Текст книги "А может?.. (СИ)"

Автор книги: atranquility

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 52 страниц)

– Мы встретимся скоро, – прошептала Нина.

– Береги себя, – попросил Остин.

Ребята разговаривали ещё несколько минут. Нина, совершенно обессиленная и растерянная, поспешила вернуться в отель, чтобы хоть немного поспать и сбросить с себя эмоции, которые она пережила за этот нелёгкий день.

Эта неделя для Йена и его родных и друзей была очень тяжёлой. Врачи до последнего находились в «подвешенном» состоянии, так как показатели анализов у Сомерхолдера стремительно падали, и доктора сомневались в том, есть ли смысл проводить операцию на открытом сердце у такого ослабленного пациента. Однако главным правилом любого врача является бороться за здоровье и жизнь пациентов до последнего, поэтому кардиологи решили попробовать помочь Йену: шанс, на то, что он перенесёт операцию, всё же был, хоть и оставался небольшим.

О заболевании Сомерхолдера очень быстро стало известно не только руководству «Дневников», но и фанатам. С их стороны Йен чувствовал колоссальную поддержку: в «Твиттере» в мировые тренды буквально за пару часов был выведен тег «Йен, ты справишься», к которому присоединились многочисленные друзья и коллеги Сомерхолдера, которые не имели возможности быть рядом с ним в этот момент. На общем собрании по поводу съёмок седьмого сезона руководство сериала приняло решение о приостановке рабочего процесса на неопределённый срок – продолжать работу над проектом без участия Йена никто не собирался. В этот трудный для него период жизни Йен в который раз понял, как многое для него значит дружба и как сильно она помогает ему держаться на плаву.

Все эти дни Нина находилась рядом с Йеном. Никки всеми силами пыталась препятствовать их встречам, периодически жалуясь врачам, что палата Сомерхолдера «превращается в проходной двор» (хотя друзья и родные Йена, зная строгие порядки посещения палат интенсивной терапии, не предусматривавшие нахождение там более чем двух посетителей один час в день, составили для себя что-то наподобие большого расписания, которое позволяло им навещать друга в установленные часы, не создавать в палате толпу и не утомлять его) и убеждая Йена в том, что сейчас ему, как никогда, нужен покой, но он настоял на своём и сказал медсестре, что Нину в палату можно впускать в любое разрешённое врачами время, чем поверг свою невесту в полнейший шок. Впрочем, изменить она уже ничего не могла.

В день, когда Йену должны были сделать операцию, Нина приехала в больницу чуть раньше обычного, поэтому Сомерхолдер ещё спал. Приехала болгарка не ради того, чтобы поговорить с ним, тем более что врачи попросили не волновать его перед операцией – ей просто необходимо было увидеть, что с ним всё хорошо. Удивительно, но в этот день она впервые за последнее время почувствовала спокойствие, будто бы кто-то другой внушал ей веру в лучшее. Бесшумно зайдя в палату, Нина увидела в руке Йена тот самый крестик, который она подарила ему несколько дней назад, и улыбнулась. Теперь с этим крестиком Йен засыпал достаточно часто.

– Всё будет хорошо, – прошептала она в тишину, легонько дотронувшись до руки Йена. – Мир нуждается в таких людях, как ты. Тебе ещё многое предстоит, – сказала она и улыбнулась. – Ты хотел заняться благотворительностью в странах Третьего Мира, закончить съёмки в «Дневниках», построить собственный дом в Ковингтоне… В конце концов, жениться. И узнать, каково это – быть отцом маленькой дочки. Я всё помню, – прошептала Нина. – И всё это обязательно сбудется.

Болгарка несколько секунд всматривалась в такие знакомые черты лица.

– Я люблю тебя, Йен Джозеф Сомерхолдер, – еле слышно произнесла Николина.

Зачем она это сказала, Нина не знала и сама: Йен её слышать не мог, а даже если бы и слышал, то она бы ни за что в жизни не решилась нарушить его устоявшийся порядок жизни и отношения с Никки, какими бы они не были. Просто Нине нужно было наконец выплеснуть то, что она держала в себе на протяжении долгого времени, пусть в пустоту, но всё же произнести эти заветные три слова, смысл которых для неё не смогли изменить ни разлука, ни ссоры, ни даже новые отношения.

У Йена Нина пробыла недолго. Уже вскоре она вышла из палаты, но осталась в больнице, из которой в ближайшее время уезжать не собиралась, ведь теперь жизнь её любимого человека находилась только в руках врачей, которые и сами не были уверены в том, что поступают правильно, затевая эту опасную игру с судьбой.

– Я отвёз родителей Йена домой, – сказал Пол, вернувшись в больницу. – Еле уговорил их не проводить всю ночь здесь и немного отдохнуть.

– Спасибо, – даже не повернувшись к нему, пробормотала Никки. Пол ответил ей такой же «любезностью», пройдя мимо неё, даже не взглянув на неё и ни о чём не спросив, дав понять, что его слова были обращены скорее не к ней, а к Нине и Кэндис, которые в эту ночь были в госпитале.

– Пол, спасибо тебе огромное, – сказала Нина, крепко обняв своего друга. – Ты очень многое делаешь для Йена. Это неоценимо.

– Ни к чему об этом говорить, – ответил Уэсли. – Он мне как брат, и ради него я сделаю всё.

Пол взглянул на Нину и Кэндис: было видно, что в последнее время они плохо спали и были совершенно измотаны.

– Вам бы тоже не мешало отдохнуть, особенно тебе, Кэндис, – произнёс Василевски. – Всё-таки уже двенадцать, врач говорил, что операция будет идти не меньше трёх часов.

– Уэсли, я беременная, а не больная, – отозвалась блондинка. – Поверь, я буду чувствовать себя гораздо хуже, если останусь дома.

– Аналогично могу сказать о себе, – сказала Нина. – Отосплюсь, когда всё закончится.

– С такой группой поддержки Йену ничего не страшно, – Пол улыбнулся.

Вместе Полу, Нине и Кэндис было легче переносить переживания. Они служили друг для друга лучшей поддержкой и вселяли друг в друга веру в благополучный исход. Никки же держалась от них поодаль: ни с кем из друзей Сомерхолдера, как бы он этого ни желал, тёплых дружеских отношений ей построить так и не удалось. Особенную злость в ней вызывали Нина и Кэндис. Наблюдать за близкими отношениями Йена и его бывшей возлюбленной ей было невыносимо, тем более что на протяжении этой недели в своём женихе Рид заметила некоторые изменения: ей казалось, что он стал холоден к ней, а из их отношений исчезло доверие. Йен действительно был воодушевлён тем, что снова начался общаться с Ниной и по-настоящему наслаждался каждой минутой, проведённой с этой девушкой. И порой он их невольно сравнивал, напрасно пытаясь убедить себя в том, что Никки такая же заботливая, нежная и добрая. По отношению к нему она действительно была такой, но отчего-то, после непринуждённного общения с Ниной, которое заряжало его позитивным настроем на целый день, он, разговаривая с Никки, ощущал какую-то тяжесть, будто бы только что вернулся из тёплой солнечной страны в дождливые серые будни. Рид это чувствовала и во всём винила Нину, которая своим появлением действительно взбудоражила в Йене чувства, которые он так упорно пытался в себе заглушить все эти годы. У Никки была одна надежда: что после операции, которая, она верила, завершится удачно, Нина улетит в Нью-Йорк, и всё постепенно вернётся на круги своя.

В эти минуты, когда Пол, Нина, Кэндис и Никки старались настроиться на позитивный лад и вспоминать только хорошее, за жизнь Йена боролись лучшие кардиологи Луизианы. Операция по замене поражённых клапанов должна была проводиться на открытом сердце, поэтому его необходимо было останавливать. Жизнь пациента врачи доверили аппарату искусственного кровообращения, который на ближайшие несколько часов стал его лёгкими и сердцем.

На протяжении всей операции состояние Йена не было стабильным: Сомерхолдер ходил по краю, и это было понятно врачам. Однако заменить клапаны сердца на искусственные им всё же удалось, и уже к самому концу доктора смогли выдохнуть спокойнее: пока говорить о чём-либо с какими-то гарантиями было рано, но надежда на то, что Йен всё-таки выкарабкается, появилась. Именно тогда и начались проблемы.

– Давление 80/50, слишком низкое, – протараторила молоденькая медсестра, внимательно отслеживавшая динамику.

– Другого пути нет, начинайте перфузионное согревание, – скомандовал кардиолог, обозначив таким образом начало заключительного этапа операции и возвращение пациента к нормальной работе сердца.

Последующие несколько минут взгляды бригады врачей были прикованы лишь к экранам аппаратов, чётко отслеживавших изменения в состоянии организма больного.

– Ну же, быстрее, – процедил сквозь зубы второй кардиолог, как бы подгоняя аппарат искусственного кровообращения, который постепенно возвращал температуру тела пациента в норму.

– Вводите адреналин.

Введение адреналина в кровь на некоторое время помогло стабилизировать его состояние и дождаться, пока температура тела окончательно не станет привычной для обычного человека.

– Нейтрализуйте гепарин протамин-сульфатом, – скомандовал один из врачей. – Будем заводить сердце. Дефибриллятор!

Обычно для того, чтобы «завести» остановленное на время операции сердца пациента, хватает одного разряда.

– Разряд.

Врач с надеждой и опаской взглянул на кардиомонитор: тишина.

– Разряд! – снова скомандовал он.

– Давление 70/40, – пролепетала медсестра.

– Температура тела начала падать, – сказал анестезиолог.

– Нужно ещё раз попробовать…

В это время второй анестезиолог проверил реакцию организма пациента на внешнее воздействие.

– Зрачки расширены, роговичного рефлекса нет, – покачал головой он. – Вряд ли удастся запустить сердце…

– Мы будем бороться до последнего. Ну же… Давай… Ещё чуть-чуть… Ты же держался на протяжении этих шести часов, – шептал врач, будто бы обращаясь к Йену.

Организм не реагировал. Давление и температура тела продолжали падать, Йен постепенно бледнел, но сердцебиение так и не появлялось.

– Это клиническая смерть, – произнёс второй кардиолог из бригады.

– Двойную дозу адреналина. Живо! – скомандовал напарник. – Дефибриллятор. Разряд!..

В какой-то момент Йен почувствовал невероятную лёгкость, а на коже ощутил приятное дуновение тёплого южного ветра. Он огляделся вокруг: он стоял на улице, залитой солнцем, вокруг было много деревьев, а в воздухе витал запах свежескошенной травы. Сомерхолдер не сразу понял, где находится, но, едва увидев неподалёку от себя небольшой дом, словно бы опомнился: он был у себя дома, в Ковингтоне. Йен был удивлён осознать, что всё вокруг сохранилось таким же, как и 26 лет назад – в то время, когда он был десятилетним мальчишкой. Йен зашёл на территорию особняка и в саду своего дома увидел темноволосого мальчугана, которому на вид как раз было не больше десяти лет. Приглядевшись, Йен почувствовал, что у него перехватило дыхание: в этом озорном парнишке он увидел себя, только на 26 лет младше. Черты лица, те же голубые глаза, тот же звонкий голос и нетерпеливый тон… Разве что волосы немного короче, чем у него были сейчас. Рядом с ним на траве сидел отец. Увидев его, Йен улыбнулся.

– О чём ты мечтаешь? – с энтузиазмом спросил Роберт у сына. Повзрослевшего Сомерхолдера они не видели, хотя он стоял рядом с ними. Йен чувствовал это и ощущал себя лишь сторонним наблюдателем.

– Много о чём, – признался мальчуган. – Я хочу стать известным режиссёром. Это так здорово, когда ты сам командуешь на площадке, расставляешь актёров… Прямо в шахматах, – объяснил он. – И как классно потом видеть на экране результат!

– А почему ты не хочешь быть, например, актёром? – спросил отец.

– Не знаю, – пожал плечами мальчик. – Режиссёр ведь главнее, значит, от него зависит больше. Но я не только об этом мечтаю.

Роберт внимательно смотрел на сына, как бы призывая продолжать.

– Ещё я хочу построить приют для животных. Там не будет клеток и поводков. Он будет располагаться на огромной территории, где совершенно разные животные – кошки, собаки и другие – смогут резвиться на природе и играть друг с другом. Только вот во всей Луизиане нет столько места… Я бы построил огромный самолёт и всех бездомных зверей отвёз бы на отдельный остров. И там бы они не знали ограничений ни в чём! – с энтузиазмом воскликнул Йен, заставив отца улыбнуться.

– А если эти зверята не захотят играть друг с другом?

– Захотят, – с уверенностью ответил Йен. – Когда я вырасту, все будут дружить, и животные тоже. Это моя мечта, и я уверен, что она осуществится.

Роберт внимательно смотрел на сына и понимал, насколько он мудр. Только вот осуществима ли его мечта?

– А ещё я хочу, чтобы вы с мамой всегда были со мной, – сказал Йен. Мы ведь правда всегда-всегда будем вместе?

– Мы же семья, – ответил Роберт. – А семья всегда едина.

Мужчина потрепал сына по голове, и тот положил голову отцу на плечо.

– Я люблю тебя, пап.

– И я тебя, мой самый добрый, светлый сын, – ответил отец, поцеловав мальчишку в затылок.

Сомерхолдеру, который наблюдал за этим разговором со стороны, отчего-то стало невообразимо тоскливо: он чувствовал, будто бы теряет эти волшебные минуты навсегда и что его мечта о том, что он всегда будет рядом со своими родителями, неосуществима. Йену вдруг захотелось обнять отца, и он шагнул в его сторону, но в следующее же мгновение потерял сознание. Очнулся Сомерхолдер в просторной спальне. Он никогда раньше не был в этой комнате и в этом доме, но там было очень уютно и тепло: спальня была выполнена в пастельных тонах, окна были занавешены белоснежным тюлем в обрамлении светло-коричневых портьер, мебели было минимум – кровать, комод, шкаф и две софы. Стены были увешаны фотографиями разных городов мира в ярких разноцветных рамках.

В комнате никого не было, но уже через несколько мгновений Йен услышал чьи-то шаги на лестнице. Рефлекторно он начал искать место, куда можно было бы спрятаться, ведь дом был явно не его, но найти его Йен не успел: в комнату сначала, звонко смеясь, зашла Нина, а вслед за ней… Он сам, только гладко выбритый, с волосами чуть короче, чем были у него сейчас, и выглядящий немного моложе. Взглянув на Нину, Йен почувствовал, как у него на мгновение замерло дыхание: одной рукой она едва заметно, бережно держала округлившийся живот, а другой обнимала Сомерхолдера.

– Тебе правда понравилось? – спросил он.

– Ещё бы! Йен, сделать детскую комнату вдвоём с Полом всего лишь за неделю – это фантастика! Она очень уютная, хоть я и не поклонница голубых тонов. Мне кажется, в ней идеально всё, начиная от мебели и заканчивая обоями.

– Я рад, что тебе понравилось, – улыбнулся брюнет. – Насчёт голубых тонов… У нас всё-таки будет мальчик, поэтому я решил…

– И абсолютно правильно сделал, – не дав ему договорить, сказала Нина, касаясь своими губами его щеки. – Мне срочно нужно встретиться с Полом и поблагодарить его за помощь. Ребята, вы – чудо.

– Дело осталось за малым: дождаться того дня, когда Джозеф сможет оценить результат нашей с Полом недели сплошного мата и бесконечных споров лично, – рассмеялся Йен.

– Осталось не так уж долго ждать, – с какой-то невероятной теплотой и нежностью сказала Нина, взглянув на свой живот. – Полтора месяца – это не срок.

– Со временем терпеть становится всё сложнее, – улыбнулся Сомерхолдер. – Мы ждём тебя, – прошептал Йен, немного наклонившись к животу Нины и заставив этим её улыбнуться. – Если бы ты знала, как я об этом мечтал…

– Я знаю, Йен. Я знаю, – ответила болгарка, взяв его лицо в ладони и накрыв его губы своими.

Сомерхолдеру, наблюдавшему за всем со стороны, казалось, что у него начинается раздвоение личности, и в таких ощущениях, учитывая необычность ситуации, не было ничего удивительного. Йен смотрел на себя самого и на Нину и не мог поверить, что всё это происходит с ним.

«Да… Вот о чём я мечтал… Именно об этом! Но это, наверно, сон…» – думал Йен, и в этот момент услышал чей-то голос, который он не слышал никогда раньше. Кому он принадлежал, Йен понять так и не смог, так как комната в мгновение опустела.

– Теперь ты понимаешь, что ты должен бороться? Теперь ты осознаёшь, ради чего ты должен это делать? Ради этого.

В операционной раздался неприятный отрывистый звук кардиомонитора.

– Сердце начало работать!..

– Получилось…

====== Глава 35 ======

– Интересно, как его судьба сложится в дальнейшем… – пробормотала медсестра, обращаясь к своей коллеге, проверяя исправность работы кардиомонитора и аппарата искусственной вентиляции лёгких, пока вторая девушка вводила Йену морфин, чтобы избежать проявление болевого синдрома после того, как он выйдет из наркоза. – Так хочется, чтобы всё обошлось. Его друзья и невеста провели здесь всю ночь, очень переживают за него.

– Да, он очень располагающий к себе парень: постоянно улыбается, такой приветливый. Я ему на днях меняла капельницу, он увидел царапины на руке – ну, ты знаешь, я недавно купила котёнка, и он в процессе игры постоянно царапается. Так этот парень начал спрашивать, что случилось, и когда я ему всё рассказала, дал пару советов по поводу того, как отучить котёнка царапаться. Я решила попробовать. Не поверишь, помогло!

Девушка улыбнулась, услышав историю напарницы.

– Рано, конечно, пока о чём-то говорить, но всю неделю врачи твердили о том, что вряд ли он перенесёт операцию. А он выдержал, вопреки всем прогнозам. Клиническую смерть перенёс… Может, это знак… – задумчиво произнесла она.

– Дай бог. Сколько ему? Тридцать шесть, кажется?

Вторая медсестра кивнула.

– Вся жизнь впереди. Выкарабкивайся, – шепнула одна из девушек пациенту, взглянув на него.

Медсёстры бесшумно вышли из реанимации.

Операция была долгой и продолжалась около шести часов. Нина, Кэндис, Никки и Пол чувствовали себя уставшими и очень хотели спать, но уезжать из госпиталя до того момента, пока не станут какие-либо новости о состоянии Йена, никто из них не собирался. Все четверо почувствовали некоторое облегчение, увидев в коридоре вышедшего из операционной Ричарда Клэмптона – кардиохирурга, оперировавшего Йена и по совместительству его лечащего врача.

– Доктор, как Йен? – дрожащим голосом спросила Рид.

Врач вздохнул и потёр глаза.

– До определённого момента операция шла «в штатном» режиме – организм Йена положительно и без осложнений отреагировал на работу аппарата искусственной вентиляции лёгких, заменить поражённые клапаны сердца нам удалось за максимально короткое время. Проблемы начались уже на конечной стадии операции, когда нам нужно было «завести» сердце пациента.

Нина почувствовала, как у неё холодеют руки. Она внимательно всматривалась в лицо врача, пытаясь по его эмоциям и мимике предугадать, что он может сказать дальше. Думать о плохом ей совершенно не хотелось.

– Обычно для того, чтобы остановленное на время операции сердце снова начало работать, достаточно одного разряда дефибриллятора, – пояснил хирург. – Сердце Йена работать не начинало. Была клиническая смерть: мы пытались «завести» сердце на протяжении ровно двух минут. Конечно, это много. Я не знаю, как это назвать, наверное, ваш друг родился в рубашке, – в словах врача послышалось облегчение и какая-то радость, которую, как показалось ребятам, врач пока старался сдерживать, чтобы не сглазить, – но в конечном итоге его сердце снова начало биться, и мы смогли завершить операцию.

В этот момент друзья Йена почувствовали, будто проснулись после долгой ночи: каждый из них услышал такие важные и нужные слова и смог вздохнуть с облегчением.

– Конечно, никаких стопроцентных гарантий сейчас давать нельзя, думаю, вы понимаете это и сами, – сказал Клэмптон. – Но сам факт того, что Йен перенёс операцию, что его сердце начало работать даже после клинической смерти… Это даёт нам определённую надежду. Ближайшее время мы будем пристально следить за изменениями в его организме.

– Когда он придёт в сознание? – спросил Пол.

– Думаю, что ясное сознание к нему вернётся не раньше, чем через сутки. Организм сейчас будет постепенно восстанавливаться, и быстрее всего это будет происходить, пока больной спит.

– Сколько примерно он проведёт в реанимации? – спросила Нина.

– Думаю, что ближайшие двадцать четыре часа Йен должен будет находиться под пристальным наблюдением врачей, – ответил кардиохирург. – Посещения в реанимации запрещены, но если состояние пациента не будет вызывать опасений, то через пять-шесть часов его переведут в отделение интенсивной терапии. В реанимации больных даже после самых сложных операций мы стараемся долго не держать: пациент, если это позволяет состояние, не должен быть оторван от внешнего мира. Поэтому в скором времени, думаю, вы сможете увидеться с Йеном. Только вот сможете ли вы с ним поговорить – не уверен, – задумчиво произнёс Клэмптон. – Дело в том, что сейчас у него в горле эндотрахеостома: у него на данный момент наблюдаются некоторые проблемы с дыханием, что вполне нормально в его ситуации, поэтому было принято решение подключить пациента к аппарату искусственной вентиляции лёгких.

Врач выдохнул и продолжил.

– Сейчас Йен в самом начале пути, который не обещает быть лёгким, – сказал он. – Ему предстоит сложнейшая реабилитация, поэтому нужно понимать, что, если, дай бог, всё обойдётся, в ближайший месяц он должен будет находиться здесь, в госпитале. Но с такой группой поддержки, – Клэмптон обвёл взглядом Нину, Пола, Кэндис и Никки и улыбнулся, – море по колено и любые горы по плечо.

– Спасибо Вам, доктор, – прошептала Никки.

– Меня благодарить пока рано, – ответил врач. – Теперь всё зависит от самого Йена. А вам, думаю, сейчас лучше отправиться домой и хорошенько выспаться.

Поблагодарив врача, ребята последовали его совету и отправились по домам. Никки вызвала такси, а Пол забрал с собой Нину и Кэндис. Аккола и Кинг жили совсем неподалёку от госпиталя, поэтому ребята распрощались уже спустя минут пятнадцать, а вот отель Нины находился примерно в часе езды оттуда, поэтому у них с Полом было время, чтобы поговорить, поэтому по пути они смогли обсудить всё, что их волновало.

– Ты выглядишь очень утомлённой, – сказал Уэсли, припарковав свой автомобиль неподалёку от входа в отель, в котором остановилась Нина.

– Вернусь в Нью-Йорк и высплюсь, – с уставшей улыбкой и какой-то грустью ответила Нина.

– Ты уже улетаешь? – спросил Пол.

– Да, наверное, в ближайшее время. Только дождусь, пока Йен отойдёт от наркоза, и его переведут в палату интенсивной терапии, чтобы убедиться, что ему ничего не угрожает. Я обещала Остину вернуться, как только Йена прооперируют… Да и зря нервировать Никки тоже не хочется.

Пол внимательно посмотрел на Нину.

– Ты не сможешь обмануть саму себя, – чуть слышно сказал он.

– Что ты имеешь в виду? – несмело спросила девушка.

– Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю, – ответил Уэсли. – Думаешь, ты хочешь как можно быстрее улететь в Нью-Йорк из-за Остина? Или, тем более, из-за Никки? А твои глаза говорят о другом.

Нина отвернулась к окну, чтобы спрятать взгляд, не зная, что сказать: лучший друг, как это было всегда, видел её насквозь.

– Этот человек по-прежнему твоя жизнь. – с немыслимой уверенностью сказал Пол.

– Он мой близкий друг, – сказала Нина, повернувшись к Полу лицом и постаравшись успокоиться. – Поэтому он дорог мне.

Болгарка несколько секунд помолчала.

– Всё остальное в прошлом, – наконец сказала она.

– Вы оба так старательно пытаетесь себя убедить в этом, и это так смешно смотрится со стороны, – вдруг сказал Пол, немало удивив этим подругу: обычно Уэсли не касался в разговорах со своими друзьями темы взаимоотношений с их возлюбленными, пусть даже и бывшими.

– Нас с Йеном действительно когда-то связывало очень многое. Я любила этого человека больше жизни, и сейчас люблю, но уже другой любовью. Три года не прошли просто так, – сказала болгарка, которая больше всего на свете мечтала о том, чтобы её ложь стала правдивой. – Йен собирается жениться на Никки, и я действительно счастлива за них, потому что любить и быть любимым – это лучшее, что может почувствовать человек за всю свою жизнь. И Йен, как никто другой, этого заслуживает. Я сейчас с Остином и тоже влюблена. Всё вернулось на круги своя, Пол.

– Это далеко не моё дело, – сказал Василевски. – Просто я хотел тебе сказать вот что: от себя всё равно не убежишь. Я проходил через всё это, и я знаю, о чём говорю. Если в душе живёт любовь к человеку – искренняя и очень сильная – её не изменит ни время, ни новые отношения.

Нина молчала, опустив глаза.

– Вы оба для меня – очень близкие и дорогие люди, – продолжил Пол, – и больше всего на свете я хотел бы, чтобы вы были счастливы. Только вот надо ли искать это счастье так далеко, в своей душе, пытаясь убедить себя, что ты ощущаешь те чувства, которых в тебе на самом деле нет и никогда не будет? Я говорил об этом Йену. В попытках убежать от прошлого ты можешь потерять своё настоящее. Просто помни об этом.

Добрев слушала друга и чувствовала, как у неё горят щёки. В этот момент она готова была повалиться сквозь землю, лишь бы не слышать всей той правды, которую говорил Пол: для Нины, чьи чувства к Йену сейчас разгорались с новой силой и поэтому уже были неподвластны её самоубеждению, это было мучительно.

– Я пойду, – наконец сказала Нина, и её растерянный вид послужил для Пола лучшим доказательством правдивости его слов. – Пол, спасибо тебе за всё. До встречи.

Уэсли, вздохнув, кивнул подруге и махнул ей рукой. Через несколько мгновений он завёл двигатель, и автомобиль бесшумно тронулся с места.

«Господи, ну что же должно произойти, чтобы эти двое наконец перестали бояться оставить свои замки из песка и выдуманное счастье и начать всё сначала?..» – думал Пол по пути домой.

На следующий день

Побочных осложнений у Йена после операции не возникло, поэтому, как и планировалось, в палату интенсивной терапии его перевели спустя сутки после её проведения, ещё до того момента, как он отошёл от наркоза. Постепенно его дыхание вернулось в норму, поэтому эндотрахеостому – небольшую пластиковую трубку, которую вводили пациентам в горло для улучшения дыхания и которая приводила в ужас многих родственников больных, не знакомых с медициной близко, – заменили обычным назальным ингалятором.

– Что-то заспался ваш жених, – с улыбкой, стараясь не терять позитивного настроя, сказала Никки медсестра, вколов Сомерхолдеру очередную дозу морфина. – Врачи сказали, что, если он не придёт в себя через двадцать четыре часа после операции, то придётся его разбудить.

– Это нормально, что Йен до сих пор не проснулся? – с беспокойством спросила Никки.

– Абсолютно, – ответила медсестра. – Доза наркоза была огромной, ему в кровь постоянно вводится морфин, который тоже вызывает сонливость, вдобавок к этому организм ослаблен, поэтому всё объяснимо.

Девушка наклонилась к Йену и легонько побила его по щекам.

– Просыпайтесь, – громко сказала медсестра.

Очнулся Сомерхолдер не сразу: нехитрую процедуру медсестре пришлось повторить ещё дважды, что Йен наконец отреагировал.

С трудом открыв глаза, Йен почувствовал сильную боль в шее: в её левой части был установлен специальный катетер, через который в его организм также поступали необходимые препараты. Дышать полной грудью Сомерхолдер тоже не мог: вся левая её часть была располосована и заклеена чем-то наподобие пластыря, только в разы больше, плотнее и прочнее. У него сильно болела голова, а в горле першило из-за того, что в нём некоторое время находилась трубка.

Никки наклонилась к Йену. Перед глазами у него всё плыло, но ему вдруг показалось, что он видит перед собой Нину. В этот момент он почувствовал невообразимое облегчение.

– Нина… – слабо проговорил он. – Я скучал по тебе…

В это же мгновение Никки изменилась в лице. В этот момент она, кажется, даже забыла о том, что Йен находится под воздействием сильнодействующих анальгетиков и что к нему ещё не вернулась ясность сознания полностью.

– Я не Нина, – растерянно пробормотала Рид.

Медсестра рассмеялась.

– Вы уж как-нибудь разберитесь со своими девушками, а то так и без невесты остаться недолго, – хохотнула она, обращаясь к Сомерхолдеру.

– У него что, галлюцинации? – спросила Никки.

– Это вполне возможно после операции. Либо просто перепутал имена, тем более что они начинаются одинаково.

Сомерхолдер зажмурил глаза и затем распахнул их вновь. Теперь он отчётливо видел перед собой Никки.

– Йен, сколько пальцев Вы видите? – спросила медсестра.

– Четыре, – безошибочно ответил он. – Никки… – пробормотал Сомерхолдер, словно забыв о том, что несколько секунд назад называл имя совершенно другой девушки.

– Вот видите, всё прошло, – улыбнулась медсестра, обращаясь к Никки. – Как Вы себя чувствуете? – спросила она Йена.

– Очень хочется пить, – ответил он.

– Попить Вам можно будет только через несколько часов, к сожалению, – сказала медсестра. – Как самочувствие в целом? Что-то болит?

– Много чего, – ответил Йен и улыбнулся. Он хотел бы рассмеяться, но сил не было. – Голова, шея, грудная клетка. А в остальном… Вроде бы всё без изменений.

– Я ввела Вам новокаин, через несколько минут боль должна ослабнуть. Такие ощущения нормальны. Отдыхайте, набирайтесь сил. Здесь тревожная кнопка, – медсестра указала на небольшой аппарат, лежавший на тумбочке так, что человек, лежавший на койке, мог без особых усилий дотянуться до неё и её нажать. – Если Вам что-то понадобится, или самочувствие ухудшится, нажимайте её.

Йен кивнул.

Медсестра, напомнив Никки о том, что находиться в палате можно не очень долго и пожелав им с Йеном хорошего дня, ушла.

– Ты герой, – прошептала Никки, погладив возлюбленного по волосам.

Йен слабо улыбнулся.

– Я главный неудачник, – сказал он. – У нас должна быть в разгаре работа над седьмым сезоном, а я здесь.

– Всё успеется, – сказала Никки. – Ребята же говорили тебе, что не представляют продолжение сериала без Деймона. Они будут тебя ждать. Думай сейчас о своём здоровье. Всё остальное приложится.

– Больше всего на свете я сейчас не хочу выпасть из жизни и потерять её вкус, концентрируясь только на своей болячке и валокордине.

– Ты же знаешь, что это временно, – сказала Никки. – Да и никто не просит зацикливаться на валокордине, – улыбнулась она. – Я имела в виду, что ты просто должен быть осторожен и избегать волнения. Постепенно ты сможешь вернуться к прежнему образу жизни. Ты уже со многим справился…

– Знаешь, мне сейчас почему-то совершенно не страшно. До операции я боялся смерти, общаясь с друзьями и близкими, не мог не думать о том, что вижу их в последний раз. А сейчас я будто бы побывал за границей этого мира, и в душе вдруг настало такое успокоение… И мне сейчас хорошо, легко и светло.

Никки молча слушала жениха и решила не рассказывать ему о том, что он пережил клиническую смерть. Сейчас было важно совершенно другое: что после всего того, что произошло, Йен жив, он дышит и сейчас он с ней.