Текст книги "Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)

– Ты служил военным специалистом? – вдруг заинтересовался я.

– Не напоминайте мне об этом, – окончательно скуксился он.

– Не бойся, – сказал я, – никакой казни не будет, если ты и правда не калечил наших братьев.

– Хорошо, – он смешно задрал нос и с осторожностью скосил на меня глаз, – я останусь у вас погостить, благородный Дейрон, но вы уж будьте так добры, уговорите, пожалуйста, вашего друга не бросаться на меня аки волк алчущий.

Мелкий нахальный глупыш. Я рассмеялся и снова потрепал его по голове (он втянул голову в плечи).

Никрам моего порыва не разделил:

– Зачем, Дейнар, просто объясни мне – зачем? Без всех этих твоих безмозглых знаков судьбы и прочей ереси. Поверить не могу, что ты притащил этого храмового соглядатая прямо к нам в дом, что позволил ему находиться рядом с Эйлахом… Зачем? Эта безымянная моль привлекает тебя в качестве наложника?

– Нет, конечно!

– Тогда сними ему отдельную комнату, раз он тебе так нужен!

– Хорошо, Никрам, – согласился я. – Сегодня же попробую снять. В крайнем случае завтра!

Никрам смерил меня подозрительным взглядом.

Мажонка пришлось на всякий случай запереть перед нашим отъездом (мы с Никрамом собирались немедленно приступить к своим цензорским обязанностям). “Это ненадолго”, сказал я мажонку, и тот с бледной улыбочкой ответил: “Вы уж только не забудьте обо мне снова, благородный Дейрон, ведь здесь даже прислуги нет, испорчу вам всю спальню”. Я снова рассмеялся – как же это несуразное создание напоминало мне своими повадками Ясси! Только сильно испорченного. Темные иногда выращивают крошечные деревья в горшочках – режут их и режут, пока дерево не превратится в карлика. Вот и мой Ясси был словно стройный тополек, а этот мажонок – изувеченный карлик в горшочке. “Мое имя Нимо”, – сказал он мне на прощание.

Комментарий к 112. Мажонок

Тем временем, где-то в кровавых подвалах темной Империи Зла:

http://40.media.tumblr.com/d05bbe5d7e74337c7a15e23a65644e2a/tumblr_nhf21zY0WY1t1l77no1_500.jpg

========== 113. ==========

Еще совсем недавно светлое министерство пропаганды находилось в центре столицы. Но теперь там разрослось гнездо проказы, а министерство самовымерло, остались только отряды пламенных на телестудиях и в редакциях. Газеты и журналы, кстати, все эти дни с начала переворота не выходили – очевидно, сложно было выдумать печатный вариант бесконечных концертов.

Мы с Никрамом ехали к главной телебашне, и на улицах было не то чтобы пусто, но как-то очень тихо. Светлые словно замерли в ожидании будущего, изо всех сил пытаясь при этом изображать обычную жизнь. Они были вообще не народом, а самой настоящей мечтой тирана: представляю, как в подобной ситуации повели бы себя темные. Половина страны немедленно впала бы в панику и истерику, а вторая половина принялась бы бузить – устраивать митинги, демонстрации и криминальные разборки. Впрочем… и темные бывают покорными и тихими – вспомнить, хотя бы, тех же южан неблагородного сословия. Благородные у них наоборот оборзевшие. По аналогии, и местные благородные должны бы скоро опомниться и спросить – что за хрень, господа? И что тогда будет делать Тэргон? Сожжет несогласных?

– А как повели бы себя южане, если бы у них устроили непонятный переворот и запретили газеты? – спросил я Никрама. – Если бы в городах расползлись гнезда проказы, а окраинные земли испортились?

– Южные рода не потерпят захватчиков своей власти! – сверкнул глазами Никрам.

– Я не про те рода, что у власти, а про обычные.

– А черни… простонародью – какая разница? – изогнул бровь Никрам. – Что мечом, что об меч.

– А проказа и Бездна? – слабо улыбнулся я: на том варианте высокого диалекта, каковым разговаривали пламенные, “чернь” звучало естественнее, чем “простонародье”.

– То забота благородных, – уверенно сказал Никрам.

На телебашне мы выяснили, что должность пресс-секретаря (гнусное слово!) и орденского цензора все же считалась уважаемой: на наши юные рожи местные эмпаты смотрели с горестным недоумением и обидой. “Магистр издевается, совсем мальчишек прислал, – говорили они за нашей спиной. – Показывает наше место! Пламенные захватили власть, и в следующий раз они пришлют отряд уничтожения. И нас всех сожгут за ненадобностью”. Звуковые щиты светлых эмпатов оказались проницаемы для нас так же, как и темные. Только если к темным мешало прислушиваться шипение, то к светлым – какое-то журчание и шелест. “Нет, зачем же сжигать, он не пойдет на такое, ему это невыгодно, – меж тем продолжала обсуждать нас местная интеллигенция, и говорящему возражали: – Ах, вы не знаете пламенных!”

– А где эти деятели, господа? – спросил я, кивнув на один из экранов. Там как раз показывали клип с моим участием.

– А вам… не понравилось? – нервно заметался тип, к которому я случайно обратился. – Если хотите, можем убрать из эфира.

– Ни к чему теперь, все уже видели, – пожал я плечами. – Да и политике ордена сие творение не противоречит.

Никрам хмыкнул:

– Это уж точно.

По дороге мы с ним обсудили эту самую “политику ордена” и пришли к выводу, что будем разрешать все, что могли бы вообразить на экранах и в газетах Темной империи. И запрещать – соответственно. Такой идиотский клип темным бы точно понравился. Светлые заволновались и принялись в лисьих выражениях выяснять эту самую политику и намерения ордена: “А позволено ли нам будет узнать, в чем заключается…”

– Но почему же нельзя новости? – поражались они. – А ток-шоу? А прогноз погоды? А спортивные новости?

– Это можно, – сказал Никрам, и после его слов повисло двухсекундное молчание. После моих выступлений светлые так не зависали – то ли перед Никрамом трепетали из-за Древней крови, то ли от меня меньше шугались потому, что я никого не убил в своей жизни, как говорил Тэргон.

– Но ток-шоу исключительно на приятные темы, типа кулинарии или, например, о сортах подушек! – сказал я. – Без этих ваших уродов.

Вот теперь и мне удалось произвести впечатление: на меня вылупились, как на говорящую псевдожизнь.

– Подушек, сэр?.. – слабо пискнул кто-то.

– Да, подушек, – твердо сказал я. – То есть, вы понимаете? Только про сладкое, пушистое и веселое. Или занимательное. Про все остальное напишут газеты. А нам надо просвещать народ, как жить рядом с Бездной.

– Но почему нельзя о слугах Тьмы? – воскликнул еще кто-то.

Честно говоря, приличного ответа на этот вопрос мы с Никрамом не знали. Мы вообще не задумывались – почему. Просто потому, что у нас на родине о светлых никогда не упоминали.

– Потому что такова воля магистра и ордена, – сказал Никрам, и все снова немножко помолчали.

– Но что же мы будем показывать, ведь темные упоминаются во всех фильмах? – простонал рядом поросший буйными кудрями тип.

– Новое снимете или старое порежете, – сказал я.

– Как можно! Порезать! – заахали они. – Какое варварство, юноша!

– Боги, на страну пала Бездна и проказа разъедает землю, а вы тут рыдаете о никому не нужном старье, об этих творениях идиотского гения с супами из младенцев! – сказал я. – Есть ли пределы человеческой тупости?

Раздери их Тьма, но я не понимал этих светлых. Этой тупой покорности эмпатов и их попыток держаться за какие-то отмирающие глупости, этого их безмозглого стремления делать вид, что ничего особенного не происходит, кроме досадных разборок между орденом и храмом. Не понимал я и равнодушия пламенных, которых не интересовало ничего, кроме ордена и власти, власти и ордена. Да если бы такая хрень происходила в моем городе и моей стране, я бы уже наизнанку вывернулся! А пламенные, как и эмпаты, цеплялись за то, что на глазах отживало свое время.

Обреченность.

Вот чем пронизано было здесь все, и, общаясь с эмпатами, я ощущал обреченность гораздо сильнее, чем среди беспрерывного горения пламенных. “Того, что было, – не будет более никогда, и не к чему тратить силы на расползающуюся ветошь” – тысячу раз прав был Никрам, и единственное, что мы могли сделать на этой земле, – это найти здесь кого-то для лечения Эйлаха. Ну, и еще спасти, может быть, нескольких светлых милах, рассказав им по телевизору про опасности Проказы.

И именно этим я и решил заняться немедленно: сделать, так сказать, первую образовательную передачу в форме интервью с наглядной демонстрацией. Типа, мы с Никрамом потаскаем съемочную группу по Прокаженному району, попутно демонстрируя разных тварей. Дело в том, что для низкородных светлых эмпатов практически единственным способом борьбы с порождениями и выползками Бездны было обращение за помощью к пламенным. Так что сегодня мы им расскажем, как полезны бывают пламенные, а завтра найдем того пострадавшего от храмовников солдата и сделаем передачу о том, как подлые рабы Тьмы… в смысле, как предавшиеся злу храмовники замучили невинного выходца из народа, чей талант мог бы помочь столь многим!

Никрам согласился с моей идеей, и в результате мы до самого заката шлялись по Прокаженному району и выступали в роли то ли сержантов-инструкторов перед новобранцами, то ли клоунов. “Радужная плесень! – вещал, например, я. – При продолжительном контакте ослабляет естественные энергетические щиты и заражает кровь, постепенно заменяя ее своей грибницей и соками. Погибшие от нее похожи на распустившиеся мясные цветы…” Съемочная группа нервно косилась на зловредную плесень, а ведущий спрашивал, как с ней бороться. “На начальной стадии поможет простейшее заклятие огненного очищения, а в запущенных случаях только Небесный огонь, – отвечал я, а Никрам добавлял: – Сильные эмпаты могут также использовать изгоняющие и очищающие заклятия, но для большинства единственным выходом будет обратиться к ближайшему пламенному полицейскому”.

– Армия тоже поможет, – сказал я, – если попросить.

– Вы так уверены? – спросил меня кудрявый ведущий. – Сомневаюсь, что низкородные эмпаты осмелятся обратиться к стражам ордена. И что получат помощь, – добавил он совсем тихо.

– Обязательно помогут, – горячо возразил я, – каждому нравится чувствовать себя важным и полезным! А в натуре пламенных – защищать слабых.

– По-видимому, нам надо будет сделать цикл образовательных передач “Как расположить к себе пламенного”, – неловко улыбнулся ведущий, а я на секунду завис, таращась на его буйные кудряшки: казалось, те жили своей жизнью, шевелясь сами по себе. Наверняка, какая-то магия! Жаль, невозможно спросить о его стихии. Ведущий вдруг поежился и, взглянув на меня с явной опаской, пробормотал: – Впрочем, я уже догадываюсь – как.

– Вы имеете в виду секс? – спросил Никрам с ухмылкой, и я засмеялся – подлец меня постоянно подкалывал на тему “ледышки и недавашки”, как выразились бы мои любимые родичи. Никрам, естественно, таких слов не употреблял, но смысл оставался тот же.

– Секс, – я посмотрел на Никрама со значением (неужто он думает, что я постесняюсь употребить это слово?), – не может служить платой за расположение. Пламенным важно почувствовать себя именно защитниками!

Уж в пламенных-то я разбирался не хуже, чем в себе, – сколько с ними тусовался еще на родине.

Мы подошли к опустевшему императорскому дворцу, к тому месту, где когда-то было возвышение для клятв. Теперь тут копошились твари, которых мы слегка пожгли, заключив в огненную пентаграмму. Я принялся трепаться об особенностях пойманных нами тварей, а Никрам подошел к пятнам, образовавшимся на месте гибели храмовников. Пятна были красными, так как поросли концентрическими кругами багряной кровянки. Никрам присел и запустил руку в мягкий и хищный ворс.

– Зачем мы пишем кровью на земле, – сказал он тихо, – ведь наши письма не нужны…

Мы с ним все время пытались вспомнить и заставить звучать темные стихи и песни – чтобы потом рассказать Эйлаху. Никрам уверял, что таким образом душа Эйлаха будет помнить, куда вернуться, ведь Эйлах так любил песни.

Но телевизионщики перебили попытки Никрама составить стихи из чужих слов: ведущий подскочил и сунул микрофон ему в морду:

– Вы не могли бы повторить это еще раз, с выражением, господин офицер?

– Нет, – процедил Никрам, и его глаза засветились Хаосом, лишь слегка подкрашенным Пламенем. Действие амулетов кончалось раньше времени.

– На сегодня все, господа, – сказал я.

Позже эта сцена целиком окажется в смонтированной версии передачи. Если бы на территории Темной империи кто-нибудь поймал и расшифровал сигнал светлого телевидения, то несомненно бы решил, что мы с Никрамом передаем некое тайное послание посредством темной поэзии.

Был уже вечер, когда мы возвращались, и первое, что мы заметили на подходе к дому: извивающаяся задница и дергающиеся ножки мажонка Нимо. Беспутный застрял в окне между фигурным украшением и охранным периметром, который я наложил на его комнату. Явно пытался куда-то смыться в наше отсутствие и не преуспел. Что за несуразное существо!

– Вот же подлый лазутчик, о боги, почему вы не предупредили меня, почему не внушили благословенную мысль прибить эту тварюжку при первой же встрече, – сказал Никрам, картинно вздыхая и закатывая глаза.

========== 114. Надежда ==========

– Только не вздумай падать в обморок, – сказал я, выглядывая в окно.

Нимо, в это время пытавшийся сколоть кусок лепнины чем-то вроде пряжки, замер и обмяк. Бедняга попал в ловушку двойного охранного периметра: внутренний слой, настроенный на защиту извне, его пропустил, а внешний, запирающий, сомкнулся у него на талии. Хорошо еще не раздавил или там, не разрезал на две ровные половинки. Все же я не был мастером артефактором, специализирующимся на периметрах, единственное, что я умел и в чем постоянно практиковался, это походные щиты – мощные и непритязательные.

– И куда это мы собрались? – спросил я, за шкирку втаскивая его в комнату. – О чем побежали докладывать своим хозяевам?

– К-каким… каким хозяевам? – он забегал глазками.

– К тем рабам зла, что ты служил ранее и служишь теперь, очевидно! – сказал я, и он вдруг покраснел как помидор:

– Вы думаете, думаете, я добровольно предался злу? Я не хотел! Меня обманули! Да и было ли зло? Если и было, то я ничего плохого не делал, а вы!.. Заперли меня, без еды, без воды! Без… без туалета даже! И не стыдно вам, юноша, глумиться над бедным больным человеком, к тому же, изрядно вас старше!

– Изрядно? – усмехнулся я.

– Да! – выкрикнул он, трепыхаясь и блестя повлажневшими глазками. – Мне уже тридцать, а вам – исполнилось ли шестнадцать?

Я посмотрел на него с изумлением – неужели я и вправду выгляжу таким уж зеленым юнцом? Или это он меня так изощренно поддеть пытается?

– А брату Нергону ты сколько дашь? – спросил я с любопытством.

Нимо перестал трепыхаться и посмотрел на меня с подозрением:

– Лет двадцать, – осторожно предположил он, и я заржал:

– Но почему же мне шестнадцать?

– Это же очевидно, юноша, – он принял важный вид (что выглядело особенно уморительно, так как я все еще держал его за шкирку), – ваша невинность говорит за вас. Конечно, физически вы весьма развиты, и ваша телесная крепость, может, и способна обмануть неискушенный взгляд, но я-то вижу! Ваша аура не запятнана ни смертью, ни жестокостью войны, а столь свойственного буйства в вас настолько мало, что даже ваше Пламя отдает иногда холодом…

Я нахмурился, услышав про холод. Проклятье, надо чаще менять маскировочные амулеты. А еще мне стали внезапно понятны как горестно сведенные бровки эмпатов, узревших такого “цензора”, так и подкаты наших пламенных приятелей, все время норовивших приобнять меня за плечи, – они все держали меня за юного милашку!

– Ладно, – сказал я, – шестнадцать так шестнадцать. Идем ужинать.

Что выгодно отличало наших аристократов от светлых, так это хозяйственность (хотя выборка для сравнения у меня была непредставительная: только Никрам и Лэйме). За время моего отсутствия Никрам не только накрыл на стол (еду мы притащили из ресторации) и даже ничего не разбил, но и умудрился навести подобие темного уюта: нашел где-то вазочки из темного стекла и запихал туда свечей. Приборов на столе было три, и при виде Нимо Никрама явственно перекосило.

– Я, пожалуй, не голоден, да, господа, не голоден… – пролепетал Нимо, ежась под его взглядом.

– Да, поешь лучше на кухне, – сказал я, и на лицах Никрама и Нимо отразилось облегчение.

Впрочем, в гостиную после ужина Нимо все равно просочился: наверное, как и всякий маг Жизни, нуждался в обществе. Мы ничем особенным не занимались, просто болтали и читали: я изучал светлые журналы (с очень подходящим названием “Юный радиотехник”), которые спер сегодня с телебашни, а Никрам листал глянцевое издание для пламенных, непритязательно называющееся “Офицер”. Болтали мы с Эйлахом: пересказывали ему в лицах сказку про мальчика со спичками, для конспирации называя хаоситов просто орденцами. Сюжет постоянно гулял, как и наши мысли.

– И вот орденец говорит: “Несмотря на то, что никакая одежда не сравнится по красоте и удобству с мундиром, иногда все же приходится надевать гражданское. Как с подобными ситуациями справляются самые стильные из братьев”, – сказал Никрам, и я, заржав, заглянул в его журнал. Там был изображен пламенный в песочного цвета пальто, на фоне парадного строя матросов.

Эйлах, сидевший между нами, вдруг тоже проявил интерес: посмотрел на занятную иллюстрацию, а потом закрыл глаза и положил голову на плечо Никраму. Мы неверяще замерли – это было так похоже на проявление приязни! Не может же быть, что он просто решил поспать и спутал Никрама с подушкой. Ведь все это время он нас просто не замечал – но не так, как будто не отличал от столбов или, например, деревьев, а так, как будто нас не было.

– Это, наверное, что-то значит, – сказал я с улыбкой, – что-то хорошее.

– Свойства человеческой души таковы, что даже разрушенная личность собирается вокруг нее заново, – подал из своего угла голос Нимо, – но я бы на вашем месте так не радовался за своего друга, господа. Скорее всего, сохранятся лишь базовые свойства души, а личность соберется другая…

– Дейрон, – сказал Никрам, совершенно каменным голосом, – убери отсюда эту свою тварь, – ресницы у него были влажные.

Я поспешно встал и выволок вяло трепыхающегося Нимо.

– Но… почему? – лепетал он. – Почему тварь? Я же хотел помочь! Объяснить…

– А ты не понимаешь? – нахмурился я. – Неужели эмпатия – это только магическое чувство, не требующее участия ни мозга, ни души?

Он уперся всеми тремя лапами (ноги – в пол, а рука – в косяк), и я остановился.

– То есть вы обиделись? – спросил он с самым искренним изумлением на мордочке. Я молча запихнул его в комнату и захлопнул дверь. Вот же придурок. Тоже мне, эмпат. Эмпатии в нем примерно столько же, сколько было у меня в двенадцать лет.

На следующий день нас разбудили ни свет ни заря: в полвосьмого примчался нервный (еще бы, ехать по прокаженному кварталу) курьер и притащил кристалл с записью окончательного варианта вчерашней передачи.

– Вроде нормально, – сообщил я, просмотрев до конца. – Тональность правильная! Про то, как нужны пламенные в условиях падения Бездны.

– Синяк тебе замазали, – заметил Никрам. – И зуб.

Я хмыкнул и невольно потрогал языком отрастающий зуб. Как обычно: десна зажила раньше, и зуб теперь резался сквозь нее. И ужасно чесался.

– А что, не надо было, сэр? – взволнованно спросил курьер и потеребил блокнотик, куда он собирался “записывать наши замечания”.

Я задумался: с одной стороны, незачем пугать эмпатов бандитской рожей. А с другой, пламенные наверняка ржать будут! И может, опять в драку втянут.

– А какое впечатление произведет на эмпатов, если не замазано? – спросил я.

– По правде говоря, не самое выгодное, сэр, – неловко сообщил курьер.

– Просто ужасное! – воскликнул просочившийся к нам Нимо.

– Ладно, оставляйте так, – махнул рукой я. – И передайте, чтобы готовились к съемкам новой передачи, о пострадавших от храмовников пламенных, – я посмотрел на Нимо, и тот вжал голову в плечи, – ждите нас после обеда.

У курьера были припасены для одобрения еще кристаллы: с передачей про “Супы и супчики”, что-то о животных, а также несколько отредактированных фильмов. Запрещенные места светлые вырезать не стали, а просто заглушили их спецэффектами: музыкой и какими-нибудь летающими лепестками. Получилось даже мило, но мы все равно один фильм не пропустили: там были как-то неправильно изображены пламенные. “Стражи ордена никому и ничего не должны”, – отрезал Никрам.

– Надо еще подобных передач про Бездну произвести, – сказал я, когда курьер свалил.

– И про то, как обращаться к пламенным, чтобы они не смогли отказать в помощи, – добавил Никрам с усмешкой.

– Да! – засмеялся я. – А в качестве экспоната возьмем тех дебилов, что мне зуб выбили. Чтоб больше не завидовали чужой славе.

Никрам заржал.

– Но и для пламенных тоже надо какую-нибудь передачу, как обращаться с эмпатами, – осторожно пискнул Нимо.

Никрам нахмурился, а я вдруг вспомнил Эйтана с его уставом о насилии.

– Отличная идея, пригласим нескольких солдат, и пусть они расскажут свой кодекс о сексуальном насилии, эмпаты увидят, что пламенные не злые, а просто не понимают, и будут меньше бояться, – сказал я.

– Можно сделать в форме диалога, – на лисьей мордочке Нимо появилась осторожная улыбка, – диалог пламенных и эмпатов о сексуальном насилии!

– Звучит оскорбительно, – процедил Никрам, и Нимо взволнованно забегал глазками:

– Но можно же в другой концепции, не оскорбительной для вас, это только рабочее название!

В результате мы сами не заметили, как он увязался с нами и вскоре принялся шнырять по телебашне, везде представляясь моим(!) персональным(!) помощником. Я не стал его прогонять: в конце концов, подобная деятельность соответствовала его загадочному образованию, и он вполне мог принести пользу. А от его возможного вредительства мы были прекрасно защищены пристрастным отношением Никрама, способного прикопаться к самой незначительной фразе в поиске оскорбительного смысла.

Пострадавшего пламенного солдата мы нашли в одном из городских парков – орден пристроил его на непыльную гражданскую работку, испепелять мусор в столичных парках. Естественно, он не стал сопротивляться нашим коварным планам и с абсолютным равнодушием позволил поснимать себя за работой, а потом молчаливо поучаствовал в интервью. Ведущая со слезами на глазах распиналась о несчастной судьбе талантливого парня, которого ждало столь многое, парочка докторов, которых откуда-то откопал Нимо, поделилась чудовищными диагнозами о его текущем состоянии. А сам Нимо, состроив скорбную мордочку, поведал о том, что, к сожалению, служители Невидимого храма не разрабатывали “методики восстановления личности после своих бесчеловечных экспериментов, сосредотачиваясь лишь на бесплодных попытках создать новую личность”. Все были в шоке от его заявления, даже мы с Никрамом удивились.

Судя по всему, мстительный мажонок так сильно обиделся на своих бывших друзей, что в запале вывалил на них такую кучу говна, какую бы не смог навалить весь орден Пламени в едином порыве – пламенным бы просто не поверили.

“Все же я надеюсь, что для нашего брата не все потеряно, – сказал я на камеру, – ведь не может же быть, чтобы не существовало достойных магов разума и Жизни, способных ему помочь”.

Несмотря на то, что задуманная нами передача явно получалась гораздо эффектнее, чем мы предполагали, со съемок мы с Никрамом ушли подавленные: после слов Нимо и докторов надежда на счастливый для Эйлаха исход стала совсем призрачной. Нимо тихим хвостиком скользил за нами, изо всех сил стараясь не привлекать внимания.

А через два дня случилось настоящее чудо.

В тот день мы с кучей приятелей тусовались на телебашне. Совершенно неожиданно юные пламенные отнеслись к делу орденской цензуры как к занимательному развлечению, гораздо более интересному, чем пьянки в ресторациях и публичных домах, так что наша серия передач о Бездне и пламенных перестала нуждаться в добровольцах.

– Господа, к вам дама! – сообщил нам один из местных эмпатов, тараща глаза с непонятным выражением.

– О! Дама! – радостно заухмылялись пламенные, и эмпат с легким поклоном пропустил внутрь любопытно сияющую девчонку – явно мага Жизни.

Надо сказать, что женщин, работающих на телевидении и в газетах, принято было приветствовать разными раболепными движениями: еле обозначенными наклонами головы, а если приветствующий сидел, то надо было делать вид, что из уважения хочешь встать (да не можешь). Именно такие, уже привычные жесты мы с Никрамом и изобразили. Но пламенные вдруг вскочили на ноги и явственно склонили головы, а Румил с намеком ткнул меня кулаком в плечо. Мы с Никрамом переглянулись и тоже встали. Вошедшая была из благородных и, очевидно, приветствовать ее следовало совсем по-другому, чем просто образованных дамочек.

– Здравствуйте, господа! – прощебетала она, пугливо стреляя глазками. Ее аура переливалась золотом Жизни и чистым белым светом разума. Как у Ясси, только белая составляющая была гораздо сильнее.

– Чем обязаны чести лицезреть столь ослепительную красоту, – распалились пламенные и все, как один, оскалились самым любезным образом.

– Меня привело сюда стремление помочь тому бедняжке, что я увидела вчера, – сказала она, прижимая ладошку к сердцу.

– Вы считаете, что для него есть надежда, госпожа? – вздернул бровь Никрам.

Она некоторое время потаращилась на него, а потом растерянно прошептала:

– Какой ледяной…

Никрам внезапно покраснел, а я наконец оторвался от ностальгического созерцания переливов ее ауры и воскликнул:

– Позвольте переговорить с вами наедине, госпожа!

Пламенные вдруг возмутились и попробовали меня от нее оттереть:

– Наедине? Как неприлично, брат! Не обращайте на него внимания, госпожа, он деревенщина!

Она посмотрела на нас с ужасом и нашла глазами Никрама:

– Я думаю, надежда есть, господин офицер, – пролепетала она, – я ничего не могу обещать, но помощь искусного врача вкупе с восстанавливающей терапией магии Жизни может помочь бедняжке… Вы знаете, я дипломированный терапевт, – добавила она с гордостью.

Комментарий к 114. Надежда

Благородная дама, маг Жизни: http://41.media.tumblr.com/8d639d177022c31e0c6204e402a69806/tumblr_nl3lcvValQ1t1l77no1_540.jpg

========== 115. ==========

В принципе, пламенные были совершенно нормальными малолетками: веселыми и не обремененными саморефлексией (я и сам был таким пару лет назад, до того, как встретил Ясси и все завертелось). Но в присутствии благородной дамы они, словно по волшебству, превратились в аффектированных дебилов. А ее заявление про “терапевта” произвело еще более волшебный эффект:

– Столь дивная красота в сочетании еще и с умом, – восклицали они, – ах, как мир выносит такое совершенство! – и прижимали руки к груди: – Я ощущаю такую боль в сердце, прекрасная госпожа, скажите, от чего это? Я чувствую, мне нужна терапия сердца!

Ну, и все в таком же духе. Их бесстыжие манеры пародийно напоминали то, как Тэргон обращался к жене, – из чего я сделал вывод, что это не наши приятели такие придурки, а у светлых такой этикет. Просто наши приятели не обладали еще достаточным опытом и Силой, чтобы любую свою выходку превратить в драматическую постановку, пока у них получались только комедии.

Короче, пламенных было четверо, а нас с Никрамом – двое, и они так непринужденно оттеснили нас своим балаганом от мага Жизни, что мы растерялись. Она, кстати, принимала их похабные увивания вполне благосклонно (даже зарумянилась от удовольствия), только иногда пугливо вздрагивала от слишком резких жестов. Звали ее Кариэль.

– Позвольте облобызать вашу прелестную ручку! – окончательно распоясался Иргон и даже потянулся эту ручку схватить, но Кариэль быстро спрятала ее за спину.

– Ах, развратник, – она отступила и погрозила Иргону пальчиком.

Иргон изобразил сначала, что пытается этот пальчик поймать, а потом – что из его кончика вырвался некий луч и поразил его насмерть. Я посмотрел на Никрама – тот молча бесился.

– Благородная Кариэль, – я снова попытал счастья, – не хотите ли взглянуть на пациентов? У нас их пока двое, хоть передача и была про одного.

– Да! – просияла она. – Я вас видела в той передаче, благородный…

– Дейрон эль Ниорай, – представился я и щелкнул в пламенной манере каблуками.

– …благородный Дейрон, – улыбнулась она, – и после ваших слов, когда я узнала, что вы ищете для бедняжки… для бедняжек целителей – не смогла не откликнуться!

– Пойдемте же, мы с братом Нергоном отвезем вас к пострадавшим! – обрадовался я.

– С удовольствием, – кивнула она.

Пламенные удивительно легко выпустили свою добычу – только Иргон с размаху хлопнул меня по плечу (будь на моем месте эмпат – не обошлось бы без перелома) и воскликнул:

– Все же ты счастливчик, Дейрон!

– Тут ты как никогда прав, брат, – отозвался я. – Вы справитесь без нас сегодня?

– Не беспокойтесь о нас, братья, – заржали они, – мы потрудимся на благо ордена, пока вы наслаждаетесь обществом прекрасной дамы.

Я хмыкнул, открыл дверь, внезапно вспомнил, что по правилам женщину надо пропустить вперед, и замер на полпути, ожидая, пока она пройдет. Пламенные смотрели мне вслед, издевательски ухмыляясь, и на их лицах огромными рунами было написано: “деревенщина”.

Позже я узнал, что подобным похабным образом пламенные лебезят перед всеми женщинами благородного происхождения, независимо от их семейного положения. Это называется “волочиться”, причем волочатся они совершенно бескорыстно: максимум, на что можно рассчитывать с дамой благородного происхождения, это пара выходов в свет. Если же с одной и той же дамой подряд выходить больше, то можно нарваться либо на скандал от ревнивого мужа, либо на проблемы с ее родичами, либо вообще на требование жениться. Последнее для юных пламенных было самым ужасным, женитьбу они полагали покушением на свою свободу.

Пока мы шли к машине, Кариэль украдкой изучала нас по очереди и даже пару раз порывалась что-то сказать, но каждый раз передумывала. Мы тоже молчали, по темной привычке предоставив ей начинать и вести беседу. Я напряженно размышлял о том, как представить Эйлаха, – ведь невозможно же от лечащего врача скрыть суть его магии! Да и вредно, наверное, вдруг это исказит картину и заведет лечение не туда. Сказать, что Пламя Эйлаха было таковым изначально, потому что он родился около границы? И еще – она говорила, что не справится одна, нужен врач. То есть хаоситская природа Эйлаха раскроется еще перед одним человеком! И что потом с этим доктором делать? Держать в подвале резиденции до тех пор, пока мы не свалим из Светлой империи? Какая-то чудовищная неблагодарность. А с Кариэль?..

– Скажите, благородная Кариэль, вы работаете в какой-то клинике? – спросил Никрам.

– Нет, у нас центр Обновления и радости, мы лечим детишек от тревожных состояний, – с непонятным, но явным облегчением защебетала она, а потом вздохнула: – В последнее время таких случаев все больше и больше… А еще мы восстанавливаем взрослых после серьезных травм, я как раз на этом специализируюсь. Мы можем взять пострадавших пламенных ко мне в отдел!