Текст книги "А может?.. (СИ)"

Автор книги: atranquility

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 52 страниц)

– Здесь очень много фотографий, о существовании половины из них ты и не догадываешься, – сказал брюнет. – В роли тайных фотографов всегда выступали разные люди: когда я, когда Пол, когда Мэтт. Изрядно пощёлкать фотоаппаратом успели даже Маларки и Вуд, – усмехнулся Йен. – Здесь есть фото и твоего авторства, и селфи, и смазанное не пойми что, на котором можно разглядеть только очертания фигур. Мы с ребятами постарались подписать всё, что помнили.

Нина открыла альбом и с увлечением начала рассматривать фотографии, помещённые в него вразброс.

21 июня 2009 года, первый съёмочный день. Дурашливое селфи с Йеном: Нина скосила глаза, Сомерхолдер свернул губы трубочкой, высунув язык. Подпись Йена: Начало. Тогда Джули и Кевин ещё не жалели, что взяли нас в этот сериал.

19 августа 2012, фото авторства Пола Уэсли: Сомерхолдер в классическом костюме спит на полу, поджав ноги под себя и скрестив руки на груди. Подпись почерком Пола: и за что ему платят деньги?!

1 апреля 2010, Нина и Пол разрисовали лицо Кэндис зелёнкой. Эмоции Акколы неподражаемы! Подпись Мэтта Дэвиса: Внимание всем постам: спрятать ЛЮБЫЕ колюще-режущие предметы!

21 января 2014 года, фото Майкла Маларки, сделанное Ниной. Всё лицо у парня в остатках кремового торта. Подпись Кэндис: Добро пожаловать в команду!

18 октября 2014 года, Новый Орлеан, свадьба Кэндис и Джо. На фото в центре – жених и невеста, по левую руку от Кэндис – Йен, по правую руку от Джо – Нина. По разные стороны от ребят расположились Пол, Торри, Кэт, Клэр, Джули и Кевин. Подпись Джули: Работаем над третьей серией пятого сезона. Решили поменять концепцию, и теперь снимаем сериал по фанфикам. Первым на глаза нам попался один, в котором Кэролайн выходит замуж за Клауса. Джозеф, к сожалению, приехать не смог, поэтому встречаем новую версию Майклсона;) Шутка. Просто свадьба. Просто счастье.

И много-много других фото.

– Йен, это потрясающе, – выдохнула Николина. Несколько слезинок упали на твёрдую бумагу.

– У тебя начинается совершенно новый путь, – сказал Сомерхолдер. – И я уверен, что у тебя всё получится. Если честно, мне уже не терпится увидеть тебя в новых образах. Клятвенно обещаю, что приду на премьеру первого фильма, который будет выпущен с твоим участием.

– Ловлю тебя на слове, – с улыбкой ответила Нина.

– Спасибо тебе за эти потрясающие шесть лет. Я не мог выдумать партнёрши лучше.

Йен говорил так, будто бы не было между ним и Ниной того ужасного мая 2013 года, после которого они отчаянно пытались вычеркнуть друг друга из своей жизни. Будто бы не было ни боли, ни расставания. Йен смотрел на Николину, как прежде: с такой же теплотой и добротой. Она не знала, что он уже простил её за все её ошибки и по-прежнему желал ей только добра.

Добрев почувствовала, как по её телу словно прошёл разряд электрического тока. Больше всего на свете ей сейчас хотелось прикоснуться к губам Йена и снова ощутить этот знакомый до боли вкус. Раствориться в ощущениях, дать им поглотить себя сполна. Но Нина изо всех сил гнала от себя подобные мысли и старалась заглушить вспыхнувшие с новой силой чувства.

– Спасибо, что разделили со мной эти шесть лет, – тихо сказала Николина. – Спасибо за всё. Я буду скучать.

– Это ещё не конец, – задумчиво ответил Йен. – Тебе уже, наверное, пора... – откашлялся он.

Нина кивнула.

– Тебе помочь с коробками?

– За мной приедет Остин, – отозвалась болгарка. – Спасибо за беспокойство, Йен.

– А… Точно, – пробормотал брюнет. – Ну… Удачи тебе, Нинс. Выше нос. Всё будет хорошо! Ты боец.

С этими словами Сомерхолдер шагнул в сторону болгарки и крепко обнял её, так что она смогла почувствовать тепло его тела.

– Пока, Йен, – прошептала она.

– До скорой встречи. – тихо, но уверенно ответил он. Он мог бы тоже сказать «пока», но он отчего-то был уверен в том, что эта встреча с Ниной далеко не последняя.

Вскоре оставшиеся коробки, которых было немного, Нине помог погрузить в машину такси Остин.

– Как всё прошло? – несмело спросил парень, когда ребята уже ехали домой.

– Хорошо, – обессиленно ответила болгарка, положив голову ему на плечо.

Больше она ничего сказать не могла. В горле стоял предательский ком, а слёзы, бежавшие по щекам, она остановить уже не могла. Сейчас в её душе смешалось всё: светлая грусть от прощания с сериалом и друзьями, страх перед неизвестностью и дикая боль, разрывавшая сердце, от осознания того, что с Йеном они сегодня, возможно, виделись в последний раз. Нина понимала, что его нужно отпустить, её разум отчаянно спорил с сердцем, и чувства брали верх, захлёстывая болгарку, чувствовавшую себя в этот момент такой слабой, как никогда раньше, сильнейшей волной боли. Нина взглянула на Остина, не решившегося тревожить её дальнейшими расспросами.

Я научусь его любить. Научусь... – мысленно повторяла Нина.

Комментарий к Глава 30 Даже не знаю, что сказать... Глава получилась не очень-то насыщенной на события, но, наверно, насыщенной на эмоции. Уверена, Нина была взволнована, когда покидала сериал, и захотелось пофантазировать о том, как прошёл её последний день в команде “Дневников”. И вот что из этого вышло. Отдельное спасибо парню, представлявшему Польшу на Евровидении-2016, за шикарную песню, которая очень помогла в редактировании главы и добавила в неё некоторые моменты)

Приятного прочтения.

====== Глава 31 ======

Закончив съёмки шестого сезона и попрощавшись с сериалом «Дневники вампира», Нина поняла, что ей необходим отдых: она ощущала сильную усталость – не столько физическую, сколько моральную, – и чувствовала себя совершенно измотанной и опустошённой. Болгарка решила не браться за работу в каких-либо проектах до осени и посвятить лето себе и друзьям, чтобы набраться сил перед новым витком своей жизни. У неё были большие планы на это лето: они с Остином хотели завершить все дела с переездом в Нью-Йорк, затем отдохнуть в Торонто вместе с семьёй Нины, а после – уехать в какое-нибудь экзотическое и, желательно, уединённое место, чтобы провести там оставшееся время, наслаждаясь солнцем, песком и морем. Однако в конечном итоге всё пошло совершенно не так, как представляла Нина: на болгарку вдруг накатила такая апатия, что она не чувствовала в себе никаких сил и, главное, желания, чтобы чем-то заниматься. Всегда активная и жизнерадостная, Добрев не узнавала саму себя. Она практически не выходила из дома – а в это время по всей квартире были расставлены недособранные чемоданы в ожидании переезда, который Остина она попросила отложить на некоторое время. Даже поездку в Торонто к семье Нина решила перенести. Сейчас ей, как никогда раньше, хотелось побыть одной, и все попытки Остина как-то её растормошить кончались неудачей. Нине было очень стыдно перед ним за такое отношение и своё состояние, но с собой ничего поделать она не могла.

Свой уход из «Дневников вампира» Добрев, несмотря на тоску по друзьям и нежелание с ними расставаться, неизменно ассоциировала с началом нового, очень важного этапа в своей жизни, плацдармом к осуществлению мечты реализовать себя в большом кинематографе и даже с некой свободой. Однако и здесь Нина столкнулась с полным расхождением своих ожиданий и реальности. Она поняла, что сейчас вместо чувства облегчения и сладкого предвкушения предстоящего пути она чувствует лишь тоску и желание закрыться ото всех, побыть немного в собственном мире наедине со своими ощущениями и мыслями. Нину не покидало ощущение, что она потеряла что-то очень важное и поступила неправильно. Свои чувства сейчас болгарка не могла доверить никому, кроме дневника, в котором она стала делать записи практически ежедневно.

Дорогой дневник,

Наверное, я стала ужасным нытиком. Я знаю это, но ничего не могу с собой поделать. Прошло уже две недели с последнего дня съёмок шестого сезона. Я мечтала сразу же окунуться с головой в суету, связанную с предстоящим переездом, затем поехать вместе с Остином в Торонто, повидать родителей, Сандро, Дерека и Джулианну и как следует отдохнуть. Но ничего из этого я так и не сделала. Сейчас я осознаю, что даже не хочу этого.

Мне очень стыдно перед Остином. Этот человек для меня как солнышко… Каждым своим действием, словом, взглядом он пытается как-то помочь мне выбраться из моего состояния. Каждое утро он будит меня завтраком в постель, шепча, как сильно меня любит, придумывает, как меня можно развлечь: вчера мы ходили в парк аттракционов, завтра планировали сходить в музей современного искусства, а на выходных Остин предложил уехать за город на пикник. Однако ничего из этого не вызывает во мне совершенно никакого интереса. Я вижу, как он хочет поскорее переехать в Нью-Йорк, но он терпеливо ждёт и с переездом меня не торопит. Мне жутко стыдно перед ним, потому что я понимаю, что не могу ответить ему той же теплотой, с которой относится ко мне он, хотя я очень этого хочу. Кажется, я уже давно перестала разбираться в своих чувствах. Это звучит бредово, но это действительно так. Каждый день я пытаюсь убежать от своего прошлого, от мыслей и воспоминаний о тех днях, которые уже не вернуть, и своё спасение от этого я ищу в Остине. На вопрос о том, люблю ли я его, я уверенно отвечаю сама себе: «Люблю». Но в этот момент в моём сознании неизменно появляется образ совершенно другого мужчины. Мужчины, которого я предала и который давно нашёл счастье с другой девушкой. Я задаю себе вопрос: «Остались ли во мне какие-нибудь чувства к Йену?» И тут уже себе отвечаю не я: в такие минуты кричит сердце, и я осознаю, что до сих пор люблю этого мужчину. Я впервые боюсь своих чувств и изо всех сил стараюсь в себе их убить. Я верю, что однажды мне хватит сил это сделать. Хотя бы ради Остина и будущего с ним, которое пока что я действительно вижу. Он дорог мне, и я очень боюсь сделать ему больно. «Любить двоих – это нормально», – говорила Кэтрин Пирс. Возможно, в этих словах есть доля истины, но едва ли можно любить двух совершенно разных людей абсолютно одинаково. И здесь речь идёт совсем не о глубине чувств и их силе, а о том, как можно её назвать: братско-сестринской, дружеской, романтической. Что я испытываю к Остину, я и сама не могу выразить словами. Я люблю его, но как – и сама уже не понимаю.

Наверное, сейчас мои записи выглядят, как сопливые заметки девочки-старшеклассницы, расставшейся с красавчиком-бойфрендом, и делающей из этого трагедию похлеще «Ромео и Джульетты». Возможно, прочитав их через несколько лет, я и правда посмеюсь или, по крайней мере, снисходительно улыбнусь, пробормотав себе под нос что-то наподобие: «Ну, и в 25 лет такое случается, с кем не бывает». Я и правда никогда не думала, что буду переживать такое – я всегда считала, что проблемы в личной жизни всегда можно перенести. Гораздо больнее потерять близкого человека. Однако сейчас я чувствую, что меня это душит. Я не хочу улыбаться, в глазах постоянно стоят слёзы. И если то, что произошло, не потеря близкого человека, то что это тогда? Мои убеждения в очередной раз потерпели полное фиаско. Расставшись с Йеном, я думала, что эмоции пойдут на спад спустя, может быть, полгода. Но прошло уже два года, а к горлу всё равно подкатывает предательский комок, когда я вижу, как он целуется с Никки, а в сознании неизменно возникают воспоминания о том, как он целовал меня. И как никогда в такие моменты я хочу вернуться в прошлое, чтобы хотя бы на мгновение снова почувствовать всё то, что я ощущала тогда, когда нам с Йеном казалось, что весь мир мы с ним делим только на двоих. Когда мы были знакомы всего-ничего, но нам казалось, будто бы мы знаем друг друга всю жизнь. Когда мы были безумно влюблены.

Однако жизнь продолжается. И своему прошлому я точно не дам разрушить настоящее и будущее и сделать больно людям, которые так мне дороги.

Нина на несколько секунд задержала взгляд на только что написанных строках и, отложив ручку, закрыла толстую тетрадь. В этот момент в комнату зашёл Остин. Болгарка поспешно отложила дневник сторону.

– Нинс, тут Кэндис звонит. И пары дней без тебя не может! – хохотнул парень, протягивая трубку.

Добрев улыбнулась и, взяв телефон, вышла из комнаты, совершенно забыв о дневнике. Стоуэлл бросил взгляд на толстую тетрадь, лежавшую на кровати, и уже хотел было убрать её на прикроватную тумбочку и уйти, но что-то его остановило. Он рассмотрел обложку тетради: ничего примечательного, красивая фотография какого-то маленького средневекового городка – Нина такие очень любила. Стоуэлл не знал, что его девушка ведёт дневник, поэтому он не увидел ничего зазорного в том, чтобы открыть тетрадь и глазами пробежаться по тому, что в ней было написано. Что тетради этой Николина доверяла все свои секреты, Остин понял практически сразу: об этом говорили не только обращение «дорогой дневник» в начале большинства записей, но и часто встречавшиеся имена друзей и близких: Кэндис, Остин, Дерек, Сандро, Пол… Йен. Стоуэлл не хотел вмешиваться в личное пространство Нины, однако, наверное, именно в этот момент сомнения, так долго душившие его, достигли апогея. Он чувствовал, что, возможно, должен зайти чуть дальше границ внутреннего мира Нины, установленных ей самой, чтобы понять, как быть дальше. Кажется, ко всему, что могло быть написано в этом дневнике, Остин был готов. Нина обычно подолгу разговаривала с Кэндис по телефону, даже когда они находились в разных городах, поэтому у Остина было предостаточно времени, чтобы прочитать всё, что было написано в тетради.

Читая записи своей девушки, Остин словно бы переживал значимые для неё мгновения вместе с ней. Он не мог сдержаться от счастливой улыбки, читая первые записи Нины в этой тетради: они были сделаны как раз тогда, когда они летом вернулись из Нью-Йорка, и Николина честно признавалась прежде всего самой себе, что действительно влюбилась в Стоуэлла. Имя Йена, вопреки его ожиданиям, в записях встречалось редко, но в каждой строчке, написанной Ниной о нём, читалась сильнейшая боль и тоска.

В тот день Остин узнал обо всём: об истинных причинах переживаний Нины, о её планах… О настоящих причинах их с Йеном расставания. Нина никогда не говорила Остину о своих предыдущих отношениях, считая это законченной страницей своей жизни. Однако Стоуэлл и подумать не мог, что история Нины и Йена закончилась так. В этот момент Остину стало невероятно жаль эту хрупкую девушку, которая сейчас была рядом с ним, на чьи плечи выпало нелёгкое испытание, в котором она могла винить только себя. С тех пор прошло уже два года, но всё равно в своих записях Нина очень часто вспоминала о своём поступке, и Остин понимал: ей по-прежнему больно, и она действительно сожалеет. Нина также неоднократно писала, что теперь всё чаще задумывается о том, чтобы создать семью. Признавалась, что мечтает о двоих детях: девочке и мальчике. Строки, в которых Нина говорила о детях и семье, были пропитаны такой искренней теплотой, что на мгновение, читая их, Стоуэлл чувствовал какое-то облегчение. О семье они с Ниной почти никогда не говорили, и Остин этому сильно не удивлялся: они встречались чуть меньше года и имели сумасшедшие графики и немного другие приоритеты, в которые планы о создании семьи пока не входили, хотя Остин давно понял, что именно эту девушку он хотел бы в белом платье отвести к алтарю.

Остин листал страницу за страницей и чувствовал, как у него холодеют руки. Мысли и страхи, не дававшие ему покоя на протяжении вот уже нескольких месяцев, подтверждались. В последнее время в дневниковых записях Нины имя Йена стало встречаться гораздо чаще, и Остин понимал, что этот мужчина для неё не просто приятель или коллега, и этот факт не зависит от того, какие между ними сейчас складываются отношения. Стоуэлл стиснул зубы, читая последнюю запись, и чувствовал себя совершенно опустошённым, понимая, что в её сердце он всего лишь второй. Наверное, этого следовало ожидать: она постоянно пыталась заменить им в своей жизни Йена. Однако Остина она всё равно любила, но по-своему, любовью, скорее, сестринской, хоть пока и не понимала этого. «Я люблю его», – именно за эту фразу, относившуюся к нему, как за спасательный круг и последний шанс, хватался Стоуэлл. Странное дело, но в негодовавшем Остине совершенно не было злости на Нину. Она изо всех сил боролась со своими чувствами, была верна ему и действительно хотела ответить ему взаимностью на его теплоту и нежность. Остин не хотел отпускать куда-то и отдавать эту девушку, которая была для него светом. Он и сам видел, что она к нему тянулась, и эти порывы были искренни. Да и кому отдавать? Человеку, который уже не имеет к ней практически никакого отношения, у которого уже давным-давно свой путь и своя жизнь, с которым она счастлива уже не будет? В эти мгновения Остин сам выбрал свою дорогу. Он будет бороться за любовь девушки, даже имя которой так трепетно ласкало его слух и заставляло улыбаться, до конца. Он сделает всё для того, чтобы Нина снова начала улыбаться, как раньше – так же светло и искренне. Сейчас он готов был отдать всё за то, чтобы однажды она посмотрела на него с такой же нежностью, так же заворожённо, как смотрела на Йена, забыть о гордости, наступить на горло собственным эмоциям. Остин понял, что сейчас Нина находится на распутье и сама всем сердцем хочет забыть о своих чувствах к Сомерхолдеру. К тому же, опускать руки, сдаваться, отказываясь от своего счастья ради призрачных целей, было не в правилах Остина. Именно поэтому он принял этот жестокий вызов судьбы, веря, что однажды сердце Николины будет принадлежать лишь ему.

Стоуэлл прислушался: из кухни всё ещё доносился звонкий смех Николины – значит, она до сих пор разговаривала с Кэндис. Но парень всё равно поспешно положил тетрадь на место и вышел из комнаты.

– Ну ладно, Кэн, меня уже Остин заждался, пришёл на кухню с голодным взглядом в поисках завтрака, – хохотнула болгарка, подходя к Остину и целуя его в уголок губ.

– Беги к своему принцу, – услышал Стоуэлл смех Кэндис в телефонной трубке и усмехнулся.

Девушки попрощались.

– Я мог бы и сам найти, что поесть, ради этого необязательно было в срочном порядке прощаться с Кэндис, – улыбнулся Остин.

– Если бы ты не зашёл, ты бы меня увидел только к вечеру, – хохотнула Нина. – Ты же знаешь нас с Кэндис. Мы не общались с ней всего несколько дней, но у нас же накопилась куча всего, что мы просто обязаны были друг другу рассказать. Расстояние – ужасная штука.

– Скучаешь по ней? – с пониманием спросил парень, и в этот момент улыбка исчезла с лица болгарки.

– Безумно, – вздохнула она. – И не только по Кэндис. Знаешь, прошёл всего месяц, а мне кажется, что я не виделась с ребятами уже несколько лет. Наверное, должно пройти некоторое время до того момента, пока я привыкну, что больше не буду каждый день общаться с ними.

– Может, тогда не стоило уходить? – осторожно предположил Остин. – Если тебе было хорошо с этими людьми…

– Нужно уметь разделять карьеру и остальную жизнь, – перебила Добрев. – Я безумно люблю каждого из них, они – невероятные ребята. Безусловно, я буду скучать и по съёмочному процессу, и по уютной атмосфере на площадке тоже, но я понимаю, что если бы продолжила сниматься в «Дневниках», то могла бы упустить важное время, которое могла бы потратить на самореализацию в других проектах. Остин, уход из «Дневников» – это мой осознанный выбор. Мне грустно прощаться с этой важной страницей моей жизни, но я должна была это сделать. Я хочу развиваться дальше.

– Меня всегда восхищала в тебе твоя целеустремлённость, – сказал Стоуэлл. – Мне есть чему поучиться у тебя.

Нина поджала губы, а затем улыбнулась и обняла парня. Она сама не знала, зачем это делает, но в последнее время она всё чаще целовала и обнимала Остина, словно бы старалась убедить саму себя в правдивости своих чувств к этому человеку.

– Чем займёмся сегодня? – непринуждённо спросила она.

 – Ты выглядишь уставшей, – ответил Стоуэлл. – Может, лучше останемся дома? Скачай какую-нибудь комедию, а я схожу в магазин и приготовлю твой любимый шоколадный пирог. Заберёмся на диван, весь день ничего не будем делать – только есть и смотреть фильмы. Как тебе? – улыбнулся Остин.

– Господи, у меня самый лучший бойфренд в мире! – воскликнула Нина, всплеснув руками. – Подожди, я сейчас оденусь и съезжу в магазин вместе с тобой.

Нина уже хотела уйти, но Остин, взяв её за плечи, задержал её.

– Сегодня на кухне командую я, – сказал он, обнимая болгарку сзади, скрестив руки у неё на животе. – А ты отдыхаешь. Это не обсуждается.

– Так нечестно, – мотнула головой Нина.

– Всё, я ушёл! – крикнул Остин, отходя от девушки и поспешно хватая куртку.

Парень уже хотел было выйти из дома, как буквально около входной двери развернулся.

– Я кое-что забыл.

– Деньги? – спросила Нина.

– Нет, – хитро улыбнулся Остин. – Это.

С этими словами Стоуэлл притянул болгарку к себе и горячо поцеловал, оставив на её губах приятный привкус мяты.

Когда Остин ушёл, Нина задумалась. О таком парне, как Стоуэлл, действительно, можно было только мечтать: он был весёлый и заботливый, добрый и честный, очень внимательный и терпеливый. Рядом с ним на душе у Нины становилось теплее. Эти чувства очень напоминали ей то, что она обычно испытывала, когда приезжала в Торонто и после нескольких месяцев разлуки оказывалась в объятиях родителей и любимого старшего брата. Остин давно стал ей близким и очень родным, но когда он обнимал её, её сердце не замирало от трепета, когда он целовал её, по коже не бежали мурашки. Их отношения с Остином теперь развивались «по накатанной», и Нина с каждым днём всё острее чувствовала, насколько они отличались от их отношений с Йеном. Не было в них этакого «маленького взрыва», искр, сумасшествия. В них не было страсти – и речь идёт даже не только о сексе: порой Нину вогнать в краску мог один только взгляд Сомерхолдера, по которому становилось понятно, какие чувства она будоражит во всём его естестве.

С Остином Нина в отношениях была, скорее, на равных. С Йеном же она могла почувствовать себя слабой и беззащитной, иногда даже ведомой. Нине этого не хватало, хоть она и понимала, что, как бы её не любил Остин, другим человеком он не станет. Точнее – не станет Йеном. Она и сама не могла понять, почему за это время она так и не смогла почувствовать к Остину то, что испытывала к Йену. Наверное, для любви это совершенно неудивительно. Нина отчего-то чувствовала свою вину перед Стоуэллом. Её угнетали собственные ощущения, и как ей быть дальше, она не знала. Нина никогда бы не стала жить с нелюбимым мужчиной, но Остин сейчас был нужен ей как никогда: она всё же надеялась привыкнуть к нему и забыть наконец обо всём, что её связывало с совершенно другим человеком.

– Йен, где мы? – спрашивала Никки, пока Сомерхолдер, завязав ей глаза, осторожно вёл её за руку из леса, куда они приехали на пикник, на холм, откуда открывались потрясающие виды на зеленеющую долину Шеннандоа, находившуюся в нескольких десятков километров от Ковингтона.

– Сейчас увидишь, – отвечал он. – Осталось всего-ничего. Так, аккуратно, здесь небольшой спуск.

Йен поддержал Никки за руки, пока она аккуратно спускалась.

– Ещё буквально пару шагов.

Йен и Никки прошли ещё несколько метров и оказались наконец на месте.

– Смолдер, ты меня пугаешь, – хихикнула Никки.

– Я так похож на маньяка? – улыбнулся Йен, развязав девушке глаза.

– Вау… – только и смогла сказать Рид, когда увидела раскинувшуюся под ними казавшуюся бесконечной зелёную долину. Казалось, не только долина – весь мир был у неё на ладони, а во всей вселенной не было никого, кроме них с Йеном. – Это… Просто потрясающе, – выдохнула Никки.

– Мне вдруг захотелось сбежать ото всей этой суеты и вечного шума, – сказал Йен. – Только наедине с природой я могу найти гармонию с собой. В этом мы с тобой полностью совпадаем, и я вдруг подумал, что было бы здорово, если бы эти редкие дни, которые мы можем провести вместе – без бесконечных звонков, работы, нервов – мы провели на природе и обязательно побывали здесь.

– Лучшего подарка я не могла и ожидать, – сказала Никки.

– Но я привёз тебя не только поэтому, – продолжил Сомерхолдер. – Никки, – его голос стал тише и даже робее, – я давно чувствовал, что в моей жизни настала пора, когда мне стали нужны перемены. Мне надоело куда-то спешить, жить на работе, дышать лишь ею. Я давно мечтал о семье, но как трудно в этом мире встретить человека, с которым захочется связать свою судьбу и встретить старость, в котором ты увидишь своё отражение. Но судьба оказалась ко мне благосклонна, – улыбнулся Йен и взял Никки за руку, – и Бог послал мне тебя. Я сам не понимаю, что со мной происходит. Голова кругом и мысли путаются, когда я рядом с тобой… Это безумие. Именно поэтому я всегда хочу быть с тобой. В печали и в радости, в болезни и здравии. Идти с тобой рука об руку и во всём помогать. Воспитывать общих детей, видя в них твои черты.

В этот момент Сомерхолдер встал на одно колено и дастал из кармана брюк красную бархатную коробочку, открыв её.

– И если ты согласна разделить эту жизнь со мной… Я был бы самым счастливым человеком. Николь Хьюстон Рид, ты согласна стать моей женой?

Никки, не сумев сдержать эмоций, прикрыла рот руками и засмеялась, завизжав.

– Йен, я… Я люблю тебя, – только и смогла сказать она.

– Я принимаю это как согласие, – улыбнулся Йен и достал золотое кольцо, которое через несколько минут заблестело на пальце девушки, в этот день ставшей его невестой.

– Ты самый лучший, – выдохнула Никки, нагнувшись к Сомерхолдеру и взяв его лицо в ладони. Йен поднялся и накрыл губы девушки своими. Впереди их ждал насыщенный день.

Когда Никки ответила на его предложение руки и сердца согласием, Йен отчего-то почувствовал облегчение, и в голове у него пронеслась мысль: «Ну вот и всё. Скоро всё будет по-другому». Довольно странные мысли для счастливого жениха, но Сомерхолдера сейчас это волновало мало. Он, как и Нина, в последнее время отчаянно пытался скрыться от прошлого, и был уверен в том, что брак с Никки окончательно поможет ему обо всём забыть. Йен, давно мечтавший о детях, уже собирался завести с невестой разговор о рождении ребёнка – это, как был уверен Сомерхолдер, только укрепило бы их отношения, и Йен и Никки стали бы настоящей семьёй.

Йен умел говорить красиво, от его признаний в любви млели все девушки, которых когда-либо связывали с ним отношения. Однако были ли эти слова, которые он сказал Никки, искренними? Едва ли. Никки была для него кем угодно – собеседницей, подругой, даже любовницей – но не любимой женщиной. Все те чувства, которые он, как ему казалось, испытывал к ней, он выдумал сам, стараясь убедить себя в том, что влюбился. Йен был уверен, что, когда они с Никки поженятся, в нём проснутся чувства, хотя бы немного схожие с тем, что он испытывал к Нине – к той очаровательной, нежной и по-прежнему такой желанной для него болгарке, которая, казалось, исчезла из его жизни навсегда, но на встречу с которой хотя бы через некоторое время он почему-то так сильно надеялся.

Йен и Никки вернулись из Ковингтона в Атланту спустя три дня, вполне довольные проведённым там временем. Следующим пунктом назначения своего летнего отпуска они хотели сделать Португалию и даже выбрали место, где хотели бы остановиться – Гимарайнш, небольшой, но очень чистый и уютный городок на востоке страны, сразу привлёк их своими тихими улочками и размеренным, неспешным образом жизни. Поэтому чемоданы ребята особенно не разбирали, собираясь в ближайшие дни купить путёвки. Однако Йен втайне от Никки опасался совершать перелёт через океан: вот уже несколько месяцев его беспокоили сильные боли в сердце. От спазмов не спасали даже сильнодействующие болеутоляющие, а вскоре вдобавок к этому появилась одышка и сильная аритмия. От Никки своё состояние Йен старался скрывать, надеясь, что ему станет легче, и планируя обратиться к врачам уже после отпуска. Принять такое неосмотрительное и даже опасное решение его толкнуло отсутствие проблем со здоровьем в прошлом: Сомерхолдер придерживался здорового образа жизни, много занимался спортом, а потому даже не простуду жаловался редко.

– Йен, ты нигде не видел мою вторую серёжку? – спрашивала Никки, вот уже сорок минут обыскивавшая каждый уголок квартиры в надежде найти любимое украшение.

– Нет, – ответил Сомерхолдер, оторвавшись от журнала, который он читал в этот момент, – а что? Потеряла?

– Да, видимо, закатилась куда-то, – с досадой сказала Никки. – Уже почти час ищу, но всё без толку.

– Слушай, квартира немного заставлена мебелью, тут немудрено что-то потерять, – с сочувствием сказал Йен. – Ты проверяла в ванной?

– Только что оттуда.

– Гостиная? Комнаты? Спальня?

– Так, – Никки щёлкнула пальцами, – там я искала, но я вспомнила, что не отодвигала кровать в спальне…

– Серьга вполне могла оказаться между стенкой и кроватью, ты же часто снимаешь украшения в спальне, – проговорил Йен. – Пошли, я сейчас отодвину кровать и посмотрим.

Никки прошла в комнату вслед за женихом. Йен резким движением потянул кровать немного в сторону за спинку и в это же мгновение почувствовал, как сердце, быстро ударив три раза, словно бы перестало биться. Через несколько секунд на Сомерхолдера накатила такая сильная волна сжимающей боли, что ему на мгновение показалось, что грудная клетка вот-вот разорвётся. Йен непроизвольно простонал, у него начало двоиться в глазах, и он неловко плюхнулся на кровать. Никки метнулась к нему.

– Что с тобой? – с беспокойством спросила она, взяв лицо Йена в ладони. Он покраснел, жадно хватаы ртом воздух и пытаясь отдышаться.

– Я… Я не знаю, – проговорил он, приложив руку к груди в области сердца. – Внезапно начало болеть сердце…

– Я вызову «Скорую помощь», – сказала Никки, быстро встав с кровати, но Сомерхолдер взял её за руку и заставил снова сесть с ним.

 – Не надо, – проговорил он. – Никки, сейчас всё пройдёт. Только принеси мне стакан воды, если тебе несложно.

– Йен, с сердцем не шутят, – мотнула головой Никки.

Сомерхолдер сделал несколько вдохов и почувствовал, что спазм постепенно стал слабее.

– Никки, правда, мне уже лучше, – уже увереннее сказал он.

Рид встала с кровати и ушла на кухню, вернувшись через минуту со стаканом воды. Когда Йен сделал несколько глотков, спазм окончательно прошёл, и он смог привести дыхание и сердцебиение в норму.

– У тебя часто случается такое? – с беспокойством спросила Никки.

– Сегодня впервые, – соврал Йен. – Наверно, просто резко схватил кровать. Впредь буду осторожнее.

– Тебе нужно к врачу.

– Никки, перестань, – мягко сказал Сомерхолдер. – Уже всё прошло. Мне тридцать шесть лет, я крепкий здоровый мужик, что со мной может случиться? – улыбнулся он.