Текст книги "A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)"

Автор книги: Merenili

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 57 страниц)

Беата запнулась, мельком взглянула на Эмили, но вновь продолжила:

– Двадцатое октября. «Считает меня своим другом. Удивительно! После всех насмешек и подколок. Точно умалишенная. Полагаю, пора». Первое ноября. «Сегодня знаменательный день! Выпал снег, на удивление красиво, хоть я и не особо люблю холод. Впрочем, о чем это я? Ах да. Пригласил ее на встречу с друзьями. Ха. Она решила, что мы примем ее в свою компанию. Ну что же… Пусть познакомится с ними… поближе. Более наивной дурехи я не встречал. Как шляпа могла распределить ее на Слизерин?»

Эмили продолжала сидеть, не шевелясь. Спина ее была настолько прямой, как будто вместо позвоночника ей вбили кол. Лицо, все такое же спокойное, без тени эмоций, выдавала лишь неестественная бледность.

– Девятое ноября. «Все спрашивает, когда встреча. Знала бы, не стремилась так сильно. Идиотка». Двенадцатое ноября. «Сегодня знаменательный день. Обо всем позже». Дальше… дальше запись только от двадцать пятого ноября, последняя на эту тему: «Поразительно! Этот старикан перевел ее на Когтевран! Я боялся, что она ему все расскажет о той… увлекательной прогулке. Но нет. Почему-то промолчала. Опасности нет. Честно говоря, ожидал другой реакции. Думал, будет орать и ненавидеть меня, а тут замолчала, будто говорить разучилась. Только смотрит невидящим взглядом и от людей шарахается. А, впрочем, – какая мне-то разница? Больше не будет мозолить глаза и позорить факультет». Это все. Здесь больше ничего.

– А ты хочешь подробностей? – Эмили обернулась к Беате, и та в ужасе отшатнулась. В глазах когтевранки бушевала ярость. И боль. Много боли. – Так у тебя всегда было отличное воображение – додумай!

– Тише-тише… – начала тихо приговаривать Беата. Она хотела приблизиться к подруге, погладить ее по плечу, но знала – та не потерпит жалости к себе. – Что они тебе сделали?

– Ничего… особенного. Нам же всем было по тринадцать, им не хватило фантазии на что-то глобальное. Только было холодно, – Эмили неосознанно съежилась. – Там, в Запретном Лесу.

Беата вздрогнула.

– В Запретном… Лесу?

– Жутко, жутко холодно, – пробормотала Эмили снова. Она не хотела об этом думать, но воспоминания возвращались против воли…

– Раз, два, три, четыре, пять. Я иду искать. Надеюсь, ты хорошо спряталась, – самодовольные, злые, насмешливые голоса. Громкий смех.

Юная девчонка бежала прочь. Пыталась бежать, но корни деревьев, такие толстые и страшные, постоянно преграждали ей дорогу. Она падала, больно ударяясь, вставала и бежала снова. А голоса шли за ней, они преследовали ее по пятам и, казалось, не отставали ни на шаг.

– Мы все равно тебя найдем! Ты не убежишь! – и снова смех, злой, жестокий.

Мантия была изорвана колючим кустарником, через который пришлось пробираться. И лицо, наверное, все в царапинах. Руки так точно все в крови. Но боли она не чувствовала. Только страх. Треск стоял такой оглушительный, что, наверное, Малфоевской банде не составит труда ее найти. Как она могла поверить такому, как Малфой? Как?! Но все это было неважно. Вокруг был Запретный Лес, чудовищный, пугающий. Что-то шуршало в траве, где-то в глубине чащи раздавались странные звуки, будто бы там бродило невиданное ранее чудище. Наверняка хищное. Но все равно. Нужно спрятаться! Убежать дальше в Лес, в самую глубину. Плевать, кого она там встретит, главное, чтобы не их…

Внезапно вдалеке раздался пробирающий до костей вой, очень похожий на волчий, только более тоскливый, наполненный отчаянием и болью. Полная луна, меланхолично зависшая над Лесом, равнодушно взирала на девочку. Эмили остановилась как вкопанная, пытаясь выбрать, что лучше – монстр в зверином обличье или стая чудовищ в человеческом облике.

– А если не мы, то кто-нибудь в Лесу обязательно тебя найдет! – и снова громкий хохот.

Впереди была тьма и почти осязаемый, по-настоящему черный, страх. А позади семеро тварей, недостойных называться людьми. И она поняла, что там, в Лесу, безопаснее, чем в этой жуткой, непонятной ей школе. Там, где такие светлые и добрые люди на самом деле оказываются страшными, уродливыми монстрами. Как в сказках, только все наоборот. И не будет никакого принца, который сможет ее спасти.

Но она отомстит. Дает себе слово, что отомстит.

– Мэл? Амели Вивиана Паркер!

– А? Что?

– Ты ушла в глубокий транс, – хмуро произнесла Беата. Она хотела пошутить, но глаза напротив, казалось, не способны были больше смеяться.

– Как ты выбралась?

– Нашелся-таки принц, – горько усмехнулась Эмили, Беата непонимающе уставилась на подругу. – Регулус. Шел за ними следом, нашел меня, отвел обратно в Хогвартс.

– Тоже мне принц! Он должен был их остановить, а не…

– Он же не идиот, Беата! Ему было и того меньше – двенадцать. Что бы он смог против семерых? Его бы потом со свету сжили. Он и так не побоялся, нашел меня, вытащил, объяснил, что делать, говорить, как себя вести… А там было страшно, очень страшно… и холодно. Невыносимо холодно, – девушка снова зябко поежилась.

– Почему ты не рассказала Дамблдору?

– А что бы он сделал? Он и так сделал для меня слишком много: принял в школу, перевел на другой факультет. А если бы и рассказала – он бы стал давить на Малфоя. Тот пожаловался бы отцу, отец состоит в Совете Попечителей – он бы просто сказал, что Дамблдор свихнулся. Да и как можно верить словам малолетней грязнокровки? И тогда Малфой бы не успокоился. Он бы выжил меня из школы. А я хотела… Хотела отомстить, – жестко и зло закончила Эмили.

– Отомстила?

– Как сказать… отчасти. Все запуталось еще больше. Поэтому теперь мне нужны любые улики…

– Ты пережила такое потрясение!

– Это было три года назад.

– Да ну! Ты была ребенком и…

– Если я захочу поговорить об этом, я обязательно тебе сообщу, – едко отозвалась Эмили. – А теперь заткнись и скажи что-нибудь по делу, если действительно хочешь помочь.

Беата недовольно засопела, но, пересилив себя, ответила:

– Помимо дневника обнаружила, что господин Платиновые Волосы очень интересуется анимагической литературой.

– Серьезно? – Эмили резко вскинулась.

– Да. Это важно?

– Это многое объясняет.

– Что именно?

– Я хотела отомстить, – словно оправдываясь, повторила Эмили. Взгляд ее потускнел. – Хотела, чтобы он почувствовал себя так же, как я тогда, – беспомощным, испуганным до полусмерти, дрожащим от страха, зная, что никто не сможет ему помочь.

– И?

– Я… попыталась превратить его в жука или в червя… Я уже не помню точно, – глухо произнесла Эмили.

– В жука? – Беата неуверенно улыбнулась. – Ну, так и что с того? Это же…

– Превратить его в жука навсегда. До конца дней его паршивой, бессмысленной жизни. Чтобы он превратился в того, кем, по сути, являлся – обычным ничтожным насекомым.

Спринклс осеклась, неверяще глядя на Паркер. Она пыталась что-то сказать, но слова не лезли в голову.

– Ты… – наконец начала она, – ты была не в себе. Он сам виноват, что…

– Я была в себе, – отрезала Паркер. – Мне было пятнадцать, и у меня было два года, чтобы придумать ему наказание. И я была уверена, что заклинание подействует. А потом – я заперла бы его в банке, и не выпустила бы на волю, по крайней мере, ближайшие лет десять, или больше. Не надо меня обелять, моя душа уже давно не так светла, как хотелось бы.

Беата пораженно молчала. Затем она задумчиво прошлась по комнате, в то время как Эмили задумчиво следила за ней.

– Пусть так, – вдруг пожала плечами она. – Паршивое откровение, я тебе скажу, но я всегда знала, что ты немного… того. Сейчас, когда я знаю про все это, я не дам тебе совершить очередную идиотскую выходку.

Эмили изумленно наблюдала за Спринклс – та говорила вполне серьезно, без шуток, и кто же из них был в большей степени «того» было под бо-о-ольшим вопросом.

– Но он не похож на жука. Определенно, – Беата задумалась. – Что пошло не так?

– Все. Эта тва… Малфой превратился в волка.

– Он оборотень?!

– Прекрати истерить по поводу оборотней! Нет, конечно! Я тогда подумала, что что-то не учла в заклинании. Вернее, конкретно в тот момент мне некогда было думать. Он попытался меня загрызть, и у него почти получилось. Я вовремя вспомнила, что на бешенных животных неплохо действует волшебная палочка.

– Хочешь сказать… – Беата начала догадываться. – Хочешь сказать, что он уже тогда был анимагом? А анимага нельзя превратить в какое-либо животное, кроме его единственной, родной ему ипостаси.

– Именно. Тогда я не знала об этом. Но теперь все встает на свои места – я просто насильно превратила его в волка, в которого он и так был способен обращаться. Но что дальше… Я сделала что-то еще, но не понимаю, что конкретно? Что-то явно пошло не так. Он очень зол на меня из-за последствий заклинания, о которых я даже понятия не имею!

– Требует расколдовать?

– О да. А я даже не представляю, чего от меня добиваются. Нет у меня никаких контрзаклятий. Ни одного!

– Вечно будет мучаться, – с наслаждением протянула слизеринка. – Угрожает тебе?

– Ничего особенного, помимо того, что он пытался меня отравить, – совершенно спокойно отозвалась Эмили.

– Когда?

– На шестом курсе, кажется.

– И ты молчала?!

– Тогда пришлось бы все рассказать!

– Знаешь, – после некоторого молчания начала Беата, – вы оба ненормальные, психически неуравновешенные маньяки. Ты пыталась обречь его на вечные страдания в плену в образе какого-то отвратительного насекомого, он пытался тебя отравить… Эй, идиоты! Вам же всего семнадцать! Какие, к черту, интриги? У вас мозг насквозь прогнил! Вы не пытались жить, как нормальные люди? Нет?

– Беата, прекрати…

– Слушай, Паркер, я чертовски многое могу, если и не понять, то хотя бы принять и простить. Я могу понять причину твоей мести, могу понять, что ты, по сути, ненормальная. Двинутая! Я и сама не образец для подражания. Но то, как вы оба относитесь к этому… Это не игра, понимаешь?! Это жизнь! Жизнь, Мерлин тебя вразуми! Ты любишь высокие ставки, я знаю, но это уже перебор.

Она на секунду замолчала и уже тише продолжила:

– Я пойду, постараюсь подумать… постараюсь понять ход твоих мыслей, каким бы тошнотворным он не был. И ты подумай. Теперь у тебя есть Ремус, что бы ты там не говорила. Хотя бы о нем подумай – он не заслуживает, чтобы рядом с ним была такая, как ты. Месть – это не смысл жизни. Это яд, и он за неполные четыре года отравил тебя настолько, что ты практически утратила человечность. Чем теперь ты лучше Малфоя? Больно, хреново, паршиво – все это можно понять. Хочешь поделиться – делись, но прекрати эту безумную игру!

Беата вышла прочь из класса, напоследок оглушительно хлопнув дверью, а Эмили задумчиво опустилась на покосившуюся парту. Вот теперь они действительно, по-настоящему поссорились.

========== Глава XIII: Рождественский Бал ==========

Видео к фанфику: http://vk.com/video-72499916_168812045

____________________

Что взбрело Альбусу Персивалю Вульфрику Брайану Дамблдору в голову на этот раз, было абсолютно непостижимо для всех студентов. Впрочем, человеку с таким именем позволительно быть немного… эксцентричным.

На одном из завтраков директор внезапно поднялся во весь свой немалый рост, привычным жестом постучал ложкой о стенку кубка и громогласно объявил о Рождественском Бале, назначенном на двадцать третье декабря, за день до отправления учеников на зимние каникулы. Хищный блеск в его глазах ничего хорошего не сулил – ведь если в голову Дамблдору приходит Идея, на страдание обречены все, кто не успел вовремя сбежать.

На этом неутомимый директор не остановился и объявил, что набор в танцевальные классы открывается сегодня же и профессора МакГонагалл, Флитвик и мадам Помфри будут счастливы принять всех желающих. Судя по удивленным лицам преподавателей, эту новость они слышали впервые.

– С каких пор, – тускло спросил Питер, – в честь Рождества устраиваются балы?

– Ты не прав, малыш Пит, – Блэк деловито листал внушительную тетрадь, зачем-то обернутую в черную тряпку. – Рождественский ужин, к примеру, проводится ежегодно.

– Я не говорю про ужин, я говорю про бал. На нем же нужно… – Питер понизил голос и с легкой паникой в глазах закончил: – танцевать.

– И? – удивленно поднял глаза Блэк.

– Я ужасно танцую.

– Все не может быть настолько плохо, Питер, – Джеймс уже сверлил взглядом Лили Эванс, входящую в зал.

– Может, – обреченно отозвался Питер. – У меня было четверо учителей, но ни один из них так и не смог привить мне ни грацию, ни гибкость, ни чувство ритма.

– Ну, ты всегда можешь отказаться, – пожал плечами Сириус, игнорируя печальный вздох Петтигрю. – Джеймс, прекрати на нее пялиться! Она снова тебе откажет, мы ведь оба это знаем.

– В этот раз все будет по-моему, – нахохлившись, отозвался Поттер и, не желая продолжать обсуждение, сразу же перевел тему: – И вообще, чего это ты там читаешь?

Сириус огляделся вокруг, затем придвинулся к друзьям и тихо произнес:

– Дневник Малфоя со всеми его грязными делами.

Секундное замешательство сменилось удивленными возгласами:

– Что?!

– Откуда он у тебя?

– Ты шутишь, что ли?

– Где взял, там больше нет, – ухмыльнулся Блэк, несколько нервно оглядываясь в сторону слизеринского стола.

– И почему ты не сказал раньше? – удивился Джеймс, оскорбленно уставившись на друга.

– Я… – Сириус замялся и совершенно нелепо закончил: – Просто забыл.

Ремус лишь скептически приподнял брови, но не стал ничего спрашивать, лишь неодобрительно покачав головой. Питер продолжал удивленно взирать на Сириуса, а Джеймс, подозрительно разглядывая Блэка, наконец фыркнул и проворчал:

– Не хочешь говорить – твое право. Но учти – это уже вторая тайна за неделю!

– И почему я должен отчитываться перед тобой после каждой новой девчонки? – тут же вспылил Сириус, позабыв про свое увлекательное чтиво.

Ремус лишь вздохнул – разговор вновь перешел во взрывоопасное русло, в который раз за последние несколько дней.

– Это не какая-то там девчонка, Блэк, – с жаром заговорил Джеймс. – Это Беата Спринклс! Единственная на моей памяти девушка, рядом с которой ты похож на упрямого барана без малейшей тени манер и твоего особого шарма. Мало того, что ты впервые в жизни умалчиваешь о ночи, проведенной с девушкой, так еще и твой вид по возвращении был совершенно невменяемым. Я так и не понял, ты был в ярости или в экстазе? И, кстати, где твой мотоцикл?

– Джеймс, ты слишком много говоришь, – проворчал Блэк, скептически выслушивая монолог друга.

– Я просто хотел сказать, что если бы не знал тебя, я бы назвал это влюбленностью, а…

– Ты сошел с ума! – тут же запротестовал Сириус, но как-то уж очень неубедительно. – Я и Беата? Да ты…

– Что интересного в дневнике Малфоя, Бродяга? – Ремус постарался поскорее переключить внимание друзей на что-нибудь менее разрушительное.

– Тут шифр, который я пытаюсь разгадать… – Блэк раздраженно покосился на Джеймса. Тот замолчал, продолжая злобно сопеть. – Но кое-что интересное здесь имеется.

– К примеру?

– Позже, – покачал головой Блэк. – Опасно обсуждать это здесь.

***

Надо отдать должное Сириусу Блэку – как бы яростно он не отрицал свою привязанность к Беате Спринклс перед друзьями, с собой он стремился быть честным до самого конца.

В его жизни было множество девушек и, как это часто бывает в случае таких парней, как Сириус Блэк, ни одной из них он не смог увлечься хотя бы капельку серьезно – он просто не допускал для себя подобной возможности. Он и не стремился к отношениям.

Когда все свое детство ты наблюдаешь весьма сомнительный брак столь мягкого и покорного человека, как твой отец, и строгой, даже жестокой матери… Какой идеал семьи может сложиться в наивном и неокрепшем еще детском разуме? Сириусу иногда казалось, что если бы не Вальбурга, отец примирился бы с мировоззрением сына. Возможно даже, не оказывай на него миссис Блэк такое жесткое давление, Сириус бы со временем стал мягче и вернулся в семью, пусть и продолжая быть «неправильным ребенком». Но теперь, после бегства из дома, ссоры с матерью и младшим братом, после всех грубых, жестоких слов, что он высказал прямо во время приема, устроенного в честь его дня рождения… о чем тут говорить? Он сделал шаг вперед, сжег за собой все мосты и не видел причин оглядываться назад.

А с Беатой… было просто. В этом-то и заключалась ее огромная ценность. Ему не нужно было помнить о манерах, не нужно было играть роль аристократа, которую он ненавидел до глубины души, хоть она и въелась в него получше сока бубонтюбера. Он мог яростно орать на нее, мог ссориться с ней до посинения, презирать ее на словах, но он не мог отрицать того, что после Джеймса она была единственным человеком, который воспринимал его, как Сириуса Блэка – обычного парня с Гриффиндора. Все остальные видели в нем некую помесь «плохого мальчика» и «принца на белом драконе». И конечно же, желали, чтобы он этому идеалу соответствовал. Шла ли речь о представительницах прекрасного пола или же о его собственных сокурсниках, но Сириус был практически уверен – не будь он «Блэком Разрушителем Традиций», внимания на него обращали бы не больше, чем на Питера.

Мысль пригласить Беату на Рождественский Бал пришла столь неожиданно, что Сириусу даже понадобилось некоторое время, чтобы осознать, о чем он только что подумал. Это было то же самое чувство, как и тогда, когда он сбежал из дома прямо посреди праздника, когда в первый раз посмел перечить матери, когда покупал свой разбитый нынче мотоцикл. Иррациональный, необъяснимый поступок, но так бывает, что ты чувствуешь: именно он – самый правильный.

Единственной проблемой были несколько напряженные отношения Сириуса и Беаты после недавних событий. С той ночи они совершенно не разговаривали, в очередной раз поссорившись в пух и прах, но, как и всегда это бывало в случае Спринклс – Блэк надеялся, что девушка забудет о ссоре через пару дней. Это было одной из наилучших черт ее характера – она не умела держать зла, совершенно искренне удивляясь, когда человек даже через неделю после ссоры продолжал игнорировать ее или обходить стороной. Сириус очень рассчитывал на эту ее особенность, когда спускался в слизеринские подземелья с целью примирения и приглашения девушки на Рождественский бал.

На нижних этажах было неуютно и промозгло, огоньки свечей робко подрагивали от сквозняков, блуждающих по коридорам, а странные нечеловеческие завывания пробирали до самых костей. Обитель холода и мрака – это, пожалуй, лучше всего подходило под описание подобного места. Сириус неуверенно поежился, кутаясь в легкую мантию, и зашагал быстрее.

Но разве может быть все так просто, если речь идет о Беате Спринклс?

– Да, – вдруг раздался голос Беаты за ближайшим поворотом, – пожалуй, из всех возможных вариантов, ты наиболее подходящий.

– Ты никогда не чтила ни чины, ни титулы, Беата, – завораживающий баритон Малфоя на миг очаровал даже Сириуса. В ответ слизеринка лишь неопределенно хмыкнула. – Пора взрослеть, – подытожил он.

– Не указывай мне, Люциус, – мягко ответила Спринклс, но ее голос похолодел.

– Как скажешь, Кавендиш, – фыркнул Малфой. – Надеюсь, для бала ты выберешь достойный чистокровной наряд.

– Не сомневайся, Люциус. – Что-то проскользнуло в ее словах, что-то такое, что Блэку на секунду показалось – не все так просто. Беата снова что-то задумала. Но мысль пришла и ушла, уступая место ворчащему внутри раздражению и злости.

И в этот момент его совсем не волновало, почему Малфой назвал ее «Кавендиш». Быть может, это была добрачная фамилия ее матери. Или кличка. Да какая, собственно, разница?

Портрет, судя по звукам, захлопнулся, и лишь шаги в коридоре возвестили Сириуса о том, что один из слизеринцев все еще остался снаружи. Через мгновение он столкнулся нос к носу со Спринклс. Та удивленно приподняла брови, явно собираясь что-то сказать, но внезапно плотно сжала губы и прошла мимо Блэка, даже не коснувшись того плечом. Взгляд ее был хмур и неприветлив, а в руке было сжато письмо, все измятое и покрытое кофейными пятнами. Впрочем, Сириусу было не до того.

Беата знала, что он слышал их разговор, знала, как он относится к ней, и после всего того, что она сотворила в ту ночь… Почему он, Сириус Орион Блэк, вообще должен за что-то извиняться?! Это был удар под дых, и в Сириусе медленно просыпалась самая настоящая Блэковская ярость. Терпеть подобное по отношению к себе он был не намерен.

Следом выскочившая из-за поворота Нарцисса Блэк, украдкой смахивая слезы с глаз, налетела на Сириуса и испуганно ойкнула, тут же отскочив. День встреч, не иначе.

– Сириус? – практически мгновенно девушка вернула голосу былую надменность.

Идея в голове Блэка созрела в ту же секунду.

– Не составишь ли мне компанию на Рождественском балу, дорогая кузина?

По яростно сверкнувшим глазам Нарциссы и нехорошей усмешке, искривившей ее тонкие губы, Сириус понял, что попал в цель. Кто-то явно хотел отомстить Малфою не меньше, чем он сам – Беате.

***

– Как. Она. Могла. – Эмили ходила из угла в угол, игнорируя возмущенные взгляды мадам Пинс и сочувствующие – Люпина.

– Эмили, я полагаю…

– Она всегда так поступала. Всегда! – Эмили всплеснула руками, продолжая раздраженно расхаживать возле стола. – Отдать часть дневника Блэку и, конечно же, даже словом не обмолвиться мне! Рассказать Сириусу о том, кто я, не погнушавшись сделать это в мельчайших деталях! Навести вас на след А&B! А я ведь молчала! Никогда даже словом не обмолвилась о том, кто она такая! Хотя, было бы что скрывать…

– В этом нет особой трагедии, – резонно заметил Ремус. – Едва ли подобную вещь можно использовать против тебя, да и Сириус не пойдет на это. А что ты имела в виду, когда говорила о том, что…

– Неважно, – жестко ответила Эмили. – Дело не в том, пойдет ли на что-то Сириус или нет. Дело в том, что все мои тщательно продуманные и сконструированные планы катятся ко всем чертям из-за какой-нибудь очередной ее выходки! А если Малфой заметит дневник у Блэка? А если Сириус наворотит каких-нибудь дел? Об этом ты не подумал?

– На случай безумных поступков, – усмехнулся Ремус, – у Сириуса есть я. И все же – что не так с Беатой?

– Ты не способен ходить за ним следом двадцать четыре часа в сутки! – Паркер напрочь проигнорировала вопрос Люпина.

– Эмили, успокойся, пожалуйста, – Ремус прикрыл глаза, что обычно означало наивысшую степень его раздражения. – Что у вас произошло с Беатой в конце концов?

– Ничего такого, что бы стоило чьего-то внимания, – хмуро отозвалась Эмили, наконец-то усаживаясь на стул. – Ты идешь на этот дурацкий бал? Я вот никогда на балах не бывала. У меня даже платья нет! И прическу я делать не умею, а о косметике…

– А ты меня приглашаешь? – прервал ее Ремус, так и не дождавшись окончания тирады. И вдруг, резко вскочив со стула, обхватил девушку за талию и закружил ее меж книжных стоек и столов. Та поначалу попыталась высвободиться, но под конец сдалась и звонко рассмеялась.

– Ага. Только я совершенно не умею танцевать.

– Ну, – чуть смущенно улыбнулся Люпин, – ты в этом не одинока.

Мадам Пинс, выглянувшая из-за угла, так взглянула на парочку влюбленных, что те сразу же отскочили друг от друга на добрых полметра и неуверенно потупились в пол.

***

Если бы только Сириус знал, он бы, наверное, не смог сдержать смеха и парочки язвительных комментариев – Джеймс Поттер добровольно решил посетить танцевальный кружок! Ну, пусть и не кружок, а группу, и не добровольно, а после слов одной небезызвестной гриффиндорки: «Я же не могу пойти на бал с тем, кто танцует словно вомбат!..»

Кто такой этот самый «вомбат», Джеймс представлял смутно, зато перспективу остаться на балу без Эванс он видел абсолютно четко. И не то чтобы он не смог бы с этим смириться… Но такие девушки, как Лили, никогда не остаются одни, а уступить ее некоему гипотетическому кавалеру было для Поттера категорически неприемлемо. Только не теперь, когда A&B выставили его посмешищем, а Северус явно «усилил» свои позиции. Да и Блэк совершенно неожиданно для Джеймса отказался преподать урок Снейпу. Поттер поначалу разозлился, но решил, что у друга, вероятно, была веская причина отказать, и решил пока не действовать в одиночку.

Занятие проводилось в одном из классов, столы и стулья были безжалостно отлевитированы в соседний кабинет, а декан Гриффиндора даже надела свою парадную мантию по случаю столь важного события. Когда все собрались и ждать дольше не имело смысла, МакГонагалл, оглядев присутствующих строгим взглядом, начала увещевать о том, что танцы – язык не только тела, но и души, что выражение собственной чувственности и страсти посредством танца – необходимое умение для каждой девушки и для каждого юноши, что…

Все последующие слова Джеймс успешно пропустил мимо ушей. Его взгляд совершенно случайно скользнул по группе слизеринцев и наткнулся на нечто, что привело его в состояние исключительно чувственной ярости, которую он желал немедленно выразить посредством… ну, не совсем танца.

Северус Снейп.

Худенький, с болезненно-бледным цветом лица, завернувшийся в свою потрепанную старую мантию, которая была столь коротка, что почти открывала лодыжки. Рядом со своими сокурсниками он выглядел столь жалко и нелепо, что ярость Джеймса на мгновение отступила. В Снейпе появилось что-то такое, вызывавшее не только уважение, но и чувство опасности. Наверное, дело было в его осанке или непривычно жестком взгляде.

«К седьмому курсу Северус Снейп наконец-то приобрел характер», – усмехнулся Поттер.

Вот только сейчас это было совсем не на руку гриффиндорцу. Ведь Джеймс прекрасно понимал, ради кого Снейп все-таки решился пойти в настолько людное место, презрев насмешку и возможную опасность встречи с вездесущими мародерами. Он тоже претендовал на одну прелестную рыжеволосую девушку, но у Поттера даже в голове не укладывалось, как это может считать себя достойным Лили Эванс?!

Снейп тем временем встретился глазами со своим старым врагом, ощутимо вздрогнул, но взгляда не отвел, чем вновь изрядно удивил Джеймса. В глазах его застыла решимость и стремление стоять до конца.

– Если вы хотите пригласить мистера Снейпа на танец, мистер Поттер, достаточно просто подойти и заговорить с ним, а не сверлить молодого человека голодным взглядом, – профессор МакГонагалл строго поджала губы, и если бы не бесенята, плясавшие в ее глазах, Поттер мог бы поклясться, что она говорит серьезно.

– Боюсь, уважаемый, – Джеймс скривился, – мистер Северус Снейп не одобрит столь дерзкой решительности с моей стороны. По правилам этикета, кавалер обязан быть более галантным с дамой.

Зал всколыхнулся от смеха, но Северус продолжал стоять, неестественно выпрямив спину и будто бы каждую секунду ожидая нового удара или очередной насмешки. А Поттер и сам не знал, откуда в нем внезапно взялись такие красиво выстроенные и напыщенные слова. Этикет, галантный, дама… Все же Сириус оказывал хоть какое-то благоприятное влияние на своего друга.

Последующее занятие Джеймс запомнил плохо. Он и его неожиданный соперник кружили по классу, придерживая за талию партнерш и сверля друг друга взглядами, полными ненависти. Все замечания МакГонагалл они попросту игнорировали. Стоило обоим только приблизиться на достаточное расстояние, как они шипели друг на друга, всякий раз отпуская едкие комментарии и пытаясь толкнуть соперника посильнее.

Под конец занятия, когда взгляд МакГонагалл превратился в поистине парализующий, ситуацию неожиданно спасла Лили Эванс. Участия в репетиции она не принимала, ибо, как знал Джеймс, Лили в детстве, еще до школы, ходила в кружок бальных танцев. Пластика, движения и легкость сохранились в ней и по сей день.

Эванс впорхнула в зал, как всегда радостная и излучающая свою безумную солнечную энергетику, подбежала к Северусу и звонко произнесла:

– Я иду с тобой на бал, Северус! – и, довольно рассмеявшись, обняла слизеринца.

Практически весь зал, лицезревший эту картину, вздрогнул, опасливо переведя взгляд на Поттера. Тот стоял, не шелохнувшись, первый раз в жизни ощущая, что сам «оказался за бортом». Это было так странно – будто кто-то играючи отшвырнул тебя в сторону, на самый край, уронил на самое дно, и теперь все, что тебе остается – это взирать снизу вверх на ненавистного победителя. И это ощущение, запомнившееся Джеймсу на очень долгое время, Поттер простить не мог.

В глазах Снейпа, обращенных к гриффиндорцу, светилось неприкрытое торжество и насмешка над проигравшим. Лили, заметив наконец, что Снейп смотрит куда-то за ее плечо, тоже обернулась и в неуверенности застыла.

– Я… Джим, я… – она не знала, что и сказать. Не знала даже, почему она пытается перед ним оправдаться.

– Ничего, – мотнул головой Поттер. – Ты не единственная в Хогвартсе девушка, Лили Эванс. Но… – он на секунду замолчал и закончил неожиданно для всех: – Ты все равно будешь моей.

Студенты замерли после услышанных слов, а Лили как-то неосознанно сжалась. В глазах ее блеснула то ли радость, то ли тревога. Она настороженно смотрела вслед удаляющемуся Поттеру, пытаясь трезво осмыслить происходящее. Говорил ли Джеймс серьезно или в нем взыграло уязвленное самолюбие?

Снейп лишь тяжело вздохнул, с горечью почувствовав, что эта его победа вновь обернулась проигрышем. И пусть Лили и шла на бал вместе с ним, но отчего-то Северусу вновь стало до боли тоскливо и одиноко. Эванс, ощутив перемену в настроении друга, вдруг решительно тряхнула головой и вновь взглянула на Снейпа с улыбкой, ободрительно похлопав его по плечу.

«Ничего, – внезапного для самого себя подумал Снейп, – мы еще поборемся».

***

Подготовка к балу шла полным ходом – Дамблдор развил небывалую деятельность, загрузив всех домовиков и половину студентов работой. Замок драили, красили, украшали, изгоняли духов-вредителей, избавлялись от паутины, выпекали невиданные ранее торты, пироги, пирожные, приводили в порядок заснеженные поля вокруг Хогвартса. Кто-то из студентов даже пошутил, что такими темпами Дамблдор заставит всех подстригать Запретный Лес, чтобы создать на его месте «парковый ансамбль». На беднягу тут же зашикали друзья-сокурсники, опасаясь, что если директор услышит подобную идею, то воспримет ее чересчур серьезно.

Филч расхаживал важный и довольный, наслаждаясь зрелищем учеников, привлеченных к общественному труду. Временами он подходил к одному из несчастных и тыкал пальцем в совершенно чистую стену, намекая, что здесь все еще осталось пятно. В ответ на раздраженное пыхтение он лишь качал головой и разводил руками, намекая на то, что его вины в этом нет, это все Дамблдор.

А вот Флитвик отнюдь не разделял взглядов воспрявшего духом Аргуса. Рассерженный на весь магический мир, он необычайно строго отчитывал учеников за несделанную домашнюю работу, за промашку с заклинанием и даже за простейший чих на уроке. Причина его недовольства заключалась в одной простой вещи – Дамблдор строго-настрого запретил ему собирать хор, сказав лишь о том, что у него запланировано выступление иных… групп. И если бы профессор знал, что речь идет ни о ком ином, как о мародерах, он, наверное, не выпустил бы их из класса вплоть до самого рождества.