Текст книги "A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)"
Автор книги: Merenili
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 57 страниц)
Казалось, что профессор сейчас расплачется. Женщина, не открывая глаз, на ощупь повернулась, ненароком оперевшись рукой на лицо сопровождавшего ее Сириуса и чуть не выдавила тому глаз. Да так и вышла из Больничного крыла, опасаясь наткнуться на еще одну озабоченную парочку.
Сириус был куда более привычен к подобного рода зрелищам. Он нахально присвистнул, окинув взглядом гибкое худое тело Эмили, остановил взгляд на стройных бедрах, потом перевел глаза вбок, туда, где начиналось менее притязательное и явно мужское тело Ремуса, показательно скривился и вышел, насвистывая. Стоило ему захлопнуть за собой дверь, как Блэк расхохотался в голос, прекрасно понимая, что его преотлично слышно внутри палаты.
– Твои друзья… – нехорошо начала Эмили, приподнимаясь на локтях и фурией нависая над Люпиным. – Это просто кошмар во плоти! И декан твоего факультета, кстати, тоже.
– И это мне говорит девушка, чья подруга при первом знакомстве уронила на меня шкаф. – Люпин оставался абсолютно безмятежным. Его вообще сейчас было сложно растревожить.
Друзья ежемесячно видели его без одежды в ночи перед обращением, не говоря уже о том бесчисленном количестве раз, когда он сам заставал то Сириуса, то Джеймса в объятиях очередной красотки, иногда и на своей кровати. Простыни он при этом безжалостно сжигал.
– Нам не хватает здесь только Дамблдора, – вздохнула Эмили и уже перекинула было ногу через Ремуса, собираясь слезть с кровати, когда позади нее послышалось бодрое:
– К черту Дамблдора! Здесь явно не хватает меня! – Беата ловко перемахнула через подоконник, врываясь в комнату без лишних прелюдий.
Эмили только закатила глаза, молясь Кандиде Когтевран, чтобы та дала ей силы выдержать это испытание. Ремус недовольно завернулся в простыню – Беату он все же стеснялся.
– Ну же, светик, не стыдись! – продолжала изгаляться та. – Открой личико!
– Все переврала, – вздохнула Эмили. – Что ты здесь делаешь?
– Меня выгнали из Башни Когтеврана.
– А что ты делала в Башне Когтеврана?!
– Я ломала там стену.
– О, Мерлин! – взорвалась Эмили и, подхватив свои вещи и выдернув из-под Ремуса покрывало, вылетела из палаты. – Невыносимо!
Больничное покрывало за ее спиной развевалось словно флаг. В этот момент она была пугающе похожа на МакГонагалл – с таким же строгим возмущенным лицом, жесткой походкой и взглядом готовой к прыжку львицы. И отсутствие одежды нисколько не умаляло ее воинственности.
– Мисс Спринклс! – прогремел откуда-то издалека голос МакГонагалл. – А что вы делаете в Больничном крыле?
Как и всегда, от зоркой и внимательной Минервы не укрылся факт наличия Беаты в неподобающем для нее месте.
– У нас тут оргия, профессор! – беззаботно отозвалась слизеринка. – Присоединяйтесь!
– Тебе не жить, Беата, – миролюбиво сказал Ремус, «тонко» намекая на бестактность девушки по отношению к своему декану. Особенно после увиденного МакГонагалл.
– И тебе доброго здравия, волчок, – ухмыльнулась та и резво сиганула обратно через окно.
Ремус тяжело вздохнул и откинулся на кровати. Что-то подсказывало ему, что это еще не конец.
Здесь точно не обошлось без А&В.
Осталось только чуть-чуть подождать, и вот тогда-то события развернутся с полной силой.
***
Большой зал, вечерний ужин
– Ты слышал, слышал? Говорят, МакГонагалл ворвалась в палату прямо во время… ну, ты понимаешь. А там Люпин и эта Паркер!
– Неправда! Говорят, там еще Блэк был и Спринклс. И они все вместе…
– Да не может быть такого!
– А тебе-то откуда знать?! Тебя там не было. А Спринклс с Блэком уже давно «того».
– А это ты откуда знаешь? Участие принимал?
– Да об этом вся школа знает! Ты как будто только что из спячки вышел. Помнишь, было дело, когда Малфой ходил мрачный и злой целые сутки, чуть Круциатусом не приложил одного первокурсника. Так вот это и было как раз после того, как Беата и Сириус… ну… того.
– Того? – раздался низкий хриплый голос за спиной мальчишки и тот, молниеносно обернувшись, наткнулся на ироничный взгляд Сириуса.
– Ой! – оба друга рванули в сторону, поскользнулись и распластались на полу под одобрительный смех Блэка.
– Детишки, – снисходительно бросил он, проходя внутрь зала. Махнув рукой Джеймсу, он опустился на скамью гриффиндорского стола рядом с другом.
– Сириус! Сириус, что случилось, расскажи! – тут же посыпалось со всех сторон.
Все знали, что Блэка и Спринклс вызывал к себе Дамблдор, после чего обоих студентов буквально конвоировали до гостиных, но дело было, пока большинство учеников торчали на занятиях, поэтому расспросить Блэка еще не успели.
Сириус окинул сокурсников снисходительным взглядом, затем, явно рисуясь, откинул со лба волосы и, выждав пару секунд, сказал спокойным насмешливым голосом:
– Меня не исключили.
Кажется, какая-то особо чувствительная третьекурсница на другом конце стола упала в обморок от переизбытка чувств, после чего была немедленно окружена стайкой обеспокоенно щебечущих подруг. Блэк отметил, что отчего-то вместо слов слышит только невнятное кудахтанье.
– Ко-ко-ко, – говорили они, и Сириус раздраженно закусил губу.
Не хватало голоса, полного ехидных насмешек, и горького запаха крепких сигарет.
Не хватало Беаты.
– Подробности, Бродяга. Подробности! Что тебе пришлось сделать, чтобы выкрутиться на этот раз? Пойдешь в рабство к Филчу?
– Нет, я продал ему тебя, – ровно ответил Сириус и, впившись зубами в непрожаренный бифштекс, скосил хитрые глаза на Джеймса.
– Он наденет на тебя ошейник с шипами и черный намордник, – раздался над ухом Поттера волнующий шепот. – А потом отшлепает своей твердой мужской ру…
– Спринклс! – Джеймс подскочил на скамье.
Кого-то рядом с богатым воображением вытошнило прямо в тарелку. Блэк умудрился одновременно выплюнуть мясо и подавиться.
– Тебе нельзя здесь находиться, – еще более бесстрастно произнес Сириус, отплевавшись и даже не повернувшись. Странное ощущение пустоты испарилось с пугающей скоростью, но показывать это парень не собирался. А еще что-то кольнуло внутри… беспокойство? Ей же нельзя здесь находиться.
– Ну… я пришла посмотреть представление. Ближайшие минут десять директорат будет слишком занят происходящим, чтобы отлавливать меня.
Сириус изогнул бровь, мельком взглянув на Спринклс – та уселась прямо на пол, мечтательными глазами уставившись куда-то в пространство между помостом с преподавателями и студенческими столами.
– Нехорошее предчувствие гложет меня… – протянул Джеймс и состроил трагичную гримасу.
– Ты не похож на взволнованного, – парировала Беата.
– Потому что я отчего-то уверен – в этот раз главными участниками представления будем не мы с Блэком, и даже не Малфой.
– А&В никогда не бывали предсказуемыми.
– Действительно, кому это знать, как не тебе? – саркастично отозвался Джеймс и подавился следующей фразой.
Прямо с потолка на каменный пол Большого зала в то самое пространство, в которое Беата неотрывно смотрела уже с пару минут, рухнуло нечто, напоминающее деревянную площадку. Площадка с кряхтением и скрипом разложилась, теперь напоминая собой раскрытую книгу с вертикально замершей посередине страницей. На этой «странице» студенты увидели белое полотно. Судя по всему, с другой стороны оно также присутствовало, так как профессора с Дамблдором с интересом уставились на невиданное приспособление.
Несколько учеников вскрикнули от неожиданности, когда на высокие окна Большого Зала сверху вниз рухнули тяжелые темно-синие шторы, не давая свету проникнуть внутрь помещения.
Блэк превосходно узнал этот материал – Вальбурга с Друэллой очень долго подбирали ткань для драпировки гостиной. Они заказали пару рулонов, но у торговцев произошла какая-то ошибка, и вместо двадцати квадратных метров Блэкам прислали чуть ли не все, что было на складе. Ткань было решено отложить до лучших времен и, очевидно, Нарцисса Блэк решила, что времена эти наступили.
Найдя среди слизеринцев лицо кузины, Сириус отправил ей презрительный взгляд, на что Нарцисса лишь еле заметно пожала плечами и надменно приподняла уголки губ в улыбке – мол, у тебя все равно нет доказательств.
Тем временем, с противоположных концов зала зажглись две яркие вспышки, и на белое полотно с двух сторон упали яркие лучи проекторов. Все было тщательно продумано таким образом, чтобы не только студенты, но и преподаватели смогли оценить новую проделку A&B.
Вместо ожидаемых колдографий проектор показывал лишь статичные картинки, что вызвало у многих студентов, рожденных в волшебных семьях, долю смятения и непонимания. Изображение на полотне было черно-белым и слегка подергивалось, придавая происходящему зловещий пугающий оттенок. Кромешная темнота и полная тишина выгодно завершали картину.
Кадр I
Раздался сухой щелчок, и на полотне появилось черно-белое изображение Больничного Крыла. Вывеска на здании гордо гласила:
«Добро пожаловать во всемирно известный Бордель Хогвартса!»
Вывеска перемигивалась разноцветными, судя по всему, огоньками, сверкая так, будто дело происходило не на территории Лондона, а в ночном Вегасе. По обе стороны от дверей замерли мигающие огоньками фигуры двух людей в полный рост.
Кадр II
Картинка вновь сменилась, и в зале послышались первые смешки. Теперь в кадре крупным планом застыли сияющие улыбки волшебников с входной вывески. Посреди экрана внушительными черно-белыми буквами проступила фраза:
«Неутомимые Бетти Принклс и Сир Блэйки приветствуют вас!»
Левая фигура «Бетти», одетая в странную комбинацию из пушистых белых панталонов и черных стикини с кисточками скалилась в кадр, зажав в редких зубах сигарету. «Сир Блэйки» слева выглядел немногим лучше – в обтягивающих черных меховых трусах, белом парике аля средневековый вельможа и стаканом виски в руке, усыпанной безвкусными вульгарными кольцами.
– Сходство необыкновенное, – тихо фыркнул кто-то из слизеринцев.
– А то, – еле слышным шепотом произнесла Беата за спиной Блэка. – Дизайн то я подбирала.
– Оно и видно, – мрачно констатировал Блэк.
– Что? – поперхнулся Джеймс. – Ты снова… – он понизил голос. – С ними? – Но Спринклс не ответила.
Кадр III
Изображение опять сменилось – теперь стало видно внутреннее пространство палаты. Повсюду была развешана мишура, плакаты с полуобнаженными девушками, призывно глядящими в камеру и разнообразные приспособления для различного рода… игрищ. Венчала композицию мадам Помфри – тоже в панталонах, почти полностью обмотанная мишурой, она с довольной улыбкой подмигивала зрителям. В отличие от фигур на входе, мадам Помфри была настоящей.
«Лучшие девочки – только у нас!»
Сириус быстро взглянул на преподавательский стол – лица учителей были скрыты в тени, но Блэк мог поручиться, что все градации красного можно сейчас наблюдать на лицах профессоров. И непонятно чего в них больше – смущения или злости.
– Помфри себе сама наряд выбирала, – хихикнула Беата, и мародеры только чудом удержали изумленные возгласы. Понять, говорит ли слизеринка правду или же так изощренно шутит, в темноте было невозможно.
Кадры замелькали быстро-быстро, создавая иллюзию открывающихся дверей, позволяя зрителю попасть в святая святых Борделя – а именно в комнату с кроватями.
Кадр IV
Черная надпись, выпрыгнувшая сверху экрана, гласила:
«Ложе разврата и наслаждения!»
А дальше последовали снимки запечатленных в Больничном Крыле студентов. Большей частью A&B выбрали относительно скромные фотографии лиц участвующих в «разврате и наслаждении». Кого там только не было! Буквально весь спектр школы – в основном, лидировали пятые и шестые курсы. Сириус, к примеру, увидел много знакомых женских и не очень лиц, и понял, что без смеха на эти физиономии, сейчас обезображенные «порывами страсти», смотреть больше не сможет.
– Смотрите, – кто-то громко шепнул с пуффендуйского стола. – Это же Нотт! А это… Ты спала с Ноттом, Грета?! А мне говорила! Подруга, называется.
И тут же со слизеринского:
– Ты спал с грязнокровкой, Нотт?!
Дружный хохот гриффиндорцев, пока еще сдерживаемый, был им ответом.
Пару раз мелькнуло лицо Снейпа, и тут же послышалось сочувственное:
– Да расслабься, Северус, все же знают, что это неправда. Да и девушки у тебя все равно не было.
Сказано это было совершенно искренне и беззлобно, отчего градус безнадежности высказывания возрос раз в сто, и Джеймс, не удержавшись, заржал в голос.
– Да-а-а… – протянул он, отсмеявшись. – Я и не представлял, насколько это место популярно. А в туалете или спальне не судьба? – Странный запах тлеющей одежды заставил Поттера заткнуться и обратить внимание на рассыпающиеся рукава, а уже после – на огненный взгляд Лили Эванс. – Я чисто гипотетически! – взволнованно прошептал он, но Лили уже отвернулась, явно не поверив ни словам, ни честным глазам Поттера.
Кадр V
«Коллекция лучших из лучших!»
– Что-то нехорошее я предчувствую, – задумчиво протянул Блэк, и голос его звучал непривычно смиренно.
– Увидел фразу «лучшие из лучших» и сразу подумал про себя, а, Блэйки? – горячо прошептала за его спиной Беата.
Но Блэк напряженно всматривался в серию быстро сменяющихся кадров, на которых попеременно появлялись лица Сириуса и Люциуса.
Сириус с раскрытым ртом и гневным взглядом смотрит на Люциуса.
Люциус не менее злобно смотрит в ответ.
Сириус отталкивает Малфоя.
Малфой вцепляется в его руку, кусок простыни сполз с его белой мускулистой груди.
Блэк отчаянно вырывается и что-то кричит.
Люциус хватает Сириуса обеими руками, и складывается ощущение, что он тянет его на себя.
Сириус трясет головой.
Люциус что-то говорит Блэку, опасно приблизив свои губы к лицу гриффиндорца.
Для непосвященных выглядело это так, будто Малфой и Блэк были тайными любовниками и страстно, судя по выражениям лиц, мирились после долгой ссоры.
Беата рядом хохотала почти в голос.
– Классно я тогда вас подставила, да?
– Тебе не жить, Спринклс.
– Я же говорила, что отомщу, дружочек, – елейно произнесла она.
Джеймс тем временем сглотнул и отодвинулся от Блэка, с трудом удерживая серьезное лицо. Кто-то из гриффиндорцев принял все за чистую монету и смотрел на Сириуса широко раскрытыми изумленными глазами. Какая-то младшекурсница напротив расплакалась и сказала своей подруге: «Я-то думала, что хоть он нормальный!» Студенты на соседних столах вполголоса переговаривались и смущенно хихикали.
Блэк смотрел на экран настолько равнодушно, будто наблюдал за пасущимися овцами на зеленом лугу. Он с удивлением и облегчением отметил, что, кажется, выработал в себе непробиваемый иммунитет к выходкам A&B. В конце концов, чем бы дитя не тешилось.
– Сохатый, – недовольно буркнул он, – вот только не надо делать вид, будто ты поверил этому.
– Это называется качественный монтаж, Блэйки, – подсказала Беата и снова расхохоталась.
Кадр VI
«Лучшая пара этого сезона!»
Ремусу и Эмили отвели отдельную рубрику во всем этом безобразии. Монтажа здесь явно никакого не было, фотографии были свежими, не обработанными. Да это и не требовалось – снимки сплетенных вместе силуэтов Паркер и Люпина, видневшихся темными тенями сквозь просвеченную ширму больничной койки, даже несколько смутили младшие курсы – настолько, несмотря на отсутствие деталей, откровенными они были.
Сириус уж загляделся.
Надо же. Недооценили они Лунатика и Воблу, недооценили.
Кадры снова замелькали, теперь на каждом из них была соответствующая надпись. Оставалось только удивляться, как A&B удалось все это незаметно заснять.
***
«Гомосексуализм – что естественно, то не безобразно!»
Смонтажированные лица Люциуса и Сириуса друг напротив друга.
***
«Совокупление в экзотических местах – способ разнообразить сексуальную жизнь!»
Эмили и Ремус на больничной койке.
***
«Вуайеризм – это нормально!»
Лицо лыбящегося Блэка, глядящего на раздетых Ремуса и Эмили.
***
«Один – это одиночество. Два – это любовь. Три – всем бы такую крепкую дружбу!»
Беата, все те же раздетые Ремус и Эмили в одном кадре.
***
«Четыре – это свобода действий!»
Композиция из МакГонагалл, Сириуса, Эмили и Ремуса.
***
И последний завершающий кадр с ласково улыбающейся мадам Помфри, держащей в руках разнообразные склянки с зельями:
«Афродизиаки и «поддерживающие» настои – на любой вкус!»
«Только в Хогвартс-Борделе! Только в этом семестре! СПЕШИТЕ!»
***
Лучи проекторов резко погасли и тут же вспыхнули снова. На полотнах с обеих сторон застыла черная надпись:
«A&B продакшн. Одобрено Дамблдором».
Экраны погасли вновь, теперь уже окончательно, и наступила тишина.
Слышались неуверенные шебуршания, фырканья, смешки, которые тут же усиленно подавлялись их обладателями.
– Кхм, – раздался в темноте добродушный голос директора, и Беате показалось, будто кто-то заживо жрет ее ногу. – Весьма талантливо, эпатажно и артистично.
Темно-синие плотные шторы вернулись под потолок, с шумом сворачиваясь, и позволяя слепящему белому свету пролиться в зал, полный ошеломленных, ничего не видящих студентов, пытающихся понять, чего им сейчас хочется больше – смеяться или плакать.
– А я ведь на тех самых простынях лежал со сломанной ногой! – вдруг надрывно возопил какой-то гриффиндорский первокурсник, и зал тут же зашелся бесконтрольным громогласным хохотом, словно плотину прорвало. Напряжение спало, и студентов охватило веселое вседозволенное безумие.
Деревянная площадка вместе с экраном сложилась и, поднявшись в воздух, с грохотом унеслась куда-то в потолок.
Взгляды студентов встретились со взглядами преподавателей.
Смех умер.
– Я тоже, – вкрадчиво сказал Дамблдор, – там лежал.
И улыбнулся.
Столь массового бегства студентов из Большого Зала эта школа еще не видывала. Сириус, отпихивая от себя перепуганных сокурсников, оглядывался в поисках Беаты, но та явно смоталась раньше, пока все приходили в себя.
– Все, кто был запечатлен в этом восхитительном фильме, – прогремел голос поднявшегося Дамблдора, и бегущие ученики замерли в тех позах, в которых находились, словно их заморозили. – Все эти студенты, а также и преподаватели останутся здесь для… выяснения обстоятельств. И пожалуйста… кто-нибудь… – директор неуверенно крякнул, – позовите хозяйку борделя, что ли.
Секундное замешательство.
– Я имел в виду Мадам Помфри.
– Я ПОЗОВУ! – раздался слаженный хор нескольких десятков голосов, и столпотворение у дверей возобновилось.
– Не, друг, – фыркнул Джеймс, – меня в кадре не было, так что я пойду.
– Везучий сукин сын, – беззлобно сказал Блэк, машинально размышляя о том, что Поттер-то как раз должен был появляться там чаще, чем все вместе взятые. – Но трус.
– Ничего, – хмыкнул Джеймс и посмотрел пронзительным взглядом на Питера. – Хвост с Элизой составят тебе компанию. Они то не раз успели засветиться.
Питер покраснел до корней волос и, шмыгнув носом, опустил голову.
– Поттер! – звонко произнесла Лили. – Нам необходимо поговорить!
– Мисс Эванс! – прервал ее голос Дамблдора. – Вас, как старосту самого разбойного факультета, я тоже желал бы видеть здесь.
Эванс смутилась, а Джеймс попятился к дверям, не рискуя поворачиваться к Лили спиной. Виновато разведя руками в ответ на ее разгневанный взгляд, он скрылся в дверном проеме. В глазах его виднелось плохо скрываемое облегчение от того, что расправа откладывалась.
Сириус поднял глаза на Дамблдора, Дамблдор ласково улыбнулся гриффиндорцу и сложил руки на груди.
Сириусу стало страшно.
Он коряво улыбнулся в ответ и сглотнул.
Мир определенно был к нему слишком жесток.
«Настал час расплаты», – тоскливо проговорил внутренний голос в голове Блэка, и гриффиндорец устало закрыл глаза.
Понеслось.
Комментарий к Глава XXI: Ночь Перевертышей. Часть Вторая: Утро
Задать вопросы лично Мародерам и прочим героям фанфика можно здесь:
https://sites.google.com/site/aborhowtotrainyourmaraudersask/home
Все анонимно.
========== Глава XXII: Ловушка для Зельевара ==========
Поместье Малфоев, 15-ое апреля
– Тебе было поручено простейшее – простейшее! – задание. Пробраться в школу, убить грязнокровку и незаметно уйти. Все!
Вальбура Блэк в обтягивающем черном платье и кожаных гладких перчатках расхаживала по гостиной Малфоев, сжимая в руках свою миниатюрную шляпку с вуалью.
Она была в ярости. Ее узкие ноздри трепетали, белоснежная кожа пошла красными пятнами, а острые, выкрашенные непроницаемо черным ногти вонзались в шляпку глубже с каждым словом.
Люциус наблюдал за метаниями Вальбурги безучастно, но был вынужден признать, что у этой швали – Сириуса Блэка – было в запасе немало храбрости, раз он рискнул пойти против такой женщины.
Эрика Малфой сидела напротив сына на широком кремовом диване и подобострастно наблюдала за миссис Блэк. Она боготворила Вальбургу, видя в ней идеал женщины, сумевшей объединить в себе нежную и преданную любовь к семье с внутренней духовной силой.
Эрика была неплохой матерью – заботливая, ненавязчивая, тихая. Она не перечила ни мужу, ни сыну, полагая, что ей, как женщине, ни к чему лезть в дела взрослых мужчин. Она не испытывала проблем с воспитанием Люциуса – тот рос покладистым и вдумчивым ребенком, а любой, самый крохотный бунт мгновенно подавлялся одним лишь твердым словом отца.
Люциус любил Эрику, насколько он вообще мог испытывать любовь к другому человеку.
С отцом же у него всегда были странные отношения. Мать произвела Люциуса на свет, отец же сделал его идеальным. Идеальным аристократом, идеальным слизеринцем, идеальным наследником рода Малфоев. Иногда Люциус спрашивал себя – а осталось ли в нем хоть что-то живое?
Сильный, могущественный, непоколебимый в своих решениях и действиях, Абраксас был, безо всякого сомнения, тираном. Он вызывал в Люциусе страх и благоговейный трепет, а позже – глухую ворчливую злобу. Когда юный Малфой впервые отправился в Хогвартс, он вздохнул с облегчением – тогда ему казалось, что он наконец-то обрел долгожданную свободу. Но когда твой отец Абраксас Малфой, о настоящей свободе не может быть и речи.
– Ты не можешь заставить людей полюбить тебя, Люци, – с усмешкой любил повторять Абраксас, – но ты можешь заставить их бояться тебя. Страх и уважение идут рука об руку.
Отца Люциус уважал. Мать не мог – просто не получалось.
А теперь Абраксас умер, его настиг один из главных бичей чистокровных волшебников – Драконья Оспа. Он держался столько лет, цепляясь за жизнь из последних сил, но, предчувствуя скорый уход, пожелал вернуться домой. И даже здесь, без поддержки колдомедиков продержался целых полгода. Доктор Мунд сказал Люциусу этим утром, что таких живучих людей он за свой век ни разу не встречал. Еще бы. Не так-то просто погубить смертоносного аспида.
Сообщение о смерти отца вызвало в Люциусе… удивление. Он не заплакал, не закричал и даже не вздрогнул – он просто ничего не почувствовал. Пытаясь разобраться в себе, ужасаясь собственному равнодушию, Малфой закрылся в спальне и просидел там до самого вечера, пока в гостиной не послышались голоса – заискивающий Эрики и властный Вальбурги.
Тогда Люциус решил – каким бы Абраксас ни был, теперь его нет. Его иго, его давящая жестокая воля ушла в небытие, и никто более Люциусу не указ.
Теперь он – хозяин поместья, глава рода и властелин своей жизни.
– Ты слушаешь меня, Люциус? – с придыханием произнесла Вальбурга и посмотрела на Малфоя своими темными жестокими глазами. Возможно, на Блэков это и действовало, но Люциус знал одно – ей никогда не сравниться с Абраксасом. Просто потому, что она женщина.
– Безусловно, миссис Блэк, – бархатным голосом ответил он, фокусируя взгляд на Вальбурге. Эрика за ее спиной еле заметно кивнула, одобряя поведение сына, и пустовато улыбнулась.
Люциус не был уверен, что до его матери полностью дошло осознание смерти мужа. Она выглядела потерянной, будто каждую секунду ждала, когда же Абраксас появится на верхней ступени лестницы, вновь скажет что-нибудь едкое про Министерство и обленившихся домовиков, затем спустится вниз, плотно запахнув полы черного халата, и опустится в каминное кресло, положив свою сухую кисть на резной подлокотник.
Но Абраксас не появлялся, его голоса не было слышно в доме, его вещи лежали нетронутыми, а по ночам не горел свет в его кабинете. Только множество людей присылали Эрике соболезнующие письма, а она не представляла, что с ними делать.
Она не умела жить одна – без мужчины, без покровителя.
«Хоть бы только она не тронулась», – обеспокоенная мысль крутилась в голове Люциуса с самого утра, и он был вынужден признать, что внутри него появилось невиданное ранее чувство – ласковая жалость. Так думают о больных щенках, выброшенных на улицу в объятья беспощадного мороза.
Теперь Люциус должен был стать для матери тем самым покровителем, каким был его отец. Но получится ли?..
– Тогда, – Вальбурга все еще смотрела на Люциуса, – я желаю понять, по какой причине твоя вылазка в Хогвартс окончилась… тем, чем закончилась? – Вальбурга поморщилась.
Она знала, какую именно рану и в каком именно месте приобрел младший, а теперь уже старший Малфой, но считала неприличным для дамы говорить об этом прямо и открыто.
– Я дала тебе три недели на исцеление! За это время колдомедики Мунго могли бы вырастить тебе новое сердце! – Вальбурга продолжала бушевать. – И я желаю услышать твои объяснения немедленно.
Это было правдой – целых три недели провел Малфой в больнице Св. Мунго. Укус оборотня не страшен обычному анимагу, но не волшебнику, над которыми произвели насильное анимагическое воздействие. Еще один гвоздь в крышку гробу паршивой Паркер.
– Непредвиденные обстоятельства спутали мне карты, – спокойно ответил Малфой и с ленцой перекинул ногу за ногу. Глаза Вальбурги, наблюдающие этот жест, буквально загорелись ненавистью. Люциус не подчинялся ей.
– В школе оказался оборотень.
Вальбурга цокнула языком и с подозрением уставилась на Малфоя.
– Старик Дамблдор позволяет ученикам и такие вольности? – презрительно выдала она, подтверждая подозрения Люциуса.
Среднестатистического волшебника при словах об оборотне одолела бы паника или хотя бы легкое изумление, но только не Вальбургу. Значит, она была одной из тех, кто тесно работал с одним из подвидов Волдемортовых слуг – с вервульфами.
– И не только, – кивнул Люциус. – Оборотни – это лишь легкая закуска по сравнению со всем прочим.
– Разве ты не посетил Нарциссу перед тем, как действовать? Она не уведомила тебя об оборотне?
– Нарцисса не может знать всего.
– Но… Люци, – мягко произнесла Эрика, и Вальбурга удивленно обернулась к женщине. Она смотрела на нее так, будто пыталась вспомнить, кто вообще сидит перед ней. Отчего-то это вызвало в Люциусе горячую волну отторжения.
Никто не смеет относиться так к членам его семьи.
– Да, мама? – ласково спросил он.
– Люциус… ты отправился в школу ночью. Выходит, ты беседовал с милой Цисси в ее спальне… ночью?
– Да, мама.
– Но это же, это же!.. – голос Эрики заволновался, глаза наполнились непониманием, и во взгляде Вальбурги мелькнула жалость.
– Тяжелые времена, дорогая, – низким вкрадчивым голосом произнесла она и опустилась рядом с Эрикой, приобняв женщину за плечи. – Но мы можем быть уверены в том, что Люциус не позволил себе ничего лишнего. – При этих словах губы Вальбурги поджались – она еще помнила о том письме, в котором Нарцисса обвиняла Малфоя в различного рода… выходках. С другой стороны, Нарцисса никогда не была спокойным ребенком, и полной веры ее словам не было.
– Конечно, миссис Блэк, конечно, – слабо кивнула Эрика и вздохнула. Она совершенно ничего не соображала.
– Тебе стоит отдохнуть, дорогая, – почти ласково продолжила Вальбурга. – Всеми делами займусь я.
– Не стоит.
Вальбурга и Эрика одновременно вскинули головы, взгляд их наполнился искренним удивлением. Люциус и сам поразился, как властно прозвучал его голос.
– Но Люциус…
– Всеми делами займусь я, – с нажимом закончил Малфой. – Миссис Блэк, домовые эльфы приготовят вам комнаты, если вы желаете остаться. Мама, – его голос смягчился, – тебе и вправду стоит отдохнуть.
Вальбурга посмотрела на Люциуса долгим значительным взглядом и, наконец, удовлетворенно хмыкнула. Раньше Малфоя порадовало бы ее одобрение, но теперь ему было все равно.
Нужно было заняться похоронами.
*
Хогвартс, гостиные Гриффиндора, 15-ое апреля
– Экзамены, – ворчал Джеймс, обгрызая облезшее уже и пожелтевшее от обмакивания в чай перо (Джеймс просто пытался показать Лили, как выглядит перо мокрой старой курицы, читай, профессора Стебль). – Кому они нужны в такое-то время?
– Уже апрель, Джеймс. А ты только вспомнил об экзаменах! – Лили негодующе отбросила в сторону стопку исписанных пергаментов и с остервенением взялась за другую.
– Почему они не тронули тебя? – в пустоту произнес Сириус Блэк и покрепче обнял подушку.
Они втроем торчали в гостиной Гриффиндора, за окном стучала капель, солнце обливало задорными лучами зеленеющие поля вокруг Хогвартса, но выходить из замка теперь запрещалось. За исключением «особо важных случаев» вроде осточертевших отработок. Даже в Хогсмид не пускали.
Что-то там снова произошло в этом долбанном Министерстве с долбанным Волдемортом, все переполошились, и Дамблдор прикрыл лавочку. Мракоборцы стояли по периметру школы, внутри самой школы и уже практически следили за тем, как ты – как выражался Джеймс – пытаешься поссать. Понятия «личное пространство» и «моя собственность» перестали иметь хоть какой-либо смысл.
Раз в неделю в случайное время в гостиные врывалась толпа вымуштрованных мужланов, переворачивала все вверх дном, напрочь игнорируя недовольные визги девчонок, которые «не успели одеться», «только из ванной» или «сейчас в ванной», называли это гордым словом «обыск» и так же стихийно испарялись в неизвестном направлении.
Нет, конечно, смотреть на прикрытые коротенькими полотенчиками обнаженные тела сокурсниц было приятно, но отобранные у Блэка бутылки коллекционного огневиски (четыре за прошедшие три недели!) развеивали все наслаждение от происходящего.
Радость доставляло только то, что слизеринцам приходилось раз в десять хуже. Дамблдор не только не скрывал своего отношения к этому факультету – он закрывал глаза на то, что порой творилось в туалетах школы после комендантского часа.
А творилось страшное.
Группы мальчишек ежедневно сшибались в кровавых схватках, Больничное Крыло теперь не пустовало ни в один из дней. Школа разделилась на два лагеря – чистокровные и магглорожденные. Оставаться в стороне не получалось ни у кого, и если ты не успевал вовремя сделать выбор, тебе просто прилетало сразу от всех.
В прошлый четверг Сириус лично избил безо всяких волшебных палочек Нотта, Мальсибера и Эйвери при поддержке Мародеров и седьмого курса Гриффиндора. Даже пара девчонок пришла посмотреть, но не выдержала и почти сразу сбежала.
Еще бы! На троих пришлось более десятка ребят. Их избивали методично, со вкусом, не торопясь и даже не особо скрываясь. Подонки остались плавать в луже собственной крови, смешанной с водой, текущей из разбитых бачков в туалете Миртл, а последняя, угрожающе завывая, носилась вокруг. Ей тоже было за что не любить Слизерин.
