Текст книги "А может?.. (СИ)"

Автор книги: atranquility

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 52 страниц)

По щекам Нины покатились слёзы.

– Если я не успею, – закончила она срывающимся голосом.

Остин смотрел на Николину непонимающим взглядом и даже не мог найти, что сказать: ему казалось, что на мгновение его будто бы парализовало.

– Остин, – умоляюще позвала Нина, взглянув парню в глаза.

– Вы же могли бы поговорить по телефону, – пробормотал парень, чувствуя, как изнутри его сжигает ядовитая ревность, которой в такой ситуации быть не должно, как понимал он сам.

– Остин, он дорог мне, – прошептала Добрев. – Ему нужно это. Я не могу отказать.

– Дождись хотя бы утра, – умоляюще попросил Стоуэлл, взглянув на Нину.

– Остин, счёт идёт на дни, – тихо проговорила Николина, боясь собственных слов.

В комнате повисло молчание. Стоуэлл опустил глаза, понимая, что удержать болгарку всё равно не сможет. И где-то внутри он чувствовал, что заставить её остаться он не сможет не только в этот вечер.

– Я вернусь скоро, – уверенно сказала Нина, взяв его лицо в ладони, но Остин ничего ей не ответил. Внутри Нина была раздосадована тем, что он не захотел попытаться понять, что она могла чувствовать в этот момент, но старалась на него не злиться.

– Будь осторожна, – наконец сказал Стоуэлл, и, услышав знакомые ноты теплоты и нежности в этой короткой фразе, Нина поняла, что найти точки соприкосновения с Остином им всё же удалось, и что, хоть ему было сложно это сделать, но свои эмоции он всё-таки переборол.

Нина ничего не ответила, а лишь поцеловала парня, обняв за шею.

Уже через полтора часа Добрев сидела в одном из залов аэропорта имени Джона Кеннеди в ожидании посадки на самолёт, следовавший рейсом Нью-Йорк – Ковингтон, которая должна была начаться буквально через полчаса. Нина взяла один из последних билетов на этот рейс, и сам факт, что она успела это сделать, был похож на чудо, будто бы кто-то свыше хотел, чтобы Нина увиделась с Йеном как можно быстрее.

– Йен, у Нины отключён мобильник, – соврала Кэндис, вернувшись в палату к другу.

Девушка хотела сделать ему маленький сюрприз, но знала, что Сомерхолдер будет недоволен, если будет заранее знать, что Нина специально прилетит в Ковингтон ради него.

– Ну ладно, – сказал как можно равнодушнее Йен, но сильное разочарование и грусть в глазах спрятать не смог. – Может, созвонимся тогда завтра утром. Кэндис, спасибо тебе.

– Должно быть, Нина просто отсыпается после перелёта, – сказала блондинка. – Сам знаешь, четырнадцать часов в воздухе – это не шутки.

– Да уж, – согласился Йен. – Слушай, а как она отдохнула-то? Ей понравилось в Сен-Тропе? Нина же всегда мечтала побывать на Средиземноморье.

Йен спрашивал о, казалось бы, бытовых вещах, но в его взгляде было столько энтузиазма, что Кэндис понимала: его по-прежнему интересует абсолютно всё, что связано с Ниной. Она до сих пор многое значит для него.

– Она в восторге, – ответила Аккола. – Особенно ей запомнилась знаменитая средиземноморская лазурь – ну, ты знаешь, море на южных берегах Франции по утрам бывает такого цвета. Говорит, что теперь поняла, что «Лазурный берег» – лучшее название для этих мест.

Йен слабо улыбнулся.

– Она сама тебе всё расскажет, – заверила КэндиКола. – Завтра… Когда созвонитесь, – осеклась она, не желая пока выдавать себя.

Йен кивнул. Разговаривали друзья ещё недолго: на Сомерхолдере сказывалось действие обезболивающих и других препаратов и самой болезни, поэтому он быстро уставал и постоянно хотел спать. Кэндис и Джо не хотели утомлять Йена и вскоре уехали.

На следующий день Кэндис не смогла попасть в больницу к другу, но знала, что в город уже приехала Нина, а потому была спокойна.

Нина испытывало сильнейшее чувство волнения, когда уже находилась на пути от отеля, в котором остановилась прошлой ночью, до госпиталя. Она не знала, что они с Йеном скажут друг другу, как эта встреча вообще скажется на его самочувствии, но очень надеялась, что всё пройдёт хорошо. В больничном коридоре болгарка столкнулась с Никки, которая даже изменилась в лице, когда увидела Нину. Девушки поздоровались друг с другом, но скрыть своё удивление Никки не смогла.

– Что ты здесь делаешь? – изумилась Рид.

– Мне кажется, мы здесь по одной причине, – ответила Нина. – Йен.

У Никки округлились глаза: она явно не ожидала встретить давнюю подругу здесь, а уж услышать от неё подобное – и подавно.

– Как ты узнала?.. – еле слышно спросила она.

– Мне позвонила Кэндис, – удивительно умело сохраняя спокойствие, ответила Добрев. – Она передала мне слова Йена о том, что он хотел о чём-то поговорить. Я знаю, что ситуация критическая… – в этот момент голос болгарки стал тише.

– Не стоит, – мотнула головой Никки. – Он сейчас очень слаб, неизвестно, как скажется на организме такая неожиданность, и…

– Никки. – перебила Нина и посмотрела девушке в глаза. – Сейчас мы должны делать всё в интересах Йена. Кэндис не привыкла лгать: ты можешь сама спросить его о том, о чём он вчера просил её. Нам с Йеном… Нужно это. – с уверенностью сказала Добрев.

Рид смотрела на девушку, не отводя взгляд и почти не дыша.

– Нужно посоветоваться с врачом, – настаивала на своём она.

– Тогда давай не будем терять время? – умоляюще попросила Нина. – Лечащий врач Йена сегодня в больнице?

– Да, – ответила Никки. – Я как раз хотела сейчас зайти к нему. Пошли.

Нина совершенно не хотела потакать желаниям Рид, но понимала, что, каким бы человеком она не была, все её действия были направлены на благополучие Йена и были обусловлены беспокойством за него. Больше всего на свете сейчас Нина хотела, чтобы у Йена было всё хорошо, а потому ради него она была готова наступить на горло собственным эмоциям.

Причина, по которой Никки так легко согласилась поговорить вместе с Ниной с лечащим врачом Йена, была проста: она была уверена в том, что Клэмптон не разрешит ей даже зайти в палату, так как любые волнения Сомерхолдеру сейчас были противопоказаны. Однако реакция кардиолога была прямо противоположна ожиданиям Рид.

– Если господина Сомерхолдера с этой девушкой связывают близкие отношения, они дружат, то почему её визит должен отрицательно сказаться на его состоянии? – размышлял вслух Клэмптон, когда Нина и Никки объяснили ему ситуацию. – Мисс Рид, у нас же всё-таки госпиталь, а не тюрьма какая-то. Пациентам всегда нужны положительные эмоции, которые могут им подарить близкие люди.

– Но они же с Ниной долго не виделись, – робко возразила Никки.

– Сколько вы не виделись? – спросил врач, обратившись к Нине.

– Два месяца, – едва сдержав смех от глупости заявления Рид, ответила болгарка.

– Это не долго, – сказал врач. – Другое дело, если бы пять лет… Мисс Рид, Вы же сами не отрицаете, что мисс Добрев и господина Сомерхолдера связывают тёплые отношения, – едва врач произнёс последнюю фразу, Нина увидела, что Никки даже изменилась в лице, скривив рот. – Поэтому лично я не вижу ничего опасного в том, чтобы они немного поговорили. Только недолго – пациент всё же очень слаб. Но даже короткие встречи пойдут ему на пользу. Нина, поговорите с ним о чём-то отвлечённом, вспомните какие-то забавные моменты вместе.

– Да, да, – пробормотала Нина. – Конечно, доктор.

Никки ничего не оставалось, кроме как согласиться с врачом.

– Только не волнуй его ничем, – попросила Никки уже перед входом в отделение интенсивной терапии.

– Неужели ты и правда думаешь, что я здесь для того, чтобы ему чем-то навредить? – спросила Нина, и в её голосе прозвучали ноты укора.

Никки ничего не ответила на это.

– Палата 49, – лишь сказала она.

Нина, даже не взглянув на Рид, отправилась в отделение интенсивной терапии. Она шла очень торопливо, и ей казалось, что сердце стучит в такт её шагам – так же быстро и неровно.

Нина аккуратно и почти бесшумно открыла дверь в палату. В воздухе витал неприятный «больничный» запах спирта и валокордина. Когда девушка увидела Йена, ей стало невероятно его жаль. Человек, который лежал сейчас на больничной койке, мало чем был похож на того Йена, с которым она виделась в мае: очень бледный, осунувшийся, едва дышащий. На коже, казалось, не осталось живого места от игл. В воздухе каждую секунду раздавался звук работы аппарата для отслеживания сердцебиения. Он до ужаса неприятен, но в этом месте не хочется даже думать о том, что он умолкнет. Пусть лучше «пиликает» – ведь это будет означать, что та тонкая линия жизни дорогого человека ещё не оборвалась, что ещё есть шанс выкарабкаться назло судьбе.

Глаза Йена были закрыты, и Нине показалось, что он спал. Тревожить Сомерхолдера она не хотела, поэтому она уже было развернулась, чтобы выйти из палаты с намерением зайти чуть позже, но в тот же момент услышала сзади себя голос – тихий, очень слабый, но такой знакомый и родной.

– Нина? Я сплю или?..

Нина обернулась.

– Привет, – прошептала она, подойдя к нему. – И ты совершенно не спишь, – улыбнулась болгарка.

– Но… Ты же была в Нью-Йорке…

– Кэндис позвонила мне и сказала, что ты хочешь о чём-то поговорить, – чуть слышно сказала Нина. – Но что значат телефонные разговоры? Лучше разговаривать лично, как ты считаешь?

– Ты приехала ради меня? – робко спросил Йен.

– Да.

– Нина, не надо было. – проговорил он. – Вы с Остином недавно прилетели, тебе нужно отдыхать, и вообще…

Сомерхолдер мог говорить всё что угодно, но его глаза светились от счастья, когда он увидел перед собой Нину. Он был действительно рад этой неожиданной, но такой желанной встрече.

– Я отдыхаю уже второй месяц, куда больше? – воскликнула Нина, улыбнувшись. – Мы же не чужие друг другу люди. Я бы не могла спокойно продолжать заниматься своими делами, зная о том, что с тобой сейчас происходит.

Сомерхолдер смотрел на Нину с искренней благодарностью.

– Спасибо тебе, – прошептал он. – Как ты? – спросил Йен, опередив девушку, которая хотела задать ему тот же самый вопрос. – Как тебе Сен-Тропе? Кэндис говорила, что ты в восторге. Расскажи мне всё, – попросил он.

Нина улыбнулась.

– Сен-Тропе – потрясающее место. Там очень шумно, но от этого не менее уютно. От видов захватывает дух! Ты же помнишь фильм «И Бог создал женщину»?

– Конечно, – кивнул Йен. – Одна из лучших работ Бриджит Бардо, как по мне.

– Да! Ты же помнишь, как часто в нём показывали бухты с яхтами, горы, маленькие домики с черепичными крышами? Оказывается, этот фильм снимали в Сен-Тропе, – рассказывала Нина. – Эта провансальская атмосфера завораживает, – призналась болгарка. – На набережных всегда очень много народу, и это неудивительно: прогуляться вечером по таким местам, подышать морским воздухом, поговорить о чём-то отвлечённом, поделиться эмоциями от прожитого дня – лучший способ расслабиться. Эти набережные стали моим вторым любимым местом в Сен-Тропе.

– А какое же первое? – поинтересовался Йен.

– Плас де Лис покорила моё сердце навсегда, – сказала Нина. – Эта площадь всегда залита солнцем, там поют птицы и всегда бегает местная детвора. Кругом что-то кричат французы, играя в петанк*, а рядом туристы неспешно пьют кофе в местных кафетериях или же рассматривают фотографии, сделанные за день, в тени ветвистых зеленеющих деревьев. Знаешь, когда я попала в это чудесное место, мне показалось, что я оказалась в сказке. У меня на телефоне есть несколько фотографий, хочешь посмотреть?

– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул Йен.

Нина достала свой смартфон и открыла на нём альбом с фотографиями из Сен-Тропе. Каждое фото, показанное Йену, она подробно и эмоционально описывала. Плас де Лис понравилась и Сомерхолдеру: очень уж уютным ему казалось это место.

– А как тебе лазурное Средиземное море по утрам? – спросил Йен. – Когда я был проездом в Ницце год назад, я был просто поражён – я даже не думал, что вода может приобретать такие яркие оттенки. КэндиКола говорила, что тебе тоже очень понравилось.

– Средиземноморская лазурь – это вообще отдельная история, – улыбнулась Нина. – Когда я в первый раз увидела её, я сделала фотографий пятьдесят, не меньше. Потом заставлю Остина распечатать и развесить по всему дому – красиво ведь! Будут почти фотообои, – рассмеялась болгарка.

– Как Остин, кстати? – с энтузиазмом спросил Йен.

Нина удивилась такому вопросу, ведь Сомерхолдер и Стоуэлл были знакомы всего-ничего и общались только один раз – на свадьбе Кэндис и Джо.

– Отсыпается после перелёта, – ответила Нина. – Мы наконец-то закончили эту катавасию с переездом, от которого, кажется, ближайшие полгода только отдыхать и будем.

– Так тебя можно поздравить с переездом, – улыбнулся Йен. – Молодцы, ребята, это дело действительно серьёзное. Как нервы? – рассмеялся он.

– Ни к чёрту, – хохотнула болгарка. – Не поверишь, в процессе потерялась коробка со всей домашней обувью! Пришлось в срочном порядке атаковать магазины Нью-Йорка.

– Это печально, конечно, но думаю, что Нина Добрев точно не была против шопинга, – улыбнулся Сомерхолдер.

– Знаешь, Нина Добрев действительно не против шопинга, но покупать домашние тапки как-то не очень интересно, – хохотнула брюнетка. – А на большее сил уже не хватало.

– Думаю, ты компенсировала это в Сен-Тропе.

– Ты абсолютно прав! Уже подумываю о том, чтобы купить второй шкаф в спальню, Остин крутит пальцем у виска.

Йен улыбнулся.

– Как ты? – тихо спросила Нина.

– Знаешь, я скучал по тебе, – тихо ответил Йен, и Нина почувствовала, как по её коже пробежали мурашки. – Мне очень не хватало твоего неиссякаемого позитива: он помогает принимать жизнь такой, какая она есть. И я рад, действительно рад увидеть тебя вновь, хотя я и думал, что наша встреча после твоего ухода из «Дневников» произойдёт в несколько другой обстановке.

– Йен, всё будет хорошо, – сказала болгарка и осторожно взяла Сомерхолдера за руку. Вновь ощутив тепло его тела, она почему-то почувствовала себя спокойнее. – Ты всегда находил выход из трудных ситуаций, и тебе по силам справиться…со всем этим.

– Знаешь, я долго думал обо всём этом, – задумчиво сказал Йен. – О том, почему всё это произошло именно со мной, о том, что я ощущаю и как представляю своё будущее. Во мне нет совершенно никакой злости: если мне суждено было заболеть, значит, так надо, и этот факт не в силах изменить никто. Я принял это. Но мне страшно. Я впервые осознал, что действительно чего-то боюсь. Я просто смотрю на это яркое солнце и понимаю, что завтра уже могу его не увидеть. Я слышу голоса своих родных и близких и боюсь, что совсем скоро они могут перестать звучать для меня. Когда я узнал о прогнозах врачей, в голове были только мысли о моих друзьях и родных. Но со всеми ними я общаюсь и вижусь, а с тобой связь как-то неожиданно для меня прервалась с тех пор, как ты ушла из сериала. И, если честно, мне вдруг стало страшно, что всё останется как есть: что я тебя так и не увижу и даже не услышу твой голос. Поэтому вчера я попросил у Кэндис телефон, чтобы позвонить тебе, но, кажется, она вновь всё сделала по-своему, – Йен улыбнулся.

– Даже не думай об этом, – твёрдо сказала Нина. – Ты будешь видеть этот мир и всех нас, ты будешь слышать наши голоса потому, что будешь жить. Неужели ты не веришь в это?

– Я очень хочу верить в это, – отозвался Йен. – Но я – реалист. И я не знаю, что меня ждёт через те же тридцать минут и тем более – о том, что будет после операции.

Сомерхолдер сделал паузу, внимательно посмотрел на Нину и затем продолжил.

– Именно поэтому я хотел позвонить тебе…чтобы успеть сказать всё.

Нина почувствовала, как у неё похолодели руки.

– Йен… – прошептала она.

– Прошу, выслушай меня, – попросил он. – Нина, я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, ты всегда была, есть и будешь для меня особенным человеком. И я хотел сказать… Спасибо за то, что ты появилась в моей жизни и сделала меня таким, какой я есть сейчас. Я мог злиться, обижаться, не понимать и не принимать выбор, который ты делаешь, но раз за разом, пытаясь вычеркнуть из своей жизни тебя навсегда, я понимал, что без тебя она уже не будет такой, какой мне нравится её видеть. Ты привносишь в неё доброту и тепло, которых порой так не хватает в этой суете. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива, потому что такой человек, как ты, этого действительно заслуживает. Пожалуйста, сохрани в себе то светлое начало, которое в тебе есть.

Нина чувствовала, что сдерживать слёзы становится всё труднее. Она крепче сжала руку Йена, и он стиснул её пальцы, будто бы боясь отпустить.

– Нина, прости меня, – тихо проговорил Йен. – Я… Многого я не должен был говорить и делать.

Добрев жадно хватала ртом воздух, чувствуя на губах солёный привкус слёз, текших по щекам.

– Мне кажется, что из нас двоих просить прощения должен точно не ты, – прошептала она. – Знаешь, если судьба сейчас предоставляет мне шанс сказать тебе о том, что не давало мне покоя всё это время, то я им воспользуюсь. Чувство вины за то, что я сделала два года назад, никогда не покинет меня. Мне до сих пор стыдно смотреть тебе в глаза. В моей душе с того самого дня образовалась огромная зияющая дыра, и боль в сердце навсегда останется для меня напоминанием о том, что я натворила. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, но я уже давно прокляла тот день, когда…

– Я давно простил тебя, – перебил её Йен. – Я вижу, как ты переживаешь из-за всего случившегося.

Сомерхолдеру было тяжело говорить о том, из-за чего они с Ниной расстались, потому что в этот момент он понимал: его самая заветная мечта – иметь ребёнка – может так и не сбыться. И сейчас, находясь на грани жизни и смерти, играя с огнём и с опаской говоря о будущем, Йен вдруг на мгновение подумал, как было бы здорово, если бы их с Ниной ребёнок всё-таки родился. Они с Ниной сейчас были бы настоящей семьёй, воспитывали бы общего малыша, который обязательно был бы похож на них обоих, и его выкрики «папа!», обращённые к Йену, придавали бы ему больше сил и были бы лучшим стимулом для того, чтобы справиться со всем тем, что на него навалилось. Однако злости на Нину Йен уже не чувствовал. Какая-то сила внутри него, которая имела над ним невероятную власть, препятствовала этому.

– Раньше я думал, что никогда не смогу простить тебя, – признался Йен. – Ненависть сжигала меня изнутри, я никогда не чувствовал себя так и боялся собственных ощущений. Я долго размышлял над этим и впоследствии корил себя за то, что даже не выслушал тебя в тот вечер, хотя когда-то клялся, что буду с тобой всегда и постараюсь понять и принять любой твой выбор, каким бы он ни был. Я был в какой-то степени эгоистом, пытаясь заставить тебя почувствовать то же, что ощущал я – желание иметь детей. И при этом я совершенно забывал о том, что ты младше меня на десять лет, а это значит, что в жизни у тебя могут быть совершенно другие приоритеты, которые отличаются от моих. Знаешь, жизнь со временем научила меня принимать всё, что с нами происходит, – сказал Йен. – И, самое главное, прощать близких людей. Знаешь, мне сейчас так легко… Я долгое время хотел поговорить с тобой обо всём, что сказал сейчас, но не решался. Ну хоть так судьба толкнула меня на этот разговор. Так что теперь, даже если худшие прогнозы врачей сбудутся, я уйду из жизни со спокойной душой.

– Пожалуйста, живи, – чуть слышно прошептала Нина. – Ты ещё очень многое должен воплотить в жизнь.

Йен слабо улыбнулся.

В этот момент в палату заглянула медсестра.

– Прошу прощения, что прерываю, – робко сказала она, – в нашем отделении посетителям не разрешено находиться в палате больше часа.

– Да-да, – встрепенулась Нина. – Можно ещё буквально пять минут?

– Но не больше, – сказала медсестра. – Вы же сами видите, пациент ослаблен.

– Такие визиты мне идут только на пользу, – сказал Йен.

Медсестра вышла из палаты.

– Знаешь, – обратилась к Сомерхолдеру Нина, – я хочу кое-что тебе подарить.

С этими словами болгарка вытащила из своей сумочки маленький гранатовый нательный крестик с простой чёрной тесьмой.

– Мама подарила мне этот крестик, когда мне было семь лет. С тех пор я с ним не расставалась никогда, хотя ни разу не надевала его на себя. Я не могу назвать себя набожным человеком, но я всегда верила и буду верить в то, что всё-таки в нашей жизни есть кто-то выше нас. А рядом с каждым из нас всегда есть ангел-хранитель, уберегающий от многих бед и невзгод. Возьми его, – с этими словами Нина вложила в руку мужчины крестик и зажала его пальцами Йена. – Не теряй его. Всё будет хорошо, – прошептала Нина.

Йен взглянул на крест, а затем на Николину. Та улыбнулась.

– Я всегда верила и буду верить в тебя, – сказала она. – Обязательно звони, если тебе что-то будет нужно.

– Я очень надеюсь, что всё-таки смогу прийти на премьеру фильма с тобой в главной роли, – отозвался Йен.

Сомерхолдер в последний раз взял руку Нины в свою и крепко её сжал.

– Будь счастлива.

Нина приветливо кивнула Йену и вышла из палаты, чувствуя одновременно и лёгкость, и тревогу. Уже спускаясь по лестнице, Нина заплакала снова. С ней была настоящая истерика. Оставлять Йена она боялась. Их разговор очень напоминал ей прощание, и мысли об этом приводили её в полное отчаяние.

Йен в скором времени заснул. И снилась ему не его невеста, не родной дом и не друзья, а она – девушка, по которой он так скучал, с которой в этот день вновь смог почувствовать лёгкость и которая помогла ему поверить в то, что ещё, может быть, не всё потеряно. Йена, как и Нину, нельзя было назвать очень верующим человеком, но даже во сне он крепко сжимал в руках тот самый крестик, который ему подарила Нина. Теперь он для него стал своеобразным символом надежды и напоминанием о близком человеке.

Комментарий к Глава 33 *Петанк – провансальская игра, бросание шаров.

====== Глава 34 ======

Нина, выйдя из здания больницы, отправилась прямиком в аэропорт: нужно было взять билеты в Нью-Йорк, потому что билет на Ковингтон, купленный ею, был только в один конец. Однако желания и чувства Нины были прямо противоположны её действиям. Болгарка чувствовала, что уезжать из Ковингтона, по крайней мере сейчас, она не должна: её не покидало ощущение, что если она уедет, может случиться что непоправимое, страшное. На протяжении всей полуторачасовой дороги до аэропорта Нина старалась убедить себя в том, что все её дурные предчувствия – не более чем результат её эмоциональности. «Йен в надёжных руках. Рядом с ним лучшие врачи… И Никки», – повторяла себе Добрев.

Как она добралась до аэропорта, Нина даже не помнила: ей казалось, что она всё делает на автомате и находится в какой-то прострации.

– Девушка, билеты на рейс Ковингтон – Нью-Йорк есть, только ближайший вылет завтра в 21:30, – тараторила приветливая сотрудница авиакассы, которой, кроме Нины, предстояло обслужить ещё не один десяток человек. – Вы будете брать?

Нина слышала вопрос, но ничего не ответила. В этот момент, словно яркая вспышка, в её сознании возник испуганный и полный боли и отчаяния взгляд Йена. Они попрощались на мажорной ноте, Нина выполнила его просьбу, а Сомерхолдер дал ей обещание бороться, но… Словно тысячи едва заметных, но очень крепких нитей держали её рядом с этим человеком, внутренний голос говорил: «Просто останься». Нина очень хотела побороть это чувство, но перед ним была слишком слаба. А там, в Нью-Йорке, за сотни километров отсюда, её ждал другой мужчина – он безумно её любит и очень скучает, а она… А она даже не вспомнила о нём за эти два неполных дня своего отсутствия.

«Остин поймёт… Должен понять», – пронеслось в голове у Нины.

– Девушка, – нетерпеливым тоном попросил молодой мужчина, стоявший за Ниной, – пожалуйста, решайте быстрее. Я опаздываю! – нервно воскликнул он.

Нина встрепенулась.

– Простите, – пробормотала болгарка.

– Вы будете брать билет? – повторила свой вопрос сотрудница авиакассы.

– Спасибо, – проговорила Нина. – Пожалуй, нет.

Добрев поспешила отойти, чтобы не задерживать очередь. Что ей делать дальше, она не знала, но болгарка вдруг почувствовала, что в глубине души наступило спокойствие – будто бы выбор, сделанный ею, был абсолютно правильным.

В этот момент Нина почувствовала вибрацию мобильника: пришло смс-сообщение.

«Никогда не надевай цветные линзы: они скрывают красоту твоих невероятных глаз», – эти слова, которые Добрев увидела на экране смартфона, принадлежали Йену. Нина действительно некоторое время пользовалась голубыми линзами, но не думала, что даже такие небольшие изменения во внешности будут значимы для Йена в его состоянии. Это смс-сообщение от него было первым за последние полгода: Никки с большой ревностью относилась к общению Йена с любыми девушками, и в первую очередь это, конечно, касалось его отношений с Ниной, поэтому со своими друзьями и коллегами противоположного пола Сомерхолдер предпочитал общаться в живую.

Нина улыбнулась.

«Так точно, господин Сомерхолдер!», – ответила она.

«Вольно, солдат! :) Ты скоро уезжаешь?» – ответные сообщения приходили так быстро, что Нина не успевала убрать телефон обратно в карман. «Счастливого пути и мягкой посадки».

«Я пока не уезжаю», – отвечала Нина. «Знаешь, оказавшись в Ковингтоне, я вдруг почувствовала, что невероятно соскучилась по этому городу», – написала она.

Отчасти это было правдой: с этим шумным, но уютным городом Нину действительно связывало многое, однако это не было первой причиной, по которой она решила остаться.

«Поэтому я решила, что останусь ещё на пару дней. Встречусь с Кэндис, с Полом и Торри – они ведь прилетают завтра. Да и если я буду находиться рядом с тобой, мне будет как-то спокойнее», – призналась Добрев.

Прочитав последнюю фразу, Йен улыбнулся. Отпускать Нину ему тоже совершенно не хотелось, но он понимал, что просить её остаться было бы эгоистично с его стороны. Но вместе с этим он совершенно не хотел, чтобы эта девушка видела его в том состоянии, в котором она находился сейчас: Сомерхолдер совсем ослаб, был бледен, говорил тихо и быстро уставал.

«Если ты будешь рядом со мной, я буду ощущать присутствие своего ангела-хранителя сильнее».

Таких слов он не говорил никогда и никому, только ей – девушке, в присутствии которой он действительно ощущал что-то неземное, очень светлое, чистое и невероятно нужное.

Переписку Нины и Йена на время прервал звонок Остина. Нина, увидев имя своего бойфренда на экране смартфона, некоторое время в ступоре просто смотрела на него, и, опомнившись, взяла трубку только через несколько секунд.

– Привет, – тихо ответила она.

– Как ты? – спросил Остин. – Ты не звонила со вчерашнего вечера, и я…

– Прости, – пробормотала болгарка, перебив его. – Меня немного утомил перелёт, я не очень хорошо себя чувствовала, поэтому сразу легла спать.

– Сейчас всё нормально? – с заботой спросил Стоуэлл.

– Да, всё хорошо, – заверила Нина.

– Когда ты возвращаешься?

– Остин, – как можно осторожнее начала Добрев, предвидя реакцию парня на то, что она собиралась ему сказать. – Наверное, я задержусь в Ковингтоне ещё на пару дней. Йен сейчас не в лучшем состоянии, и… Я чувствую, мне нужно быть рядом с ним. Хотя бы до того момента, пока ему не сделают операцию.

– Ты же планировала вернуться на следующий день, – еле слышно сказал Стоуэлл.

– Остин, он мой друг, – ответила Нина, хотя и понимала, что лжёт близкому человеку. Рядом с Йеном её удерживали не дружеские чувства. – Я не могу оставить его в таком состоянии.

– Йен что, совершенно один? – уже громче спросил Стоуэлл. – Ни друзей, ни жены, ни родственников?

– Они все рядом с ним, – отозвалась Нина. – И родители, и брат, и друзья, и девушка.

Добрев сделала паузу, не зная, как объяснить Остину свои ощущения. Понять их он всё равно бы не смог. Принять их ему было бы ещё сложнее.

– Остин, пожалуйста, – взмолилась Нина. – Этот человек, он…

– Он твой бывший жених, Нина, – резко ответил Стоуэлл.

– Причём здесь это! – воскликнула болгарка. – Остин, нас связывала крепкая дружба ещё задолго до того, как мы начали встречаться. И она продолжилась после того, как мы расстались. Пожалуйста, не додумывай ничего. Сейчас не время и не место для этого.

Нина помолчала несколько секунд, но затем продолжила.

– Остин, я люблю тебя. – едва слышно прошептала болгарка. – Пожалуйста, не забывай об этом.

В телефонной трубке послышался негромкий вздох. Нина могла говорить всё что угодно, но о её чувствах Остин уже знал всё, и даже не благодаря тому, что прочитал её дневник: что для неё значил Сомерхолдер, отражалось в её эмоциях и поступках.

Стоуэлл крепко сжимал в руках телефон, стиснув зубы от отчаяния. Физически Нина могла быть с ним, могла его обнимать и целовать, признаваясь в любви, но мыслями, душой и сердцем она принадлежала совершенно другому человеку. Остин, забывая о собственной гордости, готов был простить ей эту слабость, с которой она справиться уже не могла, лишь бы когда-нибудь увидеть, что он значит для неё то же, что и Йен.

– Ты нужна мне ничуть не меньше, чем Йену, – прошептал Остин.

Нина устало прижалась к стене в зале ожидания аэропорта. Её сердце будто бы разрывалось на две части, и, быть может, чтобы стало легче, она должна была отказаться от одного из двух людей, которые стали в её жизни самыми родными и близкими. Забыть, вычеркнуть из жизни, отпустить. Сколько раз Нина пыталась это сделать! Она знала, что, как бы она ни старалась, у неё это уже не получится – слишком крепкой была та незримая нить, которая связывала её с этими двумя совершенно разными по характеру и взглядам, но одинаково дорогими мужчинами.

– Мой хороший, пожалуйста, попытайся меня понять, – обессиленно умоляла Нина. – Я обещаю, что вернусь сразу же, когда Йена прооперируют. Врачи сказали, что, скорее всего, это произойдёт на этой неделе.

Остин молчал. Сейчас ему впору было бы разозлиться на неё, может быть, поставить ультиматум, но… В который раз Стоуэлл потерпел фиаско перед своими чувствами. Он хотел только одного: чтобы Нина была счастлива. И он понимал, что она всё равно не сможет жить спокойно, зная, что происходит с Йеном. Стоуэллу ничего не оставалось, кроме как смириться. Кто-то скажет: «Тряпка!», «Подкаблучник!»… Нет. Просто сильный человек, которого именно любовь к девушке, которой никогда не суждено было стать его, учила прощать и преодолевать эгоизм, когда он проявлялся совершенно не вовремя.

– Здоровья ему, – чуть слышно сказал Остин, и таких слов от него не ожидала даже Нина.

Эти слова дались ему с большим трудом, потому что справиться с ревностью он так и не смог, но в них не было злости или насмешки, поэтому они звучали искренне и отзывались теплотой в душе Нины.

– Остин… – произнесла Добрев, но парень не дал ей договорить.

– Я не буду вмешиваться в ваши с Йеном отношения, хотя я не буду скрывать, что мне трудно принять тот факт, что моя девушка сейчас рядом не со мной, а с другим мужчиной. Но, наверное, абсурдно просить тебя забыть обо всём и стремглав мчаться ко мне прямо сейчас, – чуть слышно сказал он. – Просто знай, что я буду ждать того дня, когда снова увижу твои глаза.