Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 47 страниц)
Ей никогда не нравились берёзовые леса – они не создавали ощущения надежности, защищённости. Тонкие, гнущиеся во все стороны и рябящие пятнами стволы качались от малейшего дуновения ветра и щедро пропускали между крон солнечные лучи, так что вместо укрывающего интимного полумрака здесь, попадая в пятна света, ты становился счастливым обладателем полного набора чувств сунутой под микроскоп букашки. Кому-то это нравилось. Софье – нет. Всё, что она испытывала в Роще из сложных духовных чувств – это подсознательное желание найти какой-нибудь приличной густоты куст и залезть в него.
Пытка берёзами кончилась линией талого снега, закольцовывающей в себя небольшой участок земли, соответствовавший раскинувшейся между Запретной Рощей и уже не запретным сосновым бором поляне. Собственно, поляной её можно было назвать только номинально – отталкиваясь от наблюдения, что деревья здесь росли реже, чем по одну и другую сторону от неё. Хиленькие берёзки расшаркивались с разлапистыми красностволыми соснами на нейтральной территории, разграниченной тремя серыми валунами неправильной формы: одним огромным и двумя поменьше. Сиротливые валуны принадлежали начинающимся чуть поодаль, сквозь просветы сосен с одной стороны, прибрежным скалам, в которые переходили каменной цепочкой, постепенно увеличивающей калибр «звеньев».
Место это имело одну особенность: погода здесь никогда не менялась. Несмотря на партизански подползающие со стороны леса сугробы, на поляне – как лютой зимой, так и жарким (или, напротив, дождливым) летом – всегда царил приятный поздневесенний климат. Травка зеленела, солнышко блестело, жёлтые одуванчики высовывали пушистые головки из-под камней. Непроспавшаяся ящерица – самая обычная – озадаченно прилипла к верхушке самого маленького валуна, подставляя зелёную спину холодному зимнему солнцу в далёких небесах и пытаясь сориентироваться, что здесь не так.
Земля в этом месте отдавала тепло с колоссальной силой, так что и без того основательно пропотевшая Софья не замедлила стянуть рукавицы, свернуть в руках пуховик и до локтей подтянуть рукава свободного белого свитера. Обеспечив себе комфортные условия пребывания на данной местности, Бейбарсова перешла к следующему пункту плана и, поочерёдно обойдя каждый валун, в соответствие своим ожиданиям за последним нашла Мишку Лоткова.
Отыскать пропавшего друга на обширной территории острова было немудрено. Эта полянка была, пожалуй, его любимым местом на Буяне. Наткнувшись на неё в конце первого школьного курса, с тех пор Лотков повадился регулярно удирать сюда и предаваться греху запойного творчества. Как у каждой графоманской натуры, у Лоткова должен был быть свой «домик у озера», в который он мог бы удаляться от мирской суеты для написания очередного мирового бестселлера.
Бестселлерами, правда, Мишкину писанину назвать было трудно. Единственным шедевром, который мог бы побороться за это звание, пока что был десятистраничный опус о романе Медузии Горгоновой и царя Мидаса. Сам роман занимал первый абзац рассказа, начавшись излишне фамильярно припечатанной поцелуем ручкой и тут же закончившись двумя живописными изваяниями на пороге: каменным и золотым. Остальные девять с половиной страниц посвящались попыткам магического сообщества в лице столь же широко известных его фигур исправить случившийся казус.
Надо отдать Мишке должное, в жанре «юмор», в отличие от упорно любимой им драмы, романтики и поэзии, он действительно преуспел. Творение было оценено по достоинству извлекшей его из-под Мишкиной парты Зубодерихой, не замедлившей продемонстрировать рассказ его главной героине. Автор был вознаграждён месяцем мытья подвалов на карачках – правда, уже не Медузией, а Поклёпом, так же обнаружившем себя в литературных рядах героев и, очевидно, оставшимся глубоко оскорблённым злословной Мишкиной подачей своего образа – несмотря на отчаянные крики автора, что все события вымышлены, а совпадения с какими-либо реальными лицами – случайны.
Пропиаренная таким образом работа получила широкую огласку и разошлась по Тибидохсу подпольным тиражом в целых сто восемь экземпляров. Над Мишкиным творением угорали в туалетах, потайных комнатах и под стёгаными школьными одеялами от первокурсников до магспирантов, а Медузия ещё несколько месяцев после выхода «бестселлера» в свет периодически передёргивала плечами и с достоинством заявляла коллегам, что никогда не имела чести быть знакомой с господином Мидасом – при этом отчего-то неизменно краснея. Поклонники Мишкиного творчества жадно требовали от него сиквела. Но Лотков был непоколебим в своей убеждённости, что его писательская стезя лежит в одном направлении с Бродским и Алланом По, и снова вернулся к стихоплётству и долгим повестям о трагичной любви. Увы, подобного успеха они не возымели бы, даже если бы Мишка нашёл в себе душевные силы добровольно продемонстрировать кому-нибудь плоды своих трудов. Из когорты читателей была исключена даже Софья, которая как-то раз неосмотрительно позволила себе критическое замечание, что главная Мишкина беда – это однотипность героинь. К тому же, подозрительно знакомых: рыжая и низкорослая дочь лысегорского корчмаря, к примеру, у Мишки отличалась от предводительницы затерянной в Тайге колонии оборотней только маркой сигарет, которыми она дымила.
Судя по всему, сейчас Лотков находился на стадии рождения нового литературного образа. Засунув за ухо петушиное перо и потирая пробивающийся редкой светлой щетиной подбородок, автор нового будущего бестселлера, расположившись в уютном закутке между двумя огромными камнями и подперев собой один для надёжности, медитировал над уложенным на колени блокнотом книжного формата в твёрдой обложке – между прочим, Софьиным подарком на злосчастный прошлый День Рождения, со времён которого всё Лигул куда и покатилось. Блокнот обладал бесконечным количеством страниц и был качественно заговорён на водо– и огнестойкость. Страницы из него так же не уничтожались никакими путями, зато написанное можно было по желанию владельца просто смахнуть с них ладонью за ненадобностью. Чем Лотков, недовольно сжав губы, и занимался, когда Софья, наклонившись, похлопала его по плечу.
Мишка подпрыгнул от неожиданности – причём как-то странно, одной головой и плечами – и десантирующиеся из блокнота синие буквы, сменив траекторию полёта, посыпались на серый кашемировый свитер. Но, исчезнув, клякс не оставили: творить Мишка предпочитал обычной шариковой ручкой, перо же засунул за ухо для более полного слияния с образом.
– Да блин, нельзя же так к людям подкрадываться! – беззлобно возмутился Лотков, захлопывая блокнот.
– Миш, я подошла спереди.
На странице Софья успела углядеть помилованные Мишкиной ладонью строки: «Она была, в общем-то, простой и честной девушкой, несмотря на титул главнокомандующей разбойничьих сил Империи. Смотрела на мир пронзительными и чувственными зелёными глазами….» Бейбарсова, не сдержавшись, закатила «пронзительные и чувственные» вверх. Мишка осуждающим взглядом неоцененного таланта уставился на неё снизу, и переливающееся сине-зелёным обвисшее перо укоризненно качнулось за его ухом.
Бейбарсова хихикнула и быстрым движением ухватила печальный остаток петушиного хвоста. Увернувшись от «писателя», попытавшегося отвоевать назад атрибут образа, ведьма кинула на сочную зелёную траву пуховик и уселась сверху.
– Чего ты здесь? У тебя сейчас разве не основы врачевания ран, нанесённых призрачными копиями оружия?
– Не сейчас, а через сорок минут, – веско поправил Мишка, рассеянно убирая с глаз топорщащуюся чёлку. – Ни малейшего желания идти туда не имею.
– Как поживает временно вдовствующий Поклёп? – понимающе хмыкнула Софья, забываясь и подставляя лицо солнечным лучам.
Зимнее солнце, не намеревающееся никого припекать, озадаченно поглядело на Бейбарсову сверху и покрутило лучом у виска. Ведьма, опомнившись, разочаровано вздохнула и принялась щипать и без того потрепанное жизнью перо давно почившего петуха.
– Уверена, что временно? – с сомнением хмыкнул в ответ Лотков и, не дожидаясь Софьиного подтверждения, удрученно сообщил: – Ещё более злющий кусок дерьма. Забраковал мне сегодня тему курсовой, которую сам неделю назад выбрал. Я тут шесть дней носом землю рыл, пытаясь достать хоть какие-нибудь материалы для работы, а сегодня, когда приволок всё это на одобрение, сей хмырь объявил мне, что данная тема слишком проста для курсовой, и пообещал найти «способную лучше раскрыть мои таланты» проблему!
Софья сочувственно погладила Мишку по плечу.
– Ты узнавал о переводе на другие кафедры?
– В пятидесятый раз? – Лотков иронично скосил на неё тёплый взгляд. – Узнавал, а как же! Только там ответ всегда один: мест нет, хоть ты с Башни Привидений ласточкой в ров сигани. А поменяться с кем-нибудь на курс Поклёпа – найди дурака! Так что можно уже успокоиться с этой затеей и смириться: мариноваться мне там ещё три полновесных года – если не отчислит.
Лотков с чувством сунул блокнот в сумку. Софья вздохнула, потянувшись к торчащему из травы толстому дутому стеблю. Она знала, что отчисление – насильное или добровольное – было для Мишки трагедии подобно и знаменовало крах его мечтаний. Мечтаниям этим было не так уж и много лет отроду – если быть точнее, им едва исполнился один полновесный годик – но претензий к миру они уже имели, словно настоящий подросток. Началось это, разумеется, как начинаются практически все идеи-фикс: с фазы отрицания. С прабабушкой и мамой в должности дипломированных специалистов магдицины, маленький Миша приносил перед всеми взрослыми, интересующимися, кем он хочет стать, страшные клятвы, что кем угодно, только не целителем. В четырнадцать Мишка уже робко рассматривал такую возможность. А как подошёл конец пятого курса, и вопрос о высшем образовании встал ребром – тут-то Мишку и втащило: либо целителем, либо никем!
Подходящую учебную программу и полномочия для подготовки целителей в Тибидохсе имели три кафедры: нежитеведения, сглазов и защиты от духов. Разумеется, когда Мишка кинулся подавать заявление на курсы магдицины, у Медузии и Зубодерихи уже всё было забито под завязку, и места – полно! – оставались только в группе у Поклёпа. Ну, вот и пришлось…
Софья покрутила между подушечками большого и указательного пальца одуванчик, улыбнулась немедленно возникшей и имеющей глубокие корни с самого детства ассоциации и, подавшись вперёд, сунула цветок Лоткову за ухо.
– Так лучше смотрится! Более одухотворённо! – авторитетно заявила она, словно метательный дротик отшвыривая облезлое Мишкино перо в ветки ближайшей ёлки. Давно пора было избавиться от этой пакости, а то каждый раз, как Мишка брал последний привет утонувшего в бульоне петуха в руки, ему немедленно хотелось подать копеечку, несмотря на новенький кашемировый свитер.
Лотков с вежливым сомнением ощупал цветок и ухо, но решил поверить. Одуванчик жизнерадостно маячил на фоне льняных вихрей, и Бейбарсова снова разразилась всё нарастающими хихиканьями, порождёнными мыслью, что Мишке, вообще-то, пойдёт веночек наподобие тех, что любит носить Панночка.
– Ну, прекращай! – впал в лёгкую степень смущения Мишка, адресуя свою ослепительную журнальную улыбку ближайшим соснам. – Любишь надо мной издеваться, да?
– Обожаю! – не стала разочаровывать его Софья. – Но это не основной повод для моего визита.
– У меня для тебя задача есть, – на правах пожизненной дружбы без расшаркиваний заявила она.
– Ну-ну?
– Мне нужна Живая вода.
Мишка тут же насторожился.
– Зачем?
Софья подавила желание закусить щеку. Лотков пребывал в блаженном неведении обо всей эпопеи с огнивом Ивана Царевича и стребованным за него Бережным зельем. Об этом и так было известно уже слишком широкому кругу лиц, а чем больше ушей, тем больше ртов. К тому же, Мишкин отец был слишком хорош в ненавязчивом подзеркаливании, а о чём чисто случайно может стать известно дяде Ягуну, о том уже через пять минут узнает мама, ещё через минуту – папа, а ещё через десять – Ванька. И тогда им всем грозит грандиозный втык. Поэтому, в целях практически национальной безопасности, чем меньшей компрометирующей информацией Лотков располагал, тем спокойнее всем было – о чём он сам неоднократно всех предупреждал. Вернее, с театральной торжественностью выставлял перед готовым повествовать товарищем длань и проникновенно вещал: «Остановись и подумай!» Как правило, в пятидесяти процентах случаев это срабатывало, и повествовать товарищ передумывал, таким образом избавляя Лоткова от кучи засоряющей мозг информации.
– Чисто для экспериментальных целей, ты же меня знаешь! – с неподдельной честностью быстро заверила Софья. – Но мне очень нужно. Просто позарез, Миш!
– Ага. И поскольку мама имеет доступ к запасам Живой воды, ты хочешь, чтобы я для утоления твоего любопытства стащил из крупного магдицинского центра препарат, находящийся под строгим учётом, – хмуро заключил Лотков.
– Тащить всю бутыль не нужно совершенно, мне хватит ровно пятнадцати капель, – заискивающе протянула Бейбарсова.
Ящерица, долго размышлявшая на камне, наконец-то определилась для себя со временем года и, мелькнув зелёным росчерком на сером фоне, пошуршала в траве размножаться. Мишка подумал и подошёл к делу традиционно:
– А что мне за это будет? Незаконное проникновение в комнату хранения магдикаментов – операция с уровнем риска выше среднего! Как насчёт второго свидания?
– Согласна, – тут же певуче отозвалась Софья, радуясь, что всё так удачно вышло, и Мишка первым поднял эту тему. Весь последний час она страдала от мысли, что придётся зазывать его самой.
Волк однозначно не ожидал, что Заяц весь мультик удирал от него для того, чтоб в финале самому красиво сервироваться на тарелочке, ещё и петрушкой для красоты присыпаться. Вместо вопля счастья Лотков в искреннем непонимании воззрился на ведьму – той даже обидеться за такую «радость» захотелось. Вот так-то она ему нужна!
– Это у тебя новая тактика моего отшивания такая: на все мои предложения соглашаться?
– Не знаю. По-моему странная тактика, очень уж сомнительного действия. Но вдруг сработает? – философски пожала плечами Софья.
Лотков отчего-то ещё больше помрачнел и, сдвинув кустистые светлые брови, принялся изучать окружающие пейзажи.
– Не нужно.
– Что не нужно?
– А вот так не нужно! Мне не надо тебя в качестве благодарности за что-то, что я возможно сделаю, а возможно и не сделаю. Какой в этом смысл, если ты на самом деле не хочешь?.. Я тебя не… – Мишка махнул ладонью. У него включился внутренний блокиратор красноречия.
Софья прикинула про себя, может ли это быть засчитано Громусом как попытка? Пришла к выводу, что пыталась она пока не достаточно рьяно, и решила не рисковать.
– Это не благодарность. Погулять я с тобой в любом случае согласна. Или что, всё: как я на полном серьёзе согласилась, так тебе больше не хочется? Что и требовалось доказать! – сама неожиданно для себя рассердилась Бейбарсова.
– Хочется! Ты даже вообразить не можешь, как мне хочется! Но с чего бы это ты, моя ненаглядная, так резко передумала? Я бы не сказал, что в нашем первом свидании тебя порадовало что-то, кроме обилия разноцветных коктейлей.
Софья смутилась. Заставить её покраснеть – при годах дружбы с Виолеттой и личных душевных качествах – это нужно было основательно постараться, но намёк на печальный результат её знакомства с алкоголем (несмотря на то, что она упорно прикидывалась, будто напрочь не помнит всей дури, которую говорила и делала) всё же поубавил ей словесной прыти.
– Так, Мишка, в конце концов! Ты будешь со мной встречаться, пока я предлагаю, или нет?
– Буду!
– Ну и отлично, разобрались!
Софья откинулась назад и, опершись на ладони, непоколебимо начала созерцать прилагающиеся к пейзажу красоты. Лотков, сжав губы, пытался заниматься тем же, но у него получалось не так убедительно – то ли выдержки не хватало, то ли красоты уже приелись. То и дело он бросал на Софью косые взгляды и один раз даже украдкой потрогал её на предмет материальности.
Холодный ветер, поднявшийся над кронами Рощи и белым порошком струсивший на землю снежинки, на территории поляны трансформировался в лёгкое тёплое дуновение, которое волной колыхнуло высокую траву между валунами и приподняло ведьмины кудри. Бейбарсова пошевелила плечом, сгоняя пристроившуюся там бабочку-капустницу. Глядела она теперь уже с искренним интересом прямо перед собой – туда, где за редким забором сосенок проглядывали нависшие над морем скалы.
Там, в природной нише, образовавшейся на узком плато почти у самого обрыва, сквозь зелёные лапы колючих ветвей даже отсюда виднелся Голова-камень. Небольшой валун этот, по форме действительно напоминающий конскую голову, как ходила молва, когда-то – ещё задолго до Софьиного поступления – притащили на Буян для хранения светлые стражи. Камень обладал исцеляющей силой, поэтому к нему сползались все больные, тяжело раненые и умирающие магические создания. На обычных животных и людей, говорят, он тоже действовал, но проверить это ещё не удавалось: ни тем, ни другим не хватало духу настолько близко сунуться к Голове-камню. К нему слетались создания первохаоса не только с территории России и близлежащих стран, но и глобально со всего мира. И все они, как на подбор, были зубасты, огромны и недружелюбны даже на смертном одре. Никогда нельзя было знать наверняка, на какое невиданное чудище, давно уже с чистой совестью занесенное магами в список вымерших, наткнёшься за выступом скалы. Дракон в этом случае был далеко не худшим вариантом.
Поэтому территория между сосновым бором и Запретной Рощей, вообще-то, тоже была закрыта для лесных прогулок в целях безопасности учеников. Полянку, на которой пристроились Софья с Мишкой, обтягивали невидимые сети по меньшей мере десятка охранных заклинаний (судя по безупречному качеству, поставленных не магами), не позволяющих залётным гостям совершить оздоровительную прогулку вглубь острова. В этом же заключался и секрет вечной весны в этом месте: валун фонил животворящей магией, а искусственно созданные заклинаниями барьеры концентрировали её на маленьком участке земли. Так что Мишка в детстве не столько нашёл саму полянку – которая и так была всем достаточно неплохо известна, – сколько маленькую брешь между двумя неплотно сходящимися заклинаниями, через которую можно было проникнуть по ту сторону. Лотков давно просёк, что чудища здесь куда чаще отсутствуют, чем присутствуют, а если и присутствуют, то быстро подлетают или подплывают со стороны моря, любовно обнимаются с камнем, исцеляются и дают обратный ход в небо и морские глубины, совершенно не интересуясь в этот момент сидящим за ёлками невкусным магом. К тому же, являться они предпочитали ночью, а в это время суток Мишка мирно похрапывал в своей комнате на Жилом Этаже.
– Есть легенда, будто в этом камне заключены души целой семьи, – протянула Софья, задумчиво глядя сквозь еловые ветви. – Однажды тёмный страж – один из лучших мечников мрака, яростный и беспощадный – полюбил смертную и вопреки всему женился на ней. Это была неслыханная дерзость, потому что любить по-настоящему тёмным стражам запрещено – не говоря уж о том, чтоб заводить семьи. Он был великолепным бойцом, но не смог защитить свою жену и дочь. Их убили, а самого мечника отправили в ссылку. Сотни лет он жил с горечью утраты и затаённой в сердце злобой, пока не пал от руки своего любимого ученика. Его душа оказалась слишком светлой для Тартара, но всё ещё слишком тёмной для Эдема, так что он не мог соединиться со своей женой и дочерью после смерти. Но им тоже было плохо без него – даже на небесах. Тогда светлые стражи вызволили душу мечника из Тартара, а души его семьи – перенесли из Эдема и поместили все три эйдоса в этот камень. Теперь они вместе и счастливы, а камень оберегает их. Если прийти к Камню-голове утром перед рассветом, можно увидеть их призраки, встречающие первые солнечные лучи.
Мишка вздохнул, закидывая руку на служивший ему спинкой валун.
– Красивая история, – качнув головой, с профессиональной точки зрения оценил он. – Только рассвет посмотреть я сюда за шесть лет приходил раз десять, а из камня никто составить мне компанию ни разу так и не вылез. Может остальное и правда – действительно хотелось бы верить, – но вот последняя деталь явно художественного происхождения. Уж больно шаблонная такая картинка счастья: любящая семья, взявшись за руки, вечность умиротворённо встречает рассвет. В жизни таких клише не бывает.
– Вся жизнь всех – сплошное клише! – обиделась за любимую легенду Софья. – Нот всего семь, только каждый комбинирует их по разному – вот и кажется, что выходит что-то неповторимое и индивидуальное. А на деле все по бесконечному кругу дёргают за одни и те же струны – и только.
– А, опять ты со своими контрабасными метафорами, – улыбнулся Лотков. – Скучаешь?
– Скучаю, – призналась Софья.
Ей нравилось играть, как любому человеку нравится то, что у него хорошо получается. Сам процесс скольжения смычка по струнам успокаивал, не говоря уже о выползающих из-под него тягучих глубоких звуках, действующих на ведьму, как дудочка на змею заклинателя. А потребность хорошенько успокоиться в последнее время у старшей Бейбарсовой возникала всё чаще и чаще. В этаких нездоровых условиях да без альтернативных методов обретения равновесия за неполный февраль она выкурила больше, чем за всю остальную зиму – то есть целых полторы пачки – а это уже слегка обеспокаивало. Никотиновая зависимость, как-никак, не шутка, посильнее иного сглаза или проклятия будет – лечись потом наговорами до посинения!
– Ну так... мм… у тебя завтра выходной? – хитро покосившись на Мишку, намекнула Софья.
– Да понял, понял! – обречённо отмахнулся Лотков, отталкиваясь кончиками пальцев от земли и легко вскакивая на ноги. – Завтра достану тебе Воду, если получится. Напомни только сегодня маме позудеть, предупредить о визите моей священной особы. Надейся, чтоб она завтра дежурила – иначе я в нужное крыло не попаду.
– Пошли! – Мишка отряхнул куртку, закинул на плечо ремень сумки и протянул Софье руку. – Поклёп ждёт меня через семь минут, и я хочу жить.
– А чего это «пошли»? Может, я остаться хочу!
Ведьма с сомнением поглядела на ладонь, прикидывая, расценивать теперь этот жест как дружеский или как романтический. Так и не определилась и, ухватившись за руку, позволила Лоткову выдернуть себя вверх как морковку из грядки. Ох, нет! Если это такая романтика, то у Ван Хельсинга и графа Дракулы были очень нежные отношения! Мишке явно потребуется некоторое время для психологического переключения на новую модель поведения (При этом сама Софья осваивать её не очень-то и планировала – свой максимум на данный момент она из себя уже выжала).
Украдкой потирая хрустнувшую в плече руку, Бейбарсова, пригнувшись к самой земле, пролезла в магическую брешь под колючими лапами двух крайних от Запретной Рощи сосен и ухнула в сугроб. От греха подальше стирая одним из столь незаменимых заклинаний малютки Клоппика следы за их спинами, она потопала вслед за Мишкой. Лотков приободрено разглагольствовал о прибывшем вчера от мамы караване купидонов, нагруженном домашней выпечкой, судя по всему, на случай похищения из школы вслед за нежитью ларца с самобранками. Льняные вихры, в спешке не уложенные сегодня в воронье гнездо, очень мило подпрыгивали на его макушке.
«Твоя взяла».
Юра выключил зудильник. Близнецы только что закончили смотреть трансляцию матча Сборной Мира с Болотными духами, наконец-то кончившегося на третьем часу и сорок первой минуте. Ещё бы – матч ведь был дружеско-благотворительным, и за каждые десять минут игры со всех именитых персон, собравшихся на Магфордском драконбольном стадионе, взимался определённый символический взнос в зелёномозольном эквиваленте. Для виду поиграв первые полчаса, остальное время обе команды с обоюдным удовольствием старательно тянули время, бросая ехидные взгляды на трибуну для вип-персон, где полным составом зеленели от злости Кощеев, Тиштря, Калиостров, две престарелых тёти Пуппера, его жена-модель и сама бывшая звезда драконбола, ныне же – именитый тренер команды Невидимок. Который, судя по безмятежному выражению лица, единственный из всех не задумывался над тем, что с его банковского счёта на нужды обучения юных магов из лопухоидных семей за эти три часа сорок одну минуту утекла река зелёных мозолей шириной с Серебряную*.
Обе команды пользовались любой возможностью затянуть игру и посильнее насолить кошелькам Тиштри и Калиострова в благодарность за множество «справедливых» решений на матчах, которые им доводилось судить. Родители – те и вовсе откровенно измывались, десять минут на бреющем полёте наматывая вокруг дракона противника круги почёта и лениво перебрасываясь перцовым мячом, пока главный защитник Духов усиленно делал вид, что хотя бы пытается удержать свои ворота от отчаянных зевков.
Словом, матч отлично зашёл под комедию. Первыми двумя уроками у близнецов сегодня стоял уход за магическими существами, а затем – нежитеведение, которое у тёмного и светлого отделения вместе должна была заменять Виолетта (Медузия с Панночкой всё ещё пытались разгадать ребус по исчезновению с территории острова казенной нежити). Так что Юра с Сашкой с чистой совестью остались в комнате смотреть прямую трансляцию, умаслив Софью отмазать их перед подругой.
Сашка пошуршала валявшейся на покрывале блестящей фольгой, не обнаружила там ничего, кроме шоколадных крошек и, разочарованно скривившись, повернулась к Юре.
– Там на столе ещё одна валяется, с орешками. Принеси! – ткнув пальцем для уточнения направления, попросила она.
– Сама принеси! – лениво проворчал Юра, во весь рост растянувшись рядом и листая на экране зудильника сообщения ВАстрале.
Сашка, снова улёгшись, демонстративно схватилась за рёбра и застонала.
Юра мрачно посмотрел на неё и, со вздохом кинув зудильник на подушку, попытался прилевитировать шоколадку. Шоколадка от стола отрываться не желала с тем же упорством, что и близнецы – от кровати, и Бейбарсову пришлось-таки отправиться за ней самостоятельно.
Сашка одобрительно улыбнулась, сворачиваясь поверх одеяла калачиком. Между прочим, не так чтоб очень она и придуривалась. После ночного марш-броска по Лысой горе на утро ощущение было такое, будто по ней основательно протоптался Гоярын, ещё и хвостом по затылку напоследок дал. Вдобавок, у Сашки болел живот, так что каждый час приходилось машинально отхлёбывать по глотку от бутылочки обезболивающего зелья, а у того был такой ядрёный мятный вкус, что ведьма подозревала, что дыхни она на окна – те покроются изморозью изнутри помещения. Юру она при этом по расписанию ненавидела за то, что девчонкой родился не он.
Бейбарсов словно тигру кусок мяса бросил сестре на откуп шоколадку. Сашка откушала половину и после милостиво позволила Юре вернуться назад на кровать, перестав отпихивать его ногами.
– Как думаешь, реально заколдовать лопухоидный телефон, чтоб через него можно было выйти в ММС? – задумчиво протянул Бейбарсов, снова с ушами влезая в зудильник.
– А тебе зачем? – сощурилась Сашка.
– Не, вообще можно, наверное, но я туп, туп… – пропустив её реплику мимо ушей, продолжил свою мысль Юра, стукаясь лбом о подушку. – Это надо свет очей наших Евгения подключать, а я с ним ещё после прошлого раза не помирился…
Сашка зарядила брату острым коленом в бок. Юра громко охнул.
– Ты чего?! – напустился он на неё.
– Это ты чего! Чего ты в Питере нашёл и чего я об этом ничего не знаю? – сердито вскинулась она в ответ и слезла с кровати.
Юра, перекатившись на спину, надул щёки и издал тихий «пуф-ф».
– Как раз собирался рассказать.
«…Вчера». Сегодня атмосфера для диалога ему не нравилась. Растрепанная Сашка в пижаме возмущенно глядела на него с середины комнаты, скрестив на груди руки. Бейбарсов малодушно подумал, что лучше было бы покаяться сразу после того, как он вернулся на Писарева двадцать шесть во второй раз – но, да в самом деле, было бы в чём! Глупо, он же сам толком тогда своих мотивов не разбирал. А потом как-то и озвучивать не хотелось, чтоб, блин, не сглазить. У-ух, как смотрит!.. Светло-зелёные Сашкины глазищи, суженые прищуром, пробирали до костей как вылитое на голову ведро ледяной воды. Точно так же смотрела мама, когда их ловили на действительно пакостных или опасных выходках, и в такие моменты как-то сразу вспоминалось, что мама не просто мама, а ведьма. И убила Чуму-дель-Торт как минимум три раза.
– Ну, так я слушаю! – не выдержала Сашка, опуская руки и неосознанно начиная дёргать вверх рукава накинутой на майку толстовки. Она нервничала, ещё толком не зная, из-за чего, и от того ещё больше росло её недовольство, отзывающееся далёким эхом в сознании брата.
Это чувство Юре было знакомо отлично. Но он отчего-то никогда не рисовал себе ситуацию, в которой они с Сашкой могут поменяться местами – слишком маловероятным ему это представлялось, почти из области фантастики. И он никогда не видел себя в подобной сцене со стороны. Этот удар оказался ниже пояса. Так вот как, оказывается, он заставлял её себя чувствовать?! Виноватой?
Юра соскочил на пол и, обойдя кровать, взялся за тонкие мертвенно-бледные Сашкины предплечья, отвлекая её от беспокойного дёрганья рукавов вверх-вниз.
– Слушай, я знаю: я реагировал нездорово и вёл себя по-мудацки. Я очень сильно извиняюсь! Ну не уподобляйся ты мне, – начал он и перед тем, как перейти непосредственно к объяснительной, взмолился: – Только не бесись!
Разумеется, Сашка взбесилась.
Комментарий к ...Да жёстко спать *Ла-Плата (Серебряная река) – самая широкая река мира, находится в Южной Америке. Её ширина составляет 220 км.
====== Маскарад в учительской ======
Если миску уронить – разобьётся миска.
Если близко лисий хвост – значит, близко лиска.
(с) Джоэль Харрис. Сказки дядюшки Римуса
Четверг не принёс с собой ничего, кроме непредвиденного потепления. Температура на школьных термометрах за пределами замка поднялась на десяток градусов, и слепленный старшекурсниками в парке дракон печально капал слезами на моментально и без пособничества магии превратившуюся в каток площадь. Вечером Софья забралась на Бейбарсовский диван в гостиной Жилого Этажа между расползшимися по разным его краям близнецами. Огонь за створками русской печки потрескивал. Двумя креслами далее четверокурсники, доставшие где-то гармошку, издавали жуткие звуки, пытаясь сыграть на ней «Вурдалака в огороде». Дирижировала ими одна из Гломовских близняшек (судя по более пухлому плечу, кокетливо выглядывающему из сползшего декольте – Марго). За компанией четверокурсников воевали, отрабатывая куриный сглаз, три второкурсника. В углу, словно паук, сидел сухопарый Вадим и пером корябал что-то на длинном свитке. Больше в гостиной никого пока не было – ужин в замке ещё не кончился.
