Текст книги "А может?.. (СИ)"

Автор книги: atranquility

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 52 страниц)

Больше они не могли сказать друг другу ни слова.

За те восемь лет, что они были друг с другом, они вместе смеялись, мечтали, просто молчали.

В этот день они впервые вместе плакали.

Говорят, что, когда два человека плачут вместе, они понимают, как они любят друг друга. На самом деле, то, что чувствуют люди в такие моменты, гораздо сильнее. Они становятся неделимым целым, обнажая друг перед другом свои души и доверяя друг другу залечить свою боль. Это не любовь. Это что-то выше.

====== Глава 56 ======

Soundtrack: Westlife – Soledad

В жизни бывают такие моменты, когда человек осознаёт, насколько он на самом деле слаб. Причины у каждого свои: предательства близких людей, разочарование в своём идеале, ошибка, которую себе уже никогда не простишь и воспоминания о которой будут день за днём съедать душу, подобно яду, – всё это может стать кинжалами, которые кто-то один за другим вонзает тебе прямо в спину, когда такого удара совсем не ждёшь, и согнуться под ним может даже сильный духом человек. Тогда начинает казаться, что ты совсем один в мире, который против тебя, опускаются руки и ты начинаешь постепенно упускать из виду некий ориентир, который держит на плаву, – смысл жизни, если хотите. И порой бывает очень сложно найти путь к себе и, поняв, что в этом мире не всё раскрашено тёмно-серыми красками, вновь увидеть в нём что-то прекрасное.

Йен не мог назвать себя слабым человеком, а точнее – в его жизни ещё не происходило чего-то такого, что могло бы ярко показать его слабые места. Даже если на мгновение в какое-то трудное для него время ему могло показаться, что это конец и что подняться он не сможет, рядом с ним всегда оказывались люди, которые вселяли в него веру в себя и помогали найти в себе силы, чтобы двигаться дальше.

Только сейчас Йен осознавал, что в одночасье стал слабым и абсолютно безоружным перед всем тем, что происходило в его жизни. В нём самом в один момент остановилась жизнь, оставив лишь его внешнюю оболочку. В сердце же не было ничего, кроме боли, с которой, ему казалось, он стал единым целым.

– Что, Линкс, ждёшь Нину? – с горькой улыбкой спросил Йен, вернувшись домой из больницы от сына и увидев около порога кошку, которая пристально смотрела на дверь. С того дня она теперь встречала его только так, но Сомерхолдер хорошо знал повадки животных и понимал, что был совершенно не тем человеком, которого она хотела увидеть. Кошка скучала по своей хозяйке. – Знаешь, я ведь тоже до сих пор надеюсь, что она вернётся…

Сомерхолдер наскоро разделся, умылся, а затем покормил животных. Впервые за это время он смог вернуться домой раньше двенадцати часов ночи, но сюда он больше не тянулся. Он всё делал как будто на автомате, ни о чём не задумываясь и ничего не чувствуя.

В доме было тихо, и эта тишина угнетала. Без Нины он опустел, и всё тепло и уют, которые ещё недавно царили в нём, она словно бы забрала с собой.

Со дня автокатастрофы прошла всего неделя, но Йену казалось, что эти дни тянулись, как несколько лет. Он разрывался между работой и больницей, где врачи всё это время боролись за жизнь его маленького сына. Теперь жизни и здоровья мальчика ничего не угрожало, и Йен мог немного перевести дух: ему страшно было подумать, что было бы, если бы он потерял их обоих.

Но, вопреки всем его ожиданиям, мысли о том, что у него остался сын, не помогали – наоборот, делали только хуже, когда он думал о том, что малыш, которого они с Ниной так долго ждали, свою маму так и не увидит.

Как теперь строить свою жизнь дальше, Сомерхолдер представлял смутно. Всего какая-то минута перевернула её с ног на голову и лишила его всего того, с чем были связаны его мечты, надежды и переживания. Отчаянно хотелось уйти вслед за Ниной, и это был, пожалуй, первый раз, когда Йен не боялся думать о своей смерти. К этому его подталкивали не высокопарные мысли о том, что после смерти их души воссоединятся, а желание уйти от той жизни, где его любимого человека больше не было. Что будет после смерти, ему было абсолютно безразлично, главное, что там уже не будет боли. От безумного шага мужчину удерживало только одно: понимание, что сын нуждается в нём, как ни в ком другом. А значит, нужно было подниматься – после того, как очередной нож воткнули даже не в спину – в самое сердце.

Брюнет достал из серванта бутылку коньяка и налил напиток в стакан. Хотелось на время задурманить сознание, чтобы хотя бы ненадолго уйти от действительности. В полутёмной гостиной Йену на глаза попалась фотография в ярко-красной рамке, сделанная в Новый год: раскрасневшийся то ли от выпитого виски, то ли от танцев Сомерхолдер, немного прищурив глаза от яркого освещения, сидел в смешной красно-белой шапке с помпоном, по всей видимости, позаимствованной у Пола и имевшей в ту ночь необычайную популярность, а у него на коленях удобно расположилась Нина в светло-сером платье-свитере, которая с нежностью обнимала его за шею и со снимка улыбалась той милой и невероятно лучезарной улыбкой, которая не оставляла равнодушным никого, кто хоть немного общался с этой жизнерадостной девушкой.

– Котёнок, ты же обещала, что всегда будешь рядом, – прошептал Йен, взяв фотографию и едва коснувшись изображения Нины рукой. – Как же я скучаю по тебе, боже, если бы кто-нибудь знал…

Он устало провёл рукой по лицу и едва слышно вздохнул и сделал глоток. Обжигающее тепло тотчас же разлилось внутри, оставив во рту терпкий привкус.

– Я слабак. Всего семь дней прошло, а мне уже начинает казаться, что я схожу с ума. А сколько таких дней у меня в жизни будет? Я знаю, что сейчас должен забыть обо всём том, что я чувствую, хотя бы ради Джозефа. Ему нужен отец, причём тот, который сможет заменить ему обоих родителей.

Йен не отводил взгляд от фотографии, и ему казалось, будто бы он действительно разговаривает с Ниной. Ненадолго становилось чуть легче.

– Я так надеюсь, что у меня хватит сил на это. Сегодня мне врачи разрешили недолго подержать его на руках, – по губам брюнета скользнула улыбка. – Джозеф такой крохотный и беззащитный, что у меня перехватило дыхание: я боялся сделать что-то не так. Он молодец. Он всё выдержал, – сказал Сомерхолдер. – Врачи говорят, что думать о выписке пока рано, но теперь он в полной безопасности. Знаешь, я так надеюсь, что хотя бы со временем он станет похож на тебя, – признался он. – Я уже сейчас невольно начинаю искать в его лице твои черты – думаю, может, нос похож, губы или глаза, хотя и понимаю, что пока это бессмысленно. Но так, может быть, я вновь почувствую твоё присутствие рядом, не только на фотографии, в живом человеке, который является частичкой тебя и меня.

Йен помолчал немного, выпил ещё немного, но затем продолжил.

– Вокруг меня сейчас объявилось столько советчиков, которые почему-то уверены в том, что лучше знают, как мне жить, – в голосе послышалось нескрываемое презрение. – «Убери фотографии», «раздай её вещи», «сделай перестановку в доме»… А эти снимки, на которые я раньше и внимание не всегда обращал, теперь для меня дороже многого другого. На них ты такая счастливая, весёлая, на них ты со мной, Нина. И если смотреть на фото – это единственное, что мне теперь осталось, неужели я лишу себя и этого? Ни за что.

Йен ещё раз внимательно посмотрел на девушку на фотографии. Отвести взгляд от её тёплых и таких родных карих глаз не было сил.

– Знаешь, я сейчас очень часто прокручиваю в голове эти моменты, и в памяти всплывают не какие-то значимые события – день знакомства, первый поцелуй или, скажем, первая совместная поездка, а бытовые случаи. Помнишь, как мы с тобой пытались научить Джо кататься на коньках?

Йен усмехнулся.

– Из нас вышла отличная команда, правда? Помню, Пол мне в ту новогоднюю ночь шепнул, что грациозность у тебя в крови и что бы ты ни делала – ты делаешь это красиво. Я смотрел на то, как ты держишься на коньках и профессионально выполняешь шаги, прыжки, вращения… Тебе это удавалось так легко, будто бы ты занималась этим всю жизнь. Даже такая – раскрасневшаяся, немного запыхавшаяся, безо всякого макияжа и вечерних платьев, ты была невероятно красивой. И в этот момент, знаешь, меня охватило такое чувство… Оно было чем-то сродни гордости – оттого, что рядом со мной такая девушка. Знаю, это как-то по-детски, – Йен кивнул головой, – но я ощущал это каждый раз, когда я хотя бы на несколько секунд отвлекался от суеты и просто наблюдал за тобой со стороны, чем бы ты в этот момент ни занималась – давала ли ты интервью журналистам, готовила ли лазанью, учила ли меня каким-то позам из йоги.

Йен опустил взгляд и поджал губы.

– Мне никогда не забыть время, когда ты была со мной. Потому, что оно было самым счастливым в моей жизни. Ты ушла, но исполнила мою самую заветную мечту: я всегда хотел иметь ребёнка от тебя. Я не знал, что всё произойдёт…вот так.

Голос дрогнул.

– Но я никогда не устану благодарить тебя за нашего сына. Обещаю, я постараюсь сделать всё, чтобы этот малыш стал самым счастливым на свете.

Йен вновь замолчал, несколько секунд разглядывая фотографию.

– Вчера прилетел Остин, – наконец произнёс он. – Я знаю, вы были близкими друзьями и он многое значил для тебя, поэтому я решил рассказать ему обо всём. Он плакал, Нина, – проговорил он и сделал глубокий вдох. – Я слышал его дрожащий голос, смотрел ему в глаза и просто не знал, что сказать. Я ни разу не плакал с того момента, как…мне пришлось с тобой попрощаться.

Йен старательно избегал слова «смерть» и его производных: ему по-прежнему очень не хотелось связывать его с любимой женщиной.

– Это так страшно… Во мне ничего не осталось. Только невероятная боль. Но когда я вижу твои фотографии, вспоминаю о тебе, – мне становится легче. Ты всегда была моим лекарством, Нина. Я не знаю, слышишь ли ты меня, – произнёс он. – С того дня я не верю ни в бога, ни в чёрта. Но ты всегда будешь жить в моём сердце… Ты приходи ко мне хотя бы во снах, – попросил он. – Я люблю тебя, мой французский котёнок.

Брюнет в последний раз взглянул на Нину и поставил фотографию на место. Он поднялся, чтобы отнести стакан, в котором оставалось немного коньяка, на кухню, но на мгновение замешкался. И в этот момент он будто бы ощутил на плечах чьё-то лёгкое прикосновение. Сомерхолдер вздрогнул и оглянулся, но рядом никого не было. В эту секунду Йен почувствовал сильное разочарование и невероятную ненависть непонятно к кому. Мужчина замахнулся и со всей силы в каком-то слепом исступлении запустил стакан в стену, словно бы именно сейчас он сам на мгновение ожил и в нём проснулись все эмоции, которые затмила боль от потери любимого человека. Впервые захотелось закричать… Но вокруг была пустота. Всеобъемлющая. Страшная. И постепенно, день за днём, убивающая.

Йен стоял на кладбище, не шелохнувшись, жмурясь от яркого солнца, и пристально смотрел на могилу. В голове пульсировала лишь одна мысль: Нину он не увидит больше никогда. Осознать это в полной мере это ему не удавалось даже сейчас, на похоронах, когда пришёл день, которого он так боялся. Он будто бы не видел и не слышал ничего вокруг, был оторван от реальности и не мог вымолвить и слова, чувствуя себя каким-то бездушным истуканом. Возможно, отчасти так оно и было: Йену казалось, что частичку его души Нина забрала с собой.

Только под конец церемонии Йен оглянулся вокруг. Среди множества людей ему удалось глазами отыскать друзей: Кэндис, Джо, Пол и Торри, Мэтт Дэвис стояли неподалёку. По щекам у девушек текли слёзы, мужчины как-то старались себя сдерживать, хотя по их глазам было видно: давалось им это трудно. Через несколько секунд он увидел и Сандро. На старшего брата Нины было страшно смотреть: осунувшийся, бледный и совершенно растерянный, он тщетно пытался скрыть слёзы за тёмными очками. За три месяца потеряв сначала родителей, а затем – любимую младшую сестру, казалось, он стал совершенно другим человеком. Где-то в стороне за всем происходящим наблюдал Остин: лишь в самом конце ему хватило смелости подойти к могиле и положить огромный букет цветов. Йен видел, как Стоуэлл, наклонившись, несколько минут что-то шептал, а затем, не выдержав, тоже заплакал. Наверное, Остин был единственным, кто мог бы в полной мере понять боль Йена: точно так же, как и Сомерхолдер, он потерял любимую девушку.

Кто-то был удивлён тем, что Йен лишь наблюдал за всем со стороны и к могиле не подходил. Лишь близкие друзья, общавшиеся с ним и видевшие то, что он переживал все эти проклятые дни, понимали, что ему просто не хватает сил это сделать и увидеть на надгробном камне имя той, с которой так хотелось прожить долгую и счастливую жизнь.

В какой-то момент Сомерхолдер почувствовал, как кто-то дотронулся до его плеча: это был Пол.

– Йен, прими ещё раз мои соболезнования, – тихо произнёс он, хоть и понимал, что никакие слова в такой ситуации помочь не смогут.

Брюнет едва заметно кивнул.

– Я хотел сказать… Если тебе понадобится какая-то помощь, мы будем рядом, – сказал Пол. – Ты всегда можешь на нас рассчитывать.

– Спасибо, дружище, – пересохшими губами проговорил брюнет. – Я, правда, очень ценю это.

Друзья помолчали с полминуты, и Пол уже хотел было отойти, потому что считал в данной ситуации навязываться как минимум неуместным, но в этот момент Йен повернулся к нему.

– Почему так происходит, Пол? – с невообразимым отчаянием в голосе вдруг спросил он.

Уэсли вздрогнул.

– Я… Я не знаю, – выдохнул он. – Я много думал об этом после всего произошедшего… Но найти ответ на этот вопрос так и не смог. Это не объяснить, – мотнул головой он.

– Я так жалею о том, что остался жив, – пробормотал Йен. – Я не хочу видеть ничего этого. Я не хочу в это верить.

Поляк снова положил руку на плечо друга.

– Йен, у вас с Ниной остался сын. Человек, который так нуждается в тебе. Ради него…

– Этот малыш никогда не увидит свою мать, – повысив голос, перебил Сомерхолдер.

За это время многие говорили ему, что теперь он должен посвятить свою жизнь сыну. Но как бы Йен ни любил его, центром его вселенной был всё-таки не он, и мысли о том, что у него есть ребёнок, не были для него спасительными.

– Я не знаю, что мне делать… – Йен был совершенно растерян.

Уэсли потянулся к нему, чтобы обнять, и в этот момент внутри у Сомерхолдера что-то оборвалось. По щекам непроизвольно потекли слёзы – впервые за всё это время. У Йена сбивалось дыхание, но он не хотел их сдерживать – так он мог выплеснуть хотя бы малую часть того, что чувствовал все эти дни. Последние слова, которые сорвались с его губ, напоминали рык раненого загнанного в угол зверя.

– Я не смогу без неё, Пол, – задыхаясь от слёз, проговорил Йен. – Я люблю её, больше жизни люблю, понимаешь?..

В этот момент Йен мгновенно распахнул глаза и быстро поднялся на локтях. Тяжело дыша, он оглянулся вокруг: он находился в спальне, за окном было темно – по всей видимости, была ночь. Сомерхолдер посмотрел на часы и убедился в этом: они показывали 03:29. Хватая ртом воздух, он провёл рукой по влажным спутанным волосам и лицу. Щёки были мокрыми от слёз. Йен машинально повернулся влево, чтобы убедиться в том, что Нина с ним, но рядом её не было. Сомерхолдер, как безумный, вскочил с постели и включил в комнате свет. Всё, что он видел несколько минут назад, было настолько реалистичным, что ему было трудно понять, происходило ли это в действительности. Лишь спустя несколько минут к нему постепенно начало возвращаться чувство реальности, но всё увиденное настолько напугало Йена, что он на своём смартфоне начал листать журнал входящих и исходящих вызовов, чтобы убедиться, что буквально накануне вечером разговаривал с Ниной. Увидев на экране заветное имя абонента «Французский котёнок» и время последнего разговора – 21:49, он окончательно понял, что всё, что он видел сейчас, было сном. Сомерхолдер перевёл дыхание, но ещё долго не мог успокоиться: сон тесно переплетался с реальностью и он просто боялся в какой-то момент осознать, что всё увиденное им произошло на самом деле.

Заснуть Йен больше не мог. Открыв нараспашку все окна, потому что в помещении было душно, он спустился на первый этаж, чтобы выпить воды. Он не переставал прокручивать свой сон в голове и понимал, что ему был показан другой вариант развития событий, словно бы кто-то хотел, чтобы Йен сравнил чувства, которые он испытывал сейчас, с теми, которые он мог испытать, если бы в автокатастрофе погибла Нина, а не их сын. В этот момент для Йена всё встало на свои места. Он по-прежнему был слаб, случившееся выбило его из колеи. Но он понял: как бы больно ему ни было сейчас, он в силах пережить потерю ребёнка. А вот без Нины он уже не сможет. Неважно, где, как, когда… Главное – чтобы рядом с ней, всегда, до последнего вздоха, что бы ни случилось.

В больнице Нина провела около двух недель. Всё это время Йен находился рядом с ней, часто ночевал в палате на соседней койке, невзирая на уговоры друзей хотя бы немного отдохнуть. Сомерхолдер ждал того момента, когда врачи разрешат забрать девушку домой: он был уверен, что там, вне холодных белых больничных стен, ей будет легче прийти в себя. Да и сам он ощущал в себе потребность быть рядом с ней.

Однако Йен ошибался. После всего произошедшего Нину словно подменили: от жизнелюбивой девушки с лёгким нравом и сильным характером не осталось и следа. Осложнялось всё тем, что после ДТП у неё появились сильные головные боли, которые подолгу не давали ей заснуть, и постоянный недосып также сказывался на её поведении: она стала более раздражительной и теперь гораздо острее реагировала на какие-то бытовые мелочи. Если Йен после всего случившегося начал ценить всё то, что у него было, и в первую очередь – отношения с ней, то у Нины всё было наоборот: казалось, что Йен и всё, что он чувствует, теперь было ей совершенно безразлично.

Каждое утро, привыкнув к спорту с самого детства, Йен выходил на пробежку. Обычно это было в шесть-семь часов, когда на улице уже светло, но не так жарко, как днём. Учитывая то, как Нина теперь чутко спала, Сомерхолдер старался делать всё, чтобы не разбудить её, но получалось это не всегда: она просыпалась даже от малейшего шороха.

– Йен, ну сколько можно? – с нескрываемым раздражением спрашивала она, когда он, даже не надевая тапки, вставал с кровати, чтобы осторожно выйти из комнаты. – У меня и так голова раскалывается, а тут ты как слон ходишь! Господи, как же меня это достало…

– Чёрт, малышка, прости, пожалуйста, – виновато бормотал он.

– Просто дай мне поспать, – с какой-то ненавистью просила Нина. – Уходи уже, раз собрался, чего встал?

Именно поэтому от утренних пробежек ему на время пришлось отказаться. Если он даже изредка всё-таки выходил по утрам на улицу, чтобы «намотать» пару кругов, то накануне ложился спать в гостиной, чтобы лишний раз не беспокоить Нину.

Часто по ночам не высыпался и Йен. Теперь Нине всё чаще начали сниться кошмары, с невероятной точностью повторявшие ДТП, в которое они попали. Болгарка с криком просыпалась в холодном поту, и Йен тотчас же вскакивал с постели.

– Нина, что случилось? Опять? – с беспокойством спрашивал он, прижимая болгарку к себе.

– Синий Mitsubishi нёсся прямо на нашу машину… Этот скрип тормозов… Стёкла звенели… Ты был весь в крови… – заикаясь, бормотала она.

– Ш-ш-ш, это просто сон, слышишь? Никакого ДТП нет, ты сейчас дома, – говорил он, гладя девушку по волосам. – Видишь, я рядом. Всё хорошо. Может быть, тебе принести воды?

Постепенно Нина успокаивалась, а затем снова засыпала, но за ночь такое могло происходить несколько раз, и порой Йен сам ни с того ни с сего просыпался, даже когда ей не снились кошмары: ему казалось, что она кричит.

Врачи лишь разводили руками и говорили одно: «Ждите. Со временем это должно пройти». Но Йена волновало не только состояние Нины: он видел, как она теперь к нему стала относиться, и ему было больно. Даже когда она прижималась к нему ночью после того, как проснётся, он видел, что она делает это, скорее, машинально, просто потому, что, для того, чтобы успокоиться, ей надо ощутить, что рядом кто-то есть, а не потому, что она хотела как-то выразить свои чувства к нему. Йен верил, что время лечит, но переносить эту пытку и день за днём, будучи не в силах что-либо изменить, наблюдать, как родной человек, сломленный жизненными обстоятельствами, просто теряет себя и становится чужим, было всё труднее.

====== Глава 57 ======

В полутёмную гостиную зашёл Йен. Нина сидела на диване, обняв колени, и, не моргая, тяжело дыша, смотрела на танцевавшие в камине языки пламени.

Йен с полминуты стоял сзади Нины, то ли боясь двинуться дальше, то ли надеясь, что она сама обратит на него внимание: в помещении было тихо, и не услышать, как он вошёл, она не могла. Наконец, Сомерхолдер сделал несколько шагов вперёд, обойдя диван и присев рядом с девушкой.

– Нина, уже поздно, – шепнул он. – Тебе нужно поспать.

– Я не хочу спать, – ответила Добрев, даже не повернувшись.

Йен понял, что вновь столкнулся со стеной, которую выстроила вокруг себя болгарка, пытаясь закрыться ото всех. Впускать в свой мир его она не хотела, и от этого ему становилось больно.

– Может быть, тебе сделать чаю? – несмело спросил Сомерхолдер. – Английский, чёрный, как ты любишь.

– Не нужно. Йен, пожалуйста, оставь меня, – попросила Нина, впервые к нему повернувшись.

Мужчина посмотрел ей в глаза: в них уже не было слёз, но осталось дикое исступление, отчаяние и ненависть.

– Нина, я всего лишь хочу помочь, – едва слышно произнёс он дрожащим голосом.

– Неужели ты не понимаешь, что ты не в силах это сделать и что-то исправить? – спросила Добрев.

Сомерхолдер сидел рядом с девушкой, не шелохнувшись, и чувствовал себя совершенно растерянным, опустошенным и каким-то беззащитным, неспособным противостоять обстоятельствам и что-либо возразить.

– Нина, – несмело прошептал он и впервые легонько коснулся её плеча. – Я знаю, как тебе сейчас больно, и…

– Нет, не знаешь, – грубо перебила его болгарка.

Её слова на мгновение послужили для него чем-то вроде холодного душа: услышать их от неё мужчина не ожидал. Они звучали с необъяснимой злобой и каким-то упрёком, отчего в глубине души Йен почувствовал сильную обиду, но, понимая, как ей сейчас сложно, постарался не показать виду и лишь негромко сказал:

– Это был и мой ребёнок тоже.

– Все эти семь месяцев ты не чувствовал ничего из того, что ощущала я, – ответила Нина. – Просто не мог – потому, что со своим ребенком в первую очередь связана мать. Я не смогу тебе объяснить.

Йен обратил внимание на то, что речь девушки была несколько заторможена, и иногда ему казалось, что произносить отдельные слова ей особенно сложно. Но всё это он списал на эмоциональное потрясение.

Сомерхолдер отвернулся и посмотрел на ярко-оранжевое пламя.

– Знаешь, когда у меня начались проблемы с сердцем, Пол, как и ты, часто навещал меня в больнице, и мы с ним подолгу разговаривали абсолютно на разные темы, – вдруг задумчиво проговорил он. – И однажды он сказал мне: «Человеку не даются испытания, которые ему не по силам». И теперь, спустя время, я осознал, что, наверное, это действительно так, – сказал он, вновь взглянув на девушку.

Нина повернула голову в его сторону, и их взгляды встретились вновь. Йен ловил себя на мысли, что в последнее время очень боялся смотреть ей в глаза, потому что уже не мог найти в них ничего из того, что он так любил в её лучистом взгляде.

– Ты ещё как-то пытаешься оправдать произошедшее? – с искренним изумлением, как будто не веря своим ушам, спросила она.

– Нет, – мотнул головой Сомерхолдер. – Но мы не в силах изменить то, что случилось. И поэтому мне не остаётся ничего, кроме как принять это. Это невероятно трудно и больно, но это нужно, чтобы жить дальше.

Брюнет сделал небольшую паузу, но вскоре продолжил:

– Я проклял тот день – потому, что тогда я потерял своего ребёнка. Но в этот же день я почувствовал себя счастливым – когда узнал, что ты осталась жива.

Нина молчала, и Йен не решался прервать эту паузу, хоть и очень надеялся вновь услышать её голос и, может быть, понять, что лёд тронулся. Но всё было тщетно.

– Мне нужно побыть одной, – наконец произнесла она.

– Нина, может быть…

Закончить фразу болгарка ему не дала.

– Уходи.

В голосе Нины было слышно железо

Йен тихо вздохнул и встал с дивана, понимая, что пытаться в чём-то её убедить бессмысленно.

– Я буду спать на первом этаже. Зови, если понадоблюсь, – напоследок сказал он, но девушка не отреагировала.

Сомерхолдер вышел из гостиной и почувствовал, как у него начинает болеть сердце. Ему казалось, что ещё чуть-чуть – и он сойдёт с ума в бесконечной смене этих беспощадных дней, течение которых теперь приобрело для него совершенно иное значение. Хотелось уснуть, забыться, уйти от этого всего. Йен ощущал себя загнанным зверем в клетке, из которой не было выхода. Он терпел и пытался убедить прежде всего самого себя в том, что совсем скоро всё наладится, но с каждым днём всё отчётливее осознавал, что эти слова не имеют под собой никакого основания: их с Ниной мир рушился, и это не красивая метафора. Это – реальность, которая делала им обоим невероятно больно.

Утро началось как обычно (точнее, ещё пару месяцев назад такое положение дел насторожило бы и Йена, и Нину, но теперь оно было нормой): Йен собирался к Кевину, чтобы забрать сценарий, так как присутствовать на общей «летучке» не смог из-за важной встречи по делам своего благотворительного фонда, Нина, умывшись и приведя себя в порядок, сидела на кухне за столом и что-то внимательно читала, – по всей видимости, этот же сценарий, – отдельные фрагменты подчёркивая простым карандашом. За прошедшие полчаса ребята обмолвились только парой слов.

– Нина, мне нужно будет отлучиться по делам ненадолго, – крикнул из гостиной Сомерхолдер, надевая пиджак.

Он и сам не знал, почему вдруг использовал такую формулировку вместо того, чтобы прямо сказать, куда сейчас собирается.

– Хорошо, – едва кивнув, пробормотала Нина, не отрываясь от текста.

Йен зашёл на кухню.

– Даже не спросишь, куда?

Девушка подняла на него взгляд. Глаза были какими-то сонными.

– Зачем? Я тебе не жена, чтобы контролировать каждый твой шаг.

Нина говорила так и раньше, но теперь между этими словами, произнесёнными раньше и сейчас, была колоссальная разница. Ещё два месяца назад Нина могла говорить так потому, что давала Йену свободу: она ему доверяла. Сейчас она сказала это из-за того, что ей было просто безразлично, куда он собирается: ей хотелось как можно скорее остаться наедине со своими мыслями.

Добрев снова опустила глаза в текст.

Сомерхолдер подошёл ближе к ней.

– Нина, тебе теперь настолько наплевать на меня? – спросил он, скрестив руки на груди и облокотившись на столешницу.

– Если ты помнишь, я говорила так всегда, разве нет?

– Говорила, – кивнул брюнет. – Только ты не заметила, что все диалоги между нами сейчас сводятся только к «привет/пока, буду поздно»?

Йен сел за стол рядом с девушкой.

– Нина, пожалуйста, посмотри на меня.

Добрев взглянула ему в глаза.

– Я не могу так больше, пойми меня, – умолял Сомерхолдер. – Я думал, что справиться со всем тем, что произошло в последние два месяца, нам поможет то, что мы вместе. Я хочу быть рядом с тобой, я хочу помочь, но ты не даёшь мне этого сделать.

– Йен, я уже говорила: ты не сможешь помочь, как бы ты этого ни хотел. Мне легче переносить это одной, – ответила девушка.

Йен встал из-за стола и вдруг крикнул, потеряв терпение:

– А что тогда делать мне? Я не могу быть один. Мне нужна ты, понимаешь? Прежняя ты. Не зацикливайся только на своих эмоциях. Я тоже всё чувствую и мне тоже хреново, представь себе! – Сомерхолдер всплеснул руками. – Хоть ты и думаешь по-другому, судя по нашему вчерашнему разговору. Я так скоро свихнусь!

– Йен, просто оставь меня в покое! – воскликнула Нина. – Ты не понимаешь, что только делаешь хуже нам обоим? Я не могу сейчас вернуться в обычный ритм жизни. И не хочу. Свихнуться боишься? Извини, что не оправдываю твоих ожиданий.

Нина снова взяла в руки карандаш и начала просматривать глазами текст, но успокоиться уже не могла и раздражённо отбросила карандаш в сторону. Она закрыла глаза и устало потёрла виски: сильно болела голова.

Сомерхолдер старался успокоиться и взять себя в руки, чтобы скандал не разжёгся с новой силой. Сделать это было нелегко.

– Жизнь продолжается, Нина, – нервно сглотнув, сказал он. – У нас по-прежнему есть будущее, и мы можем сделать его таким, каким захотим. И у нас будут ещё дети. Но сейчас ты лишаешь саму себя всего этого.

– Нет, – едва слышно произнесла Нина.

У Йена по коже прошёл холодок. Он пристально посмотрел на болгарку. Он хотел что-то сказать, но Нина его опередила.

– У нас не будет детей, – сказала она, и её слова прозвучали безапелляционно.

Сомерхолдер стоял как вкопанный и просто не знал, что ответить.

– Двоих детей мы уже потеряли. Больше я этого не хочу. Я не готова всё это повторить.

Йен почувствовал, как у него начали дрожать руки. В этот момент его мобильник начал вибрировать, вырвав его из прострации. На экране высветился номер Пола: пока у Сомерхолдера не было автомобиля, друг часто подвозил его; так было и в этот раз.

– Мы позже об этом поговорим, – пробормотал брюнет, закончив разговор с Уэсли и на негнущихся ногах вышел из дома, чувствуя себя полупьяным.

– Может быть, вам стоит обратиться в рехаб? – несмело предположил Пол, когда по пути на работу Йен рассказал ему об утреннем разговоре с Ниной.

– Упечь невесту в психушку? – усмехнулся он.

– Ты же сам прекрасно понимаешь, что это не психушка, – спокойно ответил поляк. – Это реабилитационный центр с квалифицированными специалистами.

– Я-то это понимаю, только Нине это будет довольно сложно объяснить, – сказал Сомерхолдер. – Сейчас у неё обострены все чувства, и она воспринимает мир совершенно иначе, нежели мы. Я не могу предугадать, как она на это отреагирует.

– А если так и дальше будет продолжаться? Итог может быть непредсказуем, Йен.

Йен молчал: конечно, он понимал, что друг был прав.

– Я говорил с психологом, – наконец пробормотал он. – Он сказал, что у Нины, к счастью, нет мыслей о том, чтобы навредить себе, или каких-то подобных. Это сильная депрессия. Но ты прав, конечно, – Сомер вздохнул. – Наверное, без курса лечения будет не обойтись. Я поговорю об этом с врачами.

– Ты молодец, – проговорил Пол, остановившись на светофоре и взглянув на экранного брата. – Ты действительно сильный.

– Я долго думал о том, что ты сказал мне тогда, в больнице, – проговорил Йен. – Сначала я не понимал, как ты так можешь говорить в тот момент, когда мы с Ниной потеряли то, о чём так давно мечтали. Но со временем ко мне начало приходить осознание правдивости твоих слов. Через несколько дней после ДТП мне приснился сон, – рассказал Сомерхолдер. – В нём всё было наоборот: мне приснилось, будто бы Нина погибла, но ребёнок остался жив. Всё было настолько реалистично, что даже проснувшись, я не сразу понял, что это было не наяву. Это было безумие. Кажется, я плакал во сне: когда я проснулся, глаза были мокрыми от слёз. Тогда мне впервые стало немного легче – от понимания, что Нина осталась со мной. Потому что тогда я увидел свою жизнь без неё. И это была даже не жизнь: существование.