Текст книги "А может?.. (СИ)"

Автор книги: atranquility

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 52 страниц)

– Ты, блять, издеваешься надо мной?! – с остервенением взревел он.

Сомерхолдер замахнулся и с невероятной ненавистью опрокинул со стола стакан с водой, который через секунду со звоном разлетелся по плитке мелкими осколками. Добрев от неожиданности вздрогнула.

Йен подошёл близко к Нине и сверкнул на неё глазами. Он был в отчаянном исступлении, но в его взгляде, больше, чем негодование, читалась невообразимая боль. В каждой клетке его тела чувствовалось невероятное напряжение, и со стороны могло показаться, что ещё немного – и он даст ей пощёчину, однако болгарка этого не боялась, так как знала: он никогда не поднимет руку на девушку. Несколько секунд в помещении стояла страшная тишина, которая отдавалась в ушах каким-то звоном.

– Ты вообще когда-нибудь будешь прислушиваться к моему мнению или нет? – сквозь зубы спросил он, склонившись над её лицом. – Кто я в твоих глазах, чёрт возьми – мужик или так, половая тряпка?

– У тебя нет желания, чтобы я просто прислушивалась к твоему мнению: ты хочешь просто подмять меня под себя, признайся в этом хотя бы себе, Йен. Управлять собой я тебе не позволю никогда. Я не твоя собственность. – голос Нины звучал на удивление спокойно. – Отойди, – с отвращением прошипела она и вышла из кухни, задев мужчину плечом.

Вскоре Добрев уехала на встречу к Кевину, оставив Сомерхолдера один на один со своими эмоциями. Прийти в себя и хотя бы немного успокоиться ему помогла только дорога: за рулём он всегда чувствовал себя комфортно. Однако до нормального состояния Йену, по всей видимости, было ещё далеко, потому что Пол сразу увидел в нём негодование.

– С Ниной поссорились? – спросил он, когда друг приехал к нему.

– Так заметно? – пробормотал Смолдер.

– Бро, да от тебя разве что только пар не идёт! – воскликнул Василевски. – Выкладывай, что стряслось у вас?

Пол достал из бутылочницы французский коньяк марки Hennesy.

– Будешь? – предложил он.

– Я за рулём, – мотнул головой Йен. – Пошли ремонтировать машину, мне нужно отвлечься. Тогда и поговорим.

Спорить Уэсли не стал, и ребята отправились в гараж.

Пока Пол ставил машину на домкрат и снимал колесо, а Йен искал необходимые инструменты, Сомерхолдер успел вкратце описать произошедшее утром.

– Нина тебе не рассказывала о своих планах насчёт девятого сезона? – спросил брюнет, откручивая шайбу.

– Нет, – отозвался Василевски. – Со мной она об этом не говорила.

– Ну прямо как агент 007, – усмехнулся Йен. – Всё делает втайне.

– А знаешь, почему? – вдруг произнёс Пол. – Она уже боится твоей реакции на её решения по поводу работы. Слушай, из-за чего ты так относишься к её стремлению построить карьеру? Что в этом плохого?

– А, то есть, по-твоему, ещё не успев родить, бежать заключать контракт на новый сезон, прекрасно зная, что через несколько месяцев у тебя на руках будет маленький ребёнок, это нормально? – мужчина чувствовал, как злость закипает в нём вновь.

Йен открутил необходимые болты, и вместе с Полом они сняли рычаг подвески.

– Ладно, согласен, здесь она палку перегнула, – сказал друг. – Может, на эмоциях это сделала… Но у вас ведь возникали конфликты и до этого. Она не изменится, – покачал головой он, повторив то, к чему Сомерхолдер раз за разом приходил в эти дни. – Да и должна ли?

– Господи, да почему ты постоянно защищаешь Нину? – с раздражением спросил брюнет.

– Потому что это её жизнь, её работа, её карьера, её право выбирать, – ответил Уэсли. – Представь, если бы она была против того, чтобы ты занимался благотворительностью. Ты бы реагировал иначе?

Йен на мгновение задумался, но пример, приведённый Полом, всё равно показался ему неубедительным.

– Как бы я ни был увлечён чем-то, я всегда разделяю свою семью и то, чем я занимаюсь, – сказал он, вынимая ШРУС. – У Нины границы между этим отсутствуют напрочь. Она каждый раз пытается убедить меня в том, что наши отношения и карьера одинаково важны для неё, только вместо того, чтобы провести лишний вечер дома, она уезжает на очередной кастинг. Её отговорки у меня вот где уже, – выплюнул Сомерхолдер, указав на горло. – Её не изменила даже беременность.

– Может, вам обратиться к семейному психологу? – несмело предположил поляк. – Кому-то, говорят, помогает.

– Мы сами-то не можем разобраться в своих отношениях, хочешь сказать, что за нас это сделает какой-то левый мужик, знающий нас от силы часа два? – усмехнулся Йен. – Слушай, попробуй открутить эту втулку, она у меня что-то туго идёт.

Он протянул Полу ключ, и тот, с непривычки не очень аккуратно попытался отсоединить деталь.

– Осторожно! – воскликнул Смолдер. – Не выдерни внутренний ШРУС, порвёшь пыльник, и тогда без автосервиса точно будет не обойтись. Только тогда ты машину ещё недели три не увидишь.

– Чёрт, – выругался Василевски. – Говорю же, со ШРУСами дело не имел. Спасибо, что сказал.

Несколько минут друзья провели в молчании, но вдруг Пол прервал эту паузу.

– Скажи, ты любишь её? – спросил он, пристально посмотрев на Йена, и даже отвлёкся от работы.

На самом деле, ответ Уэсли знал хорошо – так же, как и своего друга. Этот вопрос он задал для того, чтобы Йен хотя бы на несколько мгновений забыл о своей ненависти.

– Любви бывает недостаточно, бро. Я понял это только сейчас, – с горечью негромко произнёс брюнет. – Да, я по-прежнему люблю её, хотя ещё никогда мне не было так трудно находиться рядом с ней. Потому что без неё ещё хуже. Я могу сказать это даже сейчас, когда я дошёл до такого состояния, когда мне сильно хочется отвесить ей пощёчину. Я безоружен перед этими чувствами. Скорее всего, со временем всё уляжется, через пару дней мы отойдём, утром вновь проснёмся в одной постели. Но мне надоело жить от ссоры до ссоры, постоянно находиться в ожидании перемирия. Мы оба должны измениться для того, чтобы не разрушить всё окончательно, я знаю это. Мы пытались, но я вижу, что мы не можем сделать этого. Если даже у нас это получится, нам не принесёт это счастья. Нина не сможет без кинематографа, а я не сумею жить с постоянным ощущением того, что неволю её.

Йен помолчал немного, а потом задумчиво, несмело добавил:

– Может, нам и не стоило начинать всё сначала…

– Вы слабаки, – проговорил Пол, словно бы не слушая его.

Фраза Уэсли звучала безапелляционно и с презрением. Йен поднял на него взгляд.

– Почему? – с возмущением спросил он.

– Если ты действительно нуждаешься в человеке, то многое отходит на второй план, когда ты понимаешь, что ещё немного – и ты можешь его потерять. Сейчас вы оба рискуете навсегда упустить то, к чему так долго шли и о чём мечтали. Вы готовы сами отказаться от своих отношений, только бы не были попраны ваши собственные желания. Ну разойдётесь вы, найдёшь ты тихую девушку, которая будет смотреть тебе в рот и сидеть дома, готовить тебе обеды. Ты полюбишь её после стольких лет, проведённых с девушкой, которая является её полной противоположностью, но при виде которой у тебя так счастливо блестели глаза? Это большой вопрос. Я знаю тебя, как свои пять пальцев, и, поверь, обычная домохозяйка – это не твой вариант, что бы ты ни говорил по поводу того, что тебе нужна спокойная семейная жизнь. То же самое и с Ниной. Вы уже пытались завести новые отношения, что из этого получилось?

Сомерхолдер вздохнул.

– Вы только причинили боль друг другу и тем людям, которыми так отчаянно пытались друг друга заменить, – сказал Пол. – Глупо будет наступить на те же грабли ещё раз, тем более ты даже сейчас, поссорившись с Ниной вдрызг, без тени сомнения говоришь: «Я люблю её». Может быть, ваши чувства друг к другу для вас сейчас сродни какому-то наказанию. Здорово, когда можешь не задумываясь попрощаться с человеком и навсегда вычеркнуть его из своей жизни, не чувствовать ничего. Но вы другие. И если вы действительно хотите иметь совместное будущее, то у вас не останется другого выбора, кроме как просто побороть свой эгоизм. Или, в конечном итоге, произойдёт что-то, что ясно покажет вам, что вы уже давно стали единым целым. Когда родится ребёнок, вы оба изменитесь. Вам будет уже не до конфликтов и претензий, потому что ему нужна семья, где мама и папа любят не только его, но и друг друга, – друг похлопал Йена по плечу. От того презрительного тона, которым Василевски начал разговор, не осталось и следа: он действительно хотел помочь. – Знаешь… Просто представь, какой станет твоя жизнь без этой девушки. Или вспомни, что ты чувствовал, когда три года на работе пытался улучить момент, чтобы поговорить с ней о каких-то пустяках, а приходя домой, называл любимой другую. Ты готов повторить это всё ради каких-то призрачных ценностей? Только уже без возможности что-либо вернуть.

Йен молчал, не зная, что сказать.

– Подумай об этом, – мягко произнёс Уэсли.

Слова Пола произвели на Сомерхолдера сильное впечатление, хотя он пока был зол на Нину. Удивительно, но к теме их взаимоотношений они больше не возвращались: Василевски дал другу пищу для размышлений, и подумать обо всём он должен был в одиночестве. Йен провёл у Пола несколько часов, пока они ремонтировали его автомобиль, а потом проверяли его, немного поездив по окружности, чтобы убедиться, что звуки под колесом исчезли.

По пути домой Йен долго думал обо всём том, что сказал ему друг, и понимал, что в чём-то он прав. Однако размышлять о чём-либо, наблюдая лишь со стороны, всегда легче, чем, оказавшись в такой ситуации, в которой были сейчас Сомерхолдер и Добрев, принимать решения. Йен не знал, что его ждёт, когда он вернётся домой. Сейчас ему казалось, будто бы он живёт на пороховой бочке, которая грозила вот-вот взорваться.

Йена угнетала тишина в автомобиле, поэтому он включил радио, на котором начинался выпуск новостей часа. В какой-то момент его сердце дрогнуло.

«Масштабный теракт произошёл в торговом «Eaton Centre» в Торонто». На первом этаже здания террористической группировкой оказалось заложено три самодельных взрывных устройства. Несколько взрывов один за другим прогремели в промежутке между 14:50 и 15:00 по канадскому времени», – сообщалось в репортаже. «Перекрытия не выдержали, и посетители, находившиеся в этот момент на первом этаже, в один миг оказались под завалами здания. По словам очевидцев, оно было окутано чёрным дымом, который сохраняется до сих пор и препятствует проведению спасательных работ. По предварительным данным, в торговом центре в момент теракта находилось больше двухсот пятидесяти человек. Найдены тела пятидесяти четырёх погибших, ещё около девяноста человек пострадали и уже транспортированы в ближайшие госпитали. Мы продолжаем следить за развитием событий».

Услышав о происшествии в родном городе Нины, Сомерхолдер почувствовал, как у него начинают дрожать руки. Он постарался быстро отогнать от себя негативные мысли, но в его душе поселился страх. Как назло, телефон был полностью разряжен, и позвонить Сандро или родителям Нины, чтобы убедиться, что всё в порядке, он мог только после того, как вернется домой. Сомерхолдер прибавил газа: сердце было не на месте.

Зайдя в дом, Йен услышал громкие всхлипы.

– Нина! – с тревогой позвал он, но ответа не последовало. – Нина! – крикнул Йен громче, даже не раздеваясь, пройдя в глубь дома.

На кухне он обнаружил Добрев. С ней была настоящая истерика: она стояла, прижавшись к столешнице, каждую секунду вздрагивая, и одной рукой держалась за голову, а другой – за телефон. Лицо было красным, дыхание сбивалось, а по щекам текли слёзы.

– Что произошло? – дрожащим голосом спросил Сомерхолдер.

В этот момент он совершенно забыл о том, что между ними было утром.

Нина смотрела на него, но не могла сказать и слова, будто бы находясь в какой-то прострации, и лишь жадно хватала ртом воздух.

– Нина, ответь! – прорычал Йен, взяв девушку за плечи.

– В Торонто теракт… – наконец, заикаясь, тихо проговорила она. – Мама и папа… Они были там.

В следующее мгновение Нина повторила свою фразу, но это был уже крик, полный боли и отчаяния.

– Йен, они были там!..

Комментарий к Глава 52 *Утр – как бы коряво ни звучало это слово, но оно есть! И слово “утро” во множественном числе действительно склоняется по падежам. Мне этот вопрос не давал покоя трое суток:D

**ШРУС – шарнир равных угловых скоростей. Обеспечивает передачу крутящего момента при углах поворота до 70 градусов относительно оси.

***”Королла” – автомобиль марки “Toyota Corolla”.

====== Глава 53 ======

Нина и Йен многое отдали бы, чтобы забыть всё то, что происходило в течение следующих нескольких часов. Тревожное ожидание, каждая минута которого словно бы начинала медленно течь по венам ледяной водой вместо крови, не оставляя шанса спастись от самых страшных мыслей, будто ветви ядовитого растения, обволакивавшая и отравлявшая сознание, вытеснявшая из сердца самое дорогое, что у них было сейчас, – надежду. Несмелый голос Сандро в телефонной трубке: «Пока ничего неизвестно». Слёзы отчаяния и обессиленный шёпот в тишину: «Пожалуйста, пусть всё это окажется страшным сном…» И, наконец, звонок из Торонто, который, кажется, вырвал из груди частичку сердца. В тот вечер Нина впервые за долгие годы услышала, как плачет её старший брат. А Йен впервые увидел, как в глазах этой бойкой девушки, которая шла по жизни, смеясь, погас огонёк.

– Нет, пожалуйста, нет!!!

Добрев почувствовала, как начинают дрожать руки, в глазах в один момент потемнело. Ей хотелось закричать, но в грудной клетке уже не хватало воздуха.

– Нина, пожалуйста… – несмело, безуспешно стараясь справиться со слезами, бормочет Сандро, но сестра его уже не слушает и не слышит.

На негнущихся ногах, шатаясь, она прошла к дивану и неловко плюхнулась на него, едва не упав. Сомерхолдер не слышал её разговора с Александром, но всё понял. Он тотчас же метнулся к девушке.

Кажется, ни Нина, ни Йен уже не помнили ни о чём из того, что между ними произошло утром: сейчас он был очень нужен ей, вопреки всем обидам, и он готов быть рядом – как и всегда. Йен не говорил ни слова, не целовал её, как делал это раньше, пытаясь успокоить, не гладил по волосам – лишь прижимал её к себе всё крепче, словно бы стараясь забрать часть её боли. Нина не сопротивлялась: она, может быть, и сама до конца не осознавала, насколько крепкой была та незримая нить, которая связывала их все эти годы и над которой оказались не властны расставания, конфликты, непонимание, и насколько родным для неё стал этот мужчина, который сказал ей когда-то очень правдивые слова: «Мы уже никогда не станем друг другу чужими». Болгарка только прижималась мокрой от слёз щекой к его груди, вздрагивала и повторяла:

– Мама… Папа…

Болгарка смотрела куда-то вдаль, но казалось, что она ничего не видела. Её взгляд не выражал ничего, кроме потерянности, которая сейчас была равна отчаянию.

Так они сидели около пяти минут – вне времени и пространства. Из этой необъятной страшной пустоты, поглотившей их обоих в одно мгновение, как водоворот, Нину и Йена вырвал повторный звонок Александра. В этот раз трубку снял Сомерхолдер. Они разговаривали недолго: Йен принёс свои соболезнования и старался поддержать Сандро, но подбирать слова ему было невероятно трудно. Да и какие слова могли бы помочь сейчас? Нужны ли они в моменты, когда хочется вырвать своё сердце из груди, стереть память, уснуть и забыться – лишь бы не было так больно? Алекс просил Йена только об одном: привести Нину в чувства.

– Йен, пожалуйста, купи мне билет в Торонто, – дрожащим голосом, заикаясь, попросила она после того, как сама поговорила с братом.

Отпустить её в другую страну беременную, в таком состоянии и совершенно одну (Йен не знал, удастся ли ему уладить все вопросы с руководством, если он в разгар съёмочного процесса уедет минимум на несколько дней), было для него просто немыслимым, но он понимал: поступить в этой ситуации иначе невозможно. Нина должна быть сейчас в родном городе. Ей нужно это.

– Я обещаю, что куплю билет на первый же рейс, – сглотнув, тихо ответил Сомерхолдер. – Но только при одном условии: если я убежусь, что ты в состоянии лететь и с тобой ничего не случится.

Добрев провела ладонями по лицу и глубоко вздохнула, почувствовав, как слёзы снова подступают к горлу, но спорить с ним не стала: сейчас она полностью доверялась ему, так как понимала, что самой ей с нахлынувшими эмоциями не справиться, и боялась, что её состояние может негативно отразиться на ребёнке.

Йен сдержал своё обещание: он сразу позвонил в аэропорт и узнал, когда будет ближайший рейс на Торонто: вылет был назначен на 2:30. За время, остававшееся до отлёта, он, как мог, старался успокоить Нину: отпаивал её горячим чаем, консультируясь с семейным врачом, подбирал в домашней аптечке препараты, которые помогли бы ей хотя бы немного отойти от потрясения, а главное – ни на минуту не оставлял её, позволяя ей понять важную вещь: в эти страшные для неё минуты она не одинока. Удивительно, но все эти несколько часов они почти не разговаривали: что чувствует Нина, Йен видел в её глазах, а то, как ей хочет помочь он, она видела в его действиях.

Конечно, отпускать Нину одну Сомерхолдеру было страшно, но для себя он решил, что сделает всё возможное, чтобы прилететь в Торонто как можно быстрее, и не только потому, что боялся оставлять девушку: её семья стала родной для него самого, и горе, произошедшее в ней, становилось для него собственной болью.

– Позвони, когда прилетишь, хорошо? – попросил Йен, когда они уже находились в аэропорту.

Добрев едва заметно кивнула, перебирая складки лёгкого платья.

– Сандро встретит тебя? – спросил Сомерхолдер.

– Да, – тихо ответила Николина. – Йен, спасибо тебе за заботу, – вдруг проговорила она. – Это, правда, очень дорого.

Она помолчала немного, а затем добавила:

– Я постараюсь, чтобы…происходящее… – девушка запнулась. – Никак не отразилось на нашем малыше.

В этот момент диктор оповестил пассажиров о том, что регистрация на рейс началась.

– Спасибо за всё, – вновь сказала болгарка.

– До встречи, – пробормотал Йен, не осмелившись приблизиться к ней, чтобы обнять.

Добрев уже было двинулась по направлению к стойкам регистрации, но в один миг его словно бы вырвали из забытья, и он, будто опомнившись, всё-таки окликнул её.

– Нина!

Девушка обернулась, и Сомерхолдер всё же подошёл к ней.

– Я буду рядом…если тебе будет нужно… – с робостью произнёс он.

Нина подняла на него глаза, полные слёз, и прошептала:

– Ты всегда будешь нужен мне. Несмотря ни на что. И особенно ты нужен мне сейчас, правда. Не оставляй меня, пожалуйста.

В голосе болгарки слышалось отчаяние и невероятный страх. Ещё никогда она не выглядела настолько хрупкой и беспомощной, и Йену сейчас больше всего хотелось одного: защитить её, закрыть собой ото всего того, что на неё навалилось. Он взял её за руку, переплетая её ледяные пальцы со своими тёплыми. И этот жест был вместо тысячи слов и служил ясным ответом на её просьбу.

Следующий месяц Нина жила словно в бреду. Подготовка к похоронам, звонки родных и друзей, которые хотели поддержать её в ситуации, попасть в которую не пожелаешь, наверное, своему заклятому врагу, дождливые дни в Торонто – словно бы небеса плакали вместе с Ниной… Всё это слилось для неё в единый поток, с каждым днём всё дальше уносивший её от прежней жизни – жизни, где она была беспечной девчонкой, которая, уже даже уйдя из детства, всё равно неизменно находила в него лазейку, оказываясь в родном доме, где её всегда ждали самые близкие люди: мама, папа и брат. Своих родителей болгарка, кажется, ни разу, даже в разговорах с друзьями, не назвала «отец» и «мать» – только «мама» и «папа», «мамочка», «папулечка». Она была одинаково близка с ними обоими, всегда делилась с ними самым сокровенным. Так забавно для неё было наблюдать за реакцией Николая на новость о том, что она хотела бы познакомить их со своим молодым человеком, и услышать его фразу, сказанную строгим тоном: «Ну, когда я с ним пообщаюсь, тогда и посмотрим, кто он для тебя – молодой человек или так, заезжий парень, который утром уедет обратно в Ковингтон», так хотелось поскорее прилететь в Торонто, когда Йен сделал ей предложение, а затем и тогда, когда она узнала о том, что беременна, чтобы шёпотом, украдкой, словно бы боясь спугнуть своё счастье, рассказать любимой маме о том, что она чувствует. Каждый раз, думая о том, какой будет её свадьба, Нина представляла, как её в белоснежном платье с красивой фатой к алтарю поведёт отец, и в этот момент воплотились бы в реальность все её мечты из далёкого детства, когда она ещё маленькой девочкой мечтала почувствовать себя в этот особенный день настоящей принцессой.

Особняк, в котором жили их родители, Нина полностью доверила Сандро: сейчас ей невыносимо было находиться там, где каждый уголок напоминал о самых дорогих людях, которых не вернуть уже никогда, и возвращал в те счастливые дни, когда они праздновали Рождество и Новый год, вместе с таким нетерпением ждали поездок на море, в Болгарию, катались на ватрушках с заледеневших горок всего пять месяцев назад, забывая о своём возрасте и дурачась, как малые дети, а потом отогреваясь горячим шоколадом у камина в уютной гостиной, объединив две большие семьи. Может быть, потом когда-нибудь станет легче… Но, наверное, не сейчас, и даже не через год или два. Брат, в свою очередь, не посмел менять что-то в родительском доме: после всего произошедшего он, наоборот, очень часто приезжал туда, долго бродил по комнатам, пристально рассматривая деревянную утварь, часть из которой была сделана самим Николаем, причудливые узоры на обоях, то, как была расставлена мебель. В такие минуты ему начинало казаться, что родители по-прежнему рядом.

Нине и Александру было двадцать восемь лет и тридцать два года, но они ощущали себя маленькими детьми, в один миг оставшимися круглыми сиротами, – наверное, то же самое чувствуют все люди в любом возрасте, когда из жизни уходят их родители.

Йен смог выбраться в Торонто лишь спустя неделю после гибели родителей Нины, но он успел на похороны и не покидал болгарку ни на минуту. Однако после того, как всё закончилось, он поспешил увезти её из Канады, потому что и сам видел, насколько ей тяжело быть там.

Нина держалась за Йена, как за спасительную соломинку в реке с сильным течением, которая не давала уйти с головой под воду окончательно и утонуть.

Они засыпали в одной постели, но физическая близость сейчас им была не нужна.

Они держали друг друга за руки и порой просто молчали, сидя рядом, когда Нина клала голову ему на плечо и закрывала глаза, ощущая какое-то невероятное – не физическое, а душевное – тепло, а он боялся её потревожить.

Они боролись. Вместе.

Говорят, время лечит. Наверное, это всё-таки правда. Как бы Нина не убегала от воспоминаний, это всё равно было сильнее неё, и она постаралась научиться просто их не бояться. Она начала открывать семейные альбомы и рассматривать фотографии. Почти всегда плакала. Но со временем она стала понимать Сандро, который так стремился в отчий дом: ей так хотелось хотя бы ещё минуту побыть с мамой и папой наедине…

– Джозеф, у тебя был такой смешной дедушка, – услышал Йен тихий голос Нины, доносившийся из их спальни.

По обыкновению, он заварил для неё её любимый чёрный английский чай: она пила его по вечерам. С подносом он застыл у порога комнаты и прижался к стене. В приоткрытую дверь он увидел, что болгарка сидела в кресле-качалке, рассматривая фотоальбом, бережно перебирая тоненькими пальчиками (за это время Нина сильно похудела, как бы её близкие ни старались оградить её от стресса, насколько это возможно) одной руки его страницы, а другой рукой с невероятной нежностью гладила живот.

– Знал бы ты, какой допрос пришлось вытерпеть твоему папочке, когда он знакомился с ним! – кажется, Нина улыбалась. – Но твой папа молодец, он стоически выдержал всё и даже, кажется, бровью не повёл. Уже на следующий день уплетал за обе щеки баницу – коронное блюдо твоей бабушки. Это слоёный пирог с брынзой. Он даже Сандро ничего не оставил, представляешь? Когда тебе исполнится года четыре, я постараюсь приготовить его тебе, хотя, наверное, так же вкусно у меня не получится.

У Йена от напряжения и нахождения в одной позе начали болеть руки, но он не сдвинулся с места и, как заворожённый, наблюдал за Ниной. Кажется, впервые за долгое время она вспоминала о своих родителях без слёз.

– Мне так жаль, что ты не познакомишься со своими бабушкой и дедушкой… Они очень ждали тебя.

Голос девушки дрогнул.

– Но я обязательно расскажу тебе о них, когда ты подрастёшь. Но у тебя есть ещё одни замечательные дедушка и бабушка – Роберт и Эдна. Они – родители твоего папы и тоже очень любят тебя. Как и все мы.

Сомерхолдер пошатнулся, и паркет скрипнул. Нина встрепенулась и подняла голову. Йен вошёл в комнату.

– Я даже тебя не заметила, – мягко произнесла она, взглянув на него и едва улыбнувшись.

– А я… Чаю тебе сделал, – непринуждённо сказал мужчина, поставив поднос на тумбочку. – И ещё… Попробуй круассан. Очень вкусный.

– Спасибо большое, – ответила Добрев, потянувшись к чашке.

– Осторожно, он ещё горячий! – предупредил Йен, и девушка кивнула, аккуратно подув на жидкость. – Чем занимаешься? – несмело спросил он, усевшись на пуфик рядом.

– Смотрю фотографии, – ответила Добрев, сделав глоток и отставив чашку. – Нашла старый альбом – в нём преимущественно фото из детства, когда мне не было и десяти лет. Удивительно, но большинство из них я просматриваю как будто в первый раз. Но помню практически всё, что на них происходит.

– А я, наоборот, не помню ничего из раннего детства, – сказал Сомерхолдер. – Оу, где это вы? – спросил он, указав на фото, на котором семейство Добревых было запечатлено рядом с каким-то небольшим зданием в полном составе: Микаэла, Николай, Нина и Александр. На фоне было много других детей. Нине на вид было лет семь, и она выглядела испуганной. – Почему ты тут такая невесёлая?

– О, это же первое сентября, – с энтузиазмом ответила болгарка, посмотрев на снимок. – Я плакала всё утро, думая, что мама и папа пытаются отправить меня в какой-то лагерь навсегда. Меня не успокаивали даже убеждения Алекса, который к тому моменту уже перешёл в четвёртый класс и заверял, что его там не обижают и не ставят угол на весь день. Папа утром строго сказал мне, чтобы я перестала валять дурака, но он так волновался за меня, когда они с мамой отвезли нас с Сандро в школу и я разрыдалась снова.

Нина со вздохом вновь посмотрела на фотографию, проведя по ней рукой.

– Когда классные руководители начали забирать детей и разводить их по классам, папуля сел на корточки, взял меня за плечи и сказал: «Зайка, помни: мы с мамой и Сандро очень тебя любим. Всё будет хорошо, потому что я никому не дам в обиду мою маленькую принцессу. Через три часа ты вернёшься домой, мы соберёмся за большим столом, и ты расскажешь нам всё-всё-всё, что с тобой сегодня происходило. Договорились?» Я, хлюпая носом, кивнула. Он произнёс напоследок: «Посмотри на меня, Николина. Ты же боец! Моя храбрая, умная девочка». Его слова подействовали на меня гипнотически: во мне будто бы щёлкнул нужный выключатель, и, оказавшись за партой, я успокоилась. И каждый раз, когда по какой-то причине в школе мне становилось страшно, – перед контрольной или прививкой, например, – я вспоминала слова папы.

Йен внимательно слушал рассказ Нины, не отводя от неё взгляд.

– У тебя замечательные родители, – прошептал он, коснувшись её руки.

Нина поджала губы и почувствовала, как по щекам, вопреки её усилиям, потекли слёзы.

– Они всегда и во всём поддерживали меня, – сказала она. – Как же я боялась ехать в Атланту на пробы в «Дневники вампира»!.. В последний момент я хотела отказаться, но папа строго сказал: «Что же ты делаешь? Я не узнаю свою дочь! Это же твой шанс, твоя мечта. И я не хочу увидеть, как ты её упускаешь». А мамочке в первые дни съёмок я постоянно рассказывала, что происходит у нас на площадке. Бывало, мы сначала болтали по телефону вечером, а потом ещё полночи переписывались, – девушка рассмеялась сквозь слёзы, ладонями стерев их с щёк. – Счета приходили страшные, но я не могла отказаться от этого. Кэндис постоянно ругалась: «Добрев, до тебя не дозвониться! Я уже выучила фразу тётки-оператора: «Недостаточно средств на счету абонента входящего вызова». А это ведь означало только одно: счёт ушёл глубоко в минус. Подключать «Скайп» не было смысла: интернет в наших павильонах был нестабильный, как ты помнишь, а в отелях вай-фай постоянно отрубался. И я раз за разом бегала в ближайший салон сотовой связи. Ведь столько всего хотелось рассказать… Особенно когда я познакомилась с тобой.

Сомерхолдер опустил взгляд и улыбнулся.

– Я так скучаю по ним, Йен, если бы ты только знал… – прошептала Нина, закрыл лицо руками.

Мужчина положил руку ей на плечо.

– Они всегда будут рядом с тобой, – тихо произнёс он. – И они бы обязательно гордились тобой. Ты сильная, Нина. Ты действительно боец.

Он помолчал немного, а затем добавил:

– У тебя его глаза.

– Знаешь, – вдруг сказала она, – я всегда мечтала о том, чтобы рядом со мной был мужчина, похожий на него. С таким же сильным характером, человек, рядом с которым я бы чувствовала себя, как за каменной стеной, но вместе с этим удивительно лёгкий, смешливый. Чтобы от него я чувствовала бы такую же заботу и видела, что он верит в меня, как папа. Я не знаю, что происходит между нами сейчас, – Нина сделала паузу, задумавшись. – И что нас ждёт в будущем… Но я всё это нашла в тебе. И мне так страшно потерять тебя… Что бы между нами ни происходило. Прости меня за всё, – прошептала она.

Сомерхолдер ничего не ответил, лишь погладил её по волосам, убрав одну прядь ей за ухо.

– Всё будет хорошо, – наконец шепнул он. – Я рядом с тобой. С вами, – сказал он, накрыв руку Нины, которую она держала на животе, своей ладонью.

– На протяжении какого-то времени я хотела назвать сына Николаем, в честь папы, – призналась Добрев. – Но что-то внутри ёкнуло, будто бы кто-то на ухо прошептал: «Не надо этого делать». И я поняла, что нашего сына будут звать Джозеф.

– Мы обязательно покажем ему все эти фотографии. Он должен знать, какие прекрасные у него были бабушка и дедушка. И до сих пор есть. Пусть и не рядом с ним.

Нина закрыла глаза и едва заметно закивала. Справляться с потерей ей было сложно: ей казалось, что она ходила по краю какой-то пропасти, что ещё чуть-чуть – и она сорвётся вниз. Но слова “всё будет хорошо” приобретали для неё особый смысл, были наполнены светом и надеждой, будучи произнесёнными человеком, который раз за разом по кирпичику выстраивал вместе с ней их будущее, которое рушила судьба, видимо, решившая испытать их “по полной программе”.