Текст книги "My December (СИ)"
Автор книги: Nina16
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 48 страниц)
Грейнджер, как он соскучился за этими тупыми рисунками на нижнем белье. За ее телом, за ней в целом.
Пальцы скользят по талии, съезжая к мягкой ткани юбки. И медленно расстегивает ее, зацепившись за молнию. Приподнимая Гермииону за бедра, он стягивает все, вместе с розовым трусиками.
Она слегка дергает ногой, будто холодный ветер ударил по ее коже. И открывает глаза, с не пониманием уставившись на него.
– Я просто помою.
И тянет за застежку на лифчике, который со скрежетом скатывается по телу на пол, где образовывалась лужа от воды из крана.
Ее руки цепляются за его шею, и парень забирает ее, поднимаясь на ногах. Опускает в кабинку душевую и включает теплую воду.
Она прижимается грудью к коленям, уперевшись подбородком в твердые выступы.
Он подносит душ к ее телу, пробуя, достаточна ли температура воды. Опускает его на ее голову, рукой смывая грязь с волос. Взявши мыло с тумбочки, намыливая длинные волосы.
Струи стекают по ее телу. Не слишком теплые, но она молча сидит, проглатывая воду.
Он делал это. Он действительно делал это.
И она не могла поверить в реальность ситуации. Потому что… черт возьми, она была настолько погружена в эту странную атмосферу, что другие мысли не лезли в голову. Даже Ленни с поцелуем ушел далеко на второе место.
Руки Драко, его прикосновения. Его поцелуи в макушку.
Он перешел на спину, натирая ее мылом. Водя руками по ней, направляя струи из-под душа на кожу.
И когда пальцы перешли к шеи, опустились на ключицы и в итоге сжали грудь, она не выдержала. Резко поднялась, убрала душ из его рук, отбросив в дальнюю сторону кабинки.
Неожиданность промелькает в его глазах всего на секунду, пока она не хватает его рубашку с силой, притягивая на себя. И у него сразу же, будто картинка, мелькает отрезок из того прекрасного секса там, в классе какого-то профессора.
Когда он толкнул ее на парту, заметил эту вспышку в ее глазах и с яростью вошел в нее.
И он чуть ли не стонет на пол ванны, чувствуя, что ее пальцы блуждают по его рубашке. Расстегивают ее, трогают голую кожу.
И он растворяется на месте. Смотрит в ее широко распахнутые глаза и в мыслях ебет ее уже не первый час.
Моя. Ты только моя.
И он с силой толкает ее снова. Уже не на парту, а в стену, которая оказалась там очень вовремя. Толкает и через мгновение нависает над ней, уже раздетой.
Глаза пробегают по идеальному телу, и руки впиваются в нее.
Стон из ее уст, как первый сигнал о том, что территория завоевана.
Она горит. Кипит. Тяжело дышит. И дрожит только от одной мысли, что он снова будет в ней. Что это все повторится снова.
Его руки.
Он сжимает ее.
Хватает волосы.
Обхватывает грудь.
Целует кожу.
И входит. Резко. Так, что голову сносит. Так, что ты рассыпаешься на тысячу частичек.
И она медленно простанывает. И плывущим взглядом смотрит на то, как рубашка, которая была на нем, постепенно намокает из-за душа, который хлестал воду в разные стороны.
И она рьяно, с невероятным желанием набрасывается на него, разрывая ткань руками. Не нужно. Все это не нужно.
Только он, только его тело.
И когда она стала такой сумасшедшей?
Даже если и думать об этом, то не сейчас. Потому что она была мокрой девочкой, которая откидывала рваную рубаху в сторону. Которая брала инициативу на себя, потому что еще так никогда не хотела этого человека.
А у него уже вулкан разрывается в штанах.
Это было, кажется, пределом его мечтаний. Она, полностью раздетая, мокрая снимает с него всю одежду, извиваясь своим телом. Приседая, чтобы спустить штаны.
Он скоро не сможет и вьебет ей с такой силой, что стены разойдутся в разные стороны. Так, что услышит вся школа. Так, что профессора сбегутся на их рванные крики.
Он тяжело дышит, когда ее фигура выравнивается. Когда грудь подрагивает, а тело трясется. Он кончит прямо сейчас, всего лишь рассматривая ее.
У него каменеет в ногах, внизу.
Вез-де.
Он статуя. Которая возбуждается от ее губ, что вдруг облизали язык. И это его вернуло в реальность, почти моментально.
Он царапает пальцами ее кожу, опускаясь по ключицам вниз. И стон вырывается из ее груди, которую он с силой сжимает. И поцелуем касается кожи живота.
Она прогибается, вцепившись ногтями в его волосы. Вжимаясь спиной в холодную стенку. Мурашки бегут по всему телу, когда мягкие губы прикасаются к телу.
И вдруг руки ведут по левой ноге, царапают правую. Так, что она чуть ли не падает, теряя равновесие.
Она уже дрожала, крича в свой кулак. Но он слышал это снизу, прохрипев.
Заткнись. Иначе будет очень больно, потому что сдержаться он будет не в состоянии.
Она его возбуждала до такой степени, что он уже не контролировал себя. Провел пальцем от пупка до интимного места, останавливаясь где-то посередине. Слушая громкий визг.
Да-а, Грейнджер.
Стони.
Эту мелодию он готов слушать вечно.
И он резко, крикнув сам, вошел в нее двумя пальцами. Она, дрогнув всем телом, выгнулась. И не устояла на ногах, падая вниз. Он подхватил ее, вдавливая в стену. И вновь просунул пальцы вовнутрь, пока она чуть ли не задыхалась от возбуждения.
Детка, моя детка.
– Д…ра…ко…
Ее губы протягивают его имя, пока он быстро двигает рукой, уже почти кончая только от этого. Она еле стоит, уперевшись ладонью в его голову.
Он так же внезапно убирает пальцы, как и засунул их. Вздох разочарования вырывается у нее, но он в ту же секунду входит в нее весь.
И сам орет, не слыша ее. Лишь смотря на то, как поднимается грудь. Как ее руки расцарапывают его спину до крови. Как почти рвут волосы на его голове.
И он, поддавшись животному рефлексу, больно впивается в ее шею губами, оставляя темные следы.
Движется, вбивая в стену. Кусая ее шею, на которой пульсировали вены.
Она мычит, до крови закусывая губу. Ей так хорошо, так невероятно.
Она уже потеряла себя. Куда-то летела, мчала с ним. Пока вода, ставшая вдруг до невозможности холодной, ножами впивалась в горячие тела. Она отрезвляла, но совсем на чуть-чуть, пока он вновь не входил. Сильнее прежнего.
И, ударившись головой об стену, стонет, когда он выходит, и она почти утопает в оргазме.
Такие моменты нельзя было заменить или куда-либо убрать. Ей было просто до невозможности хорошо.
И, спасибо Мерлину, что это было с Драко. Потому что никто, лучше его, не смог бы сделать это с ней.
***
Они шли в ненавязчивой тишине: он держал ее за руку, бросая опасливые взгляды, Гермиона все еще плохо реагировала на прикосновения Ленни. Порой все ее тело пробивала холодная дрожь, а бледная кожа покрывалась мурашками, сливаясь со снегом, который припорошил землю вокруг. Но девушка старалась не подавать виду, ведь он не виноват, он никогда не был виноват не перед кем из них. Всего лишь молодой парень с помутненным рассудком, парень, которому осталось жить всего ничего.
Гриффиндорка больше не боялась – страх испарился вместе со жгучей ненавистью, которая пронизывала ее с ног до головы в течении последних месяцев. Ленни любит ее – вот, что важно.
Гермиона не могла смотреть на него, не испытывая жалости, не испытывая этого колюще-режущего чувства где-то в груди. Старалась, но не могла.
В глубине его темных, как душа дьявола, глаз гриффиндорка различала то тупое отчаяние, которое так часто можно увидеть во взгляде беззащитного животного, которое осознало, что попало в ловушку, и чем больше оно рыпается, тем сильнее сходятся тиски на тонкой шее, лишая возможности дышать. Точь-в-точь таким же взглядом смотрел на нее Драко после того, как стал Пожирателем.
Страх. Отчаяние. Безысходность.
Его серые глаза напоминали по цвету пепел, а тонкая кожа была настолько прозрачной и хрупкой, как у мертвеца. Но взгляд… взгляд был как никогда живым.
Вокруг сновали покрасневшие от мороза дети, раздавалось угрюмое чавканье сапог, в воздухе витал аромат свежеиспеченного имбирного печенья и корицы. Все вокруг казались счастливыми, все, кроме Гермионы и ее друзей.
Жизнь заставила их повзрослеть слишком быстро. Жизнь оставила на каждом из волшебников слишком много шрамов. Жизнь, которую никто из них не выбирал.
Девушка почувствовала, как когтевранец до боли сжал ее ладонь, а затем неловко прокашлялся. Его глаза бегали из стороны в сторону, а на щеках играл нездоровый румянец, и мороз тут явно был ни при чём.
– Ленни, ты что-то хочешь мне сказать? – поинтересовалась она, голос прозвучал слишком тихо и неуверенно. Услышав вопрос, парень вздрогнул и громко вздохнул, будто бы набираясь смелости.
– Я хотел извиниться за то… за то, что произошло тогда. Я не знаю, как это вышло, просто я полный кретин, и я пойму, если ты…
– Ленни! – гриффиндорка резко остановилась, карие глаза смотрели с жалостью и печалью. – Я понимаю, просто забудем.
Страцкий сдержанно кивнул и вновь уставился вниз, на свои черные ботики, под которыми, словно сахар хрустел белоснежный снег. Он понимал, что не может просить у Гермионы что-то, помимо дружбы, – не после того, как узнал о всех потайных уголках своей души, не после того, что сделал.
Ненависть к себе лежала тяжким грузом на плечах Ленни, она ломала его, почти что втаптывала в рыхлую землю. Демон, сидящий внутри него ликовал, но человек рассыпался на части. Он всегда был рядом, обрывисто шепча, вызывающие дрожь слова. Демон был во снах, его обезображенное лицо озаряла улыбка, а темно-карие, такие знакомые, но, в тоже время, неимоверно чужие глаза, лихорадочно блестели. Он заходился в хохоте, а затем замолкал, и это молчание казалось отчаянным. Демон продолжал улыбаться ухмылкой, похожей на оскал. И Ленни готов был поклясться, что если бы смерть могла улыбаться, то улыбалась бы именно так.
Не по-людски. Холодно и до безобразия надменно.
Его демон показывал свою власть над ничтожным мальчишкой, пробирался под кожу, заставлял измучено орать до хрипа в горле. Его демон, который с каждым днем становился все сильнее, подпитываемый яростью и страхом.
– Ленни, я… – знакомый голос словно привел в чувства. По коже прошел ряд мурашек, будто бы крошечные осколки разбитого зеркала глубоко вошли в плоть. Когтевранец не стал дослушивать сестру, через миг он уже стоял перед ней, тяжело и хрипло дыша.
– Пошла нахрен отсюда, Мария, – рыкнул он, словно дикий лев, увидевший давнего врага. Его сердце колотилось как бешеное, сумасшедший ритм отдавался в висках, руки дрожали, из-за чего он их плотно прижал к штанам.
Когтевранка испуганно дернулась, часто хлопая своим длинными, золотыми ресницами, губы подрагивали, а слова застряли в горле, так и не прозвучав вслух.
Ленни оторопело посмотрел сначала на сестру, потом на удивленную Гермиону, выпустившую его ладонь, и приглушённо простонал. Парень устало потер глаза, пытаясь успокоиться.
– Мерлин, прости, – девушка продолжала стоять, словно статуя, застыв на месте. Она бы хотела ответить, но не могла.
– Чёрт возьми! – почти прошептал он, готовый, как последняя тряпка разрыдаться прямо здесь, у всех на виду. Что дальше, Страцкий? Убьешь всех на кого зол, не сумев подавить ярость? Как бы ни так. – Герм, – он виновато покосился в ее сторону, – нам нужно поговорить.
Шатенка рассеянно кивнула, смотря, как Мария удаляется в сторону “Трех метел”. Немного потоптавшись на месте и бросив испуганный взгляд на гриффиндорку, парень последовал за сестрой.
***
Девушка без малого уже час шлялась по заполненной радостно-возбужденными людьми деревушке, вслушиваясь в окружающие ее голоса. Пальцы окоченели и не хотели шевелиться, нежную кожу на щеках неприятно щипало, пышные, кучерявые волосы были покрыты сетью причудливых снежинок.
Ей бы пора согреться, выпить горячего шоколада и закутаться в теплый плед. Но гриффиндорке было плевать на то, что после такой “прогулки” она запросто может слечь с ангиной. Ей не больно, не холодно, а замерзшие конечности упрямо продолжают ковылять вперед. Словно безвольная кукла, уже не чувствует н и ч е г о. От собственных мыслей захотелось улыбнуться сквозь слезы.
Гермионе почти удалось выбросить поведение Страцкого из головы. Все спокойствие и бесстрашие, которое она испытывала ранее, улетучилось, на замену пришел откровенный, что ни на есть самый настоящий, окутывающий душу, страх. Нет, не за себя, а за Ленни. Ведь он даже контролировать себя не может – просто марионетка в руках своего больного сознания.
Слева о чем-то оживленно спорила толпа слизеринцев: кто-то повышал голос и яро жестикулировал руками, кто-то делал очередную затяжку сигареты, выдыхая ментоловый дым через полураскрытые губы, кто-то со скучающим видом облокотился на ветхие стены домов.
Гермиона прищурилась, в надежде увидеть светлую макушку, острые, словно выбитые из камня скулы и надменное идеальное лицо. Но нет, горя и любви всей ее жизни видно не было.
Девушка до боли закусила губу и уныло пожала плечами. Почувствовав на себе чей-то тяжелый взгляд, староста вновь повернулась в сторону змеиного факультета. Блейз задумчиво посмотрел на нее, карие глаза, выглядывающие из-под густых бровей как-то вымучено уставились на гриффиндорку. Спустя несколько секунд мулат еле-заметно для других покачал головой, как бы говоря: “Нет, Грейнджер, Малфоя тут нет”.
Гермиона выдохнула, густой пар растворился в воздухе. Она смущенно улыбнулась, по уши зарываясь в свой вязанный шарф, подаренный мамой на четырнадцатилетие. Старая, потрепанная, вся в зацепках, невзрачная серая вещица, которая так много значит для девушки.
Вспомнились тихие вечера в домике у озера, когда слышен был лишь треск огня в старой печи, и ненавязчивое кваканье жаб перед грозой, сливающееся с журчанием воды, и пронзительным кряканьем селезней. Какофония звуков вовсе не раздражала, а даже напротив – успокаивала. Гермиона помнила, как крепкие руки отца бережно подхватывали тогда еще маленькую девчушку, которая сладко сопела под тарабанящий за окнами дождь, и даже негромкие раскаты грома вдали не могли ее потревожить.
Мерлин, как же она скучает: не выносимо, до боли в сердце, до сжатых в крепкий кулак пальцев, до влаги, которая так и норовит скатиться по щекам.
Но поддаваться слабости не было ни сил, ни желания. За этот год ей пришлось пережить уйму страшных событий и самое жуткое еще впереди.
Она замечает его и сразу же останавливается.
Плечи согнуты, в тонких пальцах недокуренная сигарета, глаза прикрыты, а отросшие волосы небрежно растрепанны. Делает очередную затяжку, чувствуя как кружится голова, затем еще одну, стряхивая на белоснежный ковер пепел. Она неподвижно стоит, громко дыша.
Слишком громко.
– Грейнджер, – и почему-то ее имя звучит словно ругательство из его уст, все, как всегда, когда он обращается к гриффиндорке где-то, помимо их гостиной. И это было действительно их место, где было пролито так много слез, но подарено так мало улыбок. Место, где она говорила, что любит его, где он упорно молчал, – еще не надоело пялиться?
Ему даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, что это именно Грейнджер. Слишком громкими были шаги, слишком пристальным взгляд и слишком-блядски-невыносимым запах шоколада, который он успел так полюбить.
Гермиона, наконец-то выйдя из ступора, подошла к слизеринцу, который небрежно выкинул окурок куда-то в сторону.
И с каких пор Малфой начал курить? С тех пор, как его мир покатился к чертям собачьим. С тех пор, как эта хренова Метка навсегда въелась в его кожу. С тех пор, как мама ослабла и теперь чахла с каждым днем.
С тех пор, как Драко услышал, что должен убить девушку, которую он, видимо, охуеть, как любит.
И, конечно же, хрен он скажет ей такое в лицо, даже выкурив две пачки сигарет и выпив бутылку огневиски, если это вообще возможно без летального исхода. Он уже почти признался себе в этом, но отрицание чувств к заносчивой гриффиндорке стало частью его жизни. Но переступить через это слизеринский принц не мог, а, может, просто не хотел. Но если выпрыгивающее из груди сердце, проявление нежности, которое для Малфоя вовсе несвойственно, наплевательское отношение к чистоте крови и стояк при воспоминании о ее хрупком, извивающемся теле, это не любовь… Ну, тогда пусть какой-то умник скажет, что это.
Ой, да ну тебя, Малфой. Ты же, блядь, с ума сходишь по этой девчонке. Крыша с треском поехала куда-то влево, окончательно и бесповоротно. Было столько девушек вокруг: Дафна, Пэнси, Астория, Ханна, но его угораздило влюбиться (да, чёрт возьми, влюбиться) в гордую подружку Поттера, которую Драко должен убить в качестве подарка на Рождество. Влюбился в самую, чтоб ее, необычную и прекрасную девушку во всем Хогвартсе.
Чертова Грейнджер.
Втрескавшийся по уши мудак.
– Еще не надоело выпендриваться? – спокойным голосом поинтересовалась девушка, гордо подняв подбородок. Фыркнув, гриффиндорка подошла ближе, положив руку на плечо парня. Тот отдернулся, словно от огня, скривив лицо так, будто бы перед ним стояла не Гермиона, а уродливый тролль.
Как же ей надоела эта поза, эта маска “я-самый-чистокровный-маг-на-земле”. Неужели даже здесь, в узком пустом переулке, где не было ничего, помимо парочки пустых безумно дорогих магазинов, он не может вести себя нормально?
– Брось, Малфой, ты видишь хоть одно разумное существо в округе?
– Нет, Грейнджер, ни одно разумное существо я не вижу.
– Ты невыносим!
– Знаю.
Молчат, испепеляя друг друга взглядом. Так и должно быть, верно? Пламя и лед, вечно враждующие меж собой.
Он сдается, раздраженно вздыхая, и идет вперед, засунув руки в карманы пальто. Понимает, что ведет себя глупо, но продолжает делать это. Слышит торопливые шаги, а затем чувствует дыхание девушки у себя под ухом.
Такая Грейнджер.
Внезапно взгляд девушки натыкается на золотую вывеску одного из шикарный магазинов, затем ниже, на витрину. От того, что она видит перехватывает дыхание: пронзительно-синяя, словно бушующее море, шелковая ткань, охватывающая изящный силуэт манекена. Ручное кружево, настолько тонкое, что трудно поверить, что его создал человек. Ряд маленьких камней, переливающихся словно бриллианты, длинная, красивого кроя юбка со шлейфом.
Драко медленно останавливается, перестав слышать удары каблучка об лед. Слегка рассерженным взглядом следит за взором гриффиндорки, чувствуя, как челюсть падает куда-то вниз. Парень криво усмехается, представив, как девушка будет выглядеть в этом произведении искусства – платьем назвать язык не поворачивается. Он закрывает глаза, отчетливо видя прекрасную, стройную фигуру, тонкую талию, бледную, как фарфор кожу, выделяющуюся на фоне темно-синего шелка. Гермиона была в нем королевой бала – в этом Малфой не сомневался.
Он терпеливо ждет, пока глаза девушки пожирают это чудо, затем она отводит разочарованный взгляд, покусывая губу, и бредет дальше, понуро опустив голову.
Драко даже не замечает того, что теперь они идут плечом к плечу, касаясь друг друга. Но замечает, как непроизвольно его пальцы переплетаются с ее, ледяными, когда они сворачивают на пустынную улицу. Настолько узкую, что даже при особом желании они бы не смогли отойти друг от друга.
Остается надеяться, что их никто не увидит.
Парень останавливается, заглядывая прямо в орехово-карие огромные глаза, тепло смотрящие на слизеринца, сжимает руку девушки сильнее, когда взгляд натыкается на припухшие от холода, алые, точно кровь, губы. Она хитро ухмыляется, заметив его так о многом говорящий взгляд, и надвигается на парня. Он очнулся уже тогда, когда оказался впечатанным в стенку.
– Что ты дела… – начал было шипеть Малфой, хотя голос его еле-заметно дрожал от предвкушения.
Гермиона кладет свою ладошку ему на шею, и Драко словно током пронзает. И вот, ее лицо непозволительно близко, он чувствует теплое дыхание, зарывается пальцами в этой темной гриве волос, и они целуются. Яростно, неистово.
Девушка прижимается к нему слишком сильно, и он чувствует, как камни впиваются в лопатку.
К чёрту, что их могут увидеть.
К чёрту, что на улице холодина.
К чёрту, что из его губы сочится кровь после того, как гриффиндорка кусает ее.
Все к черту, кроме Грейнджер.
Он отдергивает воротник от старого пальто, с ухмылкой замечая засосы после вчерашнего вечера.
Она резко прерывает поцелуй, опускаясь губами на шею, проводя язычком по солоноватой коже, и Драко уже не может сдержать стона восхищения. Она посасывает нежную плоть, оставляя красноватые пятнышки. Руки пробираются под кашемировое пальто, под свитер, поглаживая упругий живот. Дотрагиваются до его спины, где длинные царапины дают о себе знать. Он приглушённо рычит, сжимая ее ягодицы, чувствует, знает, что она улыбается.
– Грейнджер, ох… – словно в бреду шепчет он, когда она опускается к его выпирающей ширинке, ощущая себя полным безумцем, опьяненным грязнокровкой. И он действительно безумец рядом с это девочкой, которая готова отдать всю себя ему, Драко.
Перед глазами проносится их первый поцелуй, когда он начал испытывать что-то, помимо отвращения. Вспомнил те ночи, когда она засыпала рядом с ним, делясь со слизеринцем своим теплом. И вот Гермиона говорит, что любит его впервые, а он, наставив палочку, не может остановить жгучих и таких ненавистных слез. Их первая ночь после Хэлоуинна, то, как она выгибается, выдыхая его имя. Тот вечер, когда он изменил ей с Марией и чуть ли не единственный раз за всю жизнь убивался из-за своей ошибки. То, как она целовалась с этим ублюдком, как его грязные лапы трогали его Грейнджер – ничью больше. То, как слизеринец нахамил Уизли и думал, что это последние минуты его существования, ведь кости громко хрустели под массивными кулаками, и он до сих пор отчетливо помнил ее крики. То, как Драко обнимал ее вчера, успокаивал, потому что любил. Любил, как никого прежде. И сейчас сходил с ума от запаха грязнокровки, от ее поцелуев, прикосновений.
Малфой готов простонать настолько громко, что услышит половина Хогсмида, когда ее руки сжимают его узкие бедра, когда пальчики неумело растягивают пуговицу, когда низ живота превращается в один сплошной натянутый клубок нервов.
– Ох, Грейнджер, блядь…
Он уже готов проломить эту гребанную стену, когда слышится хихиканье и быстро удаляющиеся шаги. Он открывает глаза и видит, что стоит посреди переулка, возбуждённый до предела, распатланный, с расстегнутыми брюками и красными щеками.
– Вот сука! – сквозь зубы цедит парень, когда понимает, что его развели, как последнего лопуха.
Комментарий к Часть 19
Дорогие читатели, оставляйте, пожалуйста, комментарии – автору это важно.
Приятного прочтения и хорошего лета:)
========== Часть 20 ==========
Дождь второй раз за день застучал по крыше, тарабаня по окнам. Так громко, словно специально не давал уснуть ученикам, сидящим за уроками или уже решившим лечь спать. Однако Гарри, который подумал, что перед Рождеством делать ничего не надо, просто сидел в гостиной за креслом, рассматривая длинное древко.
День, когда он впервые взял волшебную палочку в свои руки, был чудесным. Все было таким загадочным и ярким, что он не мог поверить в действительность.
Да он и до сих пор думал о том, что может проснуться после этого долгого сна в темном чердаке под крик тети. И придется вновь вставать ни свет ни заря, идти, чтобы приготовить этой семье завтрак, и плестись в дурацкую школу.
И не было никакого Гарри Поттера, Хогвартса, приключений, магии. Не было друзей, Волан-де-Морта, Квиддича. Абсолютно ничего. Только странное послевкусие и мысли про сон, который казался реальностью.
– Я так больше не могу, – сумка упала на стол, пролетая прямо перед его носом. Гарри отдернулся, схватив пальцами очки, которые поползли вниз.
Рон упал на мягкий диван, рассерженно отбросив подушку в сторону. Он зло покосился в сторону первокурсника, который делал уроки в такое позднее время, и проявил слишком много интереса к зашедшему парню. Мальчик, полностью покраснев, уткнулся в книгу, потупив глаза.
– Эти уроки, они, убьют меня окончательно, – Рон откинулся назад, прикрывая веки. Тяжело вздохнув, он продолжил: – Это невозможно! Ни физически, ни морально! Столько задавать. Ты вообще читал список Снегга? Да там больше, чем двадцать пунктов, что должно быть в идиотском расс…
– Да, Рон, читал, – перебил его Гарри. Рыжий на секунду удивленно приоткрыл глаза, но затем, распахнув свою мантию, вновь сомкнул ресницы.
– И тебя это не удивляет?
– Что?
– Снегг.
– Он перестал меня удивлять с первого курса, – Гарри неодобрительно покосился в сторону мальчика, который застыл на месте, явно не читая раскрытую книгу.
– А меня – нет! – он взмахнул руками, подбросив вторую подушку в воздух. – Кошмар какой-то.
– Ты бы потише говорил о нем, – Поттер недовольно приподнял брови и махнул в сторону первокурсника, когда Рон вопросительно пожал плечами. Маленький мальчик, который до этого внимательно наблюдал за ними, испуганно спрятал лицо в книге, покрываясь краской. – Подозрительный он.
– Знаешь, я все же надеюсь, что она поможет нам с заданиями, – Рон безмятежно переложил ноги на диван, заметив, что все ученики уже разбрелись по комнатам, чтобы выспаться перед праздником.
– Гермиона?
– Ага.
– Сомневаюсь, – Гарри строго глянул на друга.
– Это еще почему?
– Вспомни ваш последний разговор.
– И что? Это не говорит о том, что она перестанет нам помогать.
Брюнет тяжело вздохнул, сняв очки с носа. Он протер их краем рубашки, снова водрузив их на место.
– Рон, я давно хотел поговорить с тобой об этом.
Парень безразлично глянул на него, а затем перевел взгляд на камин. Веселые огоньки скакали там, падая на его лицо.
– Ну, говори тогда.
– Понимаешь, это неправильно.
– Что именно? – Рон продолжал наблюдать за тем, как пламя то разгорается, то потухает, будто совершая какой-то свой танец. Оно двигалось, переходило в сторону, а затем вновь возвращалось.
Успокаивало.
Пока Гарри вновь не начал.
– То, что вы ссоритесь постоянно. По поводу и без. Тебе еще не надоело?
Рон сцепил пальцы, перекрещивая руки на груди. Закинул голову назад, закрывая глаза. Все, что ему хотелось сейчас, – это поскорее лечь в кровать и уснуть, а не торчать здесь, выслушивая лекции Гарри.
– Надоело. Но что я могу сделать, если она психует?
– Понять ее.
– Понять? – парень удивленно глянул на Гарри, который махнул головой. – Ты вообще что несешь?
– Послушай, – тяжелый вздох, – нужно просто смириться с тем, что она и… – он недоверчиво посмотрел на мальчика, который делал вид, что читает, и тише добавил: – Малфой в каких-то отношениях.
– Что?
– Не делай вид, что не замечал этого! – разозлено пробормотал он, смотря на вылупленные глаза друга. – Это заметили уже, по-моему, все.
– Допустим, это так, – недовольно фыркнул Рон, – но почему мы должны смириться с этим?
– Потому что она – наша подруга! – Гарри повысил голос, разъяренно смотря на красное лицо друга.
– А он – наш враг!
– Да, враг! Но что мы можем сделать? Если он ей нравится, нам что, убить ее? Зарезать или утопить в озере?
– Гарри, ты мелишь ерунду, – Рон насупился, смотря в окно. Большие капли приклеивались к стеклу, а затем исчезали в темной улице, улетая куда-то.
– Нет, я говорю правду. И тебе давно пора смириться с этим.
Он поднялся на ноги, взяв в руки палочку и мантию, висевшую за креслом. Обошел диван, на котором почти лежал рыжий, нахмурив лоб, и пошел к лестнице.
– А ты? – подал голос Рон, когда тот ступил на первую ступеньку.
– Что? – он замер.
– Смирился?
– Я сделал это с самого начала. Как только увидел ее, счастливую, с ним, Рон. А ты строил из себя тупицу, который ничего не понимает. Но ты же прекрасно знал, что это происходит, так?
– Я не понимаю, о чем ты, Гарри, – сквозь зубы прошипел он, смотря на камин.
– Ты понимал, что она ходила такая довольная после того, как поговорила с ним. Видел ее улыбку после того, как он смотрел на нее. И чувствовал, как меняется ее настроение, когда она проводит время с нами. Это было две разных Гермионы. И мы потеряли ее еще осенью.
Он мрачно покосился на окно. Погода словно отражала его настроение.
– Тебе нужно смириться с этим.
***
Коробка стояла на кровати. Самая обычная, коричневого цвета. Без подарочных бантиков и прочей ерунды. Обычная коробка, которую без жалости можно раскрывать.
Он маячил у окна, смотря вдаль. Дождь шел уже второй или третий час, заливая улицы холодной водой. А ему хотелось снега на Рождество.
Хотя, какая разница? Снег, дождь, буря, гроза, метель.
Он и она там, в Мэноре, среди Пожирателей. И неважно, что за погода на улице.
Он медленно обернулся на приглушенные шаги. Она неспешно поднималась по ступенькам, волоча тяжелую сумку. Напевала что-то себе под нос, отворяя дверь.
Глаза сразу же останавливаются на невзрачной коробке небольших размеров. Она покоилась на белоснежных простынях.
Девушка удивленно перевела взор с нее на стоящего Малфоя. Он кивнул ей на кровать без улыбки. Засунул руки в карманы, облокачиваясь спиной об холодную стену.
– Что это? – она дрогнула. Подступила на шаг ближе, смотря то на коробку, то на парня, который молча следил за ней.
Гермиона положила сумку на стул, подходя к коробке. Внимательно оглянула Драко, который почти что безразлично пробежался по новому предмету в ее комнате глазами.
– Что это? – повторила.
– Открой и увидишь, – прохладно в ответ.
Ее брови подлетают вверх. И первая мысль – это у него новая забава появилась? Или супер шутка?
Как назвать все это?
Она в десятый раз заглянула в серые глаза Драко, который нетерпеливо махнул головой в сторону подарка. Поправил платиновые волосы и снова скрылся за маской безразличия.
Ладно.
Гермиона опустилась на мягкую подушку, притягивая легкую коробку к себе. Коснулась пальцами крышки и, прежде чем поднять ее, недоверчиво глянула на каменное лицо Драко.
Хоть бы что-то поменялось в этой жизни.
Коричневое отверстие ложится на простынь, и у нее вырывается удивленный выдох. Она изумлено переводит взгляд на парня, который продолжал стоять с таким же выражением лица. Только что-то мягкое появилось в его взгляде.
Гермиона, приоткрыв рот, замирает, смотря на то, что лежит на дне коробки. То, что блестит. То, что почти ослепляет ее.
– О, Мерлин… – она отдаленно понимает, что смотрит на это неотрывно с минуту, застыв на кровати в одном положении.
Она даже перестала слышать дождь за окном.
– Драко… Что это?
Девушка изумлено смотрит на него. Ее дрожащие руки откладывают коробку в сторону, и она поднимается на ноги.
– Драко? Что это такое? Откуда оно здесь?
– Ты даже не хочешь взять?
Он оттолкнулся спиной от стены и медленно подошел к ней. Посмотрел в широко распахнутые карие глаза, которые почти не моргали.
Красивая. Слишком красивая.
С растрепанными волосами, заспанным лицом, без макияжа, в старой одежде.
Стояла и хлопала длинными ресницами.
Такая красивая.
– Возьми его, – мягко, но слегка требовательно.
