Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 47 страниц)
– Если хочешь знать чисто мальчишескую точку зрения, сестрица: это совершенно не тот случай, в котором действует данная поговорка! Ты его, конечно, морально прессанёшь – но в противоположную от желаемой сторону.
На пороге комнаты наконец появилась Тарабарова и призывно замахала ему оттуда ладонью. Софья плюхнулась на истёртый диван, а Юра, тяжело вздохнув, спустил оттуда ноги и, обменявшись с сестрой парой напутственных фраз, двинул к своей второй половинке.
Найдя Олю, он внимательно просканировал её взглядом с ног до головы, и ему полегчало. Бейбарсов серьёзно опасался увидеть что-то вроде Гломовских нарядов в леопардовом принте. Тарабарова же, скрутив русые волосы в гладкий хвост, вполне обошлась просто коротким, но хотя бы однотонным и не режущим глаз платьем и каблуками, явно направленными на то, чтоб соответствовать высокому Юриному росту. Просканировав Бейбарсова точно так же, как он её, и видимо так же оставшись удовлетворённой, она уставилась на него оживлённо блестящими глазами.
– Идём?
У Юры от этого взгляда где-то внутри нехорошо засосало, и он снова пожалел, что они втроём не дошли до чего-нибудь получше, чем это – или хотя бы не такого свинского.
– Пошли.
Видимо, чтоб пережить этот вечер, ему придётся включить отца. Что бы это ни значило.
Комментарий к День всех душевнобольных *Мизантрóп – человек, которому свойственно отчуждение от людей, ненависть к ним, нелюдимость, а так же пессимизм и подозрительность.
**«Зачаро́ванные» – популярный американский телесериал 2000-х, повествующий о трёх сёстрах-ведьмах, живущих в современном мире и сражающихся со злом во всех формах.
***Одетта – главная героиня балета «Лебединое озеро», королева лебедей.
****Ведьма Запада (Басти́нда) – злая колдунья, персонаж детской книги А. М. Волкова «Волшебник Изумрудного города».
*****Ма́йя Миха́йловна Плисе́цкая – знаменитая советская артистка балета, прима-балерина Большого театра СССР с 1948 по 1990 год.
====== Пуанты для русалки ======
Все иногда ошибаются. Моя бабушка называла это «обнулить счётчик» – мол, чем дольше везёт, тем большей пакостью потом уравновесится.
(с) Ольга Громыко. Космотехнолухи
Как корабль назовёшь, так он и поплывёт – элементарная истина, известная всем испокон веков. Поэтому совершенно неудивительно, что ученики образовательного учреждения, называющего себя школой для трудновоспитуемых магов, бунтовали на каждом углу и каждую минуту своего пребывания в стенах этого древнего заведения. Масштабы бунта варьировались от втихомолку используемого буквально всеми – и светлыми, и тёмными учениками – списка ста запрещённых заклинаний, до откровенно идущих вразрез со всей школьной дисциплиной лихих гулянок. Обычно последние ограничивались Общей Гостиной и заканчивались явлением народу в самый разгар веселья Поклёпа или Медузии – что влекло за собой тяжкие последствия для тех, кто не успели в суматохе общей паники первыми скрыться в свои спальни и не быть уличенными. Поэтому, когда назревала действительно крупная тусовка, центр действия автоматически переносился в места более отдалённые и, соответственно, менее подверженные риску случайного обнаружения, чем Жилой Этаж. Лучшей и пока ещё непогрешимой репутацией в этом плане пользовались верхние подвалы. Расположенные в стороне от обычных мест ночного патрулирования и засад Поклёпа, но ещё не достаточно глубоко, чтоб быть захваченными нежитью, верхние подвалы представляли собой идеальное место для проведения наиболее масштабных школьных вечеринок. Толстые земляные стены, слой камня и заглушающие чары, функционально прекрасно сочетаясь между собой, обеспечивали конфиденциальность, а само расположение подвалов облегчало транспортировку туда по хмыриным ходам извне всех атрибутов праздника (минуя главные ворота с Пельменником и избегая косяков нагруженных снедью купидонов, обличающе пикирующих к чьим-нибудь окнам). Главная задача, таким образом, состояла в том, чтоб не спалиться по пути на бал – и тут уж каждый был сам за себя.
Ведя Тарабарову – если уж быть точнее, так это она вела его, поймав под локоть и стуча каблуками на полшага впереди, – вниз по потайным коридорам и лестницам Тибидохса, Юра был почти уверен, что сейчас, вот за этим самым поворотом, они налетят на Поклёпа, и на этой скорбной ноте кончится вся сегодняшняя эпопея. Редко какая их ночная вылазка с Сашкой проходила без данного ключевого события.
Но то ли оттого, что был он сегодня не с Сашкой, и процент его невезения был вдвое понижен, то ли потому, что на сегодняшний вечер выпал именно тот один счастливый случай из тридцати трёх возможных несчастий, добрались они с Олей до подвалов без каких-либо неприятностей. По пути им не встретилось даже ни одного приведения.
Спустившись с первого этажа по короткой широкой лестнице, в утрамбованной земле которой шпильки Тарабаровой оставили несколько круглых точек, Оля с Юрой нырнули в темноту на первый взгляд безжизненных тоннелей. По неприметному земляному ходу они вышли в другой, более широкий, где стены ещё были обложены булыжником, но факелы, торчавшие в скобах вдоль всего коридора, почти целиком сожрались хмырями, а потому не горели. Пока Оля освещала темноту вокруг и низкий потолок сиянием лунного камня на своём магическом перстне, Бейбарсов буркнул:
– Хачус на кудыкинус!
Красная искра лениво проползла по ободу его кольца и, мигнув, погасла, так и не оторвавшись от него.
– Не понял…
Юра нахмурился и тряхнул рукой с перстнем. Затем уже громче и настойчивее повторил заклинание, слабым эхом отразившееся от каменного свода.
На этот раз компасные чары сработали как полагалось. Красная искра, ретиво спрыгнув с металлического обода, зайцем поскакала по затхлому воздуху в одном из направлений коридора, иногда замирая на месте и дожидаясь спешащих за ней подростков (Оля продолжала цепляться за Юрин локоть, чтоб не споткнуться). Чем дольше они шли, тем ярче разгорался уголёк искры, постепенно превращаясь в маленький пульсирующий красный шар, и тем громче становилась в какой-то момент начавшая долетать до них музыка и рокот голосов.
Красная Юрина искра, разжиревшая до размеров кулака, лопнула фейерверком крошечных огоньков возле заложенной кирпичами и залепленной глиной арки сбоку от основного хода, по которому они двигались. Из-за сплошной стены доносились такие близкие и одновременно казавшиеся недостижимыми, смазанные толщиной кладки и заглушками звуки праздника. Тарабарова, в предвкушении привстав на цыпочки и щёлкнув каблуками, поглядела на Бейбарсова. Юра посторонился было от арки, пропуская даму вперёд, но Оля явно ждала не того. Поняв, что кавалер предпочитает бездействие, она несколько раздосадовано, но ни разу не смущаясь, сама переплела свои пальцы с его и обернулась спиной к заложенной арке. Когда Бейбарсов совершил тот же пируэт, они вместе сделали шаг назад и синхронно произнесли: «Туманус Прошмыгус!»
Музыка и гул толпы резанули по ушам. В большом подземелье с низкими потолками, выбранном для проведения данного культурного мероприятия, уже собралось порядочно народу. Основную массу, конечно, создавали магспиранты и выпускники. Несколько в меньшем процентном соотношении на вечеринку попал четвёртый курс. С третьего Юра заметил только Вовочку Нечипоренко – и тот был акселератом* под два метра ростом, а в Тибидохс прилетел только в четырнадцать, так что на данный момент уже имел полное моральное право заливаться щедро поставляемым магспирантами алкоголем. Младшим вход был строго воспрещён, за чем зорко следили старшие – не столько из-за заботы о нравственном воспитании юного поколения, сколько из соображений, что мелких, если тех поймают преподы, будет гораздо легче расколоть и прикрыть не только нынешнюю вечеринку, но и все грядущие.
Когда Тарабарова за руку с Бейбарсовым ввалилась в подземелье, они сразу окунулись в группку одиноких девчонок разной степени раздетости, выглядывающих у стены свою потенциальную жертву-Валентина (среди них была и одна из Олиных подруг, что сидела с ней за завтраком). Взгляды их тут же жадно накинулись на новую школьную парочку. То, что Оля идёт на вечеринку по случаю Дня влюблённых с Бейбарсовым, было уже не новостью – Тарабарова постаралась растрепать это сразу всем, желающим и не желающим знать, ещё за завтраком, разве что в свой комментаторский рупор не объявила. Но видеть воочию подтверждение этих слов для некоторых оказалось психологическим ударом.
Вика Валялкина в небесно-голубом, тускло мерцающем в полутьме платье и с завитыми белокурыми волосами (к тому же затейливо переплетёнными мелкими косичками), дожидавшаяся неподалёку от входа Славу, тоже поглядела на новоприбывших, и зрелище явно лучащейся триумфом Тарабаровой даже ей неприятно кольнуло глаз. Так что она вполне могла понять, отчего девицы вокруг выглядели такими недовольными.
Очень небольшой процент девчонок в Тибидохсе за последние года четыре не посетила такая хворь, как Юра Бейбарсов. По сути, на его совести было больше рухнувших девичьих надежд, чем на совести Мишки Лоткова. В отличие от Мишки, глянцево-журнальная смазливость которого была ещё на любительницу, Юра, как и его сестра-близнец, не отличался видимой красотой. Но его манера вести себя с представительницами противоположного пола подкупала почище внешности. Мишка Лотков казался идеалом вплоть до первого свидания – на котором выяснялось, что в присутствии симпатичной девчонки он патологически не способен был складно связать между собой и два слова. Он заикался, он запинался, он впадал в неловкие паузы, а иногда так смущался, что и просто сбегал (чего не происходило только при общении с Софьей, к которой он привык с детства, и которая в романтическом плане была в нём полностью незаинтересована). В сочетании с многообещающей внешностью это производило на уже раскатавших губу девиц изрядно разочаровывавший эффект.
Юра не смущался. Он охотно болтал с ними, он шутил, он открывал перед девчонками двери, он не отказывался помочь с какой-нибудь ерундой, причём проделывал всё это без задней мысли – это, впрочем, понимали немногие, остальные же принимали за чистую монету заинтересованности лично в них и впадали в транс, когда выяснялось, что с другими Бейбарсов ведёт себя ровно так же. Это осознание вместе с беспричинными припадками «кусачего» настроения и острым Юриным языком довольно скоро остужало пыл девиц, не говоря уже о постоянном присутствии рядом Сашки – смириться с которым было едва ли не тяжелее, чем со всем остальным (Так как каждая рано или поздно осознавала, что в конкуренции с младшей Бейбарсовой за сердце брата не имела никаких шансов). Потому Юрой нужно было переболеть как ветрянкой – чтоб, один раз ощутив мучительное обострение, надёжно иммунизироваться на всю оставшуюся жизнь. Вика в лёгкой детской форме переболела им ещё в одиннадцать, и с тех пор чувствовала себя просто прекрасно – как и большинство остальных девчонок. Некоторые, правда, страдали затянувшимся обострением, крепко замешанным на фамильных ассоциациях, бурных девчачьих фантазиях и искусстве выдавать желаемое за действительное (к таким принадлежала Тарабарова). Были, разумеется, и те, кого данная болезнь вообще благополучно обошла стороной. Эти, так же затерявшиеся в кучке девиц у входа, просто завидовали тому, что ещё вчера одинокая Тарабарова сегодня уже кого-то подцепила, а они – нет.
– Пойдём, поищем столик? – Юра слабо представлял себе ход сегодняшних событий, но старался придать своему едва перекрывавшему общий шум голосу небрежно-уверенный оттенок – какой он часто слышал в словах отца. Но вопросительная интонация всё же, помимо воли, проскользнула в конце фразы, и Тарабарова восприняла её соответственно.
– Нет, не хочу – там, по углам, одни пауки! Идём туда, – её указательный палец со старательно обпиленным в прямоугольную форму длинным ногтем ткнул в направлении ярко освещённой барной стойки, тянущейся вдоль половины всего помещения.
Стойка была самой настоящей, целиком перенесенной кем-то, кто определённо был очень хорош в чарах телепортации предметов, из неизвестного лопухоидного бара. Её, ровно как и всё остальное пространство подземелья, подсвечивали мерцающие всем спектром красных и розовых цветов магические сферы, плавающие под каменным потолком. Они напоминали стандартные школьные светильники, разве что функция их была не столько освещать помещение – зал тонул в интимном полумраке, – сколько создавать атмосферу на импровизированном танцполе, который занимал собой почти всё помещение. У противоположной стойке стены в окружении несуразных пластиковых стульев тянулся ряд телепортированных, вероятно, уже из другого места аккуратненьких столиков на двоих, от одного из которых Тарабарова отказалась.
Пробравшись мимо дико отплясывавших под музыку новомодного лысегорского бэнда, Оля с Юрой оказались у края бара. Все сидения здесь были заняты, но это Тарабарову не смутило. Не сбавляя шага, она глухо процокала каблуками к какой-то девчонке – кажется, из Марининого класса, – и, остановившись над ней, кивнула головой куда-то в сторону.
– Иди потанцуй!
Щекастая девчонка покосилась на неё, словно собиралась возражать, но увидев, с кем именно имеет дело, передумала. Соскользнув со стула, она взяла за локоть сидевшего рядом лопоухого парня и ушла в скачущую под разноцветными вспышками толпу, на что-то обижено жалуясь ему и оглядываясь на пятикурсницу.
Тарабарова уселась на освободившееся место и обворожительно улыбнулась приземлившемуся по соседству Юре.
За стойкой стоял Вадим. В ритмично вспыхивавшей красно-розовым полутьме его красные глаза и глубокие синие круги под ними, как и желтушность кожи, были практически не видны, так что он казался куда более симпатичным барменом, чем одногруппником. Вернувшись от другого конца стойки, где, насколько Софья могла видеть через головы, Тарабарова с Юрой только что заказали по ярко-синему коктейлю, он, заметив старшую Бейбарсову, ухмыльнулся.
– А ты чего будешь?
Софья глубокомысленно помычала, изучая варианты. По сути, выбор здесь не был таким уж большим. Со своего места она могла видеть несколько закупоренных бутылок вина с магазинными этикетками за спиной Вадима и одинокое шампанское на стойке. Основную же массу предлагаемого баром ассортимента составляло бесчисленное множество высоких стаканов с разноцветным содержимым непонятной этиологии, украшенных дешёвыми бумажными зонтиками и прочей декоративной ерундой. Всё это было явно самодельным – что делало вполне логичным факт, что алкоголем заведовал именно магспирант-зельевар. Софья, в равной степени внимательная к окружающим, активно покупающим эти коктейли, и сама осведомлённая в области зелий, уже могла, например, с точностью сказать, что в стаканах с розовым, пускающим пузырики воздуха содержимым алкоголь был на треть размешан с приворотом и сладкой минералкой. Те, кто пил этот коктейль, подозрительно часто и чересчур увлекались поцелуями, удалялись вместе в тёмные уголки, а иногда и вовсе уходили в обнимку прочь из подземелья. В ярко-зелёных напитках основой явно служило релаксирующее зелье и что-то типа тархуна**, а в фиолетовых и беспрестанно бурлящих – наоборот бодрящее в высокой концентрации. Она не знала, что было в синих коктейлях, которые заказали Юра с Олей, и это её немного тревожило. Вадим только загадочно кривил губы. Софья вздохнула, снова обводя взглядом весь ассортимент – там были ещё стаканы с густо-малиновым и лимонно-жёлтым содержимым, составляющие которых она так же не могла определить (их редко покупали).
– А что-нибудь неалкогольное и не содержащее сомнительных добавок у тебя есть?
– Только это.
Вадим потянулся под стойку и извлёк оттуда поднос с пластиковыми стаканчиками, в которые до самых краёв было налито что-то коричнево-золотистое. Софья с сомнением потянулась к одному из стаканчиков и сунула туда нос.
– Это действительно яблочный сок?
– Действительно, – подтвердил Вадим, отвлекаясь на обслуживание подошедшей парочки. Они взяли на двоих один яростно бурлящий фиолетовый коктейль (от чего зонтик в нём судорожно скакал вверх-вниз) и, сделав несколько жадных глотков, смылись на танцпол. – Только яблоки молодильные.
Софья вернула стаканчик назад на поднос.
– Да ты не дёргайся! Предельно безопасно, я сам все концентрации рассчитывал – в малютку Клоппика не впадёшь. Так, слегка освежишься! Морщинки вокруг глаз разгладятся.
– У меня нет морщинок, – скривилась Софья.
За её плечом началась какая-то возня, и через секунду Мишка Лотков протиснулся назад к стойке – что вызвало у Бейбарсовой новый тяжёлый вздох. Едва возвратился Мишка, на неё снова будто ухнула бетонная плита его внимания. Даже то, как он на неё сегодня просто смотрел, убивало. Прав был Юра: совсем не помог, только всё ухудшил этот её маскарад – Лотков ловил полный кайф от сегодняшнего вечера. Надо было посоветоваться с братом раньше, до того, как всё затеять. О чём она только думала? Вроде бы не тупая же девочка… была.
– Там всё забито! – с сожалением сообщил Мишка, блуждая своим шоколадным взглядом по её опутанной медальоном шее и перекинутым наперёд (в частности, чтоб закрыть вырез платья) волосам. Лотков отправлялся с задачей раздобыть им место за столиками под стенкой.
– Вы будете что-то брать? Если нет – нефиг у моей потенциальной клиентуры места отсиживать! – вернувшись к ним, раздражённо бросил Вадим, указывая на толкущихся сзади за неимением свободных стульев у стойки ребят.
Обернувшись, Софья зацепила боковым взглядом Виолетту. В полупрозрачной водолазке и обшитом пайетками поясе – который, видимо, выполнял функцию юбки – она, размахивая пустым стаканом в другой руке, целеустремлённо вела куда-то незнакомого парня лет семнадцати. Виолетта сунула ему стакан и весело показала Софье два больших пальца. Осталось так и непонятым, оценила она таким образом то, как Софья смотрелась с Лотковым, или своё собственное времяпрепровождение.
– А-а, да-а!.. – включился в происходящее Мишка, отклеивая взгляд от своей подружки. – Дай мне розовый!
– Не давай ему!!! – испугано вскинулась Софья, словно ужаленная. Быстро повернувшись на круглом стуле к Мишке, она предупреждающе бросила: – Или я уйду!
Лотков засмеялся, ероша свой хаос на голове. Красные блики ползали по атласной ткани его синей-синей – Софьиного любимого цвета – рубашки.
– Ладно, – он повернулся к бармену. – Давай тогда вон тот жёлтенький! Надеюсь, он хоть каким-то боком имеет отношение к лимону.
– А мне вина!
– Красного, белого? – деловито поинтересовался Вадим.
– Ты же не пьёшь спиртное! – одновременно с ним удивился Мишка.
– А оно ещё разноцветное бывает? – проигнорировав Лоткова, озадаченно подняла брови Софья.
Вадим несколько мгновений смотрел на неё, затем отмахнулся ладонью и, молча набулькав что-то из открытой бутылки в пыльный бокал, подсунул одногруппнице.
– Ты же не пьёшь, – уже расплачиваясь, снова повторил Мишка таким тоном, словно ему только что научно доказали, что земля на самом деле плоская.
«Ага-а!» – не без злорадства отметила про себя Софья, различив в Мишкином голосе нотки недовольства.
– Не пью! Но это единственный оставшийся способ пережить тебя сегодня! – вслух заявила она, делая большой глоток из бокала и гадливо кривясь.
Юра, потеряв Тарабарову где-то на танцполе, выбирался оттуда, чтоб перевести дух. Танцевать ему, в отличие от Оли, опрокинувшей в себя сразу после синего ещё четверть фиолетового коктейля, уже не хотелось. Настроение у него было поэтическое. Мерцающие вспышками над головой толпы огоньки напоминали ему то маяки в затянутом туманом океане, то флюоресцирующих медуз в морской глубине. Пока играл медляк, они увлечённо рассуждали об этом и даже вместе пытались сложить стих о маяках и медузах – что Юре очень нравилось. Но затем заиграли Ведуньи Нудных Вуду, и Тарабарова, потеряв охоту к стихосложению, мотая хвостом из стороны в сторону и хлопая в ладоши, ускакала куда-то вперёд и тут же потерялась из виду.
У края танцпола он едва не налетел на куда-то спешащую Вику. Вид она имела сердитый. Отклонив от Бейбарсова худое плечо, Валялкина на ходу натянула куртку и прошла сквозь замаскированную арку выхода.
Ещё через три шага он наткнулся на Славу, прислонившегося к стене, одна рука в кармане джинс. В другой Слава задумчиво вертел густо-малиновое Вадимово пойло, притрушенное по краю стакана липким сахаром, и явно задавался извечным вопросом: пить или не пить?
– Видел только что Вику! Мчала к выходу словно фурия, призванная богами совершить возмездие! – испытывая неопределённое желание поделиться своими художественными наблюдениями, развлёк его Юра. – Что ты с ней сделал?
Слава отчего-то неловко засмеялся.
– Да, в общем… У неё насчёт нас были определённые планы на этот вечер. А я их, вроде как, обломал.
– Можно сказать, мои планы оказались более дальновидными и не совпали с её, – в ответ на вопросительно вздёрнутые брови, уклончиво промямлил Слава. – Вот она и обиделась – ну, как она обычно умеет...
Юра понимающе покивал. Вика никогда не обижалась во всей полноте картины этого слова – она только интенсивно сердилась. Проходило это бесследно и значительно быстрее обычных девчачьих «обидок», но пока проходило – её лучше было не трогать, а то и сглаз наложить могла. А сглазы у неё были – у-ух!
– Гляди! Ты замечал, что эти светильники похожи на огни маяков? Видишь картину? Темень под потолком – ночное небо, музыка – рокот шторма, и качающаяся толпа под ними – волны бушующего океана…
Слава какое-то время, весело подхихикивая, послушал вдохновенно рисующего наброски своего воображения Бейбарсова. Затем похлопал того по плечу: «Классно, дружище! Но ты синенькие больше не пей, лады?» – и пошёл возвращать так и нетронутый малиновый коктейль Вадиму.
Едва он отошёл от барной стойки, как на него откуда-то налетела взмыленная Сашка.
– О-о! Пожалуйста, потанцуй со мной! – не дожидаясь согласия, она уже обеими руками тащила его в гущу ритмично качающейся и топчущейся кругами – песня играла медленная – толпы.
– Ладно!.. – сбито с толку пробормотал Водолеев, уже обнаруживая свои руки в районе её талии, а ноги вытаптывающими маленький, отвоёванный у остальных танцующих пар пятачок земляного пола. Сашка, дыша ему в ухо и перекинув ужасающе тонкие руки через плечи, нервно дёргала длинными пальцами воротник его рубашки.
– Сашка, ты чего?
– Да всего! – раздражённо и уныло прозвучало у него возле уха.
Продолжая покачиваться из стороны в сторону, младшая Бейбарсова отстранилась, переставая висеть на Водолееве как утопающий на спасательном круге.
– Антон меня уже просто задрал! И так только и делает весь вечер, что пристаёт, будто у меня под юбкой ему мёдом намазано, а теперь ещё и этой розовой дряни, кажется, наглотался. Вообще к нему подходить боюсь.
– Найди Юру, – сдвинув брови, посоветовал Слава, оглядывая толпу. Ему показалось, что в одной из красных вспышек он заметил выглядывающего кого-то у столиков Аиста. – Давай я тебя к нему отведу, я только что его видел.
Сашка издала непонятный придушенный звук.
– Не буду отвлекать его от первостепенной боевой задачи... И нам не нужен мордобой посреди праздника! – безапелляционно заявила она, оглядываясь. – Сама как-нибудь разрулюсь…
– О-ой, ну только не ты ещё! – задержав взгляд в противоположном тому, где должен был находиться Аист, углу подземелья, она уронила руку на плечо Славы, готовая расплакаться с досады.
– Костюм, правда?! Да он в жизни костюмов не носил! Что за цирк?
Водолеев, свернув шею ко входу, предположил, что Сашка под своим возгласом имела в виду Лёшку, в сером льняном костюме прислонившегося к дальней стене и пристально следящего за ними взглядом. Его длинные светлые волосы были завязаны в узел, но некоторые пряди выбивались и сползали на глаза, так что он всё время старался запихнуть их за уши.
Скосив глаза на опустившую темноволосую голову ему на плечо Сашку, Водолеев даже пожалел её.
Но когда медляк кончился, Юрина сестра отцепилась от него и, нервно проведя ладонями вниз по подолу платья, решительным шагом удалилась в толпу, больше ничего ему не сказав. В конце концов, во всех своих бедах она была виновата сама.
Софья, заливаясь смехом, прыгала на танцполе под какую-то совершенно дикую электронную музыку. Ей было так смешно, ужасно смешно! Смешно дрыгались вокруг однокурсники, смешно булькали пузырьки в разноцветных коктейлях, смешно ссорилась две не поделившие кавалера подружки неподалёку, пытаясь своими визгами перекрыть грохочущую музыку и толкая друг друга ладонями в плечи. Самым же смешным среди этого всего ей казался запыхавшийся Мишка с прилипшей ко лбу чёлкой, пытающийся уговорить её остановиться и уверяющий, что это уже седьмой танец подряд, и больше он уже не может. Софья, продолжая веселиться, позволяла Мишке за руку уводить себя с танцпола, закусив костяшку другой руки и любопытно оглядываясь на людей, мимо которых они проходили.
– Миш, а, Миш! – воспользовавшись тем, что он случайно выпустил её руку, Софья хихикнула и запрыгнула на него сзади, поджав ноги и едва не задушив обернувшимися вокруг шеи руками. Лотков натужно захрипел и, спасаясь, выгнул спину назад. Софья, смеясь, стала ногами на пол и отпустила его – в процессе случайно ударив кого-то каблуком в колено.
– Ми-и-иш, ну скажи, а ты меня правда любишь?
У Лоткова был изрядно помятый вид, и его сдвинувшиеся светлые брови делали его в Софьином подстёгнутым алкоголем воображении похожим на гигантского и ужасно милого домовёнка.
– Правда, – вздохнул Мишка, оттаскивая Бейбарсову от чужого пустующего столика, с которого она хотела стащить недопитый лимонно-жёлтый коктейль. У Лоткова от него кружилась голова и периодически тянуло подпевать льющейся отовсюду музыке (что он, собственно, и делал).
– А как ты меня больше любишь? Так? – Софья забежала вперёд и, встав перед Мишкой, повертелась перед ним. – Или так? – она проделала то же самое, только неловко подобрав вверх уже начавшие снова закручиваться волосы.
Лотков, зажмурившись, дико помотал головой, словно отгоняя наваждение.
– Всё! Идём, я доведу тебя до твоей комнаты, да? – аккуратно предложил он, беря Софью под локти и направляя в сторону арки выхода.
У Бейбарсовой подвернулся каблук, и она с придушенным возгласом уцепилась за атлас Мишкиной рубашки. Верхняя пуговица той оторвалась и отлетела куда-то в толпу.
Когда Мишка, то ли предосторожности, то ли удовольствия ради, придерживая Софью за талию, вёл её по путаным закоулкам подвалов, смех её, скакнув на октаву выше, прервался.
– Я не буду с тобой целоваться! – задрав подбородок, категорически сообщила она, глядя на Лоткова сбоку. – Думаешь, алкоголь – двигатель отношений? Ничего – ничегошеньки – подобного. Я не столько выпила!
И всё же, когда Мишка пятнадцать минут спустя привёл её к исцарапанной котом двери комнаты на Жилом Этаже, озорно улыбавшуюся и жмурившую глаза Софью начало клонить в его сторону. Но Лотков увернулся и, отодвинув её за опутанные гипюром плечи, принялся сосредоточенно возиться возле замка, вспоминая Софьин пароль.
Софья, прислонившись лопатками к холодной стене и хмурясь, большими удивлёнными глазами посмотрела на спину Лоткова. Когда замочная скважина наконец согласилась съесть зелёную Мишкину искру и дверь медленно провернулась на петлях, ведьма, по пути стаскивая с ног туфли, скрылась в комнате, так и не попрощавшись.
Было около двух ночи, когда Юра нашёл Олю в толпе танцующих. К тому времени вечеринка уже приобретала размах дебоша. Запас разноцветных напитков в баре Вадима резко уменьшился, шум редеющей толпы увеличился, музыка била по ушам, и кто-то запускал в потолок красные искры, пытаясь наколдовать тучу, которая будет поливать всех шампанским. К тому же, в подземелье прорвались купидоны с луками на изготовку и уже заняли позиции по периметру.
– Пойдём! – перекрикивая общий гвалт и наклоняясь к уху Тарабаровой, твёрдо сказал Юра. Ему порядком надоел этот зверинец, а действие выпитого в начале вечера синего коктейля уже начало сходить на нет, оставляя после себя нарастающую тяжесть в голове и желание прилечь прямо на пол.
– Вверх по лестницам и баиньки! – на вопрос Оли «Куда?» отозвался он.
– Ну не-е-ет! – капризно проканючила Оля, бросая безуспешно приглаживать выбившийся «петух» на затылке и хватая его за руки. Вырез её платья сполз в одну сторону, так что в него стал виден бежевый кружевной край лифчика. – Тут только весело стало! Давай…
Юра снова наклонился и поцеловал Тарабарову. Когда он от неё отлепился, она безропотно пошла за ним к выходу, цепляясь пальцами за складки рубашки на его спине.
До Жилого Этажа они добрались медленнее, чем могли бы, то и дело застревая на лестницах и в переходах. Дважды чуть не налетели на Поклёпа, уже отловившего с полдесятка ночных гуляк и судорожно мечущегося по этажам в надежде раскрыть причину этой наглющей ночной активности. Тем самым завуч совершал стратегическую ошибку: если бы он и дальше оставался караулить в своей засаде, ему в руки сами бы приплыли пол Юриного потока – так как большинство учеников возвращалось в свои комнаты через чёрную лестницу боковой башни, на одной из тёмных площадок которой Поклёп Поклёпыч нынче ночью установил свой раздвижной стульчик.
Под предлогом «проводить» Бейбарсов дошёл с Олей до её комнаты и – вообще без какого-либо предлога – завалился туда вслед за ней. При этом он с удивлением понял, что главное было, оказывается, просто выглядеть уверенным в себе – и ровно никаких возражений от Тарабаровой не последует, даже если он сейчас растянется на её кровати и заявит, что будет спать здесь.
Впрочем, спать в комнате Оли он не собирался. Тарабарова, смущённо хихикая и не вполне осознавая свои действия за фонившим эффектом разноцветных напитков, которые она весь вечер мешала, повернулась спиной к нему и барахталась в своём платье, пытаясь стянуть его через голову. Прямые ноги с чётко очерченными годами тренировок мышцами переступали по яркому персидскому ковру, устилавшему старый паркет комнаты.
Соседки сегодня не было, и её заваленная дорогущим хламом жилплощадь таинственно тонула перед Бейбарсовым в темноте как набитая скарбом пещера разбойников перед стоявшим на её пороге Али-Бабой. Убедившись, что Оля занята переодеванием, Юра потихоньку оглядывал её половину комнаты – вполне обычную и довольно строго выдержанную. Все вещи на столе лежали в определённой, внушающей Бейбарсову смутное отвращение своей скрупулезностью, последовательности. С «тюльпана» светильника, слегка разбавляя это занудство, болтались старые атласные ленточки с колокольчиками на концах. Оля как раз зацепила их выпроставшейся из рукава рукой, и они тихо зазвенели.
