Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 47 страниц)
– А ты левша, – закончила логическую цепочку Сашка и облегчённо рассмеялась – но очень тихо, чтоб не услышал старик впереди.
– Вот именно. Как хорошо, что посторонние люди об этом не в курсе. Виват стереотипам! – шкодливо хихикнула Софья и, на этот раз сама подхватив близнецов под локти, опять двинулась по дороге. – Так что всё её гадание – в лучшем случае прямо противоположно истине, а вероятнее всего – так просто туфта на киселе. А раз судьба моя ей неизвестна, то и реальной власти надо мной – никакой! Но пусть спит спокойно.
Сашка, заметив, что цыган впереди сбавил шаг, шикнула на неё – и как раз вовремя. Где-то впереди замаячили оранжевые отблески, а к напоминавшим колоны силуэтам деревьев добавились другие, продолговатые и покатые. Ещё две минуты – и они вышли к первым цыганским фургонам.
Фургоны были старыми и потрепанными – это было заметно даже в едва дотягивающемся сюда свете пылающего впереди костра. Накрывающая их цветастая ткань вылиняла, местами виднелись зашитые прорехи, а деревянные обода нескольких колёс так покосились, что один взгляд на них вызывал здоровое сомнение в том, могут ли они ещё выполнять свои прямые функции. По крайней мере по тому, как глубоко расставленные в каком-то трудно прослеживающемся порядке фургоны, кибитки и подводы просели колёсами в податливый лесной грунт, складывалось впечатление, что табор не кочевал с места на место уже давно.
По мере приближения к цыганской стоянке Бейбарсовы начали различать голоса – чьи-то выкрики, смех, пение, которому, надрываясь, визгливо аккомпанировала старая скрипка. Но ещё раньше появился другой звук, особо несвойственный ночному лесу: птичий щебет.
Разгадка этого феномена обнаружилась довольно скоро. У края табора, неподалёку от первых, накрытых грубой холщовой тканью подводов, на нижних ветвях растущих вокруг деревьев были развешаны клетки. Десятки клеток. Куполообразные, прямоугольные, квадратные и даже круглые, деревянные, металлические, большие, маленькие… И в каждой сидели птицы – насколько можно было определить, как магические, так и самые обыкновенные. Одни клетки были набиты разноцветными пернатыми комочками битком, в других они восседали попарно, либо в гордом одиночестве. Большинство спало, засунув головы по крылья, но с полдесятка – все они, вроде как, относились к магической ветви своего вида – не унималось, оглашая своими трелями всю округу. Странно было, что маги не слышали их ещё от того места на дороге, где сторожила – по-другому и не скажешь – путь в лагерь гадалка.
Софья поёжилась. Несмотря на то, что ночное пение магических созданий лилось сквозь прутья их клеток и соединялось – словно отдельные ручьи в широкий поток – в красивую, чарующую мелодичную, слух она не радовала. Вместо этого по спине под кофтой гусиными лапками вдоль сутулого позвоночника у неё пробежал холодок. Хоть по отдельности звуки, издаваемые каждой запертой птицей, казались приятными, вместе их голоса больше всего напоминали… крик.
Украдкой оглянувшись на близнецов, Софья по их лицам удостоверилась, что слуховыми галлюцинациями не страдала.
Сопровождающий их цыган ровно никакого внимания на птиц не обратил.
Проходя мимо последней клетки – большой, куполообразной, на цепи свисающей с ветки дерева в каком-то метре над землёй – Юра зачем-то постучал пальцем по прутьям. Сокол Финист – одна из редчайших птиц магического мира – восседавший в ней на внушительной жерди и единственный из бодрствующих соплеменников сохранявший полное достоинства молчание, повернул к нему голову и посмотрел на мага мутным взглядом одного уцелевшего глаза. Он был стар и хотел, чтоб его оставили в покое. Но тесная клетка, не позволяющая даже расправить сизо-серые, тускло светящиеся в темноте крылья, и галдящие соседи явно не были пределом его мечтаний о тихой старости.
– Зачем им все эти птицы? – шепотом спросила Сашка.
Софья не знала. Юра сжал губы. У него имелась одна паршивая догадка, но делиться ею с сёстрами ему не хотелось. Ровно как и пугать их. Поэтому фраза: «Они сворачивают им шеи и используют внутренности и кровь для зелий и ворожбы» так навечно и застряла у него в глотке.
Немного не доходя до крайней кибитки, закрывающей обзор на центральный костёр, вокруг которого, судя по звукам и постоянному мельканию теней, собрался почти весь табор, старый охотник остановил их и, велев ждать «не сходя с этого самого места», исчез.
– Мне здесь не нравится! – едва цыган скрылся из виду, вынесла вердикт Софья, оборачиваясь к своим и складывая на груди руки.
– А ты ждала, что понравится? – ехидно осведомился Юра. – Лично по моему впечатлению, нам офигенно повезёт, если мы уберёмся отсюда без неприятностей. А везения у нас с Сашкой – ноль на двоих, так что придётся тебе постараться!
Прозвучало грубо, но извиняться Юра не стал. Он снова впадал в своё кусачее настроение. Сашка обошла его и со спины обняла за плечи. Её бледные голые и очень тонкие руки белели на фоне тёмной толстовки, как руки утопленницы. Выражение на лице брата осталось таким же мрачным, но он их не стряхивал, и Софья ощутила замешанную со смутной обидой досаду. На Сашку Юра не нападал, ей же доставалось непонятно за что.
Сбоку раздался лязг. Ребята обернулись на звук как раз вовремя, что заметить, как дверь одного из жилых деревянных фургонов – полосатые занавески на единственном окне заслоняли свет лампы внутри – распахнулась. Оттуда почти что кубарем вылетел мужчина средних лет то ли в жёлтой, то ли в оранжевой рубахе. Вслед ему неслась звонкая женская ругань на незнакомом магам наречии. Следом за мужчиной с подножки вагончика, заменявшей порог, спрыгнула цыганка. Не требовалось отличного освещения или владения их языком, чтоб разобрать, что она была в ярости. Тяжелые и густые чёрные волосы, доходящие до лопаток, разметались по часто вздымающейся груди, от чего ворох бус и цепочек, обнимающих её шею и каскадами спускающихся до самого выреза красно-белой блузки «на запах», то и дело позвякивал. Свои выкрики цыганка сопровождала такой экспрессивной жестикуляцией, что казалось, она сейчас взлетит на своих расклешенных рукавах в ночное небо, словно птица.
Цыган отмахивался от неё, как от назойливой мухи, и, по всей видимости, не желая более слушать бабских истерик, собрался удалиться в направлении разбитых поодаль палаток.
– Ах, опять к ней?! Не смей, слышишь!.. Я мать твоего сына, какой пример ты ему подаешь? Не… ДА ЧТОБ ТЕБЯ ХМЫРИ ПО ДОРОГЕ ЗАГРЫЗЛИ!
– ЗАКРОЙ РОТ! – потеряв терпение, взревел цыган, оборачиваясь. Его усы топорщились над верхней губой неаккуратной щёточкой. – Закрой рот, дура, не твоё дело мужа попрекать и указывать, с кем ему водиться!
– Не моё?! А-а-ах, не моё? – пронзительный голос женщины упал до шипения. Так шипит змея перед броском, и любой мужчина знает эту смертельно опасную интонацию – после неё хорошего не жди. Цыгану, видимо, тоже не чуждо было это знание, потому что он изменился в лице и вдруг шарахнулся назад.
Но было поздно.
– На, паскуда этакая, получай! – с видимым мстительным удовольствием сквозь зубы бросила цыганка и, смяв расшитую синими васильками ткань в кулак, наотмашь ударила мужа по лицу подолом своей широкой юбки.
Цыган тонко, по-бабьи взвизгнул и заслонил голову руками. И хотя никакого физического вреда смазано скользнувшая по лицу оборка нанести взрослому мужчине не могла, он почему-то упал на колени в высокую траву между кибитками и горестно взвыл:
– Люцита-а!
Так и не опустив рук, он попеременно повторял это имя и сыпал в адрес жены проклятиями – снова перешедшими на незнакомый язык.
– Пошёл вон! Вон из табора! – глянув на него, словно на крайне несимпатичного таракана, бросила цыганка, сопровождая свои слова выпадом указательного перста куда-то в сторону леса. – Теперь только по настоящим кикиморам и будешь шастать! Чтоб глаза мои тебя здесь три луны не видели! А как смеешь показаться, на коленях прощения просить будешь!
Последние слова были выплюнуты уже в широкую мужскую спину. Но перед этим, в тот короткий миг, когда цыган поднялся с земли и развернулся, чтоб уйти – вернее сказать, сбежать – в нутро тёмной громады окружающего леса, он опустил руку. В свете из открытой двери на миг мелькнула уродливая маска на том месте, где раньше было вполне симпатичное лицо. Больше всего он был похож на больного оспой: сочащиеся гноем струпья покрывали девяносто процентов его лица, глаза заплыли и превратились в щелки, рот перекосило. Узнать его можно было разве что по щеточке усов.
Бейбарсовы, юркнувшие за большое колесо одной из телег, едва вся эта сцена начала разворачиваться неподалёку, вросли в землю. Сашка тихо охнула и быстро зажала рот ладонью – благо, её не услышали.
Цыганка постояла на пороге фургончика, плотно скрестив руки на пышной груди, проводила горе-мужа взглядом, затем быстрым движением утерла ребром ладони нос и скрылась внутри, хлопнув за собой дверью. Где-то в траве под днищем кибитки запел сверчок.
– Какого хрена это было? – обалдело шепнул Юра на частоте ультразвука, отлепившись от колеса. – Что она сделала с этим типом?
– Осквернила, – как ни странно, ответила ему Софья. Голос её звучал почти благоговейно.
– Типа прокляла, – переведя поблескивающий в темноте взгляд на Юру, пояснила она и выпрямилась во весь рост. – У них, цыган, это так называется. Это особая разновидность наказания. Того, на кого наслали скверну, изгоняют из табора, и ему нет дороги назад до тех пор, пока он не очистится. А это… ну, может и навсегда, – Софья мимолетно скривила губы и дернула плечом, как бы добавляя, что это, конечно, сурово, но в принципе ей пофиг.
– После магфордского казуса с уругвайскими шаманами у всех магспирантов в прошлом семестре провели две общеобразовательные лекции о культуре колдовства народов мира, – закатив глаза, оправдала она свои знания перед родственниками.
– Удивительно, что ты на них была, – хмыкнув, пробормотал Юра, – а не бряцала котлами в башне.
– Пришлось, – кисло призналась сестра. – Читала Медузия. Но по мне сейчас – так лучше бы побряцала, а она меня за неявку в кариатиду какую-нибудь на денёк превратила! А так Мишка просто задолбал четыре часа кряду пялиться в вырез моей кофты! Чуть не прокляла.
– Ага. Только не прокляла ведь, – криво усмехнувшись, тихо-тихо шепнула у неё за спиной Сашка. Софья, а тем более Юра, который стоял дальше, её услышать не могли, но брат все равно посмотрел через Софьино плечо и чуть улыбнулся, соглашаясь.
Старшая Бейбарсова подозрительно обернулась, но Сашка уже стёрла с лица ухмылку.
– Так… кхм… Очиститься – это он типа должен снять проклятие? – задала она наводящий вопрос – а если быть точнее, уводящий.
– Нет, не должен, – медленно возразила Софья. В тоне голоса у неё витал отзвук настороженной враждебности, который появлялся там всякий раз, как она заподазривала кого-то в попытке «ткнуть её носом в Мишку». – Видите ли, цыгана можно осквернить, но изначально он источником скверны не является. Нечисты от рождения у них только женщины. Переводя на нормальный язык, это значит, что колдовать умеют только цыганки, – внесла ясность Софья. – Так что сам с себя наблюдаемый нами индивидуум скверну по любому не снимет. Мужчины у данного народа магическим даром попросту не наделены.
– Что, вообще? – недоверчиво скривился Юра.
Софья поджала губы и покрутила в воздухе ладонью с растопыренными пальцами.
– Ну так, почти. Исключения всегда бывают. На сто мальчишек-цыганят родится какой-нибудь сто первый. Но Медузия вроде говорила, что ничем хорошим это не заканчивается. Мелкого колдуна изгоняют из общества цыган – навечно, – а мать заставляют отречься от такого ребёнка. Считается, что табор, в котором живет маг, преследуют несчастья.
– Бреда большего не слышал! – громко фыркнул Юра, пнув носком ботика какой-то камешек. – Маги, значит, на них беду наводят, а толпа ведьм – которые используют ровно тот же магический резерв с той же причинно-следственной отдачей – это окей? Это что за сексистская хурма?
– Традиции. Обычаи. Вера, – Софья пожала плечами.
– Как по мне, так простой математический подсчёт! – издав презрительный смешок, вмешалась Сашка. – Если бы они отреклись от всех колдуний, то жениться им пришлось бы на собственных сёстрах или чужачках. В результате к этому самому вечеру цыган бы уже попросту не существовало, как отдельного народа – они бы элементарно вымерли! Да и если какой колдун-малютка на табор за выдворение из родной кибитки и обидится – свои ведьмы всё легко разрулят. А вот если обидится целый выдворенный ковен, а вы без магической защиты – вот тут ховайсь!
– Вертлявая и смышлёная, значит? Береги её, парень, не то украдут… цыгане.
Все трое Бейбарсовых – во второй раз за вечер – так и подскочили на месте, обернувшись быстрее, чем захлопываются глаза зрителей при виде Вени Вия на экране. Шаги четверых человек по утоптанной траве оказались совсем неслышны.
– Угрожаете? – шевельнув челюстью, уточнил Юра, на всякий случай за локоть пододвигая Сашку на полшага ближе к себе. Софью он, впрочем, тоже старался держать в поле зрения. Вид их давнишнего провожатого-охотника, двух крепких молодых цыган (длинные волосы одного были собраны в короткий хвост, второго отличала толстая цепь с золотой головой льва на шее, а так же комплект из тоненьких усов и щетины, которая пребывала в том состоянии, когда её ещё неприлично называть бородой) и cветло-русой цыганки с большим родимым пятном прямо меж глаз ему не понравился. Сразу создавалось впечатление – и никак нельзя сказать, что ошибочное – что горячих молодцев прислали их повязать, а ведьму заслали в авангард на случай, если дорогим гостям захочется поколдовать в протест.
– Ай, ну что ты, что ты! Шутка такая, не понимаешь? – всплеснула широкими рукавами цыганка, и десяток тонких ободков-браслетов звякнул друг о друга на её запястьях.
Софья вежливо улыбнулась, потому что Юра делать этого не собирался.
– А впрочем, Янко никогда шутить толково не умел, – вздохнув, продолжила цыганка и, отмахнувшись от собиравшегося пуститься в горячие возражения старика, поманила магов за собой. – Идёмте. Бабушка велела проводить вас к ней.
Юра разорвал максимально холодный зрительный контакт с обладателем золотого льва и, помедлив, всё же счёл нужным принять предложение прогулки – цыганка уже уходила в сумрак между кибитками. Старый охотник, придержав шляпу и кивнув на прощание, двинулся в противоположную сторону – может, торопился вернуться к старухе и своим капканам, а может, у него были ещё какие-то дела. Двое других ждали, видимо, пока гости последуют за ведьмой, чтоб составить им почётный эскорт. Так что Бейбарсовым ничего не оставалось, как принять данный расклад сил и вести себя соответственно положению.
Софья, впрочем, безропотно подчиняться намерена не была.
– «Бабушка»? – нагоняя цыганку, переспросила она. – Ты сказала, бабушка велела нас привести. Мы просили отвести нас к Баро! Разве женщина может им быть?
– Нет, – чуть скривив губы, бросила через плечо девушка с родимым пятном. Она выглядела недовольной. – Баро сейчас нет в таборе. С вами встретится его мать.
Они миновали последнюю кибитку и вышли на небольшую поляну. Пространство на ней было заполнено полудесятком разномастных палаток-шатров. Цыгане повели своих гостей к той, что находилась левее от остальных.
Дочь Баро откинула густо-красную ткань полога. Мелькнул край усланной шалями тумбы, мигнули свечи, из нутра палатки в ночной лесной воздух пыхнуло облачко лилового дыма, удушливо пахнущего какими-то травами. От него внутри самой палатки клубился туман.
– Они пришли, бабушка.
В лиловом дыму от чёрных свеч разглядеть, что палатка не пуста, удалось лишь со второго раза. На обтянутой шёлком оттоманке – смотрящейся в этой обстановке довольно курьёзно – сидела, перебирая в костлявых пальцах колоду карт, женщина в повязанном вокруг головы платке. Безусловно, она была стара – но всё же не так, как, к примеру, Ягге или та, что встретила их ранее у дороги. В ней чувствовалась сила – главным образом магическая, но суровые складки морщин вокруг рта, прищуренный, почти немигающий взгляд и то, как ровно она держал спину, выдавал в ней и общечеловеческую, потенциально доступную каждому силу духа.
Разумеется, Баро никуда не уезжал. Топорща густые усы, он перебирал гитарные струны в одном из оставшихся позади вагончиков.
Но привели их к главе здешнего ковена. Потому что дела с ведьмами решает только ведьма.
– Прошу вас, проходите.
Казалось, в голосе цыганки с картами клубился тот же туман, что заполнял её жилище.
Следовать приглашению не очень-то хотелось. И всё же пришлось.
Софья, а за ней и близнецы, чуть пригнувшись, проскользнули внутрь палатки и оказались в самом центре удушливого облака, в первое мгновение инстинктивно задержав дыхание. Софья помахала перед носом ладонью – впрочем, это не помогло. Когда вдох сделать всё же пришлось, лёгкие магов заполнил умопомрачительный дух каких-то ядрёных трав и талого свиного сала (из него были сделаны чёрные свечи). Головы от него сразу пошли кругом.
Сопровождавшие их цыгане входить следом не стали. Девушка с родимым пятном убрала руку, которой придерживала для гостей багровую штору, служившую в палатке дверью. Софья повела сутулыми лопатками, уже несколько минут чувствуя между ними неприятный, настойчивый дискомфорт. Не выдержав, она обернулась и успела заметить замершего в темноте ночи цыгана с золотым львом на шее. Он смотрел прямо на неё. Затем тяжёлый полог упал, скрывая находящихся внутри от тех, кто остался за порогом.
– Ну, дорогие гости, – прицокнув языком, усмехнулась цыганка, – с чем пожаловали?
– С деловым визитом, – настолько непринужденно, насколько позволяла обстановка, отозвался Юра. – Но вы, вроде, и так в курсе!
– Верно, – спокойно кивнула цыганка, и длинные серебряные серьги с опалами качнулись в её ушах.
– Тогда, может, вам известно, и что конкретно нам нужно? – подняла брови Сашка.
– Нет. Но я могу догадываться, – скромно заметила пожилая женщина тоном отнюдь не скромным. Всё время, пока она говорила, подбородок её был вздёрнут, и хотя смотрела она на Бейбарсовых снизу вверх (женщина всё ещё сидела на своей оттоманке, в то время как они всё ещё столбами торчали у входа), создавалось впечатления, что обстояло всё абсолютно наоборот. Сразу было видно, что перед ними находилась представительница того сорта женщин, которые привыкли повелевать. Словно находились они не на деловой встрече с главой местного ковена, а на аудиенции с самой цыганской королевой. Близнецы допускали, впрочем, что одно могло не исключать другого, а то и подразумевать.
Тут в разговор вмешалась Софья, у которой сегодня не было настроения распиливать кошкин хвост.
– Мы пришли сюда за кровью. Кровью нераскаявшегося злодея, если быть точнее. У вас есть то, что нам нужно?
Цыганка хмыкнула и перевела на неё взгляд.
– Возможно. Чем вы готовы за неё заплатить?
– Деньгами.
– Нет.
Софья мимолётно вскинула брови и нервно переглянулась с близнецами. Чтоб цыгане отказались от денег? Да ладно! Сначала отказался еврей, потом цыганка… Мироздание рушилось прямо на их глазах. Что дальше? Сарданапал уйдёт в отставку и назначит директором Тарараха? Родители подадут на развод?
Колода карт шлёпнулась на покрытый тканью столик. Цыганка поднялась со своего места.
– За кровь платят только кровью.
Софья сделала прерывистый вдох.
– В смысле?..
– В прямом. Неужто ещё какой знаешь? – цыганка издала смешок и повела плечом. – Да ты не бойся, много не возьму – чай, и вам немного нужно? Своими ножками отсюда выйдите.
– Но для чего вам наша? Вы даже не знаете, кто —
– Я знаю, – перебила Софью ведьма. Её широкая юбка с орнаментом из крупных мальв тихо колыхалась, когда её владелица неспешно подходила к тибидохской ведьме по толстому ковру, пока не встала совсем рядом. – Я знаю, кто ты, девочка. Ты не говоришь, но твоё лицо говорит. Твоя душа говорит. Твоя кровь говорит. Я слышу, как она шепчет мне…
Тонкие пальцы в массивных кольцах сомкнулись вокруг Софьиного голого локтя (в палатке было душно, и она подкатила рукава кофты) и скользнули вниз к её запястью, длинным ногтем большого пальца очерчивая дорожку вены, проступающей на тыльной стороне смуглой руки.
– Кто из вас первенец? – громко осведомилась главная цыганка, роняя Софьину руку, и жадно уставилась на близнецов.
– Я, – сглотнув, подала голос старшая сестра, снова привлекая внимание хозяйки шатра к своей персоне.
– Жаль! – не скрывая разочарования, вздохнула цыганка. – Очень жаль. Такая возможность редко…
Не договорив, она наконец оторвала пристальный взгляд от в свою очередь изучающих её исподлобья близнецов и снова сделала полуоборот к старшей Бейбарсовой.
– А впрочем, я могла бы и не спрашивать! Вероятность была крошечно мала. Ох, этот ваш род… Занятная наследственность, очень занятная. Очень особенная, колдовская, по женской линии. Сорокина, Гроттер, Бейбарсова… Фамилии меняются столетиями – а вот она нет, она всё та же. Все первенцы – непременно девочки. Все рыжие, все зеленоглазые… и сильнейшие в своём поколении семьи, верно? Да… Чума-дель-Торт ведь тоже была перворождённой в вашем роду, и у неё был огромный магический потенциал. Видит Бог, она обернула его отнюдь не во благо.
– Спасибо, мы в курсе, – холодно заверила её Сашка.
Родство с главной тираншей прошлого столетия и непосредственной убийцей их дедушки и бабушки не относилось к числу фактов, о которых им приятно было вспоминать. И поскорее бы эта пигалица в платке перестала впечатлять их своими познаниями их родословной – плевать, кровь ей их нашептала, карты или долбанный хрустальный шар! Совершенно не интересно и нафиг никому не воткнулось – даже ей, Сашке.
От вонючего дыма уже вовсю болела голова, и очень хотелось вырваться на воздух. Неужели обязательно было здесь так накоптить, и как она сама тут может находиться?
– Можете выйти, – кинув один долгий взгляд на близнецов, не столько позволила, сколько распорядилась цыганка. Похоже, в один момент она потеряла к ним всякий интерес.
– А ты останься, – обратилась она к Софье и приглашающим жестом указала на оттоманку. – Пойди, сядь. Твоя магия у тебя в крови. Это очень сильная кровь, для некоторых моих целей – просто бесценная. За полфлакона своей ты получишь флакон той, что вам требуется. Никакого обмана. Это будет выгодная сделка.
– И всё же, обсудим условия поподробнее? – чуть прищурилась Софья, хотя в интонации её голоса отсутствовал вопросительный оттенок.
Цыганка усмехнулась, снова повторив свой жест.
– Сядь. А вы идите! – оглянулась она на неуверенно поглядывающих на старшую сестру близнецов. – Присоединяйтесь к остальным у костра. Там вас накормят да развеселят. Сегодня вы наши гости!
Софья за её спиной едва заметно дёрнула подбородком в сторону двери. «Идите! Только далеко не отходите».
«Угу. Будь внимательна с этой тёткой, стремноватая она какая-то. Если что – ори!»
Юра взял Сашку за руку и, не прощаясь, сквозь щель полога выскользнул из палатки.
Свежий, пахнущий землёй, травой и сыростью аромат раскинувшегося вокруг леса близнецы глотали ртом там жадно, как человек, набредший в пустыне на колодец, вкушает его мутное содержимое.
Эскорт, сопровождавший их до палатки, куда-то делся. Чтоб определить, однако, в какой стороне находится общий костёр, много ума не требовалось. Звук скрипок и гитар, неразборчивый гомон, смех и багровые отблески в небе служили достойным любой полярной звезды ориентиром на местности. Сашка с надеждой глядела в ту сторону.
– Ну что, реально уйдём, или здесь останемся? – сомневаясь, Юра закусил щеку и оглянулся на палатку, из которой они только что вышли. Остальные казались – по крайней мере, на данный момент – необитаемыми.
– Да что здесь делать?! – сморщилась Сашка, подняв и уронив руку. – Соня раньше, чем через полчаса, не освободится. Она что, маленькая, чтоб её караулить? Костёр недалеко. Идём хоть погреемся!
Юра, качнув головой, усмехнулся. Он знал, что ей не холодно. Она даже не надела куртку, так и болтающуюся у сестры вокруг пояса.
Но Сашке было любопытно, и ему тоже.
Сестра просияла и, на развороте мотнув волосами, быстро пошла на звуки через ближайший проход между кибитками. Юра вздохнул и припустил за ней.
Лабиринт наставленных телег и вагончиков вёл их вперёд. К звукам праздника примешалось звонкое конское ржание – но доносилось оно с другой стороны, и Юра, притормозив, филином свернул шею в один из боковых проходов, пытаясь разглядеть в темноте лошадей.
Коней он так и не углядел, но тех двадцати секунд, что он всматривался в ту сторону, Сашке хватило, чтоб исчезнуть где-то впереди, за поворотом узкого прохода. Юра поторопился догнать сестру, но когда он свернул следом, выяснилось, что пошла она другой дорогой. Эта же вдруг вывела его на окраину лагеря, туда, где через относительно узкий промежуток травы от крайних фургонов вздымал вверх хмурые пики деревьев лес. Посреди этой нейтральной полосы спиной к магу стоял маленький мальчик в синей жилетке – на вид лет шести, не больше – и метал в ближайший к нему покорежившийся дуб короткие ножи. Вспыхивая отточенными лезвиями в свете надкушенной луны, те с гулким стуком, один за другим, вонзались в старое, испещрённое шрамами прошлых тренировок дерево.
Юра, уже развернувшийся, чтобы вернуться и пойти другой дорогой, притормозил и снова заинтересованно обернулся. Надо же, такой малой – и ни разу не промахнулся! Круто, чё. У Бейбарсова мелькнула мысль, что было бы классно тоже научиться метать ножи. Ну просто так. И Сашка всегда такие штуки любила, она бы стопроцентно ему компанию составила… Жаль, за одну ночь вряд ли получится, даже если их кто-то из местных согласится учить.
Пока Бейбарсов мечтал в таком ключе, мальчик запустил в «мишень» последний клинок – тот, сделав в воздухе несколько оборотов, скользнул во тьме и ранил многострадальное дерево на ладонь выше своих предшественников. Ребёнок широко улыбнулся (теперь Юре было видно его лицо вполоборота) и сделал рукой жест, который можно было трактовать как что-то типа «Ес!» Больше ножей для метания у него не осталось, и мальчик побрёл за ними через поляну.
Но, сделав несколько шагов, вдруг остановился и воровато огляделся (Бейбарсов быстро шагнул в густую тень под навесом кибитки). Никого не заметив, ребёнок отвернулся, нерешительно переступил с ноги на ногу. Затем протянул перед собой руку и пальцем поманил к себе что-то из леса.
Вернее, сначала так показалось, что из леса. Но когда пять ножей, засевших кончиками лезвий в коре, по одному совершенно самостоятельно выдернули себя из ствола и, выстроившись в косяк, медленно поплыли назад к своему владельцу, всякие сомнения отпали. Имея почти полные пять лет магического образования, Юра по части колдовства был не дурак – уж по крайней мере мог отличить, когда кто-то пользовался заколдованным предметом, а когда магия творилась прямо перед его носом. И ножи совершенно точно заколдованы не были, как не были и артефактами. Нет, клинки для метания оказались самыми обычными, лопухоидными. Левитировать их заставлял маленький мальчик в синей жилетке. И вот он… он был мальчиком совсем необычным.
Чужая рука легла на Юрино плечо, и его сердце ухнуло вниз со скоростью лифта многоэтажки, у которого оборвался трос. Орать, совершать олимпийские прыжки в длину или падать в обморок Бейбарсов, однако, не стал – из последних сил не позволило чувство гордости, которое за историческое прошлое стоило жизни ни одной сотне идиотов. Пропустив один такт сердца, Юра сжал в кулак руку с магическим перстнем и обернулся. Ладонь соскользнула с его плеча.
За его спиной стояла та самая женщина, невольными свидетелями семейной ссоры которой Бейбарсовы стали получасом ранее. Люцита. Глаза её были страшно расширены.
Мальчик в синей жилетке, возникнув рядом, шмыгнул за спину женщины и спрятал лицо в складках её юбки. Пристально глядя на Юру, цыганка подняла руку и приложила указательный палец к тонким бледным губам.
Бейбарсов скосил взгляд на макушку её сына, затем снова посмотрел на Люциту и коротко кивнул, постаравшись вложить в этот лаконичный кивок как можно большее количество смысла. Ему нет никакого дела до цыганских законов и секретов, живущих в тени шатров этого табора. Он не станет их выдавать. И ему вовсе не хочется получить подолом этой юбки по морде.
Всё так же не сводя с чужака взгляда, цыганка и мальчик посторонились, и Юра, настороженным шагом обойдя их, за ближайшим поворотом перевёл дух и дал дёру к костру. Да к Чуме такие экспедиции! Он слишком ясно понимал, что только что едва не схлопотал здоровского проклятия, которое – он почему-то был уверен – у него не было никаких шансов отразить, к лёгкому стыду перед Зубодерихой.
На центральной поляне, которую по периметру со всех сторон окружали передвижные цыганские жилища, горел большой костёр, вокруг которого в несколько рядов в вальяжных позах расположилось около трёх десятков цыган всех возрастов. На костре, нанизанная на отломанные ветки, жарилась какая-то странная мелкая дичь. Подойдя ближе, Юра с удивлением узнал в медленно темнеющих кусках мяса ежей, которых готовили вместе с иголками. Ёжиков стало жалко.
Поверх голов оглядев толпу, сестры Бейбарсов не заметил и уже начал нервничать, когда вгляделся в пёстрые ряды присутствующих повторно и запустил ладонь в топорщащиеся волосы. «Сашка, блин! Да когда ты только успела?!»
А успела Сашка, именно: раздобыть Лигул знает откуда ярко-красную, с клишеными рукавами блузу, широкую, до пола чёрную юбку, и не только переодеться в это, но ещё и повязать вокруг бёдер, на манер фартука, пёстрый платок с бахромой. Ворох амулетов, свисающий с её тонкой шеи, с лихвой заменял бряцающие драгоценности цыганок, и с разметанными тёмными волосами, спадающими до самого пояса, отличалась от них она теперь только своей болезненной бледностью. Если бы не это, сходство стало бы и вовсе ужасающим.
«В гостях» Сашка не скучала. Вертясь среди музыкантов, она уже, попутно смеясь через плечо на шутки одного из сыновей Баро, внимала молодому, неуёмно курчавому цыгану, который показывал ей, как играть на скрипке. Юра фыркнул – к игре на струнных инструментах, имея целый контрабас под рукой, Сашка ни разу в жизни не проявила даже крошечного интереса, и он скорее съел бы одного из тех ежей, которые жарились над костром, чем поверил в её внезапно вспыхнувшее желание музицировать.
Сестра посмотрела на Бейбарсова поверх костра и широко улыбнулась. Затем движением кисти откинула за спину распущенные косы и, хвастаясь, обернулась на месте, от чего подол её юбки всколыхнулся, а волосы снова упали на грудь.
