Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 47 страниц)
Юра с Сашкой, уже переодетые в форму команды Тибидохса, улизнули из раздевалки и теперь сидели на брусьях под основаниями нижней трибуны, откуда сквозь широкие щели между досками открывался неплохой вид на главные ворота стадиона – облюбованная близнецами трибуна, как и раздевалки, находилась недалеко от выхода.
Звуковая волна, прокатывающаяся над ним, плеснула на октаву выше, и некоторые из журналистов и магпортеров, что ещё не дежурили возле входа, деловой рысцой поскакали туда через стадион. Попаяному Гопслингу и леди Га-га-га, не делавшим ровно ничего интересного, остались верны лишь немногие.
– О, а вот и они, – сопровождая взглядом магпортеров до финишной линии их забега, дернула ногой Сашка, не отлипая от смотровой щели.
– Угу, – натужно промычал Юра – сестра случайно врезала ему широким квадратным каблуком по лодыжке.
– Извини!
– Что там, обычный цирк, или особенный? – ухмыльнулся брат, потирая место ушиба над голенищем ботинка.
– Сам посмотри!
Бейбарсов оставил свою ногу в покое и с готовностью составил сестре компанию, прилипнув к амбразуре между досками.
Недалеко от ворот уже образовалась пробка, состоящая из тройного полукольца. Первый его ряд занимали операторы с камерами и журналисты; второй, состоящий в основном из Тибидохских школьников и молодых ведьмочек, вооруженных блокнотиками, плакатами и календариками, значительно ширился и норовил прорвать первый; в третьем неприкаянно прыгали на цыпочках те представители магвостей, что подоспели к этому празднику жизни последними. И вся эта конструкция целиком отползала назад по мере того как Таня Гроттер и Глеб Бейбарсов пытались все-таки попасть на Тибидохский драконбольный стадион, лавируя среди вышеупомянутой толпы. На вопросы журналистов они отвечали на ходу, избирательно – Юра с Сашкой по опыту знали, что это ничего особо не значащие и ни к чему не обязывающие фразы, так дрессировали отвечать всех членов Сборной Мира (они даже, вроде, отдельный контракт на этот пункт подписывали). В остальном же родители игнорировали представителей магвостей просто мастерски, так уметь надо!
Таким образом, а так же не без помощи дежурных магфицеров, они выпутались из первого кольца и очутились во втором. Там Таня стала улыбчивей и приветливей. Она то и дело останавливалась подписывать всякую всячину, которую подростки совали ей со всех сторон. Урвать вожделенную звездную подпись хотели не только у неё. Близнецы то и дело начинали ржать как гиены, раз за разом наблюдая примерно одну и ту же картину: Глеб старательно прикидывался, что не замечает всех тянущихся к нему листочков примерно до того момента, как Таня кидала ему короткий, но очень ёмкий взгляд через плечо (со значением коего близнецы были знакомы и коего устрашались; в переводе на их отца, впрочем, это значило что-то вроде «Веди себя прилично»). После этого старший Бейбарсов закатывал глаза и вдруг «прозревал». Эта сценка в незначительных вариациях повторялась на каждом официальном мероприятии, и Юра с Сашкой наблюдали данную отцовскую метаморфозу бесчисленное количество раз – но каждый раз было одинаково смешно.
Несмотря на усилия пяти магфицеров, толпа не желала освобождать проходы к трибунам. Каждый член Сборной Мира в глазах фанатов драконбола, коих здесь собралось немерено, приравнивался к отдельному языческому богу. Кроме того, близнецы знали, что это далеко не всё, за что люди любили их родителей – и в такие моменты даже начинали их немного ревновать. Дома, наблюдая за ними в обычном быту, зная их, очень легко было забыть, насколько известными в магическом мире и незаурядными личностями они были. Это всегда были, ну… просто мама и папа, а не ТА САМАЯ Таня Гроттер, ТОТ САМЫЙ некромаг.
Потому каждый раз это было так забавно и так странно. Маленькие девочки смотрели на Таню с чистым, незамутненным детским восхищением. Девочки постарше тоже смотрели – правда, больше не на Таню, а на Глеба, и с восхищением несколько иного рода. Но всех этих девочек объединяло одно: они все хотели быть Таней Гроттер, не имея ни малейшего понятия, чего это стоило – стать ею.
На третьем круге к ним снова начали цепляться журналисты – судя по долетающим выкрикам, они хотели что-то из разряда «дядь-дядь, ну покажи фокус!» Ну Глеб и показал.
Пакостно ухмыльнувшись, он обернулся к Тане, которую до этого вел за руку, и с видимым удовольствием образцово-показательно её поцеловал. Толпа вокруг подняла счастливый визг. Таня отцепила от себя мужа и кинула ехидную улыбочку в ближайшую камеру.
Тут большая часть народа была отвлечена появлением вслед за Бейбарсовыми на стадионе Маланьи Нефертити, ещё одной нападающей Сборной Мира, и, качнувшись назад, чуть схлынула. А буквально в течение следующего мгновения Таня с Глебом, воспользовавшись выпавшим шансом, как сквозь землю провалились. Вот они были у всех перед глазами – и вот уже их нет!
– Никогда не понимала, как у них так мастерски получается линять, – завистливо вздохнула Сашка. – Нам бы хоть щепотку от этого искусства генетически отсыпали – пригодилось бы!..
– О, смотри, там Маланья! – ухмыльнувшись, локтем в бок легонько подтолкнула она брата.
Но Юра должной заинтересованности не проявил – бегло покосился между досками в направлении нового фанатско-репортерского кольца вокруг египтянки славянского происхождения и, зевнув, отвернулся. Сашка состроила сострадательную физиономию, мысленно окончательно поставив Бейбарсову клинику. Пустить по игнору Маланью Нефертити, на которую он пускал слюни в подушку с десяти лет – глубже падать было просто некуда. Нет, это было просто невозможно! Зомбировала его эта Лера, что ли, или лоботомию ему сделала?!
– Надеюсь, вы двое планируете оттуда спускаться?
Близнецы обернулись через спины, чтоб узреть звездную персону ТОЙ САМОЙ Тани Гроттер в непосредственной близости от себя – вернее, под собой, с учётом, что они, свесив ноги, сидели на поперечной планке метрах в четырёх над землёй, опасно наклоняясь вперёд, к дощатой стене основания трибуны. А ТА САМАЯ Таня Гроттер в данную секунду называлась мамой, и мама была не то чтоб в восторге от расстояния между её чадами и землёй. О неуместности чего Юра, болтая ногами, тут же посмел ей и напомнить, акцентировав внимание на факте, что через какой-то час это расстояние увеличится ещё на несколько десятков метров уже с полного её благословения.
– Но если вы свернёте себе шеи, играя в драконбол, нам будет не так обидно, – ухмыляясь, заметил сунувший руки в карманы Глеб. – Слезайте!
Близнецы, выражая свой протест невнятным мычанием и вздохами, поочередно сползли по ближайшей подпорке и спрыгнули вниз.
– Ну-с, напутственные речи будут? – расправляя плечи, поинтересовалась Сашка.
– Я сочиняла всю ночь, но забыла листочек дома. Простите! – пошутила Таня и вытянула вперёд руки.
Близнецы без смущения – здесь никого чужого не было – нырнули в предложенные объятия. От мамы как всегда непередаваемо на словах, но отчётливо пахло домом. Затянутые в хвост кудряшки, точно такие же, как у Софьи, пощекотали Юре щеку.
– А где Лео? – любопытно завертела головой Сашка.
– Дома, – вздохнула Таня, отпуская её и брата. – Он не захотел лететь.
– Не захотел?! – в унисон опешили близнецы.
– Твёрдо и авторитетно поставил нас в известность, что ему неинтересно, и он хочет у бабушки смотреть мультики про динозавриков, – улыбнулся Глеб.
– Обалде-еть… – протянула Сашка.
Она всё ещё не могла поверить, что какому-то ребёнку может быть не интересен драконбол. В смысле… Здесь ведь драконы! Настоящие! Да как это может быть менее интересно, чем нарисованные ящерицы в лопухоидном телеящике?
– Не обижайтесь на него. По-моему, он просто нашёл повод встретиться с Кириллом и похимичить, пока мы не увидели и не отобрали все реактивы, – развела руками Таня. – Древнир, в его комнате теперь сплошной бардак и девяносто процентов всей посуды в доме. А ему ещё пяти нет! Аж жутко представить, что нас всех ждёт дальше.
– Ветер сильный, будет всё время сносить чуть вправо, – когда тема с Лео была закрыта, проинструктировал близнецов Глеб. – На морозе играть – приятного тоже мало, но не думаю, что с таким красавчиком как Милый сын и температурой его огненного плевка вы там сильно замёрзнете.
– Хуже всего – солнце, – покачала головой Таня, обращаясь к близнецам. Она стояла, уперев руки в бёдра и слегка сдвинув брови. Голос у неё теперь был сосредоточенный, словно у тренера. – Лучше бы продолжал идти снег. Но все тучи разбежались просто как назло! Драконюхи расчистили везде, где смогли, но всё равно будет сильно слепить – и от земли, и от купола. Лучше…
– Мам, да мы знаем! – закатила глаза Сашка. – Соловей нам только что в раздевалке минут пятнадцать мозги промывал, мочи больше слушать нет! Мы будем очень…
– Естественно будете! – вклинился новый, хорошо знакомый всем присутствующим сварливый бас. – И в первую очередь вы будете находиться там, где вам положено находиться за сорок минут до официального полуфинала Международного Драконбольного Чемпионата – в своей раздевалке, со своей командой, закрепляя в памяти разработанную своим тренером стратегию игры! Ну-ка живо…
Пока Соловей О. Разбойник ковылял к ним, Глеб, усмехнувшись, легонько потрепал близнецов за плечи.
– Вне зависимости от того, что сегодня будет, помните: мы вас любим.
– Но лично я, возможно, буду любить вас буквально на одну десятую градуса больше, если вы сделаете из этих лисиц манто, – встряла Таня, бегло касаясь Сашкиного рукава – близнецы уже зайцами сматывались от негодования своего непосредственного тренера, то и дело весело оборачиваясь на оставленных под трибунами родителей.
Когда Сашка с Юрой окончательно слиняли – только тогда Соловей перестал таращиться единственным глазом им вслед и повернулся к старшим Бейбарсовым.
– А, Гроттер, – кивнув Глебу, сухо поприветствовал он Таню.
Таню это ни на йоту не смутило, и она с радостной и неслыханной для любого из нынешних его подопечных дерзостью повисла у тренера Сборной Тибидохса на шее – для чего ей пришлось наклониться. Бейбарсов дрогнул кончиками губ вверх, наблюдая за этим.
Соловей стерпел излишнюю фамильярность как старый крученый дуб терпит грозу – со скрипом. Но взгляд единственного глаза потеплел.
– У ваших, так сказать, потомков отвратительно с дисциплиной, – сварливо заявил он.
– Вы пятый, кто сказал это на этой неделе, – беспечно отозвался Глеб, разглядывая перекрытия вверху.
– Ещё одна выходка, хоть одна наподобие той, что они выкинули на дружеском матче, или хоть единая пропущенная тренировка – и я выгоню их из команды взашей, вот к Лигуловой тёще выгоню! – погрозил он, предостерегающе мотая узловатым пальцем. – И не обижайтесь мне потом – это результат вашего воспитания. Я нанимался заведовать профессиональной командой юниоров, а не цирковым балаганом!
Таня только протяжно вздохнула, улыбаясь и согласно кивая одновременно.
– Хотя я уже не уверен, что знаю разницу, если даже лучшая команда мира выходит на поле только чтоб потешить зрителей. Ваш последний матч – это же гарпиям на смех! – негодующе махнул рукой Соловей. – Драконбол – это масштабный, серьёзный, великий спорт, а про благотворительный матч Сборной Мира с Болотными духами уже анекдоты на Лысой горе посочиняли, тьфу!
– Зато Кощеев и остальные выхухоли значительно победнели в пользу неимущих и угнетённых. Репутация драконбола как вида спорта от этого в глазах народа вряд ли пострадала – скорее, разительно возросла, – парировала Таня и, моргнув, выжидающе уставилась на тренера.
– Всё. Больше не могу придумать, за что на тебя поворчать, – после паузы признался её бывший тренер. – В остальном ты молодец, Гроттер. Молодец.
Углы его морщинистого рта изломала линия, которую можно было интерпретировать или как улыбку, или как гримасу отвращения – особой разницы не было, но Таня расшифровала верно и расплылась в ответной улыбке.
– Я старалась, – переглянувшись с Бейбарсовым, согласилась она. По скачущим в глазах Глеба весёлым бесенятам с точностью до сотых можно было определить, что он едва не уточнил у Соловья что-то типа: «А почему я не молодец?» Таня мысленно поздравила мужа с тем, что у того хватило такта промолчать. Ещё лет десять назад точно бы не заткнулся!
– Думаете, у Тибидохса реальные шансы на победу? – с любопытством спросил Бейбарсов над Таниным плечом, скрещивая руки вокруг её груди.
Соловей поджал губы.
– Думаю, я натренировал их так хорошо, как мог, – после паузы неохотно признался он. – И думаю, если этого окажется недостаточно – я уволюсь к Древнировой фене! – запальчиво махнул Соловей ладонью.
– Ага. Я слушаю эти ваши обещания накатать «по собственному желанию» уже тридцать лет кряду – с тех пор, как моя детская нога впервые ступила на это самое поле, – позволила себе усомниться Таня, ухмыльнувшись из кольца Глебовых рук. – А вы, Соловей Одихмантович, так долго пакуете чемоданы, что уже моих детей до пятого курса дотренировали.
– Твоих? А я-то думал, я к этому процессу как-то тоже причастен, – проворчал Бейбарсов, чуть качнув её из стороны в сторону.
Таня фыркнула.
– Как поживает твой инструмент? – прикинувшись глухим и только резко раздув ноздри на последнюю реплику бывшей подопечной, в отместку поинтересовался у неё Соловей О. Разбойник. – На матче с Духами вроде чуть влево забирал, мм?
– Да, пара колков обломалась. Я уже отдала нашему домовому – исправил. Так что всё хорошо.
– Ничего хорошего! Ужасно! – вдруг взвизгнул старческим фальцетом перстень на Танином пальце. – Кошмарно! Однажды почти спалила, дважды чуть в щепки не разнесла! Четыре трещины, штук десять царапин, три смычка уже угробила, а струны-то, струны сколько раз обрывала! Только к домовому туда-сюда и носит – такой инструмент нежити доверять, тьфу, спаси Древнир её душу! Удивительно, что он ещё летает. Столько раз уже твердил – отдай инструмент дочери! Ребёнок хоть умеет с ним должным образом обращаться. Невыносимо!
– Невыносимо – это вот это! – скосив взгляд на перстень, проворчала Таня и досадно тряхнула рукой.
– А Софья что, летает? – живо заинтересовался Соловей.
– Играет, – покачал головой Глеб.
– Тогда не отдавай! – сурово распорядился тренер. По его мнению, пиликать на полётном инструменте было кощунством, сравнимым разве что с распиванием наливки из Святого Грааля.
– Пф! И не собиралась! Это мой контрабас.
Встретив такой возмутительный отпор и ноль сочувствия, Феофил Гроттер аж подавился в перстне латынью. Да так и замолчал, смертельно обидевшись. Таня понадеялась, что его молчаливой обиды хватит хотя бы дня на три, а Глеб – что навсегда.
Соловей громко прокашлялся и сплюнул в куцую и жухлую, кое-где торчащую из песка и щепок траву. Затем оценивающе сощурился на Бейбарсовых.
– Чай, не холодно вам?
Сам Соловей уже изрядно подмерз в тулупе и подбитой мехом тюбетейке.
– Нет, – неизвестно чему улыбнулась его бывшая подопечная.
Соловей хмыкнул.
– А я уже продрог как тот шакал! Языками тут чешем попусту на морозе, а мне ещё следует дать своей команде напутственного пинка. Э-э, уволюсь, к Кощеевой матери уволюсь!.. Стар я уже для этого, – последние слова Соловей произносил, целеустремленно хромая прочь. Прощания были не в его стиле.
– Соловей! – окликнул его Глеб.
Тот с неохотой обернулся.
– Ну?
– Чисто случайно… Близнецы ничего не говорили о своих дальнейших планах на драконбол? – пытливо сощурился он.
Соловей пожевал губу и снова сплюнул.
– Ничего не знаю! Вижу только: они хотят быть, как вы, – наконец сипло каркнул тренер и, развернувшись, исчез между перекрытиями. Шум трибун сверху заглушил его тяжелые, ковыляющие шаги.
– Если они хотят быть, как мы, я тогда лучше сама им кости переломаю, – буркнула Таня.
– В очередной раз впадаешь в крайности, – засмеялся Глеб.
– Крайности? Только за последний год ты получил сотрясение, пять ожогов и три перелома.
– Зато ты – один. Благодарности принимаю в любое время, в любой форме.
– Уф, ты невыносим!
– А меня пока никуда выносить и не нужно, – меланхолично отозвался Бейбарсов.
Таня не выдержала и, наклонив голову, хихикнула в его рукав.
– Всё, отпусти меня. Мне уже жарко!
Софья, а так же Марта и Виолетта Гломовы медленно шли, лавируя между зрителями и торговцами, по кромке поля, перед самым защитным куполом. Один из магпортеров – остроухий и веснушчатый, спеша куда-то, наткнулся на встречно движущуюся Марту – а разглядев, с кем столкнулся, вдруг дал такого стрекача, что повалил на землю какое-то оборудование. Поднялась ругань, в которой участвовал веснушчатый магпортер, два оператора и один агрессивный гном. Ведьмы не стали отвлекаться и двинулись дальше.
– Чего он от тебя шарахнулся? – через плечо полюбопытствовала Софья, облизывая пластмассовую ложечку от горячего йогурта, который купила по пути. Йогурт пенился и булькал в самодельном стаканчике, соблазняя всех в радиусе метра запахом ванили и жареного зефира.
– Узнал, – самодовольно хмыкнула Марта, чопорно поправляя чёрную шапку с фирменным знаком «Ну Айк», и пояснила: – Он был на афтерпати показа предновогодней коллекции нашей ле маман – ну, а мы там манекенщицами, ясно дело, подхалтуривали. Мне даже одно норм платье такое попалось, с перьями жар-птиц – да ты его видела! Леди Га-га-га в нём в январе на фиолетовой дорожке была. И чесслово – на мне сидело лучше!
– Ага. Так что с остроухим-то?
– Да ничего, – загадочно улыбнулась Марта. – Через пару недель выписали.
– Бедняжка выбрал не ту манекенщицу, чтоб аморально воспользоваться состоянием её глубокого опьянения, – притворно-сочувственно вздохнула Виолетта.
Софья хмыкнула и прикусила ложечку, рассеянно оглядываясь.
По лестнице одного из секторов, мимо которого они как раз проходили, спускалась Тарабарова. Освобожденная от комментаторских обязанностей по рангу игры, тибидохская балерина должна была сегодня находиться где-то на трибунах среди простых смертных. Наткнувшись взглядом на Софьину компанию, она резко затормозила и, сунув нос в намотанный поверх куртки синий шарф, отвернулась к хвостиком семенящей за ней Попугаевой – которая чуть на Олю не налетела.
Когда Софья и Гломовы прошли мимо сектора, Тарабарова оборвала так внезапно вспыхнувший диалог со Светой и, сойдя с лестницы, быстро ушла в противоположную сторону – как заметила обернувшаяся Софья. Совершенно ясно было, что встречаться с ними и вообще попадаться лишний раз на глаза её компании Тарабарова не хотела.
– А этой вы что сделали? – заволновалась Софья. Оля была личностью, как она сама себя характеризовала, «утонченной, но не боящейся открытых конфронтаций», и уж точно никого в школе не избегала… раньше.
– В смысле «что»? – утирая текущий на холоде нос, искренне изумилась Виолетта. – И почему мы? Ты сделала – нашими прекрасными руками, вот этими (зацени какой маникюр!) Ты же сама просила её прижать. Видишь: уже можно сказать нам спасибо.
– И за что именно?! Вы ей что, свой маникюр к горлу приставляли?
– Фу, Бейбарсова, ты стала какая-то нервная, – недовольно скривилась старшая Гломова, пока Марта отстала, выискивая поблизости подпольную «точку» Вадима с горячительными напитками. – Истерички в родословной вроде у Валялкиной, а не у тебя.
– Не говори так, – резко пресекла её Софья. – Тётя Лиза…
– Ой, да знаю я!
– Вот и не говори! Ответь мне, что вы Тарабаровой сделали.
– Отвечаю. Лолита проследила за ней до чердака Серой башни, где она, оказалось, танцует свои танцульки. Близняшки постояли рядом для усиления впечатления, а мы чудно, мило, прекрасно побеседовали наедине о личном пространстве, границах бесконечного терпения и вреде чрезмерного напряжения голосовых связок.
– А потом я превратила ленты пуант вокруг её лодыжек в двух гадюк, и она всё поняла! – радостно закончила Марта, нагоняя их и одновременно дуя на бумажный стаканчик, зажатый между её красными варежками.
– Марта!
– Не визжи – всё равно не так громко, как у неё, получится! Я не виновата, что Тарабарова ужа от гадюки отличить не может. Это пробел не в моём образовании.
– Глинтвейн? – одновременно полюбопытствовала на стаканчик Виолетта.
– Не-а. Грог*! – довольно пояснила её сестра и, втянув носом пары из стаканчика, прибавила: – И четверть коньяка, четыре звезды.
– О! – оживилась Виолетта, цепляя сестру под локоть и циркулярно-красивым оборотом разворачивая назад. – А ну пойдем покажешь, где ты это нарыла, моя алкогольная ищейка. Пойдем или делись!
Марта бодро пошла – не столько в качестве проводника, сколько себе за вторым. Софья за ними увязываться не стала – сидели они с Гломовыми в разных местах, а до своей лестницы Бейбарсова уже добралась.
Задрав голову, она разглядывала ВИП-ложу далеко вверху – выше располагалась только комментаторская будка на другой части поля, – когда сзади подошёл Мишка и ткнулся носом в узкую полоску голой шеи, между краем шарфа и кудрявыми рыжими волосами, выбившимися из-под шапки. Софья ойкнула – нос у Мишки был ледяной – и, засмеявшись, мстительно сдёрнула с него капюшон.
Таня догнала на узких железных ступеньках Глеба. Он, скрестив на груди руки, застрял на полпути, изучая Софью с Мишкой, застрявших ниже, на лестнице по другую сторону сектора, и бессовестно загораживавших всем остальным проход.
– Не психуй, – проследив направление его взгляда и развеселившись, предупредила Таня.
– Я не психую, – не отрываясь от созерцания, огрызнулся Бейбарсов и недовольно шевельнул челюстью.
Но ему тем больше не нравилось, чем больше это забавляло его жену. А её это в данный момент ну очень забавляло.
Таня стала на ступеньку выше и положила подбородок на его левое плечо.
– Не веди себя как Юра. Ты взрослый, здравомыслящий человек, способный контролировать свои эмоции и реагировать на происходящее адекватно, – шепотом напомнила она ему на ухо.
Бейбарсов скептически скосил на неё взгляд.
– Помедленнее, я записываю на зудильник. Буду прокручивать тебе эту запись всякий раз, как ты снова будешь вопить, что я непереносимая скотина, которая ведёт себя как подросток.
– В жизни такого не говорила! – фыркнула Таня.
– Согласен, – ухмыльнулся бывший некромаг. – Ты использовала более глубокие эпитеты.
– …которые ты заслужил. Но не сегодня! – улыбнулась Таня с его плеча. Холодный ветер трепал её рыжие, затянутые в хвост волосы.
– Потому что сегодня ты взрослый, здравомыслящий человек, который не собирается запирать свою любимую дочь в башне под охраной дракона и для надёжности садить сглаздоматчика в кустах, чтоб он отстреливал всех мимопроезжающих рыцарей, – повторила она и чмокнула его в колючую щёку.
– Мишка хороший парень, мы его с рождения знаем. Вообще, кончай притворяться, что ты удивлён! – она хлопнула его по руке.
– Тем, что он в неё в конце концов влюбился – совершенно не удивлён. Но он посредственный, безвольный, смазливый, и ему понадобилось почти двадцать лет, чтоб оценить её по достоинству. Она могла бы…
Таня скривилась.
– Только не говори «найти кого-нибудь получше», а то у меня зубы сведёт! Я, знаешь ли, тоже могла найти – и нашла – кое-кого получше, но треплю свои нервы с тобой и фундаментально этим счастлива!
– Ну, раз счастлива… – улыбнулся Глеб.
– Э-эх, родственнички! Родственнички дорогие-е! – прервал их новый бодрый голос, и в следующее мгновение на Таню с Глебом с верхних ступеней обвалился Баб-Ягун, панибратски сгребая со спины в родственное объятие сразу обоих.
– Не дай Лигул! – негромко вырвалось у Бейбарсова, раздраженно дергающего плечом, чтоб скинуть Ягунову руку.
Таня с Баб-Ягуном визгливо и нахально расхохотались.
– Прекращай дразниться, смертник! Видишь, Глеб нервничает, – едва унялась ведьма, кивая на мужа. – Ты навлекаешь беду не столько на свои уши, сколько на нос своего чада.
Бейбарсов только поджал губы на эти слова, а Ягун громко хохотнул.
– Не-а. Я и моё чадо в полной безопасности, – уверенно заявил он, перекатываясь с пятки на носок. – Я заблаговременно обзавёлся надёжной крышей, и эта крыша – ты!
Таня выгнула левую бровь, рассматривая болтливого комментатора. Баб-Ягун, слава Древниру, наконец-то обрил свою кошмарную бороду, и его физиономия снова приобрела сходство с физиономией невинного младенца… облаченного в серый выглаженный костюм и при пёстром жёлто-оранжевом галстуке, по которому летали шмели. Статус комментатора международных магспортивных чемпионатов диктовал свой дресс-код, против которого Баб-Ягун протестовал как мог.
– Ты даже не представляешь, какое упоительное ощущение безнаказанности ты мне подарила, утащив этого мрачного типца под венец! – тем временем, жестикулируя в сторону Бейбарсова, развил тему Баб-Ягун. – Это как грифона за хвост дёргать, когда между тобой и им титановая решётка. Бесценно!
– Ага. Только руку в один чудный для грифона день можно не успеть отдёрнуть, – ехидно напомнил Глеб.
– Спасибо, Танька! – проигнорировав его, великовозрастный внук Ягге, не вынимая рук из карманов, ловко расцеловал ведьму в обе щеки. – Ты моя третья по счёту самая любимая женщина в мире.
– Несказанно польщена.
– …Так что могу пустить тебя посозерцать матч из моего орлиного гнезда, если не будешь отбирать рупор и вопить в него всякие необъективные материнские мнения.
Таня хмыкнула.
– Очень щедро, но, пожалуй, откажусь. У нас ВИП-ложа, – она высунула язык.
– А вы чего, какие-то важные люди? Пф, не знал!
Лестница заходила ходуном у них под ногами. С подножья её только что атаковал отряд, преимущественно состоящий из подростков. Вместо пик и кольев они крепко сжимали в руках самопишущие перья и шариковые ручки.
– О, вам, походу, лучше ретироваться туда прямо немедленно, – бросив взгляд вниз, внёс здравую идею Баб-Ягун. – Глядите как кровожадно глазки-то блестят – у кого-то из них в роду по-любому потерялся оборотень! Растерзают, мамочка моя бабуся! А Бейбарсова школьницы ещё и изнасилуют – только отвернись!
– Шёл бы ты уже в свою будку, шут гороховый, – под рваный Танин смех – она аж согнулась над перилами – устало предложил Глеб.
Баб-Ягун предложение оценил и спустя несколько минут уже огибал сектор – предусмотрительно поверху, подальше от настойчивых фанатов. По пути он проводил Бейбарсовых до ВИП-ложи. Разглядев дежурящих по её периметру магфицеров и личных телохранителей Попаяного Гопслинга, молодое поколение приуныло, прекратило штурм и рассосалось по своим зрительским местам. Вверх, к ложе, протиснувшись между встречным потоком людей, взбежала только Софья (некоторые на неё оглядывались). Мишка ушёл к Вике, которая уже заняла им места повыше, на соседней трибуне.
– Сюда нельзя! – заступил ей дорогу худой магфицер в форменной мантии.
– Льзя, – без тени юмора заверил его голос сзади, и смуглая Маланья Нефертити с кроваво-бархатными губами, поймав Софью за руку у локтя, протащила её в ложу мимо бдительной охраны.
Таня с Глебом стояли у перил, опираясь на них ладонями, и рассматривали бурлящий школьный стадион.
– Когда мы здесь в последний раз играли?
– Матч-реванш со Сборной Вечности, – сразу вспомнил Глеб и, хмыкнув, добавил: – И ещё сыграем. Чемпионы мира играют против Сборной Мира.
– Хоть бы не Кицунэ, хоть бы не Кицунэ!.. – картинно взмолилась Таня, скрещивая пальцы. – Прикинь, проиграем? Тренер уволит всех поголовно к Лигуловой матери. Потеряем работу! – развеселилась она.
– Не самая большая неприятность в моей жизни, – зевнув, согласился Глеб.
– Эй, Гроттер, Бейбарсов! – окликнула их Маланья, махнув Софьиной рукой так небрежно, словно та находилась отдельно от владелицы тела. – Это ваше?
– Может быть, – обернувшись, уклончиво отозвался Глеб. – Тест на отцовство я не делал.
– Лично я сомневаюсь, что моё, – тем временем фыркнула Таня, кивая на дочь, которая первым делом повисла на отце.
– Ма-ам! – укоризненно засмеялась Софья.
– Ты забрала себе близнецов, – пожал плечами Бейбарсов, рассеянно гладя дочь по кудрям.
– Ты забрал её первый, – назидательно ткнула в него пальцем жена.
– Имущество имуществом, но детей на развод, я смотрю, вы уже поделили, – фыркнула Маланья и, закинув ногу на ногу, уселась через одно кресло от леди Га-га-га. Та качнула малиновой вуалью и ниже надвинула на лицо шляпу.
– Не будет ей развода: этот нюанс я предусмотрел двадцать лет назад, – самодовольно ухмыльнулся Бейбарсов. – Всех детей оставляем себе.
Времени до игры оставалось всего ничего. Соловей уже раздал всем обещанных напутственных пинков и отбыл занять надлежащее ему место на тренерской скамье. В раздевалке, в наэлектризованном волнении команды, сидеть не было сил. Юра вышел поговорить по телефону с Лерой. Сашка, выскользнувшая за ним, широким жестом души отсыпала брату немного личного пространства и мешать не стала, вместо этого побрела под трибунами вдоль перекрытий. Во рту было вязко, как будто она съела полтюбика зубной пасты (вторую половину по умолчанию съел бы Юра). Она нервно теребила рукава комбинезона и сжимала-разжимала руки в кулаки. Новёхонькие, подаренные братом на Восьмое драконбольные перчатки ещё не разносились и скрипели лакированной кожей на ладонях.
Отвлёкшись на свои внутренние ощущения и позволив ногам нести её, Сашка не сразу различила за общим шумом близкий говор, и вынырнула из-под очередной балки прямо напротив компании кицунэ – тем, видимо, тоже на месте не сиделось.
Возле дощатой стены стояли Иошши и розоволосая японка – та, что играла в защите на пару с Накамурой. Сам Рома торчал здесь же, напротив них, и что-то живо объяснял на японском, волнообразными движениями ладони изображая нечто, так и оставшееся загадкой. Завидев за его плечом Сашку, Иошши хлопнула Рому по руке, заставляя замолчать. Тот обернулся.
Сашка как-то не к месту подумала, что ему действительно очень идёт драконбольная форма. Он выглядел крутым. Но все равно милым.
Накамура расплылся в широкой улыбке.
Иошши пробежала по ним неодобрительным взглядом и, движением головы позвав за собой напарницу, пошла в сторону раздевалки Кицунэ.
– Рома, – уходя, с нажимом предупредила розоволосая.
Накамура только беспечно отмахнулся от неё, продолжая смотреть на Сашку.
– Если это психологическая атака, то сокрушительная. Сейчас ты очень красивая.
– И не только сейчас. А ещё сильная, находчивая, отважная – всегда, – с улыбкой добавил он, чуть разведя руками. – У меня хватит сил сопротивляться всему этому до момента, когда последний мяч окажется в пасти вашего дракона – ни секундой дольше… но и ни секундой раньше. Не рассчитывай, что я сломаюсь и позволю вам победить, – уперев руки в боки, просто заверил он. – Не-а!
Сашка молча глядела него, чуть сощурив зелёные глаза.
– Больно надо, – наконец хмыкнула она. – Мне не нужны поддавки. Я и так у тебя выиграю.
