Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 47 страниц)
– Я выиграл один раз, – после короткой паузы уточнил он, оглядывая сестрину комнату. – А вы чего не спите? Свет опять только для меня потушили, да? – насупился мальчуган.
Сашка широко улыбнулась. Мохнатый капюшон сполз ей почти до самого носа, и она стала похожа на полурастаявшего в воздухе чеширского кота.
– Не грузись, для нас тоже раньше выключали! Было классно! В прятки в темноте гораздо интереснее играть.
Судя по выражению на лице мальчика, он в этом утверждении усомнился. Ночник топил комнату в глухой уютный свет. Уходить оттуда в холодную темноту вовсе не хотелось. Лео переступил с ноги на ногу – от чего большой тапок чуть с неё не слетел – и снова огляделся. Нашарил взглядом открытую и практически пустую сумку на полу и нахмурился.
– Вы что, тоже ещё не собрались?
– Ты что, обиделся? – отреагировав на тон голоса, удивилась Сашка.
Одновременно она рассеянным движением стянула с головы капюшон. Высохшие волосы, часть которых залезла под воротник халата, сбились в колтуны и выгибали гребни во все стороны, словно штормящее чёрное море.
Лео наcупился, ясно дав понять, что да, ещё как обиделся.
– Мы из-за этого играть перестали.
– Ты и на Юру обиделся за то, что он не успел сложить чемодан? Заче-… в смысле, почему?
Софья беспомощно покосилась на сестру. Весь её вид явно говорил о том, что логику четырёхлетних мальчиков она не догоняет.
Леопольд долго смотрел на неё своими тёмными глазами, но потом всё же снизошёл до ответа.
– Если вы соберёте вещи сегодня, пока все спят, завтра у вас будет больше времени побыть с нами. Вы разве не этого хотите?
В тишине комнаты Сашка, промахнувшись локтем мимо края кровати, издала какой-то странный звук и переглянулась с Софьей. Софья потёрла лоб кончиками пальцев, а затем, глядя на брата, очень серьёзно произнесла:
– Знаешь, Лео, мне иногда кажется, что в тебе благоразумия больше, чем во всей нашей семье. Не пугай меня.
С этими словами она протянула брату руку и увела его спать. Сашка опять уткнулась в книгу, но зелёная искра, скользнувшая под только что закрывшуюся за сестрой дверь, с прозрачным намёком погасила светильник на столе.
Отлёт на следующий день планировался только после обеда, и, поскольку сумки до конца никто так и не собрал, нервирующая, но малопродуктивная суета в доме не улегалась всё утро. Таня, предельно стараясь сохранять спокойствие, методично открывала и закрывала ящики в одном из комодов гостиной, ища Сашкины перчатки. Все более доступные места были автоматически отметены ею как слишком очевидные.
– Да мам, нет их там, я же уже смотрела!
Таня молча выудила из четвёртого по счёту ящика пару тёмно-синих перчаток из драконьей кожи. Сашка задохнулась какой-то так навечно и умершей в её воображении фразой.
– Но я три раза в этом ящике смотрела! – казалось, ещё чуть-чуть, и она расплачется по не до конца установленной причине.
Таня, держась за кончики «пальцев», демонстративно потрясла перчатками перед дочерью. Сашка, раздосадовано дёрнув головой, за «большое человеческое спасибо» забрала свои вещи и вынырнула в коридор, с трудом разминувшись в проходе с отцом.
Глеб зашёл в гостиную. Под мышкой у него торчал Лео, довольно растопыривший по сторонам руки.
– Ну и кто ты такой? Самолёт? – обращаясь к сыну, проницательно сощурилась Таня.
– Дракон! – вдохновенно заявил Лео, мотнув ногой.
– Туда полетели! – скомандовал он, указывая на другую часть комнаты, где возле камина маячила неприметная дверь в комнату-библиотеку.
– Что-то ты вяловат для дракона. Хоть крыльями маши, что ли! – развеселилась Таня.
– Не хочу. Я проглотил слишком много мячей.
– Слопал в кухне полпачки печенья, – расшифровал Глеб.
Перехватив дракона Лео удобнее, он отправился по кругу гостиной.
Таня хмыкнула и упёрлась поясницей в край низкого комода на резных ножках. Глядя на то, как Глеб спокойно таскает сына между пухлых диванов и кресел, она закусила растягивающиеся в улыбку губы, одновременно поражаясь. Она любила возиться с детьми, но, честное слово, иногда она просто уставала. От нытья, от жалоб, от капризов, от попутных проблем, которые нужно было решать. Глеб никогда не уставал. Не уставал играть в нелепые детские игры, не уставал по полночи вымучивать из себя едва-едва сохранившиеся в памяти детские сказки (которых Таня вообще не знала) вперемешку с наиболее безобидными из её тибидохских историй, не уставал по двадцать раз монотонно отвечать на один и тот же вопрос, как бы явно его это не раздражало. Нет, Таня, конечно, примерно представляла себе границы его терпения – с учётом, что её едва ли не любимым занятием ещё со школы было проверять их ширину – но в полной мере осознала их только после того, как между ними двумя вдруг вклинилась Софья (что на первых порах загнало Таню с Глебом едва ли не в постоянное состояние фонового шока, так как ровно никто из них не имел ни малейшего понятия, как нужно вести себя с ребёнком и как это всё по-нормальному работает).
– Эй! Кто уже съел моё печенье?! – донёсся возмущённый возглас из кухни.
– Поставь, пап. Сейчас придётся убегать, – серьёзно сообщил Лео, задрав рыжую голову на отца.
Почти сразу же за этим Сашка материализовалась на пороге гостиной и сощурилась на как раз обретшего сцепление с ковром брата.
– А я даже знаю, кто. Сюда иди, фашист маленький!
Лео пискнул и, увернувшись от Сашкиных рук, затопотал в коридор. Сашка вихрем развернулась и пустилась за ним – с таким расчётом, впрочем, чтоб не слишком-то и догнать. Её тёмные волосы хаотичной волной плеснули за ней в чёрном проёме. Топот на лестнице смешался с доносящимися со второго этажа заунывными музыкальными звуками.
– И так всё утро, – красноречиво подняв глаза к потолку, прокомментировала Таня. – По-моему, с моим контрабасом она будет прощаться дольше, чем с нами.
– Ну, нас она до лета ещё увидит, а вот заклятие для дистанционной игры на инструменте, вроде как, по сей день не изобретали, – усмехнулся Глеб. Подцепив с ковра брошенную кем-то диванную подушку, он запустил её в одно из кресел. – Ты просто завидуешь. Ты же так и не научилась добывать из своего контрабаса звуки, от которых не идёт кровь из ушей!
Таня пожалела, что подушка спикировала в дальнее от неё кресло и оказалась вне досягаемости – очень уж захотелось отправить её в обратный полёт. И желательно заговорённым пасом.
– Зато я умею на нём летать! Это его основная функция, – закусив щёку, она делано-безразлично дёрнула плечом.
Бейбарсов не спеша обогнул полосатый диван. Шагал он при этом неслышно и изящно, словно громадный кот.
– Divide et impera! (Разделяй и властвуй! (лат.)) – громогласно вставил свои пять копеек в поддержку – что было даже удивительно – внучки дед.
Таня свинтила с пальца соседствующий с тускло-серебряным обручальным кольцом магический перстень и, бросив его туда же, откуда недавно извлекла Сашкины перчатки, с гулким стуком задвинула ящик.
Юра кубарем скатился с лестницы на второй этаж, в деятельной «чемоданной» лихорадке ища по дому свои вторые джинсы. Джинсы двигались по лестнице ему навстречу.
На первый взгляд самостоятельное их передвижение координировал, уцепившись за кожаный пояс, дышащий ком седых лохматых волос в крошечной рубахе «в горошек». Для людей знающих, впрочем, ком являлся обычным домовым по имени Антип, со стандартным для всех домовых, чьи имена начинались на букву «А», скверным характером. На правах самого давнего – включая родителей – жителя дома, Антип любил, к тому же, впасть в агрессивно-капризное состояние и покачать права насчёт порядка в доме, на котором у него был особый пунктик. Нисколько не смущаясь при этом несоответствию социальных и видовых рангов. К тому же, что особенно возмущало Юру, домовой, в силу своих лет и виданных им поколений, был железобетонно предубеждён против мужчин, считая, что порядок в доме соблюдают только женщины, все мужики же – поголовно свиньи и лентяи. Что было довольно смешно, с учётом, что ни Таня, ни Сашка никогда и пальцем не шевелили для поддержания чистоты в доме, не отнимая у домового удовольствия единолично исполнять любимую обязанность. Танин максимум заключался в закидывании разбросанных вещей по ящикам и шкафам. Сашка и этого не делала. Одна Софья периодически, когда в голову ей ударяла хозяйственность, снисходила до самостоятельного протирания пыли и мойки полов – и то дальше своей комнаты не уходила. Не сказать, конечно, что старший Бейбарсов с сыном лазили по дому со швабрами в зубах, но в сравнении с женской половиной дома они явно делали в разы больше.
Домовой, однако, фактов признавать не желал.
– Неряха! – сиплым голосом ёмко высказался Антип где-то на уровне Юриных колен. Демонстративно уронив джинсы ему на кроссовки, домовой презрительно фыркнул и, протиснувшись между перил, ласточкой нырнул вниз, скрывшись где-то под лестницей.
Юра, раздражённо засопев, резким движением поднял джинсы. Подумаешь, раз с вешалки забрать забыл! Ну, два раза…
Мимо него вверх по лестнице, громко топоча, пронёсся Лео. За ним активно симулировала погоню Сашка.
Юра поймал сестру на лестничной площадке, перехватив за живот.
– Рассказывай!
– Что? – пыхнула Сашка, пытаясь одновременно ответить и сдуть с лица паутиной сбившиеся на него невесомые нити волос.
В глазах брата заискрился больно знакомый огонёк.
– Я знаю, ты что-то узнала! Что?
Сашка коротко улыбнулась. В её глазах, словно переданные по невидимой электролинии между близнецами, затанцевали те же блуждающие огоньки.
– Кое-что, – дразня, протянула она. – Даже не угадаешь при этом, откуда!
Сашка хихикнула, мимолётным движением закрывшись тыльной стороной руки.
– Прилетим – покажу!
Она проскочила у брата под рукой и была такова. Юра, перекинув джинсы через плечо, собрался было последовать за ней, но вспомнил кое-что и всё-таки спустился вниз, в гостиную.
– Пап, я хотел… Ой, виноват! – Юра браво развернулся и отправился восвояси.
Таня, отпихнув Глеба, соскользнула с комода и одёрнула кофту.
– Стоять! Чего ты там хотел?
Сын сделал ещё один резкий поворот вокруг своей оси, и после больного Таниного пинка в голень Бейбарсов перестал теребить прядь её волос и внял ему.
Прощались суетливо и по десять раз, периодически совершая кроссы на второй этаж за забытыми вещами. Несколько спортивных сумок и чемодан покорной кучкой ожидали в прихожей, пока все наконец соберутся улетать.
– Может, лучше попросить Вику нас забрать… – с унылой надеждой протянула Софья, из коридора косясь в окна гостиной. За ними снова вертелись мелкие снежинки.
– Да ерунда! – замахали на неё руками близнецы. – Снег только у нас идёт, дальше чисто будет.
– Я погоду над Россией смотрела, – дёрнув плечом, подтвердила Сашка.
– На крайняк поднимемся выше туч.
– Там холодно! – проворчала Софья, наматывая шарф.
– Серьёзно?! – изумилась Сашка. – А под оледеневшим слоем снега, конечно, значительно теплее! Ну, мы тебя тогда через тучки на верёвочке туда спустим, а сами будем лететь сверху.
Юра весело заржал. Софья продемонстрировала ему фигуру из одного пальца, но моментально трансформировала её в невинный жест поправления воротника, когда Глеб вынес в коридор последний чемодан. Чемодан пристроился по соседству с двумя прислонёнными к стене сноубордами, на которые хмуро смотрела старшая сестра. На сноубордах летали близнецы. В матчах они, конечно, были очень удобны – обе руки оставались свободными, – но выстоять дальний перелёт на ногах было титанически тяжело. Впрочем, близнецы и не пытались, в таких случаях просто-напросто усаживаясь на них верхом. При этом Юра уже второй год мечтал купить себе летающий сёрф, утверждая, что помимо производимого им сногсшибательного эффекта и лучшего преодоления сопротивления воздуха, главный плюс этого полётного инструмента заключается в том, что во время дальних перелётов на нём можно спать.
У старшей, за ненадобностью, своего полётного инструмента не было. В тех же случаях, когда слетать куда-то всё же приходилось – как, например, сегодня, – она вполне обходилась личным такси в виде одного из близнецов, на сноубордах которых сидя вполне помещалось по два человека.
– Не хочу улетать, – как пятилетняя канючила Софья, сидя на нижней ступеньке лестницы на второй этаж и натягивая сапоги.
– Не улетай! – великодушно разрешила Таня, параллельно уламывая Антипа вернуть Лео пластмассового динозаврика, которого тот забыл на полу кухни и был покаран домовым за «типичную мужицкую» неряшливость.
Разрешение подействовало моментально. Софья, морально полностью готовая к полёту, вскочила с лестницы, уже озабоченная всеми хвостами, которые у неё отрастут, если она опоздает на занятия к Клоппу хотя бы на день. А понятие «хвост» в тибидохской магспирантуре имело значение отнюдь не метафорическое.
– Всегда интересно было, как без нас дома, – задумчиво протянула она остальным, оглядываясь на родителей. – В смысле, после нашего балагана им одним, наверное, жутко скучно. Ну, чего-то же возник Лео после того, как вас спровадили в Тибидохс – и двух лет не прошло!
– А по-моему, они ждут не дождутся, когда мы уже наконец-то свалим! – задорно и больно уж уверено ухмыльнулся Юра, натягивая шапку. – А Лео – это уже, так сказать, побочное явление того, насколько нескучно им здесь было…
– Фу блин, заткнись! Это ужасно, – Софья, давясь смехом, пихнула брата ладонью под острый подбородок, ускоряя процесс закрывания рта. На её лице явно читалось обвинительное: «Мужик!»
– А по-моему классно, что у них до сих пор такие отношения, – проходя мимо и гася голос до шёпота (Таня с Глебом шли за ней), встряла, мечтательно улыбнувшись, Сашка.
Софья последовала за ней, уже около двери через плечо распорядившись:
– Юр, заберёшь меня? Мне её волосы всю дорогу в рот лезть будут!
Когда косяк из детей и чемоданов скрылся за низкими снеговыми тучами, Таня с Глебом погнали расстроенного Лео в дом. В качестве компенсации Глеб обещал ему нарисовать «хоть стадо» оживающих динозавров вместо так и не возвращённой упёртым домовым игрушки, и Лео, куя железо, пока горячо, немедленно отправился наверх за пачкой бумаги и карандашами. Таня, в носках тихо-тихо ступая по покрывающему паркет прихожей половику и, видимо, забыв снять накинутую на плечи куртку, хмурилась, от чего на лбу у неё залегла складка. Успевшие нападать на неё снежинки быстро таяли в волосах.
– Опять накручиваешься, – посмотрев на неё, безошибочно определил Глеб.
– У меня фиговое предчувствие.
– У тебя каждый раз «фиговое предчувствие», – улыбнулся бывший некромаг, собирая волосы в короткий хвост. – Тем не менее, никто пока не умер, и даже мир спасает себя вполне самостоятельно уже второе десятилетие. С Софьей никогда не возникало никаких проблем. Близнецы патологически не способны жить в рамках школьных правил, но никому, кроме Поклёпа, плохо от этого ещё не было. Сильно сомневаюсь, что конец пятого курса может чем-то глобально отличиться от предыдущих семестров.
Таня посмотрела на него как на идиота.
– Мне перечислить всё, что случилось со мной за вторую половину пятого курса, начиная с тебя и колодца Посейдона, или можно ограничиться только выпускным?
Бейбарсов, опустив голову, потёр пальцами переносицу.
– Ты мне никогда этого не забудешь, да, Гроттер? Мне было семнадцать и я был пьян. Причём для меня до сих пор загадка, как ты этого не поняла.
– Ну прости! Мне было чуть-чуть не до того.
– Таня, да я же нёс полную чушь! – развеселился Глеб.
– А мне местами даже понравилось! – отрезала Таня, наконец стягивая куртку.
Судя по ехидному Бейбарсовскому выражению лица, когда муж вешал на крючок её курточку, он явно намеревался высказаться по поводу последней реплики и даже отчасти вспомнил, что именно он плёл тогда на крыше.
Но тут вернулся Лео.
Комментарий к Пижамы, чемоданы и ночник под абажуром Всем, у кого внезапно назрел вопрос из разряда: «А почему “отцовские” глаза – это не чёрные/А почему “бывший” некромаг/А почему...» инструкция вернуться к шапке и перечитать графу «примечания автора».
====== Клопп обыкновенный и кирпичная арифметика ======
– Кстати, просто для поддержания беседы… Знаешь, что это за стена, возле которой мы встретились? – спросила она уже совсем будничным голосом.
– Каменная, – машинально сказала Таня.
Недолеченная Дама пытливо взглянула на нее.
– Так ты ничего не знаешь про то, что за стеной? Ты же зачем-то пришла сюда, не так ли?
– Нет, все вышло случайно, – сказала Таня.
– В самом деле? Ну оно и к лучшему! – с облегчением произнесла Дама.
– А что там? Ты знаешь? – спросила Таня Гроттер.
– Я? Не имею даже самого крошечного представления. Не имею и иметь не собираюсь! И попросила бы всех это учесть! – сказала, как отрубила, Дама.
Скомкано попрощавшись, она быстро удалилась, скользя вдоль пола. Она так спешила, что забывала даже двигать ногами. Для привидения – а привидения всегда особенно тщательно соблюдают церемониал – это была непростительная ошибка.
Таня пощупала кладку. Она отлично помнила, что Дама появилась именно из-за этой стены. Она попыталась пройти сквозь стену, применив заклинание, но у нее не вышло. Кладка отражала все виды магии.
(с) Дмитрий Емец. Таня Гроттер и молот Перуна
– «Снег идёт только у нас, только у нас»… Да чтоб я ещё раз!..
Дело было около семи вечера. Пятнадцать минут тому назад приземлившиеся на крыше Большой Башни, голодные и продрогшие Бейбарсовы тащились по длинным и путанным закоулкам замка к Жилому Этажу. Снег таял на выпроставшихся из-под шапок волосах девчонок и меху курток. Замёрзшая больше всех Софья, перекинув огромную спортивную сумку через плечо, то и дело подносила сложенные ковшиком ладони ко рту и дышала на раскрасневшиеся руки, которые мало спасли даже перчатки. Периодически она, при этом, тёрла согретыми ладонями щёки и кончик носа, которых не чувствовала.
– Метеорологический прогноз даже при лучшем раскладе обычно верен всего на семьдесят процентов, а максимум погодопредсказательных потуг лысегорских ясновидящих – двадцать. Так что нечего на меня так смотреть, я обманута в ожиданиях так же, как и вы!
Сашка, под мышками у которой торчало по сноуборду, лёгкими шагами в тяжёлых ботинках шла впереди. Юра, волочащий свою сумку, её сумку и её же чемодан, в этот момент был занят молчаливой ненавистью к гендерной политике джентльменства, поэтому на диалог сестёр внимания обращал мало.
– В каких ожиданиях?
Сашка, первой завернувшая из узкого каменного коридора в более просторный, арочный и увешанный полусъеденными молью и надгрызенными нежитью персидскими коврами, придушенно взвизгнула и на радостях выронила сноуборды, отпихнув их ногой под стенку. Лёшка Мухоморов – чьему голосу принадлежала последняя фраза – сияя, как начищенный пятак, потянул к младшей Бейбарсовой руки.
В угловатые, нескладные и жилистые – как и весь Лёшка – Лёшкины руки Сашка далась, и даже охотно. Разрешив Мухоморову поднять себя на руки, она моментально обхватила его руками и ногами, словно коала. Лёшка поцеловал Сашку.
Из-за поворота, пыхтя, вырулили нагруженные багажом Софья и Юра. Завидев последнего поверх Сашкиного плеча, Лёшка сразу поставил её, где стояла. Бейбарсов нехорошо покосился на это, но поздоровался с однокурсником вполне дружелюбно. Возникшее при этом замедление в продвижении он использовал для того, чтоб бросить сумки с чемоданом под ноги и отдышаться.
Факелы трещали, разбрасывая искры от ярко-оранжевого негаснущего пламени, и базар персидских ковров на стенах ещё не пылал им в аккомпанемент только потому, что пламя было магическим, безобидным.
– Привет, кого не видел! Ну, как каникулы прошли, и всё такое прочее? – Лёшка привычным движением ладони поправил тонкий пластмассовый обруч, которым зачёсывал назад телепающиеся до плеч русые волосы, чтоб в глаза не лезли.
– Отлично! – вместо близнецов с лаконичным энтузиазмом отозвалась Софья, перекидывая сумку с одного затёкшего плеча на другое. – Слушай, Лёш, а ты – ну, чисто случайно – не в курсе, Мишка вернулся уже?
– Лотков? Да вроде не.
На лице старшей Бейбарсовой отразилось явное облегчение.
– Отлично! – снова, но уже с другими интонациями, издала она, на секунду вскидывая подбородок к тёмному потолку и делая какой-то странный полуприсед. – Сэкономлю время!
С этими словами Софья деятельно подтянула ремень сумки и быстрым шагом направилась куда-то, крикнув близнецам через плечо невнятное:
– Мне нужно ускориться и закончить со всем сегодня, догоняйте!
– Эй, ты успеешь? – вытянув шею с выпирающим кадыком, проголосил ей в спину Юра.
– Это риторический вопрос?
Софья скрылась за массивной дверью в галерею.
– Вы идёте на ужин? Они там только начали, – Лёшка вроде как и ко всем обращался, но как губкой впитывал взглядом Сашку. Та, впрочем, уже явно перешла в стадию «порадовалась и хватит».
– Не-а. У нас планы.
Стянув с головы шапку, она стряхивала с помпона льдинки.
– И какие это? – неуверенно улыбнулся Лёшка, явно смущённый резкостью падения романтической температуры.
Сашка подняла голову и, моргнув, растянула губы в тонкую улыбку.
– Запланированные.
Юра уже отдышался и теперь насмешливо следил за ними, усевшись на одну из сумок.
– А вписаться в них можно? – пожевав губу, не сдался Лёшка, стрельнув взглядом в сторону Сашкиного брата и снова сфокусировавшись на девушке.
Бейбарсова пожала плечами, оглянулась на брата. Затем забрала у него чемодан – тот был тяжелее сумок – и вручила Лёшке.
– Ну, рискни!.. Идём, по дороге расскажу.
С этими словами она сунула шапку в карман куртки и двинулась в том же направлении, в котором скрылась сестра.
Юра поднялся на ноги и заново взвалил на себя оставшуюся ему ношу.
– Твои дни сочтены! – он фамильярно-сочувственно хлопнул Лёшку по плечу и, перехватив его взгляд, прибавил: – Не грусти. Как будто ты не знал, что моя сестра ни с кем не встречается дольше двух недель. Один, правда, протянул три… Но результат от этого не изменился!
Лёшка помолчал, окинув Юру внимательным взглядом.
– Ты же, на самом деле, не думаешь, что так будет всегда? – наконец спокойно уточнил он.
– Нет! А ты же, на самом деле, не думаешь, что это закончится на тебе?
И Юра широкими шагами пошёл по коридору, учтиво напомнив Лёшке:
– Чемоданчик не забудь!
У дверей своей комнаты Сашка столкнулась с выходящей оттуда Софьей. Вообще-то, магспирантам и школьникам полагалось жить раздельно, но для родственников в Тибидохсе делались исключения – тем более, Софья после пятого курса съехать с насиженного места желания не изъявила.
Старшая Бейбарсова к этому времени успела переодеться и каким-то образом даже накраситься, полностью приобретя вид «парадного выхода». Руки её, слегка не сочетаясь со внешним видом, при этом были заняты целым ворохом бумаг, которые она сосредоточенно старалась не растерять по дороге.
Сашка вскинула брови.
– Это рукопись твоего нового романа «Два года с профессором Клоппом или Как выжить в неволе», которую ты хочешь сдать в лысегорское издательство?
– Почти. Это новогодний реферат о вуду-компонентах в зельях и моя часть домашних работ четверокурсников по практической магии, за которые нужно было на каникулах вместо Его Крысиного Величества выставить оценки (К слову, я испытала истинное наслаждение, влепив Гломовским близняшкам их полностью заслуженные «два»!). И оба дедлайна сгорают сегодня!
Софья, положив стопку исписанной макулатуры на колено, вытащила из-под неё уже знакомый Сашке фолиант в синей обложке и впихнула сестре в и так занятые сноубордами руки.
– На! Занесёшь Вике – всё равно туда пойдёшь. Всё, я одной ногой там, другой здесь!
Софья, гулко стуча каблуками сапог и шурша курткой, в обнимку с охапкой бумаг устремилась прочь по коридорам и лестнице Жилого Этажа в ту часть замка, где обитал профессор практической магии. Подол выглядывающего из-под куртки платья чиркал её по утянутым в тёплые узорчатые колготы коленям.
Где-то на полпути к Софье, вынырнув из старых лат Ильи Муромца, прицепилось приведение Торгашихи. Беззвучно колыша многочисленными юбками, гремя бусами и периодически поправляя повязанную на призрачной голове косынку, Торгашиха принялась виться вокруг спешащей ведьмы, настойчиво предлагая купить её товар и извлекая из складок юбок то одно, то другое. Софья старательно игнорировала привидение, только изредка на ходу отмахиваясь от некоторых, сунутых ей под самый нос вещей (в которые она явно грозила врезаться). Абсолютно все в Тибидохсе знали, что ничего покупать у Торгашихи ни в коем случае не стоит. Если она предлагала что-то съестное и безобидное – к примеру, булочку опоздавшему на ужин первокурснику – еда обязательно оказывалась отравленной. Если же на продажу шла какая-нибудь симпатичная вещица – блюдо, часы, шкатулка – та со стопроцентной гарантией была проклята. При жизни Торгашиха занималось тем, что ездила по ярмаркам и сбывала лопухоидам смертельно опасные товары из магического мира, за что куда более суровое по тем временам Магщество её в конце концов и казнило. Ходили слухи, что у Торгашихи был договор с самим Королём Привидений: тот поклялся отпустить её дух из призрачного мира дальше, если она продаст живым три тысячи триста тридцать три вещи, ровно на столько же пополнив число его подданных. Само собой, открыть лоток на лопухоидном рынке ей уже не светило. Маги же быстро соображали, что к чему, поэтому приведению Торгашихи приходилось постоянно менять места обитания. В Тибидохсе она безуспешно торговала уже пару лет, но, согласно тому же уговору, не могла перейти на новое место, не продав ничего на старом.
– Ну, смотри, красавица, какой у тебя браслет – нитки какие-то да исцарапанные деревяшки, совсем не подходит к платью! Вот, смотри, у меня серебряный есть, с опалами – прямо под твои кудри… Да куда летишь-то, да ты только глянь, вот, глянь!..
Софья сделала глубокий вдох и около начала узкой винтовой лестницы всё-таки дрыгнула Торгашиху, от бойкого голоса которой у неё к тому времени звенело в ушах. Приведение с базарной руганью всосалось в стену, на прощание сложив из сжимающих непроданный браслет узловатых пальцев фигу.
Бейбарсова, дробно стуча по железной лестнице каблуками, взбежала вверх и оказалась на верхней лестничной площадке одной из налепленных на черепаху Тибидохса башенок-пристроек. Здесь располагалось три одинаковых, обитых клёпками двери. Одна вела в кабинет профессора Клоппа, ещё одна – в класс для занятий. Третья дверь с лестницы не отпиралась, пряча за собой личную сокровищницу ингредиентов профессора. Попасть в неё можно было только через профессорскую спальню, примыкающую к кабинету. При попытке же проникнуть в помещение с лестницы, дверь врастала в камень и просто-напросто переставала существовать – вместе со всеми, кому не посчастливилось в этот момент держаться за ручку.
Зная нелюбовь Клоппа к вторжению в его личный кабинет, Софья постучалась в крайнюю от узкого окна-бойницы дверь. Не дождавшись ответа, потянула ту на себя и самочинно проникла в заставленный партами и мини-очагами класс.
В освещённом единственной тусклой лампой на учительском столе помещении привычно пахло полынью и гарью с котлов. Отблески мерного огонька плыли по облупившемуся лаку исцарапанных ножами парт. По углам, до которых не дотягивался этот хиленький свет, словно хищные животные, припали к полу тени.
Софья, оглядываясь, прошлась по центральному проходу. Она была почти уверена, что в одном из этих тёмных углов пристроился на излюбленном трёхногом табурете профессор.
При первом беглом осмотре Клоппа в округе она не обнаружила. Однако на одной из лавок, вытянувшись вдоль неё и закрывшись рукой от света, навзничь лежал Вадим. На профессорском столе уже валялись какие-то бумаги – судя по всему, Вадимова домашняя работа.
Кроме Софьи, в магспирантуре у Клоппа учились трое. Маленький курс их вышел, к тому же, ещё и интернациональным по женской линии. Розовощёкая Кити перевелась из Магфорда ещё на третьем году школьного обучения, да так потом здесь и осталась. Вопреки законам логики, чужестранное Кейт отчего-то не трансформировалось в Тибидохсе в русское народное Катя. Вместо этого оно претерпело цепочку изменений Кейт-Кэт-Кити и прочно укоренилось на последнем. Некоторые шутники, правда, пошли ещё дальше, и звали Кейт созвучно с названием её любимого шоколадного батончика – Кит-Кэйт. Софья, однако, всё равно предпочитала Кити – из-за огромных ленточных бантов, которые Кити вечно таскала на шее, и которые стойко ассоциировались у Бейбарсовой с огламуренными котятами на тетрадных обложках.
Второй иностранкой можно было считать Зою – с ней, правда, всё обстояло несколько сложнее. Передающимся в её семье по женской линии магическим даром – если это можно было так назвать – была особенность влюбляться исключительно в людей отличной от родителей национальности. Таким образом, в каждое поколение Зоиной семьи вливались всё новые и новые гены, создавая иногда дичайшие комбинации во внешности будущих потомков. Формально Зоя являлась русской, в то время, как влюбившаяся в полковника русской армии Алексея Тетерева мать её была татаркой, её бабушка – индуской, и так далее в дебри генофонда. Поэтому ни разу неудивительно было, что Зоя встречалась с англичанкой Кити.
Сухопарый, с такими же высокими, как у Софьи, скулами и с тёмными кругами под пестреющими сеточкой воспалённых сосудов глазами – по которым Софья догадывалась, что он принимает что-то, строго запрещённое не только в Тибидохсе, – Вадим безнадёжно сох по Зое, с которой ему не суждено было быть сразу по двум критериям: он был русским, и он был парнем.
Бухнув свою стопку заданий на стол, рядом с уже присутствовавшей, Софья вернулась к Вадиму и, взяв того за пергаментно-желтое запястье, проверила пульс. Пульс, в отличие от всех остальных признаков жизни, у Вадима присутствовал, и даже довольно бодренький. Софья вернула руку на место.
Она сделала уже пять полных надежды шагов к выходу из класса, когда за спиной у неё раздалось негромко-вкрадчивое:
– А куда это вы собрались, Бейбарсова? Вас родители не научили здороваться с преподавателем при входе в класс?
Софья дёрнула головой, словно от беззвучного чиха, колыхнув платьем, развернулась на месте и очутилась лицом к лицу с безуспешно выискиваемым ею минуту назад профессором практической магии.
Профессор Зигмунд Клопп с прилизанной реденькой шевелюрой, торчащими в стороны ушами, меловой бледностью и запавшими глазами иногда внушал ей примерно те же подозрения, что и Вадим. Разница, однако, заключалась в том, что у Вадима данное состояние было явно нездоровым, в то время как у Клоппа, напротив, сигнализировало о том, что профессор находится в чрезвычайно добром здравии. О том же, каким он был в здравии недобром, история умалчивала.
