Текст книги "Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 48 страниц)

И под руководством словоохотливого доктора Лэйме принялся постигать целительскую науку, к которой был совершенно нерасположен. Доктор наложил на пауков сложное плетение, по свойствам явно подобное вырожденным заклятиям разума, и подождал, когда то проникнет в энергетическое тело. А потом показал операцию по удалению. Пауки сучили лапками и скрипели, и Лэйме стало даже жалко гнусных тварей.

Он сосредоточился и повторил заклятие – в абсолютной точности, все же он был мастером-артефактором высшего уровня, и два раза ему показывать было не надо. Но вырываемое проклятье внезапно расползлось метастазами, и паук съежился, словно сгнивая на глазах. Доктор поспешно совершил несколько пассов, извлекая заклятие, но несчастная тварь все равно сдохла.

– Начало успешное! – бодро провозгласил доктор. – Только вы, господин офицер, не учли энергетического вектора от лапок…

Лэйме взмок, представляя себе, как бы он не учел какой-нибудь вектор на человеке. Доктор еще раз зачаровал первого паука и обозначил векторы, которые надо было принимать во внимание. Тем временем, все оставшиеся в сознании пламенные небывало заинтересовались их опытами и скопились рядом, подавая ценные советы “как лучше разделывать богомерзких тварей”. И предлагая: “давайте мы вам поможем”.

– Лучше уходите в другую комнату, а то вызовете… агрессивную реакцию! – громко прошептал Ясси, делая страшные глаза.

И Лэйме с доктором бочком выскользнули из круга возбужденных пламенных и смылись в какую-то подсобку, где был удобный низкий столик. В подсобку мгновенно набились санитары и отверженные в обнимку с пауками. Лэйме только вздохнул – кажется, он постепенно начинал привыкать к совершенно бесцеремонному любопытству темных и их постоянному присутствию и вниманию из любой щели.

Вторая операция тоже прошла неудачно: проклятые векторы поплыли в паучьем теле, надо было подхватывать и соединять какие-то хвосты, которые Лэйме даже не видел. Точнее, видел, но не мог выделить, как нечто особенное из общего сплетения.

– Мы его теряем, теряем! – нервно бормотал доктор, прижимая эти свои векторы и направляя руку Лэйме. – Накладываем руну Хосх на цистальное сплетение… да не сюда!

Доктор сам наложил руну Хосх, но было уже поздно, и он модифицировал ее по периметру. Паук стабилизировался.

– Ну вот, а теперь тянем с этой стороны и подсекаем сечением Гадезма, – сказал доктор, довольно улыбаясь. – Повторите это со своей стороны, господин офицер, и учтите вот эти влияния…

Лэйме потянул и повторил, пытаясь в точности следовать указаниям. И у него получилось – паук освободился от заклятия, и лапки его расслабленно опустились. А потом он издох.

– Болевой шок, – печально вздохнул доктор.

Отверженные разрыдались, а санитары принялись украдкой всхлипывать и утирать слезы. Лэйме ощутил, что его руки трясутся, в горле пересохло, и срочно нужно выпить.

Под рыдания и стоны (“Какая жестокость!”, “Светлые безжалостны…”, “Ах, бедный милый паучок!”) он разными способами извел еще трех пауков. И почувствовал себя настоящим садистом и убийцей, хоть к паукам и испытывал всегда одно лишь чувство – желание применить инсектицид. Изредка к ним заглядывал Ясси, всхлипывал над очередным пауком и снова убегал.

– Ну, вот, и ты станешь жертвой науки, бедняжка, – прошептал доктор, беря следующего паука.

И Лэйме увидел, что глаза доктора полны слез. Это стало последней каплей. Лэйме зажмурился и закрыл лицо ладонями. Все это было бы смешно, если бы не было так страшно. Лэйме понимал – и что энергетическая структура человека гораздо сложнее паучьей, и что проклятия доктора только имитируют проклятия разума, но совсем им не тождественны, и неизвестно, как поведут себя те… И что он, Лэйме, не сможет спасти этой ночью никого из пламенных, если вдруг настанет крайний случай.

Повсюду плыла аура смерти и все усиливающейся Тьмы, и Лэйме было жарко, а отчаяние сжимало сердце.

– Что за отвратную живодерню вы устроили, господа? – произнесли рядом с той леденяще надменной интонацией, которую Лэйме не спутал бы ни с чьей другой.

– Тэргон, вы! – воскликнул он с невероятным облегчением и вскочил, понимая вдруг, откуда была аура смерти, и Тьма, и жар.

Был третий лунный час, и Тэргон пришел путями Тьмы. Доктор тоже встал, отчего-то краснея – хотя понятно, отчего, все темные похабники. А отверженные и санитары замерли с распахнутыми глазами и полураскрытыми ртами, их руки разжались, и оставшиеся пауки сбежали.

– А мы тут разминаемся в снятии проклятий, – улыбнулся доктор.

– Весьма своевременно и мудро с вашей стороны, – заметил Тэргон вежливо. – Приступим же к главному, господа.

Пламенные, а их в сознании осталось только двое, необычайно оживились при виде Тэргона.

– Сэр! – бросились они к нему. – На нас наслали какое-то страшное темное проклятие! А с вами все в порядке, сэр?

Тэргон не отвечал, разглядывая их, и лицо его неуловимо изменилось: Лэйме сказал бы – как будто от боли – если бы не знал, как легко переносят пламенные самую сильную боль.

– А господин лейтенант сказал, что это привет от Родины, – один из пламенных показал на Лэйме, а второй спросил: – Как это может быть правдой, сэр? Неужели на Родине вспомнили о нас?

Лэйме не говорил с этими пламенными. Он сглотнул и посмотрел на свернувшегося Эйтана. Наверное, тот приходил в себя еще раз и поделился знаниями с товарищами.

– Я говорил, что Родина прощается с вами, а не передает привет, – сказал Лэйме, но пламенные солдаты едва взглянули на него, дожидаясь ответа от своего командира.

– Так и есть, – сказал Тэргон, улыбаясь, – Родина прощается с вами, как мать – болью, и мучающие и убивающие вас чары – светлые. Сейчас мы поможем вам выйти из лона Родины, и эта земля, – Тэргон обвел рукой стены приюта, – станет отныне вам родной. И вы сможете входить в ее рода и защищать ее с оружием в руках.

– С оружием! – пламенные просияли от счастья, ведь Тэргон не позволял им служить ни охранниками, ни спасателями, ни полицейскими – в любом месте, где они могли бы получить в руки оружейные проклятия.

Лэйме посмотрел на Ясси – как тот отнесется к ловкой не-лжи Тэргона. Ясси смотрел круглыми блестящими глазами и что-то беззвучно шептал – по движению его губ можно было догадаться, что он повторяет особо удачные выражения, Лэйме его часто подлавливал за этим. А потом Ясси вдруг встрепенулся и подбежал к Тэргону, беря его за руку:

– Надо начинать, начинать снимать проклятия! – воскликнул он. – Эредан в очень, очень плохом состоянии! Мы его теряем!

Он показал на особенно крупного пламенного с серебристыми волосами. Тот дрожал и скрипел зубами в своем забытьи.

– Ну, не совсем теряем, – смущенно сказал доктор и покосился на Лэйме, – не так, как тех пауков. Но состояние его критическое. И именно поэтому я не рекомендовал бы проводить первую операцию на нем, нам лучше начать с кого-то более стабильного…

– Кладите кандидата на стол, – резко оборвал его Тэргон, и все подскочили.

Доктор указал на Эйтана, оба пламенных бросились к нему и перенесли, а Тэргон, доктор и Ясси встали около стола. Лэйме в волнении подошел к ним, теперь он знал кое-что о предстоящей операции, и оттого, что знание это состояло из сплошных неудач, сердце его билось в тревоге и страхе.

Тэргон, подойдя к доктору со спины, положил ладони на его запястья, провел по рукам вверх, остановился на плечах, а потом отнял ладони и отступил на полшага. Теперь он держал руки в паре сантиметров от спины доктора, прямо напротив сердца, и от сердца, по вспыхнувшим меридианам Силы, текло Пламя и истекало с кончиков докторских пальцев. Лэйме замер от восторга – казалось невероятным, что подобное слияние с Пламенем не сжигало доверившегося темного… А еще Лэйме понял, отчего доктор краснел намедни – единение явно доставляло ему необыкновенное удовольствие сейчас, щеки его пылали, губы блестели, а взгляд блаженно плыл. Но вот он взял себя в руки и начал операцию по удалению.

Лэйме взмок и искусал себе все губы, следя за ним. Он видел, что несколько раз проклятие почти побеждало, и все было на грани, а один раз это стало так заметно, что Ясси сложил брови домиком и горько прошептал, вытирая лоб доктора белым платочком:

– Мы его теряем?

– Нет! – змеей прошипел доктор.

Тэргон стоял с закрытыми глазами и застывшим лицом.

Но вот Эйтан изогнулся в безмолвном крике, и проклятье окончательно покинуло его – и аура, словно скрепленная только им, стала распадаться. И тогда Ясси простер над ним руки, закутывая в кокон магии Жизни и наполняя разрушенные структуры. Лэйме подался вперед, шепча молитвы богине Амии, покровительнице магов Жизни.

И у Ясси получилось: аура Эйтана перестала распадаться, а у сердца даже срослась.

– Стабилизировался! – выдохнул доктор. – Теперь Эредан.

Лэйме не дал пламенным унести Эйтана, положил рядом с собой на циновку. Ему хотелось и видеть, как проходило излечение остальных солдат, и одновременно следить за состоянием Эйтана.

Одного пламенного – магически самого слабого из всех – они все же потеряли, и уголки губ доктора горько опустились, а Ясси еще долго глотал слезы. У Лэйме тоже щипало в глазах, когда он смотрел на накрытое одеялом тело в углу. Сколько еще смог бы прожить этот солдат, и сколько радости он принес бы в какой-нибудь темный род, и как счастлив был бы, служа спасателем или полицейским… Почему-то такая смерть – не на войне, где Лэйме ее видеть привык, а в мирном приюте, среди кружевных салфеток, вазочек и настольных игр, украшающих комнату отдыха – казалась особенно несправедливой и страшной.

– Литона Родина все же оставила себе, – сказал очнувшийся Эйтан, и Лэйме сжал его ладонь, желая поддержать. Ушлый пламенный мгновенно сплел их пальцы, а Лэйме не стал отнимать руку, все равно после фразы Эйтана о дырке ниже падать в глазах окружающих было некуда.

Все пламенные постепенно приходили в себя, смотрели на мертвого Литона и наблюдали за излечением своих товарищей. Последними на стол легли те двое, оставшихся в сознании до конца.

Наконец все было закончено, и Тэргон вышел из слияния, после чего обессиленный доктор чуть не упал. Ясси бросился его поддержать. Тэргон подошел к телу Литона и начал читать молитву о его душе. Все пламенные, еще с трудом стоящие от слабости, подошли к нему, шепча те же слова молитвы, и Лэйме, Ясси, доктор и санитар-хаосит присоединились к ним. И Лэйме заметил, что в комнату проникло множество темных, словно почувствовавших, что опасность миновала. Темные перешептывались и тихонько рыдали, вспоминая Литона. А потом Тэргон призвал Пламя, и тело мертвого солдата превратилось в пепел, остался лишь череп. Кто-то из темных подставил вазочку, и пепел занесло туда языком огня. И Лэйме внезапно догадался, что таков был темный ритуал погребения, а не загадочные обычаи пламенных. Тэргон был верен новой Родине во всем.

– Литон был безродным, – сказал Тэргон, поднимая череп и вазочку, – и нет храма, в котором бы упокоился его прах, но…

– Позвольте мне, сэр! – вдруг воскликнул один из солдат. – Позвольте мне хранить его, а если я войду в какой-либо род, то возьму его с собой, как брата!

Тэргон отдал ему останки, а потом принялся промывать мозги окружившим его солдатам. Лэйме заметил, что те смотрели на него не так, как раньше – на их лицах больше не было выражения нерассуждающей преданности, теперь они напоминали, скорее, потерявшихся детей.

Только Эйтан смотрел не на Тэргона. Он все еще держал Лэйме за руку и при помощи нескольких незаметных маневров умудрился утянуть его на лежащую в углу циновку.

– А как вы насчет… – начал было Эйтан, и Лэйме, внезапно вспыхнув, сердито вырвал свою руку:

– Если ты снова насчет “приласкать дырку”, то и не надейся! Может, хочешь, чтобы твою приласкали?

– Хочу, сэр, отлично, сэр, договорились! – быстро сказал Эйтан и победно улыбнулся: – Смотрите, вы обещали.

Лэйме замер с открытым ртом, не находя никаких приличных слов, а двое стоящих рядом темных таращились на них и хихикали. Слава богам, хоть пламенные не обращали внимания – они, ожив, обнимали Ясси и доктора в знак благодарности. И увлеченно тискались с отверженными.

“Гнездо разврата”, – подумал Лэйме и сбежал к Тэргону. Тот подписывал какие-то счета.

– Вижу, вы похитили у меня солдата, – усмехнулся Тэргон, опуская шумовой щит.

Под щит мгновенно сунул нос Ясси и, увидев, что его пропускают, быстро забрался внутрь.

– Вы не в претензии, – пробормотал Лэйме, пылая от пережитого стыда.

– О нет, – сказал Тэргон, – я искренне рад. Ведь он, против моего прямого приказа, таскался за вами, даже находясь под чарами разума? Пусть теперь, как истинно свободный человек, испытает все прелести неравной и безответной любви.

– Ах, как печально! – воскликнул Ясси.

– Прекратите, прекратите, – Лэйме зажал уши руками, не в силах выносить более их насмешек.

– Вы знаете, сколько я получаю просьб о принятии их в род? И вот настало время, когда мои солдаты готовы для этого. И я считаю, что они будут нужны и счастливы среди темных, – сказал Тэргон. – Надеюсь, и Эйтан забудет когда-нибудь свои бесплодные мечтания.

Лэйме обиженно отвернулся и закусил губу, рассматривая болтающего с товарищами Эйтана. Самое ужасное было то, что пламенные – такие несгибаемые и сильные – всегда ему немного нравились. Его привлекала их бесконечная самоуверенность, восхищали мощные тела. Но они всегда были недоступны и замкнуты друг на друга, словно за невидимой границей. А теперь… теперь этот ужасный “договор о дырке” с Эйтаном тревожил его и волновал преступным предвкушением. Каково это было бы – ощущать под собой его большое мускулистое тело?

========== 75. ==========

Первый храм в глубине Прокаженных земель, до которого нам удалось добраться, провалился в Бездну. То есть, буквально провалился – на его месте осталась круглая, заросшая разной дрянью пропасть, в глубине которой горел загадочный темный огонь. А еще множество тварей свило там гнезда, и это лучше всего говорило о том, что Хаос в этом месте погас навсегда.

– Темный огонь, – сказал я, заглядывая в пропасть. Оттуда тянули морды и щупальца потревоженные нами твари. – Надо исследовать!

– Не надо, – сказал Никрам напряженно. – Отступаем!

В этот момент и я почувствовал, что твари повалили. Очень много тварей – так много, что способны они нас были задавить просто массой и дикой магией. Мы рванули клином – якобы отступление – взрывая и уничтожая за собой все, что можно.

– Какие агрессивные, – выдохнула Тиона, вплетая свое проклятие в мое, – наверное, мы материнское гнездо разворошили.

Обычно твари относились к нам настороженно, как к большим хищникам.

– Интересно, каковы их выводки, – сказал я и направил наше плетение в клубок тварей.

От клубка в нашу сторону отлетела совсем крохотная (с ладонь) тварюжка, похожая на трехрукого зеленого человечка, и я махнул на нее рукой. Ясичка, все это время сидевшая у меня на плече в виде оружейного амулета, протянула манипуляторы и спрятала тварюжку куда-то в себя. Надеюсь, не сожрала. Мне еще не доводилось встречать таких маленьких и подходящих для исследования тварей. Совсем недавно меня начал волновать вопрос – есть ли у тварей души и разум? Вдруг мы безжалостно уничтожаем разумный народ, и когда-нибудь боги накажут за это наших потомков?

Впрочем, скоро мне стало не до размышлений, так как твари обошли нас со всех сторон и окружили. И в мыслях у меня поселились пустота и вой Хаоса, и я резал и взрывал, взрывал и резал. “Десять основных приемов, отработанных до автоматизма, против тварей вам ничего более не нужно, все остальное – лишь ложь и суета”, – как говорил Тэргон когда-то.

Твари гоняли нас часов девять. Мы еле прорвались, помог только “отход на заранее укрепленные позиции” – известный рейнджерский прием, когда перед рискованной вылазкой на выгодных оборонительных позициях строятся укрепления с мощными щитами. Чем опаснее предполагается вылазка, тем больше таких точек спасения. Раньше мне это казалось глупостью и пустой потерей времени, но Никрам педантично заставлял нас их делать – так, чтобы в радиусе дневного перехода было доступно не менее трех. Можно себе представить, какими спиралями нам приходилось ходить, и как быстро мы продвигались.

– Благослови тебя боги, Никрам, и твое занудство, – сказал я, когда мы, все в слизи и ошметках, ворвались в свою укрепку и замкнули периметры.

Твари разочарованно скреблись в щиты и принюхивались: для них мы словно исчезли.

– Надеюсь, они скоро уберутся, – сказал Эйлах, кастуя очищающие заклятья.

– Никогда в такое месиво не попадал! – сообщил Инссар. – Однажды мы напоролись на большое гнездо, когда подбирались к светлым границам, но Тэргон его быстро зачистил…

– Вот, что значит – идти в рейд не под крылышком сильного мага, – ухмыльнулся Никрам. – То-то никто из вас тварей всерьез не воспринимал. Вот загрызли они бы кого-нибудь… слабенького.

Он со значением прищурился на темных, и те мгновенно оскорбились:

– Это кого ты имеешь в виду, считаешь себя намного сильнее? – вспыхнула Тиона.

Инссар молча покраснел и надулся, а Никрам гоготнул:

– Конечно, я имел ввиду… себя!

Я ухмыльнулся и принялся устраивать себе лежанку. Бронеходы в этих местах пройти не могли, и мы их давно оставили – в укреплении, считающимся форпостом темной Империи (в официальных бумагах оно именовалось “Последний Форпост 59”, а местные ласково называли его Тварюжкино). Так что все добро приходилось таскать на собственном горбу. Хорошо, наши темные умели усиливать и подправлять артефакты рюкзаков и разгрузок, так что те становились особенно компактными – стандартные артефакты, даже офицерские, были рассчитаны на средние параметры, и индивидуальная подгонка давала экономию места почти в два раза.

Жаль, конечно , что они не умели еще и облегчать вес – но увы, пространственная магия темных, принципы которой и лежали в основе таких заклятий, была для этого не предназначена. И сейчас у меня ломило все, что могло ломить, и гудело все, что могло гудеть. Остальные, судя по всему, чувствовали себя не лучше, потому что их взаимные подначки становились все ленивее и ленивее. В конце концов, мы образовали большой клубок и заснули.

Так получилось, что в этом походе мы стали спать, как спят только дети одного выводка – большим гнездом, переплетясь всеми конечностями. Я так не спал даже в детстве (за неимением большого выводка), но, в первый раз увидев, как Эйлах устроился с двумя темными, почувствовал странное желание присоединиться. Да, в сердце Прокаженных земель темные забыли свою высокородную отстраненность, Эйлах скучал по своим родичам и искал им замену в новых, а Никрам смотрел на них и явно злился. “Что за развращение нравов”, – выговаривал он Эйлаху. “Иди к нам”, – отвечал тот с легкой улыбкой, и на третью ночь Никрам сдался. А на пятую – я устроился у них под боком и внезапно ощутил, как отступает давление Прокаженных земель. Та неописуемая словами тяжесть, всю силу которой я ощутил только, когда она немного ослабила гнет.

Пока я спал, по мне ползали роботы и, как всегда, снился голенький Ясси, но на этот раз с котиками.

А проснувшись, мы обнаружили, что твари никуда не ушли и все так же рыщут.

– Если и следующий храм окажется пустышкой, то придется возвращаться ни с чем, – сказал Эйлах после завтрака. – Мы сильно отстали от графика.

– Как это ни с чем! – возмутился я, пытаясь поймать разыгравшуюся Ясичку. – Испытания роботов проходят на диво успешно!

Эйлах с улыбкой мне кивнул: “Конечно, Дейнар”.

– В следующий раз составим более реалистичный график, – сказал Никрам.

Эйлах и ему покивал, а потом принялся изучать карту, делая на ней пометки, и что-то строчить в дневнике путешествия.

Я все же поймал Ясичку, и после того, как я разомкнул силовой контур у нее на брюшке, мне на руки упала вчерашняя крохотная тварюжка. Совершенно живая, хоть и немного вялая – Ясичка все же подожрала из нее энергии. Я некоторое время изучал ее, а потом положил на кучку травы, не зная, что делать с ней дальше. Дело в том, что твари были совсем не похожи на животных. В них жила Тьма. Да, они были такие же дети Тьмы, как и мои темные соплеменники. И душа у них, несомненно, была – как и у животных, как и у людей. Тварь пыталась сгрызть мой ботинок.

– Может, боги разочаровались в нас, и это их новые дети, агрессивные, плодовитые и любимые дети, нам на замену, – вдруг сказала Тиона, и я поднял глаза, удивленный созвучием своих мыслей с малявкиными.

Малявка делала таинственное лицо и смотрела на меня, забавно поднимая бровь – явно кого-то копировала. И я рассмеялся, поняв, что она просто дурачится.

***

А когда мы пришли ко второму храму, то обнаружили целый храмовый комплекс на холме, нетронутом Проказой. Очевидно, на храме лежала тень Хаоса и хранила его округу.

– Как легко дышится, – сказал Инссар и раскинул руки в стороны.

Мы обошли холм по периметру, скрываясь, на всякий случай, в прокаженных зарослях.

– Твари! – воскликнул Эйлах пораженно. – Как они здесь оказались…

– Вот Бездна, – процедил Никрам.

На лужайке перед воротами лежал клубок спящих тварей, правда каких-то маленьких и слабых.

– Интересно, если их издалека долбануть? – предложил я. – Вряд ли у них здесь гнездо, скорее всего случайно забрели! Здесь им не место.

– Хорошо, – кивнул Никрам и показал на пальцах руну Кессар, обозначающую одну из атак.

И я скастовал диски Хаоса.

– Нет! – воскликнул Инссар и заступил Никраму дорогу, отчего-то бледнея.

– За что их убивать? – спросила Тиона, глядя прямо на меня и сжимая кулаки.

И в этот момент у меня в глазах что-то переключилось, и я увидел кучку низкородных темных милашек, греющихся на лужайке. Их одежда была сшита из звериных шкур, а украшали ее клыки и разноцветные пластины убитых тварей. Весь холм был возделан, и там росли съедобные растения.

– Боги, – прошептал Эйлах, прижимая руку к груди, – я был уверен, что это твари…

– Должно быть, Прокаженные земли сыграли с нами злую шутку, превращая во врагов рода человеческого, – сказал Никрам.

Я молчал, пытаясь понять, что с нами произошло. Как так получилось, неужели оттого, что полтора месяца мы делили весь мир на своих и тварей? Вот уж точно “превращая во врагов рода человеческого”, Никрам не мог сказать вернее…

– Ну, почему же во врагов, – бледно улыбнулся Инссар, – вы просто ошиблись… все трое.

Никрам нахмурился:

– Я неясно выразился. Я имел ввиду: превращая их во врагов рода человеческого в наших глазах.

Я хлопнул его по плечу:

– Оправдывайся теперь! И вообще, пошли знакомиться с этими твоими врагами, пора выяснять, что за форпост Империи завелся в жопе мира.

Разбуженные темные нас испугались и с воплями сбежали внутрь храмового комплекса. Мы, держа на всякий случай оборонительный порядок, последовали за ними.

И запертые ворота распахнулись от прикосновения Эйлаха, а за ними нас ожидала все увеличивающаяся толпа глазастых милах. Они молчали, таращась на нас в явном ужасе и смятении. Мы тоже остановились, не зная, что сказать. Впрочем, как выяснилось, это я не знал.

– Привет, – сказал Эйлах.

– Смерды, ведите нас в храм Хаоса, принадлежащий нам, – выдал Никрам одновременно с ним.

Поразительно, но этот шедевр дипломатии от Никрама сработал. Темные бухнулись на колени, восклицая “господа вернулись”, и молитвенно протягивая к нам руки. Никрам попер вперед, снисходительно кивая и дотрагиваясь кончиками пальцев до их ладошек. Высокородный негодяй явно ощущал себя в своей тарелке.

Но хитрые темные привели нас не в храм, а в бывший главный зал ордена (судя по девизам над арками) и принялись активно угощать плодами своих огородов, самоварным пивом и паучьими лапками.

Это оказались забытые потомки храмовой прислуги. Двести лет назад погибли все живущие здесь хаоситы, а они остались. Светлые, стремительно захватившие эти земли, почему-то обошли храм, и в него стеклись еще беженцы. А потом на землю пала Проказа, но и она обошла “священный холм”, как рассказывали нам местные, размахивая руками. И вот они все ждали и берегли храм и священный холм, абсолютно уверенные, что хаоситы должны вернуться. Впрочем, уже через несколько десятков лет эта уверенность превратилась в просто веру, а наше существование – в легенду.

Мне стало неловко от фанатичного восторга, светившегося в глазах местных – ведь они зря радовались, мы не останемся здесь и не сможем взять их с собой…

Я вышел из зала и ушел в храм, и они не осмелились следовать туда за мной. И я зашел за алтарь, в такую же “комнату основателей”, как и в нашем столичном храме.

Только эта комната не была пустой. Там на полках лежали зачарованные свитки и пергаментные книги. А на стенах висели оружейные амулеты в форме мечей, как было модно в орденские времена. А еще я чувствовал, что совсем рядом дышала Бездна. Я остановился, прислушиваясь к ней, и внезапно в груди у меня стало тесно от странной обреченности и нетерпения.

– Древнее оружие! – благоговейно прошептал Никрам.

Оказывается, все наши пришли за мной.

– И свитки! – Эйлах и темные бросились к полкам.

Чувство обреченности и Судьбы исчезло, и я недовольно покосился на спугнувших его товарищей. А потом тоже подошел к полкам, разглядывая свитки. Подергал за разные выступы в поисках тайников, которые здесь наверняка должны быть. Некогда сильные чары сокрытия ослабли, обнажая тайные плетения, и я прощупывал их пальцами, пытаясь подцепить. И мне удалось! В дальнем углу медленно проявилась еще одна ниша, и мы поспешили к ней за новыми сокровищами.

Не знаю, что меня привлекло в золотистой бумажной тетрадке, оплетенной чарами сохранности так сильно, что вокруг нее шла рябь. И как заклятья не выдохлись за столетия?

На обложке тетрадки была нарисована красная птичка и несколько ярких цветов. Да, вот что меня заинтересовало. Тот, кому она принадлежала когда-то, явно был светлым. Может быть, даже магом Жизни. А еще эта пухлая тетрадка с тонкими белыми листами была испачкана бурыми пятнами засохшей крови, которые почему-то не вывели, несмотря на всю заботу о сохранности.

Я открыл ее посредине. По странице бежала вязь тонких рун, чье начертание было столь странным, что я с трудом улавливал смысл. “Боги разочаровались в нас, и это их новые дети, агрессивные, плодовитые и любимые дети, нам на замену”, прочитал я и с изумлением вспомнил недавние слова Тионы. Так вот, что она цитировала! Но при чем тут?..

– Откуда ты взяла ту фразу о “боги разочаровались в нас”? – спросил я Тиону.

– Что? – удивилась она. – А, это одно из изречений на арках в доме рода.

Я хмыкнул и открыл первые страницы. Написание рун в начале тетрадки было такое же странное, но гораздо более упрощенное, чем в середине, должно быть, к моменту записи о богах и новых детях (уместившейся всего в две руны) автор развился, как маг.

И чем больше я вчитывался, тем понятнее становился текст.

Комментарий к 75.

Коллаж к главе от Нардин:

http://www.picshare.ru/uploads/140813/3zUpQj44Os.jpg

========== 76. Мальчишник ==========

Едва зайдя в академию, Лэйме поспешил к инфодоске – сегодня должны были вывесить результаты экзаменов первой ступени. Пятьдесят баллов из шестидесяти шести давали право приступать к практике, а все, набравшие меньше – отсеивались с курсов. Нет, конечно, Лэйме был уверен в своей теоретической подготовке, но все равно волновался. Дело в том, что преподаватель боевых заклятий питал к нему явную расовую неприязнь, особенно усилившуюся после того, как Лэйме заявил, что лично ему этот предмет совершенно бесполезен – темные заклятья кастовать он не способен, а теорию и сам бы смог с успехом преподавать, особенно в разделе противостояния.

Весь класс тогда радостно гоготал над его остроумным замечанием, только преподаватель побледнел и покрылся пятнами, прошипев: “Думаете, раз вам покровительствует высокий род, то все сойдет с рук, господин Дартзих?”

И Лэйме тогда прикусил язык, осознав, что зарвался. Но было уже поздно – преподаватель затаил зло и на каждом занятии лупил ему нули и единицы. Самое же обидное было в том, что Лэйме ничуть не думал и даже не особо осознавал это самое “покровительство высокого рода”. Он просто вел себя так же, как и на родине, легко почувствовав себя на месте среди благородных офицеров. Но когда-то с высоты его происхождения была незаметна разница между мелким наследственным дворянчиком и выбившимся в люди низкородным, а теперь он сам был этим выбившимся низкородным. И совсем не имел права вести себя, как зарвавшийся высокородный ублюдок. Впрочем, и раньше не имел…

“Лэйме Дартзих, 56 баллов”, прочитал он в списке и с облегчением улыбнулся: конечно, единица по заклятиям – не украшение, но хорошо, что остальные преподаватели не поддержали коллегу, а выставили Лэйме заслуженные одиннадцатки.

Он отошел от доски, все так же улыбаясь, и кивнул по дороге знакомым. На летних курсах переквалификации учились, в основном, бывшие армейские офицеры, почему-либо желающие покинуть армию. Насколько Лэйме знал, основная причина была в желании завести выводок. Ради этого отважные вояки брали полуторагодовой отпуск – до вылупления – а потом большинство мужчин уходило из армии на более стабильную службу, чтобы воспитывать свои подрастающие выводки по вечерам и выходным. Так что все курсанты были опытными, состоявшимися, по темным понятиям, в карьерном и личном плане мужчины. И с Лэйме они общались неизменно вежливо, но без той дружеской близости, с которой обращались друг к другу – и Лэйме яснее ясного понимал, что просто не принадлежит их кругу. Он воевал не с ними, а на другой стороне, был неженат и не представлял себя возящимся с детьми… Наверное, единственные темные, для которых он не будет чужим – это его новые родичи, любящие его так искренне и беззаботно. Хорошо, что жизнь научила его ценить любовь и преданность низкородных, страшно представить, как он бы отнесся к подобным чувствам раньше. Как к чему-то, не стоящему внимания и само собой разумеющемуся.

– Господин Лэйме, – окликнул его один из однокурсников.

Лэйме вежливо наклонил голову:

– Господин Ссторс.

– Мы будем сослуживцами, я тоже иду на практику в речники, – Ссторс еле заметно улыбнулся.

Лэйме немного подождал продолжения и, не дождавшись, хотел было уже с иронией заметить: “Какое судьбоносное совпадение”, но сдержался и с самой любезной улыбкой сказал: “Значит скоро встретимся, удачи вам, коллега”.

Ссторс был из купеческого рода. Он больше десяти лет прослужил на заставе у Северного моря, а пару лет назад пошел в другой род , тоже купеческий, вторым мужем. И почти сразу был осчастливлен выводком. Стандартная история. Лэйме очень быстро узнал все незамысловатые жизненные обстоятельства своих сокурсников – те делились ими совершенно бесхитростно. О своем же прошлом Лэйме особо не рассказывал, за что получил репутацию скрытного и надменного типа. Но, увы, что он мог им сказать? О родине он вспоминать не хотел, чтобы не травить душу, а о своем жалком существовании в темных землях жаждал рассказывать еще меньше. Так что на все вопросы любопытных темных он отделывался давно отработанной историей: воевал, попал в плен, едва смог пережить его последствия и был спасен покровительством высокого рода. Коротко, ясно и даже правда. После этого экскурса всегда следовало переводить разговор на волнующую собеседника тему – детей, внутреннюю политику, супружеские отношения, машинки. Лэйме с удовольствием вычислял горячие для темных темы и раскладывал их в уме по полочкам, в зависимости от образования, пола, происхождения и профессии собеседника. Если же темный попадался очень упорный в своем любопытстве, то всегда можно было рассказать пару пикантных анекдотов из жизни хаоситов, на необразованных темных это действовало безотказно, а образованные никогда не бывали так настойчивы.