Текст книги "Долгая история (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)
Бейбарсов пожал плечами.
– Я же сказала: не надо!
– …И как удачно, что я тебя не послушал. Не то бы пришлось доказывать родителям, что я тебя здесь не избивал.
Лера с очень смешанными чувствами скрипнула зубами, но смолчала. Юра, в свою очередь, волевым усилием прекратил любоваться на её торчащие из-под края одеяла щиколотки и вздохнул.
– Одевайся. Нас зовут ужинать.
Ровно с тем же эффектом он мог бы объявить, что их приглашают на расстрел.
– Нет! – Лера, округлив глаза, отчаянно затрясла головой. Весь её вид капсом поперёк лба сообщал, что яркими впечатлениями на сегодняшний день она уже сыта по горло.
– Ну, даже если бы я разделял твоё отчаянье, выбора у нас всё равно нет, – ухмыльнулся Бейбарсов, снимая со спинки стула Лерин свитер и метко запуская в неё. Свитер комом шлепнулся аккурат на Лерины колени, так что заслонялась она зря.
– Я могу вылезти в окно.
У Бейбарсова осталось впечатление, что это была не шутка.
– Не получится – поверь, я столько лет пытался! – заржал он. – Стена гладкая и колючие кусты внизу. Вот из Сашкиной комнаты – понты удрать! У неё сбоку труба идёт и скат пристройки. Этим путём мы, пожалуй, оказывались на улице чаще, чем через дверь.
Лера откинула одеяло, подобрала с пола свои штаны и медленно, неохотно принялась натягивать их, явно затягивая время. Когда она сунула ногу во вторую штанину – то и вовсе застыла, хмуря лоб и поджав губы.
– Что такое? – отреагировал Юра на её беспокойное выражение лица.
– Да так, я… не могу вспомнить, выключила ноутбук, или нет, – выходя из ступора, пробормотала она.
Внутри у Бейбарсова кольнуло. Он заметил эту привычку у неё только недавно: она никогда не оставляла что-то воткнутым в розетки – даже зарядки. Даже свет горящим никогда не бросала. Даже ноутбук вырубала полностью, собираясь на двадцать минут в столовку в соседнее здание.
Юра не мог винить её за дотошность в вопросе пожаробезопасности.
– Выключила, – мягко заверил он. И от того, что он ни Лигула на самом деле не помнил – а значит, и не знал, врёт ли, – прозвучало это убедительно.
– Не плачь. Они тебя не сожрут. Только чуток надкусят, – поддразнил он, когда подружка наспех закончила приводить себя в приличный вид (получилось не очень).
Лера, скривившись, застонала. Выходя за Юрой из комнаты, она абсолютно механически клацнула кнопку настольной лампы, гася свет.
Было холодно, темно и ветрено. И ещё раз холодно. Добредя до замка во второй раз, Софья поняла, что погорячилась, сменив зимнюю куртку на пальто. Ближе к ночи появилось такое ощущение, будто температура воздуха вообще падала на градус каждые десять минут. Зуб на зуб не попадал. Ещё и пришлось как первоклашке прятаться у подвесного моста, выжидая момента проскочить мимо Пельменника – вернуться до дозволенного правилами времени она, конечно, не успела. Хорошо, что хоть мост в замке никогда не поднимался, а парадные двери не затворялись (на этот счёт ходили самые разнообразные теории, начиная от банальной и наглой лени Пельменника, заканчивая древним проклятием Чумы-дель-Торт)! Момент вскоре представился: к циклопу на традиционную партию в крапленые карты пожаловали Усыня, Горыня и Дубыня, и вся компания откочевала в укромный уголок под главной лестницей. Под смачный звук первых проигрышных щелбанов Бейбарсова проскользнула в щелку двери, на цыпочках пробежала через широкий холл, взлетела по лестнице и была такова.
Комендантский час в самом замке начинался позже, и по коридорам ещё сновали ученики. Софья разминулась с красноволосыми Гломовскими близняшками, громко и истерично о чём-то спорящими на ходу, поднялась на третий. Там заметила Вику, с ногами сидящую в глубокой оконной нише на массивном каменном подоконнике, художественно подпертом статуей жар-птицы с раскинутыми крыльями (на клюв которой ведьма привесила свою сумку). К коленям Вики была прислонена книга, но вместо неё Валялкина втыкала в непроницаемо-тёмное окно, сгорбившись и не сгибая положенные на колени странным образом – выставив вперёд, словно она собралась сдавать кровь сразу с обеих вен – руки. Софья решительно устремилась в сторону подруги. Но тут из-за поворота, торопясь куда-то, выскочила и едва не врезалась в неё Марина Новикова – пухлощекая нападающая из Тибидохской драконбольной сборной.
– Сорян! – едва глянув на Бейбарсову, махнула ладонью, затянутой в беспальцевую перчатку, Марина (после тренировки она ещё не переоделась), тряхнула мелко пружинящими светлыми завитками волос и понеслась дальше.
За это время у Вики затрещал зудильник, она ответила; затем спрыгнула с подоконника, продолжая болтать, собрала свои вещи и пошла в противоположную Жилому этажу сторону.
Софья скорчила недовольную гримасу – она бы совсем не отказалась сейчас посидеть с Валялкиной на подоконнике и потрепаться на какую-нибудь рекордно девчачью, не касающуюся геноцида нежити тему – развернулась на квадратных каблуках и свернула на короткий путь до следующей лестницы мимо учебных классов.
Здесь было тихо и безлюдно – большинство учеников во внеурочное время стремились избегать этого проклятого места усерднее, чем Жутких Ворот. Факелы, ощущая свою ненадобность, горели в полсилы, а за дверью кабинета сглазов кто-то с профессиональным отчаяньем, выдающим Недолеченную Даму, рыдал.
Софья, сунув руки в карманы пальто, прошла половину длинного и узкого коридора, когда впереди вырисовался знакомый силуэт. Впереди силуэта бодрым зайчиком скакала зелёная поисковая искра, которая, добравшись до ведьмы раньше наколдовавшего её мага, растаяла у девушки под ногами. Бейбарсова завистливо рассмотрела пол в том месте, где угасла искра. Преподавательская блокировка на Мишкином перстне по неустановленным причинам иногда лагала (информировать преподов и устанавливать их Лотков, конечно, не собирался), и правнук Ягге пользовался этим так часто, как только вообще выходило колдануть.
– Чего это ты меня днём с огнем? – любопытствуя, улыбнулась Софья.
– Уже вечер, – хмуро исправил Мишка Лотков, подцепив Бейбарсову за локоть и, не погнушавшись Туманусом Прошмыгусом, увлёк за собой в ближайший класс. Заинтригованная Софья не стала сопротивляться, послушно развернувшись спиной вперёд.
Но второй раз Лоткову увы, не повезло – по крайней мере, не в этом. Заклинание не сработало. Мишка с Софьей синхронно стукнулись спинами о не пожелавшие расступаться перед ними доски – и ввалились в пустой класс. Дверь была не заперта.
Класс оказался одним из Поклёповских. Не самое романтичное место, но какая разница, где целоваться – лишь бы подальше от глазастых зрителей.
Целоваться, однако, Лотков не пожелал, отпустив Софью и то ли случайно, то ли специально став так, чтоб их разделила старая, добросовестно изрезанная ни одним ножом и заляпанная чернилами парта.
– Так… – Софья, по убийственному Мишкиному выражению лица чуя неладное, уперла руки в талию и вздохнула. – Мишка, я чувствую исходящую от тебя невербальную претензию! Объяснишься?
– Вообще-то, я думал, объяснишься ты.
– И по поводу?.. – медленно поинтересовалась Софья, едва не вставив в вопрос уточнение «какому из». Ох блин, если он узнал про Бережное зелье, это плохо!..
– Ты что, поспорила на меня с Виолеттой Гломовой?
О-ох блин, лучше бы он узнал про Бережное зелье!
– Нет! – не моргнув, соврала Софья, чувствуя, как у неё немеют кончики пальцев.
Мишка усмехнулся, откидывая назад голову. Уложенный хаос на его голове, к концу дня растрепавшись и превратившись в хаос неуложенный, встопорщился ещё больше.
– Значит, правда поспорила.
Его пальцы тихо, беспокойно тарабанили по крышке парты, на которой лежала его рука.
У Софьи не хватило сил отрицать. Захотелось зажмуриться и закрыться от него руками.
– Как ты?..
– А ЭТО, БЛЯТЬ, ВАЖНО?!
Ведьма дёрнулась, действительно вскинув руки. На неё никогда не орали. Тем более Мишка. Это было неожиданно и уж точно ни Лигула не приятно, пугало и заставляло чувствовать себя отвратительно виноватой.
Не то, чтоб она совсем не была.
Но нахрена же так орать?!
– Важно?! – тем временем гаркнул Лотков, рывком засовывая кулаки в карманы синего пиджака. – Ну так мне Марта сказала! Но какая к Чуме разница, если это правда!
За всю жизнь Софья могла вспомнить лишь один раз, когда Мишка, её Мишка смотрел на неё с такой до костей пробирающей смесью обиды, негодования, тупой боли и прямого обвинения в предательстве. Это было в шесть лет. Она незаметно спрятала от него последнего шоколадного единорога из новогоднего подарка и соврала, что больше нет, а через пять минут он застал её за гастрономическим уничтожением улики. После этого он неделю с ней не разговаривал.
– Ты… Ты даже не представляешь, что ты со мной сделала! – Софья начинала опасаться, что Лотков сейчас сорвёт себе голос. У самой неё ком в горле увеличивался в размере с каждым его следующим словом. – Ты взяла и просто… поиздевалась, да?! Я люблю тебя, я твой друг – нормальные люди ни на то, ни на другое не спорят, и с чувствами других людей не играют тоже! Я тебя всю жизнь знаю, но я никогда не думал, что ты можешь сделать что-то настолько жестокое. Какая же ты все-таки эгоистичная, патологическая, неисправимая лгунья!
Ведьма с усилием сглотнула, вцепившись пальцами в отворот пальто.
– Перестань разговаривать со мной в таком тоне. То, что ты говоришь, жутко и совсем несправедливо, – её ответ прозвучал на грани шёпота.
– Да?! – чудом её расслышав, ещё на октаву громче поднял голос Лотков. – Ну так пожалуйся на меня своему папочке!
С этими словами Мишка развернулся и вылетел за порог. С чувством грохнутая дверь закрылась за ним с такой силой, что, отскочив от косяка, снова открылась, донося до Софьиных ушей звук Мишкиных быстро удаляющихся шагов.
Софья осталась в классе – обхватив себя руками, глотать горькие противные слёзы на одной из перевёрнутых лавок.
Комментарий к В королевстве приморской земли *Heavy is the head that wears the crown – широко известная цитата из пьесы Шекспира «Генрих IV»
**Имеется в виду цикл романов Джорджа Мартина «Песнь Льда и Пламени». «Игрой Престолов» на самом деле называется снятый по ним сериал, но Юре, например, вообще наплевать.
====== Ведьма в колодце ======
На самом деле казначей был неизлечимым сумасшедшим и галлюцинировал более или менее непрерывно, но как-то раз, испытав особо жестокий приступ вертикального мышления, его коллеги-волшебники пришли к дружному выводу, что проблему казначея всё-таки можно решить. Главное – найти формулу, которая заставит его постоянно галлюцинировать, что он абсолютно в здравом уме.
(с) Терри Пратчетт. Благие знамения
Восьмое марта налетело на школу как ураган, произвело причитающийся ему по статусу необходимый минимум разрушений и отбыло восвояси, оставив после себя неисчислимое множество опустошенных подарочных пакетиков, три тонны по-тихому сбываемой домовикам стеклотары, восемь жертв в магпункте у Ягге, не сумевших героически преодолеть оставленного Вадимовым пойлом похмелья, и один выпавший из кладки Центральной башни камень, на крыше которой ведьмы старших курсов, скача с бутылками вокруг подпаленного вороха «Сплетен и бредней», полночи горланили Язычницу Матрёну. Следующие полночи они, пьяно хохоча, разрывая о торчащие гвозди куртки и подолы платьев и разливая на ступени недопитое содержимое бутылок, не менее весело удирали от циклопов и красного, пуще Цербера разъяренного Поклёпа, который в вечном стремлении замести сразу всех, так ни за одной нарушительницей порядка и не угнался. Единственные, кого в ту ночь ему удалось поймать с поличным, оказались профессор Клопп и Панночка. И то – в пылу погони не разглядев, куда свернула Мальвина Гломова, и ввалившись прямиком к преподавательнице в кабинет – Поклёп так и не понял, в чём же именно он их уличил. С пылающим яблочком-румянцем на бледных щеках Зигмунд с достоинством одёрнул надетую поверх элегантной рубашки крысиную жилетку и поздоровался с коллегой, всем видом учтиво пожелав тому скорейшего увольнения; Панночка, застывшая от профессора практической магии шагах в пяти в длинной, белоснежной и возмутительно неплотной ночной сорочке – больше смахивающей на старинное платье, чем на нижнее бельё – нахмурила угольно-чёрные брови-нитки и удалилась в примыкающую к кабинету спальню, разочарованно хлопнув дверью. На преподавательском столе среди скелетов виноградных гроздей осталась стоять откупоренная бутылка наливки под стражей двух рюмок и большого куска сала.
Девятого марта Юра, силой мысли частично все ещё пребывая в восьмом (большую половину которого он проторчал в Питере), зевал и чесал щёткой волосы, расхаживая по своей спальне в Тибидохсе. С согнутого локтя у него сумочкой свисал Контрабандный, недовольно дёргающий кончиком полосатого хвоста.
Юра бросил Сашкину расческу на стол, приземлил кота на кровать и принялся бороться с ним, катая по кровати, словно жирную сосиску.
В комнату без стука как воробей на балкон залетела Сашка.
– У-у, ты-ы!..
Сопроводив эту невнятную реплику приветственным «укусом» за голые Юрины рёбра, она принялась расхаживать по Славиной половине комнаты, бегло рассматривая и перебирая в унизанных серебряными кольцами пальцах подворачивающиеся под них мелкие предметы. Собирающаяся за окнами гроза невнятно бормотала громом в тучах своё последнее китайское предупреждение.
Контрабандный, которому игра не понравилась, лениво махнул лапой, разодрал хозяину руку, извернулся и вперевалку удрал под Славину кровать, в знак окончательного протеста задрав хвост.
– Ш-шкатина… – Юра дёрнул пострадавшей рукой в неопределённой попытке стряхнуть с неё три красных полосы, не смог и забил.
Его внимание переключилось на Сашку – которая уже с размаху уселась на Славину кровать напротив, стянув сапоги (не столько из дани уважения к аккуратно застеленному светлому покрывалу Водолеева, сколько из соображения, что сидеть в позе псевдолотоса в высоких сапогах на платформе неудобно). Сашка излучала чистую, радиоактивную энергию солнца, которой в данную минуту было тесно в человеческой оболочке – за всю ту же вышеупомянутую минуту она сменила уже три позы, в которых сидела. И у неё определённо было самое лучшее настроение. Юра с любопытством прислушался к себе, пытаясь определить, имеет ли её хорошее настроение прямую причинно-следственную связь с его собственным, аналогичным, или возникло совершенно автономно – скажем, по причине того, что в замок пятнадцать минут назад она заходила в компании самозабвенно жестикулирующего Накамуры, что Юра успел углядеть из окна. Но шаткую истину Бейбарсову установить так и не удалось.
– Новая причёска? На тренировку я бы с ней не ходил! У Соловья слабое сердце, – вместо этого осклабился Юра своей сестре с кровати напротив.
Сашка потрогала пальцами закрученный на затылке пучок, из которого чёрными перьями торчали кончики волос. Несмотря на то, что мысль о перьях обманчиво уводила ассоциации Юры к коренным американцам, грибам и вигвамам, в пучке и двух скреплявших его деревянных палочках явно проглядывали восточные мотивы.
– А у меня слабые барабанные перепонки. Не буду, – согласилась Сашка.
– Я видел вас из окна, – он двумя пальцами махнул в сторону рокочущего неба за стеклом.
– Мы в парке встретились. Случайно, – сочла нужным подчеркнуть Сашка.
Она снова пересела в ту позу, которую люди, не вникающие в йогу, гордо именуют в честь одного красивого цветочка, однако на деле имеющую весьма смутную с ней схожесть. Сквозь чёрные капронки просвечивала белизна её ног. Они особенно подчеркивали её ужасную худобу в сочетании с длинным красным свитером, вышитым саламандрами и очень модно копирующем фасон мешка. Юра краем ума – в данном случае, он понадеялся, Сашкиного – припоминал, что его вроде нужно подпоясывать широким декоративным ремнем – но его сестра любила свободу.
– Ага, конечно, – скептически фыркнул он, выдергивая из-под покрывала подушку.
Сашка самодовольно улыбнулась.
Бросив подушку к стене, Бейбарсов полуулёгся на неё, вытянув вдоль кровати не менее длинные, чем у сестры, ноги.
– Слушай, – с искренним интересом продолжил Юра. – Тебя не смущает тот факт, что вот он вроде такой крутой, что аж прямо ах, не могу, фанаточек там за ним толпы бегают, чуть ли не самый центровой игрок их команды – и, тем не менее, каждый раз, как мы его встречаем, он каким-то образом оказывается один? В компании я его только на обедах и вижу. Это странно!
– А, это!.. – засмеялась Сашка. – Мы об этом говорили. Он от них удирает – от фанатов, то есть.
– Как невежливо! – не преминул ввернуть Юра.
– …Не сложно с его способностями, – закончила Сашка, красноречиво помахав перед глазами ладонью. – И вообще-то, люди существуют и вне поля нашего с тобой зрения – как это ни странно. Рома много времени тусуется со своей командой – говорит, у них у всех там классные отношения. А ещё они типа дружат с Иошши – она с Венлинг его натаскивала, когда его взяли в команду. Просто он, – она ухмыльнулась, – любит созерцать архитектуру в одиночестве.
– Угу, архитектуру.
Ухмылочка Бейбарсова получилась более специфической, и Сашка фыркнула.
– Слушай, ну вот чего конкретно ты добиваешься, чтоб я сказала? – она снова поменяла позу.
– Я не добиваюсь. Ты уже всё сказала, – безмятежно зевнул Юра.
– Ничего я не говорила!
– Вслух – нет.
Сашка кинула в него Славиной футболкой, до этого вывешенной на спинке кровати ровно по центру, словно музейный экспонат. Юра отправил футболку по обратному адресу.
– Я просто напоминаю, что полуфинал через неделю. И от лица всей Тибидохской сборной и лично С.О. Разбойника настоятельно рекомендую тебе воздержаться от любого вида преждевременного нападения на вражескую сторону ещё шесть дней, хотя бы, – он выразительно ткнул пальцем в её сторону. – А то нас дисквалифицируют! Причём свои же.
– Ха! Вот уж не думаю, что Рома…
Бейбарсов закатил глаза.
– Рома, Рома, Рома!.. – пропищал он.
– Лера, Лера, Лера!.. – не оставшись в долгу, ехидно передразнила Сашка.
Юра громко рассмеялся.
– Пф-ф, ну ты сравнила!
– Ой, ну да, конечно, извини. В твоём случае это: «О-о, Ле-ера, моё солнце и звезды, я буду целовать песок, по которому ты ходи-ила!..»
Сашка взвизгнула – Юра перегнулся через проход и дернул её за лодыжку. Бейбарсова шлёпнулась пластом поперёк кровати, хохоча и безуспешно извиваясь, пока брат мстительно щекотал её за пятку.
Субботний обед без малого пятисот человек в зале Двух Стихий едва не сорвал один-единственный первокурсник по имени Сеня. Третий день подряд обнаружив на своём столе вегетарианскую скатерть, юный интуитивный маг так расстроился, что скатерть улетела от него прочь вместе со столом. Немногие подоспевшие ко времени преподаватели эвакуировали учеников за двери и, руками прикрывая головы от сыплющихся на них помидоров и тарелок с тушеной цветной капустой, самоотверженно ринулись утешать рыдающего мальчика. Пока за массивными двустворчатыми дверями звенело, грохотало (одним столом дело не ограничилось) и ревело с детским надрывом, возвещающем не менее, чем о конце света, вся остальная школа нетерпеливо толкалась в холле в ожидании, когда им уже, всё-таки, дадут нормально поесть.
Юра, горя желанием заглянуть в щель в неплотно закрытых дверях, к которой уже выстроилась очередь – шоу было то ещё, если учитывать, что героическими преподами волею случая оказались Поклёп, Панночка и Клопп – протискивался следом за Сашкой сквозь толпу.
– О! Юра, Юра!.. – его заметила Лиля Жикина, и, дотянувшись через чьё-то плечо, похлопала его по спине.
– Чего? – Бейбарсов сделал полуоборот на месте. Пальцы Сашки выскользнули из его руки.
– Юрка, купи значок, а? Я сама делала! – Жикина мимо чужих плеч проскочила к нему и смахнула с лица короткую тёмную прядь. – Выручку за каждый второй отправлю в международный фонд защиты драконов!
Она постучала себя по груди, где на джинсовой рубашке было приколото великое множество разноцветных значков в поддержку Тибидохской драконбольной сборной. По другую сторону пуговиц демократично были вывешены на продажу значки для болельщиков Кицунэ – и то ли Жикина сделала их меньше, то ли раскупались они в три раза быстрее.
– Хоть десять! – великодушно согласился Бейбарсов, потянувшись за кошельком.
– …Но не сегодня, – заглянув внутрь, удрученно закончил Юра. – Извини, Лиль. Оставишь нам парочку, ладно? Мы потом заплатим.
– Без проблем, – пожала покатыми плечами Жикина. – У меня много.
Две третьекурсницы отвлекли её, и пока девчонки определялись между ярко-малиновым значком с надписью «Сайонара*, пацаны!», буквы на котором сменялись изображением улепетывающей лисы, и тем, что изображал героически хмурящегося Славу перед мордой Ртутного, Юра украдкой кинул на миловидное Лилино лицо внимательный взгляд. И без того полноватое, оно было припухшим, будто Лиля бухала неделю напролет (что она могла!). Вот только он знал, что не бухала.
Бейбарсову стало её жалко, но ничем помочь он тут не мог, а поэтому заторопился к дверям, возле которых Сашка уже заняла им очередь.
Третьекурсницы купили Славу (каждой по одному) и отошли. К Лиле сзади подкралась – не то, чтобы специально, но гул в холле скрадывал шаги – Тарабарова.
– Жлоб! – глядя в маячащую возле дверной щели спину Бейбарсова, выплюнула она, как бы ни к кому не обращаясь.
Лиля, поджав губы, посмотрела на неё – вернее, на родинку сбоку её носа. С Тарабаровой Жикина была знакома очень шапочно, но достаточно для того, чтоб она ей не нравилась.
– Чего ты сразу чморишь? Ну нет у человека денег – абсолютно нормальная ситуация в нашей стране! – фыркнула Лиля.
Оля издала визгливый смешок.
– Древнировы панталоны, Лилька, ты такая наивная! Ты видишь платье, в котором она на ступеньки уселась? – Тарабарова ткнула пальцем в Софью, которая сидела на главной лестнице как раз напротив них, перелистывая то ли какой-то блокнот, то ли книжку. – Ты знаешь, сколько оно стоит? Да у них у всех куртки из драконьей кожи, на меху – и, в отличие от твоей стекловаты вокруг капюшона, настоящем! Это у этих нет денег? Куда они их, по-твоему, дели?! – презрительно рассмеялась Тарабарова.
Лиля не ответила, и Оля, покачав головой, отошла к своим шепчущимся подругам.
Софья поверх страниц Мишкиного блокнота, который она листала, но не читала, снова подняла взгляд на Тарабарову. Бейбарсова краем глаза наблюдала за ней всё время изнурительного и голодного ожидания в холле. Позавчера в полдень Кити шлёпнула на парту перед её котлом пару мокрых, потемневших от воды и пахнущих солью (но по большей части – тухлой рыбой) пуант. «Не благодари!» – красноречиво шмыгнула она красным носом, и Софья со внутренним стоном поняла, что количество её домашнего задания на этой неделе только что возросло вдвое. Но, Тьма побери, оно того тыщу раз стоило!
Тем же вечером Софья сожгла пуанты на заднем дворе школы, на прогалине в голых кустах шиповника. Она держала их за грязные измочаленные ленты, пока пламя зажигалки лизало и выкрашивало атлас в разрушительно-чёрный цвет, заставляло его вонять – ещё сильнее прежнего – и скрючиваться, уничтожало вплетенную в туфли магию вместе с самими пуантами. Она знала, что в это же время где-то далеко от Буяна Ламара, плача и стискивая зубы в бессильной злости, о бетон сдирая с рук полупрозрачные чешуйки, ползёт где-то к воде, хлопая длинным золотым хвостом по подмостовой грязи набережной.
Когда пуанты догорели, оставшись кучкой растворившегося в луже пепла, оставалось только ждать и наблюдать.
И то и другое делать долго не пришлось. Уже на следующий день по тому, как воспрянула духом Тарабарова, стало ясно, что авантюра сработала. Сегодня же, глядя на аккуратную спортивную сумку, перекинутую через её плечо, и растрепавшийся узел русых волос на затылке, на ещё красные щёки и лихорадочно-деятельное поведение, Софья на сто один процент уверилась: получилось. Но радоваться было рано.
Пусть не желая того, Оля, всё же, была ведьмой. А если вы обманули ведьму – будьте уверены, она об этом узнает. Она может не понимать как, может не разобрать, в чём – но она будет знать, кто. И Тарабарова знала. Когда у неё пропал талант к танцам, она была напугана, она была расстроена, почти раздавлена. Теперь, когда дар вернулся, эти чувства расступились, давая дорогу притаившейся за ними злобе. А в ней она была хороша! Со своего места на ступенях Софья прекрасно видела, как Оля поверх плеч своих подпевал нет-нет, да и прижигала спину её младшего брата взглядом, словно свинью заводским клеймом – поразительно просто, как он не чувствовал! Она явно замышляла беспощадную стервозную месть.
Уф! По крайней мере, можно было не ждать рокового сглаза из-за угла или чего-то в таком духе – блокировка колец избавила Юру Бейбарсова от магического вида наказания. Но Оля владела и другим – и, в исполнении её говорливого, острого как кухонный нож языка, не менее опасным. Выдумывать и распространять абсолютно лживые слухи, основываясь на мастерски перекрученной правде – что делало их куда более убедительными и живучими – у неё был настоящий талант. Софья уже слышала кое-что, из чего заключила, что у Тарабаровой окончательно начало срывать тормоза. Нужно было невзначай уронить камень на эту гадюку до того, как она поднимет голову и зашипит погромче.
…И валун подходящего размера стоял сбоку от лестницы, указательным пальцем листая яркий глянцевый каталог.
Софья схватилась со ступеньки, в процессе запихивая Мишкин блокнот в сумку, и прошлась вдоль неё к перилам. Опустившись на корточки, без труда просунула ноги, а затем и всю себя в широкий зазор между двумя поддерживающими бело-голубой гранитный поручень фигурными столбцами и соскользнула вниз. Платье задралось до бедра – но Софья уже спрыгнула и одернула юбку, к разочарованию засмотревшегося из угла под лестницей четверокурсника.
– Тьфу мля, – дёрнувшись и порезав палец о край каталога, буркнула Виолетта, когда каблуки Софьи «выстрелили» о мраморный пол в каком-то шаге от неё. – Паркуром решила заняться?
Софья срифмовала упомянутый вид спорта с неупоминаемым некультурным словом и с места в карьер обвинила подругу в «трепливости».
– Чего это? – засовывая порезанный палец в рот и посасывая его, невнятно пробубнила Гломова.
Её пушистый лиловый свитер, заправленный в чёрные джинсы, в свою очередь заправленные в высокие – выше колена – сапоги, на вкус Бейбарсовой был слишком фосфорического оттенка, но это – кроме больших чёрных очков в поллица, с которыми Виолетта пока не нашла в себе сил расстаться – была единственная стилистическая огреха, в которой её можно было упрекнуть.
– А кто Марту просветил на тему чудесных перемен в наших жизнях?
– А что, нельзя было?
– Она всё Мишке рассказала! Теперь мы поссорились. Вернее сказать: он на меня наорал и драматично хлопнул дверью. И я без понятия, означает это, что меня бросили, или нет.
Виолетта философски пожала плечами, с громким чпоком вынимая изо рта покалеченный палец с длинным когтем-маникюром.
– Я тебя предупреждала. Марта долго твои пренебрежительные «фи» в сторону Мужчины Её Розовой Мечты терпела. А когда она ещё и про твой спор на него узнала, она сняла грушу с крючка и минуту пинала её ногами. Утверждала, что качает икроножные мышцы.
Софья офигела.
– То есть в том, что мы с ним поссорились, виновата я, а не вы с Мартой?! – среди гула толпы едва сдержала она беспомощный визг возмущения.
– Именно.
– Но ты на это согласилась!
– А мне-то чё? – резонно возразила Виолетта, помахивая шелестящим каталогом, со страниц которого периодически начинали сыпаться туши, пудреницы и губные помады – к сожалению, в формате 2D, словно косметическое конфетти. – Идея, опять же, была твоя.
Софья фыркнула.
– А ты не могла… Ну, не знаю… Сказать, например: «Сонечка, заключать пари на людей – это неправильно!»?
– Ты, кажется, забыла, что благие наставления – это не ко мне, дорогая. Я аморальная – Валялкину спроси.
Софья беспомощно вздохнула и потёрла лоб ребром ладони.
– Ладно. Я всё равно условно считаю, что твой язык мне должен! И у меня к нему дело есть, – заявила Бейбарсова, прислоняясь рядом с Виолеттой к сплошному основанию ступеней. – И в этом деле, между прочим, ты тоже прямо заинтересована.
– Ну-ка, – Виолетта скептически полуобернулась к ней, скрещивая руки на груди – Софья отметила, что кольцо на её пальцах было только одно – магическое. – И чем ты меня собралась заинтересовать в своих маленьких интригах, хорошая плохая ведьма?
– У тебя репутация горит. Просто пылает синим пламенем, – довольно заявила Софья, зеркально копируя Виолеттину позу. – У всех вас! Титул главных стерв школы утекает у Гарпищ как вода сквозь пальцы, Тарабарова вот-вот вас сделает.
– Малолетка только трепаться умеет, – Виолетта пренебрежительно пошевелила в воздухе пальцами и не без гордости добавила: – Настоящие мастера славятся делами.
– Мастера славятся тем, что у них лучше получается, – веско возразила Софья и разом стала серьёзной. Разговор утратил дурашливый оттенок, до того обоюдно присутствовавший, и Бейбарсова понизила голос. – Она скоро больше проблем своим сочинительством создаст, чем вы впятером неделей непосильного гнобления окружающих – и знаю, с кого начнёт. Послушай: ни Юре, ни Вике это не нужно! Созови своих строптивых сестриц, и прессоните её, пока можно. Ох, Виолетта, пожалуйста, пускай она просто заткнётся!
Виолетта глубокомысленно надула из волшебной жвачки со вкусом курицы, которую жевала в попытке обдурить свой желудочный сок, пузырь размером с мяч и лопнула его ногтем с громким «бабах!», словно воздушный шарик. Приняв это за согласие, Софья кивнула и, обойдя Гломову, направилась в ту сторону, где по законам логики должны были обнаружиться близнецы – то есть, в самый центр завихрившейся у дверей обеденного зала кучамалы. Задумчивый голос Виолетты догнал её только через три шага.
– Ты в курсе, что ты манипулируешь людьми?
Софья сделала полуоборот на каблуках и коротко дёрнула головой к плечу, словно примерив на себя и сразу отбросив эту мысль (со стороны выглядело, будто она вдруг решила размять шею).
– Манипулировать – значит заставлять делать что-то неосознанно. А я тебя прошу.
– Ага. А звучало не так, – опираясь локтем на край ступени, криво усмехнулась Виолетта и надула новый пузырь.
Софья подождала, но она ничего не добавила.
– Как тебе твой новый гардероб?
– Удобно, – после нового бабаха сдержанно признала Виолетта, придирчиво ощипывая сиреневый свитер.
– Пожалуйста, – выразительно подчеркнула Бейбарсова и, отвернувшись, пошла на перекрывающий остальные голоса Юрин вопль: «НАРОД, ОН ТОЛЬКО ЧТО ВВАЛИЛ ПОКЛЁПУ ЛАВКОЙ! НАШ НОВЫЙ ГЕРОЙ!»
