я уже и не знаю, что придумать… – задумчиво протянул староста, и Гермионе показалось, что в его глазах мелькнул интерес.
– Блин… Это обязательно? – вяло откликнулась гриффиндорка. Она не считала себя хорошей певицей, более того, девушке казалось, что голос ее похож на визги олененка, застрявшего в изгороди.
– Кошелек или жизнь, Грейнджер. Ты знаешь правила.
Почувствовав на себе любопытные взгляды, шатенка сгорбилась, сглотнув. Станцевать стриптиз для нее было задачей, куда полегче. Гермиона посмотрела на Драко, который растянулся на ковре, словно король. Он с напускным интересом и тщательностью рассматривал свои ногти, словно утомленный тем, сколько времени ушло у гриффиндорки на выбор песни.
Девушка почувствовала, как дрожат коленки. Она была уверена в выборе композиции, но это послужило бы, своего рода, откровением, Малфой поймет, что это адресовано именно ему. Собравшись с духом, Гермиона начала петь и голос ее звучал чисто и звонко:
– Это был долгий и темный декабрь…
Я помню, с крыш наметало
Снег, белый снег.
Отчётливо помню,
Как они всё смотрели из окон
На то, как мы замерзаем…
Когда будущее строится
Кучей идиотов-показушников,
Тебе лучше не высовывать нос…
Если ты любишь меня, просто дай знать…
Она замолчала, боясь даже посмотреть на него.
– Это был долгий и темный декабрь,
Когда банки превратились в храмы,
А какой-то хитрец стал божеством.
Священники ухватились за Библии-муляжи,
Служащие тайниками для винтовок,
И кресты устремились вверх…
Похороните меня в амуниции,
Когда я, мёртвый, паду оземь.
Мои нервы словно оттаявшие полюса…
И если любишь меня – дашь знать?
Голос задрожал, как натянутая струна скрипки. Девушка отрывисто дышала.
Дашь ли ты, Драко, ей знать?
– Я не хочу быть солдатом,
Которого капитан какого-нибудь обречённого корабля
Отправит глубоко на дно…
Так, если ты любишь меня, зачем отпускаешь?
Я забрал свою любовь на фиолетовый холм,
Где мы сидели в снегу.
И всё то время, пока мы сидели, она молчала…
Что же, если любишь меня – просто дай знать…
По лицу Гермионы текли слезы, которые она даже не пыталась скрыть. Волосы прилипли к влажным щекам, а губы посинели и дрожали.
Примерно с минуту в комнате стояла гробовая тишина, которую прерывал лишь свист ветра за окном. Блейз выпучил глаза, а подбородок отвисал чуть ли не до пола. Затем он пробурчал что-то нечленораздельное на подобии: “охуетьнутыдаешьгрейнджер”.
Драко же, напротив, молчал. Что-то шевельнулось в его глазах. Взгляд был отрешенным, с толикой боли, взгляд, похожий на замороженное пламя. И лишь одна ее фраза крутилась в голове: “Что же, если любишь меня – просто дай знать…”.
Фраза, на которую он не смог ответить дважды, вопрос, который упрямо всплывал у него в голове каждый день: “Люблю ли я Грейнджер?”
– Я… я пойду, наверное… – отрывисто начал Забини, с трудом вставая на ноги. Он помахал друзьям рукой, неуверенно направляясь к выходу, но никто даже не поднял головы. Его тело покачнулось, а затем с грохотом упало на пол, вместе с бутылкой огневиски, которую, по-видимому, не удалось спасти. Осколки разлетелись в разные стороны.
Это было знакомым чувством для старост. Вдребезги разбитое стекло.
Она встает, он – следом. Молча. И не нужно слов.
Держась за руки, они подошли к спальне Драко. Гермиона легла на кровать, чувствуя, как руки парня плотно обвивают ее тело. Слыша биение его сердца, как свое собственное.
Малфой зарылся в ее густые волосы, закрыв глаза. Рядом с Гермионой он чувствовал почти неуловимое умиротворение, то, чего никто больше не мог ему дать. И последнее что он услышал, прежде чем погрузиться в сон, был приглушенный голос девушки:
– Я люблю тебя.
И вновь Драко не дал ответа.
Комментарий к 15(//)
Принимается критика в любой форме. Оставляйте, пожалуйста, комментарии.
========== Часть 16 ==========
Она сидела за длинным столом, кушая овсяную кашу. Это вошло скорее в привычку, чем в приятное действие. Хоть теплая смесь и согревала желудок, внутри было так холодно, что никакая еда не смогла бы растопить тот лед. И дело было не в суровом декабре, завывавшем на улицах белой метелью.
Гермиона для себя вдруг осознала, что времени после того, как Драко оповестили о том, что он должен убить ее, прошло довольно много. И не сегодня, так завтра ему придется осуществить указание, иначе семья будет мертва. И это осознание настолько застряло в ее голове, что девушка еле пропихивала еду через горло. Да еще и друзья строили из себя обиженных судьбой.
Во-первых, Рон пришел с таким деловым видом, словно Грейнджер ничто иное, как пустое место, а он – ну, если не принц, то уж точно король. С приподнятым подбородком парень демонстративно уселся около нее, поздоровавшись со всеми, кроме Гермионы. Даже с Колином, к которому не питал особой симпатии.
Во-вторых, Гарри хмуро оглянул подругу и, ничего не сказав, принялся рассерженно поедать свой завтрак, в то время, как Уизли делал вид, что находится на самом великом пире мира, и он – главный гость на нем.
Девушка бросала на них злые взгляды, бесясь по тому поводу, что у нее есть проблемы посерьезнее, а они здесь театр двух актеров устроили. Наконец она не выдержала и, обозленная трудностями, прошипела:
– Ну и?..
Гермионе показалось, что она прошипела. На деле же девушка чуть ли не проорала эти слова на весь зал.
Пару учеников обернулись на нее, оторвав тупые взгляды от своих тарелок, но почти сразу же продолжили свое интересное занятие.
Гарри подскочил на месте, закашлявшись. Девушка еле сдержалась, чтобы не поинтересоваться, не яблоко ли послужило причиной тяжелого дыхания и красных глаз, которые еле сдерживали слезы. Запив водой, парень с облегчением откинулся на скамейке.
Рон же решил продолжить свою игру и даже не удостоил девушку взглядом. Внезапно заинтересовавшись, о чем говорит Лаванда с каким-то третьекурсником, он чуть ли не с тарелкой пододвинулся к ним, излучая улыбку.
– Я обращаюсь к тебе, Рональд, – голосом, не позволяющим возразить, произнесла Гермиона. Испепеляюще посмотрев на друга, она нахмурила брови.
Парень, на секунду смутившись ее тембром, все же глянул в сторону Грейнджер и изрек:
– Я тебя слушаю.
– Ха! – вскрикнула она победным голосом. Гарри изумлено уставился на нее. – Это ты меня слушаешь? – Гермиона обернулась к Поттеру, изобразив удивление на лице. – Это я слушаю, что с вами, черт возьми, творится!
Брюнет хмыкнул и потянулся за стаканом с водой. Но девушка, схватив его рукой, отодвинула от парня.
– Отвечайте, – яростно обратилась она к двоим.
Ее лицо излучало сильную решимость, которая, вероятно, не имела границ из-за страха. Он-то и владел здесь всей ситуацией. Не будь его, Гермиона прекрасно поняла поведение друзей и эти глупые обиды. Но сейчас – просто была не в состоянии, так как только одна мысль заполняла ее голову – смерть, неминуемая и такая быстрая. Подумать только – в течении пары дней Драко может убить ее. В течении нескольких часов, если ему только захочется!
Гриффиндорка была невиновата, что срывалась на своих друзьях – это всего лишь психология человека. Есть проблемы – поделись с другими. Но не расскажи, а психуй и кричи на них, будто именно эти люди причастны к этому.
– А что именно ты хочешь услышать? – продолжил беседу Гарри. Он слегка возмущенно смотрел на нее, поправляя оправу очков. Похоже, “поправлять оправу очков” стало его привычкой, как у Гермионы – по утрам есть овсянку.
Что именно она хочет услышать? О-ох, лучше бы им не знать.
К примеру то, что все будет хорошо. Что никакой Волан-де-Морт не заставит Малфоя убить девушку, и при этом никто не пострадает. Но это было до боли смешным и нереальным желанием, что скручивало живот.
А если бы она не познакомилась с Драко? Вернее, не стала старостой, не поселилась бы с ним в одной башне, не ходила бы на дежурства, не целовалась бы с ним, не…
Слишком много “не”. И, быть может, если бы их не было, Гермионе не приходилось бы сейчас думать о смерти, которая в скором времени помашет ей ручкой. Потому что, раз не младший Малфой, так сам Лорд убьет ее, не моргнув. Ведь для осуществления его планов не помешает никто, особенно такие подростки, как она с Драко.
Девушке вдруг ужасно захотелось все рассказать Гарри, сидящему напротив. Он бы что-то придумал, обязательно придумал! Рассказал бы директору, помог сам бы. Ну уж точно не сидел сложа руки.
Но язык просто не поворачивался для этих дьявольских строк. Потому что Драко непременно пострадает, если задание провалится по разным причинам.
– Она и сама не знает, – буркнул в ответ Рон, спустившись со своего пьедестала.
Гермиона отстраненно покосилась в его сторону, пытаясь восстановить в своей голове прошлый разговор.
– М-м-м, – промычала она, отчаянно стараясь вспомнить их слова.
– Сказал же, – обиженно пожал плечами парень, посмотрев на друга.
– Я хотела поговорить по поводу того, что вы сегодня сверх обиженные, – заметила девушка.
Она глотнула томатного соку и покривилась – он был ее не любимым. И вообще непонятно, как стакан оказался около Гермионы.
– Это – мой, – прохладно отозвался Рон, кивнув на красноватую жидкость.
Девушка ойкнула, глянув на невкусный напиток. Перспектива пить с одной чащи вместе с парнем ей не особо приглядывалась.
– Мы не обиженные, – сказал Гарри, до этого перемешивая ложкой в пюре, делая из него желтую гущу.
– Да? И как все это понимать тогда? – поинтересовалась она, глянув на Рона.
Тот, опустив плечи, полностью утратил приобретенную на двадцать минут гордость. Теперь парень выглядел не слишком уж радостным, бросая недовольный взгляд на смеющихся сокурсников.
– Что именно?
Девушка тяжело вздохнула, обращая свое внимание на Поттера.
Он был таким ребенком, не понимая, о чем шла речь. Хотя, вероятнее всего, притворялся, что не понимает. Но все же это был так по-детски – обидой пытаться скрыть настоящие чувства. И вообще Гермиона не понимала, причем здесь брюнет. Ладно Рон – тот переживает из-за ее поцелуя с Драко, – но что из себя строил Гарри… Это оставалось загадкой.
– То, что вы пришли и даже не поздоровались со мной. А сейчас обмениваетесь взглядами и делаете меня в чем-то виноватой, – произнесла она с натяжкой, взмахнув руками. – Я и интересуюсь, как мне это понимать.
Уизли хотел что-то ответить, с грохотом поставив стакан на стол, но его оглушили хлопки и радостные вскрики с вражеского стола – облаченные в зеленый цвет, слизеринцы поднялись на ноги, махая руками кому-то входящему. Многие сидели на местах, в изумлении вертя головой.
Гермиона перевела быстрый взгляд на Драко – тот, окинув всех презрительным взором, остался восседать на лавочке, смотря, какие радостные вокруг него ученики.
Девушка глянула на дверь и все поняла после того, как они запели песню “С днем рождения тебя”, обращенную к Теодору. Он, будто владел всей школой в целом, прошел с таким видом, будто все вокруг него рабы.
Она пришла в к выводу, что он сегодня празднует знаменательную дату. Однако оставалось непонятным, почему Драко себя так вел, делая вид, что Нотт – самый большой враг по жизни.
Когда аплодисменты окончились, гриффиндорцы вернулись к своим тарелкам, что-то возмущенно бормоча.
– Показуха какая-то, – произнесла девушка, втыкая в свою кашу.
Да и правда – к чему было это пятиминутное шоу-клоунада? Показать, какие “дружные” слизеринцы? Да даже, если бы они на всю улицу закричали, что дружнее коллектива не существует, ни одна живая душа не поверила бы в это. Даже сами представители этого факультета. Так что, выступление о сплоченности было неуместным.
– Как будто кто-то относится к этому всерьез, – пробормотал Гарри, усаживающийся на лавочку.
Девушка обвела всех учеников напряженным взглядом и остановилась на Марии, стоящую около Теодора.
Гермиона топнула от досады. Она не слышала, чтобы Финч относилась к какой-то древней и аристократичной семье, однако ей удалось всего за пару недель подружиться, кажется, со всей школой. Хотя начать общаться со слизеринцами, если ты сам им не являешься, крайне трудно.
Что-то было странное в ней, в этой Марии. Казалось бы, красивая, но не первая же красавица на земле. Найдутся девушки и более привлекательнее. И пусть в ее лице, фигуре не было изъянов, идеальных людей не бывает. Хотя гриффиндорка не отказалась бы обладать такой внешней оболочкой.
Относительно характера, так Гермиона видела ее насквозь – лицемерная стерва, пытающееся угодить всем, но и управлять ими в одно и тоже время. И ей это удавалось, хочу вам сказать. Было видно, что Финч, к тому же, очень хитра и умна. Пусть девушка не училась на “отлично”, ей это было и не нужно. И так ясно – если не устроится на работу, найдет какого-то богатейшего мужа, и вся жизнь проплывет в шоколаде, не отягощенная проблемами. Но, вероятно, что, благодаря сообразительности, она просто пойдет по головам людей, что станут у нее на пути, и все равно добьется своего – будь то профессия или выбор супруга.
Грейнджер не понимала, как остальные не раскусили Марию. Например, половина школы, если не больше, сходила с ума по ней. Взять того же Рона – да тот был готов в лепешку расшибиться, только бы с ней заговорить! Хотя он и не знал девушку.
Но Гермиону радовали три вещи:
Первое: Гарри оставался абсолютно равнодушным к когтевранке. Значит, не всем запудрила мозги. Но это еще вопрос времени.
Второе: Джинни ее тоже не любила. На то были свои причины, но факт оставался фактом.
Третье: Драко, какой бы ослепительной ни была Мария, не смотрел на нее влюбленным взглядом, провожая до дверей. И это было самым главным.
– Интересно, – вслух начала Гермиона, – какой у нее знак Зодиака.
– Что? – не понял Рон, все еще смотря на короткую юбку Финч.
– Знак Зодиака – это сродни мифологии, но не в магическом мире. Есть двенадцать знаков, которые могут многое рассказать о человеке.
Девушка задумалась. На стихию Воды Мария точно не подходила – ранимой натурой, жаждущей любви, она не катила. И Земля была не ее стихией – слишком уж она не приземленная, не та, что всегда будет решать проблемы и за себя, и за других. Оставался Воздух и Огонь. И туда, и туда Финч подходила – ветреная, с двуличной маской, всегда смотрит на всех с высока, энергичная, царственная.
В голове у Гермионы всплыло два знака – самый нравственный, высокомерный, идущий к власти, и самый ветреный, двуличный, подвижный – Лев и Близнецы. Определенно Мария была одним из них.
И почему-то вдруг, внезапно, девушка дала ей мысленную кличку – “Царица”. И от этого так передернуло, что на лице отразилось все презрение и осуждение по отношению к Финч.
Странно было то, что Грейнджер слишком много думала о когтевранке. Как бы она ее не не любила, как бы не возмущалась ее поведением, гриффиндорка боялась ее. Того, что Мария сможет заманить Драко, что сможет чем-то выиграть у Гермионы. Было глупо – думать об этом, – но что могла поделать она против такой красавицы?
– Тебя это что, как-то волнует? – с напором задался вопросом Уизли.
– М? – дернулась девушка. – Мария? Ее Знак? Нет, не особо, хм…
Не особо?
Да ее распирало от любопытства к этой персоне. Неизвестно, по какими причинам, но сердце Гермионы чуть ли не разрывалось от странного предчувствия беды от этой Финч, чтобы ее!..
Рон впервые за это день прямо посмотрел в карие глаза девушки. И взгляд его был настолько переполнен болью и обидой, что Грейнджер невольно отвела взор, нахмурившись.
И мгновенно, словно по щелку пальцев, повисла тишина между этими троими. Гарри оторвался от своего завтрака, удивленно смотря на своих друзей, Уизли, тяжело пыхтя, впивался взором в девушку, что почти таяла под таким напором.
Было ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет – из эдакой “затеи” покушать сегодня вместе. Ведь рыжей не отошел от увиденного вчера – это сто процентов.
Гермина кашлянула, в тупую глядя на пол.
– Могу я узнать, почему ты сейчас так смотришь на меня?
Может ли она узнать?
Да она и так прекрасно знает, но понятия не имеет, что еще сказать на немой вопрос.
Ей вспомнилось, как Рон обжимался с Лавандой, и что она тогда чувствовала: тоже самое, что и Уизли сейчас. Гермионе было очень грустно и плохо и казалось, что ничего уже не сможет быть так, как раньше. Не их отношения, не прежнее общение.
Ни-че-го. Словно заново писать историю.
Девушке было жаль друга, но она ничего не могла поделать со своими чувствами. Лучше уж ранить другого не взаимностью, но любить и быть любимый с тем самым, чем из жалости стать более близко общаться с ненужным человеком.
Безусловно, Гермиона до безумия любила Рона. Но это чувство было таким дружеским, что никак не могло перерасти во что-то большее. Хотя иногда, конечно, старые эмоции просыпались, воскрешая симпатию по отношению к гриффиндорскому старосте.
– Будто ты не понимаешь.
Девушка подняла глаза на парня и тяжело вздохнула. Брови сошлись на переносице, зрачки сузились, а губы были сомкнуты в тонкую линию. Было видно, что Уизли нервничает, не пытаясь скрыть это.
Влюбленность совсем одурманила ему голову. Если бы это произошло год-два назад, тогда все было бы просто отлично – Гермиона по уши влюбилась бы в него в ответ. Однако слишком многое произошло за эти месяца.
– Если ты из-за того поцелуя, то…
– Да, Мерлинова борода, я из-за него! – перебил он, вскрикнув.
Девушка подскочила на месте, затаив дыхание. На его щеках стал проступать румянец, и лицо начинало пылать.
Было ощущение, что Рон только одним взором разнесет весь стол к чертям, просто сидя на месте. И даже, сгорбившись, он был чем-то вроде огромной горы, возвышающейся над беззащитной девушкой.
Гарри осторожно покосился на друга, предварительно помотав головой в разные стороны, давая понять старосте, что не стоит принимать поспешных решений или говорить необдуманных слов. Однако рыжего это никак не занимало, лишь чувство обиды и злости повелевало им.
И, черт возьми, как он ненавидел этого Малфоя! Этого придурка, лицемерного, трусливого, жалкого придурка!
Как Гермиона, которая терпеть его не могла всем своим нутром, вдруг влюбилась в сего мерзавца? Как вообще такое могло произойти?
– Но это мое дело, Рональд, и я вправе…
– Да ничего ты не вправе! – со злостью заорал парень в ответ. Но затем снизил тембр: – Ты предала нас, вот что!
– Я вас что?..
Девушка опешила. Она недоуменно моргала ресницами.
Если она стала ближе общаться с одним представителем вражеского факультета – это не значит ничего подобного из того, что заявил Уизли. Он же, к примеру, без ума от Марии. И что дальше? Он тоже предал ее и Гарри?
Вовсе нет! Так почему же он позволяет так разговаривать с ней?
– Ты нас предала!
– Рон… – поучительно вставил Гарри.
– А что? – тот зло зыкнул на него. – То она говорит, что ненавидит этого хорька, а теперь чуть ли не на шее висит у него!
Пару расширенных глаз уставились на фигуру рыжего, оторвавшись от своих блюд. Девушка еле воздержалась, чтобы не ударить себя рукой по лицу и немедленно встать, чтобы выйти отсюда.
– Ты бы не мог говорить ти…
– Нет, я бы не мог! – зашипел Рон, наклоняясь к столу. Пот стекал по его лбу, словно парень не слова говорил, а кирпичи таскал. – Не переводи тему, пожалуйста!
– Да как же я перевожу, если?..
– А вот так! – снова приступил за свое друг. Он выглядел вымученным и разочарованным. – Я тебе – одно, а ты мне – совершенно другое. Не хочешь говорить, так и скажи. Я уже итак понял, что общение с этой лживой тварью для тебя важнее, чем с нами. Видишь ли, я еще не настолько идиот, чтобы закрыть на это глаза!
– Во-первых, – возмутилась девушка, зло глядя на друга, желая продолжить, но не успела – след от рыжего простыл, будто это не он три секунды назад сидел около нее.
Она помолчала.
Обидно, ей было чертовски обидно. Разве она заслужила таких слов?
Предала. Да что Рон знает о предательстве? Такими словами не разбрасываются!
– Знаешь, Гарри, ты бы мог сказать своему другу, что…
– Сказать что? – напряженно и устало проговорил парень. Брюнет был очень удрученным, словно ссоры друзей очень отягощали его жизнь.
– Например то, что это невежливо – так разговаривать с другими. К тому же, я не просто “другая”, я – его самая близкая подруга. Это просто не позволительно!
– Знаешь, Гермиона, – ответил он, поднимаясь из-за стола, – он вспылил, согласен. Но почти во всем Рон прав. Ты пол года избегаешь нас, говоря, что имеешь огромные обязанности старосты, хотя в это время у других и четверти нет, а сейчас вдруг оказывается, что время у тебя было. Причем время на Малфоя, который обзывал тебя грязнокровкой и пренебрегал тобою в общем. И, ты не просто с ним стала общаться, ты завела с ним гораздо более близкие отношения, позабыв о нас. Поэтому Рон совершено прав – ты как будто предала нас. Дело не в твоем общении со слизеринцем, а в том, что ты так легко забыла нас, начиная встречаться с Малфоем.
Повесив портфель на плечо, он пошел по направлению к двери, поправив очки.
Отрезвляющее зелье, приготовленное Драко несколько месяцев назад, убрало тошноту, но голова по прежнему шла кругом.
Проснувшись утром, слизеринец даже помышлял о том, чтобы пропустить завтрак, однако, когда его серые глаза наткнулись на миниатюрную девушку, сопящую рядом, планы резко изменились, и Малфой вылетел из комнаты как ошпаренный.
Меньше всего на свете ему хотелось говорить с отрезвевшей “мисс Занудой”, которая, как был уверен парень, покроет матом их обоих. Сбегать, конечно же, не по-мужски, но Драко никому ничего не обязан и поступает так, как считает нужным. Он – эгоист, трус, Пожиратель смерти, и никакая грязнокровка этого не изменит, даже Грейнджер.
Да он и не хотел меняться – аристократа устраивала своя заносчивость, язвительность, порой жестокость. И пусть он не умел применять грубую физическую силу, но зачастую слова ранят в разы больнее ножа. Они оказываются острее тонкого лезвия. И это знал каждый, кто когда-либо имел дело со слизеринцем. Стоящих людей в этой компании было мало, в основном, “свита” и те, кому что-либо нужно от статуса и богатства семьи Малфоев.
Драко вполне устраивал такой расклад, пока в его жизни не появилась Гермиона, а на руке ярким черным пятном не всплыла татуировка в виде извивающейся уродливой змеи. Со вторым бы он еще смирился, если бы следом за церемонией посвящения не последовали те вещи, которые случились. Если бы его кишка не была так тонка, а маглорожденная девчонка не влезла в душу.
Размышления об этом в данный момент казались пустой, никому не нужной тратой времени. Что есть, то есть, а пытаться что-то изменить будет только полный кретин. Таким людям, как Темный Лорд, нельзя противоречить, а то, что Поттеру это раз за разом удавалось, было лишь стечением обстоятельств.
Глупый мальчишка, думает, что сможет одержать победу в этой войне, где силы в неравных. Все мы люди, нас нельзя разделять на черное и белое. Есть лишь сильные и слабаки. Это не означает, что слабак, который якобы борется за иллюзию добра, не может быть тварью. Убивают мужчин, женщин и детей, с обоих сторон. А человека судят лишь за то, в какой среде он родился и кому служит. Так почему же того, кто проливает кровь, называют героем? Разве убивать – означает быть спасителем? Разве есть разница, ради кого ты отнял жизнь? Наивный мир, построенный на дурацких идеалах.
Во имя чего сражается великий Гарри Поттер? Во имя любви? Любовь – вещь абстрактная и непостоянная, именно из-за нее люди сходят с ума и становятся жестокими к окружающим, не желая принимать мир таким, какой он есть, не желая смириться с тем, что самое лучшее чувство на Земле оказывается самой страшной пыткой.
Во имя мира? Так мир – вещь еще более непостоянная, чем любовь.
Что значит мир? Его попросту не существует, еще один красивый мираж. Каждую секунду кого-то хоронят, каждый день кто-то жаждет мести, каждое столетие рождается человек, способный разжечь пламя войны.
Мы просто живем, не задумываясь о том, есть ли смысл в нашем существовании. Что мы с собой несем, какие цели выполняем? Не задумываемся над тем, что жизнь обделяет нас с самого рождения, с того момента, как мы впервые видим свет, она глумится над нами, даря одному богатство, а второму – нищету, даря одному прекрасное лицо, а второму – врожденное уродство. Судьба не справедлива к человеку с самого начала, испытания начинаются значительно раньше, чем мы думаем.
Малфой знал, что он всего-навсего пешка на игральной доске, которым управляют два игрока: Том Реддл – с одной, Гермиона Грейнджер – с другой. И стоит первому взять верх, как второй впускает свои когти все глубже, не давая отступить от себя.
Пленник собственных чувств, вот, кто он. Сопляк, не знающий, что делать.
От осознания своей слабости захотелось засмеяться во весь голос, громко, нещадно, чтобы каждая тварь в этом гребанном мире услышала.
Да, такой вот он, отпрыск “великих” Малфоев – трусливый, загнанный в угол мальчишка. А столько денег, влияния… Они помогли? Нет, они лишь помешали, привлекая излишнее внимание к его персоне. Деньги, которые аристократ столько лет считал своим самым прочным щитом, оказались ножом в спину. Слишком уж много от него ожидали и слишком мало получили в замен.
Лишь яркие огни Большого зала заставили Драко выйти из ступора. Все было, как всегда: счастливые, возможно, только на первый взгляд, студенты уплетали различные лакомства, они смеялись, обнимались, шутили и выглядели такими счастливыми, что хотелось блевать.
От зависти? Да, скорее всего. Потому что это, блядь, нечестно. Почему они радуются, а ему хочется сдохнуть? Почему они могут позволить себе детскую наивность, а Драко должен быть жестоким и рассудительным, как взрослый?
Кто это, твою мать, решил? Кто распорядился его жизнью? Бог?
Тогда он не хочет верить в такого Бога.
Натянув на губы привычную злорадную усмешку и гордо приподняв подбородок, Малфой последовал к слизеринскому столу. Вальяжно восседая на своих местах, сокурсники одаривали друг друга, должно быть, как всегда, “искренними” улыбками и о чем-то возбуждено перешептывались. Интересно, не являлись ли его “отношения” с Грейнджер такой увлекательной темой для разговоров?
И фразы, крутившиеся у него в голове каждый день: “это всего лишь хороший секс, а все, кто пускает сплетни, пусть засунут свое мнение в задницу”, были просто отговоркой и, надо сказать, весьма безрассудной. Конечно же, его жизнь обсуждают, парень привык к этому, но ни разу за пять лет его репутация не была настолько испорчена.
Он же Малфой, чёрт возьми, а у них не должно быть скелетов в шкафу.
И внезапно для самого себя, он почувствовал приступ тошноты, вспоминая то, что было вчера. Как они заснули в обнимку, как его руки лежали на ее тонкой, хрупкой талии, как губы грязнокровки прошептали три ненавистных для Драко слова, которые он боялся произносить даже в своих мыслях.
Все это так неправильно, так блядски неестественно… То, что он делает, то, что они делают по отношению друг к другу. Это же отношения, заранее обреченные на провал.
Два кретина, блин!
Нельзя было ограничиться просто траханьем, нет, надо было проявлять все эти чертовы нежности, произносить ненужные слова, бросать мимолетные взгляды, понятные только им обоим. Конечно же, они были просто обязаны испоганить друг другу жизнь!
