Текст книги "A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)"

В Лесу Дина собралось уйма народу.

Сириус знал Серену и Еву, еще Медведя и пару других колдунов, которых он видел в Хогвартсе. Все остальные казались ему зеваками, забредшими на казнь незнакомого человека в поисках зрелищ. Колдуны переговаривались, пили из высоких деревянных кружек какое-то варево и начисто игнорировали их с Эмили. Может быть, принимали за слуг, а может быть, им просто не было никакого дела.

Беата лежала на расшитом льняном полотне с аккуратно уложенным по обеим сторонам от ее головы заплетенными косами, с раскинутыми руками и в таком же льняном платье. Под нею было сложено огромное кострище.

Природные колдуны сжигали своих ушедших.

Это стало открытием для Сириуса, хотя, наверное, ему стоило догадаться раньше, что языческие обычаи не изжили себя в этих землях.

Беата Спринклс. Яростная, дерзкая, храбрая колдунья. Они обрядили ее в серую тряпку, расшитую какими-то вялыми цветочками, положили на огромное полотенце, которым устилают стол в деревнях к завтраку, и теперь собирались сжечь. Чтобы даже мысли о ней не осталось.

Сириус уважал мертвых, но не уважал обычай хоронить в землю. Он считал, что мертвый воин должен быть сожжен. Но когда дело коснулось Беаты… какого черта?!

– Эмили, – тихо сказал он, не отворачивая лица от кострища.

– Да.

Сириус скосил на нее глаза. Он не задал ей вопрос, но она поняла его мгновенно.

– И плевать на всех, – тихо прошептала она.

Серена наблюдала за Сириусом украдкой. Ждала того, что он сотворит какую-нибудь глупость и надеялась, что его от этого удержит Эмили. Но Сириус вел себя нормально. Подавленно, сердито и угрюмо, но сейчас это было нормальным. Серена волновалась, что кто-нибудь может что-то заметить, но пока все шло нормально: неБеата выглядела Беатой, а гости выглядели гостями.

Судьба сама, словно только того и ждала, подкинула миссис Спринклс возможность.

Одна из колдуний была ранена, когда Серена с отрядом выслеживала Сивого. Ранена несмертельно, но очень нехорошо. Когда они дотащили ее до лагеря, было слишком поздно, и тогда Серена так кстати вспомнила предложение Люциуса. Речь она придумала быстро и также быстро воплотила мысль в реальность.

Перед смертью она дала погибшей Оборотное зелье на крови Беаты. И продолжала его вкалывать ей в вену до самого прощания. Девушку звали Анастасия, у нее было несколько дальних родственников, совсем не было близких, и она согласилась. Она сказала, что если ее смерть поможет кому-то, она согласна уйти безымянной. Храбрый поступок наивного юного дитя, и Серена была благодарна ей безмерно.

Так просто…

Гости вошли в дом, чтобы выслушать речь Табаты, выпить меду и взять по цветку белоснежной акации, которые принято было возложить на костер вместе с уходящей. Они тихо переговаривалась, и Серена была уверена, что если кто здесь и упомянул Беату, то только в вопросительном: «Напомните, а кто это?..» Это была дань традициям, но Беата никогда на самом деле не принадлежала этой земле, и эта земля почти забыла ее.

Серену трясло. Проще всего это было списать на трагедию матери, потерявшей дочь, но только Ева с Медведем знали, о чем она думает сейчас. Серена заметила отсутствие Сириуса лишь через несколько минут, судорожно огляделась, но и Эмили нигде не было видно.

Ева, глядя в окно, поверх плеча Серена, лишь присвистнула.

Серена обернулась.

На огромном возвышающемся кострище на льняном покрывале одиноко возлежала ветвь кипариса. И все.

Серена застыла.

– ГДЕ ОНА? ГДЕ МОЯ ДОЧЬ, ВАШУ МАТЬ?! – рявкнула она не своим голосом.

Сириус бережно держал Беату на руках, продвигаясь вперед по лесу под надежной защитой магии Паркер. Рука Беаты безжизненно моталась из стороны в сторону, а на лице осталось выражение бесконечного спокойствия и мудрости.

– Они очень скоро найдут нас, – безо всяких эмоций сказала Эмили. – Это их лес.

– К черту. Мы успеем раньше.

– Ты идешь к одному из порталов, да?

– Чертовски верно, подмечено, Паркер. Мы сваливаем отсюда.

Сириус даже не думал о том, почему все так гладко выходит. Он верил в то, что делал, и эта вера вела его стальной рукой прямо к цели.

– Куда трансгрессируем потом?

Сириус помолчал.

– Не хочу, чтобы ее прах топтали ублюдки, которые ее даже не знали.

Когда они прошли через портал, Сириус перекинул Беату через плечо, взглядом показал Эмили, и та схватила его за запястье. Сириус взмахнул палочкой очень время – через мгновение после громкого хлопка, на поляне появилось очень-очень много разозленных колдунов. Которые, к тому же, понятия не имели, куда направляться дальше.

Эмили отпустила руку Сириуса и шагнула вперед.

– Господи боже, – тихо выдохнула она.

Ревущее ирландское море окутало Эмили ветрами, грохотом прибоя и необъяснимой, исходящей от воды мощью. Они стояли на вершине утеса острова Мэн, на противоположной стороне от возвышающегося вдали маяка, и вода взлетала до самого краешка утеса, холодя кожу. Страшной силы волны обрушивались на берег под ними, с такой яростью опадая на землю, словно пытались расколоть ее.

– Шторм, – сказал Сириус, опуская Беату на землю перед собой. – То, что нужно для нее.

Эмили обернулась, обняв себя руками.

Сириус опустился на колени перед Беатой, взял ее руку в свою ладонь и начал что-то говорить. Эмили видела лишь то, как скорбно и порывисто шевелятся его губы, слова же заглушал прибой. Ветер трепал его черные волосы, они то падали на глаза, превращая его лицо в черную зловещую кляксу, то взметались в воздух, и тогда Эмили видела, какой болью и ненавистью горят глаза человека, который казался ей сейчас совершенно незнакомым.

В воздухе тянулись бесконечные вязкие минуты, но вот Сириус наконец-то смолк и повернул голову к Эмили. Будто бы окаменевшее лицо с двумя горящими злобой глазами смотрело на Эмили выжидающе, а она именно в этот момент совсем растерялась.

– Что мне сказать? – у Эмили сел голос, и Сириус не должен был ее услышать. Но он, наверное, понял и так.

Он лишь помотал головой, с трудом, будто отрывая кожу от кожи, он опустил руку Беаты рядом. Подтянулся на руках к ее голове и начал остервенело расплетать косы. Эмили смотрела на это без грамма эмоций на лице. В этом море, в этом шторме, в этом Сириусе хватало чувств на них двоих, и Эмили была рада, что он может дать Беате, то чего никогда не могла она. Пусть Беата и была уже… не с ними.

Эмили сделал шажок вперед, и ветер порывом подтолкнул ее в спину, так, что она едва не упала вперед.

И тогда она начала плакать.

– Беата… Прости меня… – Эмили что-то залепетала, заломив руки, часто и судорожно вздыхая, и вдруг вызверилась: – Да какого хрена?! Ты мне была как сестра! Я так тебя любила, господи… Зачем ты ушла?! Какого хрена ты бросила нас всех?! Ты одна черт побери верила, что все выйдет, что мы справимся с этим дерьмом! Как нам без тебя в это верить?! КАК?!

Ее слова прорывались через ветер к Сириусу, и он вздрагивал при каждой фразе.

Расплетенные волосы Беаты взметались над землей, будто пытались поднять ее над всеми и унести прочь отсюда. А Эмили стояла и как дура орала на нее изо всех сил, пока не осипла в конец и все-таки не упала на землю у ее ног.

– Трансфигурируй ее одежду, – тихо сказал Сириус в ухо Эмили, подойдя близко-близко и как-то по-братски придерживая ее за плечи.

– Что? – Эмили так удивилась, что перестала плакать.

– Ты же не хочешь, чтобы последние тряпки, которые были на ней, были похожи на старую простыню Филча? – Сириус усмехнулся, и усмешка вышла криво, как у человека с наполовину парализованным лицом.

Эмили медленно повернула голову к Беате.

Достала палочку.

А вдруг у нее не получится, как в тот раз у Флитвика?..

А вдруг…

Эмили зарычала и не задумываясь о том, как глупо сейчас выглядит, взмахнула рукой.

Платье на мгновение скукожилось и наконец начало меняться. Старые берцы, косуха, черная футболка с AC/DC, рваные штаны. Теперь она стала собой, и ушло это мерзкое ощущение, словно они с Сириусом прощаются с другим человеком.

Сириус достал из карманов джинсов измятую пачку сигарет и зажигалку. Протянул одну Эмили. Конечно, они могли бы, как волшебники, просто зажечь их палочками, но, черт побери, сегодня это было бы неправильно.

Зажигалка не поддавалась, и порывы ветра сносили крохотный огонек. Сириус выпутался из рукавов своей кожаной куртки, накинул ее на голову себе и Эмили, чтобы защититься от ветра, и пока они стояли, прижавшись друг к другу мокрыми от дождя лбами, зажигалка все-таки проявила милость, и обе сигареты наконец затлели.

Сириус откинул куртку в сторону, и та рванулась в потоках воздуха влево и вниз, забранная навсегда морем и ветром.

– За тебя, детка, – прохрипел Блэк, поднимая сигарету, как бокал, и затянулся до головокружения. Эмили кивнула ему и сжала сигарету зубами.

Шторм грохотал за их спинами, усиливался ветер и дождь обрушивался вниз ледяными остриями. По лицу Беаты стекала вода, ее волосы намокли и потяжелели, прибитые к земле.

– Что теперь? – хрипло спросила Эмили, дрожа от холода и боли.

– Теперь немного огонька, – прошептал Блэк.

Он замешкался, пытаясь найти на лице мертвой девушки одобрение, и наконец резко взмахнул палочкой, чтобы не передумать.

– Инсендио!

Огонь вспыхнул и погасать уже не собирался. Он забирал то, что ему предназначено, забирал до конца.

Эмили взвыла, когда вспыхнуло пламя, рванулась было вперед, но тут же остановилась, отделенная ревущим пламенем от тела подруги. Затянулась снова, пошатнулась и, вцепившись в оголенное плечо Блэка, обвисла на нем. Тот стоял недвижно, опустив сигарету и палочку, и пламя плясало в его глазах самый настоящий танец смерти.

Магический огонь действует быстрее, чем обычный. Его не потушить так просто под дождем, не засыпать песком и не затоптать ботинками. Он поглощает магическую энергию, всю без остатка.

Когда Оборотное зелье потеряло силу, выпитое заклинанием, и лицо Анастасии вернуло свой облик, Эмили и Сириус уже не могли разглядеть его сквозь пламя. Но все это было неважным. Неважно как и когда, правильно или нет, но они попрощались с той, кого так любили, и странное, холодящее чувство завершенности пропитало их до самых костей.

Когда огонь погас, дождь стих, превратившись в мелкую плачущую морось. Ветер, дорвавшись до желаемого, жадно рванулся вперед, подхватывая прах девушки и унося его с собой, на свободу…

– Твою мать, я не думал, что мне придется когда-нибудь сделать подобное, – прошептал Сириус, наблюдая, как пепел вместе с землей взвиваются в воздух.

– Украсть труп с похорон или признаться в любви мертвой девушке? – спросила Паркер.

Они серьезно посмотрели друг на друга и вдруг расхохотались. Их трясло, из глаз текли злые слезы, а этот смех разжимал оковы на их сердцах. Он давал им шанс вздохнуть еще и еще раз.

– Последняя шалость Беаты Спринклс, – тихо сказала Эмили, когда истерика отступила. – Даже после смерти она неугомонна.

Сириус хмыкнул, повернулся туда, где раньше была Беата и хмыкнул еще раз. Он достал новую сигарету, показательно поджег ее маггловской зажигалкой, затянулся и выдохнул целую вереницу колец дыма навстречу к только что прибывшим обозленным и промокшим колдунам, впереди которых стояла озверевшая Серена.

И плевать на всех.

Хогвартс, через неделю

– Нет, погоди… ты просто обкурил их дымом, после того, как украл труп их дочери и сжег его на богом забытом утесе в Мэне?

– Да.

Трое мародеров, Марлин и Лили смотрели на Сириуса ахреневшими глазами, у Джеймса подергивалось лицо, а Лили сердито поглядывала на них с Сириусом.

– В этом, Сириус, ничего смешного нет, – раздельно произнесла она.

– Нет, – осклабился Сириус. – Это чертовски грустно, Лилс. Я потерял женщину, которую любил и которая, ахренеть, любила меня. Грустно было то, что они собирались с ней сделать.

Сириус пил неделю. Он пил, а Эмили жрала свои таблетки горстями и делилась ими с ним. От этого у него были постоянные галлюцинации, вокруг танцевали голоса и смеялись лица, а Эмили наоборот покачивалась, как сомнамбула и иногда начинала извиняться перед Сириусом, называя его Регулусом. Так они провели целых семь дней в Блэкшире, обдолбанные и почти счастливые, пока туда не пожаловали Джеймс с Лили, и не вытащили их насильно в Хогвартс.

– Дамблдор…

– Я плевать на него хотел, – ощерился Блэк в сторону Лили.

Зачем он начал все это рассказывать, он понятия не имел. Ладно, Джеймсу, но девчонкам? Но в нем что-то боролось. Одна его часть отчаянно желала вырвать изнутри то, что причиняет боль и поделить это с теми, кто способен принять. А вторая вопила, что расскажи им это – они не поймут. Будут смотреть сочувствующе, гладить по руке и пытаться деревянными губами выговорить обещания того, что «все будет хорошо».

Но он сорвался, не смог удержать горе в себе и теперь горько сожалел, что не сдержался.

Сириус подорвался с дивана и вынесся прочь, оглушительно хлопнув портретом.

– Я просто хотела сказать, что Дамблдор уладил вопрос с Сереной, и никто из ее семьи не станет мстить Сириусу, – тихо сказала Лили в пустоту, и Джеймс сжал ее руку своей.

Сириус вышагивал по длинным коридорам Хогвартса, засунув руки глубоко в карманы и чувствовал всеобъемлющее безразличие.

Они еще будут читать ему мораль…

Дамблдор, Филч, МакГонагалл, все вместе… да что они такого теперь могут ему сделать, чего он должен испугаться? Отработка, исключение, поставят «О» на экзамене?

Вот это да! Вот так проблема!

Все боятся перемен, все боятся кого-то потерять. Но когда это происходит, ты чувствуешь, что в этой зыбкой жизни вокруг нет ни капли стабильности. Случиться может все что угодно. В любую секунду. Да хоть сейчас!

И тогда ты перестаешь бояться.

Сириус понятия не имел, чего еще ему бояться.

Лили и Джеймс, неразлучные и счастливые. Ему не хотелось бы потерять еще и их, но странное чувство спокойствия обволакивало его, когда он думал о них. Пока они вместе, ничто не может причинить им вред. Они дополняют друг друга, усиливая и укрепляя.

Они же с Беатой лишь разрушали друг друга.

И вот итог.

Сириус с разгону пнул показавшуюся из-за поворота миссис Норрис, и та с отчаянным визгом отлетела вперед по коридору. Откуда-то послышалось ворчание, прерывистое дыхание и назойливые быстрые шажки.

– Ах ты мерзкий мальчишка!.. – орал Филч, еще даже не выйдя из-за поворота, будто заранее знал, с кем имеет дело. – А-ну стой!

Но Сириус уже рванул вперед, оттолкнувшись рукой от одной стены, вписался в крутой поворот, легко перепрыгнул с лестницы на лестницу, перемахнув через перила, потом спрыгнул еще ниже и через несколько минут стремительного бега оказался на ступенях главного входа.

Весна дохнула ему в лицо острым свежим запахом, солнечным, смешанным с ароматом цветущих растений из оранжереи Стебль, вскружила голову. Запах прорывался сквозь стекла теплицы и приоткрытые верхние окна, разносясь с ветром по всем угодьям Хогвартса.

Волшебное время.

Сириус не любил весну с ее бесконечными дождями, грязью, холодными ночами и буйным ветром, от которого он все время простывал, потому что в застегнутой куртке было жарко, а без нее – холодно. А когда он болел, он не мог курить, и это раздражало еще больше. Сириус не любил, когда лапы увязали в грязи и вся шерсть потом была в серых засохших пятнах, но вбегать в холодные лужи, разметая брызги на прохожих, все же было весело. Да и девчонки начинали раздеваться, становясь такими хорошенькими, дышащими чистотой и радостью.

Сегодня был один из таких чудесных дней. Из тех самых, которые не стыдно преподнести в подарок кому-нибудь, кого очень любишь. Забавно.

Сириус быстро сбежал по ступеням вниз, зыркнул на группку младшекурсников, с важным видом смолящих маггловские сигареты у самых ворот. Они встрепенулись, услышав шаги, увидели, что это не преподаватель, а всего лишь Блэк, и снова надели на лица скучающее выражение. Блэк усмехнулся.

Ноги сами понесли его к Черному Озеру.

Он вспомнил, как целую вечность назад сидел там, чувствуя себя эгоистичным, обиженным на весь мир ребенком, а Эмили Паркер топталась за деревом. Теперь его черед, выходит?

Сириус не ошибся. После последнего возвращения из Блэкшира Эмили стало не узнать. Она всегда, в любую свободную минуту была у Озера, будто оно рассказывало ей что-то, чего не слышали другие, и даже Ремус был не в силах вытянуть из Эмили хоть слово.

Сейчас она сидела на самом берегу, на округлых скользких камнях. Огромные, смешанные юбки ее платья были похожи на вороньи перья. Из-под полы выглядывали жуткие грубые ботинки со шнуровкой, а на плечи была наброшена куртка Беаты. Вся в заплатах и каких-то пятнах.

– Здорово, – сказал Сириус и упал рядом на камни. Они были чертовски холодные.

Эмили к нему не повернулась.

Она смотрела на воду спокойным взглядом, и покачивающаяся гладь отражалась у нее в зрачках. Меж ее губ тлела сигарета, скуренная почти до фильтра, и пепел круговертью опадал вниз на платье.

– Я рассказал Джеймсу и Ремусу, что случилось, что мы сделали. И Лили и Марлин тоже… Тебе больше не придется делать это самой.

Сириус достал свои сигареты.

– Мне с тобой сейчас говорить проще, чем с лучшими друзьями. Наверное оттого, что ты молчишь все время. Ты чертовски странная, Паркер. Но я уважаю тебя за твою стойкость.

Эмили качнула головой вниз, и весь пепел разом обвалился на ее юбки.

– Ты вообще причесывалась с прошлой недели? Выглядишь премерзко. Хорошо, что ты не красишься, иначе бы вся тушь размазалась, – Сириус сделал быстрое движение и вытащил окурок из губ Эмили.

– Спасибо, – сказала она. – А то он, кажется, прилип к губам.

Эмили произнесла что-то вслух. Это было великим событием, но Сириус сделал вид, что ничего особенного не произошло.

Ее руки были опущены вниз, словно прикованные к земле, и поднять их для Эмили было непосильной задачей. Сириус знал это ощущение – когда у тебя нет сил даже пошевелиться, когда ты почти боишься этого. Как будто, если сделаешь одно, даже самое крохотное движение, весь мир вокруг тебя начнет обваливаться, как карточный домик.

– Что будешь делать теперь? – спросил Блэк.

Эмили медленно повернула к нему голову и черные глаза обратились на него. Стало немного жутко, но она всего лишь не поняла вопроса.

– Что будешь делать с Мальсибером и прочими? Регулус нам многое рассказал. Да мы и сами побывали на Гонках. Несложно догадаться, что этот псих способен на страшные вещи хотя бы потому, что он чертов чистокровка.

– С чего ты решил, что я буду с ними что-то делать?

– А что еще остается? – он горько усмехнулся и сплюнул на камни. – После того, что случилось, тебе нужна цель, чтобы выкарабкаться. Неужели просто поплачешь пару месяцев в подушку, а потом будешь жить, как обычно?

– У меня есть Ремус, Блэк.

– Ты не говорила с ним неделями. Ты хоть помнишь, как он выглядит?

Эмили наклонила голову, глядя на Блэка, не мигая и похожая от этого на большую разбуженную сову.

– Что ты делаешь?

– А что?

– Ты провоцируешь меня.

– Я тебя тормошу. Тебе плохо, тебе нужно из этого выбраться, но всю помощь, что тебе предлагали, ты отвергла. Родители пытались вернуть тебя к жизни с помощью лекарств – ты отказалась. Ремус обивал твои пороги целыми днями – ты игнорировала его. Учителя пытаются подбадривать тебя и не нагружать заданиями – ты отворачиваешься от них. Выходит, ты реагируешь только на меня, уж не знаю почему, но я принимаю правила игры и пытаюсь что-то сделать.

Эмили помолчала, потом издала нехороший смешок.

– Это что, благотворительность?

– Нет, – Блэк отвернулся к воде. – Я не оставлю это так, Паркер. То, что они сделали. Тех, кто устроил эти Гонки. И ты не оставишь.

– Если организуешь отряд мстителей, это не ко мне, – отрезала Эмили.

– Почему?

Эмили покачала головой туда-сюда, словно пыталась взбултыхнуть мысли в своей голове, чтобы они шевелились быстрее.

– Потому что мстить – неправильно, Сириус. Месть всегда приводит в никуда, месть всегда забирает все, что у тебя было, есть и может быть. Она отбирает все твои возможности и превращает их в ненависть.

– Это значит, что ты ничего не будешь делать?

– Это значит, что я ничего не буду делать вместе с кем-то. Я не стану это ни с кем делить и никого не стану впутывать.

Эмили приподняла руки и оправила юбки. Руки ее были жутко худые, испещренные синими венами и алыми царапинами. Сириус всерьез опасался, что она что-нибудь с собой сделает.

– Например, ты, – продолжила она монотонно. – Например, ты хочешь отомстить, Сириус. Это в твоей природе. Но ты не говоришь об этом с Джеймсом, твоим лучшим другом. Или Ремусом. Или Марлин и Лили, которых ты знаешь лучше, чем брата и своих родителей. Нет. Ты приходишь ко мне. Потому что меня тебе не жалко. Ты почти не знаешь меня, но то, что ты видишь, порождает в тебе мысль, что мной можно пожертвовать. Также ты относишься и к себе. Но разве ты можешь быть уверен, что в моей жизни больше не может быть чего-то хорошего? Будущего? Нет, ты не можешь быть уверен. Но тем не менее ты желаешь разделить свое мщение со мной. Вдвоем умирать проще. Спокойнее. Появляется мысль, что если еще кто-то делает то же, что и ты, значит, ты поступаешь верно. Значит, в этом есть смысл. Но я не могу, Сириус. Я не могу просто решить за тебя, что у тебя нет будущего и отобрать твою возможность ради своего мщения. Поэтому я буду действовать в одиночку. Без тебя, без твоей помощи. Не потому что я горда. И не потому что я одиночка. Просто я не считаю, что имею право втягивать кого-либо в это. Ты понимаешь?

Сириус кивнул.

Они сидели у воды, наблюдая, как растолстевший по весне осьминог томительно медленно шевелит щупальцами, слово прихорашивается, прежде чем вынырнуть. Вокруг, танцуя в легком ветерке, покачивались деревья, где-то звонко и задорно засмеялись студенты, выбегая на улицу на перемене, звонко распевали птицы, похожие на крохотные колокольчики.

Сириус поднялся, отбросил бычок на камни. Постоял молча за плечом Эмили и также молча отвернулся. Уходить было сложно, но еще сложнее было не оборачиваться.

Но они оба сделали свой выбор, теперь уже навсегда.

– Если еще хоть кто-нибудь скажет мне про ТРИТОНы, я превращу его в двухвостку, – Лили рассерженно влепила книгой по столу.

– Глупости, тебе не стоит переживать об этом, – Джеймс лежал на двух стульях, свесив вниз ноги и заложив руки под голову. Его голос раздавался из-под парты и был несколько приглушен.

– Я и не переживаю! Но они просят моей помощи в подготовке, и эта «подготовка» заключается в «Лили, ты же дашь нам списать, правда?». Бездарные, ленивые, неблагодарные…

– Вы слышали новости? – за стол приземлилась Марлин, как ни в чем не бывало усевшись Джеймсу на живот, тот только охнул.

– Какого рода? – Лили вздернула голову, и Джеймс с удовольствием отметил милые рассерженные веснушки у нее на носу.

– Вся школа бурлит. Знак «А&B» появился в главном холле, в гостиной Слизерина и над квиддичным полем. Все ждут развития ситуации, но никто не знает, что же последует дальше. Профессора бьются в попытке его убрать, но чары очень хороши. МакГонагалл даже пошутила о том, что засчитает ТРИТОН по трансфигурации тому, кто сможет с этим справиться и тому, кто это наколдовал.

– Неподходящее время, – Лили наморщилась и отложила перо. – Как бы не вышло глупости.

– Глупости? – Джеймс попытался сесть, и Марлин тут же взвилась со «стула». – Мне кажется, это связано.

– Связано?

– Ну… связано, – Джеймс пожал плечами.

Марлин разом притихла, опасливо оглянулась, но Сириуса рядом не было.

– С ней?

– Именно.

– Я не понимаю, – Лили посмотрела попеременно на Джеймса и Марлин.

– Кто-то знает о том, что с ней случилось, – понизив голос, ответила Марлин.

Они не договаривались об этом, но так вышло, что имя Беаты они больше не произносили. Любое ее упоминание делало Сириуса настолько мрачным, что все окружающие замирали, опасаясь взрыва. А если уж кто-то проходил мимо и откликался: «Что? Беата? А вы, кстати, не в курсе, где она?», то эффект был сравним с приходом цунами.

– И, конечно, не сложно догадаться, что ее олицетворяют с «А&В», – Джеймс сложил руки и помотал головой.

– Прощание? – догадалась Лили. – Они хотят устроить прощание?