Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 47 страниц)
– Не, ну вы это видели?! – возопил Ягун буквально через секунду. – Первая и Вторая подрезали Водолеева, отлетевшего от дракона в, увы, неудачной попытке перехватить проносящийся мимо обездвиживающий, классическими «ножницами»! Бас-барабан Тибидохского защитника завертело перекрёстными воздушными потоками, а самого его просто сдуло! Водолеев повисает на декоративных шнурах… вполне привлекательная наживка для Милого сына, этакая поэтическая метафора на удочку. Эх, если бы у Славы и мяч был – тогда кушай, Сынок, на здоровье!.. Милый сын, подуставший от мельтешения Бейбарсовых, заинтересовано разворачивается в ту сторону… Ай да молодца!
Ягуна на мгновение заглушил восторженный свист и трещотки.
– Тибидохский защитник самоотверженно расстается с барабаном и раскрывает платок-парашют, но пикирует не на поле, а на шею пролетающего под ним Ртутного. Весьма смелый ход, с учётом, что шипов на ней больше, чем цыганских игл в игольнице моей бабуси. Тем не менее, собственный дракон его не подводит, и второй защитник Тибидохса остаётся в игре, умостившись аккурат между вторым и третьим рядом шипов. А я в рамках исторической сводки напоминаю, что этот приём был впервые использован на поле в шестьсот шестьдесят седьмом году бабаем по имени… то ли Зам-Зам, то ли Хрум-Хрум, но не столь важно. Применяется в играх, однако, достаточно редко, так как требует от защитника как навыков управления драконом, так и покладистости со стороны самого дракона – а эти капризные зверьки обычно не любят, когда их используют в роли ездовых гарпий. Но Ртутный, похоже, не возражает и довольно охотно под Славиными понуканиями возвращается на свою сторону поля, что зарождает во мне уверенность, что данный ход вовсе не экспромт, а результат длительной и безжалостной муштровки Соловья О. Разбойника… и, судя по его довольному виду подле Венлинг на тренерской скамье, так оно и есть!
Барабан Славы, вслед за оброненной колотушкой, ушёл в пике и рухнул оземь. В стороны полетели красные щепки. Сашка, в попытке зайти к Казуо со стороны брюха делавшая петлю у самой земли, услышала, но уже не увидела, как мимо её плеча летающей тарелкой просвистела круглая мембрана. Затем ведьма штопором ушла вверх, но к тому моменту, как она добралась до вражеского дракона, тот, извиваясь лентой, успел кувыркнуться в воздухе и встретил её оскаленной треугольной мордой с пастью, захлопнутой плотнее, чем Жуткие Ворота. Перед ноздрями же мельтешил вездесущий Накамура, доставший близнецов за эти десять минут сильнее, чем они – его дракона. Юра уже дважды, психанув, пробовал Рому просто протаранить, но хитрый кицунэ каждый раз маневрировал, вежливо уступая сопернику дорогу.
Как же это, должно быть, выглядело по-идиотски! Они бестолково носились вокруг чужого дракона с одним-единственным мячом всю игру! У Сашки горело скорее заставить Казуо сожрать уже этот мяч и отправиться в погоню за десятиочковым – их команда не справлялась, и кицунэ вот-вот должны были его перехватить. А они с Юрой как идиоты застряли тут, любуясь на какой-то дичайший драконий балет! Если бы только можно было просечь, как Рома заставляет Казуо делать все эти паранормальные выкрутасы… И он до сих пор даже не пытался обстрелять их огнём – тем самым открыв пасть для броска – что было против всех законов драконьей психологии, на которой, вообще-то, и был построен весь драконбол!
Юра поравнялся с ней и раз в десятый уже отпасовал Сашке мяч – Третья, пикировавшая на него сверху, что-то коротко взвизгнула сквозь зубы и попыталась развернуться в Сашкином направлении, но поздно: её подрезала загоняющая десятиочковый Марина. Струны сямисэна лопнули, оставив Тибидохскую нападающую с двумя кровоточащими полосами на щеке, а кореянку – с плохо управляемым полётным инструментом. Ну вот, ещё один хвост, считай, сняли – угнаться за близнецами у той теперь не было никакой возможности.
Сашка пристегнула тяжелый мяч на крепление, и он тут же оттянул уставшее плечо. Может ну его – бодать Казуо сейчас? Можно принять участие в общей гонке и вернуться к вражескому дракону сразу с двумя «закусками». Тогда можно даже не ломать голову, как вбросить эти злосчастные мячи, а просто нырнуть ласточкой тому в горло при первой же возможности, с мячами – по одному на каждом креплении. Но слишком рискованно гнаться за вторым журавлём, когда первого едва-едва держишь. Юра был аналогичного мнения, и они продолжали атаковать.
В руках у брата что-то блеснуло на солнце. Заслонившись локтем, Сашка разглядела отполированную колотушку Славиного павшего смертью храбрых барабана. Прежде, чем она догадалась, для чего ему это нужно, Юра хорошенько размахнулся и, пролетая перед мордой Казуо, со всей дури запустил колотушку тому в нос.
Судя по всему, Юра при этом воспользовался ещё и чарами заговоренного паса, так как колотушка, отскочив от здорового драконьего шнобеля, вернулась бумерангом и вмазала в то же самое место ещё раз, а на третий ещё и огрела по пути неудачно подобравшего контрзаклинание Накамуру по затылку. Милый сын затряс мордой и наконец-то открыл по близнецам кинжальный огонь.
…И прервал его на середине залпа, словно кто-то нажал кнопку отмены. Сашка метнула вопросительный взгляд на Рому – она не хотела и не должна была, Тьма побери, за него волноваться, но блин, по затылку его приложило, должно быть, крепко! – и успела заметить, как тает оранжевый отблеск в его зрачках.
– Я поняла! – вдруг завопила Сашка, отлетая от защитника с драконом и оборачиваясь к летящему следом Юре. Лицо её сияло, ветер трепал волосы в хвосте и бил ими по щекам. – Поняла, как он им управляет!
На Бейбарсова, переданное по незримой цепочке между ним и сестрой, снизошло озарение.
– Он дурит дракона! Он, блин блинский, заставляет дракона ловить галюны! Казуо, может, нас даже не видит! – Юра коротко оглянулся через плечо на Накамуру и аж подпрыгнул в воздухе.
Сашка быстро закивала, подтверждая догадку брата. Ну как можно было так протупить?! Рома же буквально сам ей всё рассказал, каких-то пару дней назад! Не специально, наверно, просто проболтался. За ужином в Зале Двух Стихий она спросила, действуют ли все их штучки на животных, и Накамура простодушно объяснил, что обычно – нет. Животных – особенно магических – сложно обмануть, они куда лучше людей чуют подвох. Чтоб магия кицунэ на них действовала, животное и маг должны иметь тесную доверительную связь, и, что не менее важно – при этом постоянно находиться в поле зрения друг друга. А значит…
– Хватит церемониться с Накамурой! Нужно его вышибать, иначе до конца игры без толку тут проносимся! – прокричал Сашке Юра.
Ведьма, сдвинув брови, коротко и решительно кивнула. Рому нужно было нейтрализовать, и немедленно. Убрать из поля зрения Казуо до конца игры и тем самым помешать и дальше обманывать дракона. Другого выхода просто не оставалось.
Сашка повернула сноуборд и уставилась на предельно сосредоточенного, крепко обхватившего гриф сямисэна вражеского защитника. Сейчас она не видела в этом парне Рому – только кицунэ, снесшего её со сноуборда в прошлом матче.
Она пальцами показала Юре «ножницы» – тот же манёвр, который в этом же матче ранее Кицунэ использовали на Славе. Близнецы синхронно ушли в пике.
Сашка сняла с крепления мяч и сделала обманный зигзаг – как будто примерялась к правой драконьей ноздре. Рома, внимательно следящий за ней, купился. Его тёмные радужки, словно раскаляющиеся угли, стали наливаться оранжевым, а Казуо в то же время начал любопытно отворачивать морду к противоположной Сашке точке пространства. Но ей не дракон был нужен.
Мяч в ту же секунду вернулся на крепление, а Сашка – на свою старую траекторию полёта, пересекающуюся с Юриной почти под прямым углом – и перед самым носом у защитника Кицунэ. Накамура тут же разгадал их план, но было поздно – рванув назад спиной вперед, он не успел отлететь на достаточное расстояние и всё равно попал в созданное близнецами завихрение воздуха. Лёгкий сямисэн несколько раз хорошенько крутануло и вытолкнуло в слепую зону дракона – за затылком, над шеей. Но сам Накамура, к Сашкиной досаде, на инструменте удержался и сумел выровняться.
Ведьма начала разворот по широкому кругу, когда край её глаза зацепился за что-то, мелькнувшее на ближайшей к ней трибуне, в узком лестничном пролете между двумя секторами. Всего мгновение – но она могла бы поклясться, что видела хмыря! И если только это была не чья-то извращенная ручная зверушка, значит…
Казуо оглушительно взревел где-то сзади, и Сашкину спину обдало волной горячего воздуха. Где-то близко завоняло паленым – возможно, от её собственной куртки. А уже в следующий момент…
Она так никогда и не поняла, что именно произошло. Этот матч смотрело несколько тысяч магов на стадионе и ещё треть магического населения планеты по зудильниковой сети в бесконечных повторах, и никто, ни единый человек, ни один магфицер и ни один магвокат так и не смог достоверно определить причину падения. Это было быстро. Так быстро, что никто и опомниться не успел. Резко оборвалось на полуслове возбужденное вещание Баб-Ягуна, по трибунам прокатился потрясённый ох. Когда Сашка обернулась, дракон слепо бесновался в воздухе, молотя крыльями и хвостом, а он уже, кувыркаясь, летел к земле. Быстро. Без летающего инструмента. Без смягчения. Без платка-парашюта. И прежде, чем кто-то смог что-то сделать, чем смог просто понять, что нужно что-то делать, на стадионе, весь шум которого разом упал на несколько децибел, усиленный эхом, раздался короткий звук удара человеческого тела о промерзший, утрамбованный песок и противный, страшно-тихий хруст.
Она надолго это запомнила. Запомнила на всю жизнь, как в ярком солнечном свете холодного дня выглядело с высоты шестидесяти метров неестественно раскидавшее ноги и руки мальчишеское тело в драконбольной форме, со свернутой под совершенно невозможным углом шеей. И багрово-черное озеро крови, расползающееся под темноволосой головой.
Сашка, схватив холодного воздуха, распахнула рот и, выпучив глаза в гримасе ужаса, уставилась на зависшего метрах в десяти от неё Юру. Но тот, бледный как полотно, потрясенный, всё ещё заворожено смотрел вниз – на мешок с изломанными костями, ещё несколько секунд назад бывший Ромой Накамурой.
И после она закричала. Но горестный вопль этот потонул во взорвавшей стадион какофонии звуков. Кричали все: потрясённые фанаты, потихоньку начинающие понимать, что их любимый защитник действительно не встанет; магпортеры, уже вещавшие в камеры операторов новую сенсацию; Баб-Ягун, пытающийся объяснить произошедшее слушателям, находящимся вне стадиона. Кричала, уже заливаясь слезами, красиво одетая ведьма лет сорока, выбежавшая на поле вместе с Ягге и санитарами. Кричали и махали руками судьи, останавливая и без того остановившийся матч, и магфицеры, у двух входов под купол поля сдерживающие уже напирающую толпу зрителей. Начался хаос. Половина гостей повскакивала со своих мест, все куда-то бежали. Игроки обеих команд спускались на поле к собирающим их тренерам. Обе команды приземлялись подальше от места, окруженного бестолково топчущимися спинами в белых рубахах, закрывающими обзор.
Сашка, приземлившаяся ближе всех, выдернула ботинки из креплений сноуборда и рванула туда, но Юра нагнал её и, обхватив поперек груди, поволок назад.
– Отпусти меня! Отпусти! – визжала и брыкалась Сашка. Ей трудно было дышать. Разметавшиеся волосы лезли в рот, а картинка перед глазами начинала расплываться. Глаза щипало. Она отчаянно пыталась выцарапаться из Юриных рук, добежать туда, растолкать санитаров, увидеть, что Ягге всё исправила… Она же богиня, в конце-концов! И она знает магдицину лучше всех в мире! Она должна знать, как это исправить! Потому что это не может остаться так!
– Саша, прекрати… Саша, – слова продирались сквозь Юрино горло, будто он пробовал говорить первый раз в жизни, и это причиняло ему страдания.
Сашка лягнула его каблуком в колено. Юра взвыл и перестал волочь её назад, но перехватил ещё крепче.
Среди мелькания лиц магов, всё-таки прорвавшихся на поле, они заметили родителей. Ещё раньше подбежала как-то пролезшая сюда Софья. Сашка, уже захлебывающаяся слезами, наконец вырвалась от измотанного Юры, но метнулась не туда, куда стремилась раньше, а в руки к отцу, вцепившись в его куртку.
– Папа, папочка!.. – беспомощно рыдала Сашка. – Но ведь можно ещё что-то сделать! Есть же живая вода!..
– Он умер мгновенно, – сжимая её в объятьях и качая головой, тихо возразил Глеб. Юра с Софьей замечали, как они с Таней, больше сбитые с толку не случившимся, а бурной Сашкиной реакцией, то и дело переглядывались над макушкой дочери с немым вопросом. Они не понимали. Конечно, не понимали. Они ведь ничего не знали.
– Есть Голова-камень! – не унималась Сашка.
– Саша, он уже мёртв, – сквозь ком в горле, страдальчески кривясь и уже всхлипывая, произнесла вслух Софья. – Он мёртв.
Толпа вокруг места происшествия чуть расступилась. Теперь было видно лежащую на изуродованном теле сына, сотрясающуюся женщину и сморщенного, низенького, узкоглазого старичка, стоящего над ней ровно, словно проглотив жердь, и не делающего никаких попыток увести её – только сурово поджимавшего губы. За их спинами замерли меловая на лицо Венлинг и Иошши, прижимавшая ко рту обе руки. Сбоку от тела Накамуры с курительной трубкой во рту стояла Ягге, а подле неё, едва не наступая носками ботинок на красный, быстро впитывающий кровь песок – Маланья Нефертити. Маланья поглядела в сторону Бейбарсовых и коротко качнула головой.
Сашка взвыла и, согнувшись, почти повисла на руках Глеба.
– Пока что невозможно точно установить причину, – расплывался над стадионом лишённый фирменного клоунства, совершенно серьёзный голос Баб-Ягуна. – Но как мне показалось, всё вышло из-за дракона. Когда Накамуру подрезали, Казуо разволновался и участил удары крыльями. Видимо, игрок угодил в ещё одно воздушное завихрение, которое втянуло его между крыльями первой и второй пары. Или же его ослепило солнце, и он случайно сунулся туда сам. По всей видимости, крыло ударило Накамуру по голове, от чего тот сорвался с инструмента и потерял сознание – что объясняет, почему он не смог раскрыть платок-парашют. Но я совершенно не понимаю, почему падение не смягчило наложенное ранее страховочное заклинание…
Сашка зарыдала ещё громче – уже в полную силу, чувствуя, как с каждым звуком из неё уходят физические силы. Внутри у неё всё выворачивалось. Выворачивалось, чтоб больше никогда не встать на место.
Комментарий к Где заканчивается шутка *Грог – горячий алкогольный напиток. В наиболее общем варианте представляет собой ром, сильно разбавленный водой с сахаром или чаем.
====== Эпилог. Вальпургиева ночь ======
Однажды шторм закончится, и ты не вспомнишь, как его пережил. Ты даже не будешь уверен в том, закончился ли он на самом деле. Но одна вещь бесспорна: когда ты выйдешь из шторма, ты никогда снова не станешь тем человеком, который вошёл в него. Потому что в этом и был весь его смысл.
(с) Харуки Мураками
Похороны прошли на второй день после несчастного случая на полуфинальном матче «Тибидохс-Кицунэ». Церемония была традиционной и закрытой: при погребении присутствовали только родные. Не пустили ни друзей, ни магпортеров, ни легион рыдающих фанов. Чемпионат приостановили. Потянулось судебное разбирательство с участием магфицеров и МДМ (Международного Департамента Магспорта), в круг обязанностей которого входило документирование и тщательный анализ каждого летального случая на поле. В ходе расследования довольно скоро было выявлено грубое нарушение базовых правил безопасности со стороны Сборной Кицунэ: ни один член команды, включая погибшего Накамуру, не использовал перед началом игры подстраховочного заклинания. Общеизвестным побочным эффектом Ойойойса было постоянное притормаживание использующего его игрока, и отказ от него давал команде преимущество в скорости перед командой соперников – жалкие сотые секунды, но в драконболе эти сотые порой решали весь исход игры. Все кицунэ, одержимые победой, подписывались на эти условия добровольно. В случае падения они использовали платок-парашют, а при невозможности его вытащить у игроков как правило оставался небольшой зазор времени произнести подстраховочное заклинание уже при падении… если, конечно, игрок не был в этот момент без сознания – и именно поэтому базовые правила проведения любого драконбольного матча, от дворового до международного, обязывали каждого участника накладывать Ойойойс до того, как его ноги расставались с землёй.
Тренера Сборной Кицунэ, Венлинг, как официально ответственное за произошедшее лицо, арестовали, и судя по высоте волны народного гнева и авторитету деда Накамуры, в конце тоннеля позора ей светил не один месяц в Дубодаме. Все заслуги Сборной Кицунэ за последние два года были аннулированы, а Тибидохсу засчитали победу в прерванном матче полуфинала. В апреле, после того, как разбирательство было закрыто, а чемпионат возобновлен, Сборная Тибидохса сыграла в финале со Сборной Людей-кошек, но проиграла со счётом «Восемь-Тринадцать», и кубок мира достался Уругваю. В традиционном матче в честь закрытия чемпионата их с точно таким же счётом обыграла Сборная Мира.
За всей суматохой и хаосом, воцарившемся на Буяне сразу после трагедии с Ромой Накамурой, никто в тот день не уделил должного внимания возвращению из небытия недостающей острову нежити. Пользуясь отсутствием в замке магов, освобожденные и слегка одуревшие хмыри учинили погром в Зале Двух Стихий (где самобранки были уже расстелены в ожидании гостей), основательно обточили зубами ножки мебели и прогрызли ларец с забаррикадировавшимися в нём молодцами. Застав в обеденном помещении отчаянно гарцующего между битой посудой Конька-горбунка, на загривке которого повисли сразу три рогатых вредителя, Медузия позвала Панночку, и вдвоём они за считанные минуты загнали больше трёх десятков особо озверевших хмырей назад в школьные подвалы. Чуть позже преподавательницы спустились туда сами, дабы убедиться, что хмыриная популяция восстановлена на должном уровне, а о возвращении русалок второпях сообщил, яростно утирая рукавом мантии скупую слезу счастья, Поклеп Поклёпыч, затем снова умчавшись к бочке в своём кабинете, где опять завелась голодная и капризная Милюля. На том всё и кончилось. В отчетном письме в Магщество Сарданапал сослался на «стихийную магическо-пространственную аномалию», предположительно вызванную недавно переданным Тибидохсу на хранение скелетом очередного путешественника во времени (скелету, увы, недоставало черепа – оный так и остался где-то в Палеолите*). Верил ли в это сам академик, осталось загадкой, но побочные эффекты хранения расписаны были, как заверила предварительно ознакомившаяся с отчетом Медузия, «захватывающе».
Вечер тридцатого апреля, канун Вальпургиевой ночи – одного из самых популярных праздников магического мира – застал всех Бейбарсовых дома. Школьникам и магспирантам традиционно были даны два внеочередных выходных, которые они могли потратить в своё удовольствие. Большинство, конечно – включая Софью и близнецов – разлетелись по домам.
Часы в гостиной, цокнув вставшими на место стрелками, громко пробили девять вечера. Глеб Бейбарсов, размашисто чиркающий углем по листу, пристроенному поверх широкой книги на его колене, скривился – источник шума располагался как раз у него над ухом, за спинкой облюбованного бывшим некромагом кресла.
– Ты опять сняла с часов бесшумное заклинание?! – подняв голову, недовольно крикнул Глеб куда-то в коридор.
– Мне нужно знать время! – прилетело ему в ответ с невидимой лестницы. – Терпеть не могу опаздывать на эту движуху. Топчешься потом в задних рядах, и все тебе на ноги наступают. Ещё и ворона эта дряхлая устаёт, если всё затягивается, и на голове у тебя передохнуть пытается – типа ха-ха, на гнездо похоже, перепутал. Ещё и ёрничает, петух перекрашенный! Правда, я его однажды так огрела, что больше крылья ему рядом со мной не отказывали.
Последние слова Таня говорила уже в гостиной, натягивая широкую белую лямку платья на смуглое плечо. Ласточка, видная в низком вырезе под мышкой, беспокойно ударила рисованными тёмно-синими крыльями и перелетела по ребрам куда-то под грудь, где её скрыла полупрозрачная, но всё же не настолько, чтоб оставить ласточку видимой, светлая ткань.
– Мне нравятся эти ваши церемониальные платья, – улыбнулся Глеб, вытягивая ноги и откидывая затылок на спинку кресла.
– Да, ты говоришь это каждый год, – фыркнула Таня, одёргивая длинный, свободно ниспадающий подол. – Попробовал бы хоть раз в них по лесу поскакать!
– Ну, юбку ты всегда можешь укоротить! – участливо напомнил Бейбарсов.
Танин ответный жест он проигнорировал: к нему подошёл толстый полосатый кот и принялся тереться о вытянутые ноги. Глеб скривился и отпихнул кота, ощутимо наподдав ему босой ногой под лохматый живот. Контрабандный, отскочив, зашипел, оскорбленно задрал хвост и по диагонали, потряхивая жирами, пересек цветастый ковер, где запрыгнул на диван. Там его взяла на руки Сашка, вытянувшая длинные ноги вдоль клетчатого покрывала, и принялась отрешенно чесать кота за ухом, думая о чем-то своём.
Глеб, поджав губы, некоторое время наблюдал за тонкими пальцами дочери, механически перебирающими шерсть на загривке довольно жмурящегося животного. Кота она притащила с собой, в сумке, когда прилетела, и похоже, кроме него и Лео никто из семьи – даже Таня, – не видел эту наглую полосатую тушу впервые. И как бы Глебу не было не по себе наблюдать его в своем доме – чувство, за которое он сам себя презирал, но перебороть которое был не в силах – вышвырнуть кота он, посмотрев на Сашку, просто не смог. Пришлось терпеть.
Таня, сев на подлокотник Сашкиного дивана, собрала свои рыжие волосы в кулак и принялась ожесточенно чесать их щёткой. Глеб сделал ещё несколько штрихов по бумаге и снова покосился на Сашку. Она его тревожила, беспокоила. Что-то неуловимо поменялось в ней после злосчастного матча полуфинала, но он никак не мог понять, что. Она сидела перед ним на диване, кажущаяся ещё бледнее обычного, с ниспадающими темными волосами, в церемониальном белом платье… Она была похожа на призрака.
Но тут в комнату вошёл Лео, и иллюзия рассеялась. Младший сын, оглядев присутствующих и оценив перспективы, радостно полез к котику и для начала ухватил его за ухо. Контрабандный открыл левый глаз. Сашка ожила и принялась отчитывать Лео, в экспериментальных целях уже ухватившего второе ухо, за недостаточно уважительное отношение к священному божеству.
– Какому божеству? – озадачился Лео, хлопнув рыжими ресницами и во все глаза уставившись на сестру.
– Лени!
Одновременно Таня сердито бросила на диван расчёску (которая ей не очень-то помогла).
– А-а, это бесполезно! Всё равно у всех через каких-то пять минут будет такой вид, как будто они перед шабашем два часа отмахали башкой на концерте Ведуний Нудных Вуду! Лео, солнышко, прекрати наступать на мой подол, иначе я отправлюсь туда голая, как завещали предки и лопухоидный фольклор!
– Класс! А нам голыми можно? Вот это отвязная будет вечеринка! – протянула с дивана Сашка.
– По-моему, желающих к тебе подкатить и без этого достаточно, – пропела Софья, мимо выходящего Лео прошмыгивая в комнату. Платье на ней, как и у Сашки, отличалось по покрою от Таниного, но общая концепция осталась той же – собственно, как и у всех прочих ведьм каждый год.
Сашка поджала губы и ничего не ответила, обеими руками снова принявшись вычёсывать кота (всё её платье уже было в серой шерсти). Вернулся Лео, таща с собой вскрытую пачку шоколадного печенья, и протянул её Сашке. Та удивлённо посмотрела на него.
– Ты чего?
– Ты злая. Ты, наверно, голодная, да?
Лео положил пачку на колени сестры и снова ушёл.
– Я не… злая, – растерянно глядя ему в спину, пробормотала Сашка.
Софья тихонько прицокнула языком. Глеб переглянулся с Таней и снова поверх листа бросил взгляд на младшую дочь, задумчиво хрустящую печеньем.
Он не мог вспомнить того, что в этот момент спонтанно вспомнила Софья: как Сашка первые две ночи прорыдала у Юры на коленях; как неделю не могла заснуть даже с ним и как глотала дрянные сонные зелья, к которым в жизни не притрагивалась. Но он отчего-то вспомнил разговор, состоявшийся у них с полмесяца назад, когда близнецы были дома на выходных.
Был вечер субботы. Юра спустился в кухню и позвал родителей наверх, в комнату сестры. Таня с Глебом обменялись тяжёлыми взглядами и пошли – вступление им уже не понравилось, слишком решительный у сына был вид. С таким выражением лица пожелать спокойной ночи не приглашают.
В комнате в изголовье своей кровати, прямо на подушке, сидела Сашка и сосредоточенно теребила красный тюль оконной занавески. Игроки пяти драконбольных команд на плакатах, приклеенных к потолку над её головой, ожесточенно пытались поделить один, маркером пририсованный Юрой, мяч. Сам Юра тоже сидел на кровати, уперев пятки в её край и откинувшись спиной на стену.
Ничего нового они не сказали – вернее, не сказал Юра, так как говорил он, в то время как сестра молча продолжала комкать шторы. Родители и так знали, что шанс на этот разговор довольно высокий – скорее, какой-то частью подсознания надеялись, что пронесёт.
Не пронесло.
– ...В общем, мы уже решили. Точно решили, – закончил сын, обдирая заусенец на пальце и исподлобья изучая мать с отцом. – Мы правда этого хотим.
– Что, хотите быть, как мы? – иронично вырвалось у Тани, вспомнившей комментарий Соловья. Она сидела на стуле напротив, подобрав под себя одну ногу и плотно скрестив на груди руки.
– Мы не хотим быть, как вы, – первый раз за всё время вышла из кататонии Сашка и повернула к матери голову. – Мы хотим быть лучше! И мы можем стать лучше! Вчера пришло приглашение уже в третью команду, это хорошая команда, – она ткнула пальцем в потолок, – Тренеру мы нравимся, она хочет, чтоб мы попробовали. Это же такой шанс, через два года такого может не подвернуться! И если вы не подпишете это дурацкое разрешение!..
– То что, это вас остановит? – перебив её, искренне заинтересовался Глеб.
Повисла пауза.
– Ну… типа да? – недоуменно предположил Юра.
– О, ну слава Древниру! – Таня откинула назад голову и уткнулась взглядом в указанный Сашкой плакат. – Тогда я не разрешаю!
– Мама!!!
– Что-то ваш хоровой ор не очень смахивает на смиренное согласие.
– Не надо нас дразнить!
– А кто сказал, что я вас дразнила? – рассердилась Таня. – Профессиональный драконбол это опасно, и детям там уж точно не место. Я надеялась, после того, что случилось в марте, до вас это дошло.
– Да при чем здесь возраст?! – взорвалась Сашка и вскочила на ноги – прямо на кровати, чуть не задев макушкой потолок. Глаза её были широко раскрыты, грудь часто-часто вздымалась и опускалась. – То, что случилось в марте, случилось не потому, что ему было шестнадцать! Это случилось потому, что он был дебилом! Безмозглым, самоуверенным, наивным дураком, который надеялся на авось и не следовал правилам! Он был бы жив, если бы сказал этот вонючий Ойойойс, когда было нужно! Он сам во всём виноват! Сам!!!
Сашка упала назад на подушку и всхлипнула. Глаза у неё блестели в глухом освещении настольной лампы, и она быстро завозила по ним ладонями.
– То, что мы хотели сказать, – спустя секунды повисшего молчания негромко резюмировал Юра, сосредоточенно облизнув нижнюю губу, – это то, что шанс серьёзно пострадать в игре при условии соблюдения предписанных правил безопасности примерно такой же, как получить по голове сорвавшимся с карниза кирпичом, совершенно безопасно шагая по улице. А в драконболе мы всегда соблюдаем правила, и всегда будем – особенно после того, что случилось в марте, – с нажимом произнёс он. – Мы же не идиоты.
Глеб резонно выгнул губы. Таня запустила пальцы в волосы и взлохматила их, сделав и без того бурно вьющуюся копну похожей на львиную гриву.
– На кой леший мы купили вам эти сноуборды… – вздохнула она и сама же себе ответила: – Чтоб вы нам всю оставшуюся жизнь нервы делали.
– То есть вы нам нервы не делаете? – хмыкнул Юра и в ответ на удивлённые взгляды родителей пояснил. – Алё! Вы, вообще-то, тоже этим опасным спортом занимаетесь. Ты что, никогда не думала, что нам тоже стрёмно на твои Перевертоны смотреть? – он уставился на Таню. – В смысле, очень круто, конечно, но стрёмно! Софья половину ваших матчей вообще не смотрит, а на второй половине ойкает через каждую минуту, так что прямо раздражает. Но мы же не требуем у вас уволиться, потому что это приносит вам реальный кайф! Вот и нам с Сашкой тоже!
– Мда. За что боролись, на то и напоролись… – отвернувшись к Тане, пробормотал Глеб.
У той даже слов не нашлось.
– Так вы подпишете разрешение, или как?
Старший Бейбарсов задумчиво закусил щеку.
– Я – да. Подпишу, потому что не вижу толка в попытках вас остановить, кроме сомнительного удовольствия стать врагом-лицемером, который сломал вам золотую мечту юности. Но вам нужно две подписи на разрешении.
Все выжидающе уставились на Таню.
Ведьма глубоко вдохнула, навеки прощаясь с ещё одной обречённой на гибель колонией нервных клеток. Она уже мысленно видела, как горят их хижины.
– Где оно, кровопийцы?
Уже когда они вышли из комнаты, оставив близнецов наедине с крепко сжимаемым, заветным клочком бумаги, Глеб шепнул Тане:
– С Сашкой что-то не то. Видишь? Мне кажется, ей не становится легче, – он нахмурился. – Знаю, Накамура ей нравился, но ей столько мальчишек нравилось… – Бейбарсов закатил глаза. – А с этим, я так понял, они даже не встречались.
Таня остановилась посреди коридора и глянула на дверь покинутой комнаты. Затем коротко качнула головой.
– Мне кажется, дело не столько в Накамуре… То есть в нём, конечно, но больше… Не знаю, – она поморщилась и дёрнула воротник рубашки. – Она не такая, как раньше. Как будто она верила во что-то. А теперь она эту веру потеряла.
– И самое поганое здесь, – разбито добавила Таня, – что мы с тобой не можем сделать ничего, чтоб это исправить.
Глеб вздохнул и поднялся с кресла, небрежно кинув на него рисунок.
– Не трогай меня! – бросила ему Таня, не успел он и шага сделать в её направлении.
– Почему? – обиделся Бейбарсов.
– Потому что моё платье белое, а твои руки – чёрные!
– Прекрасное цветовое сочетание. Всегда говорил, что мы идеальная пара, – ухмыльнулся Глеб, разглядывая свою испачканную углем ладонь.
Софья захихикала, параллельно через спинку кресла любопытно заглянув в отцовский рисунок. Она чуть-чуть разочаровалась, обнаружив там не портрет (она-то думала, он рисует Сашку!), а какой-то мрачный пейзаж с буреломом. Такой бы она на стену не повесила, хоть и нарисовано было безупречно.
