Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 47 страниц)
Юра застонал.
– А это может подождать до конца ужина, когда рожи кицунэ испортят мне аппетит?
Но Сашка, качая головой, уже вела его в противоположном выходу из жилых коридоров направлении.
Комментарий к Лис, лань и семейство кошачьих *Сямисэ́н – традиционный японский щипковый трёхструнный музыкальный инструмент. Ближайший европейский аналог сямисэна – лютня.
И-и мы уже перепрыгнули за 100 страниц. На этом этапе я хватаюсь за голову и понимаю, что это будет чертовски долгая история. Однако писаться, думаю, теперь будет быстрее, так как автор немного разгрузился – если вас всё это ещё интересует, конечно.
====== Глубины морские и сердечные ======
Пусть медленно, как сон, растёт прилив,
От полноты немой,
Чтобы безбрежность, берег затопив,
Отхлынула домой.
Пусть колокол вечерний мерно бьёт,
И мирно дышит бриз,
Когда пройду последний поворот,
Миную тёмный мыс.
(с) А. Теннисон. Преодолевая мель
Один из круглых магических светильников, стандартно развешанных по стенам всех жилых комнат, не горел. Софья стояла на стуле и, стряхивая с перстня зелёные искры, водила над пустым железным «тюльпаном» руками, пытаясь заново взрастить в нём трепетную осветительную магию. Отдельные искры, прилипая друг к другу, вливались в пульсирующую изумрудную сферу на дне «тюльпана», из размера горошины уже доросшую до масштабов апельсина.
Софья поймала себя на том, что ужасно хочет апельсин. С ней так бывало: непосредственная визуализация чего-то – прямая или, как в данном случае, обработанная фантазией – рождала и стремительно подогревала до состояния кипения степень её хотения «вот этой штуки». Предложи ей кто-нибудь апельсин пять минут назад, она бы, может, и не отказалась, но и не съела бы сразу. В данную же секунду за апельсин она готова была отчислиться из магспирантуры, изложить прямо в крысиную физиономию Клоппа всё мнение, которое она о нём имела, или вступить в тибидохскую драконбольную сборную. И даже всё это одновременно.
– Слушай, у тебя апельсина где-нибудь не завалялось? – продолжая пасы над светильником и не оборачиваясь, спросила она.
– Это где это, интересно? Под кроватью, в лифчике?.. – Виолетта, на животе растянувшаяся поперёк Сашкиной кровати, мотнула ногой в высоком чёрном носке. – Еда по этому замку ни у кого и нигде ещё не валялась! Нас, моя дорогая, кормят по тюремному режиму: трижды в день, а не двадцать раз за сутки. Девиз пленников этого концлагеря гласит: то, что съедено тобой, съедено другим быть не может!
Изумрудный сгусток света пыхнул и сменил цвет на серебристо-белый. Разом разросшись до размеров мяча, он выскочил из железного «тюльпана» и, покачиваясь, повис над ним. По погруженной в полумрак комнате растёкся радостный жёлтый свет. Софья победоносно вскинула сжатую в кулак руку и спрыгнула со стула под кислое Виолеттино: «До этого мне больше нравилось».
Оттаскивая стул на место, Софья поглядела на подперевшую кулаками подбородок Гломову. Та этим вечером была на редкость одета: в штаны и однотонный тёмный свитер. Это был пик её усилий быть собой. Пик этот, впрочем, с лихвой компенсировался вырезом на всю спину, через который торчали бледные лопатки, и широкими синими стрелками под глазами, доходившими едва ли не до ушей. Обыкновенно, по-человечески выглядеть Виолетта не могла, причём складывалось такое ощущение, что не могла уже чисто на психологическом уровне – и это Бейбарсову удручало. Страх быть отвергнутой обществом въелся в разноглазую Гломову настолько глубоко, что вытравить его казалось непосильной задачей. Все попытки же провести с ней дружескую психотерапию сразу же залетали в тупик Виолеттиной агрессивности. Тут уж приходилось выбирать: либо заткнуться и молчать, либо быть перенесенной в категорию лютых врагов вслед за Викой.
Виолетта провела ладонью по вышитому орнаментом из листьев папоротника покрывалу и зевнула.
– Скоро Четырнадцатое. Что, опять будешь в гордом одиночестве?
– А ты опять отловишь какого-нибудь мальчонку-выпускника и затащишь его в чулан? – усмехнулась Софья, усаживаясь на стол и ставя на стул босые ноги в тапочках. – Только не моего брата, пожалуйста!
– Ой, как мило, что ты печёшься о его чести, – Виолетта упёрла подбородок в покрывало и, улыбнувшись, посмотрела на Бейбарсову поверх сложенных перед лицом рук. – Но это вряд ли в его интересах. Пацану шестнадцать, и ключевое тут – он пацан. Ты бы лучше за Сашкой следила: она вон себе восемнадцатилетнего завела.
– У них у обоих свои головы на шеи надеты. Если они им не помогут – я тут бессильна ровно так же, как и весь остальной мир. Это же близнецы!
– Н-да. У меня самой такие. Только тупее, – буркнула Виолетта.
– Кстати о голове на шее! – оттолкнувшись ладонями от кровати, она села и деятельно хлопнула в ладоши. – Моё зелье готово?
Софья, нагнувшись, выдвинула нижний ящик стола. Ящик звякнул. В нём между книг плотным рядом стояли бутыльки, похожие на разнообразные флаконы из-под духов (по факту, это они и были).
– Мой тот, который из-под «Жаба Дора», – напомнила Виолетта, копаясь в своей мятно-зелёной, увешанной разнокалиберными цепочками лаковой сумке. При попытке посторонних влезть в сумку цепочки превращались в жёлтых змеек и жалили, конечно, не смертельно, но реально больно. Так что ор пострадавшего как минимум оповещал хозяйку о происходящем.
– Я помню.
Софья вынула указанный флакон и хотела кинуть Виолетте на кровать.
– Не-не-не! Знаю я тебя! – испугано затормозила её Гломова. – Аккуратно и без резких движений передала сюда. Я не хочу напороться ногой на осколки, когда встану, и ждать ещё неделю, пока сварится новая порция.
Она на коленях перебралась на другую сторону кровати и, дотянувшись до Бейбарсовой, забрала зелье, взамен сунув той в ладонь несколько монет.
– Бери и не выделывайся, – под Софьину гримасу мудро посоветовала она. – Не бомжа грабишь. Вы ещё не в курсе, где и сколько вам чемоданов бабла понадобится оставить, чтоб вылезти из всей этой истории с огнивом – так что рано включать богатеньких! Потому что вряд ли вы пойдёте к родителям и попросите их подкинуть вам на карманные расходы ещё пару тысяч в этом месяце «ну чисто просто так». Не то, чтоб очень конспиративно выйдет! К слову, как идут дела?
Софья, признавая справедливость сказанного, сунула деньги в кошелёк и кинула на дно того же ящика.
– Кое-как. В процессе. Сегодня кое-что сделаем, если получится. Не скажу что, потому что если скажу, как всегда уже фиг сложится, – она покачала головой.
– Ну, тогда почему бы нам не вернуться к предыдущей теме. Насчёт Четырнадцатого.
Бейбарсова, подняв со стола своё красное перо, провела пальцами вдоль оперения.
– В следующей фразе, которую я услышу, будет слово, состоящее из пяти букв, начинающееся на «м»? – сдержанно-раздражённо уточнила она.
– Вообще, четыре буквы: м, и, ш, а. Или шесть, по паспорту: м, и, х, а, и, л.
Софья цокнула языком и закатила глаза.
– А чем тебя Мишка не устраивает?! Бесишь. И не меня, а Марту! Она вокруг него уже год бестолково круги наматывает, и ты даже не представляешь, насколько её этот твой пофигизм на самом деле задевает. Имей в виду: тебе до сих пор прощается только потому, что к тебе Марта тоже хорошо относится. Пока ещё. Но если ты будешь продолжать в том же духе, рано или поздно ты доиграешься, и она таки даст тебе за Лоткова боксёрской перчаткой прямо по физиономии – и будет права!
– Ой, ну простите, пожалуйста, что вам всем так хочется, а я вот такая эгоистка, что беру и не влюбляюсь в него! – Софья раскинула руки.
– «Не влюбляюсь»! – передразнила Виолетта и сощурила голубой глаз. – А что вообще в твоём понимании представляет из себя эта твоя требующаяся мифическая «влюблённость»? И ты вообще в кого-то по этим критериям влюблялась? Тебе сколько, девятнадцать? Ты даже ни с кем ещё не встречалась! Ты даже вряд ли с кем целовалась! Потому что мы же все такие принципиальные и просто так развлекаться не можем, нам надо чувства, нам надо «влюблённость»!.. Мишка – нормальный, адекватный пацан. Красивый, в конце-то концов! Даже светлый, если тебе это важно. И бегает за тобой как привязанный. Чего тебе ещё надо для счастья?
Софья сложила руки на груди и, покачнувшись, вперилась взглядом в стоявшее возле Сашкиной кровати зеркало. Бейбарсова из зеркала, водрузившись на стол, хмуро смотрела на неё в ответ и как будто тоже осуждала, царапая ногтем пуговицу на нагрудном кармане блузки.
– А я знаю, чего тебе нужно! – не дождавшись ответа, не унялась Гломова. – Сказать, чего? Некромага, который вдруг свалится на тебя с неба, аки принц на чёрном коне, с букетом увядших роз под мышкой!
– Нет! – Софья оторвалась от зеркала и перевела тяжёлый взгляд на Виолетту. – Уж верь мне, некромаг так далёк от принца на чёрном коне, как это вообще возможно! Ты знаешь, я люблю отца, я очень его люблю, но это не мешает мне здраво судить о вещах. Папа был мудаком, и вёл себя с мамой как мудак! И я просто… – разошедшаяся Софья открыла рот и вдохнула, пытаясь подобрать подходящее слово. – Знаешь, я восхищаюсь мамой, так как совершенно не представляю, как ей удалось вытерпеть его и из этого сделать то, что есть у них сейчас. Потому что я в себе таких душевных сил не чувствую! Так что нет, мне такое совершенно, абсолютно не нужно.
Виолетта медленно сложила ноги в позу лотоса и, чуть отклонив голову в сторону и назад, посмотрела на Бейбарсову долгим взглядом из-под густо накрашенных век.
– Слушай… Это ведь ты беспрестанно зудишь мне на уши о том, что я – не моя мать, что я другая личность, что можно быть собой, а не тупо идти её дорогой «сцепив зубы против ветра». А сама-то что? – зашла она с противоположной стороны. – Твоя мама встречалась с другом детства, у них не срослось, и ты решила, что, значит, у тебя с Мишкой не срастётся тоже, и, стало быть, зачем пытаться – так, что ли?
– Да это не то же самое, Ветта! – Софья, соскочив со стола на пол, даже ногой с досады топнула. – Дядя Ваня любил маму, всегда любил! Он об этом знал, она знала, и все вокруг знали тоже. Мы с Мишкой дружим, наверное, с рождения. Последние года четыре на него девицы гроздями вешались, и он за ними меня даже не видел! Я для него вообще была бесполое существо отдельно от всех представителей человеческой расы. А полгода назад… – Софья театрально щёлкнула пальцами. – Ему захотелось разнообразия, и на восемнадцатилетие после бутылки спёртой у Ягге медовухи он – цитирую! – «сделал выводы и решил», что теперь будет любить меня! Каково, а? А теперь он вбил это себе в голову и свято в это верит, в чём я не собираюсь ему потакать.
– Вот зачем? – Софья досадливо махнула красным пером, которое до сих пор держала между пальцами. – Зачем ему так нужно испортить всё этой глупой идеей фикс? Нормально же дружили! А теперь что ни слово ему скажи – он планирует, в каком галстуке будет делать мне предложение так, как будто действительно будет! Дурацкая ерунда. А отморозиться от него я ведь тоже не могу, он мне как родной: мне без него как будто руку ржавой пилой отмахнули. Так что давай ты сейчас не будешь сыпать мне соль на рану, иначе я вернусь к обсуждению твоего гардероба и манеры поведения в обществе, и мы поссоримся!
Виолетта вздохнула и, сдаваясь, вскинула руки, звякнув медными браслетами.
– Хорошо, сменим тему.
– Нет, всё! Выметайся. Мне нужно уходить.
Гломова скорчила недовольную гримасу и нагнулась за брошенной у изножья кровати сумкой.
– Куда уходить? Ужин начнут только через полчаса, – ноющим тоном проворчала она.
Софья, не слушая её, задумчиво посмотрела на перо у себя в руках и, обмакнув то в чернильницу, потянула из-под стопки учебников клочок бумаги.
В комнате Софьи не было. В дверях, однако, торчала записка, отправляющая близнецов в библиотеку. Юра с Сашкой развернулись на пороге и направились в указанном направлении.
На седьмом этаже Недолеченная Дама, сорвав с головы розовую шляпку, катала истерику Ржевскому. Близнецы, завидев приведений, позатыкали уши и, свернув в параллельный коридор, обошли это место: в бессмертной душе Ржевского как раз иссякли последние капли юмора, и он начал швыряться в жену ножами. Ножи, оскорбляя Даму, со свистом пролетали сквозь её платье и вонзались, куда ни попадя.
На пятом этаже возле стены бродил Рома Накамура и настойчиво пытался пройти сквозь портрет какого-то мага эпохи Екатерины Великой. Маг, подперев кулаком голову в напудренном парике, с интересом наблюдал за ним из позолоченной рамы.
– Нет-с, так тоже не выйдет. Так вы уже дважды ударили меня лбом в коленку! А вы бочком попробуйте, юноша, бочком.
– Фыр-фыр-фыр! – хором издали близнецы, проходя мимо.
Накамура с лёгким недоумением на лице обернулся им вслед. Поскольку в Тибидохсе он гостил впервые, то школьной «лисьей» дразнилки кицунэ ещё не знал.
– Извините! Подо-… Прошу прощения! – Рома нагнал озадаченно остановившихся посреди коридора близнецов.
– Проси! – заинтересованно разрешил Юра.
Накамура, дрогнув чёрными бровями, поглядел на него и обратился к Сашке – видимо, посчитав, что та окажется более приветливой.
– Вы не могли бы мне помочь? Мне объяснили, что, чтоб попасть на Лестницу Атлантов, нужно пройти в этом коридоре через портрет мага в парике. Но он меня чего-то не пропускает.
Сашка заглянула Накамуре за спину и издала весёлый смешок.
– Естественно не пропускает! Это же обычный портрет. Ты ломился в Григория Странного, а тебе говорили о Григории Стройном, – указывая на табличку под портретом, просветила она. – Он на две картины дальше.
Рома, прозрев, поглядел сначала на оштукатуренную стену коридора – там действительно имелся другой портрет мага в парике, тощего и с подзорной трубой в руках, – а затем на ту картину, через которую пытался пройти до этого.
– Зачем же вы не сказали? – возмущённо вопросил он у мужчины на полотне.
– А зачем мне лишать себя развлечения, коль ты дурак? – развёл руками портрет.
Сашка, хихикая, дёрнула брата за куртку – дескать, идём. Но Накамура снова обернулся к ним и, видимо, перелезая через обмотанные колючей проволокой заборы гордости, жалобно произнёс:
– У вас очень красивый замок. Но очень сложный. Вы не могли бы меня проводить до обеденного зала? Или хотя бы объяснить, как туда дойти.
Это было испытание на прочность. Соблазн отправить лучшего защитника противников в подвалы к Жутким Воротам и разом избавиться от половины своих проблем был так велик, что первые десять секунд Юра рассматривал его как реальную возможность. Затем тяжело вздохнул, прощаясь с этой мыслью, и начал объяснять.
Но уже на третьем предложении по лицу всё больше хмурящегося Ромы стало ясно, что тот не дойдёт и до следующего этажа.
– Бесполезно! Полный топографический кретин, – прокомментировала Сашка на ухо брату.
– Вы ведь в курсе, что я русский, да? – громко и раздражённо уточнил Накамура. – Я понимаю, что вы говорите. Можно без оскорблений?
Хотя сказанное было направлено в адрес Сашки, Накамура всё равно использовал определение «вы». Каким-то шестым чувством он понимал, что, желая добиться успеха в общении с обоими близнецами одновременно, к любому из них нужно обращаться сразу во множественном числе.
– Ладно! – Юра энергично потёр лоб ладонью и хлопнул Накамуру по спине. – Фиг с тобой, золотая рыбка. Пошли, я тебя провожу!
Альтруизмом тут если и пахло, то едва уловимо, как ароматом духов давно покинувшей комнату женщины. Юра увидел возможность. Юра хотел есть, и поскольку хотел он очень, он готов был и отконвоировать кицунэ через пять этажей на ужин, и присесть рядом на лавочку, чтоб продегустировать абсолютно каждое блюдо, которое праздничные русские самобранки готовы были предложить азиатским гостям.
Предательство пришло, откуда не ждали. Такому близкому гастрономическому счастью помешала Сашка, категорически заявившая:
– Нет! Я его отведу, а ты иди к Софье. Я всё равно уже всё, что нужно, слышала.
– Но разве она не может просветить меня после ужина? Что за срочность-то? – брат раздражённо боднул головой воздух.
– Поймёшь. Всё, давай! Я к вам приду.
Сашка пожала плечо ворчащего брата и двинулась в том направлении, откуда они пришли, на ходу взмахнув рукой и скомандовав Накамуре: «За мной!»
– А стройный портрет… тьфу, Стройного портрет? – нагоняя её, удивился Накамура. Они уходили в противоположную тайному ходу сторону.
– Ну, если хочешь бродить ещё лет двести…
Юра оценил виды – кицунэ был на полголовы ниже сестры – и под аккомпанемент грустного урчания в животе поплёлся в библиотеку.
Софья нашлась на подоконнике в дальней части библиотеки, где были расположены читательские столы. На стуле рядом с ней примостилась стопка снятых с полок книг. На столе было пусто. На подоконнике рядом с Софьей, дополняя свет библиотечных светильников, стоял старинный фонарь с железным кольцом-ручкой. Юра кинул вопросительный взгляд на фонарь и постучал по столу. Сестра оторвалась от лежащей у неё на коленях книги и, сфокусировав на Бейбарсове взгляд, захлопнула её.
– Хочу апельсин! – с ходу заявила она.
– Где я тебе его возьму? – развёл руками Юра.
– Ну Юра-а! Я хочу апельсин.
– А я хочу картошку-пюре с колбасой, свиную отбивную и салат! И черничный пирог на десерт, и чай с мятой, – огрызнулся брат. – А вместо этого тебе приспичило уморить меня голодом в этом обители пылесборников! Так что давай излагай быстрее, и мы оба избавим себя от страданий и спустимся на ужин.
Софья недовольно втянула щёки и поёрзала на подоконнике.
– А где Сашку потерял?
– Демонстрирует чудеса гостеприимства. Скоро будет. Ну, что там у тебя?
– Сразу предупреждаю, что на ужин мы не пойдём.
– Как не пойдём? Вообще?! – простонал Юра. У него от разочарования аж ноги подкосились. – Почему?!
– Да не ори же так! Что ты как резаный! – зашикала на него Софья. – Сейчас Абдулла припрётся! Не пойдём, я сказала! У нас, если помнишь, есть проблема поважнее – проблема, которую устроил и ты в том числе! – и она требует решения в экстренном порядке, а не в качестве хобби в свободное от учёбы время. Я говорила с Веттой. А она доложила, что сегодня из кабинета Горгоновы сбежало три гнома, и Медузия велела навесить на клетки с нежитью дополнительные замки. Это значит, что запирающая клетки магия ослабла. А значит, отсутствие русалок с хмырями уже начало давать побочный эффект, и скоро мы все его заметим. А вслед за этим проблема перенаселения острова магами ляжет уже как на ладони. Так что не время жрать! Я знаю, как достать чешую сирены.
– Ну-ка, удиви. Ты что, нашла ещё одного торговца? Так быстро? Ну надо же, а ещё говорят, редкий товар!
Юра взял в охапку стопку книг со стула – тесненное серебром название верхней гласило: «Морские твари и этикет общения с ними» – и переложил на стол. Усевшись на освободившийся стул, он подтянул ноги и упёрся подошвами высоких зимних ботинок в деревянный край сидения.
– Нет, – ответила Софья, небрежно махнув рукой. – У нас нет на это времени. Где гарантия, что другой продавец снова не подсунет нам фальшивку? Мы сами добудем чешую. Сегодня.
Юра присвистнул.
– И как мы это сделаем? Что, станем на берегу и будем кричать в рупор, пока не приплывёт какая-нибудь сирена, а потом вежливо попросим её почесать о камни хвостик? – скосив взгляд на верхнюю книгу из стопки, ехидно и недоверчиво протянул он.
– В общих чертах – да. Как раз это мы и сделаем, – серьёзно ответила Софья.
Юра молча отмахнулся от неё рукой.
– Да послушай! – раздражённо одёрнула его сестра, при этом сохраняя голос в тональностях чуть выше шёпота. – Морские русалки к берегу не подплывают. Обычно. Но какая-нибудь может приплыть, если позвать. Они отзываются, если им что-то нужно.
– Утопить нас, например?
– Кроме этого. С разумной нежитью всегда можно договориться. Она нам чешую, мы ей – что попросит. Сегодня как раз подходящая ночь: небо ясное, море спокойное – далеко слышно и хорошо видно. Сирены не подплывают к берегам в темноте: боятся засад охотников до чешуи и до всякого прочего. Но и днём на поверхность не выплывают: им плохо под солнцем, они привыкли к темноте глубины. И не явятся в шторм – волны швыряют их на прибрежные камни, и они калечатся. Сегодня всё идеально – кто знает, когда ещё так будет. Кроме того, в этом плане есть ещё один плюс, – самодовольно заявила Бейбарсова и снова открыла ту книгу, которая лежала у неё на коленях.
Пролистав несколько страниц, она развернула её и показала брату изображение тонкого стебля, увенчанного на конце щёткой узких остроконечных листьев.
– В списке ингредиентов есть дьяволов хвост. Это красная водоросль, она растёт на морском дне на больших глубинах. Внешне она практически идентична другой водоросли – плавнику. Достоверно отличить их могут только русалки, так как плавником они питаются – это что-то вроде вегетарианского меню для них – а дьяволов хвост ядовит. Мы сразу сможем заполучить и чешую, и эту водоросль.
– Угу. Осталось только найти русалку, которая готова будет любезно предоставить нам и то и другое, – задумчиво заметил Юра. – Моя фантазия сейчас активно пытается и не может нарисовать, что бы такого нужно было сирене от мага, чтоб она приплыла к берегу, да ещё согласилась пахать на нас.
– Нужно может быть всякое. В истории были прецеденты. И я бы не сказала, что она так уж напряжётся: еду она и так каждый день себе добывает, а чешуя у русалок и без нас линяет стабильно.
За соседней полкой послышались шаги, затем глухой удар и ойк. На пол в проход бухнулся тяжёлый фолиант. Юра с Софьей, рассматривающие изображение дьяволова хвоста, разогнули спины. В то же мгновение с другого конца зала послышался зычный окрик библиотечного джина Абдуллы: «Кто из вас, шайтанов, посмел швыряться библиотечными книжками, а? Живо поставить на место, и чтоб ни одного погнутого листочка, ни одной пылинки на фолианте! К вашему сведению, вас здесь всего трое, так что я точно знаю, на какую фамилию накладывать проклятие, а до более детальных уточнений мне уж нет дела!»
– Никто не швырялся, Абдулла! Это я зацепила, и я случайно! – громко отозвалась полка. – И кто-то не вернул книгу в ряд, а бросил сверху остальных, так что прокляни его для начала.
К читательским столам из недр стеллажей вынырнула Сашка. Сразу объяснилась причина падения книжки. Руки у Сашки были заняты едой, причём прятала она их под расстёгнутой курткой, конспирируясь от библиотечного джина.
Юра оживился. Он даже метнулся подобрать упавший фолиант и сунул тот на полку. Затем вернулся к столу, где Сашка из-под куртки выдала ему два здоровенных замотанных в салфетки бутерброда, в которые, казалось, было напихано пол праздничного меню (включая отбивную и оливье). Софья получила булку с маком, которую сунула в сумку. Последним Сашка извлекла из кармана апельсин и положила его на стол.
– Мне даже не интересно, как ты узнала!
Радостно качнув сложенными ладонями, старшая Бейбарсова, не отходя от кассы, воткнула ногти в кожуру и начала чистить апельсин.
По правде, ей было интересно. Но она давно уже забросила попытки понять ту неуловимую ментальную связь, которая была между близнецами. Когда она спрашивала, читают ли они мысли друг друга, они качали головами и объясняли, что это что-то куда менее конкретное. Предчувствие, интуитивный порыв. Эхо чужой души на краю сознания, круги на воде. Иногда – физическое ощущение. Софья не вполне могла представить себе это чувство, а потому не могла осознать.
– Дебил! – громким шёпотом воскликнула Сашка.
Юра, тщательно пережёвывая бутерброд, вопросительно поднял голову. Но, как выяснилось, адресовалось данное наименование не ему.
– Объясните мне, как – ну вот просто как! – можно заблудиться, идя в шаге за кем-то? Я минут десять искала его на втором этаже! Знаете, где нашла? В противоположном конце, в ходе за зеркалом! – Сашка недоуменно помотала в воздухе ладонью. – Его, наверное, к полю под руки отводят и до дракона в воздухе всей командой конвоируют. Ну надо же такое, блин! – она недоверчиво усмехнулась.
По библиотеке начал распространяться стойкий цитрусовый запах.
– Кого его? – засовывая в рот дольку, озадаченно уточнила Софья.
– Накамуру, нового защитника Кицунэ. Парень не дружит с местностью в особо отягощённой форме, – охотно пояснил Юра.
– Это что, еда? Здесь действительно пахнет едой?!
Ребята посхватывались с мест. Судя по слабому голубому свечению над полками, библиотечный джин Абдулла, истребителем рассекая пыльный воздух, летел к ним на всех парах.
– О, если я сейчас выясню, что вы настолько утратили страх, что притащили ужин в мою библиотеку!.. У меня есть отличное, замечательное проклятие! Я сочинил его на последних ста выходных!..
Софья схватила с окна фонарь.
– Это что, твоё? – удивился Юра, срываясь с места и теряя колбасу из бутерброда. Но для возвращения и уничтожения улики времени уже не оставалось.
– Одолжила у Ветты! У неё в нём кактус стоял, – бросила Софья.
Пригибаясь, все трое на цыпочках припустили между стеллажами и, разминувшись с Абдуллой проходами, рванули из библиотеки. На крутом повороте Юра, поехав ботинками по натёртому лаком полу, уронил с бутерброда кусок огурца. Софья, перецепившись через его ноги и давясь смехом, пошатнула полку.
С хохотом налетев грудью на тяжёлые створчатые двери, они выскочили в коридор.
– А ну кыш, бесоватые дети, и чтоб я вас здесь не видел! Трогать жирными пальцами страницы, капать майонезом на бесценные экземпляры, шуметь и бегать в храме знаний!.. Никто, никто и даже ваши родители не смели презирать мои правила, да пропадут все мои бородавки! Проклёнус пофигисус, мученус страшнус, ибн ай, ибн ой…
Двери хлопнули, заглушая зловещие причитания библиотечного джина. Запыхавшаяся Софья, выталкивая из себя остатки смеха и убирая волосы с глаз, с наслаждением сунула в рот последнюю дольку апельсина. Близнецы обменялись с ней весёлыми взглядами. Угрожающие завывания Абдуллы за дверями им страха не внушали. Для того, чтоб проверить и без того сомнительную эффективность самопальных проклятий джина, их сначала нужно было на кого-то наложить. За всё же время, что библиотечный джин находился на этой должности – как хорошо было известно Бейбарсовым – у него не хватило терпения дочитать до конца ещё ни одно из своих творений.
Отдышавшись, Юра махнул рукой.
– Идём.
Девчонки, перескакивая через ступени, последовали за ним вниз по лестнице.
На побережье морозный воздух имел привкус соли. Казалось, он лип к губам, и Софья то и дело облизывала их.
Растущий месяц светил своим надкушенным боком через рваные, лениво ползущие по небу тучи. По мягко накатывающим на промёрзший песок волнам бежали блики его бледного света. Фонарь в Софьиных руках теплился чужеродным этому холодному пейзажу огоньком.
Ребята направлялись к скалам, острыми глыбами мысом выступавшими в море. Пробираясь между валунами, шли гуськом. Юра, насущными реалиями топча романтику ночи, на ходу доедал второй бутерброд, кусок отбивной из которого уже взыскала Сашка как плату за доставку.
Первым вскарабкавшись на плескающийся в тёмной воде, облепленный скользкими водорослями валун, он поочерёдно втащил туда сестёр. Софья передала ему фонарь. Юра перескочил на следующий валун и протянул ей руку. Но девчонки покачали головами.
– Мы подождём здесь!
– В смысле? – не понял Бейбарсов.
– В прямом! Сирена не приплывёт, если на берегу её будет караулить целая толпа. К тому же, доказано, что они отзываются на зов куда охотнее, если их зовут мужчины, – пояснила Софья. Ледяной бриз трепал выбивающиеся из-под её миленькой вязаной шапочки кудряшки. – Это вопрос эффективности, не спорь!
– А зачем вы тогда вообще сюда пришли?! – рассердился Юра. Так они не договаривались.
– Оказать тебе моральную поддержку! – повысила в ответ голос Сашка.
– Ну, ещё кому-то точно придётся спасать тебя, если вы с ней не подружитесь, – вполне серьёзно заметила Софья, что оптимизма Юре не внушило.
Он оглянулся на вяло шевелящееся под месяцем штилевое море.
– Ладно. И как мне её… приманить?
Лицо старшей сестры в полутьме как-то странно дрогнуло. У брата возникло подозрение, что она старается сдержать улыбку.
– Пой.
– Что, прости? Я не услышал, – скривился Юра.
– Спой! – хором повторили сёстры. Сашка уже открыто хихикала за спиной у старшей.
– Любую песню. Но лучше на морскую тематику. Типа что-то рыбацкое, пиратское… Они такое любят. Волны разнесут зов. И фонарь повыше держи, чтоб далеко видно было. Он для них как маяк. У них инстинкт сработает, – всё это Софья с дрожащими кончиками губ произнесла самым невозмутимым голосом, пока Юра в бессильном негодовании открывал и закрывал рот.
– Да откуда я должен знать эти дурацкие песни?! Вы не могли мне это всё хотя бы раньше сказать?
– А что, ты бы разучил? – живо поинтересовалась Сашка.
Софья расхохоталась.
– Потрясающе! – Юра, пошевелив челюстью, сердито мотнул фонарём. Желтый свет заметался по плещущим о валун волнам.
– Ну придумай что-нибудь! Там, в принципе, не важно, – уже в спину посоветовала ему Софья.
Бейбарсов, опираясь свободной ладонью об острые выступы, перебрался ещё через два здоровенных, неверной формы камня и наконец очутился на краю мыса. Мокрый, узкий и дыбящийся острыми неровностями валун казался довольно ненадёжным местом для ночных прогулок. Заняв более или менее устойчивую позицию, Юра вздохнул, безуспешно роясь в своей памяти в поисках хоть как-то соответствующей тематике песни, как к источникам прибегая в основном к лопухоидным мультикам, которые видел у бабушки по телевизору. На ум как назло ничего не приходило. У Ведуний Нудных Вуду, правда, была песня о русалках, но в английском Юра не шарил (а зачем напрягаться, если существует заклинание чрезвычайно одарённого мага-современника Лейта Гугльтрансла?). Кроме того, по той же причине желательно, всё-таки, было приманить русскоязычную сирену.
В конце концов он наскреб по сусекам сознания остатки того единственного, что там завалялось, и уныло затянул:
– Пятна-а-адцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Сёстры стояли далеко, и он не оборачивался, но прямо спиной чувствовал, как они покатились со смеху, цепляясь за куртки друг дружки. Юра поднял фонарь повыше с мыслью разбить его о свою голову и прекратить этот позор.
Волны шелестели под ногами, унося слова песни в тихие морские просторы.
– Йо-хо-хо, и бутылка рому-у-у! – орал Юра. Кроме уже пропетой строчки, больше он ничего не помнил, и крутил её на повторе, как заглючивший граммофон.
Он пел уже минут семь, безрезультатно напрягая зрение и всматриваясь в шевелящуюся под камнями воду. Софья с середины мыса знаками приказывала ему продолжать, и он продолжал, покорно мусоля одну и ту же строчку. У русалки, которая это слушала, предположительно уже должна была пойти ушами кровь.
