Текст книги "A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)"

Автор книги: Merenili

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 57 страниц)

Элиза перестала поддерживать с отцом связь почти сразу после школы. Он совсем спился, и Элиза больше не желала тратить время на спасение утопающего, который и сам хотел утонуть.

Они с Питером начали снимать небольшой домик около Лондона с пышными яркими цветами на подоконниках, увитыми плющом стенами и крышей с красной черепицей. Домик был такой маленький, уютный и светленький, что Элизу от него тошнило. Она могла позволить себе больше, роскошнее, грандиознее, но не смогла бы объяснить Питеру, откуда у нее появилось столько денег. А эти маленькие комнатки, дешевые шторки, деревянная поскрипывающая кровать и блеклые лампочки под пыльными куполами бесцветных стекол приводили ее в бешенство.

Элиза знала, на что она способна, и рядом с Питером ее не оставляло ощущение, что он тянет ее назад. Слишком добрый, слишком наивный, слишком милый. Иногда она смотрела на него, и внутри просыпалось что-то трогательное, но потом она напоминала себе, что он – двойной агент Дамблдора, ровно так же, как она – двойной агент Лорда. Она не входила в Орден Феникса, но Питер слишком многое ей рассказывал. Конечно же, он рассказал ей и о своей роли, но она отчего-то промолчала, скрыла это от Люциуса и Хозяина. Иногда ей хотелось крикнуть: «Очнись, Питер, этот старик просто использует и выкинет тебя, когда ты сломаешься!», но она знала, что это бесполезно. Питер нуждался в людях, а Элиза нуждалась во власти, и эта разница между ними становилась все необъятней.

Элиза не оправдывала себя, она просто шла навстречу своим желаниям и готова была заплатить за них цену. И ее желания сбывались одно за одним, потому что они были оплачены.

Люциус зашел в покои Элизы в Малфой-мэноре и остановился за ее спиной, так что она увидела его уставшее суровое отражение в зеркале. Он аккуратно положил ей руки на плечи и дождался, пока она отложит гребень в сторону.

Люциус на секунду замялся, но длинными пальцами подхватил гребень за ручку и через мгновение тот вновь утонул в волосах Элизы. Это было что-то невиданное, поэтому Элиза замерла, с диковинным интересом наблюдая за действиями Люциуса, и приготовилась слушать. Он поднял глаза к зеркалу, и его рука приостановила свой плавный ход.

– Ты готова, Лиз? – проникновенно спросил он.

– Да, Люциус, – незамедлительно отозвалась она.

Люциус кивнул. Может быть, он и любил Нарциссу, но сейчас, когда она отупела от своего материнства, ему нужен был кто-то, с кем он мог бы поговорить, и Элиза никогда не отказывала ему в беседе.

– Тогда давай повторим все в последний раз, Лиз. Ошибки недопустимы, ты знаешь их цену, но я не сомневаюсь в тебе. И Темный Лорд также не сомневается.

Люциус снова посмотрел ей в глаза через зеркало и чуть сжал ее плечи. Элиза не пошевелилась.

– Ты ворвешься в ваш с Питером дом, – начал Люциус, – так, словно тебя преследуют адские псы…

«Элиза появилась на пороге его дома растрепанная, в рваной одежде, в ранах и порезах. В ее глазах метался ужас и страх, она была почти в безумии и те минуты, пока Питер не открыл ей, просто колотила в дверь со всей силы.

– Элиза?.. – спросил он. Было два часа ночи, и Питер наконец-то провалился в сон после длительного дежурства. Он толком ничего не соображал, но был преисполнен желанием помочь. – Где ты была последнюю неделю?»

– …сыграешь роль очень раненного и очень испуганного человека…

«– Я… – Элиза задохнулась и чуть ли не повалилась на Питера. Он пустил ее внутрь, сбегал на кухню, по пути роняя предметы с их мест, вручил Элизе стакан воды и только сейчас заметил расползающуюся рану у нее на боку.

– Что с тобой?..

– Быстрее, Питер! – зашептала она, едва заглотив всю воду. – Они уже там!..

– Что?..»

– …расскажешь, что Поттеры в беде. Спровоцируешь его, чтобы он трансгрессировал к ним, но не переиграй. Говори быстро, так, чтобы у него было времени обдумать это. Скажи что-нибудь жуткое и более-менее логичное. Наш единственный шанс – это сыграть на его чувствах, чтобы они не дали его разуму понять, что происходит, чтобы повели его вперед без оглядки…

«– Я работала под прикрытием в Аврорате, – тараторила она. – Поступил приказ любыми силами защищать Поттеров и их новорожденного сына. Мы… вся наша группа потерпела поражение. Мне не к кому больше пойти… Я!..

Элиза почти рыдала, а Питер соображал все меньше.

Аврорат? Поттеры? Но как добрались до них, если они под заклятием Фиделиуса, как?..»

– …как только он начнет думать, сбей его с мысли. Кричи, плачь, тяни за руку, бей – что угодно. Проси позвать друзей, чтобы он доверился тебе. Если он достаточно верит тебе, он поведется. Но не передави…

«– Питер, нужно что-то делать! – закричала Элиза. – Нужно звать Дамблдора, или мародеров, или авроров и быстрее отправляться туда, слышишь?!

Питер часто закивал. Он все еще был сонным, от услышанного кружилась голова, в прихожей стоял острый запах крови и страха. Питер механически схватил пальто и палочку и, едва соображая, рванулся на улицу в чем был. Элиза бросилась за ним».

– …он будет заботиться о тебе, запретит тебе идти с ним, так что сыграй свою любовь к нему тщательно. Постарайся, Элиза. Если он не возьмет тебя с собой, все пойдет прахом…

«– Ты останешься здесь! – он оглянулся.

– С ума сошел?! Я не пущу тебя одного! – в ее словах было столько искреннего ужаса, страха за него, что в Питере вспыхнуло давно забытое чувство надежды.

Она была ему близким человеком, пусть и так отдалилась в последнее время. Но если теперь Элизе нужна его помощь, он сделает все!»

– …когда вы трансгрессируете, достаточно будет, если только он коснется двери их дома, тогда и ты увидишь его. Далее действуй быстро. Поттеры не должны ничего заметить…

«Питер схватил ее за руку, махнул палочкой и трансгрессировал к дому Поттеров. Бросился к увитой цветами маленькой калитке, ничего не понимая. В доме на втором этаже горел свет, и силуэт Лили в окне был хорошо различим. Она укачивала сына. Питер быстро взбежал по ступенькам, схватился за ручку и, прежде чем прокричать что-нибудь, упал парализованным.

Он не успел ничего заподозрить. Он ведь не ждал этого от… нее.

– Прости меня, Питер.

Элиза стояла за его спиной, и ее голос как по волшебству перестал быть испуганным и судорожным. Она говорила спокойно и взвешенно, и от этого наглого и откровенного предательства Питер сломался. Он еще не до конца понял, что его предали, ощутил неладное, но не смог принять правду. Он почувствовал, как его нутро медленно и болезненно опустошается. Настолько, что даже причин ее поступка он знать не хочет. И только одна мысль билась в его голове, вытесняя все остальные – он страшно подвел Лили и Джеймса, своих настоящих друзей.

Он поверил не той и этим убил их.

Элиза крепко сжала его плечо и трансгрессировала обратно. Так быстро, что выглянувший на крыльцо сонный Джеймс, решил, что ему просто почудилось».

– …можешь объяснить ему, что происходит, когда вернетесь к нему домой. Но не увлекайся, никогда не знаешь, где можешь случайно ошибиться…

«Парализованный Питер сидел перед Элизой в их общем доме и смотрел на нее стеклянными глазами.

– В качестве одолжения я объясню, – сказала она, и Питер поразился произошедшим переменам.

Где ее страх, где усталость и истерика? Да, она была изрезана, поцарапана, но сейчас, при свете лампочки, все это казалось искусным гримом, включая и ту, якобы страшную рану. Страшнее выглядела ее душа, но эту рану уже было не излечить.

– Моя настоящая фамилия – Яксли, – сказала Элиза.

Питеру понадобилось время, чтобы осознать.

Яксли.

Одно из чистокровных семейств, одно из тех, что порождает таких, как Эрнест или таких, как Мальсибер. Все ее отсутствия и тайны – лишь часть большой игры, куда большей, чем обыкновенная измена. И он – часть ее игры. Идиот, придурок, наивный тупица!

Питер смотрел на нее в немом ожидании, но Элиза больше не сказала ничего. Видимо, она посчитала, что произнесенный фразы будет более, чем достаточно для такого ничтожества, как он».

– …ну а когда наговоришься, действуй четко. Сотри его воспоминания и внуши ему, что это он – предал Поттеров. Он должен сойти за убийцу. – Люциус помолчал. – Или за убийцу сойдешь ты.

Элиза усмехнулась.

– Я знаю цену ошибки, Люциус. – Она помолчала и сама не зная зачем поинтересовалась: – Что станет с его разумом после этого вмешательства?

– Полагаю, он частично потеряет рассудок, – пожал плечами Люциус. – Та мысль, что ты внушишь ему, будет казаться его подсознанию слишком дикой, так что он будет отвергать ее, но у него не хватит фактов. Он забудет все, что могло бы противоречить новому знанию, и все, что ему останется – лишь ничем неподтвержденные ощущения. Это в конечном итоге, вероятнее всего, раздвоит его личность и сделает обыкновенным психом. Он инстинктивно кинется в бегство, а когда его начнут искать, среагирует неадекватно. Не думаю, что он проживет слишком долго, так что, если это тебя волнует, он не будет мучаться. – Люциус провел гребнем по особенно длинной золотистой пряди. – Здесь не о чем беспокоиться, Лиз, мы все выбираем свой путь сами. Кто-то желает быть на стороне победителя, кто-то на стороне проигравшего. Он свою сторону выбрал, и ты не в ответе за это.

Элиза скованно улыбнулась Люциусу в зеркале.

Ей не хотелось поступать с Питером так, но ей нужно было выбрать между ним и собой, а этот выбор она сделала уже давно.

«Элиза подняла палочку и отчетливо, как ее учил Мальсибер, произнесла: «Обливиэйт!», и хрупкий маленький мир Питера потонул в черноте, чтобы очень скоро наполниться ложными воспоминаниями о том, чего он никогда не совершал. Воспоминаниями, в которые он за всю свою долгую крысиную жизнь так и не смог поверить до конца. Но они все равно сломали его, превратив в жалкое подобие некогда чудесного человека, и дороги назад для Питера больше не было.

Как не было ее и для Элизы».

– Удачи, сестренка.

– Я не подведу, брат.

Сириус, ноябрь 1981

Вокруг было темно, сыро и Сириус представлял, как по коридорам между камерами передвигаются огромные дряхлые мокрицы. Именно такое ощущение у него вызывали дементоры. Он чувствовал, как они отчаянно пытаются высосать из него всяческие соки и натыкаются на невиданный им ранее барьер. Дементоры пытались пробраться к Сириусу в самое нутро, чтобы забрать все самое вкусное и ценное изнутри него, но у них ни черта не выходило, потому что воспоминания Сириуса были бесконечны, как океан за стенами темницы, и они же порождали в нем столько чувств, что не хватило бы и сотни этих улиток в капюшонах, чтобы избавить его от них.

Сириус закрыл глаза, и мир разноцветными пятнами завертелся вокруг.

…Выпускной Мародеров и A&B.

Великое событие!

МакГонагалл, невероятно гордая своим выпуском, вручала дипломы, смахивая с глаз скупые слезы. Флитвик деловито кряхтел, что-то втолковывая мадам Стебль и уверял всех окружающих, что таких послушных, удивительных и талантливых детей он никогда еще не обучал. Джеймс попеременно фыркал, то от речей Флитвика, то от речей Слагхорна, и неустойчиво покачивался рядом с Ремусом, так как умудрился набраться еще до вручения дипломов.

Сириусу казалось неправильным быть там после всего совершенного, но он спросил себя: «Какого черта? Не прийти на собственный выпускной?!» и первым прибыл на квиддичное поле в парадной мантии и с квадратной академической шапочкой на голове. Его изрядно веселил тот факт, что ему удалось доучиться до последнего курса, прекрасно сдать экзамены (уступил лишь Ремусу на Истории Магии) и даже дожить до выпускного.

Все вокруг были красивые и гордые, светящиеся улыбками, как будто бы позабывшие про войну, и Сириус фыркал всякий раз, представляя, что бы сказала Беата, если бы на нее попытались все это напялить. И когда он представлял это, ему становилось легче.

Потом были танцы.

Фейерверки полыхали над Хогвартсом, грозясь взорвать защитное поле и мракоборцев, патрулирующих небо. Вокруг разносили сливочное пиво, прыгали лепреконы и танцевали феи. В пудинге был бурбон. Сириус не знал, кто его туда налил, но вкус был до безобразия явным. В мороженом в форме символов всех четырех факультетов был виски. В одной бочке, предназначенной для компота, плескался ром, и все преподаватели делали ангельские глаза, пробуя пищу и будто бы совершенно ничего не замечая.

Хогвартс стонал от громких криков, шуток, веселья и танцев.

Танцевали всё: и вальс, и танго, и самбо, некоторые даже одновременно. Девчонки, слепящие, нарядные, молоденькие кружились в своих платьях, и вокруг пестрило от карминного-аквамаринового-изумрудного-горчичного. Повсюду тянулись столы с едой, словно весь Хогвартс, включая его угодья, превратился в одну огромную ярмарку счастья и пиршества.

Сириусу тоже было пьяно и весело. Он забывался, купаясь в чужом смехе и в крепком алкоголе. Сегодня был удивительный день. Сегодня был такой день, будто Мародеры вместе с A&B разом сошли с ума и выпустили на свет лучшие свои шутки, а преподаватели вместо наказания назначили им за это награду.

Сириус приклеился спиной к какому-то дереву, клонящему тяжелую крону к сырой земле. В руках его была бутылка и янтарный виски завораживающе покачивался внутри вместе с Сириусом.

– Я тебя вижу, Паркер, – пьяно и хитро прошептал он в пустоту.

Эмили сидела подле дерева, слева от Блэка, завернувшись в свою мантию, такую непроглядную, будто вытягивающую весь свет извне. У нее был все тот же взгляд, что и последние пару месяцев – сосредоточенный и механический.

– И я тебя вижу, Сириус, – наконец глухо отозвалась она.

Сириус хмыкнул и плавно стек по дереву вниз, царапая куртку о шершавую кору.

– Поздравляю с блестяще сданными экзаменами. – Он помолчал. – Видел тебя с одним старым мужиком из Аврората. Тебе уже предлагают места?

– Просто уйма предложений, Блэк.

– И куда ты пойдешь?

– Подальше от людей.

Сириус фыркнул.

– Лили, Цисса, мой братишка и… Нюниус. Кто бы мог подумать?

– Иногда полезно обращать внимание на тех, Блэк, кто привлекает его меньше всего.

Сириус вместо ответа вытянул руку влево и виски призывно забултыхался внутри бутыли. Эмили помедлила, но все-таки взяла бутылку из его руки.

– Мне нельзя пить алкоголь из-за зелий, что я принимаю, – сказала она, задумчиво разглядывая янтарные отсветы на стеклянных стенках.

– Мы с тобой оба знаем, что никакие зелья ты, Паркер, не принимаешь. Они мешают тебе думать, а ты не согласна это терпеть.

– Ты не говорил об этом Ремусу? – ее голос дрогнул.

– Никому. Даже собственному пистолету.

– А у тебя его не отобрали?

– Нет… я сделал реплику. МакГонагалл плохо разбирается в маггловских штучках.

– Ясно.

Послышался звук булькающей жидкости, а затем кашель Эмили. Мимо них проплыла Нарцисса в совершенно восхитительном платье нежно-салатового цвета и белой орхидеей в высокой прическе, но под этим деревом они словно стали невидимками, и Нарцисса не обратила внимания на двух полулежащих студентов. Мало ли, кто там валяется и сколько он выпил.

– Слушай, Паркер, у меня к тебе просьба.

Эмили молчала, но он услышал, как она пошевелилась, поворачивая голову.

– Сейчас я встану, дойду до своего братца и скажу ему спасибо за тебя. А потом станцую со своей прекрасной сестрой, если она конечно не отвергнет грязного пьяного магглолюба, – Сириус усмехнулся. – А ты… станцуешь с Ремусом. Мне плевать, что ты чувствуешь к нему сейчас, просто станцуй с ним. Хоть молча. Ему довольно херово после всего случившегося с тобой, он так переживает, что скоро поседеет, а срок жизни у него и так укорочен и с каждым полнолунием становится все меньше. Просто сделай моему лучшему другу приятно. Он нечасто улыбался в своей жизни.

Сириус поднялся, опираясь на ствол, отряхнулся и, приклеив к губам обольстительную улыбку, двинулся вперед. Эмили наблюдала, как он переступил границу света и тьмы, как разом окунулся в слепящие вспышки праздника, как какие-то расхрабревшие от сливочного пива девчонки в золотистых платьях увели его в хоровод. Она смотрела еще с минуту в мельтешение цветов, красок и улыбок, ни о чем не думая и медленно покачивая руку с бутылью.

А потом встала, сбросив мантию и оставшись в темно-синем длинном платье с черным ажурным болеро, и пошла вперед, лавируя между людьми. К Ремусу.

Сириус видел, как тонкая темная фигура, словно тень, пытающаяся сбежать от света, быстро пересекает импровизированную танцплощадку. Как тень подходит к хмурому парню в сером костюме с гриффиндорским значком, приколотым к груди. Как тень берет его за руку, и парень поднимает голову, и как медленно покачиваясь и положив головы друг другу на плечи, они единственные во всей этой кутерьме, танцуют медленный танец, пока над их головами взрываются петарды и в воздухе бьется ритмичная быстрая музыка.

Через мгновения Ремус и Эмили скрылись от его глаз, заслоненные десятками других танцующих пар. Его самого вновь увлекли в очередной хоровод, где вокруг были улыбки, тонкие девичьи руки, искрящиеся украшения и оголенные плечики, коленки, шеи…

Мимо протанцевал Джеймс с Лили на руках. Она заливисто смеялась, обнимая его за шею и целуя его в щеку алыми горячими губами, а он подпрыгивал на ходу, срывая с ее губ полуиспуганные вскрики и тут же припадал к ним, успокаивая.

Вспышка.

МакГонагалл отплясывает в кругу Флитвика, Дамблдора и Помфри. Они все в морщинах, с ссутуленными спинами, но в глазах бьется и ревет пламя Гриффиндора. Даже у Помфри с Пуффендуя и у Флитвика с Когтеврана.

Вспышка.

Питер нежно держит за руку Элизу. Он такой маленький по сравнению с ней, а она такая прекрасная по сравнению с ним, и вместе они совершенно умилительно-очаровательные, и Сириусу нравится просто наблюдать за их скромным и добрым танцем. Вот бы они никогда не расставались.

Вспышка.

Регулус кланяется Нарциссе, прежде чем пригласить на танец тайную возлюбленную всей своей жизни, и она благосклонно кивает ему в ответ. У него горят глаза, а Нарцисса улыбается нежно, но с холодком, и вместе они проплывают мимо, объятые ароматами цветочных духов Нарциссы и счастливым волнением раскрасневшегося Регулуса.

Вспышка.

Марлин танцует с каким-то молоденьким пьяным Аврором. Он хорош собой, статен, галантно придерживает ее за талию, не позволяя себе лишнего, и недоверчиво смотрит на гриффиндорскую красавицу, сейчас похожую на диковинный цветок, нежный и чистый. А она смеется и вдруг, на секунду замерев, крепко целует в его губы, а он застывает как соляной столб, и на губах его против воли расцветает счастливейшая из улыбок.

Вспышка.

Алиса и Фрэнк, прибывшие в Хогвартс к друзьям по случаю выпускного. Уже потрепанные в битвах, но бесконечно счастливые вместе. У обоих на пальцах кольца, Алиса с короткой стрижкой, которая делает ее будто бы более дерзкой и храброй. Фрэнк все такой же серьезный и даже чуточку суровый, с выпрямленной спиной и в хорошем костюме. Он придерживает Алису за талию, а та отклоняется назад и вновь рвется к нему, чтобы закружиться в очередном вихре.

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

Сириус лежит в черной камере и смотрит на звезды в крошечном зарешеченном окошке. За окном прибой и гроза, и все это напоминает ему утес Мэна, крепкие сигареты и прикосновения одной из самых непокорных слизеринских девушек.

– Вы не заберете у меня это, не заберете! – яростно шепчет он в темноту, и тени дементоров на время отступают от его камеры.

А перед глазами стоит лицо Беаты.

Она у ворот Блэкшира, смотрит ему в глаза и что-то говорит. А потом их пальцы разрывают касание, и Блэк видит, как она делает первый шаг вперед, но от него. Тот самый момент, когда что-то внутри него явственно прошептало: «Не вернется…»

– Подожди! – вскрикивает он, и Беата мгновенно оборачивается. – Не уходи… – И она вопросительно смотрит в ответ.

Беата возвращается назад на этот маленький и страшный шаг, снова берет его за руки и улыбается. Сириус молча смотрит в ответ и представляет то, чего никогда не было и уже не будет, и пытается поверить в невозможное. Потому что только невозможное сейчас может спасти его.

Всего лишь один маленький шаг, но как много он значит.

Сириус осторожно вздыхает и тихо бормочет что-то сам себе. Свою молитву.

Он видит, как Беата возвращается. Видит, что она не ушла тогда одна на битву, а выбрала остаться с ним, с Сириусом, чтобы согревать его своими горячими руками, спорить до посинения о разных простых вещах и ухмыляться всякий раз, когда он оказывается неправ.

Сириус усмехается ей в ответ, вздыхает и закрывает глаза, проваливаясь в сладкую глубокую дрему надежд и мечтаний. А Беата все также ласково смотрит на него и медленно, почти невесомо гладит по руке. Она делала так, когда он дремал на своей широкой гриффиндорской кровати, и думала, что он не замечает этого. Беата всегда боялась быть нежной.

Дементоры ворчат и бродят вокруг его камеры, недовольные и раздраженные неповиновением пленника, но Сириус не слышит их. Он снова и снова видит счастливейший день своей жизни, он видит своих друзей, своих учителей и свою любимую.

Он видит надежду.