Текст книги "A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)"
Автор книги: Merenili
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 57 страниц)
Сухонький Дедалус Динг и Карадок Дирборн, давние друзья Дамблдора, стояли рядом, с плохо скрываемым раздражением взирая на собравшихся подростков. Альбус знал, насколько сильно те восхищаются мужеством пришедших детей, и насколько сильно в тот же момент они ненавидят темного волшебника, из-за которого подросткам приходится воевать наравне со взрослыми.
Альбус снова оглядел присутствующих и наконец уселся в свое кресло.
– Я не зря просил прийти некоторых из вас, некоторые же, – он усмехнулся, взглянув на Вэнс, – пришли сами. Орден Феникса малочислен и нуждается в проверенных людях, которым можно безоговорочно доверять. Вы спросите, почему я не пригласил сюда знакомых мракоборцев или же иных взрослых волшебников? Почему я созвал детей? – Дамблдор сделал паузу, но возмущений не последовало. – Часть Ордена сейчас действительно находится на передовой, отбиваясь от атак Пожирателей, часть в министерстве… Но этого недостаточно. Нас слишком мало. А я не могу доверять неизвестным волшебниками – все они могут быть завербованы Лордом или вовсе находиться под Империусом. Вас же… все равно не удержать, – Дамблдор усмехнулся, и подростки согласно закивали головами. – Проще дать вам действительно важное дело, чем пытаться закрыть в комнате и ждать, когда же вы сбежите.
Джеймс поднял руку.
– Где Блэк, профессор?
– Мистер Блэк и мисс Спринклс находятся в числе волшебников, присматривающих за Запретным лесом. Как вы знаете, мисс Спринклс кое-что смыслит в природной магии, очень полезной для нас сейчас, а мистер Блэк не пожелал отпускать Беату в одиночку, тем более после той лихорадки, что обрушилась на нее этой ночью.
– Я пойду к ним! – тут же вскочил Поттер.
Дамблдор тяжело вздохнул.
– Успокойтесь, мистер Поттер. С ними верные мне люди, и они просто стоят на границе между школой и лесом, – «по крайне мере, я надеюсь на это», – в котором, кстати, мракоборцев больше, чем деревьев.
Недовольный Джеймс уселся обратно, отмахнувшись от Марлин, попытавшейся его успокоить.
– Нашим штабом, – продолжил Альбус, задержав взгляд на Джеймсе, – как некоторые из вас знают, на данный момент является дом Поттеров.
Поттер вздрогнул, но сдержался, продолжая уверенно смотреть на директора.
– А что с Хогвартсом, профессор? – громко спросила Марлин, пытливо вглядываясь в директорское лицо.
– Хогвартс стоит и будет стоять, – ответил Дамблдор. – И всегда будет оставаться пристанищем для всех, кто ищет защиты.
– А… слизеринцы?
– Они, как и все прочие факультеты, принадлежат Хогвартсу и будут…
– Но профессор…
– Да этих тварей нужно!..
– Вы же видели, что они сделали?!
– Они точно виноваты, точно!
Ученики повскакивали со своих мест, яростно глядя на Дамблдора.
– Неужели мы должны терпеть в своей школе убийц, профессор? – наконец, высказал всеобщее мнение Джеймс.
– Вы знаете ситуацию, мистер Поттер. Среди Слизерина также есть раненные, не имеющие никакого отношения к Пожирателям ученики. И если вы потребуете исключения некоторых из них, они могут с тем же успехом потребовать и вашего. Око за око.
– Но я ни в чем не виновен!
– Вы действительно полагаете, что министерство это заинтересует?
– Конечно, нет, – тихо и зло пробормотала Дорказ. – Они же все купленные.
– Каков план действий, профессор? – спросил Фрэнк. Он единственный не поддавался всеобщей панике и раздору.
– Я оповещу вас о ближайшем собрании Ордена. Сейчас я прошу лишь одного – присматривайте за своими товарищами и не лезьте в бессмысленные драки. Мои давние друзья Дедалус и Карадок проследят за происходящим.
***
Слизеринские гостиные
Долбаный мир преподнес им всем очередной сюрприз. Еще позавчера они с Блэком прижимали друг друга к стенке, Джеймс подначивал Сириуса из-за того самого злополучного ремня под заливистый смех странно похорошевшей Эванс, а Ремус и Паркер сидели как проклятые в библиотеке и готовились к предстоящим ТРИТОНам.
А что сегодня?
А сегодня наступил настоящий Армагеддон. Замок вроде бы стоял на месте, большая часть учеников все еще была жива, нападения Пожирателей вполне успешно блокировались мракоборцами, но мир… на самом деле он рухнул. Рухнул в тот момент, когда сошедший с ума темный волшебник решил напасть на ни в чем неповинных детей прямо посреди магического Лондона. Интересно, он хотя бы представляет, что ему этого никто никогда не простит? Или свою власть он желает построить на фундаменте из чужих костей?
На следующее утро после начала войны ситуация стала еще хуже. Пожиратели подступили со стороны Запретного Леса, за пределами Хогсмида обосновалась колония оборотней под предводительством Фенрира, серая Эмили не спала всю ночь и что-то бормотала себе под нос, Сириус спал лицом, словно с него сняли кожу, а поверх набросили тряпичную маску, жалкую и безликую. Даже Эванс – вот уж нескончаемый источник солнечного света и тепла – ходила мрачная, дрожащая, с яростно сжатыми губами.
Беата задумчиво провела рукой по матовому холодному белому мрамору слизеринского камина. Говорят, сам Салазар проектировал это громадное, богато украшенное драгоценными камнями и отделанное благородными металлами чудище. Беату всегда забавляло, когда камин разжигали, и ласковые оранжевые язычки пламени освещали просторную гостиную таким чуждым светом. Огонь казался заточенным в глотке страшного белого зверя, будто пытался вырваться на свободу, но не мог, огражденный скалящимися зубьями, которые «украшали» подкаминную полку.
…Вот они с Блэком, тяжело дышащие, словно только что вынырнувшие на поверхность из-под толщи давящей воды, врываются внутрь и падают на пол. Прямо на пушистый темно-зеленый ковер, вышитый змеиными узорами, смутно похожими на дьявольские силки…
Беата устало вздохнула и опустилась перед камином на колени. Огонь внутри рванулся к ее пальцам, словно умоляя: «Освободи, освободи же меня отсюда!»
…Блэку плевать, что их может кто-нибудь увидеть. А Беата, пожалуй, была бы даже рада посмотреть на изумленные, искривленные отвращением лица сокурсников. Сириус вжимает одну руку в пол возле ее головы, второй лихорадочно рвет ее футболку за ворот. Беата смеется ему в губы, обдавая горячим дыханием, немного рваным, немного пьяным. Ее руки уже где-то внизу, на опасной границе Блэковских жестких черных волос, уходящих от живота к паху…
Спринклс усмехнулась, разглядывая мраморную морду скалящегося волка, возвышающуюся над камином. Очередное «изящное» дизайнерское решение. Малфой всегда говорил, что это волк-прародитель оборотней, верный слуга чистокровных волшебников и Салазара Слизерина в частности. Будто он нутром чует грязную кровь и оберегает хозяев от осквернения чести и рода. Теперь, когда Спринклс знала, что Малфой и сам не прочь побегать в своей волчьей шкуре, она поняла, почему слизеринец с таким жаром и пафосом рассказывал всем первокурсникам о звере.
…Сириус рвано выдыхает, сжимая рукой ковер, и тот собирается под его пальцами и мнется словно жалкая тряпка. Беата усмехается, соскальзывая рукой все ниже, в расстегнутые джинсы Сириуса, и то сжимает руку, то едва касается пальцами его мучительно горячего тела. Блэк подается вперед – неосознанно и жадно. Он сам сейчас похож на зверя, охваченного страстью и желанием. Беата чувствует, как ее собственная футболка наконец рвется на части, открывая чуть бледную, лихорадочно горячую кожу. Она стонет и изгибается, когда Блэк скользит губами по ее шее, невыносимо медленно спускаясь вниз – ему доставляет удовольствие мучить ее теперь, после всех месяцев взаимных подколок, насмешек, ожидания…
Этот дурацкий волк смотрел на них тогда с невыразимым презрением, она точно видела это. Спринклс ухмылялась в ответ жалкой шавке и таки показала ему средний палец, пока Блэк стаскивал с нее джинсы, не особенно заботясь об их сохранности. Казалось, если бы волк мог, он бы отвернулся, но бедняга был заточен в бездушный мрамор и все, что ему оставалось – ненавидяще смотреть на два жарких, охваченных возбуждением тела, сплетающихся прямо на ковре святая святых Слизерина. О, они осквернили эту чертову гостиную в эту ночь так, как этого еще не делал никто.
…Беата чувствует, как Блэк, глухо рыча и прикрыв глаза от удовольствия, выскальзывает из ее рук, почти полностью отстраняясь, а потом входит сильным рывком, без раскачки и подготовки. Отчего-то, но ей стало безумно смешно, когда она представила какую-нибудь визжащую слизеринку-девственницу, с визгом вылетающую из-под него в такой момент. Но Спринклс знала, что с невинными девочками-конфетками Блэк более, чем нежен и галантен. Зато с Беатой он мог не сдерживаться – он мог быть собой. Чистокровным властным зверем, грубым, жаждущим, божественно красивым в своей первозданной первобытной страсти. Сириус двигался в ней быстро и резко, словно боялся, что мираж разрушится, сон кончится и он вновь останется ни с чем. Она обнимала его худыми сильными ногами и руками, не давая его губам оторваться от своих и тихо смеялась от переполнявших ее эмоций, страсти, возбуждения и нелепого торжества. Ведь это был ее Блэк. Он принадлежал только ей. Она знала это.
Сириус тяжело дернулся последний раз и хрипло, устало застонал. Его стон переплелся со стоном Беаты, таким до неприличия живым и искренним, что, казалось, даже снежно-белый камин покраснел от стыда, запятнанный всполохами жаркого танцующего пламени.
– Твою мать, – прохрипел Блэк куда-то в пол и опустился всем весом на Беату, вжимая ее в ковер. Казалось, еще секунда и зеленый ворс обхватит обоих в крепкие объятья и утянет за собой.
– Взаимно, Блэк, – куда-то в ухо прошептала ему слизеринка и только крепче сомкнула руки на мускулистой Блэковской шее.
Потом правда было немножечко, буквально самую капельку неловко, когда не по-аристократически зевающая Нарцисса Блэк выползла в гостиную за позабытой на диване шалью. Надо было видеть ее глаза. Она смотрела так, словно улицезрела совокупление змей на собственных девственных шелковых простынях. Выдав под конец обреченное: «Я видела голую задницу своего кузена», она сглотнула и пулей вылетела из гостиной, хлопнув дверью своей спальни. Беата так и не поняла, посчитала ли Нарцисса это за достижение или за полный провал, но самой Спринклс задница Блэка нравилась, и она не желала делить ее с кем-то еще.
– Беата, – раздался ломкий низкий голос за ее спиной, выдергивая Спринклс из сладких воспоминаний.
– Снейп, – не оборачиваясь бросила она. – Как жизнь, как Пожиратели?
– Беата, – еще более тускло и жалобно сказал Северус и торопливо обошел слизеринку, опускаясь с ней рядом на ковер. Он поджал ноги, совсем как в старые добрые времена, когда был неуверенным, забитым мальчишкой, и уставился в огонь.
– Ты сделал выбор. Я сделала выбор.
– Я знаю, – вдруг зашипел Северус, выплевывая слова. – Знаю. И про тебя, и про этого.
– Этот, в отличие от тебя, с Пожирателями не якшается, – презрительно бросила Беата, резко поднимаясь с пола. Такие прекрасные воспоминания испортил, гад!
– Подожди! – Снейп неловко схватил Беату за руку. – Я хотел объясниться!
– Минута, Снейп.
– Я… – он замялся на секунду, а потом затараторил, словно заколдованный: – Я долго-долго думал и под конец понял. Ты уйдешь с этим Блэком, Эмили – с об… с Люпиным. Лили – моя Лили! – с Поттером. Я видел, как она смотрела на него после Рождественского бала, видел, как смотрит сейчас! А что дальше? Я чужой для любого общества, кроме своих. Лорд ценит меня! Ценит не за кровь – за заслуги, за таланты! И…
– Кончай, Северус, – вздохнула Беата. Она с сожалением взглянула на еще одного бывшего своего друга. – Я с самого начала знала, что ты все равно повернешь на эту дорогу. Не сможешь, не удержишься. Увидишь возможность быть признанным, доказать всему миру, каков ты на деле, и схватишься за нее. С ценой ты никогда не считался. Остальное – оправдания, потому что ты понимаешь, какая на самом деле цена твоего поступка. Понимаешь, но смириться с этим… не просто.
– Ты… ты тоже оттолкнешь меня? Вот так, да? – тихо, с неясной злобой спросил Снейп, глядя своими черными глазами-жучками на Спринклс. Беата улыбалась как-то неправильно – и ласково, словно мать, и горько, словно человек, смирившийся со смертью друга.
– Я знаю, что ты сделал Ремусу, Северус. Ты крикнул те слова.
– Я не… не отправлял в его сторону заклятье!
– Да что с тобой такое, Снейп?! – Спринклс схватила Северуса за плечи и с яростью встряхнула. – Ты понимаешь, что несешь?! Да Люпина могли бы грохнуть прямо там, свои же! А Эмили? Ты подумал, что будет с Эмили? С магглорожденной, которая в штыках с Малфоем, главным прихвостнем твоего хозяина?! Подумал, что у нее никого в общем-то больше и нет, кроме меня и Люпина?! Твою ж мать, Снейп, когда ты успел понабраться все этой жалости к себе?
– Пока ты трахалась с Блэком, – с ненавистью выплюнул он, отталкивая ее руки. – Пока Эмили миловалась с оборотнем. Пока Эванс мне ВРАЛА! – Он выбежал из гостиной, стирая подступившие к глазам злые слезы, оглушительно хлопнув портретом.
Не было здесь никакой правды, и Спринклс это понимала. Просто война, война, разрушающая все и вся, вытаскивающая клещами наружу все самое поганое и гнилое, что есть в людях. Оно есть во всех, и далеко не каждый может выстоять перед лицом собственного чудовища, которое всю жизнь пряталось внутри, а тут – раз! – и вырвалось наружу словно чертик из табакерки.
Чертова война.
– Как же я ненавижу тебя, – выдохнула Беата и, взяв длинную кочергу для углей, со всей дури врезала по волчьей морде. Хрупкий мрамор разлетелся на куски и раскатился по полу белеющими осколками. Также, как и мир, в котором они еще вчера жили, а сегодня от него не осталось и следа.
***
Снейп бежал и бежал, и бежал. Неправильные слезы текли по лицу, так некстати напоминая о страшном детстве, пьяном отце, безвольной матери и долгих отсидках в темном углу под лестницей, где отец неизменно находил его и избивал. Северус ненавидел себя за то, что сделал. Ненавидел за то, что оттолкнул от себя Лили, когда она дала ему второй шанс. Ненавидел за то, что отступил и просто сдался Поттеру, отдал ему самое дорогое и любимое, что когда-либо имел. Ненавидел за путь, который выбрал.
И знал, что будь у него выбор, он бы поступил так же.
Его судьба раз за разом представала у него перед глазами, когда долгие месяцы он думал о том самом важном выборе. И картинка всегда была одинаковой.
Вот он вступает в ряды мракоборцев вслед за Лили, вот она и Снейп сражаются с Пожирателями в очередной битве, вот в нее летит проклятие, и он кидается наперерез, но не успевает, и Лили падает замертво. Почему-то ему казалось, что он не успеет. Снейп знал, что в дуэлях и ситуациях, когда необходимо действовать быстро, он откровенно слаб.
Или вот он вступает в ряды медиков из Мунго, варит зелья, лечит раненных и однажды к нему в отделение попадает она. Прекрасная рыжеволосая девушка, его солнце, его надежда, его смысл. Она лежит такая спокойная, словно спящая, губы ее тронуты умиротворенной улыбкой, глаза закрыты, и только сердце, сердце уже не бьется…
А потом Снейп подумал – что если он вступит к Лорду, что если будет служить самоотверженно и преданно, поможет достичь Лорду могущества, и тогда, тогда он обязательно попросит Лорда за Лили, и тот сохранит ей жизнь. Он сможет! Он добьется этого!
Северус не верил, что Дамблдор сможет защитить Лили. Этот старик годами сквозь пальцы смотрел на то, что творили мародеры, на то, как слизеринцы гнобили Эмили, на то, как Поттер с дружками унижали его, Северуса. Смотрел и ничего не делал. Так отчего же ждать, что он сделает что-то сейчас?
А Лорд… Лорд умеет выказывать свою признательность, Снейп знал это. Он служил Волдеморту полтора месяца, и тот пожаловал ему небольшие владения, сотню галеонов и… уважение. Никто и никогда не выказывал Снейпу настоящего уважения, а теперь оно у него было. А скоро будет и Лили. Нужно просто немножко постараться и не дать ей погибнуть раньше срока.
*
Примерно час Беата думала о том, как бы сообщить Блэку, что к ночи она и еще с десяток сумасшедших самоубийц отправятся в колонию Хогсмида прямо в пасть к Сивому.
– Слушай, Блэк, я тут прогуляюсь на часок, ага?.. – и после этих слов тяжелая статуэтка обрушивается на голову Беаты, та теряет сознание и проводит ночь, запертая в спальне Блэка.
Или:
– Знаешь, мы тут собираемся завалить пару оборотней, твой друг Ремус не хочет присоединиться?.. – и вот уже Паркер сдирает со Спринклс кожу, ведь «Ремус еще очень слаб и болен». Ага, если только на голову.
Ну или…
– Спринклс, ты чем здесь занимаешься? – раздалось насмешливо-презрительное за спиной Беаты. Что за манера у всех сегодня – подкрадываться со спины?
– Придумываю оправдание, – пожала плечами Беата и обернулась.
Честно сказать, врать в таких ситуациях она совершенно не умела. Одно дело, когда ты хочешь что-то получить от человека, придумываешь историю и манипулируешь им, заключаешь сделку или взаимовыгодный контракт. А другое дело, когда ты вроде как… волнуешься за друга и понимаешь, что если солжешь, то сможешь уберечь его от ненужной тревоги, но в это же время угробишь то хрупкое доверие, что успело установиться между вами двумя. А доверие – это вообще весьма увертливый, но очень ценный зверек.
– Оправдание для чего? – Блэк чуть нахмурился, все еще продолжая улыбаться и, скрестив на груди руки, прислонился спиной к косяку. В его глазах застыла характерная Блэковская самоуверенность и осознание собственной неотразимости. Блэк думал, что победил. Он думал, что Беата теперь находится на его территории, в его владениях, под его контролем.
Ну что за наивный мальчик.
– Видишь ли, Блэк, – протянула Беата, ненароком зевнув, – у нас тут скоро намечается небольшая вечеринка в честь полнолуния. Но ты-то наверняка в курсе.
Блэк кивнул, улыбка медленно сходила с его лица, уступая место легкой тревоге. Беата очень любила эти моменты – видеть, как с лица Сириуса соскальзывает его уверенность в себе и сегодняшнем дне.
– И суть в том, что примерно в паре миль от Хогсмида, – как ни в чем не бывало продолжила она, – остановилась колония оборотней под предводительством Фенрира Сивого.
– Я начинаю подозревать что-то очень хреновое, Спринклс.
– Ну значит, ты не так безнадежно туп, как я думала изначально.
– А если серьезно?
– А если серьезно, Блэк, ты, видимо, не очень хорошо представляешь, на что способны оборотни в полнолуние, которые даже не пытаются сдержать свою звериную сущность.
– Ты не имеешь к этому никакого отношения, Спринклс.
– О-о-о! Я имею ко всему этому самое прямое отношение, спасибо Дамблдору, – Беата скривилась. – Я говорила со своими, гм, родственниками. Некоторыми из них. И некоторые из некоторых изъявили желание поддержать Дамблдора в этой войне. Мы будем сдерживать нападение оборотней на школу и Хогсмид, и я искренне надеюсь, что до вас эта волна не дойдет. И прежде, чем ты начнешь возмущаться, – Беата приложила пальцы к губам Блэка, – я скажу тебе кое-что, Сириус. То, что тебе необходимо принять. Ты останешься здесь, с друзьями, с Ремусом. Ты будешь приглядывать за ними. Со мной ты не пойдешь.
Блэк молчал и как-то странно смотрел на Беату. У него были спокойные-спокойные глаза, мучительно темные, глубокие, отрешенные.
– Зачем тебе быть там? – наконец спросил он. Абсолютно безучастно, словно спрашивал, какой кофе она хочет на завтрак.
– Я уговорила этих людей, Блэк, повела их за собой. Подала им пример. Что случится, если я откажусь из-за какой-то вшивой трусости? Или из-за сомнительного желания не волновать тебя? Ты бы поступил так же на моем месте.
– Почему я не могу пойти с тобой? – бесстрастно спросил Блэк. Казалось, между миром и Блэком откуда-то сверху рухнула массивная стена, напрочь отгородив его от общества живых людей. Беате не особо нравилось это его новое состояние, но и выбора она не видела.
– Потому что ты не обучен бороться с оборотнями, а нас этому учили в большей или меньшей степени. У нас есть преимущества над ними. В конце концов, я же рассказывала тебе ту историю: из-за нас оборотни появились, нам с ними и воевать. – Беата помолчала, но так и не дождавшись ответа, добавила, почти оправдываясь: -Там будут и мракоборцы тоже, Блэк и… и я не знаю, что еще сказать.
Сириус продолжал молчать, глядя куда-то сквозь Беату, потом вздохнул, осторожно отстранил ее руку от себя и ровно промолвил:
– Постарайся вернуться. – После чего вышел неспешным шагом из слизеринских гостиных, оставив Спринклс в полном недоумении и с легким чувством досады.
Просто вышел.
Молча, черт его побери!
А если она там сдохнет?
– Блэки, – пробормотала Беата. – На кой черт я связалась с этой долбанутой семейкой?
***
Подвалы Хогвартса, полнолуние
– Тебе не кажется, что близкое соседство с оборотнем губительно для здоровья? – слабо прошептал Ремус, прикованный к серой холодной стене.
У Ремуса от этого холода болели кости и сводило мышцы, но он держался, как мог. Знал, что скоро боль затопит его гигантской волной и уж на что-что, а на замерзшие мышцы он жаловаться не будет.
– А тебе не кажется, что ты слишком много шутишь? – также тихо спросила Эмили.
Когтевранка сидела рядом на хлипком стульчике, принесенном откуда-то из заваленных хламом нижних комнат. По настоянию Дамблдора, Помфри и мракоборцев, Ремуса заперли в одном из подвальных помещений Хогвартса, находившихся ниже даже слизеринских гостиных. Здесь было сыро и донельзя тоскливо, свет факелов рвано освещал каменный пол, рисуя на нем своеобразные желтоватые узоры, но уюта не приносил. Паркер казалось, что она пришла навестить особо опасного заключенного. Впрочем, примерно так оно и было.
– Почему не Визжащая Хижина? – спросил Ремус. Он выглядел еще более уставшим и изможденным, чем этим утром – предчувствовал свое второе за пару суток превращение. Толстые заколдованные цепи крепко держали его прикованным к стене и холодили обнаженные руки и грудь. Простецкие штаны были единственной одеждой Люпина. «Все равно порвутся», – сказал он.
– Эмили, почему не Хижина? – повторил он вопрос, с трудом концентрируя взгляд на закусившей губу девушке.
– Там… ученики, Ремус, – вяло и неубедительно ответила она, отворачиваясь, а он ничего не мог сделать, чтобы заглянуть ей в глаза, обнять, успокоить.
– Там и раньше были ученики. А сейчас я в замке, в самом его сердце. Что будет, если я вырвусь?..
– Все будет хорошо, Ремус, – тихо, куда-то в сторону сказала Эмили, болезненно сжимая собственное запястье правой рукой.
– Эмили, что…
– Все будет хорошо, – с нажимом произнесла она и взглянула на Ремуса сверху вниз.
У нее был странный ожесточенный взгляд. Словно она сама не верила в то, что говорила, но отчаянно цеплялась за иллюзорную надежду.
– Ты же понимаешь, что через час тебе придется выйти, да? – мягко спросил Люпин. – Тебе нельзя здесь быть. Тебе нужно будет запереть дверь с той стороны, наложить чары и уйти, чтобы не… не слышать.
Эмили продолжала смотреть на Ремуса, молча и как-то дико.
– Ты узнал меня, – вдруг сказала она чужим голосом.
– Что? – опешил Ремус.
– Ты. Узнал. Меня. – Она помолчала и вздохнула. – Тогда, на карьерном смотре, когда кто-то все-таки обратил тебя. Ты был в развалинах, увидел нас с Эдгаром, бросился вперед, а затем убежал. Потому что узнал. Я видела это по твоим глазам, понимаешь?
– Не очень, – честно ответил Ремус.
– Не глупи, Люпин, – тихо сказала Эмили, поднимаясь и опасно медленно приближаясь к парню. Она вдавила свои маленькие ледяные ладошки ему в грудь, продолжая смотреть со смесью недоверия и надежды. А Ремус едва сдержал порывистый выдох, почувствовав этот резкий контраст между холодом ее рук и жаром в собственном теле. – Ты смог узнать меня, смог контролировать себя хотя бы секунду. Значит, шанс есть?..
– Какой шанс, Эмили? О чем ты? Это было… была просто случайность. Ты не можешь, не должна здесь оставаться! – почти воскликнул он, догадавшись наконец, к чему ведет Эмили.
– Но я могу, я…
– Даже не думай, – быстро и зло заговорил Ремус. – Даже не допускай такой мысли! Пожалуйста. Я же с ума сойду, если что-то, если ты… – Люпин помотал головой, и цепи, стягивающие его, гулко загремели, царапаясь друг о друга и о стену.
– Хорошо-хорошо, – вздохнула Эмили и отступила на шаг, глядя куда-то в пол. Она постояла так какое-то время, странно заломив руки и завесившись пологом темных волосы, как шторой, и наконец сказала: – Ты не должен забывать меня, Люпин. Постарайся не забыть, пусть это будет твоим якорем на время превращения, хорошо?
Эмили говорила со странным отчаянием, так, будто почти прощалась с Ремусом, и тревога мелкими шажочками заполняла его сердце все больше и больше. Что-то было не так.
– Скажи мне, – попросил он, – ска…
Эмили неожиданно шагнула вперед, вновь прижимаясь ладонями к груди Ремуса, и поцеловала его сильно, почти властно, закусывая его губы до крови. Такой жаждущий, голодный поцелуй… зверь внутри Ремуса заворчал, разбуженный сладким соленым привкусом. Люпин попытался отшатнуться, но позади него была стена, а Паркер славилась тем, что всегда получала то, что хотела.
Ее руки давным-давно должны были нагреться, но они все еще оставалась леденяще холодными и безжизненными. Люпин чувствовал, как ладони Эмили скользят по его груди, то проходясь по ключицам, то захватывая шею, то сжимая его под ребрами. Зверь внутри ворчал сильнее, желая вырваться навстречу, желая обладать, повелевать, подчинять… и Люпину стоило огромных усилий, чтобы не зарычать прямо сейчас. Он чувствовал, как его тело снова подводит его, как оно подается навстречу рукам Эмили, пытаясь вырваться из цепей, как тяжелая горячая кровь стучит в висках, требуя еще, еще и еще…
А потом в сознании что-то лопнуло – вот он сопротивляется нарастающему желанию, он борется с собой… и не выдерживает. Его душа словно взлетает вверх, обретая свободу, теряясь и забывая все так тщательно выстроенные ограничения, переходит грань и больше не желает возвращаться назад. Люпин тяжело рычит, и Эмили, словно она ждала именно этого, прижимается к нему еще сильнее, ближе, крепче. Он чувствует ее нежное хрупкое тело, стремительно теплеющую кожу, цепкие ручки, которые пробираются туда, где им быть совсем не положено. Он чувствует, как ее волосы, пахнущие в его сейчас извращенном сознании жасмином и снегом, щекочут его плечи. Чувствует, как сжимаются кулаки, и цепи натягиваются на его руках, готовые вырваться из бездушного каменного плена стен. Чувствует… и внезапно ощущение пропадает, обрываясь резко и безжалостно. Исчезает тепло, чужие руки, болезненно сладкое ощущение собственного бессилия, уже вот-вот готовое смениться чувством безграничной власти.
– Что?.. – Ремус пытается осознать происходящее, открывает глаза и тут же натыкается на мерцающие в свете факелов глаза Эмили. Ее взгляд наполнен той же страстью, что бушует сейчас внутри Люпина, губы искусаны до крови, на шее наливается цепь ярко-красных меток. Когда он успел сделать это?..
– Ты не должен забывать меня, Люпин, – вдруг хриплым шепотом произносит Эмили почти ему в губы и, стремительно разворачиваясь, уходит.
Тяжело грохочет закрывающаяся железная дверь, огонь факела пугливо дергается от порыва воздуха, слышится скрежет задвигаемых засовов и наступает тишина.
– Твою ж мать, – с чувством произносит Ремус, ощущая болезненный жар, разливающийся в паху. – Теперь-то точно не забуду.
***
Эмили стоит с той стороны двери, прижимаясь спиной к успокаивающе прохладном металлу и часто дышит. Этой ночью Фенрир Сивый и все его «дети» выйдут на охоту, этой ночью мракоборцы, природные колдуны и Беата постараются сдержать их нападение. Но что будет, когда Сивый провоет свой зов? Когда он позовет всех тех, кого он обратил за долгие годы своей поганой жизни? Когда Ремус услышит вой своего второго отца?
Эмили не была уверена, что Люпина удержит эта дверь, цепи, решетки, магия. А значит, он не должен забыть. Он должен помнить хоть что-то, хотя бы малую толику того, что свяжет свободного зверя в его теле с человеком, притаившимся где-то глубоко внутри и жаждущим как можно быстрее пережить это полнолуние.
Он не должен забыть.
========== Глава XXI: Ночь Перевертышей. Часть Первая: Вечер ==========
Автор графоман, поэтому 21-ая глава будет выложена двумя упитанными частями.
_______________________________________________
Гостиные Гриффиндора, за два часа до полнолуния
– Сохатый, – Блэк с умным видом расхаживал перед Джеймсом в своем тщательно выглаженном костюме и был похож на нахохленную черно-белую птицу. – Я думаю, ты справишься без меня этой ночью?
– Блэк, ты выглядишь, как надутый индюк. Сделай лицо попроще, – отмахнулся от него Поттер и откинулся на диване, ненароком подобравшись поближе к Лили. Девушка вручную вышивала какой-то затейливый узор на ткани, что значило – Лили очень и очень обеспокоена. Вышивка всегда помогала ей прийти в себя и обдумать тревожные вопросы.
– Сохатый, я совершенно серьезно, – ответил Блэк, и его голос действительно звучал подозрительно спокойно. Никакой насмешки, сарказма и вечных «аристократических» шуточек.
– Что ты задумал?
– Ты мне мамка что ли, чтоб я перед тобой отчитывался?
– Ты и перед ней не больно-то распинался в свое время.
– Тем более.
Джеймс вздохнул, понял, что ничего не добьется и пожал плечами. Это же Блэк, он и в пасти дьявола не пропадет.
– Ремуса с какого-то черта заперли в подвале, учеников по случаю грядущего полнолуния заперли в Хогвартсе, я… заперт рядом с Лили, – на последней фразе тон Поттера стал крайне довольным. Парень хитро покосился на Эванс, но та остервенело дергала запутавшуюся нитку и, казалось, не слышала совершенно ничего. – Так что, Бродяга, катись хоть ко всем чертям.
Блэк кивнул, напряженно обдумывая ситуацию. Фраза Джеймса как нельзя точно описывала колонию Сивого, в которую он собирался сегодня заглянуть. Если Спринклс думала, что она так просто от него отделается, значит, она сильно просчиталась. Бродяга был уже почти у выхода, когда его окликнул тихий надтреснутый голос Лили.
– Сириус… – она подняла на него свои красные от слез глаза и тихо сказала: – Удачи.
Блэк коротко кивнул, дабы лишний раз не разводить сопли, и вышел.
– Джеймс, – Лили отложила вышивку в сторону и положила руки на колени перед собой, – нам нужно присмотреть за Эмили.
– Что?
– Эмили, Джеймс. Магглорожденная. Малфой ее ненавидит, слизеринцам она не по душе.
– Беата приглядит за ней, Эванс. Чего ты так разволновалась? – Джеймс попытался приобнять Лили за талию, но не тут-то было.
– Джеймс! – резко воскликнула Лили и раздраженно уставилась на Поттера. – Беаты сегодня в школе не будет! Если бы была, разве Блэк унесся бы куда-то под ночь? Он же не просто так ушел! А если бы дело касалось чего угодно, кроме девчонки, он бы рассказал тебе, в чем его план. Но он смолчал, а это значит…
