Текст книги "Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 48 страниц)

Отходя, Лэйме услышал, как еще один сокурсник спрашивает у Ссторса: “Ну, что, послал тебя наш ледышка?” А Ссторс отвечает: “Поверишь, я даже не решился позвать”.

“Значит, он смог тебя послать еще до начала разговора”, – тихо засмеялся сокурсник.

И Лэйме стало обидно – ведь он так старался быть доброжелательным. А еще любопытно, куда его хотели позвать? Но он не остановился и не обернулся: ведь эти люди обзывали его ледышкой.

Во второй половине дня, ловко подгадав к перерыву между лекциями, ему позвонил Ясси и принялся зазывать вечером на какой-то праздник в приюте.

– У нас сразу четыре человека выпускаются, ты представляешь, Лэйме! – радовался Ясси.

– Вряд ли мое присутствие там будет уместно, – улыбнулся Лэйме, – но передай им мои искренние поздравления и обязательно пришли фотографию.

– Но как же, ты же не будешь сидеть в обнимку со своими книгами весь вечер? – взволновался Ясси. – Обязательно сходи погуляй!

Лэйме негромко засмеялся и прислонился лбом к стеклу, глядя на полицейский стадион.

– Как бы мне ни хотелось провести вечер именно так, милый Ясси, но я обязательно погуляю и займусь светской жизнью. Мне надо сходить в порт, а вечером обязательно придут родичи, я это предчувствую даром провидца.

Родичи, пользуясь отсутствием Дейнара, постоянно их навещали, рассказывали о своих достижениях и несчастьях, искали совета и сочувствия. А если дома еще не было и Ясси, то они радостно копошились на кухне, а потом угощали Лэйме своими кулинарными шедеврами. Честно говоря, такая суета вокруг своей персоны Лэйме даже нравилась. Он с удовольствием вникал в темные проблемы и давал советы, считая это долгом старшего рода – этот статус у него появился внезапно, вместе с офицерским чином и личным дворянством. Дейнар, кстати, тоже был старшим, но обязанностями своими бессовестно манкировал. Лэйме иногда думал, что если бы негостеприимность надумали измерять, то абсолютная ее величина составляла бы один дейнар, а негостеприимность самого Лэйме исчислялась бы в трех миллидейнарах…

Бывшую яхту Тэргона уже окончательно переделали под полицейский катер, и теперь на ее борту, рядом с названием “Огонек”, красовалась эмблема Управления Мира и Порядка: паук с восемью кинжалами, по одному в каждой лапке. Точно такой же маленький паучок щетинился на кокарде и петлицах мундира Лэйме.

Сегодня на яхту ставили новый универсальный привод, позволяющий быстро перестраивать моторы на использование разной энергии. Это была последняя разработка концерна “Азог”, почти половина которого принадлежала роду Ллоссарх. Лэйме знал, что как раз эти приводы были поставлены на экспериментальные личные вездеходы рейнджерского отряда, с которым ушел Дейнар. И, по словам вернувшихся, они успешно эти испытания прошли.

Лэйме поднялся и заглянул в машинное отделение, с тревожным напряжением прислушиваясь к кораблю: не причинили ли мастера вред его сердцу?

– Установка проходит отлично, сэр! – над самым его ухом гаркнул Эйтан.

И Лэйме подпрыгнул чуть не на полметра. Подонок снова незаметно к нему подобрался, воспользовавшись его медитативным состоянием.

– Тебе следует научиться держать свое горло в узде, Эйтан, – пробормотал он.

– Для вас, сэр, все, что угодно, сэр, в узде, сэр, – сказал Эйтан громко и в полный голос, и таращившиеся на них механики захихикали.

Лэйме вспыхнул и пробкой вылетел на палубу. Боги, по сравнению с пламенными исчадиями Бездны, темные – настоящие милашки. И еще этот дурацкий “договор о дырке”… Конечно, Лэйме не упоминал о нем Эйтану, ведь тот заключил его в минуту послеоперационной слабости, но и забыть не мог.

– А чем вы будете сейчас заниматься, сэр? – догнал его Эйтан уже у причала.

– Ничем! – нервно воскликнул Лэйме, от волнения даже позабыв, что его занятия – совершенно не предмет забот пламенного солдафона.

– Тогда я приглашаю вас на мальчишник, – подмигнул ему Эйтан. – Все ребята будут очень рады вас видеть, ведь вы так помогали нам тогда. Когда эти светлые заклятия нас чуть не схлопнули, Тьма их раздери.

– Следи за языком, – пробормотал Лэйме и осекся, вспомнив одновременно и про “узду” и про мальчишник. Острое, почти болезненное разочарование и совершенно иррациональная обида сжали его грудь. Нет, конечно, он абсолютно не рассчитывал на тот договор и на Эйтанову дырку, но узнать, что его позабыли так быстро, через полторы недели после излечения, было… унизительно.

– Так вы согласны? – поднял брови Эйтан.

– Конечно, – принужденно улыбнулся ему Лэйме. – А когда свадьба?

– Да вот прямо завтра, – беспечно отозвался Эйтан. – Тогда поехали!

И, ведя машину вслед за расписным внедорожником Эйтана, Лэйме сжимал руль до белизны в пальцах и все не мог изгнать обиду из сердца. Глупо.

Он даже не заметил, что приехали они в Последний приют, очнулся только, когда Ясси бросился к нему навстречу: “Ты все же решил прийти!”

Очевидно, пламенные так привязались к своему подпольному клубу удовольствий в приюте, что даже мальчишник проводили здесь. Естественно, где еще найти столько готовых на все несчастных, чтобы услужить на мальчишнике.

Отверженные робко здоровались с Лэйме и даже нерешительно трогали его за руки, уже веселые пламенные радостно гоготали и панибратски хлопали по плечам. Лэйме оцепенело им улыбался и вежливо отвечал на вопросы. Он узнал, что счастливый жених не только шел в какой-то купеческий род старшим мужем к молоденькой темной, но и забирал с собой младшими мужьями четырех бывших отверженных – из своих любимчиков. “А утверждал, что приютскими дырками не интересуется”, – думал Лэйме, отрешенно глядя на Эйтана. Тот смеялся и полыхал Пламенем в рыжих глазах – гораздо ярче, чем раньше, вот что значит ментальное здоровье.

– Что с тобой, Лэйме, ты такой грустный, неужели в академии что-то приключилось? – Ясси погладил его по плечу и заглянул в лицо.

– Все в порядке, я просто погрузился в воспоминания, – улыбнулся ему Лэйме, – а ты не хочешь сфотографировать будущую счастливую семью на память?

Ясси просветленно унесся воплощать эту идею. И Лэйме смотрел, как он всех снимает, а потом выделяет группу из четырех темных и здоровенного пламенного с серебряными волосами, по имени, кажется, Эредан. Те принялись обниматься и целоваться, а Ясси бегал вокруг них и щелкал очередной “самый прекрасный ракурс”.

Лэйме встал и оглянулся на Эйтана, невольно улыбаясь. Так значит, завтра будет не его свадьба!

И Эйтан сразу подошел к нему и с намеком шевельнул бровью:

– Пойдемте, сэр?

– Ведь мальчишник еще не кончился? – фыркнул в ответ Лэйме и пошел поздравлять женихов. – Однако, быстрый ты, приятель, – усмехнулся он, пожимая руку Эредану. – Сможешь теперь хранить верность семье?

– Да неужто вы думаете, сэр, что мне четырех пацанчиков не хватит! А на других девчонок я уже полгода и не гляжу! – заржал Эредан. – После того, как моя змейка чуть ноги не оторвала одной…

Остальные пламенные тоже загоготали, восклицая: “Во змея!” и “Огонь-баба!”. Эредан, все так же белозубо скалясь и прижимая к себе кажущихся совсем маленькими рядом с ним женихов, принялся делиться с Лэйме своим темным счастьем. Оказывается, он подцепил свою девчонку на каком-то празднике и встречался с ней уже восемь месяцев. “Ну, и все же бабы хотят замуж, вот и она хотела, хоть и ни разу не говорила о том”, – сообщил он хвастливо. А совсем недавно вдруг предложила войти в род своим старшим мужем. Почуяла, наверное, что излечившийся любовник к этому готов, решил про себя Лэйме. “Ну, я и сам не против был, девчонка хорошая, а если сейчас поженимся, то этой осенью пойду в полицейскую академию как раз! И родичей я ее давно знал, так что даже представляться не надо было”. Так что вдохновленный Эредан сразу потащил ее знакомиться с Тэргоном, чтоб тот дал разрешение. И Тэргон проверил, судя по всему, ее род и на следующий же день прислал сообщение, что можно.

А потом Эредан вспомнил о своих “сладких дырочках”. На этом месте Лэйме покраснел и, покосившись на разомлевших “дырочек”, с осуждением сказал: “Имей уважение к своей семье, приятель, чтобы больше я таких слов не слышал”.

– Простите, сэр! – улыбнулся ничуть не смущенный пламенный. – Так значит, я сказал про своих сладких милашек Ясси, как же типа я их брошу, бедняжек, а тот и говорит – познакомь их с супругой, да и бери, мол, всех с собой младшими мужьями, супруга, мол, вряд ли против будет, только обрадуется. А то ты, Эредан, типа, и с выводком не справишься и готовишь-то, как говно, сосиски с манной кашей…

– Я не говорил про говно! – возмутился Ясси, сверкая глазами, и все засмеялись, а Лэйме заметил:

– Ты всегда говоришь это, милый, только другими словами, – и Ясси растерял от негодования все слова, только пыхтел и прожигал его взглядом.

Тут к Эредану бросился еще один темный и со слезами на глазах протянул руки:

– А я, а как же я, ты меня забыл?

– А с тобой мы разве крутили? – поразился Эредан.

– Каждый день в подсобке рядом с подвалом, – всхлипнул темный, – ты еще мою попку яблочком называл…

– Так что ж ты ни разу на свет не вылез! – воскликнул Эредан и притянул к себе красного и мокрого от слез темного.

Выяснилось, что пару месяцев назад Эредан зашел в ту подсобку за каким-то инструментом и обнаружил застрявшую между полок “голую попку, похожую на бело-розовое яблочко”. Разумеется, пламенный это “яблочко” тут же пощипал и погладил, а когда оно начало призывно крутиться, то и оприходовал. После секса он попытался вытащить обладателя “яблочка” за ногу, но тот развизжался и ввинтился в щель между полок. И Эредан не стал гоняться за столь страстно желающим сохранить свою анонимность темным, но с тех пор приходил в подсобку каждый день в одно и то же время и всегда находил свое “яблочко” на месте.

– Хорошо, я тебя тоже познакомлю с девчонкой, но чтобы о блядстве своем немедленно забыл, найду еще раз где с голой жопой – отдеру прямо по ней ремнем! – сказал Эредан сурово.

“Я же только к тебе, только к тебе, почему блядство”, – разрыдался темный, и все пламенные принялись уверять Эредана, что никакого яблочка в той подсобке ни разу не находили. После этого темного сфотографировали и послали невесте, как кандидата в шестые мужья. И через десять минут пришел ответ, который Эредан всем продемонстрировал: “Милашка! Приводи его завтра к десяти на знакомство, мой ненасытный огненный ящер, но чтобы это был последний, а то родичи засмеют”.

“Отлично, значит до пяти можно натащить! – обрадовались пламенные. – Во живем, братья! Так и верность хранить легко, не то что там было!”

И Лэйме грустно улыбнулся, поняв, что этим словом – “там” – они обозначают теперь Родину. Он отошел к фонтану у бассейна. Когда-то он сам помогал делать и этот фонтан, и заполнять бассейн. Теперь фонтан был обнесен оградкой из оплетенных разноцветных бутылок, в каждой из которых росло что-то светящееся. А у бассейна с одной стороны стоял высокий трамплин, а с другой – горка.

К Лэйме подошел Эйтан, на этот раз не скрываясь, и, молча развернув к себе за плечи, прижался к его холодным губам своими – горячими и крепко сжатыми. И Лэйме почувствовал его Пламя, не яростно выжигающее, как у пламенных офицеров, и не похожее на ледяное, до смертельного ожога, дыхание Бездны, как у Тэргона. Жар низкородного пламенного был подобен теплу костра или камина, и он не убивал, а мягко грел.

– Так ты все же решил не отступаться и стребовать обещанное? – спросил Лэйме с легкой улыбкой.

Эйтан молча кивнул и потянул его в здание приюта, а потом завел в пустую комнату, в которой были письменный стол и кушетка. Лэйме повесил китель на стул. И открыл было рот, чтобы спросить, чей кабинет они собираются осквернить, но Эйтан снова его поцеловал.

И Лэйме почувствовал, как жар чужого Пламени пробежался по его позвоночнику, вызывая дрожь возбуждения. Они упали на кушетку, и Лэйме, оказавшийся сверху, запустил руку под рубашку Эйтана и огладил рельефный живот и грудь, наслаждаясь ощущением всех этих кубиков и перекатывающихся под ладонью мускулов, которыми так щедро одарены пламенные.

Глаза Эйтана оранжево светились в полумраке, когда Лэйме освобождал его от одежды.

– Ты красивый, – хрипло сказал Лэйме, с трудом отрывая от него руки.

Эйтан едва заметно самодовольно усмехнулся, а Лэйме расслабил узел своего галстука, собираясь его снять.

– Останьтесь в мундире, – сказал Эйтан, и Лэйме удивленно замер:

– Это какой-то фетиш на форму?

– Нет, – засмеялся Эйтан и притянул его к себе для поцелуя, – я боюсь не сдержаться и все испортить.

– Пламенные ничего не боятся, – прошептал Лэйме, снова окунаясь в этот жар, столь непохожий ни на то, что было у него на Родине, ни, конечно же, на разрывающую Тьму насильников в плену. У него никогда не было пламенных.

– Конечно, – согласился Эйтан и тут же удивленно вздохнул, почувствовав тонкие водяные щупальца, извивающиеся по его бедрам и заднице. – Здорово!

Жар усилился, и по телу Эйтана побежали язычки Пламени, а Лэйме почувствовал через свои водяные щупальца отдачу. И ему показалось, что Пламя – не смерти, а страсти – пробралось в него изнутри. Он погладил Эйтана по яйцам, а потом приласкал его дырку – пальцами и щупальцами, и Эйтан рычаще застонал ему в рот, отчего у Лэйме дыбом встали волосы, а кожа покрылась мурашками.

– Засаживай, – резко сказал Эйтан и положил руку Лэйме себе на член. – Быстрее!

И Лэйме сжал его мощный ствол, но быстро засаживать не стал. Он входил в полыхающее тело Эйтана нарочно медленно, чуть не по миллиметру, лаская его Водой и заставляя нетерпеливо ругаться и подаваться себе навстречу.

– Тьма, Тьма, – выдохнул Эйтан, когда Лэйме сделал первое размашистое движение, – как же я мечтал о вашем члене в жопе!

– Сейчас ты его получишь по полной, – сказал Лэйме, кусая губы, чтобы не засмеяться.

А потом навстречу ему вспыхнуло Пламя, заставляя забыть и о смехе, и о словах, расплавив в жаре удовольствия.

– Ну, что, повторим? – спросил Эйтан позже, рассеянно перебирая волосы лежащего у него на груди Лэйме.

– Да, конечно, – сказал Лэйме, – дай мне только собрать себя по кусочкам.

– Отлично, сэр, значит повторим свидание через пару дней, договорились! – сказал Эйтан и засмеялся в ответ на негодующий взгляд Лэйме: – Ну, а что, я рассчитываю на продолжительные отношения.

– Ты меня заманиваешь, как зверя, – пробормотал Лэйме и поцеловал его в бицепс. – Но какие долговременные отношения? Разве ты не хочешь срочно обзавестись семьей и пятеркой младших мужей для разнообразных услуг? И поступить этой осенью в академию Мира и Порядка… И совсем скоро получить в руки оружейные амулеты? Не мечтаешь об этом, как твои товарищи?

– Я прекрасно знаю, что хочу, и о чем мечтаю, – ответил Эйтан и сжал Лэйме за задницу. – И торопиться мне некуда. Полицейская академия не сбежит, поступлю в следующем году, если надо будет. А оружейные амулеты я держал в руках всю жизнь, надержался.

И Лэйме подумал, что железобетонная уверенность детей Бездны нисколько не зависит от уровня Силы, и сложно представить себе что-либо, способное погасить огонь их духа – если даже многолетние рабские оковы не сделали этого.

Они вернулись на мальчишник и обнаружили совсем недавно пришедшего Тэргона – бывшие солдаты радостно обступили его, чем-то хвастаясь и называя “отцом-командиром”.

– Коньяк в машине, – сказал Тэргон и бросил ключи парочке тут же умчавшихся пламенных. Тэргон достал из кармана черный конверт и протянул его Эредану: – Свадебный подарок.

Лэйме подошел к Ясси, что-то втирающему своим подопечным-женихам, что-то о счастье.

– Ах, Лэйме, ты весь сияешь… – посмотрел на него Ясси и пошевелил бровками: – Огнем.

Лэйме медленно краснел, видя, как постепенно оборачиваются на него все, находящиеся в саду – и похабно играющие глазами темные, и многозначительно прищурившиеся пламенные. Взгляд Тэргона на мгновение обжег леденящим холодом, и Лэйме прижал ладонь к груди, пытаясь справиться с последствием внезапного и незаслуженного энергетического удара. К нему подошел Эйтан и протянул бокал с вином, загораживая от взора своего командира. И Лэйме, собравшись с силами, благодарно кивнул Эйтану, а потом пошел к Тэргону, намереваясь выяснить отношения, если тот имел какие-либо претензии.

– Простите за этот выпад, Лэйме, – сказал Тэргон, приподнимая свой бокал. – Без предупреждения часто бывает трудно справиться с чувством собственности. Я совершенно ничего не имею против вас.

– Хорошо, – выдохнул Лэйме, напряжение отпускало его. – Ваши извинения приняты. Хотя это больше похоже на прилюдную пощечину с последующим “простите”, Тэргон, никогда не поверю, что вы можете потерять контроль хоть на мгновение. Вам просто доставляет удовольствие мучить меня.

Они говорили под куполом тишины.

– Я мог бы ответить – вы сами меня постоянно провоцируете своим виктимным поведением, – ухмыльнулся Тэргон. – Но, увы, не могу не согласиться – удовольствие потакать своей натуре хоть в столь мизерной мелочи – слишком велико, чтобы от него отказаться. Вам ли этого не знать, Лэйме. Наслышан о ваших подвигах в академии.

– Вам надо было темным родиться, Тэргон, с таким-то желанием совать нос в чужие дела, – сердито пробормотал Лэйме, а Тэргон заржал, убирая купол тишины.

И Лэйме отвернулся от него и нашел глазами рыжее Пламя Эйтана. Недавно Эйтан бросился прикрывать его от высокорангового пламенного – невероятная вещь для того, кто хоть сколько-нибудь знает об орденских нравах. Может быть, это и есть та легендарная верность пламенных, которую Лэйме никогда не испытывал к своей персоне лично?

Комментарий к 76. Мальчишник

https://38.media.tumblr.com/eb5fffd4acf8c09f253d6211ba0ded29/tumblr_na5md4f6t81t1l77no1_500.jpg

визитная карточка с эмпатическим весом в один дейнар:

http://media-cache-ak0.pinimg.com/736x/cc/9b/ff/cc9bff4b90626018970b784bfe2a5358.jpg

========== 77. Летопись начала времен ==========

Мои товарищи нашли какие-то загадочные карты с “темными норами” и страстно спорили об их предназначении, а я, не обращая ни на что внимания, изучал дневник.

Его автором была светлая, жившая в совершенно незапамятные времена – реалии ее мира вставали в моем воображении призрачными, сложно узнаваемыми тенями. И пару раз она упомянула “надвигающуюся завесу Тьмы” и “падение Бездны”. Боги, падение Бездны! Более чем четырехтысячелетняя история Темной Империи сохранила память об этом событии, но не оставила о нем никаких записей – ведь во времена оны Темной Империи не существовало.

По крайней мере, именно такую информацию я вынес из школы, с уроков по предмету “Бытие и начало времен”.

И вот эта ископаемая светлая, автор дневника с цветочками, была явным магом Жизни, и первые страницы своего дневника набивала подробнейшими описаниями какого-то приема, нарядов, садов, внешности соседских детишек, нравов своих родичей и прочим лепетом в стиле Ясси, только сложенном более изысканно – она была вроде как из дворян. Звали ее Лисиэль.

И если вы думаете, что я все это пролистывал так же, как пропускал мимо ушей поток сознания моего милашки, то вы глубоко ошибаетесь.

Во-первых, я так соскучился по Ясси, что все прочитанное журчало у меня в голове его голоском, а ископаемая светлая приобрела его личико. Во-вторых, я пытался себе вообразить тот давно ушедший светлый мир и вычислить, на каком уровне находилось развитие тогдашней техники. Ну, а вдруг правы поклонники древних времен, и до падения Бездны существовало некое, утерянное ныне знание высокой цивилизации?

Впрочем, никакой техники я выявить не смог. Зато как забавен был мир! Вот, например, Лисиэль целую страницу посвятила тому, как пошла на рынок и встретила знакомую “сопровождаемую двумя прелестными юными слугами”, чьим “румяным ланитам” и “крепким чреслам” Лисиэль спела настоящую оду. И после того огорченно прибавила: “какая же жалость, что муж мой позволяет заводить слуг лишь старых, страшных или вообще женщин. Иногда его милая ревность совсем не мила!”

Ахахаха, как представлю себе безмозглую благородную, которой муж что-то там не позволяет, так на смех пробивает.

Знакомая с рынка вскользь упомянула, что “Тьма на Востоке все ширится и проникает в сердца людей”. И Лисиэль в дневнике написала: “как упоительны были вечера на утерянной ныне восточной усадьбе нашей, как дивно пахли травы, здесь такие не растут…”

А на пятой странице Лисиэль решила “завести, наконец, милого ангелочка, сладкого малыша, вот и муж уже не против”. Муж ее был, кстати, водный маг, и порно-песню про их совокупление я прочел с огромным негодованием, живо представляя себе Ясси и Лэйме. А на месте, где она воспевала “его уста, как сладкие яства, его бедра и живот, что сотканы из золота, а глаза – из струй”… Так вот, на этом месте, мне захотелось взять веник и отодрать им призрачных Ясси с Лэйме, чтоб разбежались по дальним углам и подходить друг к другу зареклись.

– Что ты там веселишься? – с любопытством спросил меня Эйлах

– Да вот, нашел порнушку начала времен, – отвечал я с ухмылкой.

И Эйлах закатил глаза, а Никрам и темные сунули носы в дневник. Но быстро утратили интерес: он был открыт как раз на сборище рецептов.

Все древние блюда готовились весьма однообразно: надо было взять слуг и кухарку с собой на рынок, проконтролировать выбор лучших продуктов, а потом отправить кухарку готовить (мне вдруг пришло в голову, что высокородные наверняка и сейчас пользуются таким рецептом).

Лисиэль явно обожала рынок и проводила там кучу времени, общаясь с приятелями. А еще ее жизнь была полна других удовольствий: они устраивали песнопения и танцы в саду, “весело плескались на озере и играли на флейтах” и занимались прочими приятными вещами.

Через сутки после зачатия Лисиэль написала: “боги, какой ужас, я чувствую, что не могу удержать ребеночка в себе, боги, а ведь это же не пламенный, чтоб родиться так быстро, боги, неужели я его потеряю, за что?!”

Интересно, а она что – выводок в себе несколько месяцев собиралась носить? Занятная у светлых физиология, подумал я… А потом вдруг текст словно изменился: я перестал отмечать корявые древние обороты и спотыкаться на нелепых и непонятных фразах. Лисиэль, все так же бессовестно похожая на Ясси, обросла плотью и кровью:

“Я поняла, что он неудержимо покидает мое тело. И тогда я заперлась в комнате и легла на кровать, готовясь отпустить своего умирающего ребеночка и посмотреть на тело того, кому не суждено богами жить. Но как часто нас ждет не тот страх, к которому мы готовы, а еще больший. ОНИ покинули мое тело, и я, взглянув на НИХ, увидела три лохматых дрожащих шара, до краев наполненных шевелящейся Тьмой. Да, мои дети оказались исчадиями… должно быть, я слишком много времени провела на востоке, и тень Тьмы пала на меня, испортив навсегда и искалечив моих детей”.

Она рыдала над своим выводком в спальне, и по ее потоку сознания я понял, что темные выводились тогда у некоторых светлых, попавших под влияние Тьмы. И светлые эти несчастные выводки уничтожали, а их матерей чаще всего изгоняли.

“Я взяла их на руки, и они оказались теплыми и пушистыми на ощупь, покрытыми словно бы мягкой черной шерстью. И они так прижимались ко мне, что я почувствовала – эти бедные, лишенные крыльев, света и всего человеческого, создания меня любят.

Мой благородный муж почувствовал мою боль сердцем и пришел ко мне. И лицо его стало белее снега на горных вершинах, а в глазах заплескались ужас и отвращение.

– Вот наши дети, – сказала я, прижимая к себе теплые исчадия Тьмы. – Они выглядят страшно, но у них есть души, и я чувствую их любовь.

Но мой благородный муж больше не смотрел на них. И он не прикоснулся к ним. Он посмотрел мне в лицо, и я увидела, что ужас в его глазах превратился в льдинки.

– Мы избавимся от них, Лисиэль, и никто не узнает об этом, любимая, – сказал он, и на руке у него завилась водяная плеть. – Никто не кинет в тебя камень.

– Но ведь у них есть души, – прошептала я, – ведь они меня любят…

– Положи их на пол и отойди, – сказал он.

И я поняла, что он все решил и не отступит, и нет смысла его умолять. Но я все равно просила и умоляла – только чтобы он позволил пожить им еще ночь, только чтобы я могла проститься с ними.

– Хорошо, но эту ночь я проведу в атриуме с гостями, – сказал он и вышел, не желая даже соблюсти траур о тех, кого собирался погубить.

– Спасибо, мой господин, – сказала я ему вслед, и меня больше не интересовало, где и с кем он станет проводить свои ночи.

Я долго сидела без движения, а мои дети скакали по всей комнате. Хоть и не умели они летать, но нравом обладали изумительно непоседливым. А когда солнце склонилось к закату, я взяла лютню и стала петь песнь сна всему живому. И от этой песни мягкими теплыми комочками уснули у моих ног дети, затихли слуги в доме и гости в атриуме. Заснул и господин этого дома. Я же взяла корзину с крышкой, в которую собирала когда-то самые нежные цветы, и выложила ее мягким бархатом, и положила туда детей…”

Короче, Лисиэль обчистила дом рода на предмет драгоценностей и денег, снарядила в дорогу какое-то ездовое животное (не ящер! Если прочитать его название вслух, то получалось “быче-лошшадд”) и умчалась в ночь, прихватив с собой корзинку с выводком. Она держала путь на восток, в ту самую утерянную усадьбу, где “так дивно пахли травы”. Насколько я понял, Лисиэль пришла в род своего мужа, но ее не выкупали, а наоборот, бывшие родичи придали ей с собой некоего имущества, в том числе и ту усадьбу. А потом на владения ее рода пала Тьма и надвинулась Бездна, и род ее рассеялся.

“Где еще смогут выжить мои несчастные исчадия, как не на землях, оскверненных Тьмой? – писала она. – Пусть сама я не проживу там долго, но моим пушистым комочкам Тьмы должно быть там хорошо. Сегодня я доставала их, сидя в комнате придорожной гостиницы и обнимала, а они ласкались к моим рукам”.

Потом она немножко погоревала, что не догадалась взять с собой “прелестного юного слугу, да хотя бы и не прелестного и не юного, а верного… кто бы не захотел погубить моих детей, едва их увидев”. Без слуг бедняжке приходилось очень тяжело, деньги у нее как-то быстро ушли (“мне кажется, все меня стремятся обмануть”), а еще приходилось называться чужим именем и “накладывать личину в страхе, что люди мужа нас отыщут”. В одном городке она попробовала продать ожерелье, но ей предложили такую “возмутительно малую цену”, что она ушла, а когда за ней погнались – с трудом смогла ускользнуть, “обманув их соблазнительными призраками”.

“Но скоро настигла меня боль – почувствовала я, что изгнали меня из рода бывшего теперь уже мужа, и силы мои разом уменьшились, а страх и усталость сковали душу. И единственное, что удержало меня на границе отчаяния – память о своем, рассеянном ныне роде. И тогда свернула я в одну из светлых придорожных рощ, и, сотворив алтарь богине Амии, объявила себя главой и единственной представительницей рода. И боги приняли мою кровь, и почувствовала я тонкий ручеек Силы, текущий от земли… Ах, как слаба и беззащитна я стала разом.

Дорога все тянется, и нет ей конца, а дети мои голодают. На земле нашей так мало Тьмы – думала ли я, что когда-нибудь пожалею о том – и им совсем нечего есть. Ранее хватало им моей Силы, а теперь я нахожу самые мрачные и затененные места и выпускаю их там попрыгать и попитаться. Я смеюсь, глядя, как они кувыркаются и кружатся, как ластятся ко мне и хлопают глазками. Да, теперь у них прорезались чистые голубые глазки на мордочках, а еще выросли мягкие хвостики с пушистыми кисточками на конце. Они так смешно ими крутят. Дети кажутся мне теперь такими милыми, и хоть никто и никогда не полюбит моих бедных страшных крошек, но я так надеюсь, что им хватит меня и друг друга…”

В землях, приграничных темным, ее выводок снова стал “проказливым и буйным”, Тьма принялась поддерживать своих детей. “Удивительно, что больше не чувствовала я гнетущей тяжести нависшей Тьмы, более того, казалось мне, что теперь не только я питаю моих детей, но и они поддерживают меня, и магия моя немного восстановилась, и легче стало мне прятаться от зла”.

Путешествие Лисиэль становилось все опаснее “из-за подлых разбойников, низкородных бродяг и богомерзких тварей, расплодившихся здесь и не знающих ни капли любви. Кажется мне теперь, что сгину я во Тьме. В осколке зеркала вижу я свое отражение, нисколько не похожее на благородную даму – грязное, замученное и чуть ли не вшивое”.

А потом она встретила “караван изгнанников, сопровождаемый стражами Ордена. Я нагнала их и увидела несколько десятков телег, заполненных нехитрым скарбом. Сидело там множество низкородных, почти все – маги Жизни и притом женщины. Все они имели с собой корзинки, наполненные комочками Тьмы. И комочки и их родители смотрели на меня разноцветными несчастными глазами, и в тот момент я почувствовала в сердце невыносимую боль, представив себе, сколько ласковых и мягких исчадий Тьмы было погублено. Ведь ясно стало мне, что лишь маги Жизни не решались убивать своих страшных детей…

И как мало супругов отправилось в изгнание со своими оскверненными женами!

Командир стражей, неизвестно каким образом признав во мне благородную даму, любезно приветствовал меня, кинув всего один взгляд на мою притороченную к седлу корзину.

– Куда ведете вы этих несчастных, стражи Смерти, не в объятия ли своей госпожи? – спросила я”.

Оказалось, что большой отряд пламенных под началом “одного из младших лордов рода эль Эраиссэ” отправлялся на границу – сдерживать тварей и усмирять распоясавшихся разбойников. А заодно они сопровождали несколько изгнанников из своих земель, не пожелавших изничтожить народившихся у них темных. Из чувства долга младший лорд решил защитить своих бывших подданных “от ненависти людской и гнева богов”. И отвести их на поселение в какое-нибудь более или менее безопасное место у границы Тьмы. И пока они путешествовали через полстраны, к ним присоединилось еще множество изгнанников.

И тут Лисиэль озарила просто гениальная идея, и она толкнула перед караваном историческую речь. Она предложила всем изгнанникам присоединиться в качестве слуг к своему благородному роду (умолчав, что состоит тот всего из одного человека и выводка). При этом она щедро обещала им покровительство богов, а также возможность жить в хорошо сохранившемся поместье (о состоянии поместья она не имела ни малейшего понятия) и земли в своих владениях в будущем. Одновременно она обращалась к командиру пламенных “с ласковой просьбой” сопроводить их в эти самые владения и помочь очистить “хоть малую часть их от нечистых тварей”.

Речь имела успех. “Благородный лорд эль Эраиссэ с улыбкой согласился очищать тварей, ибо именно в том видел он свой долг и призвание сердца, и все равно ему было, где этому призванию следовать. На лицах же низкородных обреченная усталость сменилась надеждой. И в тот же час организовали мы стоянку, и снова сотворила я алтарь богине Амии, и приняла в свой род множество слуг. И так как были это, в основном, маги Жизни, то в ту же секунду я почувствовала тонкие нити Силы, питающие меня, словно слабые корешки, выпущенные из ствола упавшего дерева… И плечи низкородных расправились, а головы гордо поднялись, и глаза их снова вспыхнули светом и Жизнью. И яснее ясного я почувствовала благословение богов”.