Текст книги "А может?.. (СИ)"

Автор книги: atranquility

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 52 страниц)

«Что за ерунда…» – подумала болгарка, прижавшись выложенной плиткой стенке и почувствовав на спине её холод. «Мне, пожалуй, пора завязывать с виски», – проговорила про себя она, причину своего состояния «сбросив» на количество выпитого. Холодная вода помогла ей окончательно прийти в чувства, поэтому, умывшись и поняв, что дурнота больше не возвращается, она вернулась в бар.

– Что с тобой? – с беспокойством спросила Кэндис.

– Не знаю, – ответила Добрев. – Резко затошнило, добежала до туалета – отпустило.

– Слушай… – настороженно проговорила Аккола полупьяным голосом, – а может, ты того… Ну… Беременна?

Она озвучила первое предположение, которое пришло ей в голову.

– Нет, я просто бухая, – усмехнулась болгарка. – И от кого? Ветром надуло?

– Ну я не знаю, – развела руками блондинка, – я же не в курсе таких подробностей твоей личной жизни.

– Теперь знаешь, – пожала плечами Нина. – Мужика нет и не предвидится.

В этот момент, увидев рядом бармена, она позвала его и попросила принести стакан воды с лимоном. Подруга не сводила с неё глаз, и ей было искренне её жаль: ещё никогда она не видела Николину такой отчаявшейся, такой апатичной, такой усталой.

– Так что ты там говорила про осознанный-неосознанный секс? – спросила Добрев, сделав несколько глотков, когда бармен исполнил её заказ. – Что ты под этим подразумеваешь?

– А… Да, – пробормотала Кэндис. – Секс может быть и осознанным, и нет. Осознанный – это когда… Ну… – девушка на мгновение запнулась, пытаясь придумать подходящий пример. – В общем, представь, что ты познакомилась с парнем. Он твоя мечта по всем параметрам, как внешне, так и внутренне. Тебе с ним интересно и комфортно. Вы испытываете взаимную симпатию. И вполне логично, что в скором времени вы оба начнёте ловить себя на мысли, что вы не прочь провести ночь друг с другом. И это – ваше осознанное желание, не результат выпитой бутылки виски или того, что у вас парня или девушки долго не было, или ещё чего-то. Вы захотели – вы сделаете, и при этом маловероятно, что будете жалеть. А неосознанный секс… Это то, что произошло между Сомерхолдером и Никки, – блондинка развела руками, и Нина почувствовала, как её передёрнуло при этих словах, но виду старалась не подать, и, чтобы успокоиться, выпила ещё воды, не сводя глаз с подруги. – Ты же сама говорила, что он рассказывал, что был совершенно пьяный. Наверняка он был уже далеко в нирване, а тут эта вобла подвернулась. Стопудово они выпили ещё. Он бухой, как скотина, она такая же – встретились два одиночества. Вряд ли в этот вечер Йен думал: «О боже, какая классная баба, мне с ней срочно надо переспать!» Увы, это не единичная история. Такое, правда, часто случается.

Нина сидела, приложив ладонь ко лбу, и чувствовала, как в висках бешено стучит кровь.

– Кэн, – наконец протянула она, – ты его три месяца назад кастрировать предлагала… Что сейчас-то изменилось? Почему ты его пытаешься оправдать? Или на тебя мартини так действует?

Аккола вздохнула и посмотрела на девушку.

– Да потому что все эти три месяца я вижу его поведение. И то, как он каждый день у тебя взглядом прощения просит, – с негодованием и нотами жалости в голосе ответила она.

Нине от слов Кэндис стало не по себе, и на мгновение она отвела глаза: то, о чём говорила подруга, она и сама прекрасно видела.

– А как бы ты сама отнеслась к этому? – вдруг спросила Нина. – Ты бы смогла…простить… Джо измену?

Аккола на несколько мгновений задумалась.

– Конечно, сначала я бы вспылила, – наконец сказала она. – Без скандала дело бы точно не обошлось. Я бы собрала свои вещи, уехала к маме… – на несколько секунд девушка сделала паузу, снова задумавшись, а затем продолжила. – А хотя, зная меня…это Джо с моей лёгкой руки собрал бы манатки и уехал к родителям. Но я знаю, что спустя время мои эмоции бы пошли на спад. Я не могу сказать, сколько бы времени мне для этого понадобилось: может быть, месяц, может, три, может, полгода. Но в конечном итоге спокойный разговор между нами бы точно состоялся. И если бы я поняла, что-то, что произошло, было не более чем сексом на одну ночь, если бы увидела, что для Джо я до сих пор значу многое и он действительно сожалеет о случившемся, – наверное, я бы простила.

Добрев молчала и нервно крутила одно из колец на пальце: она сильно волновалась, а из-за чего – не понимала и сама.

– Нин, – вдруг сказала подруга, тронув девушку за плечо, отчего та вздрогнула, – тебе сейчас плохо, и я прекрасно понимаю это. Но Йену сейчас тоже не лучше. Из тех, кто узнал обо всём произошедшем, его не осудил только ленивый. Да на него Пол теперь, как на говно смотрит, будто бы Смолдер, блин, не тебе, а ему изменил! – с досадой воскликнула она, явно не одобряя поведение Василевски.

Кэндис взяла бокал, хотела выпить, но, повертев его в руках, с раздражением отставила.

– Всё, что происходило в последние полгода – это несправедливо и просто ужасно. Но, Нина… – голос девушки стал тише, а тон – мягче, и, кажется, она снова начала осторожничать, боясь ненароком задеть подругу. – Йен, по сути, пережил то же, что и ты. В июле он тоже потерял ребенка.

Добрев почувствовала, как у неё начали дрожать губы. В глазах защипало, и она ощутила, как к горлу подкатывает предательский ком. Ей стоило немалых усилий сдержать слёзы.

– Он ждал его точно так же, как и ты, – продолжила Кэндис, – а может, даже и больше… Точнее, не больше, а дольше, – быстро исправилась она, поняв, что выразила свои мысли неправильно. Аккола понимала, что затронула больную для Нины тему, поэтому старалась подбирать слова как можно тщательнее, хоть это было трудно: количество выпитого давало о себе знать. – В каком возрасте к тебе пришло осознание того, что ты готова к семье и детям? Лет в двадцать шесть, ведь правильно? А он об этом лет десять мечтал…

Внутри у Нины что-то дрогнуло.

– Он поступил, как последний мудак, и я не оправдываю его, – сказала Аккола. – Но на Земле нет идеальных людей. Мы все ошибаемся, и, знаешь, порой так важно уметь прощать… Во что бы превратился наш мир, если бы люди не прощали друг друга?

Девушка с теплотой взглянула болгарке в глаза. Быть может, в сердце у неё уже тронулся лёд? У Кэндис была надежда.

– Скажи, за что ты полюбила его когда-то? – вдруг спросила она, и этот вопрос стал полной неожиданностью для Нины, вогнав её в ступор. Ответить на него она не могла. Она не любила этого человека за что-то, не любила в нём какую-то отдельную черту характера или привычку. Она любила каждую грань его души, какой бы она ни была, и это чувство нельзя ограничить рамками причинно-следственных связей.

– Я не могу сказать, за что, – пожала плечами Добрев. – Просто в какой-то момент, когда его не оказалось рядом, я поняла, что мне без него плохо. И день ото дня это чувство усиливалось. Знаешь, в характере Йена много таких черт, к которым я всегда тянусь и которые я уважаю. Но не они меня заставили влюбиться в него. Знаешь, у Остина ведь тоже отличное чувство юмора, он добрый, заботливый и дружелюбный – они с Йеном в этом похожи… Да только к Остину я всё равно никогда не испытывала того, что чувствовала по отношению к Йену.

– Вот видишь, – сказала Кэндис. – Ты не влюбилась в него за что-то, тогда можно ли человека за что-то разлюбить? В один момент, даже если он совершил не самый приглядный поступок. Это нереально, Нина, – мотнула головой она.

– И что ты предлагаешь мне делать? – спросила Добрев. – Чёрт побери, Кэн, я не мать Тереза, правда. Это порок? Я виновата в том, что мне трудно простить предательство?

– Ты можешь это сделать, потому что любишь его, – спокойно ответила Кэндис, и её тон звучал настолько уверенно, что не допускал никаких возражений. – Ваша с Йеном проблема заключается в том, что вы всё делаете на эмоциях. Он четыре года назад так же, как и ты сейчас, был в бешенстве и твердил только одно: «предательство, предательство, предательство». Но чем всё закончилось? Чувства оказались сильнее убеждений, вот и всё. Вы с ним слишком часто пытались закончить отношения, хотя друг без друга на луну воете.

Нина молчала. В глубине души она понимала, что Кэндис права, но говорить и давать советы всегда легче, чем пытаться исправить что-то, а самое главное – побороть в себе ненависть.

– Надо же, как выходит, – горькая усмешка скользнула по губам Нины. – Когда я втрескалась в Сомера по уши, поняла, что это взаимно, и отказывалась от этого, потому что считала, что работа с отношениями несовместима, ты помогла мне понять, что на самом деле я могу упустить. Четыре года назад ты сделала всё, чтобы всё закончилось иначе. И вот сейчас ты снова стараешься нам помочь… Как там сказали бы фанаты? Ты самый преданный шиппер.

Кэндис молчала и внимательно смотрела на подругу.

– Да, чёрт возьми, я самый преданный шиппер, – наконец с полуулыбкой повторила она, проговаривая по слогам определение, данное Ниной, словно бы пробуя его на вкус. – Потому что я ещё не видела пары, в которой между партнёрами летали такие искры, даже когда они просто смотрят друг на друга. Я не видела людей, которые прошли бы вместе столько же, сколько и вы. В конце концов, вы просто мои друзья. И я хочу, чтобы вы были счастливы. Почему вы не боретесь за то, что у вас есть? – спросила Кэн. – Может быть, сейчас настал такой момент, когда нужно забыть всё, что между вами было: и плохое, и хорошее. И оставить только одно: чувства. Начать всё заново. Один раз вам удалось это сделать. Неужели вы когда-нибудь жалели об этом?

В этот момент к девушкам подошёл Мэтт Дэвис, и вопрос Кэндис повис в воздухе, а Нина так и не смогла на него ответить.

Дэвис, судя по всему, уже выпил не один стакан виски, а может, даже и чего-то покрепче, потому что на щеках у него горел румянец, глаза были мутные, а сам он шёл, немного пошатываясь.

– Девчонки, – пьяным голосом пробормотал он, улыбнувшись. – Вы чего здесь сидите? Скучно же! Пойдём потанцуем? Нин, ты вообще весь вечер тут проторчала. Как так?

– Мэтт, всё в порядке, – с улыбкой ответила Добрев. – Просто немного болит голова, а там музыка громкая и душновато.

– Голова болит… – задумчиво проговорил Дэвис. – Слушай, а у тебя есть эти… Как их… Ну, таблетки от башки, – он начал щёлкать пальцами, вспоминая название.

– Аспирин? – помогла ему Кэндис.

– Да, точно!

– Да, где-то в сумочке был. Спасибо за заботу, Мэтт, – Нина снова улыбнулась.

– Может, тебе это… На улицу выйти? Ну, свежим воздухом подышать, – предложил Мэтт, помахав рукой.

– Я думаю, после аспирина станет лучше, – отозвалась Добрев.

– Нинс, не расклеивайся. И давайте с Кэндис к нам, как только голова пройдёт!

– Обязательно, – кивнули девушки, и Мэтт ушёл в другой зал.

– Чего такой кислый? – спросил Дэвиса Пол, когда Мэтт вернулся в зал, где проводила время большая часть каста.

– Нина весь вечер как в воду опущенная, – буркнул он, наливая себе в стакан виски. – Говорит, мол, голова болит… Ага, знаю я эту голову! – с негодованием воскликнул Дэвис. – Третий месяц у неё эта «голова» не проходит. Вон, за барной стойкой вместе с Маларки коньяк хлещет, – он кивнул в сторону, где и правда сидели Йен и Майкл и о чём-то разговаривали. – Пол, объясни мне одну вещь… Вот живут два человека, любят друг друга, всё прекрасно. А потом случается какая-то хрень в жизни – и всё. И трындец. Почему всё спокойно быть не может?

Уэсли вздохнул. Свои мысли Дэвис выразил коряво в силу количества выпитого, но суть была вполне уловима, и, более того, можно сказать, что Пол задавался этим же вопросом.

– Не знаю, Мэтт, – мотнул головой он. – Жизнь вообще странная штука. Жалко, что у нас нет возможности перемотать её назад. Знаешь, сколько бы ошибок исправить можно было…

Дэвис ничего не ответил, а лишь снова залпом выпил виски, кажется, полностью уйдя из реального мира. Атмосфера в этот вечер была какая-то угнетающая, совершенно безрадостная. И каждый успокоение, спасение, утешение искал почему-то именно в алкоголе.

– За любовь нужно бороться, понимаешь? – втолковывал Йену Майкл. – Ну да, ты накосячил. Ну так имей силы исправить! Покажи ей словами и, главное, поступками, что она для тебя значит. Но слова здесь тоже многое значат. Понятно, что в первый раз Нина дала тебе от ворот поворот. Но уже три месяца прошло, она немного отошла, успокоилась. Попробуй ещё раз. Йен, женщину нужно добиваться, понимаешь? – Маларки вцепился в плечо друга и посмотрел на него пьяными глазами. – Особенно такую, как Нина.

Сомерхолдер слушал Майкла и понимал, что в чём-то он, конечно, прав, и его слова, хоть и произнесённые не совсем в трезвом состоянии, вселяли в него надежду.

Лишь к трём часам ночи ребята начали постепенно разъезжаться по домам. Пол, уходя, снова бросил взгляд на барную стойку: Сомерхолдер всё ещё сидел за ней. Маларки куда-то ушёл, но, по всей видимости, ненадолго, так как уезжать он ещё не собирался: куртка оставалась в баре. Уэсли постоял ещё немного, но к Йену всё-таки подошёл: какими бы между ними ни были отношения, за своего лучшего друга, ставшего ему братом, он волновался всегда.

– Может, домой поедешь? Я такси вызвал, тебя подбросить?

– Нет, спасибо, Пол, – отозвался Йен, посмотрев на него.

Во взгляде, несмотря на отказ, читалась искренняя благодарность.

– Я здесь, пожалуй, ещё посижу.

– Не напивайся только, – попросил Василевски.

– Я трезвый, бро.

Поляк и сам понял это, услышав голос друга. Сомерхолдер действительно не был пьян: разве что немного захмелел от пары стопок коньяка, но это было не катастрофично. Он едва заметно кивнул и, попрощавшись, вышел на улицу, где вместе с Заком, Мэттом и Кэт и ждал такси, а вскоре уехал домой.

Вскоре домой засобиралась и Нина. Увидев это, Йен вспомнил слова Майкла. Его словно бы подняла с места какая-то неведомая сила, и то ли за счёт того, что он просто устал и поэтому уже не боялся рисковать, то ли потому, что слегка опьянел, он решил попробовать поговорить с Ниной еще раз. Чего ему стоит ждать от этого разговора, он не знал и сам, но в этот момент его, как никогда раньше, тянуло к ней, и он ничего не мог с собой поделать.

Добрев стояла неподалёку от входа в клуб, где уже смолкли звуки музыки, в пальто и, судя по всему, писала кому-то сообщение.

– Нина, – хрипло проговорил Сомерхолдер, подойдя к ней.

Она подняла на него немного пьяный взгляд.

– Что-то случилось?

Йен стоял перед ней, как нашкодивший первоклассник, разве что смотрел не в пол, а прямо в глаза, хотя это ничего и не меняло.

– Нин, я так больше не могу, – прошептал он. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Поговорить? – подняв бровь, переспросила болгарка, и он обессиленно кивнул.

«О чём ты будешь говорить с ней?» – спрашивало сознание, но перекричать сердце, которое так тянулось к этой девушке, оно не могло.

Нина помолчала около десяти секунд, а потом, отложив вдруг смартфон в карман, сказала:

– Тогда поехали.

– Куда? – не без доли удивления спросил Сомер.

– Домой…ко мне, – осеклась Добрев.

Йен стоял, не шелохнувшись, то ли не веря, что она согласилась, то ли не понимая, зачем нужно ехать к ней.

В этот момент на мобильник ей пришла смс-ка. Бегло прочитав текст, она вновь обратилась к Йену.

– Ну так что, ты едешь? – её голос вырвал его из полуминутного забытья. – Такси уже ждёт на улице.

Йен встрепенулся и, молча кивнув, последовал за Ниной. Как они доехали, он и сам не помнил. Только чувствовал, как холодели руки, но не оттого, что на улице стоял январь, а от сильного волнения.

Нина прошла в глубь особняка, включив приглушённый свет и сняв пальто и обувь, оставшись в одном платье. В каждом её движении читалась такая лёгкость, что Йен не мог отвести от неё взгляд.

У себя дома Нина впервые за вечер могла спокойно посмотреть на Сомерхолдера. Взъерошенные волосы, гладко выбритые щёки, кажется, даже румянец на них, чёрная рубашка с брюками такого же цвета, – он был очень похож на Деймона из первого сезона. Именно так выглядел Йен, когда они познакомились.

А самое главное – глаза, пронзительные сапфировые глаза, которые прожигали её душу насквозь и которые можно было легко разглядеть даже в тусклом свете. Даже если Нина стояла к Йену спиной, она чувствовала, что он на неё смотрит.

«Какого же чёрта ты настолько привлекателен… Ненавижу тебя за это».

– О чём ты хотел поговорить? – удивительно сохраняя спокойствие, даже с некоторым вызовом спросила Добрев.

Йен внимательно посмотрел ей в глаза: взгляд был затуманен алкоголем, и у него в голове пронеслась мысль, что, возможно, сейчас не самое лучшее время для разговоров. Но, с другой стороны, она сама предложила ему поехать к ней домой. Может быть, он на верном пути?

– О том…что между нами происходит, – сглотнув, произнёс Сомерхолдер. – Так невозможно, Нина. Это безумие.

– Ты что-то похожее сказал мне в баре.

– Я знаю, – ответил Йен, потерев руками глаза. – Просто… Чёрт, съёмки заканчиваются через месяц. Всего какой-то месяц, и ты наверняка уедешь… И всё, мы чужие. Мы уже три месяца как чужие, но… Господи, Нина, я не могу этого допустить.

Сомерхолдер глубоко вздохнул и провёл ладонями по лицу.

Нина смотрела его, но смысл его слов доходил до неё отдалённо. Она думала совершенно о другом. Она хотела его. Сейчас. И плевать, что будет потом.

«Что же творит этот чёртов виски…» – бормотала про себя Добрев.

– Чёрт, честно, я сам не знаю, кто меня дёрнул за язык, когда я в баре сказал тебе, что нам нужно поговорить. Я, правда, не знаю, как найти такие слова, которые…могли бы мне помочь…всё вернуть.

Йен делал большие паузы между фразами, и было видно, что подбирать слова ему действительно нелегко.

В этот момент Нина подошла к нему так близко, что теперь их лица оказались на совсем небольшом расстоянии.

– Говорить у тебя и правда получается хреново, – с лёгкой усмешкой сказала она. – Тогда, может быть, попробовать на немного другом языке?

С этими словами Нина притянула Сомерхолдера за рубашку к себе и впилась ему в губы так сильно, что на мгновение у него перехватило дыхание. Он машинально положил ладонь ей на поясницу. Её рука невесомо скользнула по торсу, отчего Йен почувствовал, как по коже побежали мурашки, а мышцы напряглись, и девушка ловко расстегнула две верхние пуговицы.

Добрев на мгновение отстранилась. Взгляд Йена был изумлённым, но в нём ясно читалось: он хочет того же, что и она.

– Нина… – только и смог выдохнуть он.

Расправляться с пуговицами девушке больше не хотелось, поэтому она резким движением разорвала рубашку, которая тут же неприятно затрещала. Что-то лёгкое ударилось об паркет – кажется, несколько пуговиц.

– Заткнись, – рыкнула она, покрывая влажными поцелуями его грудь.

И Сомерхолдер сдался. Он, определённо, скучал по этому. Наверное, во всём и правда виноват виски… Да только какая теперь разница? Только они могли дать друг другу то, чего оба действительно хотели.

====== Глава 62 ======

Когда Йен проснулся, судя по всему, уже наступило утро: не вставая с кровати, можно было из окна увидеть широкую полосу серого зимнего неба, уже ставшего таким привычным и не предвещавшего изменения картины в ближайшее время. Зима в Ковингтоне в этом году выдалась на удивление снежная и морозная, но не было в ней чего-то такого, что могло бы напомнить о чуде в эти рождественские и новогодние дни. Природа будто бы погрузилась в долгий сон, снегопады превратились в злые метели, часто завывавшие по ночам, а хрустящий под ногами снег совсем не радовал, заставляя думать не о зимних семейных праздниках, а о том, чтобы скорее пришла весна. А может быть, обо всём этом не мог думать только Йен, потому что теперь он смотрел на мир совершенно другими глазами, словно бы сквозь пелену какого-то тумана, которая, быть может, и скрывала теперь от него всё то, что ещё недавно заставляло его радоваться, как ребёнка, и, пусть ненадолго, но возвращаться в счастливое беззаботное время, когда у тихо потрескивающего камина в рождественскую ночь собиралась вся его семья, и время неспешно текло под разговоры обо всём на свете, когда так хорошо мечталось…

Открыв глаза, Сомерхолдер почувствовал саднящую боль на коже в области лопаток. Её причину он знал. Он помнил каждое мгновение прошлой ночи: то, как Нина царапала ему спину, те непередаваемые ощущения, когда наслаждение перемешивается с болью, которая в итоге всё же уступает и отходит на второй план, её поцелуи, каждое прикосновение, сбивающееся дыхание. Всё было как раньше. Вот только внутри была пустота. Йена не покидало ощущение того, что всё, что сейчас происходит, – это неправильно, нелогично, что, на самом деле, им нужно было совсем не это. Что это значило для них обоих? Что чувствовала она? По грустной улыбке Нины, из которой давно исчезла искренность, по тому, как она старалась смеяться всегда, когда увидит его, по её потухшему блуждающему взгляду, который он видел каждый день, Йен понимал: как бы Добрев ни хотела это прекратить, она всё ещё связана по рукам и ногам.

Но всё равно, впервые, просыпаясь в одной постели с Ниной, в этом доме Йен чувствовал себя ненужным и совершенно чужим.

Нина спала, отстранившись от него, укрывшись лёгким белоснежным одеялом. Её дыхание было спокойным и размеренным, и она, кажется, впервые за долгое время спала, не просыпаясь ночью от кошмаров, мучивших её вот уже несколько месяцев.

Они всё ещё делили постель, но между ними лежали льды и снега, кажется, гораздо большие, чем те, что сковали и замели город этой зимой. И от этого становилось ещё больнее, ещё страшнее: вот она, казалось бы, такая близкая и родная, до сих пор рядом… Но он уже не имеет никакого права называть её своей.

Йен почувствовал, как по коже пробежали мурашки: в спальне было холодно. В воздухе смешались ароматы его туалетной воды и сладковатых духов Нины. Сомерхолдер не нашёл в себе силы уйти: он хотел дождаться момента, когда проснётся Нина, и поговорить с ней обо всём. Хотя что они могли друг другу сказать, он по-прежнему не понимал.

Поднявшись с постели, Йен отыскал свою брюки и подошёл к балкону. Его взгляду открылся объятый снегом сад, чем-то напоминавший Ледяную страну из знаменитой сказки Андерсена*. Его белизна была какой-то болезненной, режущей глаз, но почему-то – гармонирующей с безжизненным серым небом. Невдалеке виднелось озеро, подёрнутое коркой льда. Йен не отводил взгляд от этого безрадостного пейзажа и чувствовал себя каким-то заложником в этом месте, где, кажется, остановилась жизнь. У природы она продолжится: пройдёт каких-то два месяца, снег растает, в небе появятся лучи ещё не тёплого, но такого долгожданного весеннего солнца, где-то зазвенит капель, – и весь мир оживёт. А он? Когда ему снова захочется улыбнуться? Не для очередной фотографии репортёров, не для друзей, чтобы убедить их в том, что всё в порядке, не назло кому-то, а просто оттого, на душе так легко и спокойно, что этим чувством он захочет поделиться с миром. Ответа не было.

Оглядывая засыпанные снегом окрестности, Сомерхолдер вспоминал прошлую зиму. Для них с Ниной это время было сродни какому-то чуду: планирование свадьбы, постройка собственного дома, новые проекты, Рождество, проведённое в кругу семьи, а Новый год – в компании старых друзей, новость, перевернувшая их мир с ног на голову, – их мечты осуществлялись одна за другой, словно бы по взмаху руки доброго волшебника. Сколько надежд у них было на этот год… И все они оказались разрушены в один миг. Это стало их концом? Они дошли до точки невозврата? Тогда что происходило между ними сейчас?

Йен ушёл в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок. Ледяной водой хотелось навсегда смыть с себя всё то, что он чувствовал на протяжении этих месяцев.

Вернувшись в спальню, он увидел, что Нина уже не спала: она сидела на краю кровати и перевязывала кушаком лёгкий короткий шёлковый халат.

– Доброе утро, – тихо проговорил Сомерхолдер, обойдя кровать и подойдя к ней.

Даже сейчас, заспанная, с растрёпанными волосами и без макияжа, немного бледная, она казалась ему самой красивой девушкой. Каждое её движение заставляло его сердце замирать, и, кажется, он готов был наблюдать за ней вечно.

В этой любви он был безнадёжен.

Нина в упор смотрела на него и несколько секунд просто молчала. По её взгляду было заметно: она не рада его видеть, но удивления в нём не было: несмотря на то, что Нина этой ночью была пьяна, она тоже помнила о том, что произошло между ними с Йеном.

– Доброе, – наконец произнесла она.

– Что, я не тот человек, которого ты хотела бы увидеть рядом с собой в это утро? – горькая улыбка скользнула по губам Сомерхолдера.

Добрев сама не знала, что с ней происходит. В эту ночь она, кажется, впервые дала волю своим желаниям и отбросила в сторону все принципы, а также – предпочла не думать о том, что они с Йеном будут чувствовать потом.

Йен скрестил руки на груди, внимательно посмотрев Нине в глаза. Для неё сейчас не было ничего труднее и страшнее, чем смотреть в его ледяные голубые глаза, которые поднимали в её душе настоящую бурю, не давая отпустить прошлое.

– «Прошлая ночь была ошибкой, и нам лучше всё забыть». Так? – вопрос Йена звучал с усмешкой.

– Нет, – мотнула головой Нина, преодолев внутренний барьер. – Я не скажу, что эта ночь была ошибкой.

Во взгляде Сомерхолдера читалось удивление. Возможно, Добрев сейчас давала ему ложную надежду… Хотя Йен, кажется, уже не ждал от жизни благосклонности и постепенно разучивался верить в хорошее.

– Тогда что между нами сегодня было? – наконец пробормотал он после некоторого молчания.

Болгарка тряхнула головой.

– Что было? Кажется, это называется секс, – на удивление спокойно, но не без доли иронии ответила она.

Ответы Нины всё больше приводили Сомерхолдера в замешательство. Для неё было забавно наблюдать за его реакцией, и она понимала, что, чем дальше она заходит, тем больнее может ему сделать. Возможно, сейчас от невероятной обиды и ядовитой ревности, всё ещё сжигавших её душу, в ней зародилось какое-то желание отомстить.

– Да я понимаю, что не танцы с бубнами, – с раздражением сказал он. – Ты же прекрасно знаешь, что я не это имел в виду.

– Сомер, а как это ещё описать? – со смешком воскликнула девушка. – Хорошо, скажу подробнее. Между нами был обалденный секс. Так понятнее? Мне понравилось, – кокетливо улыбнулась она.

В её глазах Йен увидел что-то сродни азарту. Ждать от него ответа, несмотря на замешательство, долго не пришлось: язвить Сомерхолдер умел.

– Нина, я тебя знаю не первый год. Посмотри на мою спину, – большим пальцем правой руки он указал за плечо, – на твоём языке это означает нечто большее, чем просто «понравилось», – брюнет ухмыльнулся.

Теперь они были квиты: кажется, Нина на мгновение смутилась, опустив взгляд, но быстро справилась с этим.

– Что всё это значит? – уже серьёзно спросил Йен.

Добрев мотнула головой и поджала губы.

– Ничего.

Голос болгарки звучал ровно, и на первый взгляд казалось, что её слова отражают действительность. И лишь по тому, как она отвела взгляд, произнося их, Сомерхолдер понял, что всё было наоборот.

– Ничего… – негромко повторил он, глядя куда-то вдаль, будто бы сквозь девушку. – Тогда…зачем?.. – с недоумением спросил Йен.

– Кажется, я уже говорила об этом. Я… Мы оба этого захотели, и мы это получили. Что в этой формулировке не устраивает тебя?

Услышав последнюю фразу, Сомерхолдер мгновенно перевёл полный изумления и недоверия взгляд на Нину.

– Да меня всё в ней не устраивает! – вскрикнул он, наклонившись к Нине. – А знаешь, почему? – с вызовом спросил у неё Йен, снова отпрянув. – Потому, что я хотел не этого. Я с удовольствием променял бы эту ночь на какую-нибудь поездку на озеро с тобой, на вечер у камина, когда мы рассказывали друг другу о том, что с нами произошло за день, и делились планами… Да на что угодно, что дало бы мне хотя бы крохотный шанс понять, что ещё можно всё вернуть. Что мы друг другу не чужие.

Йен потёр руками глаза.

– Ты упорно пытаешься доказать себе противоположное. Все эти три месяца… Ненависть в твоих глазах, попытки игнорировать, это сумасшествие, когда приехал Остин…

Напрасно Нина думала, что его слова уже не тронут её. Голос Йена звучал настолько отчаянно, был полон такой боли и растерянности, что в этот момент она почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Но ещё пара мгновений – и между ними снова стена.

– Йен, объясни мне, пожалуйста, одну вещь. Почему я вообще должна думать о том, что ты чувствуешь, когда видишь меня или Остина?

Кажется, в этот вопрос Нина вложила всю свою злобу и отвращение, которые испытывала на протяжении этих нескольких месяцев, и сделала всё, чтобы скрыть дрожь в голосе.

Йен поднял на неё глаза и не верил своим ушам. Он всегда боялся услышать подобное от этой девушки.

– Да потому, что ты чувствуешь то же самое! – он сорвался на крик, подскочив на ноги.

Йен сделал несколько шагов назад и устало провёл руками по лицу.

 – Ты хорошая актриса, Нина. Твоей улыбке хочется верить. Но обмануть меня у тебя не получится никогда.

Добрев незаметно для себя опустила взгляд и повернула голову в сторону.

– Жизнь продолжится. Улыбайся, берись за новые проекты, говори «люблю» кому хочешь. Только…ты сможешь больше не чувствовать ничего, словно бы между нами ничего никогда и не было? Не вспоминать, не сравнивать, не думать об этом? Может быть, ты хочешь этого, но далеко не все наши желания исполняются. Если ты не хочешь видеть меня, то почему произошло всё то, что было между нами сегодня ночью? Мы были нетрезвыми, но не напивались до такой степени, чтобы не понимать, кто перед тобой стоит.

Нина слушала его, и ей хотелось закрыть уши руками, потому что с каждым словом, произнесённым Йеном, она ощущала, как внутри всё с большей силой разгорается пожар. Справляться с собственными эмоциями ей становилось всё сложнее.

– Если я испытываю к человеку отвращение, то я не прикоснусь к нему, и это не зависит от количества выпитого, – сказал он. – Я не пущу его в свою постель.

Добрев хотела припомнить Йену ночь, которую он провёл с Никки, но промолчала, поняв: он никогда не испытывал к ней ненависть или отвращение. Они не расстались друзьями, но врагами их назвать было никак нельзя.

– А может быть, ты ненавидишь не меня, а в первую очередь себя? За эту слабость. За то, что тебя всё равно тянет ко мне. И физически, и внутренне.

Сомерхолдер склонил голову набок и пристально посмотрел на болгарку, терпеливо ожидая, пока она вновь посмотрит ему в глаза. Наконец, она снова повернулась к нему.

Йен достаточно осмелел по сравнению с тем, как их разговор начинался: его голос звучал громче, и он не боялся уже прямо озвучивать свои мысли, пытаясь как-то достучаться до Нины. Её попытки бороться со своими чувствами, то, как она намеренно отдалялась от него, не боясь причинить боль ни себе, ни ему, вызывали в нём нечто сродни раздражению.