Текст книги "A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)"

Автор книги: Merenili

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 57 страниц)

– Я не могу позволить тебе потревожить Мать безо всяких причин.

– Безо всяких причин?! Полномасштабная магическая война на носу! Задумайся!

– Жалкие отродья великих когда-то колдунов могут разрушать свой мир и друг друга сколько угодно! Нам какое дело? – Гвен распрямила спину, непримиримо глядя на внучку. Ее покачивающиеся огромные серьги приводили Беату в необъяснимое бешенство. «Тик-так», – говорили они. «Бим-бом», – отбивали они ритм. Спринклс завороженно смотрела на разноцветные сферы, собранные из кусочков редчайших природных минералов, и хотела немедленно их вырвать и засунуть своей бабке в нос.

– Но ты должна вернуться в семью! – продолжала Гвен. – Ты не можешь подвергать себя опасности. Твоя мать уже потеряна для меня, но ты…

– На мне свет клином не сошелся, – фыркнула Беата. – Тем более, у тебя еще пятеро дочерей, вот и лепи из них все, что тебе захочется. И не смей меня останавливать!

Спринклс резко поднялась, намереваясь выйти вон из опротивевшего ей дома.

– Ты еще общаешься с этой неказистой девчонкой? – неожиданно спокойно спросила Гвендолин.

– С Паркер? Да.

– А с Малфоем?

– Отчасти.

– Вот как… – колдунья сделала только ей одной понятный вывод. – Иди.

– Что? – Беата не смогла сдержать удивления.

– Ступай, дорогуша. Я не буду уговаривать тебя вернуться, лишь прошу – не позорь семью, не смей мешать нашу фамилию с грязью, объявляя всем, что ты учишься в этой постыдной школе.

Спринклс только покачала головой и вышла за дверь. Лес Дина встретил ее шелестом зеленых листьев, стрекотанием кузнечиков и воздухом, напоенном ароматами хвои и кедровых шишек. В этом лесу еще существовали оплоты природных магов, над которыми не были властны времена года. Была ли зима или лето – здесь всегда царило тепло, а умиротворенная природа не знала ни сокрушительных порывов ветра, ни града, ни лютого холода.

– Если она считает, что я так просто сдамся, – проворчала Беата, – она точно впала в маразм.

Дернувшаяся в окне занавеска подтвердила опасения Беаты: ее бабка, как никто, знала свою внучку наизусть и не намеревалась облегчать ей жизнь.

***

Родовое поместье Малфоев, то же время

– Я не стану этого делать, отец, – отрезал Люциус. Абраксас лишь сжал губы, пристально глядя на сына, словно говоря: «Станешь!»

Ни возраст, ни тяжелая болезнь так и не смогли сломить старшего Малфоя. Находясь на лечении в больнице Святого Мунго, он продолжал числиться среди не последних людей министерства. Болезнь настигла его десять лет назад, но в последние два года маг слабел все больше и больше с каждым днем. Однако узнав о том, что сын воспротивился выполнять одно из его поручений, Абраксас, не взирая на увещевания колдомедиков, тут же отправился в поместье.

– Это убийство, отец, – обреченно произнес Люциус. Надменность постепенно уходила из его голоса, открывая настоящее лицо юноши – неуверенный, неопытный, он отчаянно пытался походить на собственного отца, постепенно понимая, что выбрал неверный путь.

– Ты знаешь, Люциус, – смягчился Абраксас, – для меня нет ничего дороже семьи. Но иногда случаются вещи, в которых такие волшебники, как мы – чистокровные, уважаемые, способные что-то изменить – должны принимать участие. Это наш долг.

– Но это убийство! – воскликнул Малфой.

– Возьми себя в руки! – прикрикнул на него отец и тут же закашлялся. – Я понимаю, что методы Темного Лорда кажутся тебе слишком… радикальными. Ты думаешь, что он действует излишне агрессивно. Быть может, ты и прав… Но подумай – что станет с нами, с древнейшими родами, через сто, двести лет? Мы уже вымираем, не способные бороться с магглами, словно наводнение, затапливающими мир. Полукровки, магглорожденные – жалкие пародии на волшебников. Они разбавляют магию, оскверняют ее лишь только одним своим существованием! Мы не можем стоять в стороне.

– Но убивать магов, чистокровных магов…

– Мозг некоторых из них – отравлен. Например, ваш директор – Дамблдор. Его разум нам уже не вернуть, но мы можем его остановить. Ты принял метку, сын, ты должен помнить о том, что слово Малфоя – нерушимо, и ты дал это слово Волдеморту.

– Я помню, отец, – склонил голову Люциус.

– Ну вот и хорошо, – Абраксас по-отечески потрепал младшего Малфоя по голове. – А как обстоят дела с Нарциссой? Я надеюсь, ты не вздумал променять эту чудесную девушку на вульгарную и нелепую Беату?

– Нет, отец, – покачал головой Люциус. – Беата – лишь привычка. Она нужна мне для определенных целей.

– Но ты не ответил на вопрос, – Абраксас нахмурился. – Я вижу сомнение в твоих глазах.

– Нарцисса… стала другой. Она утратила всю свою покорность, и я не могу повлиять на нее. Она путается с Сириусом Блэком, – наконец закончил он, нанося окончательный удар по и так непрочному положению слизеринки.

– Что?! – Малфой задохнулся от возмущения. – Этот мальчишка отвратительно влияет на всех вокруг себя. Я постараюсь послать весточку Вальбурге. Пусть она и не ее мать, но имеет заметное влияние на всех, кто носит фамилию Блэк. Не беспокойся, мой мальчик, мы вернем Нарциссу.

– Я и не жаловался, отец! – рассерженно произнес Люциус, вскакивая с колен. – Я всего лишь выразил свои опасения, не нужно все решать за меня! Я способен справиться сам с одной-единственной женщиной.

Абраксас лишь скупо улыбнулся, но вновь закашлялся.

– Узнаю своего сына, – прохрипел он с натугой, когда очередной приступ стих. – Тогда не будем торопить события. Но помни – Темный Лорд рассчитывает на тебя. Не подведи его.

Люциус лишь коротко кивнул и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. На душе скребли кошки, он чувствовал, как падает все ниже и ниже, что увещевания отца, его правильные речи уже не помогают убеждать самого себя в правильности своих поступков. Но есть ли обратный путь? У кого спросить совета? На секунду в нем возникло желание пойти к матери, но он тут же отринул эту мысль, рассудив, что вырос и повзрослел достаточно, чтобы разобраться во всем самому.

– Беата… – глухо произнес в пустоту Люциус и неожиданно резко закончил: – Никогда более не должна появляться в этом доме.

Худенький домовик торопливо кивнул, показывая, что услышал слова хозяина, и подобострастно уставился на Люциуса в ожидании новых указаний.

***

Мародеры планировали триумфальное возвращение в школу после рождественских каникул. Но в виду произошедших событий, всем было не до смеха. Питер и Ремус, узнав о горе Джеймса последними, лишь безмолвно застыли, не зная, что и сказать. Даже Эмили Паркер, обычно невозмутимая и рассудительная, с ужасом уставилась на Поттера, не в силах найти слова утешения.

Лили Эванс следовала за Джеймсом повсеместно, что-то тихо нашептывая ему на ухо. Северус не мог просто игнорировать подобное, но и сделать что-либо ему было не под силу. Он понимал, как неправильно будет с его стороны препятствовать этому общению, и терял Лили с каждым днем все больше и больше, почти уже смирившись с этим.

Первая улыбка на лице Джеймса появилась на вторую неделю после возвращения в школу. Лили вновь что-то втолковывала другу, сидя за задней партой в классе Трансфигурации. МакГонагалл, вопреки собственным правилам, игнорировала обоих, даже когда Лили переходила на откровенно громкий шепот. Мародеры время от времени оглядывались на Джеймса, проверяя его состояние, и, когда тот вдруг улыбнулся, робко, неуверенно, словно бы вспоминая, как это делается, облегченно выдохнули и заулыбались сами. Даже МакГонагалл одобрительно приподняла уголки губ, а шепотки, пронесшиеся по классу, подтвердили то, насколько сильно все гриффиндорцы переживали за Поттера.

Дело постепенно пошло на лад. Оставаясь один, Джеймс вновь становился сумрачным, замкнутым в себе, о чем-то подолгу думая и напряженно хмуря лоб. Но при виде друзей он немного оживал, стараясь не расстраивать их своей кислой миной.

Под конец второй недели на одном из завтраков на стол Гриффиндора приземлилась огромная белоснежная сова. «Полярная», – как безошибочно определил Питер Петтигрю. «И самая большая сова в мире», – добавил Ремус. Сова распахнула свои огромные крылья, заставив отшатнуться несколько учеников и вдруг, очень ласково ухнув, прыжком преодолела расстояние до Джеймса. Тот удивленно посмотрел в мудрые глаза гостьи и наконец обратил внимание на конверт, привязанный золотой лентой к совиной лапе. В углу была видна переливающаяся аббревиатура «A&B».

Со странным предчувствием Джеймс разорвал конверт и вчитался в строчки. Лицо его приобретало все более удивленное выражение.

«Я знаю о том, через что тебе пришло пройти, Джеймс Поттер. Впрочем, вся школа знает… И было бы бесчувственным и жестоким не проявить уважение к тебе и произошедшему с тобой. Наша маленькая война – лишь глупая шалость, призванная развеять скуку дней. Но тебе сейчас пришелся бы по душе покой.

Я искренне восхищаюсь тем, как ты держишься, Джеймс. Ты сильный человек, и я благодарен судьбе за то, что у меня есть столь достойный соперник. Но сейчас – почему бы нам с тобой не заключить небольшое перемирие? Прислать белый флаг было бы столь банально, а вот сову… я надеюсь, она пришлась тебе по вкусу?..

Джеймс прервал чтение, поднимая глаза на птицу. Та строго взирала на него сверху вниз. Ростом в полметра и при размахе крыльев в полтора, она казалась огромным снежным изваянием. Такую можно завести в качестве личного телохранителя – сшибет на лету и не заметит.

Иначе говоря, это подарок, Джеймс. Он, а это именно филин, предпочитает откликаться на Принца. Конечно, ты можешь рискнуть и дать ему другое имя, но, боюсь, он не станет слушаться.

Теперь Джеймс взглянул на Принца с легкой опаской. Птица продолжала взирать на него со скучающим выражением, будто бы считая его, Джеймса, своим новым питомцем, а не наоборот.

И чтобы не вводить твоих друзей в заблуждение: я заключаю перемирие именно с тобой – незачем воевать с врагом, если тот пока не способен на настоящую игру. Но твои друзья пусть не ждут пощады. Кажется, я слишком мало внимания уделял Ремусу и Питеру… Возможно, мне стоит исправить это досадное упущение?

Удачи, Джеймс Чарлус Поттер.

Поднимайте щиты, Сириус, Ремус и Питер. Бой только начинается.

Ваш и только Ваш – АB».

– Хм… – неуверенно протянул Джеймс. – Принц, значит?

Друзья и остальные студенты недоуменно переглянулись.

– Ну… Э… Если тебя устроит школьная совятня…

Принц с достоинством взглянул на Джеймса, выражая всю степень своего презрения к этой идее. Распахнув крылья, чем в очередной раз распугав студентов, он взлетел в воздух, «упорхнув» через окно.

– Эй! – Поттер привстал над скамьей. – Ты же еще вернешься, да? Мне тебя подарили, между прочим! Не забывай об этом!

– Что это было, Джим? Что там написано?

– Такой красивый… – мечтательно протянула Лили. – От кого он?

Джеймс только махнул рукой и отдал письмо АВ на растерзание друзьям.

– Бой только начинается? – возмутился Сириус. – Ну держись, АВ, ты слишком рано списал нас со счетов!

Гриффиндорцы дружно рассмеялись, а Джеймс улыбнулся, и в его глазах вновь блеснула позабытая всеми веселая искорка.

***

Башня Гриффиндора, спальни мальчиков, полдень

Сириус Блэк задумчиво наблюдал, как белый дым струится и закручивается под потолком, причудливо мерцая в солнечном свете. Ремус убил бы его уже за то, что Блэк, нисколько не церемонясь, закинул ноги в тяжелых сапогах на прикроватный столик. Расположившись на полу и заложив руки за голову, парень задумчиво курил, нисколько не заботясь о том, что пепел от сигареты падает прямо на его белоснежную рубашку. Воспоминания душили его, не давая свободно вдохнуть и выедая душу изнутри.

Известие о родителях Джеймса выбило у Сириуса землю из-под ног. Он сам переживал не меньше, чем его друг, но, в отличие от Поттера, не имел права предаваться сожалению. Ведь он был тем, кто должен вернуть Джеймсу способность улыбаться, а не ввергнуть того в еще большее уныние. Он шутил, говорил какие-то нелепые бессмысленные вещи, рассказывал идиотские, только что придуманные, истории, гримасничал, усаживал Джеймса на метлу, заставляя того летать хотя бы по нескольку минут в день. И чувствовал, что с каждой новой секундой сам теряет способность радоваться и смеяться. Регулус… Регулус был последней ниточкой, связывающей Блэка со своей настоящей семьей, и эта ниточка разорвалась с оглушительным треском. В одночасье он потерял обе своих семьи: ту, с которой был связан по крови, и ту, которая гостеприимно распахнула перед ним двери собственного дома. Что у него теперь осталось? Джеймс, который оживал лишь в присутствии Лили, Ремус, бегающий за Паркер, и тихий, рассудительный, всепонимающий Питер. Да, Питер. Последний, наверное, был единственным, кто видел, что на самом деле творится с Блэком, но не знал, как подступиться к своему гордому другу.

Блэк на секунду зажмурился: дым попал в глаза, высвобождая слезы, старательно удерживаемые им до последнего времени.

…В гостиной Гриффиндора было непривычно тихо, все были на Рождественском балу, рукоплескали мародерам и Элизе. Дамблдор плясал под руку с мадам Помфри, Лили что-то ласковое шептала Джеймсу, не забывая, впрочем, и о Северусе. И никому не было дела до Блэка. После последнего танца с Нарциссой он улизнул в широко распахнутые двери Большого зала, чтобы, наконец, побыть в тишине и спокойствии.

Дневник Малфоя лежал, как это ни банально, под его подушкой, и Сириус зачем-то открыл его вновь, пройдясь взглядом по строчкам. Магический шифр он разгадать смог, пусть и частично, оставалось только понять смысл некоторых записей. Среди обычных едких замечаний о собственных сокурсниках и студентах остальных факультетов порой проскальзывало нечто действительно ценное. Вот и сейчас глаза Сириуса внезапно зацепились за одну из строк:

«Черный аспид воистину оправдал свое новое имя. Это заклятие было столь изысканно и мастерски сделано, что даже я не смог обнаружить его след, пока мне не указали на него. Теперь нам нет необходимости подставляться, мы узнаем все… из первых рук».

Сириус, казалось, услышал характерный Малфоевский смешок в конце фразы.

Черный аспид… Как он сразу не понял?! На факультете Слизерин был лишь один аспид, достойный называться черным – Регулус Блэк. Нарцисса не в счет, она девушка, а значит, ее бы именовали просто Черной змеей.

Регулус был замешан во всем этом. Его младший братишка, тот, кто так заразительно смеялся в детстве, когда Сириус прыгал вокруг, читая брату сказку. Тот, кто считал его, Блэка, своим кумиром и примером во всем. Тот, кто делился с ним всеми переживаниями, сомнениями и мыслями, а в трудную минуту давал советы и поддерживал Сириуса сам. Теперь этот добрый мальчик принял новое имя и сменил цвет души подстать собственной фамилии. Сотворил невероятное темное заклинание, утвердив свои позиции в кругу Темного Лорда.

Блэк бежал вниз по ступенькам, прямо в Слизеринские подземелья. Его брата не было на балу – очевидно, Регулус решил провести этот вечер в слизеринской гостиной. Но Сириуса мало волновало, как он собирается пройти через портрет. Ему повезло, а может, и не очень – как посмотреть. Он наткнулся на брата, буквально врезавшись в него, когда тот поднимался по лестнице.

– Как ты мог?! – прошипел Сириус, не давая Регулусу опомниться. – Продаться этой темной твари? Последовать примеру такого лживого ублюдка, как Люциус?!

Регулус опешил на секунду, но затем в его глазах мелькнула злость.

– Опомнился! – почти что выкрикнул он. – А два года назад ты сказал, что я не брат тебе, разве нет? А теперь бежишь сюда, потрясаешь этой тетрадью… откуда у тебя дневник Люциуса?

– Какая разница! – не унимался Сириус, даже не удивившись тому, что Регулус знает про дневник. – Мы говорим о тебе! Ты, значит, у нас теперь черный аспид, да?! Какое громкое и гордое имя! Чувствуешь себя важным?!

– Матушка одобрила мой выбор! – возбужденно выкрикнул Регулус. – Она объяснила мне ситуацию, рассказала, что станет с чистокровными через века, если не принять меры! А тебе завидно? Завидно, что семья не отвергла меня, тогда, как ты…

– И что ты делаешь? – перебил его обезумевший Блэк. – Убиваешь, пытаешь, следишь за кем-то? Что?..

В тот вечер они рассорились окончательно. Блэк не удержался и ударил брата со всей силы, тот не ожидал этого и чуть ли не покатился с лестницы вниз. Чудом он удержался на ногах. Сириус ждал – ждал, что Регулус ударит в ответ, но тот лишь холодно и надменно улыбнулся, не обращая внимания на кровь, стекающую по подбородку, и, покачиваясь, гордо пошел вперед, оставив старшего брата удивленно смотреть ему вслед.

– Кто ты и что ты сделал с моим братом? – глухо произнес Сириус в пустоту, выпуская еще один клуб дыма.

После той неожиданной драки Блэк не знал, куда бежать. Он направился прямиком в Большой зал, к Дамблдору, но ученики уже выходили вместе с преподавателями, собираясь разойтись по спальням. Но Дамблдора среди них не оказалось. Тогда Сириус бросился к директору в кабинет, надеясь дождаться его там, и очень удивился, когда через час, вместо Дамблдора, увидел в конце коридора два весьма неожиданных лица – Лили и Северуса. Мантия-невидимка в руках Эванс и остатки снега на ее ботинках напомнили Сириусу о той ночи, когда эти двое повстречались им с Беатой на пути в Хогсмид. Как и в тот раз, Лили и Северус явно были обеспокоены чем-то серьезным, раз рискнули стащить мантию у Джеймса.

Через еще полчаса безмолвного и неловкого ожидания, наконец объявился и сам директор. Улыбка сошла с его лица, когда он увидел трех встрепанных студентов. Нахмурившись, директор распахнул дверь в свой кабинет, предлагая всей троице войти внутрь. Разговор тогда был не из приятных. Лили срывающимся голосом говорила о каком-то штабе в Хогсмиде, Блэк, ничего не видя и не слыша, сумбурно рассказывал про брата и размахивал Малфоевским дневником. Северус поддакивал им обоим, от количества выпитого не совсем понимая, о чем вообще идет речь. Но разве Блэк знал тогда, что Регулус был тем, кто создал следящее заклинание, сообщающее Лорду о планах фениксовцев? Что его брат может быть повинен в случившемся с родителями Джеймса? И знал ли об этом сам Регулус?

Столько вопросов и все – без ответов. Сириус выпустил в воздух еще одну струю дыма и с усилием поднялся. Пропускать третье занятие подряд не стоило, иначе потом не увернешься от занудных расспросов Ремуса Люпина.

***

Кабинет Дамблдора, то же время

– Да, директор, я понимаю, что задержалась на рождественских каникулах, – Беата безмятежно качала ногой, вторую подложив под себя и с невинной улыбкой смотря на Дамблдора. – Но это были всего лишь полторы недели! Я отдыхала и потеряла счет времени, неужели вы не знаете, как это бывает?

Директор проигнорировал ее вопрос.

– Мисс Спринклс, мне хотелось бы знать, – Дамблдор сделал паузу, – это как-то связано с приездом вашей матери в Хогвартс?

– В том числе, – неопределенно качнула головой Беата.

– В этом случае вы, должно быть, знаете, что ваша мать наказала мне передать вам, мисс Спринклс?

– Ни малейшего понятия, директор, – Беата действительно выглядела удивленной.

– Она сказала мне ни в коем случае не выпускать вас из школы, не подпускать к мистеру Малфою и даже… запретить прогулки в Хогсмид. – Дамблдор замолчал, ожидая реакции Спринклс. Та последовала незамедлительно.

– Да вы издеваетесь?! – взревела она. – Вы что, решили заточить меня в тюрьму?! Это школа, а не Азкабан!

– Я сказал Серене, – очень мягко произнес Дамблдор, – что не собираюсь принимать столь жестоких мер без особой надобности.

– И?.. – Беата немного успокоилась.

– И оказалось, что большую часть своих каникул вы провели в Лесу Дина, сразу после того, как поссорились с младшим Малфоем. Мы ведь оба знаем, Беата, что это значит.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – отчеканила Спринклс.

– Прекрасно понимаете, – кивнул Дамблдор. – Поэтому я приставлю к вам проводника, того, кого ваша безопасность явно волнует больше, чем вас.

Беата непонимающе оглянулась и вперилась взглядом в Эмили Паркер. Когтевранка была очень хмурой, невыспавшейся и злой. А то, что ее сорвали с занятий, настроения не прибавляло. Складывалось ощущение, что Эмили смирилась со своей участью лишь после часовых увещеваний директора и предложения власти над миром в обмен на сопровождение Беаты.

– Вы точно издеваетесь, – констатировала Беата, медленно закипая и гневно оборачиваясь к Дамблдору.

– Это не обсуждается, – холодно отозвался директор. И тут же улыбнулся: – Мармеладку?

***

Шла тридцать четвертая минута словесного издевательства Беаты над Паркер. Когтевранка, невозмутимая и безмолвная, отсчитывала секунды до того момента, когда расплавит Спринклс мозг, заставив замолчать подругу навсегда. Беата, будто не ощущая нависшей над ней угрозы, продолжала трещать без остановки:

– Паркер, не хочешь пойти полобызаться с Ремусом?

– А давай, ты сгоняешь ненадолго к Слагхорну и попросишь рецепт яда для Малфоя?

– А может, я расскажу тебе секретную сексуальную технику, чтобы очаровать милашку Люциуса?

– А давай, ты просто развернешься и пойдешь в другую сторону?

– А хочешь полетать? Я выкину тебя во-о-он из того окна в три счета!

– Ну может, все-таки к Малфою? Поверь, он умеет удовлетворять! Что тебе, кстати, не помешает.

Беата изгалялась, как могла. Она пыталась отправить Эмили к Ремусу, она давила на слабые места, касающиеся ее истории с Малфоем, она говорила, что если Эмили пропустит занятия, она не сдаст ТРИТОНы. Но Паркер была молчалива и равнодушна, словно горгульи, охраняющие кабинет Дамблдора. После очередного: «Я приказываю тебе – пойди и впечатайся вон в ту стену!» Эмили лишь пожала плечами и незаметно махнула палочкой. Пол под Беатой покрылся тонким ледком, и слизеринка, отчаянно вереща, проскользила на животе по всему коридору, с успехом впечатавшись в ту самую стену, которую завещала Эмили. Пивз, взирающий на все это с потолка, громко захохотал и показал Паркер поднятый вверх большой палец.

– Еще одно слово в том же духе, – отчеканила Паркер, – и я привяжу тебя к стулу и запру в комнате с Блэком.

– Не-е-ет! – продолжала Беата свой концерт, не особенно стремясь подниматься с пола. – Только не с этим бесчувственным чурбаном! Он даже не засмеялся, когда я рассказывала ему про разбитый мотоцикл. А там была очень забавная трещина!

Эмили на секунду прикрыла глаза, вспоминая одного седовласого волшебника добрым словом, и в ту же секунду Дамблдор с удивлением покосился на шкаф, который, странно покачиваясь и гремя, начал свое низвержение на пол.

– А что все-таки между вами двумя произошло? – в голосе Эмили скользнуло неприкрытое любопытство.

– Хм… – Спринклс окинула подругу оценивающим взглядом.

– Да брось, – хмыкнула Паркер, – ты же взорвешься, если не расскажешь.

– Ну… – протянула слизеринка, – это была довольно захватывающая ночь…

Где-то в ночном небе Хогвартса, конец ноября

– Спринклс, прекрати ломать мне ребра!

– Но я же боюсь упасть! – проорала в ответ Беата, прижимаясь к Сириусу еще крепче.

– И не нужно кричать мне прямо в ухо!

– А тебе что, не нравится мой голос?!

Издали казалось, словно огромный черный жук-переросток с двумя головами выбрался на ночную прогулку и, неожиданно для самого себя, взлетел, но не рассчитал своих возможностей. Теоретически, это должна была быть самая романтическая ночь в жизни Беаты, но Спринклс не знала, что такое романтика, а у Блэка подобных ночей было больше, чем прогулов по Истории Магии.

– Блэк, мне кажется, или мы теряем высоту? – звонкий и веселый голос Беаты звучал так, будто они не стремительно падали, несясь к самой земле, а совершали забавный акробатический трюк. Впрочем, с нее станется так думать.

Сириус с натугой выправил мотоцикл, с опаской поглядев на индикатор уровня порошка левитации в двигателе. Того оставалось совсем чуть-чуть, но должно было хватить на обратную дорогу… теоретически. Должно, если бы в голову Беаты не пришла очередная идиотская идея.

– Сириус! – радостно возвестила она, заставив почти уже оглохшего парня в очередной раз дернуться. – Я знаю, что вон в том лесу растут фиолетовые мухоморы. Северус как-то жаловался, что они необходимы ему для зелья, но он нигде не может их достать, они очень редкие.

Будь эти мухоморы столь малодоступными – они бы не росли в соседнем с Хогвартсом лесу. Отчего эта светлая мысль не пришла в голову к Сириусу в тот момент, парень не знал. Но и такой хитрости от Беаты он тоже ожидать не мог.

Как только они приземлились у озера, Сириус с наслаждением спрыгнул с мотоцикла, сбросив туфли с носками и пройдясь босиком по влажной траве. Беата позади него странно пыхтела и что-то бормотала себе под нос. Блэк чувствовал себя настолько одухотворенным этой странной, по-своему загадочной ночью, что не обратил ни малейшего внимания на непонятные потуги Беаты.

– А ты знаешь, что меня назвали в честь звезды? – не оборачиваясь, произнес он. – У нас в семье такая традиция. Раньше я считал ее довольно глупой, но теперь, смотря на это небо, я начинаю понимать, что в этом есть смысл.

Сириус вдохнул полной грудью, прикрывая глаза и разводя руки в стороны, словно бы открываясь ночи и таинствам, что скрывались под пологом темноты. Ответом ему послужил фырчащий, прерывистый рев мотоцикла и победный визг слизеринки.

Резко обернувшись, Блэк нашел взглядом своего черного зверя, вернее, проследил глазами за подскакивающим на кочках мотоциклом, рывками поднимающимся в воздух. Сириус попытался прореветь нечто гневное, но лишь хватал ртом воздух, весьма комично выпучив глаза и застыв с разведенными руками.

– СПРИНКЛС! – ответом ему послужил лишь зловещий хохот.

Блэк, не видя ничего вокруг от ярости, побежал вслед за своим, как он сам говорил, летающим другом. Он намеревался догнать Беату и скинуть ее вниз, дабы та больше не смела посягать на его и только его драгоценный байк.

– Я доберусь до тебя, Спринклс! – продолжал орать разозленный Блэк. – И выварю тебя в кипятке! Ты слышишь меня?!

– Я правда круто смотрюсь на нем, да? – ответствовала Беата, то ли не слыша вопли Сириуса, то ли, как и всегда, игнорируя их.

Сириус находился в полном отчаянии, постепенно осознавая, что Беату ему уже не догнать. В этот момент кто-то наверху наконец услышал его молитвы, хоть и с чувством юмора у этого “кого-то” явно творилось что-то неладное. Порошок левитации в двигателе мотоцикла все-таки закончился. Произведя еще несколько «пыхов», «пхахов» и «пфухов», железный конь начал рывками снижаться, время от времени пытаясь восстановить высоту, но тут же уходя вниз. Спринклс что-то визжала или материлась – Блэк не различал. Он злорадствовал и одновременно рыдал. Видеть, как Беата практически «катится по наклонной» – было необычайно захватывающе, но страшный треск и грохот, сопровождавший крушение его любимого и единственного байка, не давал Сириусу вдоволь насладиться происходящим со слизеринкой.

– Сириу-у-ус! – провыли откуда-то из дальних кустов. – Помоги-и-и! О! Я нашла мухомор!

Это было просто невыносимо. Блэк буквально схватился за голову, а потом решил, что сможет вернуться сюда позже, и уверенно зашагал прочь. Спринклс явно не собиралась облегчать ему жизнь даже сейчас: кряхтя, пыхтя и ругаясь, она все-таки выползла из кустов и, выдергивая из волос листья и поломанные веточки, направилась вслед за Блэком. Последнему казалось, что она намеренно пытается уничтожить эту ночь, хотя уничтожать здесь было уже нечего. Последующая фраза Беаты стала последней каплей в чашу его безграничного, как искренне считал Сириус, терпения:

– Как починишь – научишь меня на нем летать? – беззаботно спросила она, весело улыбаясь. И уже через секунду с криком «А-а-а! Паркер, спаси меня!» неслась прочь от Сириуса, чьи глаза пылали дьявольским огнем.

Но да, по-своему эта ночь определенно удалась…

– Может, ты встанешь? – скептически вопросила Эмили, глядя на мечтательное лицо Беаты. – Раз уж ты собираешься тупо пялиться в потолок и молчать, ты можешь делать это и в другом месте.

– Зачем? – очнулась от воспоминаний Спринклс. – Мне и здесь хорошо. Плоский пол полезен для спины!

– Ну как знаешь, – пожала плечами Эмили. – Мне не принципиально, где и на ком практиковать трансфигурацию.

– Эй-эй-эй! – Спринклс тут же вскочила. – Без рук, пожалуйста! И вообще, что-то я захотела есть.

Эмили только устало вздохнула и последовала за бодрой слизеринкой в Большой зал. Гул голосов, шепотков и странных хихиканий усиливался все больше по мере приближения к массивным дверям.

– Эмили! – Ремус появился неожиданно, словно черт из табакерки. Перегородив дорогу девушке и не обращая внимания на проскользнувшую внутрь Беату, он начал тараторить что-то о том, как рад ее видеть и как хочет провести время вместе с ней.

– Ремус, – прервала его Паркер, – мы знакомы с тобой по меньшей мере четыре года, а ты так и не научился нормально врать. Просто поразительная бездарность! Что происходит?

– Ничего особенного, – как-то сразу поник Люпин. – Но лучше бы ты не входила в…

Но Эмили, привлеченная зловещим смехом Беаты, уже вошла внутрь. Ученики и даже, кажется, некоторые преподаватели держали в руках странные листы.

– О-о-о! Это гениально! – завывала Спринклс тем временем, разглядывая послание.

Паркер покачала головой и буквально вырвала бумагу из рук хохочущей подруги.

«Как я уже говорил, я непозволительно мало уделил времени нашим тихим и незаметным друзьям – Ремусу и Питеру. Но в этот раз я решил сосредоточиться на ком-то одном. Итак, дорогой Люпин, минуточку внимания!

Досье на Ремуса Люпина:

Имя: Ремус Люпин, по прозвищу Нудилка.

Цвет глаз: хрен его знает, какая разница?

Рост: не сморчок, но и не оглобля.

Телосложение: худой и щуплый, похожий на одинокую тростиночку, покачивающуюся на ветру.

Выражение лица: по большей части, унылое и безрадостное.

Отличительные черты: не в меру зануден, до безобразия приличен, иногда, по чистой случайности, подает сносные идеи и надежды.

Годы жизни: пал в неравном бою, не устояв перед сомнительными чарами Эмили Паркер.

Досье на Эмили Паркер:

Имя: Амели Паркер, по кличке Вобла.

Цвет глаз: бесхарактерно-бледный.

Рост: дылда.

Телосложение: непонятное печальное существо, закутанное в безразмерную черную мантию. Похожа на пожилого крота.

Выражение лица: одним взглядом вытягивает всю любовь и радость из этого мира. Недорощенный дементор одним словом.

Отличительные черты: злобная вобла, холодная селедка, фаворитка Беаты Спринклс, входит в клуб Самых Заунывных Зубрилок, является в нем вторым после Люпина участником.

Годы жизни: пока есть хоть капля счастья на ее пути, которую она может высосать, – бессмертна.

История жизни Нудилки и Крота