Текст книги "Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 48 страниц)

– Если возможно, мы бы предпочли индивидуальное лечение, – сказал я, накидывая купол тишины, – понимаете, природа магии второго из пострадавших наших братьев является тайной ордена. Никто не должен об этом знать!

– Как драматично! – сказала она, прижимая руку к груди.

– Вы говорили о враче, благородная Кариэль, – начал было Никрам и осекся, заметив вдруг вынырнувшего откуда-то Нимо. Тот семенил на границе купола (внутрь его не пропускало), изо всех сил делая вид, что так и надо. Никрам остановился: – Боги, опять эта крыса прицепилась!

– Да ладно тебе, брат, – усмехнулся я, – ты же не можешь отрицать, что сейчас он приносит нам большую пользу.

– Он просто с нашей помощью расквитался с обидчиками, а теперь везде таскается, опасаясь их мести. Думаешь, он к тебе привязался? Как бы не так, предатель всегда остается предателем, и это подлое создание толкнет тебя в пропасть в самый важный момент, Дейрон. А ты носишься с ним, как с любимым домашним па… – он замолчал, явно не зная, чем заменить слово “паучок”.

– Котиком? – помог я ему.

– Да! Как с любимым котиком, сломавшим лапку! Никакой это не котик, а самая настоящая помойная крыса.

– Котики милые, – прошептала Кариэль.

Нимо смотрел на нас, явно пытаясь угадать, о чем мы говорим, и вид у него при этом был уморительный и какой-то несчастный.

– Теперь его уже нельзя прогнать, Нергон, – сказал я, – он нам очень помог и помогает до сих пор, и мой долг – его защищать.

– Вот же Бездна, – процедил Никрам, отворачиваясь.

– Бедный искалеченный мальчик, – покачала головой Кариэль, глядя на Нимо.

– Ничего, лапка скоро отрастет, и крысеныш перестанет вызывать у вас родительские чувства, дамы и господа, – желчно заметил Никрам, снова возобновляя движение.

– При чем же здесь рука, господа, – сказала она. – Конечно же, вы со мной не согласитесь, полагая подобное развитие для мага Жизни самым естественным. Но что может быть естественного в том, чтобы замучить мальчика войной и общением с пламенными… простите, господа, но я слышала, что большинство стражей ордена далеко не так любезны, как представляются в светских салонах… Так вот, замучить, погасить свет Жизни, извратить само чувство эмпатии и лишить возможности иметь детей – для чего это все? Ради каких таких высот разума и духа?

– Лишить возможности иметь детей? – нахмурился я, вспоминая, как Ясси обожал выводки. Боги, а если и его успели лишить?! – Это как, благородная Кариэль? Магически?

– Без золотого света Жизни и детей не может быть… Вы, конечно же, скажете, что для мужчины это не главное! – сверкнула она на меня глазами, а я с облегчением улыбнулся (золота-то в Ясси было полно):

– Как можно, конечно же, главное, особенно для мага Жизни! И, кстати, я совершенно с вами согласен, благородная Кариэль, ничего естественного в подобном развитии храмовников я не вижу, сплошное извращение.

– Вы это серьезно говорите, – удивилась она, – или только чтобы доставить мне удовольствие?

– Еще как серьезно, у нас эти извращенцы вот где сидят! – я ребром ладони стукнул себя по горлу.

– Слава богам, с вами этого не произошло, благородная Кариэль, – сказал Никрам.

– Это потому что я женщина, – кокетливо улыбнулась ему она, а Никрам смущенно отвел взгляд.

На парковке мы разделились: я с Нимо поехал за пострадавшим пламенным, а Никрам с Кариэль – к Эйлаху. И тогда же произошел очередной конфуз: Никрам сел за руль, а Кариэль осталась стоять у машины, и на ее хорошеньком личике отразилась горькая обида.

– Вы едете, благородная Кариэль? – выглянул Никрам.

На глазах Кариэль блеснули слезы. Положение спас Нимо: он бросился к машине и распахнул перед Кариэль дверцу. Я в досаде хлопнул себя по лбу: проклятый светлый этикет! В общении с женщинами различия были слишком сильны.

– Простите нас, благородная Кариэль, – сказал я, – мы с братом росли на границе, среди Искаженных земель, и совсем не умеем общаться с благородными дамами. Мы будем очень благодарны, если будете указывать нам на ошибки.

– Конечно же, я вас прощаю! – весело улыбнулась она.

Никрам подумал и, согнав Нимо, захлопнул за ней дверь.

– Думаете, женщина поможет вам там, где не справились бы лучшие заклинатели Храма? – спросил меня Нимо в машине.

Я молчал, слушая гудки в телефоне (Тэргон не брал трубку), а Нимо печально ежился на заднем сиденье.

С Тэргоном мы виделись вчера вечером, и он нас хвалил за выступление Нимо. “Храмовники приползли мириться чуть ли не на коленях, – сказал он, – решили, что это было сигналом к резне. Теперь они готовы снять оковы разума с солдат, но кто проверит их работу? Никто из братьев не видит этих оков и не чувствует чар, если они не направлены на них самих”.

Тогда мне в голову пришла только одна кандидатура такого проверяющего – полностью сейчас зависимый от нас Нимо. Но даже я не доверял скользкому мажонку, не говоря уж о Тэргоне с Никрамом, и его имя не было названо. Сейчас же я знал по крайней мере одного мага Жизни и разума, которому можно было поверить. А ведь у Кариэль наверняка были образованные подруги – маги Жизни! Да и пронырливый Нимо теперь не так уж бесполезен: он враждует с храмовниками и явно ревнует к Кариэль, а значит, сможет выступить в качестве стороннего эксперта.

Тэргон так и не ответил, и я поехал за искалеченным пламенным.

– А ты, Нимо, хорош ли как заклинатель? – спросил я по дороге. – Смог бы снять путы разума с нашего брата, чтобы Кариэль смогла его восстановить?

– Я кое-что понимаю в этом, но у меня была другая специализация, – забегал глазками он, – а там очень сложный случай…

На обратном пути мне перезвонил Тэргон, и я заскочил в резиденцию, чтобы передать новости.

– Обратиться за помощью к женщинам-магам Жизни? – удивился один из советников Тэргона после моего доклада. – Забавные фантазии, юноша.

– А что такого, – ответил я, – в конце концов, всем известно, что у магов Жизни женщины сильнее мужчин.

– Может быть, но, тем не менее, самыми выдающимися магами разума были мужчины! – сказал он таким тоном, как будто это была его личная заслуга. – Смешно представить, что неразвитый маг разума сможет проконтролировать действия храмового заклинателя.

Положительно, этот тип вознамерился довести меня своей тупостью до истерики.

– Кажется, нам не нужно ничего более, чем проконтролировать, что никаких заклинаний и оков на наших братьях не осталось, – процедил я. – Особого вивисекторского искусства это не требует.

– Конечно же, – сказал Тэргон, – маги Жизни – воплощение любви, а любовь, даже ошибаясь, всегда остается любовью. Те, в ком сохранился золотой свет, не предадут невинных людей магическому рабству. Это наш единственный выход.

Препирающегося со мной советника перекосило, а остальные заволновались:

– Но как идти с ними на контакт? Это же невозможно! Кажется, у молодежи это получается, братья! Орэс, твоя жена покончила недавно с собой, может, женишься на маге Жизни? Я бы тоже покончил на ее месте с собой!

– Идиотские слухи, – рявкнул Орэс и до крови закусил губу.

Все же пламенные оставались собой в любом возрасте. Впрочем, мне некогда было выслушивать их грызню, нетерпение гнало меня домой, мне нужно было срочно узнать, что сказала Кариэль об Эйлахе. Я нашел глазами Тэргона, и он мне кивнул, отпуская.

========== 116. ==========

– Два с половиной месяца! Она сказала, что надежда есть, и что за это время она или восстановит ядро личности, или заложит основу для формирования полноценной новой, – Никрам лихорадочно полыхнул на меня глазами. – А еще она сказала, что у нее есть знакомый доктор, который сможет удалить остатки чар разума.

Мы разговаривали в гостиной, пока Кариэль осматривала пламенного солдата в кабинете. Эйлах сидел на диване и смотрел на нас с тем выражением, с каким люди наблюдают за пауками: благожелательный интерес к их жизнедеятельности. Я взял его за руку, и он поднял глаза на меня, еле заметно улыбнувшись.

– Что значит, “заложить основу новой личности”? – спросил я.

– Скорее всего, он будет походить на себя прежнего, ведь душа останется та же, – Никрам страдальчески скривил губы. – Но многое забудет. Ну… зато ему очень легко будет заново обучаться – ведь это будет скорее воспоминанием забытого, чем обучением новому. Так, во всяком случае, предполагает Кариэль. Предсказать сложно, ведь таких случаев раньше не было, она сказала, что может судить лишь по аналогии с лечением разрушительных душевных заболеваний и травм головы.

– Главное в человеке – душа, – сказал я, мучительно надеясь, что Эйлах вернется к нам и вспомнит все, – все будет хорошо, брат.

Я оглянулся на подглядывающего за нами Нимо и поставил купол тишины:

– Что насчет Хаоса, Никрам?

– Я просто сказал, что Эйлах родился рядом с искаженными землями, и его Пламя всегда было холодным.

– А она?

– А она покивала, – Никрам пожал плечами. – Два с половиной месяца, Дейнар. Теперь мы знаем, сколько у нас времени до возвращения. Я думаю уговорить Кариэль уехать поближе к границе во время лечения. Так будет меньше опасности… разоблачения.

– Боюсь, что Кариэль будет нужна в ближайшее время Тэргону, – пробормотал я.

– Но ведь ему не нужна конкретно она, – сказал Никрам, выслушав мой рассказ. – Они найдут еще просвещенных магов Жизни. А нам надо уходить, Дейнар, здесь я все чаще ощущаю себя подобно зверю в сердце облавы. И Тэргон рискует из-за нас.

Я пристально посмотрел на него: он говорил так, словно был совершенно уверен в том, что Тэргон не вернется с нами.

– Тэргон сказал тебе, что остается? – спросил я.

– Нет, но разве это не очевидно? – Никрам сухо усмехнулся. – Что может быть дороже ордена и братьев? Я бы на его месте остался. Выбора нет.

Я промолчал: рано или поздно то, о чем ты не хочешь думать, становится слишком очевидным, чтобы не замечать этого далее. Да, выбора нет, и на месте Тэргона я бы тоже остался, несмотря на то, что Ясси был мне дороже и ордена и братьев. Но разве можно изменить долгу? Предав себя, человек перестает быть человеком и превращается в фекального слизня.

Из кабинета вышла Кариэль. Дверь ей придерживал искалеченный пламенный – удивительно, как глубоко въелись правила поведения с благородными женщинами, оставшись даже тогда, когда личность разрушена. Впрочем, пламенный находился в куда лучшем состоянии, чем Эйлах, – ведь он вполне мог вести самостоятельную жизнь.

– Это безнадежно, – Кариэль свела бровки горестным домиком, став настолько похожей на Ясси, что у меня тоскливо заныло в груди, – восстановить не удастся. Бедный юноша, ему пытались полностью заменить личность. Я смогу вылечить, исправить их грубые попытки, чтобы он вновь стал здоровым и сильным. Но себя прежнего он будет вспоминать лишь как давний полустершийся сон. Как так можно поступать с людьми?

Последнюю фразу она произнесла, глядя на Нимо, и тот забегал глазками, сначала краснея, а потом бледнея. Я ожидал, что он крикнет свое обычное “я не виноват”, но он вдруг подпрыгнул и драпанул из гостиной.

– Как будто крысе прищемили хвост, – негромко заметил Никрам. – Скажите, благородная Кариэль, сможете вызвать врача прямо сейчас, чтобы немедленно провести операцию?

– Вызвать сюда? Нет-нет, нужно ехать к нам в центр, там все оборудовано, система поддерживающих амулетов, тонкие настройки… – возразила она. – Проводить такую операцию в полевых условиях – ужасный и ненужный риск, это вам любой скажет!

Я кивнул на вопросительный взгляд Никрама, и мы поехали в этот их центр (Нимо на этот раз не увязался с нами). Врач, с которым нас познакомила Кариэль, лишь покачал головой и отвел глаза, выслушав историю о “ледяном Пламени”. Он был магом Воды, и на предложенную ему плату сказал: “еще недавно этого было бы слишком много, но ныне деньги теряют цену”.

Операции должны были длиться десять часов в совокупности, и нас совершенно беспардонно выгнали из этого их “оборудованного и настроенного зала”.

– Неужели вы полагаете, что сможете проконтролировать ход операций? – сказал доктор в ответ на наши возражения. – Вы сможете только помешать. Вам придется довериться нам, юноши.

Я скрипнул зубами и поехал на телебашню: у нас на сегодня былa запланирована съемка очередной передачи. Причем Никрам меня кинул, отговорившись таинственными делами, и я, оставшись один со сворой развеселых пламенных и пугливым стадом эмпатов, даже не заметил, как пролетели эти десять часов.

– Мне кажется, Иргон, или ты держишь меня за малолетнего братишку? – спросил я, когда Иргон стиснул меня в очередном приступе пламенной любви.

– Почему малолетнего, брат? – удивился тот и интимно прошептал мне на ухо: – Разве я бы стал обнимать тебя так, будь ты младше?

– Значит, ты не считаешь, что мне шестнадцать лет? – воскликнул я с облегчением.

– Какие занятные фантазии, брат, – заржал Иргон.

Ну, конечно же, как я мог забыть, что строгий этикет пламенных запрещал им приставать к младшим. Слава богам, а то я уже начал загоняться насчет возраста – но не бегать же за всеми подряд, вопя: “Мне уже двадцать три, а вы что подумали?”.

Нимо все же глупыш.

Вернувшись домой, я обнаружил, что Никрам развил за это время бурную деятельность: притащил в людскую несколько слуг (повара и двух лакеев), а также пару пламенных ветеранов для “защиты и очистки от порождений Бездны”. Последних он нанял в резиденции. Пламенные (как солдаты, так и офицеры) никогда не уходили из армии, служа до самой смерти, но раз в два года (или после ранений) они брали отпуск, чтобы провести время с семьей. И чем старше становились солдаты, тем реже они возвращались на время отпуска в свой род, предпочитая валандаться и куролесить с товарищами по империи. Конкретно эти двое пламенных проиграли и пропили все свои отпускные, а теперь скучали в столичных казармах и шлялись около резиденции, оказывая за мелкие вознаграждения услуги офицерам: в город солдат до сих пор не пускали без сопровождения. Так что предложению Никрама они очень обрадовались.

Эйлах и искалеченный пламенный дрыхли после операции, Никрам их устроил в соседних спальнях.

– Как он? – спросил я, присев на кровать к Эйлаху. Его аура выглядела уже не так чудовищно.

– Кариэль и доктор сказали, что все прошло без осложнений, – ответил Никрам. – Завтра утром она придет для терапии.

– Жаль, что нет его родичей или Нейи, может, рядом с ними он бы вспомнил все гораздо быстрее, – сказал я и потрепал Эйлаха по волосам – мягким и темным. Эйлах нахмурился во сне.

– Мы вернемся сразу, как будет возможно, – улыбнулся Никрам, и впервые за долгое время затаенная ярость покинула его лицо, и он стал похож на себя прежнего.

***

– Связаться с образованными магами Жизни-женщинами? – Кариэль задумалась: – Да, у меня есть пара знакомых, я им немедленно позвоню! Это ужасно, то, что вы рассказали про солдатиков, благородный Дейрон, я уверена, они от всей души постараются помочь…

– Только пара, благородная Кариэль? – спросил я. – Это удивительно мало, я полагал, что благородных и образованных женщин-магов Жизни гораздо больше.

– Благородных, но не образованных, – улыбнулась она.

Никрам читал Эйлаху и искалеченному пламенному переведенные нами темные песни и стихи. Так как ни Никрам, ни, тем более, я не помнили всю эту муру от начала до конца, то переводили мы случайные отрывки. “Зачем мы пишем кровью по земле, – говорил, например, Никрам, – ведь наши письма не нужны…” Дальше речь шла о темной земле, питающей нас Силой, и мы не смогли подобрать нужного слова для этого понятия.

– Ничему не нужны, – вдруг сказал Эйлах, и это было в первый раз, когда он заговорил с нами, – такого слова не существует. Ничему.

Никрам побледнел и оглянулся на меня.

– Существует, – сказал я, – ты не услышишь его, но увидишь на обратной стороне век, стоит лишь закрыть глаза, брат.

Эйлах посмотрел на меня, а потом послушно закрыл глаза. Искалеченный пламенный тоже старательно зажмурился. Мы с Никрамом напряженно замерли.

– Да, – прошептал Эйлах, не открывая глаз, – это родина. Земля, что забирает смерть и кровь. И дает моему народу Силу.

– Точно, родина, – уверенно кивнул пламенный.

За пару дней пламенные нашли лишь шесть образованных магов Жизни, и три из них были – Кариэль и ее две подружки. Причем, если одна из них тоже жила в столице, то вторую Кариэль вызвала из другой провинции. Обе они были из второго сословия (образованные, но не благородные). Еще двух, очень старых магов Жизни пригласили из каких-то удаленных монастырей через знакомых. А последнюю девочку привел ее пламенный муж – она пугливо к нему жалась, и белого света разума в ней было совсем мало. Муж с явным смущением сообщил, что она “пишет стишки и какие-то рассказики, и оттого в ней появилось немного белого”.

– Что ж, уверена, что после общения с храмовниками и солдатами белого станет больше, – тихо заметила Кариэль, обращаясь к нам с Никрамом.

Еще пламенные собрали с десяток изгнанных и обиженных храмовников типа нашего Нимо, и таким образом “комиссия по надзору” была сформирована. Нимо, кстати, ходил среди изгнанников с самым важным видом. Сделал себе авторитет на телевидении, надо полагать.

– Не нравятся мне эти храмовники, – сказала Кариэль громко. – Бедняжки слишком давно не различают зла.

Бывшие храмовники возмущенно закопошились, но сказать ничего не осмелились: они явно боялись орденских офицеров. И не мудрено, те ходили с руками, покрытыми язычками Пламени, как будто в припадке ярости. Собственно говоря, постоянный призыв Силы был мерой предосторожности как раз против храмовников, бывших и нынешних – рядом с ревом и жаром Пламени маги разума теряли способность к сосредоточению и колдовству.

– Разумеется, благородная Кариэль, мнение мага Жизни для ордена всегда будет первично, – сказал Никрам.

– Правда? – пролепетала подслушивающая нас жена пламенного, и тот осторожно обнял ее за плечи:

– Конечно, дорогая, ведь маги Жизни – воплощение любви, а любовь, даже ошибаясь, всегда остается любовью. Те, в ком сохранился золотой свет, не предадут невинных людей магическому рабству.

Я усмехнулся, узнав один в один слова Тэргона.

Вечером, когда Кариэль пришла к нам для сеанса терапии, я снова спросил ее – почему так мало образованных магов Жизни. Шесть чуть ли не со всей империи!

– Природа магов Жизни такова, что наш разум постоянно растворяется в потоке любви и чувств. В слиянии с миром и родом, – сказала она, оторвавшись от пристального изучения задницы Никрама (тот что-то втирал прислуге). – На самом деле, даже столкнувшись с болью и горем, далеко не все маги Жизни с этим справляются и становятся магами разума. Мой брат не смог… Хотя, конечно, справляться не самому, а двигаться в ту сторону, куда тебя подталкивают – должно быть гораздо легче, – она посмотрела на Нимо: – Но что это будет за разум, если лишить его главного свойства – самостоятельности?

Нимо забегал глазками и запыхтел:

– Вы, должно быть, полагаете всякое образование несамостоятельностью, благородная Кариэль? Или только образование, полученное в Храме?

Кариэль лишь снисходительно улыбнулась, ловко избежав таким образом дискуссии.

– Кстати, а почему Храм не забирает женщин? – заинтересовался я.

– Потому что предназначение женщины – дети, – слегка покраснела она, – разве это не очевидно любому, благородный Дейрон?

Я понял, что меня в очередной раз спалили на незнании реалий Светлой империи, и промолчал.

Последние наши дни в столице светлых стали бесконечными – в них влезало невероятное количество дел, а времени все равно не хватало. Мы крутились, как Ясси в колесе (никогда не представлял, как милашка все успевает): занятия с Эйлахом и искалеченным пламенным, кажется, вообразившим себя его кровным братом, цензорские обязанности, сопровождение магов Жизни в казармы… Никто из пламенных не был способен нормально общаться с магами Жизни, кроме нас с Никрамом и того пламенного, женатого на одной из них. Однажды я стал свидетелем, как наша “комиссия по надзору” случайно попалась на пути Тэргона: несколько бывших храмовников впало в истерику (наверное, те, которых он когда-то лично допрашивал), а трое из магов Жизни попадали в обмороки. “Какая чудовищная аура смерти, – прошептала ужасно побледневшая Кариэль, – лед и жар одновременно…”

Тэргон действительно выглядел ужасно – как человек, наплевавший на границы своей личности и бесконтрольно черпающий Силу прямиком из Бездны. Занимался он тем, что некоторые пламенные называли “развалом ордена”: сливал кадетские и военные училища пламенных со школами для эмпатов, а армию преобразовывал в нечто, напоминающее рейнджерские отряды. “Молодые пламенные должны расти среди эмпатов, если мы хотим сохранить Свет, – говорил он возмущающимся братьям, – а армия должна помнить, что защищает свой род и своих людей, подобно дружинникам древности”. Удивительно, но возражающих было совсем немного (хотя некоторые негодовали столь сильно, что вызывали его на дуэль), большинство пламенных было совершенно заворожено видением нечеловеческой Силы, которую умело демонстрировал им Тэргон, и готовы были следовать за своим магистром хоть Бездне в пасть. Что, впрочем, и происходило: прокаженные местности расползались все шире, и от порождений Бездны спасали только отряды пламенных, именующиеся теперь “гвардией Очищения”. Четверо из наших приятелей-адъютантов покинули столицу и стали гвардейцами в землях своих родов. А на телевидении мы делали передачу о том, как охотиться на тварей и после каких ритуалов их безопасно употреблять в пищу.

Однажды я выловил в развалинах одичавшую и тронутую Бездной машинку светлых. Некогда это было кухонной утварью (типа фритюрницы), а теперь походило на поросшую розовой шерстью псевдожизнь – и это сравнение вдруг натолкнуло меня на мысль сделать робота на такой нестандартной основе. Копии всех моих разработок я хранил в Ясичке, а за время, проведенное в светлых землях, успел поковыряться с основными принципами их полуживой техники (и расчленил на досуге несколько подопытных машинок). Так что особых проблем с созданием очередного робота возникнуть не должно. Выращу его на Пламени и магии Жизни.

– И для чего же можно будет использовать такого робота? – спросила Кариэль, подкармливая мою розовую заготовку магией Жизни.

– Ну… посмотрим, – честно говоря, своих роботов я всегда сначала растил, а потом придавал им подходящие свойства. Технологией выращивания с определенными заранее характеристиками занимались мои сотрудники. – Может быть, он сможет вам помогать в обнаружении чар разума!

– Было бы бесценно, – засмеялась она и поднялась. – Ах, благородный Дейрон, спасибо за приятную беседу, вы и благородный Нергон – первые мужчины, с которыми возможно нормально разговаривать, без потока бесконечных глупостей с их стороны. Менее всего я ожидала встретить такое чудо среди пламенных.

– Да, – самодовольно кивнул я, – вам неимоверно повезло! Кстати, чуть не забыл, благородная Кариэль! Вы же обещали мне список литературы.

– Пламенные всегда остаются собой, – фыркнула она. – Сегодня я пришлю вам не только список, но и саму эту литературу.

Я пылко ее поблагодарил. Признаться, меня когда-то задели слова Тэргона про Ясси (мол, даже гениальный самоучка не сравнится с выпускником академии), и я решил привезти милашке учебники для магов Жизни – такой вот гостинец из Светлой империи.

========== 117. ==========

Наверное, вас давно волнует вопрос – для чего я в таких подробностях выяснял сексуальный этикет пламенных. С какими такими похабными намерениями? – спросите вы. Должен сказать, что вся заслуга тут принадлежит Никраму, а я узнал обо всех особенностях лишь благодаря ему.

Никрам, сколько я его помнил, всегда отличался поведением, на которое тоненький папочкин голосок в моей голове с осуждением пищал: “Распущенность!”. В столице он был завсегдатаем элитных клубов наслаждений, а во время нашего похода по задворкам империи не пропустил ни одного городишка, чтобы не посетить тамошние, гораздо менее элитные клубы. При этом он никогда не заводил равных отношений – и об этой его привычке знал даже я. Темные, захлебываясь слюной и блаженно закатывая глаза, многократно и в моем присутствии обсасывали важнейший вопрос: какие такие чудовищные предпочтения заставляют высокого южного лорда пользоваться лишь продажной любовью. В общем, на родине Никрам имел славу жуткого извращенца. И совершенно несправедливо, как я понял уже в Светлой империи. Первое время ради социализации я часто шлялся с нашими светлыми приятелями по их похабным ресторациям, и все продажные мальчишки, с которыми удалялся Никрам, возвращались веселые и незамученные. Пламенные, кстати, хлопали меня в такие моменты по плечу и подбадривали: “Не напрягайся ты так, со шлюхами не измена! А не хочешь ли утешиться, брат?”. Я в ответ привычно отмазывался насчет обета богам и клятвы верности любимому.

Здесь же, в Светлой империи, я имел сомнительное счастье узнать, что Никрам в своих похождениях не ограничивался-таки борделями. Он никогда не соблазнял сам, но мог невозмутимо зажать в углу вертящую перед ним задницей служанку или нагнуть нарывающегося на приключения пламенного солдата. “Безотказность!” – надрывался папочкин голос у меня в голове, и я его старательно затыкал. В конце концов, у южного лорда могли быть совершенно другие понятия о приличиях, чем у рабочего рода из столичных пригородов. К тому же на похабные предложения наших приятелей-офицеров Никрам никак не реагировал, так что дело было вовсе не в безотказности. Просто другие обычаи.

Короче.

Когда я однажды услышал, как Никрам беседует с Кариэль о “милых младенчиках”, я замер, словно пыльным мешком огретый. Никрам и традиционные семейные ценности существовали в разных мирах! И менее всего они должны были совместиться здесь, в прокаженном районе светлой столицы, рядом с благородной светлой из, практически, параллельного измерения.

“Крылышки, подобные тончайшим пластинам из хрусталя! – щебетала Кариэль, сияя глазками и румянясь. – Мягкие крошечные пальчики, словно вырезанные искуснейшим скульптором миниатюр!”

“И глазки, переливающиеся ярче самоцветов”, – смущенно добавлял Никрам, причем я так и видел, как его тянет задвинуть насчет пушистого меха и хвостиков, но он вынужден сдерживаться.

Я попятился и смылся в другую комнату. Боги, вряд ли Никрам мог найти более неподходящее место, время и человека для витья гнездышка. К счастью, Кариэль ничего не поняла, очевидно, светлые по-другому проявляли свою готовность к созданию семьи.

– Еще недавно я почитала величайшей удачей, благородный Дейрон, найти столь честных и открытых собеседников среди пламенных, как вы. И притом столь строгих и сдержанных, без малейшего намека на пошлость, – вздыхала она на следующий день. – Но ныне мне кажется, что я почла бы за счастье узреть хотя бы отблеск той пламенной развязности, – грустно заключила она, проводив взглядом любезно с ней раскланявшегося Никрама (тот убегал по делам и при этом чуть шею не свернул, оглядываясь на нее, – куда уж, казалось бы, развязнее).

– Хм! – глубокомысленно отозвался я. – А давайте проверим реакции робота на стандартные чары разума первого порядка, благородная Кариэль.

– Ах, благородный Дейрон, вы так милы, – засмеялась она.

И я потащил ее в дом – калибровать робота (Эйлах и покалеченный пламенный живо интересовались процессом). И забыл об их любовных метаниях до самого вечера. До того момента, пока не пришел Никрам и не принялся читать Эйлаху (и пламенному) “Страсть страстей”, на лету вдохновенно перекладывая ее на язык светлых.

– Ты же понимаешь, Никрам, что у вас нет ни будущего, ни настоящего? – сказал я ему позже. – Что ты собираешься делать? Навсегда остаться здесь? Или умыкнуть ее в земли Тьмы?

– Я все прекрасно понимаю, Дейнар, – мрачно процедил он. – Но будь любезен не трогать того, что тебя не касается.

Я закатил глаза, безмолвно взывая к богам:

– Как знаешь, брат.

Несомненно, Никрам подумал и над ситуацией и над своим поведением, потому что через пару дней мне не повезло оказаться свидетелем самого отчаянного его подката. Я подошел к парадной и закурил (проклятая пламенная привычка), любуясь на бледные звезды и размышляя одновременно о Ясси и о роботах. И в это самое время из той же парадной вышла наша сладкая парочка:

– …поверьте, благородная Кариэль, я весьма искусен в доставлении удовольствия женщине, – говорил Никрам, придерживая дверь, и в полумраке я видел, что щеки его пылают от унижения – очевидно, он решил, что раз любовь и выводки им не суждены, то остается насладиться лишь развратом напоследок.

Увидев меня, Никрам окаменел, а я выронил папиросу изо рта.

– Боги, – прошептала Кариэль, пятясь и прижимая руки к сердцу, – никогда не слышала ничего более низкого и… и…

Тут она зажала рот и сбежала в сторону своего, покрытого бледно-золотистой шерстью, автомобильчика. Никрам закрыл глаза и невыразительно сообщил:

– Окажись на твоем месте кто угодно другой… кроме Эйлаха… я бы вызвал его на дуэль до смерти, Дейнар.

– Прости, – сказал я.

Никрама можно было понять: уже достаточно унизительным было предложить женщине такого рода услуги, но получить при этом еще и отказ! И все это при свидетелях. То есть, такая ситуация была бы крайне неприятной даже для меня, а уж для заносчивых благородных – наверняка, как нож ядовитый в сердце. Впрочем, во всем этом был момент, которого мы сразу не заметили. Дошло до меня внезапно и среди ночи: ведь Кариэль выглядела не менее оскорбленной и обиженной, чем Никрам! Боги, да у нее же щеки блестели от слез, когда она промчалась мимо меня.

Я ворвался в спальню Никрама (в своей съемной квартире мы чувствовали себя уверенно и ночевали каждый в свой комнате) – он не спал, что-то читал и курил в постели.

– Нет, не тревога, – ответил я на его напряженный взгляд. – Я хотел поговорить о Кариэль.

– Говори, – холодно сказал Никрам, и я закусил губу, чувствуя себя ужасным придурком.

– Я хотел сказать, что ваша сцена у парадной была так же оскорбительна для нее, как и для тебя, Никрам. Можешь говорить, что это не мое дело. Но лечение Эйлаха не закончено, а ты, мне кажется, смертельно обидел нашего единственного доктора.

– С чего ты это взял? – осведомился он.

– Поверь мне, Никрам, я живу в одном доме с двумя светлыми, один из которых – древней крови. Я несколько месяцев чуть ли не каждый день выслушивал треп наших пламенных солдат. И наслушался от них всякого. Ты довел ее до слез! У светлых другие отношения между мужчинами и женщинами, и сейчас она чувствует себя так же униженно, как и ты.

Повисла долгая тишина.

– Вот как? – устало сказал Никрам. – Значит, теперь мне придется еще и вымаливать прощение.