Текст книги "А может?.. (СИ)"

Автор книги: atranquility

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 52 страниц)

В начале мая Нина должна была вернуться в Ковингтон: своё слово она сдержала и предложение Джули и Кевина сняться в нескольких эпизодах восьмого сезона не раздумывая приняла. В марте руководство огорошило актёров новостью: сериал был продлён ещё на один сезон. Официально информация о том, что восьмой сезон должен был стать последним, подтверждена не была, но члены каста были убеждены в том, что это действительно так. Их уверенность была вполне объяснима: к тому, что история «Дневников вампиров» подходит к своему логическому завершению, говорил сценарий. В последних сериях возвращалась Елена, к Деймону и Энзо наконец возвращались чувства, а Аларик с невестой и дочками уезжал из Мистик-Фоллс. Кэролайн Драйз даже подумывала о том, чтобы исполнить желание Кэндис и Пола и всё-таки подарить Стефану и Кэролайн свадьбу. Плэк и Уильямсон и сами не скрывали своего желания закончить историю до того момента, пока зрителям она перестанет быть интересна, однако восьмой сезон неожиданно выдал рейтинги, которые побили даже рекорды первых трёх сезонов, и руководство телеканала CW, по всей видимости, решив выжать из проекта все соки, начало переговоры с продюсерами. Невесть какими способами, но им всё-таки удалось уговорить Джули, Кевина и Кэролайн отснять ещё один сезон. Девятый сезон должен был состоять лишь из шестнадцати эпизодов вместе привычных двадцати двух, так что много времени съёмки всё равно не заняли бы, но новость о продолжении работы над сериалом совершенно не воодушевила актёров. Пол ещё долго матерился в разговорах с Йеном и Кэндис, как только кто-то из них осмеливался упомянуть при нём словосочетание «телеканал CW». Уэсли несколько раз планировал расторгнуть контракт и уйти из сериала, но от этого шага его удерживало чувство ответственности перед руководством и коллегами и нежелание их подводить: объяснить исчезновение Стефана в заключительном сезоне сценаристам было бы весьма проблематично. Йен, Кэндис и Мэтт тоже были не в восторге от положения дел, но реагировали на это спокойнее: посещая конвенции и всевозможные премии, они видели, что многие фанаты ещё не готовы попрощаться с историей о вампирах, поэтому отсрочили этот момент ради них.

Возвращаясь в США, Нина понимала, что их «холодная война» с Сомерхолдером затянулась, и что им стоит расставить все точки над i, наконец придя к какому-то решению. Поэтому первым делом после прилёта в Ковингтон она планировала отправиться к ним домой. Добрев до сих пор толком не представляла, каким будет их разговор с Йеном, но была готова, кажется, ко всему. В этот раз, несмотря на то, что болгарка была уверена в своей правоте, она оказалась решительнее и, может быть, чуточку мудрее Йена.

«Ты будешь дома через час? Я приеду. Думаю, нам нужно поговорить»,  – получив такое сообщение утром, Сомерхолдер почувствовал, с одной стороны, какую-то горечь, поняв, до какой степени они с Ниной отдалились, раз теперь она даже не предупредила его о том, что возвращается, а с другой – душевный подъём: находиться в «подвешенном состоянии» ему надоело не меньше, чем ей, хотя на примирение он по-прежнему не рассчитывал. Отказываться хотя бы попытаться по-человечески поговорить он, конечно, не стал.

Нина приехала даже немного раньше, чем обещала. Увидев её на пороге дома, Йен ощутил непонятное, но приятное волнение: то ли оттого, что впервые за два месяца он наконец-то встретился с ней лично, то ли потому, что девушка, представшая перед ним, сильно изменилась за такой короткий промежуток времени: в чертах лица Нины не осталось и намёка на некоторую детскость, которая всегда сохранялась в её внешности. Нет, она не стала выглядеть старше: она выглядела взрослее. Во взгляде по-прежнему был огонь, отражавший её душу, горевшую желанием всё успеть и, может быть, совершить невозможное, отражавший невероятно сильную внутреннюю энергетику и прожигавший насквозь того, кто осмеливался посмотреть в эти бездонные карие глаза. Однако в них уже не танцевали бесенята. Во всём – взгляде, осанке, каждом движении – читалась уверенность. Увидев Нину впервые, можно было бы сказать: «Эта девушка знает себе цену», а пообщавшись с ней лично, убедиться в этом. Всё, что увидел в ней Йен за эти несколько секунд, не в силах передать ни одна фотография. Заметив округлившийся, но ещё небольшой живот, Сомерхолдер почувствовал, как у него на мгновение перехватило дыхание. Такие изменения в фигуре лишь добавляли Нине очарования: беременность ей очень шла.

Йен, зная любовь болгарки к чёрному английскому чаю, предложил его ей, и она охотно согласилась. Хотя они уже не проводили время в молчании, как это было в последние дни пребывания Йена в Торонто, обмениваясь какими-то бытовыми репликами наподобие разговоров о том, как прошёл полёт, воздух между ними всё равно был словно бы наэлектризован.

– Прошло уже два месяца, – начала Нина, когда они с Сомерхолдером сели за стол с чашками горячего чая. – И мы с тобой уже как будто чужие люди.

Немного помолчав, она добавила:

– Почему так происходит, Йен?

Брюнет, сам того не заметив, опустил взгляд: в голосе Нины слышались горечь и разочарование, и сам он ощущал то же самое.

– Нина, мы вместе уже семь лет. Мы хоти…хотели пожениться, – хрипло проговорил он, не осмелившись сказать в настоящем времени. – И я не хочу, чтобы пропасть между нашими взглядами на жизнь разом перечеркнула всё.

Йен сделал паузу, так как подбирать слова было трудно. Через несколько секунд он несмело произнёс:

– Но я и сам уже перестал понимать, что происходит в наших отношениях. И, клянусь, в такой ситуации я оказался впервые.

– Последнее время я жила в сомнениях, – призналась Нина. – Это так страшно – спустя столько лет усомниться в том, есть ли у тебя будущее с человеком, ближе и роднее которого ещё недавно было трудно представить. Йен, раньше у нас никогда не возникало споров о моей работе. Ты всегда знал о том, как я мечтала построить карьеру в кинематографе и добиться в нём успеха. А сейчас у меня складывается ощущение, что, будь у тебя возможность, ты бы запер меня дома на семь замков.

Услышав последнюю фразу, Сомерхолдер усмехнулся. Иногда такое желание у него действительно появлялось, и тогда он понимал, что он жуткий собственник.

– Это только из-за моей беременности, или?..

Йен внимательно посмотрел на Нину. Он не боялся смотреть ей в глаза, наоборот, хотел этого: слишком долго он был лишён возможности почувствовать тепло её взгляда.

– Нет, – мотнул головой он. – Я безумно волнуюсь за тебя и нашего малыша, потому что ты по натуре своей – трудоголик и привыкла отдаваться работе на все двести процентов. Я прекрасно видел, насколько уставшей ты возвращалась со съёмок. Но есть и другая причина для моего беспокойства. С тех пор, как ты узнала, что беременна, в тебе что-то изменилось. Мне показалось, что ты начала избегать меня, и особенно заметно это стало, когда я прилетел в Торонто. В этот момент я впервые подумал, что это может быть началом конца. Скажи, ты чего-то боишься?

Девушка отвела взгляд, так как поняла, что Йен точно угадал, а может быть, почувствовал её эмоции. Она не знала, как подобрать слова, чтобы ответить на его вопрос.

– Нина, ты хочешь этого ребёнка? – вдруг несмело спросил Сомерхолдер.

В его вопросе не было ни капли упрёка или желания уколоть побольнее. Однако услышав его, Нина вздрогнула.

– Йен, ты мог бы даже не спрашивать меня об этом, – с уверенностью сказала она, мотнув головой. – Я уже люблю его больше жизни.

Рука непроизвольно дёрнулась к животу.

Йен хотел было положить на руку Нины свою, чтобы успокоить её, но какой-то внутренний барьер не дал ему это сделать.

– Но ты прав, во мне действительно есть страх. И относится он как раз к тому, какой может стать моя жизнь в скором времени. Для него я постараюсь стать самой заботливой матерью, – с нежностью и надеждой произнесла она. – Но я не считаю, что для того, чтобы ребёнок был счастлив, его мама должна двадцать четыре часа в сутки проводить дома. Я очень не хочу того, чтобы мой мир в конечном итоге ограничился пелёнками, детскими садами, школами. Я никогда не стану домохозяйкой, Йен, пойми это.

– Я не говорю о том, чтобы постоянно быть дома. Но забудь о работе хотя бы сейчас… Она правда ни к чему! Даже если я буду работать в семье один, средств всё равно будет хватать, и мы не будем себе ни в чём отказывать.

– Да почему, Йен? – воскликнула Нина с негодованием. – Ты прекрасно понимаешь, что я работаю далеко не только ради денег. Если ты беспокоишься о моём здоровье… Я часто консультируюсь с врачом, не пропускаю ни одного приёма, чувствую себя отлично. Почему я должна отказывать себе в том, что действительно доставляет мне удовольствие и не представляет опасности?

Сомерхолдер устало провёл руками по лицу, понимая: Нина не изменится.

– В твоём представлении жена не должна быть такой, да? – в этот момент в голосе болгарки послышалось такое отчаяние и боль, что ему стало не по себе. – А ты готов принять меня такой, какая я есть?

Этот вопрос Йен задавал себе на протяжении долгого времени, и он вселял в него страх: несмотря на все конфликты и непонимание, он боялся осознать, что сделать ему это не хватит сил. А может быть, он уже сделал это в тот самый день, когда впервые прошептал этой девушке: «Я люблю тебя»? Когда попросил её стать его женой? Может быть, он каждый день делал это, засыпая с ней в одной постели, прижимая к себе и целуя, мысленно повторяя: «Она моя, моя и больше ничья»? Тогда почему сейчас смириться с её выбором было так трудно?

– Наверное, я никогда не смогу абсолютно спокойно отпускать тебя на съёмки, не видеться по несколько месяцев, постоянно встречать статьи в разных журналах с мифами о твоих романах с партнёрами по съёмочной площадке, хотя я всегда был и буду уверен в твоей верности. Я мечтал о том, что однажды отношения со мной и нашу семью ты поставишь на первое место, и его не придётся делить с твоей карьерой. Но то, какой выбор ты делаешь, заставляет меня думать о том, что совсем скоро «нас» не станет. Будешь ты и буду я. По отдельности.

Сделав небольшую паузу, Йен вскоре проговорил:

– Однажды это уже произошло. И это было больно. А теперь пострадает ещё один человек – наш ребёнок, который будет лишён полноценной семьи и папу будет видеть лишь по выходным. Я не хочу этого, Нина.

Девушка закрыла лицо руками, тяжело вздохнув. Больше всего на свете она не хотела, чтобы всё это повторилось, и уже без надежды на то, что когда-нибудь они будут друг с другом снова. В душе она всё равно чувствовала обиду на Йена, но это ощущение удивительным образом переплеталось с пониманием, что без него в её жизни всё равно всё не то.

– Моя работа и отношение к тебе никогда не зависели друг от друга, – ответила она.

– Но именно из-за неё теперь мы всё чаще общаемся лишь с помощью СМС или Skype, подстраиваясь под часовые пояса. Мне всегда нужна твои поддержка и присутствие рядом, Нина, – вдруг признался он, и стало понятно, что Сомерхолдер «сломался» первым, показав наконец, что прошлая ссора не смогла убить в нём чувства к этой девушке. – Два года назад я лежал в реанимации и толком не мог говорить, а ты каждый день приходила ко мне, держала за руку и повторяла: «Всё будет хорошо». Я чувствовал, что я не один, за спиной будто бы вырастали крылья, и благодаря в тебе в моём сердце жила вера в то, что мне по силам выкарабкаться. Мне было нужно это не только тогда, мне необходимо это и сейчас. Я не хочу видеть свою жену на обложках журналов или экране телевизора чаще, чем дома, когда есть возможность хотя бы обнять её. Семья – это быть рядом, а не созваниваться, переписываться и считать дни до встречи.

Нина не знала, что сказать.

– Что мы вообще значим друг для друга? – вдруг спросил Сомерхолдер.

Болгарка подняла голову, и он внимательно посмотрел ей в глаза. Она хотела было что-то произнести, но брюнет не дал ей это сделать.

– Хотя, постой, не надо ничего говорить, – попросил он, и в его голосе отчего-то послышалась невероятная уверенность.

Мужчина встал из-за стола и подошёл к Нине.

 – Я отвечу сам. Мы любим друг друга. И этот факт не изменился. Порой я веду себя, как последний придурок, ты тоже не сахар. Но каждый чёртов день, который мы проводим не вместе, подводит нас к грани с безумием. Признайся, мечтаешь меня иногда послать нахер? – спросил он, наклонившись к девушке.

Нина удивлённо посмотрела на Сомерхолдера и не сдержалась от улыбки, но кивнула.

– Я тоже мечтаю, – развёл руками Йен, поднявшись. – Только если бы нас действительно ничего не связывало, мы бы сделали это уже давно, и желание вернуть всё назад у нас никогда бы больше не появилось. Если бы мы сейчас зашли слишком далеко, я бы вряд ли согласился с тобой что-то обсуждать… Да ты бы сама не приехала. Я бы, вероятно, подцепил в ближайшем баре длинноногую красотку и обалденно провёл с ней время. Но нет. Я пил с Уэсли, а он терпеливо выслушивал в сто двадцать пятый раз рассказ о том, как мне хреново.

Йен сделал глубокий вдох.

– Послушай, я понимаю, что в данный момент до идеальных отношений нам далеко. Думаю, даже, до окончательного примирения тоже. Я по-прежнему не согласен с твоей точкой зрения, а ты с моей.

Сомерхолдер помолчал, а Нина встала, не отводя взгляд от его глаз.

– Но это может не означать конец, – наконец выдохнул он. – Если только мы этого не захотим. Наша жизнь находится лишь в наших руках. Так почему бы нам не попытаться всё исправить? Только мы должны сделать это вместе. Тогда, возможно, в наших взглядах на ситуацию что-то изменится, мы станем относиться к ней терпимее и сможем прийти к компромиссу. Всё, что я сейчас говорю – это не прелюдия к какому-то фееричному воссоединению Ромео и Джульетты, и вряд ли сейчас наш разговор закончится сексом прямо на этом столе или даже просто поцелуем. Я лишь хочу сказать: что бы в жизни не происходило, если два человека любят друг друга, у их отношений всегда есть шанс. Только над ними нужно работать.

Нина внимательно смотрела на Сомерхолдера, но ничего не говорила. Прерывать эту паузу Йен не хотел: он сказал всё, что хотел, и знал, что она его услышала. Болгарка понимала, что он прав и, наверное, в глубине души, даже сама этого не осознавая, будучи оглушённой чувством обиды и злости, мечтала о том, чтобы он высказал всё это.

– Всегда удивлялась тому, как ты чутко чувствуешь меня, – наконец сказала Добрев, и Йен мог вздохнуть с облегчением: это было уже потепление. – Нам есть ради кого сделать то, о чем ты сказал, – произнесла девушка.

– Ради нас самих и нашего ребёнка, – ответил он.

У Сомерхолдера был страх сделать что-то не так, который, возможно, и не давал ему прикасаться к Нине, но в этот момент барьер, кажется, рухнул, и он дотронулся кончиками пальцев до её живота, почувствовав, как по коже пробежали мурашки.

– Ради нашего сына, – вдруг сказал она и улыбнулась уголками губ.

Девушка увидела в глазах брюнета немой вопрос и пояснила:

– У нас будет мальчик.

Йен широко улыбнулся и с шумом выдохнул.

– И насчёт поцелуя ты, пожалуй, не угадал, – вдруг сказала Добрев и потянулась к его губам.

Всё, что произошло между Йеном и Ниной в то утро, можно было назвать, скорее, перемирием, нежели чем окончательным примирением, однако важно было другое: они в очередной раз доказали друг другу и прежде всего самим себе, что по-прежнему боятся потерять всё то, что между ними есть. Они оба чувствовали: впереди их ждёт ещё немало споров, но желание быть рядом оказалось всё же сильнее чувства обиды и желания доказать свою правоту. Парадокс, но отдалиться от любимого человека обычно очень легко, а вот найти путь обратно к нему – невероятно сложно. Но они попытаются.

====== Глава 52 ======

Конечно, ни Нина, ни Йен не ждали, что после разговора их отношения снова, в один миг, как по мановению волшебной палочки, вернутся в привычное русло. Ребятам, впервые столкнувшимся с такими разногласиями, ещё только предстояло научиться слушать и слышать партнёра, быть терпеливее и снова доверять друг другу. Как только у них появлялись друг к другу какие-то претензии, каждый из них сначала задумывался о том, стоит ли сразу же высказывать своё недовольство, или же лучше попытаться взглянуть на происходящее под другим углом зрения и изменить к нему своё отношение. Если же споры всё же возникали – а происходило это достаточно часто – ребята старались обсуждать пути решения сложившейся ситуации и приходить к компромиссу, стараясь уважать взгляды друг друга. Получалось у них это далеко не всегда: им обоим – в особенности, Нине, которая, кажется, только сейчас начала познавать все «прелести» беременности в виде физического недомогания и постоянных перепадов настроения, – было нелегко обуздать свой буйный темперамент, поэтому в их доме пока ещё часто стоял крик. Однако иногда в семейной жизни Йена и Нины всё же наступал долгожданный штиль, и такие минуты, когда они наслаждались спокойствием и обществом друг друга без нервов и взаимных упрёков, теперь были им особенно дороги, так как показывали им: они всё ещё не могут друг без друга. А значит, у них есть будущее.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, как прекрасна тишина? – спросила Нина в одно из таких поистине прекрасных безмятежных утр*, когда на часах было всего семь, но спальня уже была залита ярким солнечным светом, окрашивавшим стены в персиковые тона, которые почему-то так напоминали детство. Уже совсем скоро суета вновь увлечёт их с Йеном в свой круговорот: съёмочная площадка, десятки страниц сценария, бесчисленное количество дублей, в перерывах – звонки от прораба, вежливо, но настойчиво спрашивающего о том, какого типа замки лучше поставить на двери нового особняка, домой – лишь за полночь, еле держась на ногах и даже не имея сил принять душ. Но всё это будет через час, может, через два. А сейчас ещё можно было просто полежать в постели, на груди человека, которому ещё вчера кричала: «Катись к чёртовой матери!». Но лишь в его объятиях она могла почувствовать себя в безопасности. В такие минуты казалось, что они находятся в каком-то своём мире, в котором можно спрятаться от всех невзгод.

– Я думал, ты спишь.

– Ты слишком громко храпел.

– Эй, ну это же неправда! – усмехнулся Йен, закрыв глаза и проведя рукой по лицу.

– Ты так и не ответил на вопрос, – с хитрым прищуром сказала болгарка, внимательно посмотрев на брюнета.

Он удивлённо взглянул на Нину, приподняв голову.

– Если честно, я не думал, что тебе может нравиться тишина. Там, где ты, жизнь всегда кипит и ей нет места.

– Именно поэтому такие минуты безмятежности особенно дороги, – ответила Добрев. – Они нужны для того, чтобы на мгновение перевести дыхание, оглянуться назад. Я не привыкла к спокойной жизни, но мне тоже это бывает нужно. Иначе я просто потеряю себя.

– О чём ты сейчас думаешь? – вдруг с интересом спросил Йен.

– Ты удивишься, но я не могу ответить на этот вопрос. Я будто бы в нирване. Мне просто хорошо.

– Думаю, что через несколько месяцев вот так спокойно лежать по утрам мы не сможем, – со смехом сказал он.

– Ну, дети часто бывают спокойными. Вспомни Амели: мы прекрасно высыпались. Если что, будем вызывать Пола и Мэтта в качестве нянек, – хохотнула Нина.

– Ты хочешь, чтобы наш сын начал уже где-то в год пить и материться?

– С тобой он станет это делать месяцев на пять раньше, – вновь рассмеялась болгарка.

– Кстати, а ты… Ну… Уверена, что у нас будет мальчик? Это уже точно? – спросил Йен.

– Врач сказал, что вероятность равна примерна 98%, – ответила Добрев. – Я планировала сходить на УЗИ уже здесь, в Ковингтоне, с тобой, если бы ты захотел, когда наши отношения более или менее нормализуются. Но, честно, я не смогла вытерпеть. Клянусь, во мне никогда не разыгрывалось такое любопытство! – воскликнула она.

Сомерхолдер с теплотой посмотрел на девушку и улыбнулся.

– Простишь? – немного виновато спросила Нина, подняв на него глаза.

– Это очень сложно… – рассмеялся он, прижав девушку к себе сильнее и поцеловав в лоб. – Джозеф, простим? – уже на полном серьёзе спросил он, перевернувшись на живот и наклонившись к её талии.

– Как ты его назвал? – удивлённо произнесла Нина.

Йен встрепенулся, будто бы его заставили обратить внимание на обычные для него вещи, которые он уже делал на автомате.

– С тех пор, как я узнал, что ты беременна, меня почему-то не покидает мысль о том, что если родится мальчик, то ему очень пошло бы имя Джозеф, – объяснил он. – Джозеф Сомерхолдер. Удивительно, но вариантов имён для девочки у меня не было и нет, а это почему-то не отпускает. Но если тебе не нравится, мы можем…

– Нет, – с воодушевлением перебила Добрев, – это прекрасное имя. Мне нравится, – улыбнулась она и в этот момент почувствовала несильный толчок изнутри. – Оу, Джозефу оно, кажется, тоже пришлось по душе, – рассмеялась болгарка, приложив руку к животу.

Губы Сомерхолдера изогнулись в полуулыбке, и он несмело, аккуратно коснулся её живота, через несколько секунд почувствовав пинок. В это мгновение ему показалось, будто бы через него прошёл разряд тока. Руки похолодели, а внутри всё сжалось, в висках до боли застучала кровь, и он понял: это не сон. Скоро его мечта действительно исполнится. Сомерхолдер поднял голову и, не моргая, посмотрел на Нину. Казалось, что он боялся даже дышать. Ещё никогда его голубые глаза, взгляд которых порой казался ледяным, не лучились таким искренним счастьем. Ему очень хотелось, чтобы этот ребёнок появился на свет поскорее: Йен уже представлял, как будет его укачивать и купать, читать сказки, помогать делать первые шаги, а затем – учить кататься на велосипеде, ходить с ним в походы… Ему почему-то казалось, что сын больше будет похож на него. Йен, конечно, привьёт ему любовь к животным, и малыш обязательно станет играть с Линкс, Моуком и Ницше. Джозеф обязательно будет самым счастливым ребёнком. Что бы между ними не происходило, Йен и Нина сделают для этого всё.

– Это…просто невероятно, – с шумом выдохнул он.

Йен больше ничего не сказал, лишь коснулся губами её тёплой руки. Он отдал бы многое, чтобы эти минуты не кончались никогда.

– Ты чего сегодня весь день ходишь как в воду опущенный? – спросил у Пола Йен после окончания очередного съёмочного дня, собираясь домой. – Случилось что-то?

– Ай, бытовуха, – махнул рукой Василевски. – С машиной небольшие проблемы. Недавно стал замечать, что, когда сдаю назад, в колёсах раздаётся какой-то тикающий звук. Сначала думал, что показалось, а потом и Торри заметила. Поехал в автосервис, там сказали, что нужно менять ШРУС**. Думаю, ну делов-то там на два часа максимум, спрашиваю: «Если я вам машину сейчас оставлю, когда её можно забрать?» А они мне: «Через три дня»! Я так и сел. Чёрт побери, ну какие три дня, там же только ШРУС поменять! – с негодованием воскликнул Пол. – А в автосервисе сказали, мол, заказов по горло, всё расписано на несколько дней вперёд. В другую мастерскую я ехать не осмелился, в той мою «Короллу»*** уже вдоль и поперёк ведь знают… А мы в коем-то веке на эти выходные с Торри хотели за город выехать. Не знаю, в общем, завтра попытаюсь разобраться, что там, может, сам сделаю, уже несколько раз устранял в ней какие-то мелкие неисправности самостоятельно… ШРУС, правда, никогда не менял.

Сомерхолдер озадаченно почесал затылок и внимательно посмотрел на друга.

– Слушай, – вдруг сказал Йен, – другой автомастерской не доверяешь… А мне доверяешь?

– В смысле? – не понял Уэсли.

– Мы с отцом и братом, когда мне было лет пятнадцать, столько машин отремонтировали… Мы ведь какое-то время жили за городом, там постоянно нужна техника, и времени мотаться по автосервисам нет. Да и сейчас, если у отца какие-то проблемы с машиной, он часто устраняет неполадки самостоятельно, и мы с Бобом ему помогаем. Мы и ручную рейку чинили, и колодки ручного тормоза меняли, и поршни чистили… Со ШРУСами тоже имели дело. Купи новый ШРУС, я могу к тебе завтра с утра прийти и помочь его поставить. Тогда, может, к вечеру с Торри уже умотаете в своё романтическое путешествие, – Йен махнул рукой куда-то вперёд, будто бы пустив в воздух воображаемый бумажный самолётик, и присвистнул.

– Ты сейчас серьёзно? – до конца не веря, спросил Уэсли.

– Вполне, – пожал плечами Смолдер.

– Слушай, тебе будто больше делать нечего, кроме как машину с утра чинить, – виновато сказал Пол.

– Завтра действительно нечего. Соглашайся, пока я добрый, – усмехнулся брюнет.

– Ну, если так… Чувак, ты не представляешь, как бы я тебе был благодарен, если бы ты мне помог, – Василевски неловко почесал затылок.

– Во сколько к тебе завалиться?

– Часов в десять не очень рано будет?

– Отлично, – заверил Йен. – Значит, завтра в десять жди.

– Дружище, спасибо! – с искренней благодарностью воскликнул поляк, пожав ему руку. – Очень выручил.

– Что только ни сделаешь ради влюблённых голубков, – рассмеялся Йен. – ШРУС не забудь купить.

Пол кивнул и, попрощавшись, ребята разъехались по домам.

Следующее утро у Сомерхолдера началось не так спокойно, как ему хотелось бы. Проснувшись, в спальне Нину он не обнаружил. Прислушавшись к звукам, доносившимся откуда-то с первого этажа, Йен понял, что она была дома и, судя по всему, с кем-то разговаривала по телефону. Взглянув на часы, он понял, что ему уже пора было собираться к Полу и, наскоро натянув спортивные шорты, он спустился вниз, чтобы в ванной привести себя в порядок. Нина его не видела, потому что, в противном случае, разговор, вероятней всего, перенесла бы на другое время.

Едва Сомерхолдер выключил воду после того, как побрился и почистил зубы, его слух зацепился за фразу, произнесённую Ниной: «Да, Кевин, я подъеду через полчаса». Йен сразу насторожился: зачем ей нужно было встречаться с исполнительным продюсером? Все сцены с участием Нины были уже отсняты, так что теперь от работы она была полностью свободна. Йен не был сторонником вторжения в личное пространство близких людей, но в этот раз, наверное, не до конца доверяя Нине, он решил узнать, какого содержания был её разговор с Уильямсоном. Продолжался он ещё около пятнадцати минут и привёл Сомерхолдера в бешенство. Ответы болгарки показывали одно: она собиралась приступить к съёмкам в девятом сезоне уже в конце сентября, то есть, когда ребёнку ещё не будет и месяца. Из её реплик становилось понятно, что это уже вопрос решённый, на предложение руководства она ответила согласием, даже не раздумывая, и сейчас они обсуждали несколько деталей концепции сезона. Йена даже не успокаивал тот факт, что, судя по всему, героиня Нины будет присутствовать не во всех эпизодах, а значит, времени на работу у неё уйдёт гораздо меньше, чем у остальных членов каста. Сомерхолдер был в ярости. Он стиснул зубы, и ему казалось, будто бы у него начинает гореть всё тело. Йен вышел из ванной комнаты, громко хлопнув дверью, и зашёл в кухню. Увидев его, Добрев вздрогнула и пообещала Уильямсону перезвонить.

– А ты чего так рано встал? – рассеянно спросила она, положив трубку.

– Я-то собирался поехать к Полу, – ответил брюнет, скрестив руки на груди и в упор с ненавистью посмотрев на болгарку. – И говорил тебе об этом, но ты, кажется, забыла. А вот зачем ты собираешься встретиться с Кевином в такую рань?

Добрев отвела взгляд, поняв, что её разговор с продюсером он слышал.

– Нина, – произнёс Йен. – Не хочешь мне ничего объяснить?

– Ты подслушивал? – с долей презрения спросила болгарка.

– По крайней мере, ты не сделала ничего, чтобы я не слышал этот разговор. Он был слышен даже из ванной.

Николина глубоко вдохнула.

– В таком случае, ты и сам уже всё знаешь.

– Ты серьёзно?! – с недоумением воскликнул Сомерхолдер. – Ты действительно собираешься начать съёмки в сентябре? А тебя не волнует, что нашему сыну тогда не будет и месяца?

Йен перешёл на повышенные тона и покраснел: он был просто в ярости.

– Успокойся, – попросила Нина. – Это не больше, чем на два месяца. Работа над сценарием ещё в процессе, но уже известно, что Елена будет задействована только в восьми эпизодах из шестнадцати. Часть мы отснимем в сентябре, часть – в январе.

– Ты ребёнка с кем оставишь? – рявкнул Йен.

Объяснения Нины его волновали мало.

– Да услышь ты меня наконец! – взмолилась она. – Я не собираюсь сниматься весь день, это будет занимать от силы часов шесть. На это время мы могли бы оставить сына с твоими родителями, вот и всё.

– С какими к чёрту родителями? – Сомерхолдер был в шоке. – Ему нужна мать! Не бабушки и дедушки, не дяди и тёти, а родная мать! Господи, когда же до тебя дойдёт… – пробормотал он, схватившись за голову.

– Как я, по-твоему, должна была ответить Джули и Кевину? – продолжила болгарка. – «Извините, в сентябре у меня пелёнки-распашонки по расписанию, и плевала я на то, что главная героиня должна вернуться в последнем сезоне, а я исполнительница её роли»? До маразма не доходи, это моя работа! – со злостью выплюнула она. – Кэндис вышла из декрета спустя два месяца после рождения Флоренс, и Джо ей слова не сказал. Что с тобой не так, Сомерхолдер?

Брюнет провёл руками по лицу и сделал глубокий вдох, но привести дыхание в норму всё равно не смог. Он потянулся к графину с водой, чтобы сделать пару глотков и успокоиться, но, наверное, ему бы это помогло мало: внутри всё кипело, в ушах стоял шум, руки тряслись.

– У Джо был гибкий график, и он мог сам оставаться с девочкой. Я этого делать не смогу, по крайней мере, сейчас. И да, ты правильно сказала: Флоренс было два месяца. А нашему сыну сколько будет? Две недели? Три? Да ты просто мать-героиня! – с едкой усмешкой воскликнул Йен.

Слышать такие ядовитые высказывания жениха Нине было неприятно, но перевести разговор в более спокойное русло она уже не могла и не хотела: Сомехолдер её сильно взбесил.

– Йен, объясни мне одну вещь. Почему ты перестал воспринимать меня отдельно от нашего ребёнка? Ты слышишь себя? – Добрев изо всех сил старалась держать себя в руках, но по мере того, как она говорила, делать это ей становилось всё труднее. – Все твои интересы, беспокойство, планы связаны только с ним. Обрати внимание хотя бы на меня! Или я для тебя просто чёртов инкубатор?

Девушка сорвалась на крик, и в её голосе звучала сильная обида. Йен стоял не шелохнувшись с широко распахнутыми глазами, сомкнув губы, и тяжело дышал.

– Можешь говорить, что хочешь, – выдохнув, произнесла Добрев. – Моего решения это всё равно не изменит. Я обещала завершить историю Елены, и я это сделаю, хотя «Дневники вампира» для меня уже давно в прошлом. И мне плевать, что ты об этом думаешь.

В этот момент чаша терпения Йена переполнилась и он на мгновение потерял контроль над собой.