Текст книги "Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 48 страниц)

Боги, спасибо вам за то, что я родился сейчас, а не в орденские времена, а то было бы мое место среди этих дебилов, это как пить дать. Так, что бы им такое выдать, чтоб прониклись завистью и уважением?

– Роботизированные войска – это сила! – заявил я, нагло хлопнув по капоту Тэргонова внедорожника, а потом продемонстрировал им кулак. – Все у меня вот где будут! Ясно? Маршировать заставлю! По линиям переменного молекулярного уничтожения, – последнюю фразу я уже просто так выдал, в порыве вдохновенного бреда.

Впечатленные светлые выдали мне какой-то алкогольной бурды из своих запасов, куски мяса, завернутые в хлеб, и множество шоколадных батончиков. Вот оно, счастье! Я сладострастно вгрызся в еду. Светлые тоже жрали и трепались о “дырках” – мечтали, как завалятся сейчас в ближайший бар и “наберут блядин”. Вот ведь озабоченные, еле двигаются, а туда же. Точно, темные с пламенными друг для друга созданы, и почему боги их разделили когда-то?

Я ухмыльнулся, представив себе, каким бы был наш мир, если бы в древности ордены Хаоса и Пламени поменялись землями. Темные милашечки бегали бы вокруг пламенных с задранными попками, а те бы наслаждались, радостно присовывая всем подряд. А светлые милашки ублажали бы хаоситов… Ну, я не знал, чем светлые милашки были бы для нас лучше темных, по-моему, так они все хороши. Если не принимать, конечно, в расчет мою личную любовь к Ясси. Разве что самим светлым эмпатам было бы с нами удобнее – хаоситы не тянутся отодрать всех подряд. Да, для нас точно не надо было бы придумывать то “Уложение о сексуальном принуждении”, которым когда-то смущал меня Эйтан.

Полчаса прошло и я, распрощавшись со своими жертвами, вернулся на полигон.

========== 32. ==========

***Прозрачная вода

Лэйме набирает полные ладони воды, и та переливается, подобно самоцвету, тонкие струйки скользят меж пальцев, точно так же, как некогда песком скользило сквозь них время.

– А вот смотри, Лэйме, смотри, здесь они встретились, среди волшебного озера, а вокруг летают лепестки роз. Поправишь так, чтоб все волшебно стало? – Ясси протягивает ему очередной набросок и улыбается, а его кукольно хорошенькое личико сияет восторгом и счастьем.

Вода переливается на кончике кисти, и краски текут, обнажая свои оттенки. Легкие мазки ложатся на детский рисунок, и фигуры людей выправляются, воздух струится розами, а вода “волшебного озера” – таинственной глубиной.

– Как ты красиво рисуешь, – выдыхает Ясси восторженно, и Лэйме улыбается:

– Я же маг воды, такова наша натура.

– Нет, ты совершенно особенно, я и во Дворце Тысячи Струй не видел таких прекрасных рисунков!

“Ты просто не смотрел, малыш, а сейчас видишь”, думает Лэйме, но вместо этого говорит:

– Спасибо, Ясси.

И Ясси ласково гладит его по плечу и болтает о том, что его темные приятели не хотят доброго хаосита в герои, мол, добрых хаоситов не бывает, а они же бывают, да? “Не у каждого хватит фантазии, чтобы осмыслить эту идею”, – замечает Лэйме дипломатично, и Ясси смеется: – “Вот и я решил, что надо постепенно! Сказал, что пусть тогда хаосит будет сначала очень жестокий и злой, а потом подобреет от любви. И им понравилось! Правда здорово, Лэйме?”

– Изящное решение, – улыбается Лэйме и прикрывает глаза, наслаждаясь чужим теплом и счастьем. Ему кажется, что он плывет в янтарном свете.

А потом он открывает глаза и смотрит на баночку с водой для краски, и ему внезапно кажется, что он слышит плеск другой воды и в другом времени. Потерянное воспоминание обрушивается на него и затягивает, словно в стремнину.

…Высокородный Тэргон за шиворот тащит его по убогой меблированной квартирке и заталкивает в душевую.

– Раздевайтесь, – говорит он и поправляет перчатки.

– Убирайтесь, оставьте меня в покое, – говорит Лэйме и вытирает слезы, прижимаясь к стене. – Не смейте ко мне прикасаться.

Тэргон смеется, и от его фигуры распространяется невыносимый, сухой жар смерти.

– Если вы полагаете, что мне доставляет удовольствие, – он сдирает с Лэйме его обноски, выкручивает ему руки, хотя Лэйме не сопротивляется, Тэргон просто небрежен. – На вас смотреть противно. И прикасаться. Я привел вас сюда вчера, вы так и валялись в прихожей? Слава богам, хоть под себя не гадили.

Лэйме пытается его оттолкнуть и прикрыться, но получается только жалко цепляться за его плечи. Тэргон поливает Лэйме из душа.

Рубашка и брюки Тэргона становятся мокрыми и бесстыдно облегают – Лэйме видит, как напрягаются его мускулы, все эти рельефы и кубики, которыми так щедро одарены пламенные, он видит даже размер члена Тэргона. И то, что тот почти возбужден.

“Горячо”, – шепчет Лэйме, корчась в углу, он голый, худой и серый; и прекрасно понимает, что и смотреть и прикасаться к нему противно, но знает, что пламенным все равно. Темным было не все равно, они насиловали его, только когда он был сильным и уверенным в себе. Только один раз.

Обжигающая вода становится холодной, она чужая и мертвая, и Лэйме больно от ее прикосновений. “Оставьте меня, оставьте”, повторяет он, но Тэргон не обращает на его слова внимания. Он вздергивает Лэйме за волосы и шипит ему в лицо:

– Возьмите себя в руки, ничтожество, что с вами такого случилось, чтобы гнить заживо? Подумаешь, порвали разок задницу. Неужели в вашем духе нет ни капли достоинства?

– Очевидно, нет, – отвечает Лэйме, – отпустите меня, тварь, ублюдок, предатель…

Тэргон не замечает брани.

– В каждом человеке горит негасимый огонь, и отвергающий его – отвергает богов, и нет греха страшнее, – цитирует он священные книги и встряхивает Лэйме за шею.

И Лэйме сам не понимает, как ему удается вырваться – наверное, Тэргон просто отпускает его.

– Хотел бы я посмотреть, как бы горел ваш огонь, окажись вы на моем месте! – кричит он. – Хотя что я говорю, вам наверняка бы понравилось…

Тэргон складывает руки на груди и прислоняется к стене. Душ лежит на полу и поливает их ледяным фонтаном. От Тэргона несет жаром. Тэргон улыбается:

– Я держал юго-восточную линию фронта, ту, что проходила вдоль Смердящих холмов. Кстати, темные их называли Поющими, вы знали, Лэйме?

Лэйме не отвечает, и Тэргон снова улыбается:

– Меня ударило откатом со всей линии. Я потерял сознание, а очнулся уже в рабских оковах, весь истыканный поглощающими амулетами. В подвале темного рода Арцах. Они держали меня в колодках или на дыбе почти два месяца. Вы, разумеется, представляете, в каких позах. То, что вы испытали однажды, я был вынужден терпеть в многократном размере и каждый день. Они мне говорили, что я буду умирать долго, но не умру, даже когда буду умолять их об этом. Что оставшуюся жизнь я проживу в боли и унижении, что от меня не останется ничего, кроме жалкой дрожащей твари. Несомненно, у них были причины ненавидеть одного из генералов напавшей на них армии.

Тэргон молчит, глядя прямо перед собой, и в этот момент он кажется Лэйме почти похожим на человека.

– Но вы не сломались, – говорит Лэйме, кривя губы. – Ведь в вас горит столь яркое Пламя, что больно смотреть.

– Нет, – говорит Тэргон. – Это не то Пламя. Того Пламени во мне совсем не оставалось, моя магия была отрезана. Это дар богов, негасимый священный дух, что живет в каждом из нас, независимо от стихии. Негасимый никем другим, кроме нас самих. Прикоснитесь к нему, и вы сохраните достоинство на самом дне унижения и боли. Даже если спасения не будет, достоинство останется с вами.

– Я пытаюсь держаться за свою гордость, но ее уже нет, – Лэйме обнимает себя за плечи и смотрит, как мутная вода собирается воронкой у стока.

– Все, за что вы пытаетесь держаться – это никчемная спесь, – говорит Тэргон холодно и снова цитирует: – И она ломается под вашими пальцами, как засохшая грязь на болоте.

– Да вы знаток классической поэзии, – зло шепчет Лэйме. – Как же так получилось, что простили своих мучителей и верно служите им теперь, предав Светлые земли?

– Их было легко простить, я простил всех, когда они сгорали, искренне сожалея о содеянном, – смеется Тэргон.

– Как это?

– Меня выкупил высокий род Ллоссарх, гораздо более знатный, чем пленившие меня. И когда я выздоровел и согласился войти в род Ллоссарх, то наряду с прочими договорами, я получил возможность вызвать на дуэль своих обидчиков. Мне сказали лишь, что я могу убить не больше десяти старших того рода. Осталось совсем мало, – Тэргон, ухмыляясь, демонстрирует три пальца. – Мне надо тщательно думать над следующим выбором.

– Значит, вы продали Родину за месть, – говорит Лэйме.

– Это был лишь приятный бонус, – фыркает Тэргон. – А теперь, раз вы наконец чисты, настало время провести одну процедуру.

– Какую? – шепчет Лэйме, с унизительным страхом следя за тем, как он выключает душ и достает полотенце.

– Я выжгу темные печати, – говорит Тэргон. – Вам станет лучше.

И огненная пытка, следующая за этими словами, ломает Лэйме почти так же, как то насилие в плену. “Слаб человек, не горящий Пламенем, и я даже не знал, насколько”. Лэйме больше не пытается умереть, не двигаясь с места. Он послушно встает по утрам, умывается и надевает одежду, которую принес ему Тэргон. Но время и память изменяют ему так же, как до того изменял самоконтроль. Короткие минуты и долгие часы пропадают для него, и сцена в душевой стала одной из тех, что он забыл…

– Лэйме, что с тобой? – Ясси тревожно заглянул ему в лицо и погладил по голове.

И Лэйме поднял на него глаза, словно вынырнув из глубины:

– Ничего, Ясси, просто вспомнил то, что забыл когда-то.

Ясси хотел ему что-то сказать, но внезапно замер, прислушиваясь. А потом его личико озарилось радостью:

– О, это Дейнар приехал!

И Лэйме слабо улыбнулся его радости, в который раз удивляясь, как адепт смерти и темного Пламени умудрился стать центром вселенной для маленького мага Жизни. Противоестественно.

В гостиную вошел Дейнар. Юное его лицо хранило следы смертельной усталости, а аура – безжалостных ожогов. Силы в нем практически не оставалось.

– Дейнар, бедный, что с тобой сделали! – Ясси бросился к нему, и Дейнар подхватил его на руки, с размаху падая на диван.

– Да ничего, милашка, отлично потренировались, – засмеялся он, зарываясь лицом в волосы Ясси. – Учитель прикольное проклятие показал.

– Какой узнаваемый стиль во всем, не исключая и преподавания, – негромко заметил Лэйме.

Дейнар посмотрел на него с ухмылкой, и Лэйме вздрогнул: на мгновение показалось ему, что в глазах мальчишки-хаосита мелькнул отблеск того негасимого огня, о котором когда-то говорил Тэргон. Того, что горит в любом человеке, независимо от Силы.

Нет, только в том, кто стоит на стороне света, подумал Лэйме, ведь всем известно, что боги отвернулись от темных. А значит – не могут даровать им огонь своего духа. Темные боги, твари вылезшие из Бездны, не способны на это.

========== 33. ==========

Тэргон гонял своих солдат фантомами – наводил тонкие динамические проклятия, похожие на мое коронное, но явно не такие мощные. И к тому же управляемые. Вот это круто! Мне бы такое умение пригодилось. Я представил, как мои многомерные лезвия, послушные, словно бытовые заклятия, кружатся вокруг коллективного щита светлых, сдирая слой за слоем. Они бы у меня поплясали!

– Дейнар, ваша битва доставила мне истинное удовольствие, – сказал он. – Динамическое заклятие второго уровня! Впечатляет.

– Спасибо, учитель, – буркнул я, невольно краснея и растирая запястье (то все еще ощущалось онемевшим после “битвы”).

Наверное, Тэргон наблюдал за нами давно. И решил остановить, только когда стало окончательно ясно, что я слился.

– Скастуйте плетение Сути Хаоса, но вложите в него как можно меньше Силы.

Суть Хаоса! Вот как, оказывается, называется мое единственное боевое проклятие. Подходит. Я поднял руку и сосредоточился, пытаясь дозировать задрожавший от ярости Хаос, как я делал это с бытовыми заклятиями. Но тот вырвался с ощутимым ревом и скрежетом, по дороге вывернув мое нутро болью. Проклятие, вращаясь и сверкая, полетело в сторону двух светлых – последних из тех семи, с которыми я схлестнулся недавно.

Клянусь всеми богами, я не направлял его на них! В тот момент мне показалось, что моя стихия изменила мне, обретя собственное сознание. Как будто внутри меня поселилась псевдожизнь. А еще я понял множество вещей одновременно – и что светлые не смогут от него закрыться (всего двое и уже почти без Силы), и что я не смогу вернуть его назад, и что Тэргон наверняка меня сожжет за убийство. Я все равно потянулся вслед, тщетно пытаясь взять контроль над проклятием.

Все это почти не заняло времени – я даже не закончил выдох, когда проклятие оказалось около светлых. Они успели поднять глаза на свою смерть – как я думал.

А потом перед ними вспыхнул огненный щит и свернулся под ударом моих лезвий. Полыхающее и завывающее месиво Пламени и Хаоса рванулось в сторону от людей и взорвалось, выбивая в земле глубокую воронку. Над ней вспучился горящий багровым клуб дыма, похожий на гриб.

Тэргон поймал мое взбесившееся проклятье и разрядил в безопасном месте .

– Боги, – прошептал я.

– Вы потеряли контроль, – бесстрастно заметил Тэргон.

– Я никогда его не имел над этим! – воскликнул я. – Оно просто вырывается и несется убивать.

Глаза Тэргона полыхнули синим Пламенем:

– Того, кто научил вас и не показал, как управлять, следует сжечь заживо, предварительно посадив на кол!

Я решил не сообщать ему, что освоил полезное умение во время уроков с Эйтаном. Мало ли.

– Меня никто не учил этому, просто однажды оно получилось само. Из лезвий.

– Вот как, – он ухмыльнулся, с интересом меня разглядывая. – Какое эпическое изобретение велосипеда. Да вы истинный талант, Дейнар!

– Я правду говорю, сэр, я сам! – обиделся я на велосипед.

– Я тоже не шучу насчет таланта. Займемся пока чем-нибудь безобидным.

Оставшееся время мы практиковались в “кастовании Призраков Бездны”. Это были небольшие дрожащие проклятия, творимые еле заметными движениями руки. Тэргон мог произвести их целый рой буквально за секунды. А потом на что-нибудь натравить. На моих глазах эти его Призраки изгрызли большой валун до состояния каменного кружева – как самый настоящий пчелиный рой, только гораздо злее. Мои Призраки получались слишком крупные. И тупые – едва родившись, они со злобным воем уносились куда попало и лопались.

– Что за мясницкие жесты и топорная постановка руки, – цедил Тэргон. – Вы же среди темных росли. Мягче двигайтесь. И четче в каждом жесте. Я сказал – четче, а не как будто курицу мечом рубите!

Вот проклятые светлые, совсем меня замордовали, Эйтан непрерывно ругался на “темные финтифлюшки”. А Тэргон наоборот! Я взмок и дрожал, как полудохлый эмпат – с непривычки я тратил на эти призраки слишком много Силы, а попытки ими управлять заставляли мозги плавиться. Никогда еще не ощущал себя настолько бездарным, всю жизнь у меня не было проблем в овладении и контроле над магией.

– Это боевые плетения, их суть совершенно иная, чем у бытовых. Истинная природа Хаоса – смерть и бесконечная энтропия, – сказал Тэргон. – Поэтому ими так трудно управлять.

– А почему Эйтан говорил, что жесты должны быть чистыми и резкими, без темных завитушек? – выдохнул я после того, как очередной призрак не лопнул, а принялся послушно долбиться в валун. Прогресс!

– Завитушки вам действительно ни к чему. Но манера низкородных вам также не подходит, несмотря на происхождение, – улыбнулся Тэргон. – У низкородных узкий канал Силы, поэтому они ее призывают с таким размахом. Для нас важнее искусство контроля. Стоит его ослабить, и стихия рвется по слишком мощному каналу, сжигая и искажая все на своем пути. Самые сильные маги, умирая подобным образом, обращали целые куски пространства в небытие. У нас считается, что такая смерть – самая достойная для офицера в том случае, если враги побеждают. Увы, к моменту победы врагов у приличных офицеров уже не остается сил на последний фейерверк.

– Круто, – не нашелся я с более умным ответом. Как же хорошо, что удалось отвязаться от армии – военные все же совсем психи. Самое печальное, что это их боевое безумие становилось мне близко и понятно. Всего лишь после пары часов на полигоне!

– Отдохните, – сказал Тэргон и ушел к своим солдатам.

Я сел на корягу и принялся грызть один из подаренных светлыми шоколадных батончиков. Честно говоря, за те полчаса, что дал мне Тэргон недавно, я восстановился едва ли на десять процентов. А теперь был опустошен снова, и Сила не спешила возвращаться ко мне, как бы намекая – сколько можно издеваться!

Светлые с гоготом бомбили файерболами неизвестно как забредшего на полигон кролика. Вот идиоты, неужели я был бы таким же на их месте?

– Вы бы никогда не оказались на их месте – родились бы вы хаоситом двести лет назад или пламенным в Светлых землях сейчас. Скорее всего, вас выкупил бы благородный род еще в детстве, как у нас всегда поступают с сильными магами. Раньше у вас тоже так было, – сказал незаметно подошедший Тэргон.

Я вскочил. Он что, мысли читает?!

– Ваши мысли читать не составляет никакого труда, – засмеялся Тэргон. – Они написаны на вашем лице крупными рунами.

Забавно, я сам привык угадывать мысли и эмоции по лицам людей, но никогда не задумывался, что кто-то будет проворачивать такую штуку со мной. Надо будет потренировать перед зеркалом ледяную морду в стиле “я Террион Великий, вы все чернь”. Как у любимого учителя.

– Хорошо, что теперь у нас не выкупают сильных магов в детстве! Представляю, что было б, если бы меня купили. Никакой свободы! – заявил я.

– Вполне возможно, – улыбнулся Тэргон. – В жизни высокородных мало привычной вам вольности. Впрочем, в жизни слабых настоящей свободы совсем нет.

– Вы имеете в виду заклятия подчинения на ваших солдатах и злобных магов разума? – спросил я с интересом, радуясь, что он сам вышел на занятную тему.

Тэргон вспыхнул. Буквально – по его фигуре побежали синие язычки Пламени, а лицо потемнело от гнева. И что я такого сказал?!

– Да уж, – процедил Тэргон, – кто знает, какими бы стали эти недоумки, если бы их не искалечили оковами разума в юности.

– Но почему вы позволяли делать это? – снова не сдержал я любопытства. Его гнев, хоть и не направленный конкретно на меня, болезненно жег мою ауру. Вот что значит – остаться без Силы.

– Невозможно быть уверенным, – сказал Тэргон, – Магию разума не видно, она не похожа на рабские оковы. Она опутывает сознание, изменяя его так естественно, что мои случайные мысли превратились в подозрения лишь здесь. Когда разум моих солдат начал съезжать так явно. Ничтожные твари так давно проникли в наш орден, что мы не заметили принесенной ими проказы.

И, глядя на его застывшую улыбку, я вспомнил слова Лэйме – “предатель так ненавидит Родину”…

– Вы и вправду ненавидите? – выдохнул я.

Он медленно перевел на меня взгляд:

– Как вы себя чувствовали, Дейнар, когда готовились умереть от рук тех, кто бесконечно слабее вас?

– Как дурак, – буркнул я, напряженно размышляя. Голова кружилась и трещала, словно я пытался управлять десятком Призраков. Я осторожно (чтоб не взбесить) спросил: – Вы больше не чувствовали себя хозяевами в собственном ордене? Контроль уходил от вас, и вы оказались в окружении невидимых врагов? Но не темных, иначе бы вы не пришли в темный род? Кто же ваш враг, Тэргон, и почему вы согласились помогать мне?

– Тот, кто сумел задать вопрос – уже почти знает ответ, не так ли? – холодно сказал Тэргон, и я судорожно вздохнул – боль от его Пламени становилась все менее переносимой. Но я подумал, что смогу выдержать этот разговор еще немного.

– Тогда ответьте мне на вопрос, который я не знаю, как задать, учитель.

– Вы знаете, как погас Хаос, Дейнар? Он не ушел медленно и естественно, как уходит время. Он был вырван из нашего мира с мясом, как бывает только от ритуалов, меняющих основы мира. Адепты Хаоса погибли в течение пары дней, и, покидая их, Хаос выворачивал их тела наизнанку.

Я почувствовал тошноту – не физическую, а такую, будто моя стихия пыталась выйти из меня. Но у меня совсем не было сил, чтобы призвать или удержать ее.

– Какие же ритуалы меняют основу мира?

– Их много, но по сути это лишь вариации одного. Добровольная жертва. Каждая маленькая, принесенная в дар жизнь чуть-чуть сдвигает наш мир. Я не теоретик высшей магии, и не могу сказать – почему. Но не надо быть великим ученым, чтобы понять, как значительно ваше возвращение.

– Мир возвращается к точке равновесия, – сказал я. – Как шарик в лунке. Или маятник.

– Если это маятник, то нас ждет откат, сравнимый с падением Бездны, – заметил Тэргон.

– Вас? Светлые земли? Конечно, кому бы еще понадобилось погасить Хаос. Темные на это неспособны, – сказал я, напряженно вглядываясь в его лицо. Тэргон казался невозмутимым, но я слышал возрастающий рев Пламени. Или, может быть, это я терял последние физические силы. Наверное, надо было уходить, пока не сгорел.

– Если бы я хотел навсегда погасить темное пламя Хаоса, погасил бы и его светлое отражение, истинное Пламя, – сказал Тэргон, рассеянно улыбаясь.

“Почему это вы – истинное!” – подумал я с возмущением, но не нашел времени его выразить. Гораздо важнее было понять. Я закусил губу и почувствовал теплую струйку крови, текущую по подбородку.

– Вы полагаете, что те, кто невидимо захватил власть в вашем ордене, уберут вас так же, как убрали когда-то нас? Но почему же они не сделали этого, раз они такие изощренные маги?

– Пока существуют темные.

– А потом исчезнет Тьма, погаснут Хаос и Пламя, и настанет рай на земле, – сказал я, кривя губы. Это был девиз Светлой империи. “Нет чистоты, пока мир пятнает грязь, нет рая, пока существует Тьма”. – Вы и правда считаете нас грязью?

– Я знаю, что существует грязь и проказа, хоть и не понял еще, кто они, но я выжгу ее. Всю, до последней ее споры.

– Предварительно посадив на кол? – слабо улыбнулся я.

Тэргон засмеялся:

– С вами приятно разговаривать, Дэйнар, вы ловите мысли на лету.

– Вы были очень убедительны, заставляя меня думать в этом направлении, – прошептал я, отступая.

Находиться рядом стало совершенно невозможно, мои щиты давно сгорели, а теперь тлела аура, оставляя ожоги на коже.

– Вы ощущаете сейчас, как полыхает в вас негасимый огонь духа? – спросил Тэргон с интересом. – Ведь вы не покоряетесь мне даже на грани физической смерти. Чувствуете истинную свободу?

– Чувствую себя головешкой, учитель, спасибо, что спросили, – пробормотал я, отступая еще дальше.

Тэргон развеселился:

– До свидания, Дейнар, передавайте привет Лэйме.

– А когда следующий урок? – взволновался я.

– Во вторник, в это же время.

Тэргон ушел, а я бессильно опустился на землю. В кармане нашелся последний шоколадный батончик (на следующий урок надо их взять как можно больше!), и я жадно в него вгрызся, пытаясь собраться. Что я сегодня узнал? Очень много всего, но я не могу сейчас об этом думать. Я должен вернуться домой, к Ясси, и отдохнуть. А подумаю потом.

Забавно, Террион Великий говорил о несгибаемом мече духа, Тэргон – о негасимом огне. А то, что я ощущал в себе сейчас, то что давало мне силы, когда ничего другого не осталось – было похоже на пушистый шарик янтарного света глубоко в груди. Похоже на Ясси. Наверное, это потому, что я не воин. А может, потому, что я слишком люблю Ясси, а Террион, как и Тэргон, явно любили что-то далекое от одного обычного человека. Например, орден или род. Или Родину. Или власть. Может, это было естественно – ничто не вечно, люди уходят, власть утекает, орден может исчезнуть вместе с твоей стихией, а Родина и род – предадут. Но сейчас я ощущал, что янтарный шарик, похожий на Ясси, останется со мной всегда. Не знаю, было ли это истинной свободой, о которой говорил Тэргон.

Рядом со мной остановился пикап, и оттуда выглянул Эйтан:

– Эй, Дейнар, тебя… вас подбросить?

Рядом с ним сидел еще один светлый (яростно-рыжего оттенка) и ухмылялся.

– Ну, подбрось. Но в следующий раз обратишься ко мне на вы – получишь по роже.

Эйтан заржал, и они помогли мне загрузить мотоцикл в кузов. На самом деле это было поразительно. То, что они мне помогли. Темные будут увиваться вокруг вас на пике силы, но никогда не протянут руку в слабости. Может, для светлых такое естественно. Ясси вот тоже всегда жаждет помочь.

Я устроился на заднем сиденье пикапа и закрыл глаза, думая о своем милашке. Как он меня встретит и обнимет. Сегодня я не смогу порадовать его попку, разве что он сам захочет овладеть мной. Но Ясси почему-то никогда этого не делал.

========== 34. ==========

Как все же прекрасно, когда дома тебя ждет много вкусной еды, а также ласковый и заботливый милашка, жаждущий накормить тебя этой едой чуть ли не с ложечки. С Ясси так легко было расслабиться и позволить за собой ухаживать. И не думать – не будет ли это расценено, как слабость. Раньше я воспринимал подобное как само собой разумеющееся. Ну, в конце концов, мы же партнеры, а партнеры должны заботиться друг о друге. Но сейчас, впечатленный бескорыстной помощью пламенных – в той ситуации, когда темные просто прошли бы мимо, сделав вид, что ничего не заметили! – сейчас я задумался о светлых.

Я вспоминал, как Лэйме отважно бросался на смертельно опасную для него псевдожизнь. Как Тэргон возился со своими солдатами, хотя очевидно же, что пользы ему от них никакой – он один стоит тысячи таких. Как защищал Лэйме (от меня!) мой Ясси, хотя и думал на тот момент, что я привел в дом его соперника. Как беспокоился обо мне Эйтан и совал в зубы фляжку с “энергетическим эликсиром” (содержание спирта не менее шестидесяти процентов). Как старался ради ненавидящего его Лэйме Тэргон.

Светлые на самом деле были другие, и в этом участии к павшим они были мне ближе, чем мои соплеменники. Я никогда не испытывал этого темного отвращения к слабости других. Может быть, потому что они мне все казались в равной мере слабыми и подверженными влияниям, изменчивости и страхам – даже самые сильные из них.

Но почему же светлые, такие благородные и самоотверженные друг с другом, считали нас недостойными существования? Я мог еще понять такое отношение к хаоситам – в конце концов, всю историю существования ордена мы были лишь боевыми машинами уничтожения. Как и пламенные. Но чем им мешают темные, эти трепетные, похотливые и любопытные милашки? Кем надо вообще быть, чтобы захотеть их извести с лица земли – всех, до одного, словно грязь? И кем надо быть, чтобы положить на алтарь мага Жизни, похожего на обнаженную душу мира. Даже мне, не-эмпату, такие злодеяния казались чудовищными.

Я взбодрился, съев “совершенно чудный луковый суп” и “биточки в особом соусе, ты не догадаешься, Дейнар, из чего”. Я догадывался, из чего Ясси готовил все свои салаты и приправы “по невиданному рецепту” – использовал не по назначению сорняки, обрабатывая их каким-то хитрым светлым способом.

– Наверное, этот соус был сделан из манны небесной, которой питались раньше лишь боги, но теперь ты похитил их рецепт, милашка, – сказал я, и Ясси захихикал, краснея.

Лэйме поперхнулся и закашлялся.

– А сейчас – воздушный зефир и чай из луговых трав! – сообщил Ясси, убегая на кухню.

– Полагаю, вы предпочли бы спиртное, Дейнар? – заметил Лэйме с непонятным выражением – то ли заносчивости, то ли превосходства. Нагло, короче, сказал.

– Тэргон тир Ллоссарх передавал вам привет, Лэйме. Полагаю, скоро он выразит желание проверить результаты вашей трудовой терапии, – сказал я и улыбнулся, увидев, как спесь на его лице уступила место бледности и задавленному страху.

– Иногда вы поразительно любезны, Дейнар, – прошептал он, а я с неудовольствием отметил, что опять перешел на вежливую форму речи. Да плевать! Смысл себя насиловать и грубить в ответ на его лисьи любезности. Буду обращаться к нему, как душа ляжет.

– Кстати, давно хотел спросить вас, высокородный Лэйме, – начал я, и при слове “высокородный” Лэйме дернулся, как от пощечины. Вот что вежливость животворящая с людьми делает! – Встречаются ли среди светлых еще не-эмпаты, кроме пламенных?

– Нет, больше никто не лишен этого дара. А почему вы спрашиваете?

– И маги разума?

– Маги разума – это осознавшие себя и свою природу маги Жизни, – слабо улыбнулся Лэйме. – Это самые чистые и бескорыстные существа, которых только можно представить. И сильные. Вы не представляете, что значит для магов Жизни пойти путем разума. Это все равно, что для вас – понимать чужие чувства.

Я хмыкнул, переведя взгляд на вбежавшего со сладостями Ясси. Мне хотелось спросить Лэйме, что он думает о зловещих подозрениях Тэргона, но я предполагал, что он мне ответит (“Предатель так ненавидит Родину…”).

– Ты тоже так думаешь, Ясси? – улыбнулся я, принимая из рук моего милашки чашку чая. – Что маги разума – самые чистые и прекрасные существа из рода людского?

– Самое прекрасное существо из рода людского – это ты, Дейнар, – захихикал Ясси, хитро шевеля бровками и сияя.

Я опустил глаза, покраснев от его похабных намеков. Так… о чем я вообще его хотел спросить?

– Но ты ведь встречался с магами разума, Ясси? Как они тебе показались?

– Только с одним, – вздохнул Ясси. – Он был из благородных. Очень умный, а свет такой, что душа поет от восторга!

– И о чем же вы говорили? – спросил я с любопытством.

– Ни о чем особенном… Он меня спрашивал о жизни и хвалил. За то, что я такой смелый и еду на войну. Сказал, что темные призывают демонов Бездны в свои машины. И что душа света низвергнет их обратно. И что моя служба непомерно высока и почетна, и если пламенные – лишь слуги света, то маги Жизни идут на войну, как по прямой дороге в Небесную свиту. И мне тогда стало почти не страшно. Я же очень боялся идти на войну.

Брови Ясси поднялись грустным домиком от этих воспоминаний, и я обнял его. И посмотрел на Лэйме:

– Как благородно. По прямой дороге в Небесную свиту.

– Любой светлый с радостью пожертвует собой на благо Родины! – вспыхнул Лэйме.

– По вам видно! И что же этот маг разума жертвовал не собой, а вчерашним школьником? Наверняка, он смог бы оживить не пару, как Ясси, а пару десятков боевых роботов.

– Откуда вы знаете, какова была роль того мага разума! Может, он и призвал эти десятки!

– А вы знаете?

Лэйме сжал губы, глядя на меня с бессильной злостью. Насколько я знал, именно это чувство люди называют ненавистью, и, если судить по Тэргону, я вполне способен его испытать. Сильные маги живут долго (если благодарные современники не прибьют до срока), и, несомненно, мне будет, кого ненавидеть.

– Как можно, Дейнар, ведь магов разума – единицы, ими нельзя рисковать! – вдруг воскликнул Ясси. – Нет, нет, это настоящее кощунство…

– Конечно, милашка, – сказал я, зарываясь лицом в его пушистую макушку. – Ты как всегда абсолютно прав. Занятно, как легко искренняя простота обнажает истину, не так ли, Лэйме?