Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 47 страниц)
Игрит гоняла её по кругу, словно по цирковой арене. Вечно так продолжаться не могло. В конце концов, она вышла сюда драться, а не на вечернюю пробежку. И совершенно, совершенно не важно, что она понятия не имеет, как обращаться с этой острой фигнёй – попутно твердила себе Вика. Надо только, надо…
Острый край шеста Игрит смазано оцарапал ей плечо. Используя вспышку боли как стартовую мотивацию, Вика сделала скачок в сторону своей обидчицы и, в последний момент зажмурив глаза, опустила на неё свой шест, как дубинку. Ещё один звонкий звук и отдача в обе руки дали ей понять, что Игрит без труда блокировала этот выпад. Вика замахнулась шестом ещё раз.
– Достаточно!
Валялкина замерла и недоверчиво приоткрыла один глаз. Игрит стояла перед ней в обнимку со своим оружием, которое снова было воткнуто в песок.
– Ты прошла.
– Куда? – прохрипела Вика, моргая, и опустила руки. Ладони у неё вспотели, но пальцы сжали прочный зелёный бамбук ещё крепче.
– «Что», – поправила Игрит. – Испытание.
Другие колдуньи склонили головы в знак подтверждения её слов.
Софья на заднем плане изумлённо переглянулась с близнецами. Вика поделилась своими сомнениями с более широкой аудиторией:
– Но я не выиграла. Мы даже толком не начали!..
– Суть не в победе и поражении, и даже не в самом поединке – они требуют силы физической, и что нам с неё толку? – повела рукой Игрит. – Сила духа, однако – вот, что нужно, чтобы вступить в бой. У тебя она есть.
– И что, всё? – возмутился Юра. – Типа, вы раздаёте Эдемские фрукты всем, у кого хватит силы духа лупить палкой беременную девушку?! Да от вас тогда каждый Тёмный страж должен с тележкой уходить!
– Ты путаешь твёрдость с жестокостью, мальчик. Я, тем не менее, различать их умею, – поглядев прямо в глаза Юре, отрезала Игрит и поманила Вику к себе.
– Идём. Твои друзья дождутся тебя здесь.
На прощание обернувшись к Бейбарсовым и округлив глаза, Вика мелкими шажками засеменила за Игрит. Её все никак не могло перетрясти после «боя».
Колдунья повела Валялкину к деревьям, в сторону загона. Проходя мимо кое-как сделанной из поперечных палок ограды, Вика заметила, что обитали за ней далеко не козы. Рога у этих существ, тем не менее, были. Основываясь на этом факте, а так же информации о наличии в рационе здешних жительниц молока, Вика предположила, что вместо скота они держали здесь лунных коров, но не смогла разглядеть характерное мерцание шерсти. Впрочем, сегодня было и не полнолуние.
На этот раз с Игрит, она снова углубилась в хитросплетения тёмной зелени, наполненные звуками ночи. Песчаная колдунья шла впереди, то и дело касаясь ладонями стволов деревьев, словно приветствуя их, и полупрозрачный, почти невесомый шлейф её белой юбки летел за ней, каким-то чудом ни за что не цепляясь. Это было немножечко похоже на сон, и Вика несколько раз крепко зажмурила и открыла глаза (стараясь выбирать для этих моментов относительно плоские и «проходибельные» отрезки пути). Когда она сделала так в последний раз, то, открыв глаза, обнаружила перед собой мальчика в тюбетейке. За его спиной зиял чернотой вход в огромную пирамиду, высящуюся прямо посреди джунглей и до трети увитую лианами.
– Дальше тебя поведёт он. Песчаные колдуньи лишь сторожат Сад – только Змею позволено входить в него, – пояснила Игрит, пока Вика, задрав голову, разглядывала в темноте пирамиду.
По бокам шевельнулись светлые тени, и Валялкина заметила ещё двух колдуний только тогда, когда те вышли из кустов на маленький незаросший пятачок около входа. Эти две женщины носили более закрытые одеяния, тела их гуще были расписаны белым, а бамбуковые жерди они держали в руках, а не заткнутыми куда попало. Чувствовалась серьёзность принятых охранных мер. Вика, однако, почти тут же пожалела о своей иронии. За тысячелетие, насколько было известно, ещё никто не вынес из этого места ничего, что бы ему не позволили вынести – а значит, сколь ни сомнительна была здешняя охранная система – она работала отлично. Начать хотя бы с того, что о всех визитах провидицы-колдуньи знали на десяток лет наперёд, и у них было время подготовиться к каждому.
Змей открыл рот, но вместо речи оттуда вырвалось тихое шипение. На мгновение Вике почудился во рту мальчика раздвоенный змеиный язык.
– Нет, – ответила ему Игрит. – Отведёшь её к клёну – и возвращайтесь! Если она сорвёт какой-нибудь плод – можешь её съесть.
Вика скосила взгляд на Игрит. Ну спасибо! При всей непринуждённости последней реплики Валялкина безошибочно почувствовала, что колдунья не шутила.
Смуглокожий мальчик удовлетворённо кивнул и скрылся в пирамиде.
– Лучше поторопись. Только он может провести тебя через это место, и он не любит ждать, – дружески посоветовала колдунья, складывая разрисованные руки поверх живота и кивая на высящуюся перед ними громаду.
Вика сглотнула и, миновав двух стражниц, сделала шаг в слепой провал входа, веющий сыростью.
Свет ударил ей в глаза. Вика взметнула руку, заслоняясь ей от ярких лучей. Когда, часто-часто моргая, она аккуратно выглянула из-за своей ладони, пытаясь перестроить своё зрение на дневное освещение, первым попавшимся ей на глаза оказался Змей. Маленький мальчик в тюбетейке, сурово поджав губы, стоял в начале узкой тропинки, петляющей меж пышно раскинувшимися кустами и деревьями. С прочных ветвей гроздями свисали всевозможные сочные, яркие, идеальные на вид фрукты; вглубине слышалось пение птиц; между цветами, усыпающими кусты, деловито жужжали пчёлы; по беседке, окружённой вишнями, щедро вился виноград, на котором ягод, казалось, было больше, чем листьев. Далеко вверху на безупречно голубом небе, подёрнутом дымкой лёгких кружевных облаков, солнце, ничем не напоминающее беспощадное, иссушающее солнце пустыни, щедро изливало свое приятное тепло на раскинувшуюся внизу землю.
Вика повернулась на месте и обнаружила себя стоящей не в начале, как ей казалось, но в самом центре сада. Ничто не указывало на то, что они находились внутри пирамиды. Ничто не указывало на то, что они вообще находились на территории Сахары. И тем не менее…
– Эй, подожди!
Змей не дал ей время на любование местными красотами, и края его туники уже мелькали за гнутыми стволами увешанных ярко-оранжевыми плодами абрикосов. Вика с места сорвалась на бег и догнала своего провожатого, пристроившись у него за спиной. Маленькие ноги мальчика передвигались так быстро, что у неё даже не хватало времени на то, чтоб оглядываться по сторонам – стоило потерять его из виду, и провожатый тут же сворачивал на очередное ответвление тропинки, заставляя её в панике искать взглядом среди листьев его мелькающий силуэт, увенчанный красной тюбетейкой. Вике казалось, гадёныш делал это специально.
Они шли уже минут пятнадцать, и хотя Вика, выросшая в лесу, привыкла к долгим прогулкам и по куда менее проходимой местности, у неё почему-то начали уставать ноги. На ходу она потирала распоротый рукав полосатой кофты –кровь из неглубокого пореза давно перестала идти, но он неприятно саднил, и она жалела, что нельзя его заколдовать. Прогулка по Райскому саду на деле оказалась занятием весьма утомительным. К тому же, Вика обнаружила, что идеалистическое однообразие оного её не прельщает. Ну и скучно, должно быть, торчать в таком месте тысячелетиями! Не то, чтобы перспектива любования из котла выжженными пейзажами Тартара нравилась ей больше, но… Неужели не будет никакого компромисса?
Задумавшись над неутешительными перспективами грядущего, она не заметила, когда её провожатый остановился.
– Ой, извини!.. – воскликнула Вика, отскакивая от мальчика.
– …те, – робко добавила она под адресованным ей ледяным взглядом. Трудно было сохранять благоговение перед столь мало подходящей для подобного существа оболочкой.
Змей беззвучно вытянул вперёд руку. Посмотрев в указанном направлении, шагах в пяти от себя Валялкина заметила приземистый широкостволый клён. Окружённый со всех сторон яблонями и грушами, он, похоже, был единственным неплодоносным деревом, растущим в этом месте, и одиноко шуршал на лёгком ветру резными листьями. Один из них ей-то и был нужен.
Вопросительно оглянувшись на Змея – тот стоял неподвижно – Вика неуверенно провела ладонями по джинсам и подошла к подножью дерева. Юра или Сашка достали бы до нижних ветвей, она не доставала. Пришлось попрыгать, чтоб ухватить крайнюю ветку. Притянув её к себе, Валялкина, взявшись за черенок, аккуратно сорвала самый большой лист и быстро отпустила дерево, опасаясь, как бы ей не влетело за такое неуважительное с ним обращение. Ветка с шелестом разогнулась.
Вертя лист в руках, ведьма обернулась к Змею, пристально наблюдавшему за ней во время этого легализированного акта вандализма. Убедившись, что она сорвала только один лист, мальчик кивнул и жестом приказал ей следовать за собой.
Назад они шли другой дорогой. Плодовые деревья здесь чередовались с прогалинами, усыпанными кустиками земляники. Рассматривая выглядывающие из-за мелких листьев ягоды под ногами, Вика задалась вопросом, какой волшебной особенностью они обладали? Она не помнила, чтоб читала о чём-то подобном.
«Ясность».
Мягкий голос, прозвучавший прямо в голове, заставил Валялкину настороженно встрепенуться. Но шипящие нотки, прозвучавшие в нём, не дали ей повода усомниться в личности говорившего. Она поглядела на затылок идущего впереди мальчика.
«Ясность мысли, чистота суждения… Возможность отбросить всё лишнее, избавиться от ненужного, чувственного, затуманивающего взор, – тем временем продолжал голос в её голове. – Стоит съесть одну такую ягоду – и тебя ждёт спасение от всех волнений! Абсолютное спокойствие. Разве тебе его не хочется? Разве ты этого не ищеш-шь?»
Кусты земляники росли прямо под их ногами. Стоило только нагнуться и сорвать. Не обязательно было даже останавливаться.
«Одна ягода – и избавление! Сможешь сосредоточиться на учёбе, посвятить жизнь науке и самосовершенствованию… Не отвлекаться на сердечные треволнения… Не думать о…»
– Спасибо, – выдавила Вика. – Я лучше выпью валерьянки.
Следующий шаг она сделала уже в кромешной темноте – по крайней мере, показавшейся таковой, пока Вика не проморгалась и не сообразила, что она вновь находится в ночных тропиках у подножья пирамиды. Змей на этот раз оказался прямо за её спиной.
– Ты не слишком старался! – весело заметила одна из колдуний-стражниц.
«Тощ-ш-шая. Только аппетит нагулять!» – прошипел мальчик-Змей немой ответ в Викиной голове и растаял во мраке.
Игрит проводила её назад, к остальным.
Вернувшись к костру, Вика застала Бейбарсовых рассевшимися на подстилке Игрит. Софья вертела вокруг смуглого запястья браслет, перебирая резные бусины, словно чётки; Сашка пялилась в огонь, рассеянно запуская пальцы в песок и позволяя ему протекать сквозь них; Юра сидел, пристроив на скрещенные ноги миску, и агрессивно жрал финики. Заметив Вику, все трое выпрямили спины. В ответ на их любопытно-вопросительные взгляды, та подняла руку и, держа за длинный черенок, повертела в пальцах большой фигурный лист, по глянцево-зелёной поверхности которого плавно заскользили блики от костра.
У Софьи по лицу расплылась радостная улыбка.
Задерживать их более песчаные колдуньи не стали.
– Дорогие дамы, на этот раз всё прошло куда лучше, чем можно было ожидать – с чем вас и поздравляю! – облегчённо улыбаясь, вынес вердикт Бейбарсов, когда они покинули пределы их владений и оказались на достаточном оттуда расстоянии.
Вика покосилась на его довольную рожу.
– Ага, для кого как.
– Чистая удача! – мечтательно вздохнула Сашка, аккуратно разглядывая лист Эдемского клёна на свет звёзд, в котором было видно все прожилки. Вход в контур колдуний мерцал серебряными искрами внизу за их спинами, скрывая волшебный оазис, и на километры вокруг снова не было видно ничего, кроме бесконечных горбов дюн. – Эх, нам бы такой в кармашек на полуфинал с Кицунэ!
– А я думала, драконбол – это честный спорт! – усмехнулась Софья, отбирая у сестры ценный ингредиент.
Юра издал губами громкое «пф-ф».
– Мы точно с тобой про один и тот же вид спорта говорим?
– Ребят, не хочу вас отвлекать, но план вроде бы заключался в том, чтоб нашу увеселительную экспедицию никто не спалил, – нетерпеливо вмешалась в разговор Вика, заправляя волосы за уши. – Если только ваше тотальное исчезновение на три часа не вызовет у ваших родителей ни малейших подозрений, нам лучше начать спускаться с этой песочной кучи к тому месту, где я смогу телепортивать! Неужели нельзя позже обменяться сомнительно-остроумными комментариями?!
– Не три часа, – пожал плечами Юра, спуская ей «сомнительно-остроумные». Как по его мнению, остроумие в этом случае было куда более, чем сомнительно – его там не подразумевалось. Но всегда приятней, когда тебя переоценивают, чем когда недооценивают.
– Напоминаю: в контуре времени нет, – закончил он свою мысль, прокручивая вокруг пальца завязку кофты. – Мы вышли отсюда буквально в ту же секунду, в которую зашли. Расход только на дорогу туда-обратно до точки телепортации. Значит, – он на секунду замолчал, окидывая склон под ногами творческим взглядом, – нас нет минут сорок.
– Успеем! Но лучше же иметь лишнюю четверть часа в запасе, правда? – прикинул Бейбарсов и припустил вниз запатентованным Сашкой способом.
Вика пожалела, что не успела наподдать ему прорезиненным носком кроссовка. А то рисуется он тут! «Тоже мне, мастер автопортретов!»
– Эй, наследники, вы хоть живы? – со щелчком повернув ручку и сунув голову в комнату, осведомилась Лиза.
Волна светлых локонов, ничуть не выглядящая хуже в своей суетно-праздничной спутанности, свесилась на одну сторону с её плеча. – Четыре раза вас звать – это уже слишком! Таня предложила пустить на ваши поиски один из тортов, заколдовав его заговорённым пасом предварительно.
– Ой, извините, – вздохнула Софья с ковра, отправляя в отбой сразу полколоды. – Юра тут уже трижды дурак. В последний раз он так громко ругался, что, видимо, у нас уши позакладывало.
– Она врёт! – с чистой совестью заявил Бейбарсов, одновременно оборачиваясь к двери и шлёпая свои карты на ковер «рубашками» вверх. За его спиной Сашка, свесившись со своей кровати, тут же втихаря подменила несколько карт и передала их сидящей у стены Вике. Та быстро сунула их в задний карман джинс и хихикнула в кулак, встретившись взглядом с мамой.
Лиза улыбнулась.
– Спускайтесь! Если через минуту вас не будет внизу, торт будет заколдован – я обещаю! – предупредила она и закрыла дверь.
С облегчённым «уф-ф» Вика вытащила карты из кармана и кинула их на кучу других. Сашка растянулась по кровати, Софья с братом в четыре руки сгребли все карты, попутно обнаружив, что второпях схватили две колоды: обычные, игральные, с изображениями знаменитых драконболистов, и таро.
– Смотри, а у тебя самая большая карта была мама. А у меня – Рыцарь мечей*. Интересно, это кто кого бьёт? – заглянув в Софьину сдачу, усмехнулся Юра.
– А ты ещё сомневаешься? – хихикнула Софья, отдавая получившуюся смешанную колоду Сашке.
Та кинула её в ящик стола, не разбирая.
– Ого, с нас песка насыпалось, как с самой дряхлой мумии Египта! – со смехом ужаснулась Вика, поднимаясь на ноги и оглядывая ковёр.
– А у тебя рукав разодран и порез видно.
– Да это не проблема – здесь-то нормально колдовать можно! Типа, хоть где-то! Дом, милый дом! – сладко потянувшись, заметила Сашка и принялась выколачивать из своих кед песок.
– Кто-нибудь помнит портное заклинание?
– Да времени нет, на, сверху одень!
– Надень, – не удержалась Вика, ловя брошенную Сашкой кофту и ныряя руками в рукава.
– Ой, ну пожалуйста!.. – как от зубной боли скривилась Сашка.
– Ну вы готовы или нет? Шевелитесь! Не хочу я тортом в лицо! – подогнала всех Софья, искрой сметая с пола в небытие добрый сугроб песка и выскакивая в коридор.
Расходиться все начали вежливо, в начале двенадцатого. Сначала, оказывать психологическую поддержку мужу, оставшемуся со слишком маленькими для посиделок в гостях дочками, улетела Жанна, затем, попрощавшись заодно и со старшей дочерью, телепортировали домой на Иртыш Валялкины (перемазанная в разноцветные порошки Вася, которую Ванька извлек из-под стола, при этом даже не проснулась). Наталье и Ане предлагали переночевать, но упёртость Бейбарсовых (оказавшуюся наследственной) поколебать не удалось, и в половине двенадцатого Глеб и их отправил по домам. Оставались только дети и Вика, которым вместе предстояло вернуться в школу.
Они могли бы быть в Тибидохсе и раньше, если бы Таня не отловила норовившего побыстрее улепетнуть Юру и не погнала его наверх стричься. Уже в коридоре второго этажа она поймала его за правую руку и продемонстрировала сыну его же собственный, свезенный и покрасневший кулак, который заметила ещё в начале вечера.
– Опять дрался?
Юра раздражённо втянул носом воздух, мысленно изругав себя за склероз: можно ведь было сегодня залечить руку магией!
– Снова на Сашкиного парня набросился? Ты же мне обещал.
Как бы там ни было, у него была удивительная мать. Она была весёлой, языкатой, в чём-то безалаберной и язвительной – но, знаете, в той превентивной дозе, которая вам нравится, – и, видя её в обычные «домашние» дни, её наверняка можно было счесть забавной. Но когда она смотрела вот так, у Юры кишки бантиком завязывались. Она почти никогда по-настоящему не сердилась на них – на него, Сашку, Софью, тем более на Лео! – но если такое случалось… В такие моменты он вспоминал, кто она, вообще-то, такая. В такие моменты он понимал, что у его матери есть другая грань, которую они никогда не видели, и, возможно, в полной мере никогда и не увидят. Да, она была весёлой, языкатой, безалаберной, доброй, сострадательной… А ещё она могла быть жёсткой, упрямой, целеустремлённой и даже эгоистичной, и совершенно точно могла получить что угодно, если только ей в достаточной мере этого хотелось. Сила воли у неё была не то, что железная, а бронебойная, и Юра очень не любил испытывать это давление на себе.
– Он заслужил, – раздув ноздри, выдавил Юра, не мигая уставившись на мать в ответ.
Воспоминание о том, из-за чего именно он въехал Антону, всколыхнуло только недавно улёгшуюся злость. Бейбарсов быстро сжал и разжал опущенный кулак. Он бы с удовольствием вломил Аисту ещё раз прямо сейчас.
Таня чуть сощурилась, разглядывая лицо сына.
– Хорошо, верю, – смягчилась она и, протянув руку («Такой высокий! Когда он стал таким высоким?»), быстро погладила тыльной стороной ладони его щеку. – Молодец.
После ведьма улыбнулась ему краем губ – как Юре показалось, немного виновато, – и загнала в ближайшую комнату, приводить его «в цивильный вид».
– Ой, прелесть! – когда через двадцать минут они спустились в прихожую, прокомментировала Вика. – Ты стал похож на вменяемого человека. Впечатление обманчивое, но всё же!
Софья прыснула, а Юра криво усмехнулся Валялкиной.
– Готовы? – зевнула Вика, стоя в ярко освещённом коридоре первого этажа и прислоняясь спиной к стене. Говоря, она протянула вперёд обе руки ладонями вверх.
– Угу, – в унисон без особого энтузиазма отозвались близнецы, отлипая от Тани.
Софья, стоявшая поодаль, у лестницы, сложила губы трубочкой. Затем натянула рукава синей водолазки на ладони, соскочила с двух последних ступенек и заглянула в гостиную, где Глеб собирал пустые бокалы, в хаотичной последовательности расставленные по всем горизонтальным поверхностям.
– Пап, а можно я сегодня останусь? – робко поинтересовалась она, обнимаясь с косяком и игнорируя взгляд, каким уставились на неё из коридора близнецы: «Ты в своём уме?!»
– Нет, пошла вон! Я уже выкинул из окна все твои вещи, – кривя угол губ, тут же отозвался старший Бейбарсов.
– Ну па-ап, – устало заулыбалась Софья. – Можно? Завтра с утра Вика меня заберёт. Мне всё равно ко второй!
– Да можно, конечно, – пожав плечами, ответил Глеб. – Чего ты спрашиваешь?
– Ну мало ли… Вдруг ты уже выкинул из окна все мои вещи! – беззлобно передразнила Софья и, обернувшись к Вике и близнецам, махнула рукой. – До завтра тогда! Спокойной ночи.
– Ну охренеть наглость! – пробурчала Юре Сашка, и близнецы исчезли из коридора вместе с Викой.
В большом старом доме, обособленно стоящем в укутанном тающими снегами предместье Питера, остались только Софья, Лео и их родители. Старинные часы в гостиной, патологически спешащие на семь минут, с щелчком переставили витиеватые стрелки на без четверти двенадцать ночи.
Софья, одновременно ощущая себя и вымотано-несчастной, и несказанно счастливой от того, что теперь можно хотя бы одну ночь поваляться в своей кровати и может даже утром позавтракать с родителями, ухватилась рукой за перила и побрела наверх, в ванную.
Там, раздевшись и набрав в широкую чугунную ванную на ножках воды по самый край, она зависла надолго, высунув из воды ноги и закинув их на гнутый бортик. Достаточно отмокнув, дважды тщательно вымыла голову, не жалея, жёсткой мочалкой отскребла тело от песка и пота. Там же, сидя в затянутой паром ванной, Софья размотала мокрые потрепанные бинты на запястьях, с третьей попытки смыла волшебную косметику и, вытерев ладонями запотевшее зеркало, с помощью аптечного заклинания, к которому наконец получила доступ, максимально избавилась от оставленных на её теле следов знакомства с цыганами. Кое-что средненькая лечебная магия не взяла, но лицо уже можно было не замазывать, да и руки не бинтовать – Мишка подлатал её как раз до того состояния, с которым аптечному заклинанию уже по силам было справиться.
Вымытая, закутанная в свой домашний бутылочно-зелёный пушистый халат и практически здоровая, умиротворённая подаренным блаженством ванной вместо остолигулившего школьного душа, она выбралась оттуда спустя какое-то – довольно длительное – время и в полутьме коридора столкнулась с мамой. Танины волосы уже были разобраны, пышной гривой распадаясь, куда придётся, а зелёное платье исчезло. Вместо него на ней был светлый свитер без воротника, в котором ходил сегодня папа и который с лихвой доставал маме до середины бедра.
– Уф, ты что, русалка? Я уже успела забыть, что ты здесь! – ладонью отгребая назад волосы, заметила Таня.
– Я вижу, – вздёрнув брови и не сдержав зубастой улыбки, выразительно прокомментировала Софья.
Поджав губы, Таня скорчила ей рожицу и, юркнув мимо, направилась дальше по коридору, в сторону родительской спальни.
Софья куснула щеку. Хотя ванна подействовала на неё благотворно, потребность окончательно расслабиться всё ещё ощущалась. Но курить ей не хотелось. Не тогда, когда в свободном доступе было средство получше.
– Мам, можно взять контрабас? – полушёпотом, чтоб не разбудить спящего за соседней дверью Лео, окликнула она Таню.
После секунды ревнивого колебания, неизбежно возникающей всякий раз после этого вопроса, Таня утвердительно махнула головой.
– Я принесу, – пообещала она и, босиком тихо ступая по ворсу половика, ушла.
Софья потёрла рукой горячую после ванны щеку и шмыгнула в свою комнату. Верхний свет включать не стала, ограничившись розовым ночником. Огляделась, машинально проверяя, всё ли на месте, и, подтянув ноги, терпеливо уселась ждать в забросанное подушками соломенное кресло.
Мама заглянула к ней минуты через три, привычным движением скинув с плеча лямку тяжёлого футляра и опустив тот у Софьиных ног.
– Спокойной ночи. Только заглушку не забудь на комнату кинуть, а то Лео разбудишь, – мимоходом чмокнув дочь в рыжую макушку, сказала Таня и снова ушла.
Софья радостно плюхнулась на колени возле инструмента.
Только она нащупала истёртую за годы защёлку с руной, похожей на птичью лапку, дверь в комнату снова отворилась, и в образовавшуюся щель целеустремлённо протиснулся взъерошенный Лео. В одной руке брат тащил маленькую ступку, в другой – деревянную толкушку.
Не успела Софья сообразить, виновата ли она в чём-то (ну да, заглушку она не поставила, ну так и играть же ещё не начала!), брат, навалившись боком, закрыл дверь и, серьёзно глядя на старшую сестру, предупредил:
– Я сплю!
– Ну ладно, – немного растерянно согласилась Софья, наблюдая, как Лео пересекает комнату, забирается на её кровать и пристраивается там (из-за скошенного потолка она там сидеть не могла, а вот кто-то такой маленький мог рассесться вполне комфортно, при этом очень напоминая медвежонка).
– В инструкции написано, он должен стать камушками, но он не стал! – объяснил Лео, принимаясь неловкими детскими движениями сосредоточенно толочь в ступке чёрно-серую массу и то и дело громко ударяя по бортам. Софья торопливо заколдовала комнату, пока не пришли родители и не обвинили её в пробуждении малолетних.
– Я спал, а потом подумал, что это наверное потому, что мы плохо перемешали. Я сейчас ещё помешаю и пойду, – от усердия высунув язык, сообщил Лео.
Тут, случайно глянув вниз, мальчик заметил в открытом футляре контрабас и, оживившись, предложил:
– Поиграешь? Мне нравится, когда ты играешь!
– Мне тоже, Лео, – вздохнула Софья и, перехватив инструмент за гриф, а смычок за середину, вернулась с ними в кресло.
Она даже не представляла, что за минувший февраль настолько соскучилась по контрабасу.
Софья успела сыграть струнную вариацию Лунной сонаты, которую знала наизусть, и напиликать пару импровизированных незатейливых нот, когда её прервал вялый торжествующий писк Лео. Вялый – потому что мальчик, убаюканный музыкой и поздним ночным часом, уже засыпал, торжествующий – потому что невнятная комковидная масса в его ступе, добросовестно размятая до состояния кашицы, на глазах кристаллизовалась и наливалась ярко-зелёным цветом.
Заинтересовавшись, Бейбарсова уложила инструмент обратно в футляр и подошла. Нагнувшись, она опасливо пошевелила пальцем мелкие зелёные камушки на дне ступки.
– Лео, а это что у тебя получилось?
– Не знаю, – задрав кучерявую голову, широко улыбнулся ей брат. – Я забыл.
Сунув руку в ступку, он набрал пригоршню камушков и опустил в карман пижамы.
– Это я тебе дарю! – важно заявил Лео, опрокидывая остальные прямо на одеяло, куда они высыпались поблескивающей горкой. – Сделай себе ещё один браслетик! А я пойду, – он подавил чудовищный зевок и спрыгнул с кровати, – спать.
– Вот Вася и Кирилл умрут от зависти, что это я без них!..
С этими словами Лео, мечтательно улыбаясь, удалился в обнимку с толкушкой и пустой ступой. Высунувшись в коридор, Софья слышала, как тихонько отворилась и затворилась дверь детской.
– Обалдеть… – подняв брови и качнув головой, пробормотала она. – Он теперь со своим набором не уймётся!
В последнее время она начала замечать за младшим братом одну интересную черту: если у мальчика что-то однозначно не выходило с первого раза, он мог бросить и навсегда забыть об этом. Но чуть что-то подавало хоть какие-то признаки успеха – Лео принимался долбить это до тех пор, пока не получал удовлетворительный результат, а после – до тех пор, пока не надоедало. А вот надоедало ему редко. Любви к «динозаврикам», к примеру, он был верен ещё с младенчества.
В животе у Софьи заурчало. Рассудив, что спать ей ещё не хочется, а вот перекусила бы она с удовольствием, ведьма выскользнула из комнаты и прокралась через тёмный коридор к приглушённо освещённой лестнице, а там вниз и на кухню.
…Где, аж подпрыгнув на месте, в ярко освещённом помещении снова обнаружила Таню.
– Мам, два ночи!
– По-моему, это должна быть моя реплика, – дёрнув плечом, заметила Таня и отправила в рот огрызок бутерброда со стоявшего перед ней блюда.
Собственно, остатками еды со стола была заставлена та половина кухни, которая не была оккупирована грязной посудой. Домовик Антип, возмущённо пыхтя в бороду, сидел в щели между тумбой и холодильником и выжидал, пока ленивые домочадцы уберутся восвояси и дадут ему, наконец, навести здесь порядок!
Софья обшарила взглядом стол и, не найдя ничего, чего бы ей хотелось, потянулась к жестянке с овсяным печеньем, стоящей на холодильнике.
– Нет, это наше! – воспротивилась Таня, сдёргивая вниз коробку прямо перед носом у дочери. – А вам торт в холодильнике, – открывая ту и с большого блюда ссыпая к овсяному печенью остатки шоколадного, прибавила она.
С гремящей жестянкой в руках ведьма обошла возмущенную Софью и толкнула ладонью белую дверь. Дочь обернулась ей вслед, про себя удивляясь. Таня совсем не выглядела сонной, или измотанной, или просто выдохшейся, несмотря на середину ночи и тот факт, что весь прошедший день она была на ногах.
И спать явно ещё не собиралась.
– Ты разве не устала?
Таня обернулась в дверном проёме, почти бронзовой ногой, выглядывающей из-под края мужского свитера, придерживая дверь.
– Устала, – согласилась она.
– …Но не настолько! – хитро усмехнувшись, прибавила ведьма и, тряхнув жестянку, скрылась на лестнице.
Софья, улыбаясь, закрыла лицо ладонями и помотала головой. Ей правда нравились отношения между её родителями. Просто иногда ей хотелось, чтоб они демонстрировали их окружающим немножко меньше. Совсем чуть-чуть меньше.
Широко распахнув дверь холодильника и задумчиво изучив ассортимент, в конце концов она отпилила себе кусок Наполеона**, съела его там же, сидя на столе и болтая ногами, оставила грязную тарелку заботам нетерпеливо стучащего в углу лаптем Антипа и, погасив свет, вышла в коридор. При этом, поднимаясь по лестнице, могла поклясться, что через закрытую дверь услышала из погрузившейся во мрак кухни торжествующее «Наконец-то!!!», сменившееся шумом воды из крана и самозабвенным звяканьем.
В своей комнате Софья, собрав в ладонь разбросанные Лео камушки и ссыпав их на стол, заползла под тяжёлое стеганое одеяло и растянулась на животе, подмяв под себя подушку. Затем дотянулась до лежавшего на столе зудильника. Блюдце замерцало, показывая половину третьего ночи.
Ну и что!
Она правда не собиралась этого делать, но, подчиняясь моменту и настроению, её пальцы сами пробежали по экрану, набирая имя.
На дне фарфорового блюдца закачались волны вызова. Софья прислонила зудильник к перилам кровати и положила подбородок на получившийся из подушки валик.
Ей долго не отвечали. Затем изображение скакнуло и показало небритую щеку с ребристым ярко-красным отпечатком карандаша на ней. Ещё немного покачавшись, картинка отдалилась, и Софья получила возможность лицезреть Мишку Лоткова в полном объёме. Находился магспирант не в постели, как это можно было ожидать, а за письменным столом. Вокруг валялись конспекты по целительству, припечатанные сверху тремя увесистыми томами анатомии человека, а сам Мишка сидел, подпирая кулаками лоб, и пытался проморгать красные от недосыпа глаза. Судя по крайней измятости блокнота, на который, к тому же, кто-то пускал слюни, и схожести лежащего поперёк него карандаша с отпечатком на щеке, в какой-то момент учебного марафона Морфей Мишку всё-таки подстрелил.