Текст книги "A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)"

Автор книги: Merenili

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 57 страниц)

Еще через час ожидания, когда он уже почти задремал, прислонившись спиной к стене позади себя, его внезапно разбудил странный царапающийся звук – это сова стучалась клювом в окно, раздраженно взмахивая крыльями. Северус рывком распахнул створки, впуская птицу, и трясущимися руками отвязал конверт.

Бумага была мятой, строки и слова в некоторых местах полностью зачеркнуты, а почерк, всегда аккуратный, маленький и округлый, теперь нервно скакал так, что некоторые буквы и слова Северус с трудом мог разобрать:

“Сказать, что мне все равно, я не могу, Сев. Я.. (дальше была зачеркнута целая строка) …действительно скучала по тебе…”

Сердце Северуса подпрыгнуло, и он, окрыленный, продолжил читать:

“…весь этот год. Я до конца не верила, что ты мог назвать ме.. (снова зачеркнуто) …мог сказать мне то, что ты сказал тогда и сделать это искренне. Но ты попытался извиниться лишь один раз и так сухо и холодно, что я даже не стала дочитывать… Я была в ярости, Северус.

И, если ты… (клякса) …мы сможем восстановить хотя бы крупицы былой дружбы, я буду действительно счастлива. Мне сейчас очень нужен такой… (перечеркнуто)…нужен настоящий друг, ведь ты знаешь, что у меня никогда не было настоящих верных подруг. Они все слишком легкомысленные и больше волнуются о себе, чем о других. А ты… (жирная клякса) …ты всегда был рядом и понимал меня лучше, чем я сама. В общем… (зачеркнуто сразу две строки подряд)

…давай попробуем начать сначала. Постепенно. Напиши мне что-нибудь в ответ, как только сможешь”.

Северус выдохнул, закончив читать. Счастье переполняло его, и даже вероятное возобновление регулярных битв с Поттером и его дружками пугало его не так сильно, как раньше. Он быстро нацарапал на завалявшемся в кармане мантии мятом листке пергамента пару строк: “Спасибо, что веришь в нашу дружбу! Я обещаю – я не подведу тебя в этот раз!” И, прикрепив его к лапке ожидающей ответа совы, выпустил птицу на волю. Постояв еще с минуту, вглядываясь в удаляющуюся темную точку, Северус тряхнул головой и поспешил обратно в свою гостиную, чудом не попавшись Филчу, разгуливающему, судя по звуку, неподалеку. Сегодня явно был его день.

Недолго поворочавшись в постели, он забылся безмятежным сном с ощущением абсолютнейшего счастья и чувством переполнявшей его надежды.

***

Квиддичное поле, час ночи

– Спринклс, – раздался в гриффиндорской раздевалке приглушенный возмущенный шепот, – необязательно взрывать дверь, когда ее можно просто открыть Алохоморой!

– Да что ты? А если там сигнальные заклинания, реагирующие на Алохомору? А так мы просто снесем дверцу шкафа, не задевая замка!

– Какие заклинания?! Это же тренировочные метлы! Да они летают только по привычке – ты быстрее пешком пройдешь через все поле, чем долетишь на какой-нибудь из них!

– Тебе-то откуда знать? Ты вообще, когда последний раз метлу в руках держал?

– На четвертом курсе, между прочим! Нужно было как-то подбросить букет роз одной когтевранке, – прошептал в ответ Блэк с несколько смущенным выражением лица.

Даже в темноте было видно скептическую ухмылку на лице Беаты. Она фыркнула, а затем насмешливо произнесла:

– Да ты был романтиком, Блэк!

– Почему это был? – обиженно отозвался Сириус. – Я всегда был вежлив с девушками, даже в те моменты, когда просто использовал их.

– Ну да, это несомненно тебя оправдывает, – хмыкнула в ответ слизеринка.

Пару-другую часов назад Беата все-таки отчаялась достучаться до Северуса вербально и решила выкурить его из комнаты, подсунув под дверь пару веточек подожженной полыни. Призадумавшись, она вспомнила, что где-то в оранжереях росло несколько кустов этого чудного растения. И не то, чтобы она сильно удивилась, застав там Сириуса, который воровато оглядываясь, явно собирался оборвать пару листиков одной галлюциногенной травки. Ученики старших курсов иногда баловались ей в малых дозах – в некоторой степени она воздействовала и как успокаивающее, что было особенно полезно перед экзаменами или ключевыми контрольными.

Совершенно безмятежно похлопав Блэка по плечу, Беата дождалась, пока тот перестанет носиться по теплице, наступая на грядки и тыкая палочкой во всех направлениях. Через пару минут, когда к Сириусу все-таки вернулась способность по-человечески выражать свои мысли, тот в крайне нецензурных выражениях сообщил слизеринке, что ему надоело пересекаться с ней по десять раз на дню в самых неожиданных местах, и вообще – не преследует ли она его? На что Спринклс ответила, что, если бы Блэк был в ладу с метлами, он смог бы сегодня слезть с гриффиндорской башни иным образом, и они бы не встретились. Слово за слово разговор дошел до спора о том, кто из них все-таки хуже летает. Беата, как само собой разумеющееся, предложила это немедля проверить и выявить неудачника. Блэк, недолго думая, (что, впрочем, по мнению Беаты, было ему более чем свойственно) согласился.

И вот теперь они оба пытались выковырять замок из шкафчика с тренировочными метлами, дабы достать себе пару летательных аппаратов.

Пока Блэк доставал палочку и прицеливался к замку, Беата, недолго думая, снесла замок со шкафа, шарахнув по нему ногой пару-тройку раз. Сириус ошалело смотрел то на нее, то на валяющийся на полу замок, поочередно раскрывая и закрывая рот, в принципе не способный прокомментировать содеянное слизеринкой.

– Что ты стоишь, Блэк? – прошипела Беата. – Бери себе веник и шуруй на поле!

Наконец, опомнившись, Блэк схватил метлу и догнал Беату уже на выходе из раздевалки, оставив развороченную дверцу шкафа медленно покачиваться туда-сюда с мерзопакостным скрипом. Блэк первым, поморщившись, оседлал неудобное приспособление, пробормотав что-то едкое про волшебников, которые не в состоянии поставить на поток производство ковров-самолетов и, оттолкнувшись, взлетел в небо. Беата с непередаваемым отвращением, смешанным с недоверием, перебросила правую ногу через древко и взлетела вслед за гриффиндорцем.

Сириус летал весьма и весьма сносно, несколько деревянно, впрочем, так как ему явно было неудобно сидеть, и он то и дело поправлял волосы и обтирал руки о куртку. Беата же умудрялась падать у дверей в Большой Зал, лишь зацепившись за косяк, что явно говорило не в ее пользу в сфере полетов. Более-менее выровнявшись и крепко схватившись за рукоять метлы, она медленно подлетела к Блэку, чувствуя, что ее качает в воздушном потоке из стороны в сторону и постоянно заносит куда-то не туда.

– Ладно, Блэк. Черт с тобой! Признаю – в этом деле я безнадежней тебя, – на этом моменте она чуть не перевернулась вниз головой, но вовремя восстановила равновесие.

Сириус только хмыкнул, смеривая Беату веселым ироничным взглядом, но не стал говорить в ответ ничего колкого. Спринклс же попыталась подлететь поближе, дабы продолжить беседу, но с присущей только ей одной грацией, она с разгону въехала прямо в Блэка, и, судя по возгласу боли, попала рукояткой метлы куда-то в район Сириусовского глаза. Гриффиндорец на автомате приложил ладонь к ушибленному месту, проверяя на месте ли глазница и ее содержимое, и не заметил, как метла накренилась вниз и начала косо падать. Беата, осознав, как трагично все это может кончиться, нырнула вниз в попытке подхватить Блэка, но, не справившись с управлением, съехала несколько вбок и, на развороте прошлась по Блэковской шевелюре пучком березовых прутьев. В результате, через пару секунд они оба врезались в землю, благо высота оказалась не смертельной.

Метла, характерно хрустнув при столкновении с землей, переломилась наискосок, и теперь Беата задумчиво держала в одной руке черенок, а в другой самый натуральный веник. Переведя взгляд на Блэка, она на секунду застыла, видя беспощадную ярость, просыпающуюся в глазах парня, а потом, не выдержав, расхохоталась. Чудище, смотревшее на нее, сидело, раскинув ноги, в рваных лохмотьях, с торчащими повсюду хворостинками и абсолютнейшим бардаком на голове.

– Леший! Да ты же на лешего похож, Блэк! – Беата в буквальном смысле каталась по земле и смеялась, не в силах остановиться.

Выражение лица Сириуса сменилась на недоуменное, потом нахмурившееся, а потом его губы неестественно искривились, и он сам, наконец, расхохотался, не пытаясь больше сдерживаться.

– Ты ведьма, Спринклс! – отсмеявшись, провозгласил Блэк.

– Естественно я ведьма, ты – идиот! Я же в Хогвартсе учусь!

– И фамилия у тебя противная – тебе подходит, – продолжал Сириус, впрочем, совершенно беззлобно.

– Да ну их к черту – эти метлы! – Беата не без труда поднялась с земли и подала руку Блэку. Тот принял ее и с помощью слизеринки сам поднялся на ноги.

– Честное слово, Спринклс, – говорил он, когда они уже сбежали с квиддичного поля, так и бросив там обломки метел, совершенно не беспокоясь о последствиях и о том, что скажет мадам Хутч, – я не понимаю, как такая заноза в заднице, как ты, может общаться с Паркер? Вы же совершенно разные люди! Ладно, если бы она хотя бы училась вместе с тобой на Слизерине…

– Ну да, ее и приняли сначала на Слизерин, – безмятежно отозвалась Беата, жуя какую-то травинку. Судя по ее одурманенном взгляду – возможно, ту самую, которую Блэк собирался своровать из теплиц.

– Что?! – Сириус резко остановился, уставившись на девушку. Та вздрогнула, осознав, что сказала что-то лишнее и попыталась выкрутиться:

– Что? Ничего… Я пошутила, Блэк. Это была просто…

– Не пудри мне мозги, Спринклс! Если начала – договаривай.

Беата лишь тяжко вздохнула и мрачно посмотрела на Блэка:

– Хоть одна живая душа, Сириус Блэк, хоть одна! – она подняла вверх указательный палец. – Даже Ремус Люпин не должен слышать того, что я тебе сейчас скажу. Ты меня понял?

Она грозно уставилась на гриффиндорца, и в ее взгляде мелькнуло что-то действительно страшное. Сириус, поколебавшись, кивнул.

– Ладно… Паркер действительно сначала распределили на Слизерин, и она действительно подходит нашему факультету. Мудрость, знание, амбиции, стремление к величию – это все у нее есть… Было, по крайней мере, – вздохнула Беата. – Но ты ведь понимаешь, что это значит – быть магглорожденной на Слизерине? Да еще и в ее случае…

– Я знаю про ее случай. Она мне рассказывала, – перебил девушку Блэк.

– Серьезно?

– Да. Рассказала о том, как вы познакомились, но не сказала, что училась на Слизерине.

– Паркер не любит об этом распространяться. Тем более, что она и не училась – она выживала. Целый месяц провела в наших подземельях. Именно тогда, кстати, она и сдружилась с Северусом и очень сильно повздорила с Малфоем. В то время я ее совсем не знала, вернее, просто не обращала внимания. Строго говоря, ну что тут такого? Обычная серая мышь, зарывающаяся носом в книги и ничего не смыслящая в настоящих приключениях. Она все время сидела где-то в углу и тряслась там, как испуганный кролик. Очень стойкий кролик, надо сказать, – усмехнулась Беата. – Если бы не Малфой, на нее обращали внимания бы ни больше, чем на пустое место. Но вся эта мания с чистокровностью, которую снова начали поднимать уже тогда разные ненормальные параноики, была девизом Люца. И он не мог упустить шанса продемонстрировать всем, как ничтожны магглы.

– И никто не пытался защищать ее?

– Паркер – мрачная и нелюдимая. Что была тогда, что есть сейчас. В ней всегда было больше гордости, чем во всех гриффиндорцах вместе взятых. Думаешь, она бы стала просить у кого-то помощи? Ха! Как бы не так. Она молча терпела, ну а потом… я не знаю, что случилось, Блэк. Она мне об этом даже сейчас не рассказывает, но, наверное, что-то действительно ужасное, раз она прямиком побежала к Дамблдору с просьбой перевести ее на другой факультет.

– Но почему… почему об этом никто не знает?

– Никто и никогда это не афишировал. Ты можешь назвать весь слизеринский состав? Я сомневаюсь. А сами слизеринцы не то, чтобы выкрикивали ее имя на каждом шагу – там нечем было гордиться.

– И ее перевели на Когтевран?

– Ага. Если и есть люди, которые испытывают противоречивые чувства по отношению к Хогвартсу, Мэл обходит их по всем параметрам.

– Она жалела о том, что поступила сюда? – во взгляде Сириуса промелькнула странная грусть.

– Она ни о чем не жалеет, Блэк. Да и Хогвартс нельзя не любить, но согласись, быть в бесконечном восторге от него, ей тоже несколько сложно.

Сириус и Беата замолчали, совершенно по инерции доставая из задних карманов по пачке сигарет и прикуривая их от кончиков волшебных палочек. Затем они несколько ошалело взглянули друг на друга и понимающе усмехнулись:

– Не думал, что ты куришь, Спринклс.

– Аналогично, Блэк.

– Ремус вечно пытается воспитывать нас с Джеймсом и отбирает сигареты, – помолчав немного, добавил Сириус.

– Да? А Паркер давно уже на меня плюнула. Хотя она постоянно морщится, когда я курю. А что Питер?

– Питер? Говорит, что это наше личное дело, и что он считает, что хуже мы от этого не становимся, только воняем противно, – парень ухмыльнулся, затягиваясь и выпуская изо рта изящное колечко дыма. Вращаясь и покачиваясь, оно взлетело чуть выше и переплелось с дымной спиралью, выпущенной Беатой. Оба совершенно одинаково усмехнулись.

– И почему я постоянно впутываюсь в откровенные разговоры то с Паркер, то с тобой?

– Карма у тебя такая, Блэк. Не хочешь пойти работать Целителем Душ? – Беата безмятежно взирала на Сириуса, не давая понять – говорит ли она серьезно или шутит.

– Э… нет, в смысле – не знаю. Я еще не определился с будущей профессией. Ты?

– И я. Ничто из того, что приходит в голову, не разгонит мою вечную скуку, – Беата, прищурившись, проследила глазами яркую вспышку на небе и след, прочерченный падающей звездой.

– Именно, Спринклс. Ты чертовски права, – Блэк кивнул, только потом осознавая, что только что согласился со слизеринкой, но, решив не заострять на этом внимания, отогнал мысль в сторону.

– Я пойду спать, Блэк, – вдруг отозвалась Беата, стряхивая пепел в траву. – И помни – хоть одна живая…

– Я понял, понял! Пустых тебе коридоров, Спринклс, – Сириус ухмыльнулся, поднимая руку в прощальном жесте.

– Спящего тебе Филча, Блэк, – усмехнулась в ответ слизеринка.

Так они и разошлись: Сириус остался стоять на месте, бездумно смотря на звезды и думая о том, что Спринклс оказалась не такой уж и противной для слизеринки, а Беата направилась в свои подземелья, отметив про себя, что Блэк на ее памяти оказался единственным парнем, с которым ей не было скучно после проведенной совместно ночи, ну или хотя бы ее части. Через минуту оба вздрогнули, осознав, о чем они только что подумали и тряхнули головой, отгоняя несвойственные им мысли.

Но где-то на задворках сознания осталось крохотное воспоминание о том безумном смехе посреди ночи на поле для квиддича с поломанными метлами в руках и странное ощущение умиротворенности, которое возникает в те моменты, когда ты, наконец, находишь человека, который тебя понимает.

Кто знает, к чему все это приведет?

========== Глава VII: Небольшое Путешествие ==========

Спальня Гриффиндора, раннее субботнее утро

В голове Лили Эванс, тоскливо уставившейся в окно, роились странные, чуждые ей мысли. Она думала ни о чем ином, как о любви. Вернее она пыталась понять, что это такое – любовь, и как именно отличить ее от простой привязанности, влюбленности или же обыкновенной симпатии. Извечный вопрос.

Ветер за окном все больше набирал силу, раскачивая верхушки деревьев, заставляя тех щедро стряхивать листья на холодную и сырую после дождя землю. Проснувшись ранним утром, Лили, мрачно взглянув в окно, уже было подумала о том, чтобы отменить поход в Хогсмид с Северусом и остаться в замке, устроившись где-нибудь в уютной нише на пятом этаже с книжкой и кружкой чая в руках. Но, решила она, в замке их обязательно достанут мародеры. Прошло уже чуть больше недели с тех пор, как она и Северус начали постепенно сближаться. Сначала этот неожиданный разговор, потом несколько посланий друг другу, затем самая настоящая ежедневная переписка, заставившая Лили осознать, насколько сильно она все-таки скучала по своему другу, и вот, наконец, их первая встреча, состоявшаяся пару дней назад. Они лежали на берегу Черного Озера, задумчиво уставившись на проплывающие над ними облака и, как когда-то давно, пытались придумать анимагическую форму для каждого ватного сгустка, плывущего по небу.

Для полного счастья ей не хватало только поездки в Лондон. Как-то так сложилось, что каждые первые пару месяцев в учебном году, ей требовалось немалое количество времени, чтобы привыкнуть к этому закрытому пространству и невозможности просто выбежать на улицу, дабы пройтись по маленьким чудным магазинчикам со всякими разными вкусностями или же симпатичными вещицами. В Хогвартсе для Лили было слишком мало места, но она не умела «искусственно расширять» его, переступая все границы и правила, как это делали те же мародеры.

Единственным минусом во всей сложившейся в ее жизни идиллии были Джеймс и Сириус, которые, сразу заметив неожиданное сближение Лили и слизеринца, будто слетели с катушек. За последние пару дней не было ни одного момента, когда они не поджидали бы Северуса за углом – выходил ли тот из Большого Зала, своей гостиной или же с уроков. Беата, быстро смекнувшая что к чему, теперь неотступно следовала за ворчащим слизеринцем, эффектно похрустывая костяшками каждый раз, когда проходила мимо мгновенно мрачнеющих мародеров. Последние не решались связываться со Спринклс, прекрасно понимая, что Беата, в принципе не имеющая никаких тормозов, без лишних размышлений может пальнуть в них каким-нибудь темным заклятием и свалить раньше, чем появятся преподаватели и мадам Помфри.

Все эти мысли вращались в голове Эванс, но, как только она взглянула на прикроватный столик, к ним прибавилось еще немного головной боли.

На тумбочке лежал великолепнейший букет ее любимых ярко-голубых гортензий. Она обнаружила их утром – сразу же после пробуждения. Пышные, дивно пахнущие цветы будто излучали особенное мягкое сияние. “Мерлин, какая красота”, – подумала Лили, нетерпеливо приподнимая букет и зарываясь носом в мягкие лепестки. Записка, спрятанная меж стеблей, упала прямо ей на колени. Девушка, недолго думая, схватила ее, ожидая увидеть знакомый угловатый и косой почерк Северуса, но, вместо него, мягко подрагивая, будто живые, на бумаге сияли буквы. Этот почерк был совсем иным – крупным, размашистым и резким, и девушка узнала бы его из тысячи. Из тысячи тех писем, что Джеймс Поттер прислал ей за все годы обучения в Хогвартсе. «С добрым утром, милая Лили», – гласила надпись.

– Как он узнал? – мрачно пробормотала она себе под нос, впрочем, не очень успешно скрывая улыбку.

– Ух ты! – раздался рядом восторженный голос проснувшейся Марлин. – Кто это такой ушлый?

– Поттер, кто же еще… – слегка скривившись, ответила Лили. – Ума не приложу, откуда он узнал, что гортензии – мои любимые цветы, причем именно такого цвета.

– Ну, подруга… – насмешливо протянула МакКиннон. – Это же Поттер! Не удивлюсь, если он знает, какого цвета твое нижнее белье.

Гриффиндорка весело расхохоталась, без труда уворачиваясь от тяжеленого тома по травологии, пролетевшего над ее головой.

– Не говори такие гадости! – возмущенно воскликнула Лили, отчего-то ярко покрасневшая. – Фу! Я, как это представлю…

– Ммм… уже представляешь себя и Джеймса…

– Марлин! – праведно возопила Эванс, почти пылая, то ли от ярости, то ли от стыда.

Подруга, посмеиваясь, удалилась из спальни, перекинув через плечо полотенце и захватив зубную щетку, напевая себе под нос что-то вроде “Тили-тили тесто, жених и невеста…”

И вот теперь Лили безуспешно пыталась разобраться в жутко переплетенном клубке чувств, страхов и эмоций, забивавших ее голову и сердце в придачу. Северус – ее друг детства, единственный, пожалуй, во всем мире человек, способный понять ее с полуслова, что бы с ней не произошло. Джеймс – задиристый и самодовольный, но всегда бесконечно лучезарный, будто вся грязь и вся боль просто стекали с него, неспособные удержаться на столь солнечном и открытом человеке.

Но Северус всегда такой тихий, темный, таящий внутри себя бесконечное число секретов и не способный доверять людям. Не способный сделать первый шаг. А Джеймс – самовлюбленный и эгоистичный, разделяющий весь мир вокруг себя на своих поклонников и недругов и не имеющий даже смутного понятия о том, что такое отказ и компромисс. Если призадуматься, эти двое были совершенно противоположны друг другу, но, тем не менее, по-своему дороги ей. Да, даже Поттер был ей дорог, как бы отчаянно Лили не хотела этого признавать. Столько лет он пытался добиться ее внимания всяческими мыслимыми и немыслимыми способами. И теперь она и представить не могла, что проведет хотя бы одну неделю, не получив очередное пригласительное письмо в Хогсмид или не поймав на себе его взгляд, пропитанный надеждой и желанием.

И вот сейчас, на седьмом курсе, она внезапно осознала, что остался всего лишь один год, когда они все еще могут быть вместе. Всего лишь один ничтожный год до полного, окончательного расставания, когда их дороги могут разойтись навсегда. И, если не выбрать сейчас, она может лишиться обоих сразу, а Лили Эванс очень-очень-очень сильно боялась остаться одна.

***

– Нет, вы видели это?! – разъяренный Сириус Блэк метался по гостиной, снося со своего пути стулья и кресла, а также подвернувшихся под руку учеников.

– Сириус, успокойся, пожалуйста, – устало, но по-прежнему мягко произнес Ремус, повторяя эту фразу, наверное, уже в десятый раз за прошедшие полчаса.

– Вы видели это?! – это Джеймс Поттер, растрепанный и запыхавшийся от быстрого бега, ввалился в гостиную на полном ходу. И, судя по всему, если бы Полная Дама не успела распахнуться вовремя, он бы проломил портрет головой и прошел бы насквозь.

– Да, мы видели это, Джеймс. Успокойся, пожалуйста, Джеймс, – крайне меланхолично отозвался Питер, безмятежно листая страницы какого-то учебника.

– Вам-то, конечно, без разницы! – хором обвиняюще возопили Блэк и Поттер.

– Но как они посмели передвинуть этот дурацкий тест на неделю раньше?! И поставить его в воскресенье? Завтра?! – Сириус, наконец выдохнувшись, устало свалился в кресло, потирая больной глаз. Питер хихикнул. – Чего тебе, Пит?

– Все вспоминаю, как очаровательно ты выглядел с неделю назад с огромным сине-лиловым пятном вокруг глаза.

– А тебе все смешно, да? – тут же взъелся на друга Блэк.

– Ну, согласись, Бродяга, это было забавно. Если бы ты не перепутал Заживляющее и Кровоускоряющее зелья, твой синяк уже давным-давно бы сошел, – хохотнул Джеймс. – А так, ты будешь еще с неделю мучаться. А мы будем подкалывать тебя до тех пор, пока ты не признаешься, кто именно тебя уделал.

– Прекрасно, – мрачно пробормотал Сириус. – То есть, это будет продолжаться бесконечно. Быть может, ты лучше вспомнишь про тест, на который нам не оставили времени для подготовки? Они ведь специально это сделали! Я даже шпоры не успею наколдовать!

– Сириус, – протянул Ремус, усмехаясь, – в том-то вся и суть. Неожиданная проверка.

– Ты знал?!

– Я же староста, – пожав плечами, отозвался Люпин. – И не надо на меня так смотреть!

– А как на тебя смотреть, скажи, пожалуйста? С Паркер ты нам помогать не собираешься, с тестом – тоже. Только ходишь и вразумляешь всех жизни, а сам что? Даже не мог сказать нам, что дату перенесли, хотя прекрасно знал, какая у нас проблемная ситуация! Все, выйди отсюда, – вдруг жестко припечатал Блэк.

– Прости, что?

– Я сказал – выйди отсюда. Мы будем обсуждать идею насчет того, что нам сделать с этим тестом, а ты, судя по всему, не только ничем не поможешь, а только помешаешь.

Питер и Джеймс недоуменно переглянулись, не решаясь вставить слово. Ремус медленно поднялся, в упор глядя на Сириуса, непривычно холодно и отрешенно. И, наконец отвернувшись, вышел из гостиной твердым шагом, сжав в руке книгу и даже не сказав ничего Поттеру и Питеру на прощание.

Последние только осторожно взглянули на Блэка, и когда тот почти дружелюбно, хоть и несколько взвинчено, посмотрел на них в ответ, начали потихоньку обсуждать предстоящий план.

***

Библиотека. Единственное, пожалуй, место, где Ремус Люпин чувствовал себя точно на своем месте. Запах пергамента, пожелтевшие страницы книг, толстые тома, наполненные бесконечным количеством информации и возможность выуживать эту информацию по крупицам, любоваться ею и распределять по полочкам в своей голове. Многие ученики во время своего обучения в университете, школе, колледже абсолютно безалаберно относятся к возможности получить множество ценных знаний, которые абсолютно бесплатно преподаватель пытается втолкнуть в их юные головы. И как многие потом, через года, начинают сожалеть о том, что не слушали человека, который стремился безвозмездно обучить их тому, к чему он сам шел, невзирая на препятствия и трудности. Когда вы становитесь взрослыми и начинаете отвечать за свои поступки единолично, безо всякой помощи со стороны, сразу приходит в голову мысль о том, что когда-то рядом был человек, который мог дать столько бесценных советов, но, увы, никто не хотел его слушать. Наверное, это камень преткновения всего учебного процесса, а даже скорее – всей нашей жизни. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Впервые за последние недели Ремус шел в библиотеку, не заботясь о том, встретится ли ему Паркер рядом с одной из покосившихся от тяжести книг полок или нет. Если быть до конца честным, он даже хотел ее встретить. Он соскучился по ней, в конце концов.

– Амели Паркер, ты – сумасшедшая! – Ремус остановился за углом, прислушиваясь к голосам говоривших. Кажется, это были Регулус и… Эмили? Но почему он назвал ее другим именем?

– Знаю, знаю. Я же когтевранка. И мои идеи всегда прекрасны и восхитительны, – непринужденно отозвалась та, но в ее голосе была слышна ели сдерживаемая улыбка.

Парочка появилась из-за поворота: они как ни в чем не бывало продолжали идти по коридору, все больше отдаляясь от Люпина. Эмили смеялась и периодически хватала слизеринца за руку, удерживая его на месте и не давая тому сбежать. Тот улыбался, несколько неуверенно косился на девушку, но все-таки шел следом за ней.

«Что у этих двоих может быть общего?» – Ремус недоумевал, смотря вслед Эмили. Его настроение стремительно падало со сносно-паршивого до омерзительно-отвратительного. Он никогда не имел ничего против ее общения, например, с Северусом, но в случае последнего всегда можно было быть уверенным, что слизеринец беззаветно и до конца своих дней будет влюблен в Лили Эванс. А Регулус… Регулус был, если так можно выразиться, новым персонажем, с которым Эмили еще не была замечена.

Подавив неожиданное и весьма низкое желание проследить этих двоих, Ремус вздохнул и все-таки поплелся в библиотеку. В субботу здесь было столько же народу, что и в гостиной во время рождественских каникул. То есть, как иногда выражался Сириус Блэк, три с половиной сквиба и Мадам Пинс. Женщина, что-то бормоча себе под нос, ходила между полок, водя пальцем по корешкам книг и сверяясь с длинным списком литературы в другой руке. Обернувшись на скрип двери и заметив в проеме Ремуса, она улыбнулась настолько приветливо, насколько вообще была способна. Он и Питер, пожалуй, были единственными учениками во всем Хогвартсе, к кому библиотекарь благоволила и милостиво разрешала брать книги даже на время летних каникул. Та же Эмили, к примеру, не была удостоена такой честью. Скорее всего, как подозревал Ремус, из-за Беаты Спринклс, славившейся странной манией к заколдовыванию книг и подвешиванию на них всяческих ловушек. Люпин до сих пор помнил, как одна из них пыталась откусить ему ухо на шестом курсе, и как потом Беату заставили за это перемывать все библиотечные полки без помощи магии. Насколько ему было известно, после этой отработки количество книг, которых стоило бы опасаться, существенно увеличилось.

Завернув за очередную полку в поисках фолианта по Чарам (расширенное издание), Ремус удивленно наткнулся взглядом на Малфоя, сидевшего в самом углу, недалеко от входа в Запретную Секцию. Слизеринец, низко склонившись над книгой, водил пальцем по строчкам и что-то тихо бормотал себе под нос. Осунувшийся и похудевший, Малфой выглядел далеко не так элегантно, как прежде. Ремус не видел Люциуса с последнего представления АВ в Хогсмиде. Поговаривали, что слизеринец приходил на завтрак раньше всех, и также стремительно исчезал, как только в зале появлялись первые студенты. Все обеды и ужины он пропускал, а на уроках появлялся исключительно временами и то – садился за дальний стол и мрачно утыкался либо в книгу, либо в свои записи. Преподаватели пока что терпели его отшельническое поведение, в виду того, что, наверное, только мертвый не знал о произошедшем со слизеринцем, но долго так продолжаться не могло. “Он же весь исхудал, бедняжка, – все время повторяла профессор Спраут, лишь только завидев знакомую белую шевелюру. – Если так пойдет, он окажется у Помфри в больничном крыле”. На что большинство учеников обычно лишь только фыркали и бормотали что-то вроде: “Туда ему и дорога”.

В этот момент Малфой поднял взгляд, натыкаясь глазами на Люпина, и, зло что-то пробормотав, поднялся со своего места, скрываясь между стеллажами. В руках он держал тот самый фолиант, который как раз искал Ремус – видимо, пытался найти способ свести свою татуировку.

Люпин устало вздохнул, откровенно не понимая, чем он заслужил такой день и такое отношение. Даже здесь, в библиотеке, где он всегда чувствовал себя умиротворенно и гармонично, теперь ему не было места. Совершенно отчаявшись, парень неожиданно для себя решил, что прогулка в Хогсмид, быть может, хоть сколько-нибудь исправит положение. Ветер за окном, словно в ответ на мысли Люпина, задул еще сильнее, с неистовой яростью раскачивая верхушки деревьев, но Ремус решил, что уступить сегодня еще и погоде, будет уже слишком.

***

Выйдя за пределы замка, парень задумчиво посмотрел на небо: темные тучи плыли по небосводу, навевая мрачные и такие же тяжелые, как и они сами, мысли. Идти в Хогсмид, если честно, совершенно не хотелось, но иного выбора Люпин не видел – не торчать же ему, в самом деле, в такую погоду на берегу Черного Озера. Бросив взгляд в сторону темнеющего вдали Запретного Леса, он удивленно прищурился: две смутно различимые фигуры направлялись прямиком в гущу деревьев. Что-то подсказывало Люпину, что эти двое – не кто иные, как Эмили и Регулус. Неясное беспокойство захлестнуло Люпина: «Эмили одна, в Запретном Лесу да еще и со слизеринцем, с которым она, в общем-то, и не общалась». Хотя в этом Ремус уже не был так уверен – Паркер всегда была полна загадок и не спешила ими делиться. Парень еще раз неуверенно взглянул в сторону Хогсмида, но, окончательно передумав, он решительно направился в противоположную сторону. Он не собирался не за кем следить, но и бросить Мэл так, не разобравшись что к чему, он не мог.