Текст книги "Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ)"

Автор книги: Le Baiser Du Dragon и ankh976

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 48 страниц)

“Магистр изменил слова клятвы! – потрясенно говорили друг другу пламенные. – Разве это похоже на клятву? Магистр обозвал нас детьми Бездны! Назвал единственными воинами Храма! Чьи это слова? Я не узнаю их…”

– Это слова магистра Даэргона, – отчетливо сказал Орэс.

Я стоял достаточно близко, чтобы видеть растерянность, отразившуюся на лице императора. Наместник Храма явственно побледнел, а его белый свет замерцал чаще. Заклятья, опутывающие императорское возвышение, зловеще зашевелились.

– Я вижу, магия приняла вашу клятву, магистр, – сказал император и обвел взглядом своих храмовников, своих придворных и толпу пламенных на площади.

Повисла тяжелая пауза. Тэргон встал, кольцо на его руке полыхало багровым. “Магистр не сказал пароля, – еле слышно пронеслось по рядам пламенных. – Посмотрите, как сияют храмовники!”

– Но я не могу принять вашу клятву, магистр, – сказал император, делая упор на слово “я”. – Ведь вы клялись не мне и не Империи, а ордену и роду.

– Разве род каждого пламенного не составляет весь народ Империи? – сказал Тэргон. – Разве не есть весь народ – сама Империя? Магия знает ответ на эти вопросы, мой император, и этот ответ – “да”.

По моему скромному мнению, сейчас императору было самое время сказать что-нибудь типа “а, ну тогда вопросов нет, дружище” (учитывая толпу пламенных на взводе) – в конце концов, Тэргон же назвал его “мой император” и разъяснил свою позицию. И тогда бы Тэргон выдал пароль, пламенные бы удовлетворились, и боги бы опустили тот невидимый арбалет, что так явно взведен был здесь.

Но они молчали, неподвижно глядя друг на друга, застыли и все, находящиеся на площади, только наместник Храма немного подался вперед. А я чувствовал яростное бурление Хаоса: Бездна, висевшая так близко, теперь изогнулась воронкой и стекала к фигуре Тэргона. Долго ли человек сможет выдерживать такую концентрацию чужой Силы? Я не знал, зачем любимый учитель делает это, почему не пытается перекрыть контакт с Бездной – может, уже не в силах? – но ясно видел, что все происходящее ведет к его смерти и прорыву Бездны.

А потом Бездна прорвалась – но не через Тэргона, она прошила тело наместника Храма. И следом – хлынула сквозь остальных храмовников, искажая их и превращая в копошащиеся гнезда тварей. Древние заклятия светлого места для клятв разрушались, превращаясь в ловушку. Нескольких придворных, не успевших выставить щиты, разрезало огромным щупальцем.

Тэргон с маньячной улыбкой испепелил какую-то мелочь, рванувшуюся укусить императора.

– Что это, магистр? – спросил тот, почти не дернувшись, словно не видел опасности. Вот же придурок! Судя по всему, он настолько сильно пытался подавить естественный для эмпата страх, что забыл о простейших мерах предосторожности, даже водяной щит поставил с некоторой задержкой. И не думал уходить с опасного места.

Тэргон протянул ему руку:

– Боги наказали отступников, предавшихся злу, мой император. Ночь темна и полна ужасов, но мы сохраним Свет. Вы принимаете мою клятву, мой император?

– Да, – выдавил император.

– Ночь темна и полна ужасов, – воскликнули неподалеку, – это пароль!

И пламенные отмерли – кто-то кинулся крошить тварей, кто-то – прикрывать императора. Место прорыва Бездны стремительно расширялось, и по нему ползла серая гниль и катились пустынники, я видел такие штуки в Прокаженных территориях.

Я подошел поближе к дворцу, пытаясь по магическим следам понять, что же произошло на наших глазах. То, что светлые, в большинстве своем, не видели Бездны, было ясно уже давно. Как и то, что Тэргон этим беззастенчиво пользовался. Но как он умудрился перенаправить прорыв Бездны на храмовников, совершенно ничего для этого не делая и не призывая свою Силу? Логически рассуждая, единственный ответ – для этого сделали что-то сами храмовники. То есть, они пытались заколдовать Тэргона, а он поддался их плетениям, пустил их в резонанс со своей Силой и рвущейся сквозь него Бездной, а потом откатил получившееся им в обратку. Надо будет спросить его – верны ли мои предположения… Из всего этого следовал неутешительный вывод: я магии разума не вижу и не ощущаю. А Тэргон – наоборот.

За одной из колонн я обнаружил того самого мага разума, что допрашивал меня во дворце мертвого ныне наместника (как там Тэргон говорил про свое бывшее место службы – “гвардейский корпус общего уничтожения”? – уничтожать у него получалось виртуозно, сразу виден недюжинный опыт и талант). Маг разума тихо подвывал, баюкая на коленях распухшую и поросшую какими-то присосками руку – след прикосновения Бездны. Аура его была всклокочена и перекручена, вряд ли он в ближайшие годы сможет колдовать.

– Боги снова наказали тебя, – сказал я, останавливаясь перед ним. – Есть кто-нибудь, кто может тебе помочь?

Увидев меня, он потерял остатки разума от страха (с эмпатами это часто случается, а конкретно этот тип сразу мне показался неуравновешенным) и, вместо того чтобы сказать, куда его оттащить, принялся вжиматься в тронутую уже радужной плесенью колонну и выть еще громче.

Я за шиворот отодрал его от опасной колонны, а потом отрезал ему руку (пока заражение не добралось до головы) лезвием Хаоса, неубедительно подделывающимся под пламенное. Кажется, пора обновить маскировочный амулет, присутствие Бездны вычерпало его раньше времени.

Маг разума потерял сознание. Вот проклятье. Что-то, какой-то дурной гуманизм мешал мне просто бросить его здесь: было очевидно, что он не успеет дожить до того момента, как его найдут. И я закинул его на плечо и рванул к своим, Никрам уже звал меня, а наш грузовик нетерпеливо рычал.

– Что ты за дрянь подцепил, брат? – с ухмылкой спросил меня Иргон, когда я сгрузил свою скулящую ношу в кузов – маг разума по дороге очнулся.

– Так куда тебя доставить, убожество? – спросил я у него еще раз, и он снова потерял сознание.

В результате я притащил его в резиденцию ордена, в собственную спальню (а куда еще, не в подвал же). Не в ту, разумеется, где мы оставили спать Эйлаха, а в соседнюю.

– А вдруг очнется и к Эйлаху поползет? – неприязненно осведомился Никрам. – Выкинь это, а лучше убей – достойнее будет, – я промолчал, и он, взглянув на мое лицо, вышел из комнаты.

Действительно же опасно оставлять этого типа рядом с Эйлахом, подумал я, еще очнется и навредит. И надел на бессознательного мага разума ошейник, сделанный из ремня. Привязал его к кровати, укрепил оковы заклинанием и позабыл, закрутившись с многочисленными делами.

Нас с Никрамом захватило мутной волной государственного переворота, устроенного Тэргоном. Мы с остальными адъютантами носились по бесконечным поручениям и участвовали в бурных митингах пламенных. А еще несколько раз гуляли (по очереди или все вместе) с неразговаривающим с нами Эйлахом и пытались прощупать всех знакомых на предмет, не знают ли они какого-нибудь образованного и незлобного мага разума. Про сидящего у меня в спальне калеку мне лишь раз напомнила прислуга – какой-то дрожащий милашка спросил меня, надо ли его кормить, и я ответил – “сколько влезет”.

Ночью мы устроили темное гнездо – завалились на одну кровать, и надо сказать, это лежбище (по идее, рассчитанное на одного пламенного) было таких размеров, что нам и втроем не было тесно. А на следующий день наши пламенные товарищи устроили нам выговор:

– Это правда, что вы держите у себя в спальне одного из искалеченных храмовниками братьев? – спросил у меня Иргон, сурово хмуря светлые брови.

– Правда, – сказал я, – мы знали его раньше.

– Не имеет значения, что было раньше! – гневно воскликнул Румил и ударил кулаком по стене. – Все равно нельзя.

– Ваши предположения не имеют никакого основания, братья, – сказал Никрам, и я залился краской, внезапно поняв, о чем идет речь.

Надо сказать, у пламенных были очень строгие понятия насчет того, с кем внутри ордена можно заниматься любовью, а с кем – нет. Так вот, с товарищами одного звания и одного положения было можно, хоть такие отношения и надлежало почему-то всячески скрывать. С подчиненными или вышестоящими – нельзя, позор и осуждение гарантированы. Еще допустимо было крутить что-то, если разница в званиях была небольшая, а служили любовники, например, в разных частях. Если один из них переводился в часть другого, то отношения следовало немедленно прекратить. С солдатами было нельзя, но иногда можно: если солдат не из твоей части и при этом всячески дает понять, что очень даже не против, чтобы его отодрали (мне так и сказали – “отодрали”, очевидно, распределение ролей было в таких случаях определено заранее). Причем, как я заметил, солдаты подавали такие знаки молодым офицерам постоянно, несмотря на то, что обламывалось этого счастья (соблазнить своей задницей офицера) им крайне редко. Старшим офицерам они никаких знаков не подавали, наверное, у солдат тоже были свои правила, кому давать.

Так что подозрение в том, что мы с Никрамом в похабных целях умыкнули искалеченного товарища, было очень серьезным обвинением нашей офицерской чести, еле удалось отбрехаться. “Лучше снимите квартиру в городе, – сказал нам Иргон. – Мы вам верим, братья, но ни к чему провоцировать недостойные слухи”.

А вечером нас позвал к себе Тэргон.

Он был не один, когда мы приперлись. В гостиной (на каменном резном диване) сидел Орэс, а Тэргон стоял рядом и по-хозяйски сжимал его за подбородок. В руках они оба держали бокалы с коньяком. На нас они не обратили внимания – манера всех старших чинов ордена. Не знаю, может, меня разбаловало непрерывное внимание темных (буквально всех, от низкородных милашек до владычиц высоких родов) на родине, но каждый раз такое отношение казалось мне ужасно обидным.

– Два раза я вкладывал власть в твои руки, брат, – говорил Тэргон с непонятной усмешкой, – но ни разу ты не воспользовался возможностью ее взять.

– Ты считаешь, что я способен так легко тебе изменить? – говорить Орэсу было явно неудобно: Тэргон слишком высоко задирал его подбородок и слишком сильно сжимал, но он не пытался вырваться.

– Я всегда полагал, что власть слишком дорога тебе, Орэс. Еще с кадетского корпуса. Прости мои недостойные мысли, – Тэргон наконец отпустил его и кивнул нам.

– Я всю жизнь думал о тебе так же, Даэргон, – сказал Орэс, поднимаясь, – с шести лет, с тех пор, как увидел тебя впервые. Наверное, мне стоило бы извиниться в ответ, но видят боги, я не вижу повода, брат-магистр.

Тэргон засмеялся и махнул ему рукой, отпуская, и Орэс, залпом допив коньяк, свалил, все так же не соизволив нас заметить.

– Это правда, что вы держите у себя в спальне какого-то мага разума, приковав его цепями к кровати и отрубив руки? – спросил у нас Тэргон.

– Что? – ошалело переспросил я. – Нет, неправда, только одну руку! И вовсе…

– Послушай, Дейнар, – оборвал меня Тэргон. – Вам с Никрамом стоит избавиться от своих очаровательных темных привычек. Разумеется, некоторые вещи настолько для вас естественны, что вы не задумываетесь об этом. Но кое-что не вписывается даже в широкий образ распущенных юных орденцев. Вышвырните своего пленника из резиденции.

– Да почему же естественны! – взвыл я. – Ты еще скажи, что для нас естественно по вечерам суп из младенцев жрать, учитель!

Тэргон смотрел на меня с явной издевкой, беся этим до потери пульса.

– Остынь, брат, – Никрам сжал меня за локоть, – у высокородного Тэргона есть основания так говорить. Я тоже часто забываю о высоких нравственных устоях… людей неблагородного сословия.

В глазах Тэргона что-то мелькнуло и изменилось – из них исчезла волчья ухмылка и появилось недоумение.

– Но зачем ты это устроил, Дейнар? – спросил он.

И я рассказал о дурацкой истории с этим магом разума.

– Давно хотел спросить тебя, Дейнар, – сказал Тэргон. – Ты ведь не убил ни одного человека за всю жизнь?

– Нет, конечно, – возмутился я.

– Понятно, – сказал Тэргон, разливая нам коньяк.

Мне было нифига не понятно, что имелось в виду, но он принялся расспрашивать нас о состоянии Эйлаха, и я забыл свое мимолетное недоумение.

Комментарий к 110. Ночь темна

десятилетние примерно Тэргон и Орэс http://36.media.tumblr.com/4379842b98a2e67c64b99910f06641e5/tumblr_njgu4aB6G01t1l77no2_1280.jpg

========== 111. ==========

Сразу после разговора с Тэргоном я отправился к магу разума и запалил того на горшке. Натурально, он сидел и гадил, теребя себя за ошейник, а когда я вошел, с невнятным воплем подскочил и забрался на кровать, мелькнув белой задницей.

Вот засранец, даже не подтерся. Я стоял и пялился на него с кривой ухмылкой, как дурак: в этот момент он так напомнил мне Ясси (когда я его пугал в туалете)… Маг разума прятался под покрывалом и дрожал, следя за мной огромным испуганным глазом. Мог бы Ясси оказаться на его месте?

Я заклинанием очистил горшок, пнул его в угол и присел на кровать.

– Как твое имя?

– Зачем вам? – он сделал над собой чудовищное усилие и выполз из-под одеяла. – За мной не стоит благородного рода, можете не волноваться. И все мои покровители погибли… погибли вчера от рук вашего магистра.

– Они погубили себя сами, – усмехнулся я, – ты был там и видел, что магистр не призывал Силу.

– Это ложь! – выкрикнул он. – Ложь! Дети зла и Бездны, адепты смерти, вы можете извратить все, что угодно, кроме правды!

Я слегка отсел от него – вдруг еще укусит. Он напомнил мне Лэйме в первые дни нашего знакомства.

– Ну, да, – согласился я, – что же еще искажать, кроме правды. Так как твое имя, убогое ты существо? Тебе есть, куда идти? Доползешь к своим?

Он вцепился в свой ошейник одной рукой. Обрубок второй его руки жалобно шевелился, а глаза, больше не сияющие белым светом, тревожно бегали. Кто-то, очевидно добросердечная прислуга резиденции, снабдил его чистой одеждой и перевязал рану белой тряпочкой.

– Вы меня отпустите? – прошептал он. – Просто так, да? Или… – он сглотнул, судорожно подергав ошейник, – сначала изнасилуете?

– Ну, если ты так настаиваешь, – засмеялся я, отстегивая его от кровати.

– Нет-нет-нет, – забормотал он и закатил глаза.

– Только попробуй мне снова в обморок упасть! – прикрикнул я на него.– Кому нужна твоя синюшная задница. Отожрался и проваливай.

Он втянул голову в плечи.

Я за руку (здоровую) оттащил его к черному входу и выставил из резиденции, искренне понадеявшись, что больше не увижу. Этот изувеченный и злобный мажонок разума не имел никакого смысла – помочь с Эйлахом он нам вряд ли захочет (разве что навредить постарается), а выяснять, как именно он дошел до жизни такой, мне было неприятно. Все равно, что в нечистых тряпках копаться. Мажонок, так и оставшийся безымянным, припустил по улице так, что только тапочки мелькали, как будто и не помирал полчаса назад.

Гнездо проказы, расползшееся в центре столицы, внезапно сыграло нам на руку: эмпаты жить с ним рядом не хотели, и роскошные особняки консервировались или отдавались пламенным родичам, а апартаменты сдавались по бросовым ценам – тоже пламенным, на сохранение. Так что наши приятели подогнали нам пол-этажа в доходном доме, хозяева искали любых благородных пламенных, лишь бы те обещали сохранить ценную собственность от заражения и тварей.

– Могли бы и прислугу оставить, – сказал Никрам, обходя наше новое жилище. – Где теперь нормальную прислугу найдешь.

Я пренебрежительно фыркнул и сказал, копируя Тэргона:

– Советую тебе оставить свою высокородную изнеженность, брат. Только избавились от похабных сплетников!

Никрам лишь надменно вздернул бровь, а я с размаху упал на кровать, проверяя ее мягкость. Она была очень мягкая! Матрац, пуховое одеяло, шелковые подушечки – наконец-то можно поспать по-человечески, а не как в походе, на камнях, среди корней. Эйлах тоже заглянул в спальню и медленно прошел вдоль стены, ведя пальцами по тонкой рунной росписи. А Никрам поймал его и стиснул в объятиях. Он часто так делал, словно надеясь, что Эйлах проснется и обнимет его в ответ, но тот лишь безразлично пережидал, а потом шел дальше – блуждать в невидимом мире.

– Может, и нужна прислуга, – пробормотал я, отводя взгляд, – пока нас не будет дома.

– Как же я их всех ненавижу, – сказал Никрам, – в глазах темнеет при виде храмовников, хочется вспороть их гнилые брюхи и удавить собственными кишками.

Я криво усмехнулся:

– Надеюсь, виновные получат по заслугам, помнишь, наши говорили о судебном процессе?

– Бессмысленная видимость законности, ордену она не нужна, – процедил Никрам. – И проклятая богами империя светлых разваливается, к чему им старые законы, старый император, старые дома и эта роскошь? – он обвел рукой нашу гламурную квартирку. – Как будто он не видит этого. Того, что было, – не будет более никогда, и не к чему тратить силы на расползающуюся ветошь. Все сожрет Бездна и придет Тьма.

Я сжал его плечо:

– Все будет хорошо, брат, эта страна – не наша боль, она справится сама, а мы вернемся на родину.

– Ты вернешься на родину, Дейнар, – он сбросил мою руку, – а я вернусь в кривое отражение вот этого всего.

Высказавшись, Никрам куда-то свалил, наверное, запивать свой очередной приступ бешенства коньяком, а я рассеянно включил телевизор в гостиной. Почему бы и нет – светлые красиво пели, а в последнее время по всем каналам только и делали, что передавали концерты. Ни зловещих новостей, ни этих их фильмов про уродов.

“Ночь темна, – сказал телевизор моим голосом, а потом заиграл: – тыц-тыц, тыц-тыц-тыц. Ночь темна и полна тыц-тыц…”.

Я замер с открытым ртом: подлые светлые сделали из меня клип! В клипе прыгали какие-то волосатые типы с гитарами, катились пустынники по Дворцовой площади, пела что-то лирическое девчонка с блестками на ресницах, превращались в тварей храмовники, гоготали пламенные, и время от времени вылезала моя голова и с идиотским выражением произносила строки бессмертной темной классики. Больше всего это было похоже на попсовое творчество темных.

Ни магистра со старшими чинами ордена, ни императора с его придворными рукожопые певцы ртом в клип не всунули – все же не совсем разум потеряли.

– Раздери меня Бездна! Да ты звезда экрана, Дейнар! – засмеялся вернувшийся Никрам. – Красавец!

– Что есть, то есть, – отозвался я и рванул в резиденцию.

Там все уже были в курсе, а я пользовался ошеломительным успехом: солдаты отдавали мне честь с небывалым почтением (и чуть рожи не перекосили от своих подмигиваний), а приятели встречали радостным гоготом и молодецкими хлопками по спине. “Магистр хотел тебя видеть, о талантливейший брат наш”, – сказал мне Румил.

– Да, – сказал я, – таланта у меня ни взять, ни отнять.

В результате всего этого безобразия Тэргон назначил меня пресс-секретарем ордена – с функцией главного цензора. Секретарь! Удивительно гадкое словечко.

– Кто, если не ты, Дейнар? – прищурился он на мои возражения. – И фотогеничность при тебе, и острослов редкий, – он поставил купол тишины и добавил: – И крови на руках нет, эмпаты не будут тебя сильно бояться. Попробуешь наладить контакт с достойными магами разума, если таковые существуют. Никому не удалось пока найти их, даже среди родичей. И заодно воссоздашь министерство Правды во плоти.

– Министерство Правды, учитель? – возмущенно переспросил я. – Да я понятия не имею об этом министерстве, чем они там занимаются, кроме того, что порнуху о хаоситах одобряют!

Тэргон снял купол тишины:

– Займетесь этим вдвоем с братом Нергоном. По телевидению – развлечения и образовательные программы, по радио – музыка и образовательные программы. Никаких новостей и упоминаний о темных. В газетах пусть пишут все, что хотят. Самое главное: образовательные передачи для эмпатов, как вести себя в присутствии Бездны. Можешь привлекать любых братьев из ордена.

– Ты хочешь отменить цензуру в газетах, брат-магистр? – взволновались его приближенные.

– Судебное преследование за клевету работает лучше цензуры, – сказал Тэргон.

– А чем тебе помешали новости по телевизору и радио? – нахмурился Орэс.

– Судить о мире или политике заслуживают лишь люди, способные по меньшей мере напрячь мозг для чтения, – ухмыльнулся Тэргон.

Пламенным понравилось такое изречение – они явно причисляли себя к тем самым людям. А я подумал – неужели и наше министерство Правды руководствуется именно этими соображениями?

– Но если люди не будут знать, как думать правильно, то их сможет соблазнить любая злонамеренная тварь, – упрямо возразил Орэс.

– Не уподобляйся храмовникам, брат, – сказал Тэргон.

Я еще немного послушал их диспуты, в очередной раз убедился, что Тэргон может продавить свою точку зрения любому пламенному, а потом, дождавшись разрешающего кивка, свалил. Самым удивительным во всей этой истории было то, что никого не возмутило назначение на роль представителей ордена и главных цензоров двух никому неизвестных малолеток. Я был уверен, что в Темной империи такие должности считались бы важными и ответственными…

Надо будет обрадовать Никрама занятным назначением! Интересно, как призвать на свою сторону гипотетических “достойных магов разума”? Объявить по телевизору, что мы, хорошие, не злобные пламенные, ищем таких же хороших, внушающих доверия магов разума для близкого общения и лечения наших пострадавших братьев? О, надо забацать жалобную передачу о пострадавших! Главным героем туда взять того парня, что мы освободили вместе с Эйлахом. Ясси бы точно после такого разрыдался от жалости и прибежал (потрясая в адрес злодеев кулачками) помогать. А значит, и гипотетические достойные маги разума должны поступить так же.

Обрадовать Никрама я не успел: ко мне подвалила парочка высокородных придурков, по возрасту и чинам годящихся мне не в отцы (как компания Тэргона), а типа в старшие братья. Они весьма технично отрезали мне путь и зажали в углу – я аж почувствовал себя в младшей школе, в тот момент, когда ко мне пристают старшеклассники.

– Брат Дейрон, – сказал один из них, агрессивно ухмыляясь, – что тебе сказал магистр под куполом тишины? Не жаждешь ли поделиться?

– Не жаждете ли спросить у самого магистра? – ответил я, глядя на них исподлобья и сжимая кулаки. Жопой чувствую, быть мне сейчас битым!

В поле зрения показался Никрам с парочкой наших приятелей.

– Не слишком много о себе полагаешь, братишка? – второй пламенный расстегнул воротничок мундира, недвусмысленно продемонстрировав таким образом, кто будет со мной драться. – Может, тебя наказать, мелочь?

– Наказалка не выросла! – сообщил я, и меня тут же впечатали в стену ударом под дых.

Мы сцепились, от души колошматя друг друга. Впрочем, “друг друга” – это сильно сказано, проклятый пламенный был просто непробиваемой машиной уничтожения, я еле держал удар. Так, наверное, чувствовал себя второй мамочкин муж, когда я сдуру решил отомстить ему за папочку.

– Ну что, будешь еще дерзить старшим? – спросил он, сумев заломать меня.

– Иди, отсоси у своего дружка, – ответил я, непринужденно сплюнув выбитый зуб.

– Вот Тьма, – заржал пламенный и оттолкнул меня. – Как будто с солдатом подрался. Рот не хочешь помыть с мылом, брат?

Ну, да, темная школа жизни сильно повлияла на мой быдло-лексикон, что поделать. Я вскочил на ноги, размышляя, не врезать ли им Хаосом, но придурки внезапно свалили, сообщив на прощанье, что с меня хватит.

Приятели принялись хлопать меня по плечам: “Отлично ты их! Они что, думали, перед ними извиняться будут? Совсем краев не видят!”

– Что за бред? – спросил у меня Никрам по дороге домой: я поехал менять испорченный мундир, а он увязался со мной. – Орденские цензоры? Зачем нам это нужно?

Я рассказал ему про свою идею насчет жалобной передачи об искалеченных пламенных.

– Унизительно, – пробормотал Никрам. – После этого одним выбитым зубом не отделаемся. Впрочем, плевать.

– Плевать, – согласился я и вдруг увидел в окно своего знакомого мага разума. Тот сидел на пустой улице (мы уже въехали в Прокаженный район) рядом с маленьким желтым чемоданчиком и рыдал, зажимая рот одной рукой. – Ну-ка, притормози.

– Боги, снова этот, – процедил Никрам, но, тем не менее, остановился.

========== 112. Мажонок ==========

– Что? – спросил мажонок, увидев меня. – Снова пришли издеваться насчет отвернувшихся от меня богов?

– К чему констатировать очевидное, – ответил я и хотел было прибавить насчет того, что эмпатам, особенно таким покалеченным, опасно находиться в Прокаженном районе, но он меня перебил:

– Да, меня отлучили! – крикнул он. – Благодаря вам и вашему проклятому магистру!

Я оглянулся на Никрама: он стоял, прислонившись к машине, и вертел на пальце ключ, злобно полыхая глазами.

Выяснилось, что наши недаром говорили о судебном процессе: они его уже начали и первым делом составили предварительный список “запятнанных практиками незаконного подчинения”. В Храме об этом узнали и всех фигурантов списка немедленно отлучили. Наш мажонок, естественно, оказался среди них. И идти ему стало действительно некуда – все друзья от запятнанного вдруг отвернулись, а к себе (небогатый городской род на севере империи) он возвращаться не хотел – нетрудно представить, как отнесутся к преступнику родичи! Тоже изгонят, наверное.

– Лучше бы я тогда тоже помер на площади! И что я сделал? – прорыдал мажонок. – Ничего! Просто задал несколько вопросов. Разве я вам навредил? Разве они сами не поступали так же?

Я взял его за шиворот и встряхнул:

– Пойдем, я покажу, что сделал ты и тебе подобные.

Он обвис в моих руках тряпичной куклой и не сопротивлялся, пока я его тащил к машине, только цеплялся за свой чемоданчик.

– Изгнали всех, поименованных в списке? – сказал Никрам, подъезжая к парковке. – Зачем нашим было бы давать этот список им?

– Среди пламенных нет юристов, – сказал я. – Все наши юристы – эмпаты.

– Я сразу говорил, что это глупость несусветная – соблюдать их законы и правила. Вокруг одни лазутчики, – процедил Никрам и принялся звонить магистру.

Я выволок мажонка с заднего сиденья и втащил в нашу квартиру. Эйлах стоял в гостиной и смотрел в окно. На наше появление он никак не отреагировал. Я приподнял мажонка за плечи и прошипел ему в ухо:

– Это мой брат, твареныш. И когда я говорю “брат”, я действительно имею это в виду. Я готов защищать его ценой жизни и не отвернусь, даже если весь мир занесет его в черные списки. Когда-то он был самым образованным и утонченным из нас. Он мог цитировать древнюю литературу абзацами, мог сходу разобраться в любой заморочке закона. Он не убил и не искалечил ни одного человека за всю жизнь. Смотри теперь, что вы сделали с ним.

– Но… это же не я, – придушенно пискнул мажонок, и я слегка ослабил хватку. – Я не виноват!

– Значит, ты бы отказался участвовать в этом, если бы тебе приказали? – спросил я.

– Неправда, – прошептал он, – они бы не приказали, если бы этот пламенный не был опасным преступником.

– Ответ ясен, – я уронил его.

– Ошибки бывают…

– С тобой-то явно не ошиблись.

– Как будто вы не наказываете преступников! – крикнул он с пола. – Пламенным ничего не стоит убить человека, даже без вины, просто так, потому что не понравился! Вы…. – он затрясся, закатывая глаза, – свора убийц и насильников, если бы… если не держать вас… уничтожите все. Огонь с неба и Тьма… дети смерти!

На этом возвышенном моменте он предсказуемо потерял сознание. Вот же припадочный. Я отнес его (вместе с чемоданчиком) в комнату для прислуги. Таких комнат в нашей квартирке было две, и в каждой по парочке двухъярусных кроватей. Никрам сказал, что одна “людская” – для мужчин, а другая – для женщин, если служит не семейная пара.

Никрам с Эйлахом сидели в гостиной, когда я, умытый и переодетый, вышел к ним. Никрам развлекал Эйлаха детской игрой “поймай руну”: рисовал у него на ладони льдистые контуры, которые надо было сжимать в кулаке прежде, чем они исчезали. “Занзасх, счастье и выводки, – говорил Никрам, и Эйлах не ловил руну. – Хосх, защита и единение”. Я наблюдал за ними, прислонившись к косяку. На языке светлых названия рун искажались, и Занзасх превращалась в Заонзем, а выводки – в младенчиков. Но я знал, что он имел в виду, и мне казалось, что я слышу истинную речь за звоном светлых слов. В коридоре что-то мелькнуло, а потом я заметил блестящий глаз мага разума, тоже следившего за Никрамом и Эйлахом

– Куда ты этого дел? – поднял голову Никрам.

– В людской оставил. Пусть отдохнет, – с некоторой неловкостью отозвался я. – Все его выгнали. Еще подохнет в каком-нибудь искажении. И ставлю золотой, что после этого его объеденные косточки обязательно обнаружатся у нас на ступенях.

Никрам некоторое время мерил меня взглядом, а потом сорвался с места. В коридоре раздался заполошный топот (Никрам ходил, как истинный воин, бесшумно) и вслед за ним – придушенный вопль.

– Знаешь, что это? – шипел Никрам, что-то прижимая извивающемуся мажонку к горлу. – Это следящий амулет. Только попробуй заговорить в присутствии нашего брата, богомерзкая ты жаба, и я заставлю тебя смотреть, как твои кишки гниют отдельно от тебя.

Интересно, откуда у Никрама такой специфический амулет? Воспитанная в его роду привычка запасаться всякой зловещей хренью, или он просто блефует?

– Теперь нашу людскую с успехом можно переименовать в тварскую, – сказал мне Никрам и снова свалил играть с Эйлахом.

Я потрепал давящегося мажонка по голове (он присел от ужаса):

– Эй, ты это заслужил, – он поднял глаза, и мне стало его жалко. – Не хнычь, мажонок, брат Нергон не будет тебя мучить более, я с ним поговорю.

– Вы знаете, – он всхлипнул, вытирая глаза, – вы совершенно никакого права не имеете со мной так обращаться. Я… я лиценциат, в конце концов! Второе сословие… Да, меня отлучили от храма, но не изгнали же! Гражданского состояния не лишили, а вы так… так… как с собакой.

– А на какой специальности ты учился? – спросил я с интересом.

– Художественная перцепция, – сказал он, шмыгнув носом.

– Это про что? – поразился я.

– Про особенности восприятия художественного образа, вам не понять, – пробормотал он.

– Почему же, – хмыкнул я, – градации бессмысленного и глубины ненужного, я в них прекрасно разбираюсь!

Мажонка мое замечание явно задело, он вскочил и сжал кулачок:

– Ненужного?! А вы знаете, что влияние художественного образа на сознание иногда бывает сильнее магии?

– Теперь знаю, – сказал я и вспомнил дебильный клип светлых. А также похабные комиксы о хаоситах, которые, попрошу на минуточку, ведь тоже светлые вдохновили. Да эта перцепция меня, оказывается, просто преследует! – Ладно, раз ты образованный человек и вообще лиценциат, то можешь пожить у нас в гостевой комнате. Пока не найдешь себе приют. Ну, или пока наши не доведут тебя до смертного приговора! – тонко пошутил я, и мажонок испуганно съежился.

– Ну, конечно, – прошептал он, – конечно, а я все ломал голову, почему пламенный ведет себя почти как человек. Вам просто интересно посмотреть на казнь.