Текст книги "Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 48 страниц)

– Какое благородное безумие! – восхитилась Тиона и раскинула руки в стороны, явно прислушиваясь к эманациям Тьмы. – О, да, это будет поистине эпично, Дейнар.

– Так и поступим завтра, – припечатал Никрам. – Надеюсь, к тому времени Инссар совладает с недостойной высокородного слабостью.

Уже в храмовом зале, облюбованном нами под резиденцию, мы с Никрамом подошли к мрачно сидевшему над дневником путешествия Эйлаху. И я положил перед ним записки Лисиэль.

– Причастимся к древней мудрости, брат? А то в прошлый раз я так и не дочитал.

И глаза Эйлаха вспыхнули маньячным блеском книголюба.

– Давай! – обрадовался он и улыбнулся, явно прощая нам нашу выходку.

Комментарий к 79.

Инссар в парадной рейнджерской форме:

https://40.media.tumblr.com/3955358850d0c3713b3f08ca225c9ae0/tumblr_n4f05wo1TY1t1l77no1_400.jpg

========== 80. ==========

“Поместье мое сохранило свою прелесть, даже утонув наполовину в хищном лесе, – писала Лисиэль. – Все так же гордо вздымал свою главу Священный Холм, все так же белы были стены, и даже постройки почти не разрушены. Мы очистили от зарослей главную усадьбу и прогнали свившую там гнезда нечисть. И мои люди радовались удаче вместе со мной, мечтая наладить хозяйство в затемненных землях. В конце концов, Тьма на плодородие злаков в дурную сторону не влияла, скорее наоборот… Да и разве столько магов Жизни, собравшихся в одном месте, не смогут обустроить Сад? А нечисть изведут наши благородные воины!

От избытка Тьмы дети наши ожили и носятся подобно мартовским зайцам, забегая даже на опушку леса, полного тварей. И нет никакой возможности их удержать. Слава богам, что тварей они, по-видимому, чуют, так как вглубь леса не идут”.

Выяснилось, что я совершенно зря боялся описаний разврата с пламенным: на многие месяцы заметки Лисиэль стали редки и коротки. Она писала об укрепляющемся поселении и очищенных территориях. Была большая запись о том, как из леса на них напала “стая омерзительных тварей” и убила двух людей и семь комочков, как все рыдали на похоронах. “Выводков Тьмы становится все больше, словно мои слабые слуги не в силах удержать в себе чуждую магию. И более не властны они над тем, рожать им или не рожать, – тревожилась Лисиэль. – Когда мы собираемся на молитву в бывшем парадном зале, то дети наши темным шевелящимся ковром покрывают весь пол и скачут по стенам. И среди них носятся бесхвостые ярко-белые шары, во всем похожие на обычных пламенных, лишь Пламя их холоднее льда. В сердце моем не угасает надежда, что все они переродятся в людей, как перерождаются и пламенные”.

Руны Лисиэль потеряли изящную затейливость, но стали более емкими, свидетельствуя о возрастающей Силе. И о пламенном лорде она упоминала удивительно скупо.

– Неужели не сложилась любовь. А какие сильные дети были бы, – грустно вздохнул Инссар. Он очнулся от Никрамовской анестезии почти сразу и теперь читал дневник прародительницы с нами.

– Может, наоборот! Не желает разменять разгорающуюся любовь на слова! – воскликнула Тиона.

“Огонь моей любви жарче солнца, – написала Лисиэль через год, – полыхает она страшнее лесного пожара, и никогда не греет она, но сжигает дотла каждый день и каждую ночь”. А еще через пару дней: “дети Таэгреда получились такими же большими и сильными, как и мои первые, и среди них три ледяных пламенных и один темный шар. Пламенные скакали по моим плечам, как будто кусаясь, а темный ластился к ладоням, когда вошел ко мне Таэгред. И я посмотрела на него с тревогой – не питал ли он тайной надежды, что они не будут тронуты Тьмой?

Но он улыбался и обнимал меня, подставляя руки нашим кусачим детям и гладя темный шарик.

– Мечта моя исполнилась и отныне ты полностью принадлежишь мне, невзирая на все законы рода, – сказал он, и жаркий огонь страсти полыхнул в его глазах и сердце мое оплавилось. – Я счастлив, владычица души моей, и не прошу у богов счастья большего”.

Дело было в том, что они так и не стали супругами: Лисиэль, естественно, не могла покинуть свой род, а пламенный лорд – свой, так как, являясь главным защитником поселения, не мог себе позволить утратить часть сил.

Еще через год они достроили форт и закончили первый периметр по границе очищенной земли, и их дети, почувствовав безопасность, начали, наконец, вылупляться. Стадия вылупков у темных поразила Лисиэль в самую душу.

“Они похожи на людей, но покрыты мягкой шерстью с головы до ног. И шерсть это уже не темная, а чаще всего светло-золотистая, наверное, такими были бы их волосы, если бы Тьма не исказила их. От этой мысли на глазах моих закипают слезы, и я прячусь в часовне, пытаясь совладать с постыдной слабостью. Но они все такие же милые, как были и шариками, и их забавные черные хвостики остались при них. На пальчиках у них растут черные коготки, а их клычки острее и больше, чем у пламенных. И только на личиках их не растет шерсть, они чистые, нежные и глазастые, как у обычных человеческих детей. Как хорошо, что мы покинули людей, и никто не сможет обидеть наших малышей за то, что они другие.

Все темные перерождаются в искаженных магов Жизни, но большинство из них мальчики. Может, это и к лучшему, что девочек так мало, думаю я, а то когда-нибудь темные шарики заполонили бы весь мир…”

Скоро начали вылупляться и хаоситы, и Лисиэль ужасно радовалась, что они сразу становились детьми, минуя стадию вылупков. “Ледяные пламенные с легкостью могли бы жить среди людей и, наверное, став взрослыми, они вернутся из изгнания”.

– Вот еще! – сказал Никрам с возмущением.

“Сначала я беспокоилась, что будет, когда все наши дети переродятся, хватит ли нам еды? Ведь более не могли они питаться чистой Тьмой… Но, слава богам, они хоть и оказались дивно прожорливыми, но были так же трудолюбивы, как истинные маги Жизни. Целыми стайками ходили они за своими родителями и копошились своими маленькими ручками в огородах и садах. И неутомимо ухаживали за птицами и кроликами. Однако Тьма повлияла на их характер: были они драчливы, царапучи и кусачи, как ее истинные дети. И обожали они гоняться за пауками, отламывать им лапки и грызть их – поистине, леденящее кровь зрелище, многие из моих слуг падали в обморок, застав его. Только пламенных наших стражей оно неизменно веселило. Ледяные малыши пламенные, кстати, ничем не отличались от своих отцов: к мирному труду они не проявляли никакого интереса и усердия, предпочитая драться, строить крепости и сбегать за своими отцами в лес, на охоту”.

На этом месте Тиона с Инссаром захихикали, глядя на нас.

– Фигня какая, – сказал я. – Хаоситы очень трудолюбивы, просто у нас деятельность другая!

– Да-да, конечно, ты как всегда прав, Дейнар, – хмыкнула Тиона, и я покосился на нее с подозрением.

В связи с повальным вылуплением в поселение пришли трудные времена – стало катастрофически не хватать места в домах и огородах, и надо было расширяться. А с расширением территории перестало хватать пламенных на ее защиту. И Таэгред в сопровождении всего двух человек уехал за новыми наемниками. Собирался он привести не только пламенных, но и “пострадавших от Тьмы несчастных, которым было не место среди людей”. Лисиэль очень волновалась о них и о “бедных, обреченных на смерть комочках Тьмы. Ведь никто не знает, что они преображаются в таких прелестно пушистых созданий!”

По прошествии нескольких недель Лисиэль со стражами выехала для встречи в уговоренном месте. И там, обнаружив караван изгнанников и большой отряд наемников во главе с Таэгредом, толкнула перед ними зажигательную речь о новом прекрасном мире. “Рассказала я им и о плодородных землях, и о богатых охотничьих угодьях, и о селении, где им и их детям будут так рады, и том, какими милыми станут их несчастные крошки, и о том, сколько опасных тварей водится там, и как нужна людям защита отважных воинов. И вновь засияли надеждой лица изгнанников – как когда-то давно. А сердца пламенных воинов, и без того склоняющиеся к защите стольких потерянных магов Жизни, загорелись сознанием священного долга”. Несколько пламенных наемников все же ушли, но зато остальные “поклялись в верности”. Таким образом, обзаведясь новыми слугами и стражами, благородная парочка помчалась “в родное селение, тревожась о своих, оставшихся без присмотра людях”.

– Как-то странно, зачем она приезжала, неужели только для того, чтобы поговорить? – удивился Эйлах. – Если бы пламенные поклялись в верности лорду, клятва бы распространилась потом и на владычицу.

– Это же наемники, с чего им клясться, – отозвался я. – А Лисиэль стала магом разума и явно научилась пробуждать лучшее в душах людей. Это явно план! Таэгред приводит к ней народ, она очаровывает высокой целью, и у них появляются преданные подданные.

– Кто такие маги разума? – нахмурилась Тиона.

– Терминальная стадия развития мага жизни, – сообщил я со значением. – Владыки души и разума!

– Жаль, у нас нет таких! – возбудилась малявка, явно воображая себя на месте такой владычицы.

– А мне не жаль, – отрезал Никрам. – Лучшее или худшее кроется там, но над своей душой властен только я.

– Тэргон говорил, что сильными магами они управлять не могут, только если совсем сломать.

– Даже благородных пламенных могут сломать? – прищурился Никрам.

Я пожал плечами:

– Мы не говорили о подробностях.

Вернувшись домой, Лисиэль застала на площади горячую дискуссию о сути детей Тьмы. Нрав темных вылупков начинал ужасно портиться – судя по всему, для многих из них надвигалось время линьки и превращения в нимф. И такое злонравие ничуть не тревожило пламенных, справляющихся с ним самым проверенным способом – подзатыльниками. Но нежных магов жизни злобность их недавно таких ласковых детей приводила в отчаяние.

“– Что же это за создания такие! – с рыданием вопрошала золотоволосая Сиинни, протягивая руки к небу.

Я подошла и узнала, что ее малыши загрызли соседских чуть не до смерти, пробравшись тайком в чужую спальню.

– Что же будет, госпожа? – спрашивали меня люди с тоской. – Что за злобных созданий мы привели в этот мир? Даже пламенные не поступают так. Кто они, и что за страшная, неведомая магия живет в их сердце?

– Это темная магия Жизни, что же тут неведомого? – сказала я.

– Но, госпожа, разве могут маги Жизни быть такими? – они столпились вокруг и смотрели на меня огромными, полными страдания глазами.

– Тут нет никаких сомнений. Разве не плодоносит под их руками темная земля? Разве не приручают они с легкостью животных? И разве не сильнее у них женская магия мужской, как бывает только с нами? И магия их питает род, как питает только наша. Это маги Жизни, рожденные для того, чтобы выживать на затемненных землях.

Так я ответила и подумала – возможно, боги разочаровались в нас, и это их новые дети, агрессивные, плодовитые и любимые дети, нам на замену. Но не сказала, а вместо того, найдя взглядом пламенных стражей, обратилась к ним с просьбой помочь слишком добрым магам Жизни с воспитанием отпрысков.

– Ну, это мы завсегда рады, госпожа, – отвечали стражи с немалой охотой”.

Когда вылупки полиняли и превратились в нимф, в селении устроили грандиозный праздник, а Лисиэль решила завести еще выводок от своего лорда. На этом месте я обратил внимание, что давно перестал ассоциировать ее с Ясси – слишком умной она стала для моего милашки.

Последующие годы были заполнены радостью растущего и процветающего селения. Лисиэль с Таэгредом все так же ходили в светлые земли за новыми людьми. А их подданные усиленно плодились, что не так уж и хорошо сказывалось на здоровье магов Жизни и редких светлых эмпатов:

“Сегодня прибежали дети матушки Каисы с ужасным известием, что их родительница совсем умирает. И я поспешила в ее дом, а придя, обнаружила ее на ложе в обнимку с новорожденным выводком. Она была слаба до прозрачности, бесконечные роды истощили ее силы, и не могла она больше встать. Многочисленные ее дети – чем младше, тем более обделенные Силой – со слезами стояли рядом, а пламенный супруг держал ее за руку и смотрел на меня с надеждой.

– Что же ты, матушка, – прошептала я, делясь с ней Силой, – неужели не можешь никак сдержаться и рожать хотя бы раз в год?

Она лишь слабо улыбнулась и прижала к себе крошечный свой выводок.

– Неужели не можешь сдержаться и не изливать свое бесполезное семя в супругу каждую ночь, безмозглый ты остолоп? – рявкнул пришедший за мной Таэгред.

Обращался он к пламенному, но от его окрика мое сердце кинулось вскачь, а дети Каисы бросились из дома, давясь и застревая в окнах.

– Оно само, мой лорд! – воскликнул пламенный, вскакивая. – Кажется, стоит только прикоснуться, и они зарождаются. Вот и сейчас! Ползут… А ведь у нее совсем нет сил, чтобы их удержать и дать подрасти.

Он с отчаянием на лице указал на прицепившиеся к Каисе две нити Тьмы, одна из которых уже проникла своим кончиком в ее светлое тело.

– Лучше совсем их выжечь, – сказал Таэгред холодно.

– Так сделай же это, мой лорд, – воскликнула я. – Иначе она истает, и лишатся дети матери.

Таэгред подошел к ложу, и в руке его вспыхнул кинжал Пламени.

– Нет, вы убьете ее! – воскликнул супруг Каисы, бросаясь на своего лорда, но был усмирен не магией даже, а кулаком.

Я закрыла лицо, не в силах смотреть на то, как пламенные обращаются друг с другом… Таэгред же, держа одной рукой беснующегося супруга Каисы, поддел погруженную нить и осторожно оттянул в сторону. И Каиса заплакала от боли, когда ее светлое тело начало разрываться, и тогда Таэгред сжег нить, а я бросилась залечивать повреждения.

– Повтори то же с неприлипшей нитью, – сказал Таэгред, встряхивая своего воина, – с неприлипшей не должно быть больно.

Так наши люди снова обрели власть над своим телом”.

И я подумал, что все те бесконечно липнущие к Ясси нити могли бы стать выводком, будь у нас жена.

Поселение Лисиэль расширялось и процветало, и через пару десятков лет образовался там уже городок и две деревни. А еще через некоторое время они обнаружили соседей – таких же изгнанников, обосновавшихся за рекой. Шли годы, и вот меж городами потянулись торговые караваны: темные торговали меж собой едой и изделиями, а на запад, в светлые земли, возили “тончайший паутинный шелк”.

“Когда наши дети были малы и пушисты, то язык их был похож на рычание и шипение, и остался он таким даже, когда они выросли. Почти шестьдесят лет я живу с моим темным народом, и изменилось за это время имя мое. Ллосс называли меня первые дети, и так же зовут теперь все, даже возлюбленный супруг мой, пламенный лорд Таэгред, перешедший в мой род. Одиннадцать выводков воспитали мы с ним и лишь недавно решились сочетаться священными узами пред взором богов.

– Не волнуйся за меня. Сила детей Бездны питается прямо из Нее и лишь в малой степени опирается на силу рода, – сказал мне Таэгред, когда я в волнении сжимала его руки перед ритуалом. – Да и не кажется мне, что твой род слабее.

И был мой лорд прав”.

– Предвечная Владычица Ллосс, – прошептала Тиона, отрешенно глядя перед собой. – Так я и знала…

– Предвечная Ллосс была светлой! – воскликнул Никрам ошарашенно, а Эйлах вскочил, и по его лицу было видно, как в его сознании переворачиваются целые пласты истории.

Не знаю, почему до них дошло только сейчас, наверное, слишком многие знания в этой самой истории помешали. Лично я помнил из нее лишь несколько имен и “Лисиэль” давно наложилось у меня на “Ллосс” и наше произношение.

Еще через пятнадцать лет четыре темных города образовали унию, и тогда же пошли первые упоминания о конфликтах и стычках со светлыми городами. И со временем они становились все более ожесточенными.

“Сто лет мы жили в мире, и за это время стала другой темная земля, и образовался новый народ. Но, как сто лет назад я не понимала, за что хотят убить моих детей, так и теперь не знаю, для чего наши бывшие соплеменники пришли сюда с армией. Что они будут делать со своей победой, если она им дастся? Таэгред утверждает, что они просто явились грабить, но мне кажется, за этим стоит нечто большее. Какое-то движение, давняя волна мутных событий полуторавековой давности. Как же жаль, что в те времена мозга у меня было не больше, чем у нимфы, и не могла я уловить их отголоски, даже находясь чуть ли не в центре. А может, это лишь мнительность? Что ж, остается надеяться, что ныне я смогу почуять, откуда ветер несет пожар. Враги наши предложили переговоры, и на них будут и мои бывшие родичи, и бывшие родичи Таэгреда… Получила я даже письмо от своего учителя из школы Золотистого Клена, и странно это, и подозрительно.

Я вижу Таэгреда и сыновей во дворе, и понимаю, что надо идти. Солнце отражается бриллиантами от волос Таэгреда, и синие глаза его горят отвагой и Силой, и возлюбленный лорд мой прекраснее, чем был, когда я впервые встретила его в далекой юности.

Сердце мое заходится тоской и предчувствием Судьбы, и мне не хочется никуда идти, и понимаю я, что грядущая встреча изменит очень многое”.

Дальше ничего не было. Я растерянно поглядел на товарищей и перевернул несколько пустых страниц. И обнаружил еще одну запись, сделанную другим почерком и совершенно другой рунописью: казалось, что автор ее, хоть и являлся сильным магом (притом хаоситом), но был совершенно непривычен к письму. Максимум – к вырезанию памятных надписей на скалах.

– Древнейший вариант скальной рунописи, – прошептал Эйлах.

Руны перед моими глазами прыгали и плыли, не спеша делиться заложенным в них смыслом. А потом угомонились, и я начал читать.

“В тот день на нас вероломно напали прямо во время переговоров, оказавшихся ловушкой. Моя мать стала жертвой заговора – ее считали наши враги сердцем Города и думали, что сломят наш дух, поразив ее.

Эту тетрадь я забрал с тела матери и долго хранил, не открывая. Теперь же оставляю в тайной дарохранительнице первого Храма, заклиная на то, чтобы давалась она в руки лишь нашему роду.

Много лет прошло со смерти матери, и многое с тех пор переменилось. Постепенно ушли из жизни светлые наши прародительницы, и, хоть и принимаем мы изгнанников доныне, но общество наше стало другим, лишившись света.

Давно забыл свое имя отец, превратившись в Великого Магистра Ордена Пепла и Хаоса. Он запретил упоминать имена светлых родов наших прародителей и велел написать новые предания. И совсем скоро народ поверил, что произошел прямо из Тьмы, и что Предвечная Ллосс была ее первой дочерью. Память людей коротка и изменчива.

Но я помню первые годы, помню ласковые руки и кроткие лица магов Жизни, окружавших меня. Помню и не могу забыть свет и бесконечную любовь в их глазах, и мне жаль, что никогда не вернется это вновь”.

Мы замерли, раздавленные случившимся, словно это произошло на наших глазах.

– Проклятые древние руны, аж в глазах троится, – сказал Никрам и провел по лицу.

На щеках Тионы и Инссара блестели слезы. Приближался рассвет, а мы все сидели, сбившись в кучу, и молчали.

Комментарий к 80.

темный папочка читает малышам сказку: https://36.media.tumblr.com/d5f5d0aa88a26f5a89b19788c3014432/tumblr_n98431lK7Z1t1l77no1_1280.jpg

========== 81. Темная месса ==========

– Господин, вот… грибочки жареные! С филейчиком гугрыникса и земляными яблочками, – несколько милах притащили блюда со вкусностями, едва я заглянул в общинный дом.

Ну, надо сказать, заглядывал я сюда именно с целью пожрать, так что их блюда я проинспектировал с большим удовольствием. И загрустил – как же мне не хватало Ясси! Тот кормил меня с таким же усердием и выдумкой, а после еды (и во время оной) его можно было потискать за шелковую попку и животик. А потом завалить, устроив его нежные ножки на своих плечах…

– Спасибо, милые, – я допил кружку “бархатного меда” (прикольная штука, похожая на сладкое пиво) и встал.

– А лорд Никрам соизволили проснуться? – прошептали милахи, заглядывая мне в лицо с благоговением.

К Никраму они испытывали совершенно особенный трепет, явно считая его самым соответствующим из нас званию лорда. Да уж, до древне-аристократических замашек этого засранца не дотягивала даже высокородная Тиона, не говоря уж об Инссаре, чье происхождение было изрядно пожиже.

– Не соизволил, – ответил я, а потом зачем-то добавил: – Молитесь сегодня после третьего часа, мы устроим темную мессу в подземной часовне.

Милахи пугливо вытаращились и умчались, а я пошел сыто досыпать к своим товарищам. Надо было как следует отдохнуть и набраться сил перед участием в ритуале с чужой стихией.

Мессу мы решили проводить не на трех человек, а на пять, чтобы было меньше давление Тьмы на участников. Все же симулированный темный не сравнится с настоящим!

Эйлах сказал, что научился управляться с Тьмой не хуже меня, да и накопил ее в своем рыцарском кольце изрядно. А Никрам вообще достал трехслойную (свинец, золото, серебро) защитную шкатулку и вытащил оттуда целую связку мощных, истекающих Тьмой амулетов. Их щупальца трепетали в тонкой синхронизации с аурой Никрама.

– О-о-о, – восхитилась Тиона, – индивидуальная настройка! Что ж ты не носишь такие сокровища!

– Вот еще! – фыркнул Никрам. – Наверняка их сделали такими сильными, чтобы поработить мою душу. Как раз сгодятся на то, чтоб скормить их источнику.

Мы полюбовались зловещими амулетами, рассчитали лучшее время для мессы и решили поспать. “Пусть Инссар отдохнет”, – заметил Никрам снисходительно, и мы с Тионой заржали, Инссар завопил: “Тебе самому нужно отдохнуть!”, а Эйлах примиряюще улыбнулся: “Да, нам всем необходимо подготовиться к такому ответственному мероприятию”.

И в начале третьего часа огромная толпа храмового народа провожала нас на мессу, протягивая “священные дары” и чуть ли не рыдая. Священные дары состояли из плетенных разноцветных браслетиков и пирожков. Из своих браслетиков я скрутил по дороге толстую косицу, а пирожки с удовольствием сожрал. Мои товарищи сложили дары в рюкзаки.

– И откуда они узнали о мессе, – сказал Эйлах, – когда-нибудь я поверю, что темные улавливают новости и сплетни прямиком из мирового эфира.

Я слегка смутился:

– Ну, это я им сказал. Когда на ланч бегал… пока вы дрыхли.

Все оглянулись – я шел замыкающим – и заржали:

– Да ты и ритуальные подношения съел, Дейнар! – воскликнула Тиона. – Не только ланч.

– Ничего, ваших подношений хватит, – ухмыльнулся я.

В часовне было тихо, и мне показалось, что оба источника, и темный и наш, притаились в ожидании.

– Какое странное ощущение, – сказал Инссар, прижимая ладонь к груди. – Как будто что-то нависло.

Тиона хмурилась, к чему-то прислушиваясь, а Эйлах закрыл глаза, и на его лице отразилось сосредоточенное внимание. Я посмотрел на Никрама, и он мне подмигнул. И в тот момент я понял, что он, как и я, не ощущает ничего, кроме лихой отваги перед увлекательным предприятием.

Я занял свое место на луче невидимой пентаграммы и опустился на колени, глядя на Тиону. Темные мнительны, и если им сейчас покажется, что момент для ритуала неподходящий, то его непременно перенесут. Так что я просто ждал, на что они решатся, и думал о какой-то хрени. А точнее – о светлой технике. Лэйме говорил, что она имеет биологическую природу… Интересно, похожи ли мои полуживые роботы на творения светлых инженеров? И что светлые берут за энергетическую основу и источник? Надо будет разузнать об этом поподробнее. Я рассеянно погладил Ясичку, и та тихо стрекотнула мне в ответ.

Темные, наконец, решились на ритуал и принялись раскладывать на алтаре дары. Я отдал им свою косицу и хмыкнул на Тионину подколку насчет пирожков. Конечно, дары слабых никак не повлияют на ритуал, но Тьма любит подношения.

Никрам с Эйлахом заняли свои места, и Тиона начала мессу.

Она выманивала стихию из темного источника и загоняла ее в силовые потоки полуожившей часовни. Словно выстилала для Тьмы мягкое гнездо на алтаре, и та кружилась и окутывала нас, и сердце часовни билось медленно и гулко, проникая своим ритмом в наши тела. Не было ни сражения, ни боли, только бесконечные кружева тонких плетений. Моего запаса Тьмы стало не хватать, и я почувствовал, что ритуал начал тянуть мою жизненную энергию. Ну, да, чем же еще питаться темной магии Жизни. Это не было неприятно, скорее наоборот – сладкий сон после тяжелого дня, обещание спокойствия и неги. Уютное гнездо и теплые объятия милашки… Ясичка делилась со мной Силой.

Я встрепенулся и подхватил вьющееся у моих ног щупальце. Уж лучше рискнуть и воспользоваться природной Силой, чем раствориться в ритуале! Темный источник послушно заскользил в моих руках, не проявляя злонравия. Укутавшая меня апатия отступила, и я посмотрел на товарищей. Инссар держался хорошо, Тиона была абсолютно увлечена ритуалом, у Никрама Тьмы было как грязи в болоте, а вот с Эйлахом было все плохо. Его запас исчерпался даже раньше, чем у меня (у него же не было Ясички!), но природным источником он пользоваться, по-видимому, не хотел принципиально. И сейчас выглядел немногим лучше покойника. Самое же ужасное было то, что ни я, ни стоявший с ним на соседнем луче Никрам не могли ему помочь без того, чтобы нарушить ритуал. Ни передать ему Тьму, ни выпустить ее вместо него.

Темная месса все длилась и длилась. Я не говорил вам, каких долгих призывов и тонких настроек требует Тьма? Это было чудовищно. Мы с Никрамом сверлили взглядами Эйлаха, пытаясь вложить в его слишком принципиальную голову хоть каплю разума, а тот стоял с закрытыми глазами и все терял и терял силы. Конечно, если бы мессу служила старшая темная, все закончилось бы гораздо быстрее. Возможно, мы бы даже не заметили оттока Силы. Но сейчас оставалось лишь положиться на умения малявки. Никрам что-то сказал, но голос его поглотила Тьма, и он закусил губу, и по его подбородку потекла струйка крови. Тьма слизнула и ее, взбудораженно при этом колыхнувшись, а Тиона злобно зашипела, пытаясь стабилизировать плетение. И тогда я понял, почему месса все никак не могла закончиться: природный источник Тьмы нам сопротивлялся! Он вплетался в наш ритуал и снова расплетался, метался среди расставленных Тионой и Инссаром ловушек и обманок и пытался нас сожрать. Как глупо было считать, что сражение не идет – только потому, что я не чувствовал боли и не различал слишком утонченных действий темных!

Тионе с Инссаром отчаянно не хватало третьего для завершенности плетений, а мы в этом деле помогали им едва ли больше амулетов – просто стояли и отдавали Силу, участвуя лишь в самых основных, грубых арканах. Остальное Тиона вынуждена была достраивать за нас. Проклятье! А еще я увидел, к чему стремится природный источник Тьмы: вытеснить нас из ритуала, занять место третьего и поглотить. Может, именно поэтому Эйлах так упорно ему сопротивлялся. И я тоже стряхнул с себя щупальце Тьмы – странно, но то не особо цеплялось. Шелест, шорох и ватная усталость навалились на меня. И, конечно же, как всегда, моя собственная стихия поддержала в минуту слабости – источник Хаоса навалился на меня болью, пытаясь раздавить.

Мы не справлялись. Побледнел и ослаб Инссар, а у Никрама закончились неисчислимые, казалось, запасы Тьмы. Мы с Эйлахом просто поддерживали структуру пентаграммы, никак более не участвуя в ритуале, и Ясичка едва жила на моем предплечье. Плетение мессы давно перекосилось и расшатывалось теперь все сильнее и сильнее оттого, что Тиона пыталась нас щадить.

Вот она остановилась, глядя мне в глаза, а потом вскинула руки, обрушивая плетение – и отсекла нас троих от ритуала и приняла природный источник Тьмы третьим. Захотела спасти? Вокруг Тионы с Инссаром закрутился окончательно разбалансированный смерч. Я чувствовал ледяную злобу подступающего со спины источника Хаоса. И смотрел на рыдающего и зажимающего себе рот Инссара – более не похож он был на гордого высокородного, превратившись в обычного темного, оплакивающего свою уходящую жизнь.

Я оглянулся на Никрама – тот держал на руках бесчувственного Эйлаха, прижимая к себе, как ребенка. И я улыбнулся:

– Парные источники, брат.

– Да сольются они вовеки. Как должно, – оскалился Никрам, в глазах его полыхала яростная уверенность, и в тот момент я тоже не ощущал никаких сомнений.

Ведь нельзя же оставить товарищей погибать перед нами, и нельзя позволить источникам вырваться из-под Священного холма. И мы образовали гексаграмму – два пересекающихся треугольника, четыре человека и две хищных Силы, сплетающихся в зловещем единении.

Стихии сияли вокруг нас коконом, и я больше не чувствовал обмана и морока Тьмы, лишь свежую ярость, и боль, и борьбу Хаоса, и от этого хотелось смеяться. Я видел бешеную ухмылку Никрама, он все так же держал Эйлаха на руках, видел страдание на лице Инссара и отчаянную решимость в глазах Тионы.

И часовня, наконец, ожила, исчезли с алтаря дары, а Тьма и Хаос заструились, словно кровь по венам. Эйлах очнулся.

– Мы победили? – сказала Тиона недоверчиво. И погладила Инссара по голове, как Ясси гладит котиков.

– Только почему не исчезает этот проклятый кокон? – я постучал кулаком по сверкающей сфере Силы, все еще окружавшей нас.

И сфера завибрировала и пошла волнами. И вдруг померкла, и на мгновение я ощутил знакомое шевеление Темного Мира, а потом мы оказались в вагоне поезда.

– Станция Золотоосиновка, господа офицеры, – проводник сунул нос в тамбур.

– Гореть вам всем в Пламени Бездны, гореть и не угасать, вместе со всеми вашими золотыми осинами и белоснежными ясенями, – сказал Никрам и щелчком отправил сигарету под грохочущие лапы вагона.

Проводник с тихим ахом исчез, а я заржал и втянул в себя дым благородного табака – прежде чем, по примеру Никрама, выбросить окурок. Мы пошли в купе, и все встреченные нами люди бледнели и смывались с нашего пути. Эйлах лежал на полке, и был он в форме солдата.

– Хватит дрыхнуть, соня, – сказал я, положив руку ему на плечо, и он повернулся и посмотрел мимо совершенно пустым взглядом, отчего в моей груди привычно отозвалось болью. – Скоро вернемся на родину, брат, – прошептал я, и он не отреагировал.

– Белый ясень стоит и качается, – сказал Никрам жестяным голосом. – Здесь Родина началась и никогда не кончается, – он заметил мою гримасу и прибавил: – Поэзия, твою мать, такая. Песня.

Я молчал, глядя в окно и думая о том, что со стороны, наверняка, выгляжу таким же психом. Пейзаж за окном поражал бесконечным, незаросшим простором – заливные луга и синяя река, нежно-зеленые и золотистые купы деревьев…

Я закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел перед собой пустыню и катающиеся по ней колючки с синими цветками-веточками. Мы стояли на заброшенной железнодорожной станции, к которой не вели даже рельсы. И все мои товарищи были рядом, и Тиона, и Инссар, и лица Никрама и Эйлаха не сковывала ни страшная ненависть, ни еще более страшное безразличие. И одеты мы были в нормальную, хоть и не пустынную форму – в обычную полевую для джунглей, ну, хоть не Бездна знает во что, какое-то светлое дерьмо…